2-я часть. Новороссийск - Генуя

16.03.92г. Мурманск. Несколько слов вместо краткого предисловия:
И кто бы меня понял, если бы я отказался? Вся мореходка на ушах стоит, что бы попасть в этот «американский» рейс. Жук и жаба, выражаясь народным языком, тайными ходами подбираются к шефу и пытаются доказать крайнюю необходимость их присутствия на судне…  А тут ректор Гальянов сам вызывает и приказным тоном (у него другого тона не бывает) объявляет:

«Так, камеру в руки и шагом марш на «Седов!»

Только и оставалось развести руками – идти, так идти. На судне будет тесно, и потому мою судовую должность библиотекаря–киномеханика разделили пополам. Теперь я буду только киномеханик. Ну, не считая, конечно, «общественной нагрузки» - фото-видеосъемки. Итак – Гранд регата «Колумб–500». Генуя – Кадис – Канарские острова – о.Пуэрто-Рико – Норфолк – Нью-Йорк – Бостон – Ливерпуль – Мурманск. От одного списка портов захода голова закружится. Но и рейс – пять месяцев! Это вам не «щи лаптем…», господа сухопутные мореплаватели.

А-а! Где наша не пропадала! Как там говорится: "К бою и походу"! Через неделю отбываем в Новороссийск, а еще через неделю – курс на Геную. Что тут сказать? Пять месяцев – не срок. Океан – большое хозяйство. Главное – нос на волну, а мечты на отпуск. Сколько там отгулов накопится? У-у-у, до декабря буду гулять!..

02.04.92г.  Скоро сутки, как вышли из Новороссийска. Благоприятный попутный ветер. С утра поставили часть парусов, а сейчас, половина пятого, ставят дополнительные. Жаль терять такого ветра. Тьфу, тьфу, на всё воля Божья, но с такой скоростью завтра днем должны добежать до Стамбула. Сомнения, ожидания, душевная суета и смута – всё позади. Теперь – вперед, в путь!

Вчера неожиданно «крутая» таможня в Новороссийске. Давно «Седов» так не трясли, как утверждают ветераны. Да и то – в Америку идём! Но всё закончилось, и вот уже море, попутный ветер, 10 узлов на лаге…  Летом лучше, чем зимой, чтоб там ни судачили.

Сейчас, после месяца вхождения в рыночную экономику жизнь на судне, кажется, стала попригляднее, чем была зимой. Или, может быть, это отцы – командиры расстарались со снабжением для большой регаты? Кто знает «тонкости процесса»? Но, что ни говори, а за полтора месяца жизни на берегу ясно довелось почувствовать «прелести» движения к капитализму: ежедневная забота о куске хлеба, о каких-то самых элементарных вещах быта, я бы сказал – несколько давит с непривычки. Да что там говорить банальные вещи! Моряк – он ведь, как ребенок; трудностей в море, конечно, тоже хватает, но на берегу некоторые проблемы имеют, я бы сказал, более жесткий характер.

В этом рейсе кручу кино по четным числам, снимаю по личному плану, ну и т.д.

03.04.92г.  С утра еще немного хмурилось, прохладно было, но потом распогодилось… И весь день любовалось солнце само собой, глядясь, как в зеркало, в спокойное, безветренное море. После завтрака остановили главный двигатель, вздули паруса, убранные ночью, и вот идем теперь под слабым ветерком в тишине, с ласковым плеском волн о борта. Экипаж потихоньку варится в собственном соку, в делах, в заботах, а то и просто наслаждаясь (пока еще) бездельем. Пассажиры, идущие с нами до Генуи, ходят хвостом друг за дружкой, толкутся то на корме, то на полубаке, маракуют: идти или не идти им через океан на своих лодьях, которые стоят сейчас в Генуе в ожидании экипажей. Вообще-то, соваться в океан, не имея на судне палубы, с несколькими флягами воды… Мореходы они, конечно, славные, им и решать. У «Седова» свои заботы: подготовить побыстрей курсантов для работы с парусами. Команда обедает, курит, смотрит на горизонт…  Завтра утром пройдём Босфор… А в головах у всех прочно сидит трансатлантическое кольцо, и мысленно всякий уже пробежался по нему, побывал и на Канарах, и в Америке, и во всяких прочих странах, куда занесет нас за эти пять весенне – летних месяцев. Пять месяцев…  Да нет, чего там, уже только четыре целых, а пятый разменяли. Перефразируя Маяковского: так и рейс пройдет, как прошли Азорские острова.

06.04.92г.  Что сказать в это ясное, тихое, солнечное утро, находясь в проливе Кея в Эгейском море? Завтра утром покинем воды Греции, и будем подбираться к Италии, уцелясь в знакомый Мессинский пролив.

С нами на борту отец Августин – профессор Ленинградской духовной академии. По судовой трансляции он делится с экипажем информацией о тех местах, мимо которых мы проходим. Так рассказу его о Царьграде–Константинополе–Стамбуле я бы поставил высшую оценку. Совсем другими глазами смотрели мы на крепостные стены Константинополя, коим минуло ни много, ни мало – 15 веков! И Софийский собор – величайшее творение зодчих Византии, который своей красотой покорил даже завоевателей – турок, и не поднялась у них рука разрушить главный символ чуждой им Православной веры. А так называемые Черноморские проливы: Босфор, Дарданеллы, Мраморное море – единственный водный путь между Черным и Средиземным морями. История борьбы за эти проливы уходит корням в древнюю Византию. Затем, после покорения её Османской империей и развитием кораблестроения вопрос о входе в Черное море и выходе из него приобретает всё более насущное международное значение не только для черноморских стран, к которым относится и Россия, но и могучих в ту пору Великобритании и Франции. Они с завидной настойчивостью стремились получить право неограниченного доступа в Черное море для своих не только торговых, но и военных судов. Мало того, они стремились ограничить доступ  в проливы Российского флота. И Турция, уступив Наполеоновской дипломатии, в 1806 году отменила свободный пропуск русских кораблей. Вслед за тем Великобритания навязала Турции договор, который запрещал проход через проливы военных кораблей любой иностранной державы. Лондонская конвенция 1841 года подтвердила это запрещение, и Турция и Россия утратили право регулировать допуск судов в Черное море и выход из него. Так русский военный флот оказался запертым в Черном море. Во время же первой мировой войны по тайному соглашению между Англией, Францией и Россией, и Стамбул, и Черноморские проливы должны были перейти в состав Российской империи, но после Октябрьской революции большевики отказались от этого договора и, соответственно, контроля над проливами. В настоящее время мореплавание в проливах регулируется конвенцией 1936 года. В ней учитываются интересы черноморских стран, и разрешается проводить им любые корабли с соблюдением установленных правил.

Вот какую интересную, полную драматизма историю, рассказал нам отец Августин. А мы-то, профаны и неучи, когда в прошлый раз проходили здесь, единственное, на что обратили внимание, так это на мост, связывающий Европу и Малую Азию. Некоторые смельчаки забирались даже на клотики мачт, чтобы лично убедиться в величине «зазора», с каким проходит барк под мостом.

Жаль, что отец Августин идет с нами только до Генуи. Иметь такого гида на долгие месяцы рейса – было бы большой удачей. Я думаю: может быть, именно присутствие священнослужителя в экипаже хранит некий особый покой и благополучие нашего рейса?

Смотрю на карту, мысленно вижу на ней точку нашего  судна, мысленно же перекидываю циркулем сутки за сутками до порта захода. Пустят нас к причалу раньше, или же опять будем болтаться на рейде? У этих итальяшек никогда ничего толком не узнаешь до самого последнего момента. Да и Бог с ними, в том ли главная забота?

Читаю «Вокруг Чехова», которую начал еще зимой. Там, оказывается, я не добрался до самого интересного – воспоминаний М.А. Чехова, племянника писателя, знаменитого актера, очень талантливого и интересного человека.

До обеда еще далеко. Пойти, что ли, покурить, потоптаться на палубе…  Смотреть на море с солнечной стороны нельзя без очков. Забавно, давно я (точнее – никогда) не встречал лето в начале апреля. Если сейчас начать загорать, то за месяц закоптишь, как жареный поросенок.

Вечером проходим мыс Малея, южную материковую оконечность Греции. И, если бы не отец Августин, откуда нам знать, что здесь, стоит лишь внимательней вглядеться в проплывающий мимо гористый берег, можно увидеть монастырь. Единственный в мире монастырь, где живут вдовы погибших моряков. На узкой терраске, что протянулась у подножия крутого склона горы, у самого берега притулились белые домики – кельи. Едва заметная пешеходная тропа тянется вверх по склону, и больше никакого сообщения с внешним миром. Только море да идущие по нему суда видны из монастыря… Самым длиннофокусным объективом я сделал на память несколько снимков, на которых монастырь будет заметен едва-едва.

Почему-то именно здесь, в Эгейском море, глядя на россыпь островов, ужасно захотелось когда-нибудь побывать на них, побродить по скалистым распадкам, по белесым известняковым откосам, вглядываясь в останки древних развалин некогда могучего, процветающего государства…  Кимолос, Наксос, Икария… одни лишь имена островов звучат завораживающей музыкой. Сколько людей прошло, сколько событий минуло!..

Всё покрывает прах времен:
И криков шум, и плеск знамён,
И войн жестоких рокотанье,
И слов высоких трепетанье,
И окрыленных мыслей звон –
Всё покрывает прах времен…

08.04.92г.  Сегодня ночью в одном из морей я подумал о том – хорошо бы уехать!.. И жить бы как-нибудь веселей. Так бы и жить где-нибудь… со смехом.

Ночь качает и баюкает; день приходит с ветром, с солнышком. Далека нам, путь-дороженька, много думок передумаешь. Ох, ты, море, гладь просторная; лишь вода кругом, да неба ширь. Ну, а за морем страна горная, за огромным морем, за большим. Бьются-пенятся волны прыткие, наш корабль ползет с гребня на гребень… Ах, заботы мои вы зыбкие! Ах, дела мои – все вчерашние. Позабуду вас, позаброшу я в пыль соленую, в морок призрачный. Ах, страна ты моя хорошая! Жаль – чужая ты да капризная. Хоть и солнечно, да и ветрено, хоть и весело, только грусть берет… Так живем на распутье вечном мы, не судьбу ведём – нас она ведет.

Если так пойдем, то до Мессины еще сутки. А погодка на море переменчива, переменчива да перебросчива. А с утра, коли дует в мордочку, к вечерку, глядишь, - ан и хвост пушит. (Вот въехал в размер – не остановиться!)

Много дней подряд глядя на водный простор, неведомо откуда приходит мысль: вода – вот воплощение Святого Духа на земле. Эта мысль поражает своей простотой и свежестью. Водой крестился сам Спаситель; водою великого потопа Господь очищает землю от грехов человеческих, оставив в живых лишь праведника Ноя с его ковчегом, и всеми, кто спасся на нём. А если внимательно прочесть первые строки Библии: «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою», то невольно задумаешься: не вода ли была тем самым материалом, из которого сотворил Господь всё сущее? С волнением набросился на Библию, которая есть в каждой каюте, – немцы раздавали её всем желающим, а желающих оказалось неожиданно больше, чем членов экипажа. Книга сия велика есть, и прочесть её – труд большой, не разом и осилишь, но – словно провидение помогло – в первый же час я нашел ответ на свой вопрос. Вот он: «… словом Божьим небеса были издавна, и земля сложилась из воды и через воду, через которую тогдашний мир, будучи затоплен водою, погиб». Второе послание Петра, глава 2-я. 

Сегодня утром до Генуи оставалось 500 миль. Это, если с нынешней скоростью – 5узлов – четверо суток. Нормально. (Этак-то, с оскоминкой – «нор-маль-но»). А что дальше?  Скучное, брат, дело – по морю ходить.

10.04.92г.  А надобно вам заметить, любезные мои, что в ночь с девятого на десятое ветерок нас прихватил преизрядный. Только прошли Мессинский пролив, как тут он и упал с оста. И, вместо того, чтобы прямиком идти на Геную, прижались мы к бережку в том месте, где «сапожок» итальянский с мыска на подъем переходит, и ползем себе тихонько под самым этим бережком, без парусов идем, конечно, но крен на наш, левый, борт и без парусов достаточно приличный. В половине десятого проползаем заливом Поликастро, светятся огоньки небольшого городишки Сапри; рядом высокий, гористый берег, но ветер прёт с него, будто с равнины.

Есть, видимо, такое странное ветровое завихрение: встречаясь на пути с препятствием – в данном случае горой – воздушный поток, вместо того, чтобы споткнуться о препятствие и притормозить, каким-то непонятным образом ускоряется. Помню, как в Баренцевом море, в губе Дроздовке, висели мы на бочке у самого берега, у высоченной скалы. Неожиданно сорвавшийся ветер, тоже, кстати, с оста, казалось, дул из самой каменной стены, да такой, что – думалось – вот-вот концы оборвёт.

Если сейчас дальше пойдём вдоль берега, то ветер теперь нам с кормы будет. А с его помощью хорошо можем раскочегарить!  Это я к тому, что вползаем мы в самый залив и, похоже, собираемся вставать на якорь. Хотя – вряд ли, уже бы якорную команду высвистали на полубак. Ну, значит, просто ближе к берегу жмемся, чтоб не так волной лупило. Вот такие дела. Не ласково встречает нас море Тиренское, в общем-то тёплое, штормами не избитое…  Ночью проскочим Неаполь, Бог даст, и уйдем вон аж куда! Куда? Утром посмотрим. Рядом, в нескольких милях, пройдем с известным «горьковским» островом Капри; тут же рядом  вулкан Везувий, Неаполь (Наполи, как произносят итальянцы). Тут же и Рим недалече от берега…  И всё это так и растает в ночи, незамеченное, не увиденное…  Морские путешествия сродни космическим – хоть видит око, да зуб неймёт.

11.04.92г. Сквозь туманную дымку пасмурного утра целый час, наверно, рассматривал в бинокль остров Капри. Премилый, уютный уголок. Губа не дура у Алексея Максимовича; белые двухэтажные домики среди скалистого, зеленью укутанного плато. Крутые берега, и где-то там, среди отвесных скал, тихая бухта, куда причаливала когда-то, в бесконечно далёкий ноябрьский вечер большая барка, в которой был тот самый бунинский господин из Сан-Франциско. Только что перечитывал его рассказ и под  впечатлением мысленно, с помощью стёкол бинокля, «летал» над островом, вдыхая сырой и терпкий воздух Италии. «Сладко пахнет в Италии земля после дождя, и свой, особый запах есть у каждого её острова!»

И опять о том же… Эти «далекие берега», я имею ввиду те, что проплывают за бортом, утомительно действуют на психику. В сей раз  от самой Мессины идём вдоль южного берега Италии, в непосредственной близости, но… вместо того, чтобы любоваться, восхищаться, не отрываясь от бинокля – начинаешь  раздражаться по причине недоступности виденного.

По ночам строчки огней редеющими завитушками тянутся в горы. Ровными пунктирами, уходящими за горизонт, отмечают они береговую линию. Днем видны белые пятна городов, высокие трубы, словно маяки… А сегодня видели возвышающийся над береговой линией купол ватиканского собора апостола Петра. Но, в конце концов, может быть, всего этого лучше не видеть? Там, где горизонт – только море – легче, наверное, переносится разлука с берегом. Легче? А, может, и нет. Иной раз задумаешься: Бог ты мой! Какое безделье это море! А другой раз – наоборот. Вообще-то эти глупости похожи на «чеховские штучки»:

«А знаешь, братец, я вот всё думаю: почему это мухи по потолку ходят и не падают?»

«Это, милый мой, я тебе скажу – целая геометрия…»

Сегодня весь день солнечно, но ветрено. Прохладно. Почти целый день пролежали в дрейфе возле какого-то небольшого городишки. Солнце высоко, на самом клотике второго грота и, по всему видно, что, как только утихнет ветер, - жара начнется неимоверная. В городе, в затишье, и сейчас, наверняка, жарит во всю.

12.04.92г.  В нашей стране сегодня «День космонавтики», а в Италии сегодня тепло, солнечно, мало ветрено, и к тому же, российский барк «Седов», миновав французский остров Корсика, подходит к порту Генуя, что лежит на северном берегу Лигурийского моря. Отгорожен он от прохладных ветров с севера гористой грядой, которая называется Лигурийские Апеннины.

Генуя чем-то напоминает Мурманск, только прибрежная терраса здесь поуже и покруче, а потому город заметно теснее и улочки в нём очень узкие. Зимой мы пытались вскарабкаться по этим улочкам наверх, чтобы оттуда полюбоваться панорамой города, заливом, но везде утыкались в тупики частных владений. А о том, как мы искали домик, в котором родился Христофор Колумб, – это целый анекдот. Мы  шли и спрашивали на плохоньком английском, стараясь выбирать прохожих помоложе, что бы быть уверенными, что они тебя понимают. Раз спросили, другой, третий… «Скажите, пожалуйста, как пройти к дому Христофора Колумба?» Прохожие любезно показывали нам примерно в одном и том же направлении, усердно водя руками и вспоминая названия улиц и палаццо. И последняя девушка, просияв радостной улыбкой, смело показала нам на маленький домик в конце улицы, вот, дескать, он, вы у цели. Каково же было наше удивление, когда мы, подойдя, прочли мемориальную табличку: «В этом доме родился Николло Поганини».

Конечно, если заниматься ерундой и считать дни от захода до захода, то занятие сие скоро вгонит в тоску, нарушит психику и пищеварение, а так же приведет к различного рода осложнениям, как в общественной, так и в личной жизни. А посему, гораздо лучше будет заполнить свой досуг занятиями, полезными для ума и сердца.
Ну, вот, от начала сегодняшних записей успел уже поужинать, с кем-то о чем-то потрепаться, а теперь опять куда-то бежать надо, будто шило в… заднем кармане. Так и проходят часы, дни, недели…  Скоро уж полмесяца, как мы в рейсе.

По пути в Америку захватил с собой «нечитанную» книжку Бориса Пильняка «Американский роман». Книга скучная, как и многие книги Пильняка, но иногда кое-что интересное в ней попадается. Так из неё я узнал происхождение пресловутого американского «о’кей». В начале девятнадцатого века президентами в Соединённых Штатах, как правило, были генералы, люди военные, и грамотёшкой не шибко владеющие. И был президентом генерал Андрю Джэксон. Есть в английском языке два слова: «all correct», что значит – «всё правильно». Президенту Джэксону приносили на подпись законы. Он визировал их двумя буквами: «о. к.», полагая по грамотности своей на слух, что пишется это, как и произносится: «олл коррект». Эти же две буквы – о. к. – произносятся по-английски «о-кэй». Так и пошло по президентско-генеральской безграмотности это «о-кэй», распространённое и узаконенное в Америке.

 Или вот еще цитата из той же книги, забавная своей банальной мудростью: «От каменного века и от первобытного коммунизма человек прошел дорогами средневековья, феодализма, абсолютных монархий, буржуазных революций, капиталистических демократий, (здесь хочется добавить «социализма»). Каждая из этих проистекавших эпох полагала, что она завершает достижения человечества, что она вечна, - и каждая из этих эпох умирала».

13.04.92г.  …И шум улиц, и запах молодой весенней зелени, и твердая земля под ногами, и новые лица, и… многое, многое другое недоступно в нашей сегодняшней жизни. Но вот еще день, другой, третий, и желанный, хоть и чужой берег приблизится вдруг, надвинется неотвратимо, сольется с судном и зашумит разноголосьем. Наполнится цветом, запахом, суетой…

Заход!

Ждут его, ждут… Для многих это будет первый ин порт, первый шаг в «заграницу». И забавно немного любоваться  восторженно-распахнутыми лицами, всматриваться в чуть одичавшие, с шальным блеском глаза юных моряков, перед которыми открывается новый мир, та самая цивилизованная Европа, о которой так много слышали, читали, видели на экранах, и вот!.. Несколько волнующих шагов по трапу, и «заграница» бросит к ногам свои заманчивые прелести, откроет невидимые сквозь экраны и книги маленькие тайны, зазвучит разноголосьем чужестранной речи! Этот первый заход для кого-то останется в памяти на всю жизнь, как та, самая первая моя «заграница», о которой писал я несколькими страницами раньше. Жаль, что это немножко не та страна, которая может произвести неизгладимое впечатление. А, впрочем, где они, «те» страны? Наверняка дело не в странах, а в людях, с которыми сводит судьба во время коротких стоянок.

 В этот раз для участников регаты были организованы экскурсии на автобусах по побережью. Ну, что я, унылый человек, могу рассказать о тех поездках? Вот рассказ одного из курсантов своему другу.

«Туннели у них – что ты! Километров по десять, а то и больше. Едешь- едешь, едешь-едешь… Ты понял? – я уснул, пока ехали – темно же! Потом – бым! Выскочили, и сразу виадук – метров двести. Ни фига себе! Лучше б я не просыпался. Как глянул вни-из! – меня чуть кондратий не хватил – пропасть под нами – дна не видно! Ё-моё! Страшно же… Я отвернулся, и опять уснул. Ну, а городок тот – так, ерунда: на башню падающую потаращились, пивка попили, и домой. На обратном пути я заметил: у них касса стоит на каждом въезде в туннель. С каждого водилы по пять тысяч лир стригут. Нормально, короче, прокатились».