Балкон

Мне всегда снится один и тот же сон. Каждую ночь, один и тот же. Несмотря на такую периодичность, я не помню лицо. А очень хочу его вспомнить, оно не даёт мне покоя. Этот далёкий силуэт, тающий в пыли, улетающий в неизвестность. Он тает в утреннем рассвете и звуке будильника, который поёт – “боже, храни в нас нашу злость”. И так каждое утро, я не успеваю досмотреть сон, я не в состоянии забыть его. Хочу хотя бы один чёртов раз досмотреть до того места, где показывают твоё лицо.

Я стою на холодном, каменном полу балкона целых 3 года. Мне кажется, что я там стою.

- Добрый день, здравствуйте, а вы верите в бога?
- Да, конечно.
- Позвольте узнать, в какого?
- Нет.

Вообще, стоит сказать о том, что в чайничек помещается не больше двухсот граммов чая, а это две небольшие кружки, ведь остальное просто воздух. Поэтому я уже давно, и это стало славной, но не очень красивой, традицией, завариваю чайную смесь в кастрюле. За один раз вылетает несколько пачек хорошего чёрного и крайне крепкого индийского чая. Вторым логичным выводом для меня стало избавление от кружки, так как это очень обыденно и не интересно, а самое главное неудобно. Прямо из кастрюли пить естественно несподручно, поэтому я наливаю чай в банку, и что важно в литровую банку. С этим проблем нет, у меня же вроде как давление. Представляете, у людей есть давление. А я в любой момент могу остановиться. Я могу.

- Я не сумею жить без тебя, дорогой мой мозг.
- Да.
- Не оставляй меня, пожалуйста.
- Нет.

Получается впоследствии около двух литров безумно крепкого чая. В него добавляется перец, не красный, а черный молотый. Особо изощрённые гурманы могут добавить немного хрена. Кожура от апельсина в свою очередь набивается в нос, ведь мыть пол под собой и, возможно, обои точно не захочется. Далее по рецепту сыплется сахар, а затем в этой банке с чаем растворяюсь я. И вот наступает момент, когда эта говорящая банка с жидкостью богов выходит на балкон и начинает излагать своим сородичам, т.е. другим банкам, как ими раньше набивались целые погреба. Я рассказываю, как старательные женщины неприятной наружности набивали туда огурцы, помидоры и прочую нечисть, потом это всё ели всей семьёй. Да, это было по-настоящему мелодично и приятно. Впрочем, банка ничего не рассказывает, скорее это похоже на некую репетицию речи. Она отработана годами, с которыми в неё добавлялись нужные и существенные детали, но суть, в общем-то, не менялась.

- А вы боитесь боли?
- Да, возможно.
- У вас сигаретки не найдется?
- Нет.

Повсюду виден голубиный помет. Мы не в стране за океаном, и даже не в столице нашей родины, поэтому огромных небоскребов тут нет. Голуби ютятся на бесконечных балконах убогих пяти-и менее, и более-этажек. На моем окне, по соседству с балконом, висит непрофессиональная кормушка, сделанная на скорую руку из пластмассовой бутылки. Птицы пытаются подкармливаться из неё, но не всё так просто, ведь отверстие в ёмкости проделано весьма изощренно. Только самый смелый, упорный и гениальный голубь сможет покормиться из моей кормушки. Этой мой измеритель IQ этих летающих комков не знаю чего, но уж точно не нежности. Горжусь, а по-другому и нельзя.   

А на балконе стоит всё та же банка. И она тоже в голубином помете. А ещё там снег, он постепенно скрывает всё под собой. И только банка знает, что и под снегом есть жизнь.

Чай странное существо. Он не испаряется, как обычная вода, а остается чёрным проклятием на дне неразорвавшейся банки. Я стараюсь разглядеть девушку в окнах соседнего дома, по-моему, она раздевается. Смотрю, и не могу оторваться, и мы встречаемся глазами с её грудью. Я не вижу лица, но чувствую в глазах безумие, желание оторвать и выколоть всё живое. Но вдруг девушка пропадает. А, может быть, её и не было вовсе. Нет, у меня не выходит сосредоточиться. Я постоянно отвлекаюсь, и выяснить существует она или не существует, нет ни малейшей возможности. А ещё лицо. Когда я его увижу?

- А может быть, стоит попытаться?
- Да конечно.
- Попытаешься?
- Нет.

Я могу процитировать с известными оговорками, все эпизоды Звёздных войн. Бесполезный, но приятный талант. “Я маленький чайничек, вот моя ручка, вот мой носик”. Но у меня же кастрюля, набирающаяся из крана, находящегося в среднестатистической квартире обычного города. Ну а потом банка, всегда одна и та же банка. А ещё самая дешевая сигара и шампанское. Хотя лучше бы самокрутку, но боюсь, люди не поймут. И вдруг она будет против. Она, та девушка, без лица. 

- Слушай, тебя родители любили?
- Вроде бы, да.
- Помогало?
- Нет.

В снегу надо сказать стоять довольно неприятно, прохладно знаете ли, поэтому вся моя речь обычно растягивается на короткие обрывки длиной в пару глотков чая. Я постоянно отвлекаюсь, всегда отвлекаюсь. Я забываю, что нужно было сказать и начинаю иногда с одного и того же места по нескольку раз, как же это утомляет. В колонках Металлика, в наушнике долбит какая-то другая, совсем неизвестная команда. А в глазах опять нет твоего лица.

- Как вы живете?
- Даже не знаю.
- А что вы чувствуете?
- Полное опустошение.
- А вы хотите, чтобы всё изменилось к лучшему, самому лучшему?
- Нет.

До тошноты противно в начале. Однако, после всё-таки становится до хохота весело. Сколько я продержусь на холоде? Это уже предсмертный смех? Нет. Но меня точно когда-нибудь унесут в морг с этого треклятого балкона. Обморожение, инфаркт или я просто захлебнусь соплями – не так важно. Сколько мне осталось? Я не вынесу этого ужаса, я хочу увидеть лицо.

- Как ты полагаешь, это навечно или в последний раз?
А банка не отвечает, тупая она, наверное.

Я продолжаю кипятить чаёк. Без него было бы совсем тошно. Чай это всё, что у меня есть. Ну, ещё, конечно же, сон, в котором ты. Или это реальность? Чай это отличное мочегонное и стройные мальчики всем нравятся, но я не такой. Ещё баночку и набоковую. Я так решил. Может быть, сегодня я дождусь.

- А съешь-ка еще сладких хлебокомбинатских булок.
- Да.
- И выпей чаю.
- Нет.

У меня остаётся две мысли, когда встаёт солнце. У меня остаётся две минуты, пока догорают частички моего разума, и я заканчиваю свои мольбы на самом интересном месте.

Я дождался. Вижу твое лицо, и оно изумительно прекрасно. Мы целуемся под какую-то музыку. Я пою тебе нашу песню и неожиданно признаюсь в любви. А ты не веришь. Но со временем ты узнаешь, что обманывалась. “И двое не спят, двое сидят у любви на игле, им хорошо, станем ли мы нарушать их покой”. Ты научишься у меня чёрному, злому юмору. Будешь бесконечно шутить. Злить меня каждый день, чувствуя руки на своей шее, целуя меня и повторяя - “ещё, ещё, ещё”. Я не переношу хиппи, ты знаешь. Образ пытается расплыться, но я не отпущу его. Уверен, что ты самая лучшая. А ты знай, что я подарю тебе огромный мир. Наш мир. Понятия не имею, как это сделаю, но точно не способом всех обычных людей.

Сон или явь? В зимнюю, холодную ночь. А за окном бушует метель.