Книга Корешей. Книга Иса. Глава 4
Нелегальные мигранты моего типа — больше авантюристы, чем колбасники относятся к местным так же как пилигримы относились к индейцам. Куда им такой большой континент одним? Сейчас нас мигрантов, держат в тюрьме другие мигранты, приехавшие чуть раньше и застолбившие теплые места.
Окна в бараке как бойницы древнего Кремля. Ночью, когда через матовые оконца пробивается лунный свет мне кажется, что это не космический Интерстеллар, несущийся сквозь галактики, а старинный поскрипывающий на волнах галеон из Плимута. Мигранты вокруг меня, сплетение надежд и судеб — это искатели потерянного рая, пилигримы сегодняшнего дня. Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью.
В первые дни плавания, до моего первого заседания страшного суда, я полон оптимизма и скрытого торжества. Абсолютная уверенность, что услышав мою трогательную историю судья обольётся слезой и тут же наградит меня и аусвайсом и разрешением на работу в рейхе. Кто тогда вообще американец, если не я? Выросший на Дорз и битнической литературе в оригинале? Я найду приличную работенку и мы все будем жить счастливо пока не умрем.
Серега сказал что судей двое: женщина-демократ, довольно прогрессивная и относительно справедливая, и мужчина-республиканец, сорвавшийся с хера пидорг, каких свет не видывал.
- Странное казино они затеяли из правосудия — заметил я с грустной улыбкой инфантильного романтика.
- Какое там правосудие! Иммиграционные судьи даже не выборная должность, обычные назначенцы, чинуши из минюста. Кроме липового судьи там еще будет обвинитель от Айса и не удивляйся, если тебе через минуту захочется его задушить и залить живьем в бетон. Его джяп как раз чтобы тебя непременно депортировали.
- Шикарно. А адвокат?
- Не положено. Только за баблецо.
- Хм. А на суд присяжных их грузить возможно?
- Забудь. Это в уголовном суде тебя процессят по конституции, как американского гражданина.
- А тут что же получается не работает конституция?
- Какой страны конституция, извините? - в разговор вступает панамец Пако. Если Серега мой сосед слева, то Пако — справа. Вы ведь не американский гражданин, забыли?
- И кто у тебя судья?
- У меня Браун — баба — говорит Серега
- И чо?
- Да ничо. Домой еду. Депортировали уже. Жду рейс. Братуха с Нью Йорка какое-никакое шмотье собрал, пятьсот баксов, менты уже получили. Отдадут в порту.
- Когда?
- Да от них разве правды добьешься. Крутят, темнят, звездят на каждом шагу. Только по одному признаку можно безошибочно определить — телефоны в бараке вырубят на полдня. Значит- этап.
«Этап!» - Серега гаркнул на полбарака в шутку, к которой, похоже, уже привыкли и почти никто не обратил внимания.
-Вот те и прогрессивная баба!
- Я сам сдался. Запердолили реально. Не выдержал марафона — восемь месяцев трепали в суде. Она мне и эту форму предлагала заполнить и другую. В формах вторая строчка противоречит первой— плюнул. Устал от Америки гребаной и порядков ихних сил никаких нет. В эту систему надо с ранья попадать — пока свежий и любишь Америку, потому как мозги промыты кинчиками слащавыми да джинсой. Поживешь с мое — бесит начнет.
Я понимал Серегу. Сам в первый год готов был унитазы чистить лишь бы с Америки не выперли, а вот сейчас вряд-ли…
- Мой судья — мужик — вмешивается Пако
- И чо?
- Пока ничо. Одно заседание пока было. Он мне постановление о депортации зачитал и спрашивает «ты будешь защищаться?» Я говорю а то, конечно буду. Он так молотком по столу звезданул у меня аж телевизор выключился.
Пако лыбиться.
- Какой телевизор?
- Да суд у них тут такой — рядом с гаражом, помнишь куда вас с этапа разгружали — комнатенка. В ней монитор с вебкамерой - ментовский скайп. Раньше в этой комнатке алкаши перед арестом в трубку хукали. Теперь там вершат суд.
-Гаражное правосудие!
Мы помолчали. Серега молчал слева, а Пако — справа. Пако - панамец из Пейнсвиля. Прожил в Огайо всю жизнь — с восьми лет. Женат. Жена тоже без аусвайса, но детишки — мериканцы. Жену не тронули, крутят пока только Пако. Думаю, отпустят. Нас всех отпустят. Как только разберутся в этом недоразумении — так и поеду домой. Даже пешком пойду. Погоды вон дивные стоят. Приду усталый перелезу через забор — напугаю и обрадую всех.
На шконарь присаживается И.Са. Он не понимает зачем мы здесь и когда от нас отстанут. И.Су уже судили один раз. Зачем еще суд? Он больше ничего плохого сделать не успел — сидел в окружной тюрьме. Десять долгих дней. Английский у него хоть и улучшается с каждым часом, все равно пока говённый. Тупит Иса по бездорожью. Зато аусвайс у него есть, чего уж там. Легальный мигрант. Всегда завидовал таким людям — английского не знают, на Америку насрать абсолютно, а вот гринка есть, да. Не то что я — изучал корни старинных англосаксонских наречий и наизусть знаю все лозунги бостонского чаепития и декларацию независимости могу в оригинале цитировать. Не те приоритеты у меня дурака.
В округ И.Са попал за примитивный кухонный бокс.
Он работал в компании фрут-пак. Резал фрут-коктейль для дорогих магазинов. Многие люди хорошо зарабатывают, поэтому порезать арбуз, например, или ананас времени у людей не хватает. Люди покупают уже нарезанный. Режет фрукты для людей И.Са. Он натягивает полупрозрачные виниловые перчатки и режет до крови арбузы с ананасами, как вьетконговский полевой хирург.
Еще он подрабатывает шофером убера.
У И.Сы четыре дочки. Я понимающе улыбаюсь — дочки это здорово, Иса. Каждый год И.Са с женой получают неплохой возврат с налогов на четырех детей — почти восемь косарей. Денег в Америке много — тут их делают, если вы не знаете. Как и все мигранты из голодного края, Иса рачительный и экономный хозяин. Они с женой скопили капитальцу на небольшой, но собственный домик, так чтоб без ипотеки — сразу. Большинство мигрантов из третьего мира распознают в ипотеке страшную разводку. Возможно, они правы. В США надо платить за жилье, даже если дом давно выплачен. В звезднополосатом казино только один реальный игрок-победитель — само казино.
Возник спор:И.Са хотел купить домик в Акроне. Там дешевле и немало бирманцев гнёт спину на заводах «Гудйир». Делают автопокрышки. «Шкура лицо черний будит сапсем. Но зарплят хорош. Очен хорош зарплят. Человек-мьянма много-много. Хорош. Дом Акрон хорош».
Но у прекрасной половины И.Сы было особое мнение. Ее родня обиталась в Индиане.
Родные жены настаивали чтобы домик И.Са купил именно в Индиане. Нашла коса на камень. И. Са не писался ни в какую. Грозил проиграть все накопления в карты и вообще показать жене превосходство тестостероновой формы жизни перед эстрогеновой в контактном бою. Жена тоже была несгибаемой мьянманкой. Когда в Бирме началась заваруха ее заставляли подносить снаряды к минометам и стирать солдатское белье. Девчонка сбежала в соседний Тайланд. Там они с И.Сой и познакомились в лагере беженцев. Невеста была буддисткой, а жених мусульманином. Поженились, приехали по квоте в США — за эту квоту наша миролюбивая держава впарила одной из воюющих сторон кучу старинных кремниевых мушкетов.
Ни Иса, ни его благоверная до сих пор не могут писать и читать по-английски. Для таких беженцев в нашем штате действует Интернешнл Сервис — и с переводом помогут и детей в школу оформить. Вот этой доброй миловидной женщине из Интерсервиса и пожаловалась жена на угрозы И.Сы. По свойски, по-бабьи эдак поплакалась. Не знала что такое «социальный работник» в США.
Уже вечером у холупы, что снимал И.Са на Трискетт остановился ментовский крузер. Удивленный И.Са поехал в окружную тюрьму. Там он отбыл десять дней за вербальный абьюз — то есть за неласковые высказывания в адрес жены. Статья подразумевает возможность насилия. Это делает Ису плохим hombre в глазах новой администрации. Что было с ним дальше я уже рассказывал. А да — судья у И.Сы была настоящая американская феминистка — теперь даже если соскочит с айса ему светит три года запрета на встречу с женой и дочерьми. Нет человека — нет проблемы.
Частично словами, частично языком классического балета я объяснил Исе в какую передрягу нас с ним зауевертело.
- А ти депортация зачем?
- Нет аусвайса
- Как нет? Врешь! А что иесть?
- Нечего нет. Ни карты, ни прав водительских. Ни хера.
- Врешь! Такой не бывал. Грин карт нет? Врешь. Симешной рус. Шютка любишь.
Мой индейский подход к бюрократическому формализму, не укладывается в голове не только у темных бирманцев.
И.Са демонически захихикал и пошел выносить мозгу другому своему знакомцу — непальцу Санджаю Бисва. Непалец работал на той же фрукторезке, что и Иса. Только в миграционной тюрьме я и узнал, что непальцы понимают и бирманцев и индусов с пакистанцами. Непальцы у них как у нас белорусы. Не посадили бы — так и умер бы в темноте.
Бисва выпил лишнего и погнался за женой с острым режущим или колющим предметом. «Что там за фрукты у них» - подумал я - «звереет с них трудовой народ». За пику костюмчик у Бисвы теперь в черную полоску — ну особняк ни дать не взять — в СССР за такой костюмчик надо было целую деревню вырезать за ночь, или миллион долларов напечатать.
И.Са и Бисва сели вспоминать боевые будни в фруктовом раю — ланч туда не надо приносить, жри себе фрукт и овощ. Очень много доступных женщин, готовых за пятьдесят долларов сделать в обеденный перерыв чака-чака. «Чака-чака» очень важный термин внутрибарачного сленга. Если вы стане путешествовать по Бутану, Непалу, Бирме, Индии, Пакистану и Югу Афганистана — термин «чака-чака» там понимают все. Этот пресловутый акт, по-мнению Фрейда единственное, что движет нашей цивилизацией.
Рядом с непальцем шконарь молодого девятнадцати летнего индуса по имене Самра. Самра рассказывает о своем Мейфлауэре турку Орхану:
-Из Индии прилетел в Турцию. Оттуда круизным пароходом в Панаму. Хорошо в Панаме, красиво. Белого цвета все. Народ добрый-добрый. А в Никарагуа меня ограбили. Два раза. Сперва айфон. А потом всю сумку со шмотьём. Никарагуа — гавно. Не надо в Никарагуа. Хуже Никарагуа — только Венесуэла. Страна-гопник.
В общем поднялся автобусами через всю Мексику. Перешел в Аризоне. Ни забора там, ни колючки — вообще шоколад. Пустыня — все красное. Погранцы подъехали грят: «Давай-ка, амиго, обратно топай». Я им: «Куда обратно? В Никарагуа? Да не в жизнь!Убейте меня прям туточки. Полетеческое убежище прошу». Они разозлились, наручники когда одевали в ребра дали воот так. «Полезай в машину, раз такой грамотный» - говорят.
- И чо?
Турок Орхан слушает затаив дыханье. У него длинные ресницы — будто наварные.
- Отболтал шесть месяцев в федеральной в Янгстауне — там целый сектор под эмигрантов отдали, народищу! Но тюрьма хорошая — камеры двухместные — кнопку жмешь мент чего изволите говорит — культура. Депортируют меня. Жду рейс. И чего я им не сказал будто я мексиканец?
- Я тоже на политику давил — признается Орхан — Письмо даже из тюрьмы писал самому Фетхулаху Гюлену.
- А это что за кекс?
- Бунт большой был в Турции в прошлом году, не слыхал? Он против президента нашего пошел. Гюлен большой человек. Он школы для бедных по всему миру открыл — даже в Огайо. Святой дервиш. Плачущий проповедник зовут его.
- И что? Гюлен этот что? Не помог?
- Не ответил, сын шакала. Я ему все сердце на подносе подал. Головы ваших врагов говорю к вашим ногам брошу, эфенди! Только помогите аусвайс получить. Дворником пойду в ваше медресе. Не ответил.
- И что после депорта делать-то будешь?
- Хочу теперь Японию попробовать. Заметил в штаты никто из Японии не просится. Не надо им. Там продвинутая цивилизация, люди будущего. Это только американцы думают они умнее всех. Еслиб наша лира была валютой везде — все бы тогда в Турцию рвались, к кормушке и принтеру. Турки добрее пиндосов. А японцы и корейцы правда умные. И работящие.
- Интересна. Может я тоже попробую. В Токио! Тойота хорошая тачка!
Главное что меня в Индии по прилету не посадили. Устал сидеть ни за что. Тошнит от решеток.
- А за что посадят?
- Да так просто — чтоб денег отец за меня заплатил. Посмотрят по фамилии в аэропорту — я из богатой касты. Коррупция у нас.
Чуть дальше от них кто-то трубит характерным африканским баском:
- Если подашь аппеляцию ждать будешь девять-десять месяцев минимум.В этой тюрьме. В этой комнате. Уши свернутся в трубку, как у слона. Да нет. Какой там. В восьми случаях из десяти отказывают.
Чуть подальше раскинули на полу свои коврики мусульмане. Я заметил, что они уже приняли в свои ряды Раджу. Сквозь напевный, тягучий как расплавленное золото речитатив классического арабского, сквозь нестройный хор акцентов, я слышу плеск волны, ударившей в борт Мейфлауэра. Галеон покачнулся на волнах и в иллюминатор нагло вкатилась луна. Я снова уснул ровным спокойным сном, как спят дети и праведники. Я всегда хорошо сплю в тюрьме — ночью и днём. Никто уже не станет меня ловить, арестовывать. Всё. Поймали.
Свидетельство о публикации №218020102134