Глава XII. Неуязвимых нет

ВЫДЕРЖКИ ИЗ АЛОГО ДНЕВНИКА.

Рен поднял глаза на девушку, стоявшую рядом со мной и Айресом, и переспросил, не скрывая удивления: «Прощаешь? Ты и вправду прощаешь меня?» 
– И не только я, – ответила она, уверенно глядя ему в глаза. – Не только я прощаю Вас, Рен Волвес. Он тоже. 
– Он?! – воскликнула я. 
– Я прихожу сюда каждый день не только потому, что это место памятно для моего отца, – тихонько молвила Лилиан. – Я прихожу сюда, потому что его душа сейчас здесь.  

Теперь понятно… Душа демона, убитого кем-то дорогим для него, не растворяется в воздухе, как при других смертях. В этом случае душа закрепляется в определённом объекте, который был важен демону при жизни, и, фактически, демон продолжает жить. Но такая связь очень слаба, и, если у души не хватит сил, она исчезнет. 
– Он сейчас… здесь? – тихонько спросил Рен, усиленно сдерживая всю горечь и боль, переполнявшие его. 
– Здесь, – послышался очень родной голос из воды. – Прости, Лю, что убил тебя. Это вышло случайно. 

В ту секунду на берегу появился Асмодей, светившийся от счастья увидеть нас вновь, ведь столько лет мы не приходили на это озеро все вместе. Он стоял в воде, не двигаясь, держа руки в карманах, и улыбался, глядя на меня.  
– Как всегда игнорируешь меня? – дрожащим голосом спросил Рен, нервно улыбнувшись, не в силах больше сдержать сожаления. 
– Я вижу, что тебе больно, Астарот, – ответил Асмодей. – И я прощаю тебя. 

Выражение лица Рена было крайне неоднозначным. Он был очень удивлён, но в то же время чувствовал облегчение. Однажды, уже после смерти Асмодея, Рен признался, что все эти годы его мучило чувство вины за то, что он забрал возлюбленную своего лучшего друга и разрушил их отношения. Думаю, все 3 тысячи лет Рен ждал этого момента. Момента, когда он сможет услышать самые желанные для него слова. 
– Прости и ты меня, Астарот, – продолжал Асмодей. – Я так отчаянно жаждал трона, что в итоге отдал свою жизнь за него. А стоило ли оно того? Я осознал всё уже после смерти.

Асмодей был настроен на беседу с Реном, которую они оба ждали несколько тысячелетий.  
– Как насчёт того, чтобы пообедать с нашей новой знакомой? – дружелюбно сказала я, глядя на Айреса и Лилиан. – Идёмте же в Лакрим, я угощу вас своим любимым чаем. 

Они посмотрели на меня с непониманием, но я дёрнула их за руки и быстро увела в замок. Не думаю, что Рену и Асмодею сейчас нужны были посторонние, даже при мне они бы не стали говорить так откровенно, как наедине. Пусть пообщаются как в старые добрые времена, им это нужно. Особенно Рену – я боюсь за него. Ему сейчас очень нужен этот разговор по душам. 

Когда мы зашли в Лакрим, я увидела огромное удивление и восхищение в глазах Лилиан. Видимо, она даже не представляла, как выглядит замок внутри. Мне жаль эту девочку: вряд ли у неё была мать, зная Асмодея, Лилиан, скорее всего, дочь одной из служанок или даже хуже. Вряд ли она вообще знает, кто её мать. Внутри поместья Фенлил, конечно, всё тоже очень красиво и богато обустроено, но с замком Королевской семьи в сравнение не идёт. Понимаю удивление Лилиан: когда я первый раз вошла сюда, то поняла, что значит человеческое выражение «рай наяву». У нас «Рай» ассоциируется немного с другим, но раз уж в представлении людей «рай» – удивительно прекрасное и комфортное место, можно сказать, что Лакрим – это «рай». 
– Ты никогда никому даже не показывала свой любимый чай, кроме повара, – обиженно и с некоторым удивлением сказал Айрес. – Почему ты вдруг решила угостить им нас? И что вообще за чай такой? 
– Earl Grey. Не слышал о нём? Я его обожаю. И это неправда, что никто больше его не видел! Рен тоже его любит! – возмущённо ответила я.  
– Ваш чай, господин Айрес, – сказал дворецкий, вошедший в столовую с подносом, на котором было две чашки чая. – А это Ваш, юная леди. 
– А мамин? – спросил Айрес. 
– Я не хочу, у меня есть другие дела, – улыбнувшись, сказала я и быстро ушла из столовой, оставив их вдвоём. Сегодня много кому нужен был приватный разговор.

Отдаляясь от запаха бергамота, я шла в свою комнату. Я была не в силах унять свои переживания за Рена и Асмодея, всё время думая о том, как у них сейчас дела и каким станет Рен после этого разговора.  

Открыв дверь, я увидела сидевшего на моей кровати Бела, который явно был чем-то недоволен. 
– Привет, Бел, – удивившись, сказала я. 
– Привет, – ответил он. 
– Что-то случилось? Почему ты здесь? 
– Почему вы больше не посвящаете меня в свои планы, Лю? – недовольно спросил он. – Почему я только сейчас узнал от Ная о наследнике Асмодея и о том, что у Айреса какие-то связи с ним? 
– С ней, – поправила я, неоднозначно глядя на него. 
– Это ещё и девушка?! – воскликнул он. 
– Расслабься, Бел, мы уже всё уладили. 
– Вот об этом я и говорю! Почему всё важное стало происходить без меня? 
– Прости, – растерянно сказала я. – Мы как-то не подумали даже… 
– Не подумали? Ты серьёзно?! Я думал, что мы друзья, вообще-то! 
– Ну прости меня… Я правда не специально… Просто всё произошло так быстро и неожиданно, что я забыла поговорить с тобой на эту тему. Обычно мы всегда всё решали самостоятельно, поэтому мне и в голову не пришло, что теперь наш список посвящённых пополнился. 
– Ладно, так и быть, забудем. Мне нужно сказать тебе кое-что, но я должен быть уверен, что ты меня поймёшь, а не убьёшь прямо сразу, – неуверенно начал Бел. 
– Хорошо, – с удивлением ответила я. 
– Дело в том… эээ… я ведь говорил тебе о своей симпатии к кое-кому? 
– Ты про Мэй? Ну и? 
– В общем… она приходит ко мне… иногда. 
– Приходит?! 
– Ну… мы… общаемся, – сказал Бел, глядя в сторону и краснея. 
– Вот как? И насколько близко? – с некоторым недовольством поинтересовалась я, сев на кровать. 
– Не настолько, насколько ты подумала. Она всё ещё неровно дышит к Рену. 
– Ах, вот оно что? Интересно. Любит Рена, живёт с Эрвином и бегает к тебе – знаешь, как называют таких женщин? – усмехнувшись, сказала я. 
– Самое отвратительное то, что она любит Рена, неравнодушна к Эрвину и привязалась ко мне. Она не просто тот тип женщин, на который ты намекаешь, у неё есть некоторые чувства ко всем нам. И это меня больше всего раздражает. 
– Странный ты, Бел, – мягко улыбнувшись, молвила я. – Почему ты всегда цепляешься за женщин, которые не могут быть только твоими? Лично я не могу делить любимого мужчину с кем-то ещё, он должен быть только моим. И я тогда сбежала в Бездну, узнав про Рена и Мэй, не потому, что ничего не могла сделать. Я не захотела даже пробовать, потому что это был удар по моему самолюбию. У всех есть гордость, знаешь ли, но видимо, не у тебя, да? 
– Тут ты права, я и правда какой-то неправильный. Но разве бороться за свою любовь – плохо? 
– Наоборот, это характеризует тебя как сильную личность. Но тебе стоит избавиться от пристрастия к таким романам, это ведь не первый раз. Пусть у тебя впереди и длинная жизнь, но ты уже сформировался как личность, ты же был человеком, а люди в твоём возрасте уже нуждаются во взаимной любви. Это нам в вашем возрасте ещё ничего не надо. 
– Ты так думаешь? Чем же, по-твоему, мы так отличаемся от вас, что взрослеем быстрее? Мне казалось, всем нужна любовь. В любом возрасте. 
– Ваша жизнь очень коротка, поэтому вы быстро бежите сквозь десятилетия, стремясь к несуществующим идеалам. Вы никогда не думаете о любви, хотя и остро нуждаетесь в ней, вам просто некогда думать. В 10 вы хотите всего и сразу, в 20 хотите карьеру и денег, в 30 семью, в 40 авторитет в обществе и высокую должность, а в 50 только начинаете жить, не понимая, что жить – это не крутиться как белка в колесе ради богатства, славы и высоких чинов. Жить – это быть живым, чувствовать себя и всё то, что тебя окружает. Видеть красоту в предметах и людях, прощать ошибки, а не мстить за них. И перед смертью вы понимаете: «А куда я так рвался, куда я бежал?» Ведь в итоге у вас нет истинного счастья, не омрачённого болью и переживаниями. Ни деньги, ни славу, ни авторитет – ничего этого смерть не примет, ничего, кроме вашей души. А душа-то пустая и чёрствая, закрывшаяся с годами в кокон от ран, нанесённых окружающими. Демоны не ценят человеческих жизней как раз потому, что вами движет алчность, зависть и жадность. Однако эти чувства подталкивают вас к ускоренному развитию, и как раз этого не достаёт нашему миру. Но, с другой стороны, в нашем застывшем мире есть время на то, чтобы просто любить кого-то, не думая о материальных ценностях, и тебе нужно пользоваться моментом, раз ты теперь здесь. Ты нуждаешься в любви как человек, и у тебя есть время любить, раз уж ты демон, ну так найди кого-то, кто полюбит только тебя одного, и наслаждайся этим, не омрачая свою жизнь стремлениями к власти, богатству и социальному статусу, коль у тебя появилась такая возможность. Ты единственный человек, который может себе это позволить. 
– Да, прожив здесь год, я понял, что вы – это словно замороженная реальность, вообще нет движения. В этом мире хочется лишь лежать на кровати, читать старую книжечку в ветхом переплёте и пить вкусный горячий чай, глядя в окно, но никак не любить. Любить просто лень.  
– Я то же самое однажды говорила Рену. Не про лень, про застывший мир. Но, знаешь, в конце концов, мы такие же, как и люди. Мы тоже чувствуем боль, тоже плачем, совершаем ошибки, боимся. Но мы никогда не прячемся внутри себя, не становимся озлобленными на мир вокруг, не закрываем свои чувства. Мы словно вечные дети. А детям любить не лень, они делают это неосознанно. Ты, видимо, не до конца понимаешь, что значит быть демоном, ты где-то между мирами. И не человек уже, но и демоном ещё до конца не стал. 
– Я считаю вас по истине прекрасными и пытаюсь отучить себя прятать эмоции, как я делал это всю сознательную жизнь, пытаюсь стать настоящим демоном, но в итоге откровенен могу быть только с тобой и боюсь открывать свои чувства кому-то ещё. И даже Мэй не могу сказать, что испытываю к ней. 
– Здесь я вряд ли смогу помочь. Это ваши дела, я не хочу даже лезть в это. Тем более в то, что касается Мэй.  
– Ты настолько ненавидишь её? 
– Не то чтобы. Я просто не хочу о ней думать, так как считаю её поступок предательством. Если ты любишь её – это твоё дело, а я в это вмешиваться не стану. Да и я настолько переживаю за Рена, что не могу держать в голове что-то ещё. 
– С Реном что-то не так? 
– Ему больно. Очень много лет его мучила совесть, потому что его самый близкий друг стал его злейшим врагом из-за глупой ссоры. Рен винит в этом себя, но, по правде говоря, это моя вина.  
– Это тот друг, которого он убил? Из клана Фенлил?  
– Да. Мы втроём были очень близки когда-то, и Рену было очень больно убивать своего друга спустя столько лет. Но он пытался спасти меня, поэтому ему пришлось пойти на такое.  
– У него не было выхода, иначе он бы лишился тебя, так что я не вижу смысла переживать об этом. 
– Ты не очень-то понимаешь, что такое убийство, как я вижу. Но тебе и не надо. 
– Я никогда никого не убивал. 
– Я знаю, так и должно быть. Убийство опустошает. Когда уже всё сделано, и назад дороги нет, ты понимаешь, что тело, лежащее перед тобой, раньше дышало. Оно видело мир, который ты видишь перед собой сейчас, оно любило, мечтало, смеялось и плакало. Это была целая жизнь, наполненная чувствами, эмоциями, переживаниями, фантазиями и опытом, а ты взял и оборвал эту жизнь, словно нитку. Лишил живое существо права на боль, радость, на страдания и счастье. Ты виноват. Из-за тебя он больше не видит мир, не чувствует тепло солнца, не ощущает лёгкий ветерок на коже. Он больше не может обнять кого-то близкого сердцу, никогда не увидит маму и не заведёт детей. Никогда. И всё это лишь по той причине, что ты захотел лишить его всего, что он имел. Думаешь, легко жить самому, когда осознаёшь, что чья-то жизнь была оборвана тобой? 
– Ты чувствовала это после каждого убийства? 
– К сожалению. Я убила очень многих, а Рен в разы больше. Конечно, никто из нас этого не желал, но зачастую жизнь действительно не оставляет нам выбора. И сейчас, когда мы узнали, что душа Асмодея закрепилась за озером, Рен чувствует вину ещё сильнее. Ведь держаться за что-то в мире живых очень сложно, если тебя затягивает в небытие. Асмодей умер, а теперь его душа страдает. И из-за этого Рену ещё больнее. 
– Так он жив? – удивился Бел.
– А, я же не рассказала... Да, его душа продолжает жить, она закрепилась за озером, на котором мы познакомились и играли в детстве. Рен сейчас говорит с ним. 
– Я читал что-то об этом. Душа закрепилась за предмет, который демон любил при жизни? Но, в таком случае, Асмодея можно воскресить. 
– Воскресить?! – воскликнула я. 
– Да. Если отдать чью-то душу взамен. «Поменять местами мёртвого и живого», так сказать. 
– Понятно… Но мы не можем пойти на такое… 
– Вообще-то, вполне можем, – неожиданно возразил Бел. – Мы уже знаем, что для убийства Эрвина необходимо убить меня, так? Для воскрешения Асмодея нужно связать его душу с живой душой, и после смерти живого Асмодей воскреснет. Что мы теряем? Одной моей смертью мы победим врага и воскресим друга. Так почему бы нет? 
– Но… Бел… Неужели ты готов умереть ради мира, который тебе даже не родной? Ради демонов, которые тебе не семья? 
– Семья, – ответил он, сев рядом и обняв меня. – Вы как раз моя семья. Я не думаю, что кровные узы так важны для того, чтобы быть семьёй и дорожить кем-то. Я просто люблю вас всех и очень хочу, чтобы вы были счастливы. 
– Счастливы? Да как мы можем быть счастливы, если ты умрёшь?! 
– Если я не умру, вы тоже не сможете спокойно жить. Эрвин вам этого не позволит. Прошёл год, уже почти полтора, а он всё ещё ничего не предпринял. Это значит лишь то, что он тщательно готовится, и у вас не будет шансов. А я, как последняя частичка его души, своей смертью сделаю его уязвимым, и ему будет достаточно лишь удара в сердце или другой жизненно важный орган.  
– Но… Бел… ты ведь будешь мёртв, ты понимаешь? Ты представляешь, что такое смерть? 
– Представляю, Лю, не переживай. Я представляю. Но я действительно хочу помочь дорогим мне существам. Ты мне родная, словно сестра, а Рен и Айрес как братья. Я очень хочу спасти вас от Эрвина. 
– Я этого не вынесу, Бел! – воскликнула я и вскочила с кровати. – Я не вынесу твоей смерти! Пожалуйста, не говори таких ужасных вещей! 
– Хорошо, хорошо, прости. Больше не буду, – ответил он, ласково улыбнувшись. 

Он действительно стал похож на Рена. Рен всегда во всём соглашается со мной, но зачастую всё равно делает по-своему. Я могу лишь надеяться, что Бел не совершит эту ошибку. 
– На днях я задумался о том, ради кого я живу. Вот ты. Ради кого ты живёшь, Лю? – задумчиво спросил Бельфегор. 
– Ради кого? Даже не знаю... Наверное, ради сына. Ради Рена. Ради себя, в конце концов. А ты? 
– А я вот так до конца и не понял. Но, поселившись здесь, в Аду, я почувствовал себя дома. Будто я наконец-то обрёл настоящий дом. 
– Ад – место вообще хорошее, – сказал Айрес, неожиданно вошедший в комнату вместе с Лилиан. 
– О, и ты тут? – усмехнулся Бел. – А это, стало быть, наш злейший враг, известный также как ребёнок Асмодея? 

Лилиан с недоверием посмотрела на Бела, не зная, как реагировать на его слова. 
– Она не враг, – твёрдо возразил Айрес. – Так о чём вы говорили? О смысле жизни? 
– Вроде того, – ответил Бел. – Но у тебя рано такое спрашивать, ты ещё слишком маленький. 
– Мне, вообще-то, 118! Ты на сотню лет младше меня, так что не строй из себя знатока жизни, – обиженно проговорил Айрес, поглядывая на меня. 
– Он человек, Айрес, – вмешалась я. – По крайней мере, был им. 17 лет для человека – это как лет 500 для демона, так что опыта у него побольше будет. 
– Вот именно, – с наигранной гордостью согласился Бел, вызвав смех и у себя, и у меня.  
– Я, наверное, никогда вас не пойму, странные вы, – всё также обиженно говорил Айрес. 
– Поймёшь, – заверила я. – Тебе просто повезло больше, чем всем нам: ты не терял близких, тебе не приходилось выбирать, не приходилось жертвовать собой. Радуйся, что ты не пережил всё это. 

Лилиан с интересом наблюдала за каждым говорящим, анализируя все наши слова. По её лицу было видно, что она заинтересована в разговоре, но боится вставить что-то своё, потому что понимает, что мы все старше и опытнее, и не хочет выглядеть глупой. 
– Кстати, давно хотел спросить, – неожиданно вмешался Бел. – Как и демоны, и ангелы умудряются обманывать время? Рен узнал о «реинкарнации» Эрвина и переродился в мире людей следом за ним, но оказалось в итоге так, что Рен был на пару лет старше меня. Да и Эрвин, если вспомнить, сказал, что ангел, сделавший его человеком, отправил его на 4 тысячи лет вперёд, а потом Эрвин, став вновь демоном, приковал себя к ядру Ада, и сделал это, судя по всему, после возвращения в свою эпоху. Что за магия такая со временными промежутками? 
– Это самое простое, Бел, – улыбнулась я. – Основные природные стихии подчиняются демонам по определению, равно как и время. Его можно поворачивать вспять так, как тебе самому хочется. 
– Тогда почему Эрвин, вернувшись в своё время, не предотвратил всё произошедшее с ним? 
– Почему ты спрашиваешь меня? – удивилась я. – Это его дело, а не моё. Но, в общем-то, в этом нет смысла. Он столько пережил и столько сделал, чтобы вернуться и всё отменить? Смысла не будет в такой жизни, если постоянно исправлять свои ошибки.  
– Папа тоже всегда так говорил, – наконец, вставила Лилиан. 

Мне нечего было ответить на это, потому что я опять вспомнила Асмодея и всё, что с ним произошло. Внутри опять что-то задрожало от сожаления. 
– Что это за шум? – прислушиваясь, спросил Бел. 

Мы вышли из комнаты и оглядели коридор. В поле зрения было пусто, шум шёл с первого этажа. Мы спустились вниз и прошли ещё один коридор. Дойдя до библиотеки, мы увидели, что дверь приоткрыта, а необычные звуки доносятся именно из-за неё. Войдя внутрь, мы ужаснулись: все книги были разбросаны по полу, книжные стеллажи были перевёрнуты и частично сломаны, как и столы со стульями. Внутри первого зала никого не было, и мы пошли во второй. Войдя во второй зал, мы увидели Мэй, прижавшуюся к стенке. 
– Что ты здесь делаешь? – спросила я с некоторой злостью. 
– Лю… Посмотри туда… – с ужасом в голосе перебил Бел, поворачивая меня лицом в другую сторону. 

Повернувшись, я поняла, почему Бел так шокирован, а Мэй жмётся к стене. Посреди библиотечного зала шло сражение Рена и Эрвина.  

Бел испуганно отшатнулся назад. Силы Эрвина и Рена были настолько велики, что это испугало даже меня. Айрес и Лилиан застыли в дверном проёме, с ужасом осматривая происходящее, не в силах сдвинуться с места. 

Любимая стихия Рена – огонь, и он активно использует её в серьёзных сражениях. Сейчас, сражаясь против Эрвина, Рен создавал множество огненных сфер, которые тут же летели в сторону противника. Но, насколько бы ни был большим урон, наносимый Реном, который ни разу не промахнулся, Эрвин всё же стоял на ногах и ухмылялся. Оно и понятно: Эрвин не умрёт, пока жив Бел.  

После очередной атаки, когда Рен изрядно устал и слегка замедлил создание сфер, Эрвин, очередной раз ухмыльнувшись, обрушил на Рена град из молний. 

Несмотря на то, что Рен был сильнее Эрвина, что-то шло не так. Эрвин не уставал, хотя схватка шла уже долго, и Рен был изрядно измотан. На нём почти не осталось живого места.

Я должна что-то сделать, должна помочь, но я ведь знаю, что, если не справлюсь с силой, могу убить их всех. Ненавижу быть такой беспомощной! 
– РЕН! – воскликнула я, увидев, что всё его тело изранено молниями Эрвина. 
– ДАЖЕ НЕ ВЗДУМАЙ ВМЕШИВАТЬСЯ! – завопил Рен, видя моё желание помочь. – Я САМ РАЗБЕРУСЬ! 
– Как я могу просто стоять?! – негодующе вскрикнула я и начала концентрировать магию в руках, чтобы нанести удар. 
– СТОЙ НА МЕСТЕ, Я СКАЗАЛ! НЕ СМЕЙ В ЭТО ЛЕЗТЬ! – озлобленно закричал Рен, и страх перед его гневом тут же загнал магию обратно вглубь меня. – Я НЕ ПОЗВОЛЮ ТЕБЕ ВЫСВОБОДИТЬ СИЛУ, ДАЖЕ ЕСЛИ МНЕ ПРИДЁТСЯ УМЕРЕТЬ ТУТ! 

Я ужаснулась, но поняла его. Если я не справлюсь с силой, то просто взорву весь Ад. Мне пришлось стоять и смотреть, как Рену всё хуже и хуже. Я ничего не могла сделать. 

Через несколько минут Рен уже едва стоял на ногах, на его теле не осталось ни единого живого места. Любимой атакой Эрвина были молнии, тысячи молний, разрезающих плоть. Ещё удар – и Рен мёртв. Что угодно, только не это. Ни за что. 
– РЕН! – не своим голосом закричала я и побежала в его сторону.  

В эту секунду молнии Эрвина уже летели в сторону Рена, предвещая его быструю и болезненную смерть. Успею ли я?..