Книга Корешей. Книга Иса. Глава 5

Первого заседания суда  ждут не больше двух недель. Казарма, тюрьма, психушка и средняя школа как атрибуты любого государства имеют много схожих мест. Основной груз в том, что вы уже не принадлежите себе и программа навязана вам сверху,  серыми средними людьми без фантазии.Не могу до сих пор понять каким вывихом психики надо страдать, чтобы пойти работать вертухаем в американской тюрьме. Наверное, проклятые мигранты позанимали остальные медовые места.

Чтобы выдержать казарменный кретинизм,нездоровый для вашей тонкой организации, следует выработать жесткую рутину, ежедневный почасовой график, так чтобы свободного времени, пустых часов наполненных размышлениями о  горемычной жизни не было совсем. Иначе кроме тюрьмы внешней, вы еще один гулаг соорудите — в своей собственной башке.

И.Са никогда толком не сидел. Ему нехорошо. И.Са почти ничего не ест. Не спит и все нарезает круги по бараку, обернувшись байковым одеялом. Он регулярно останавливается у моей шконки и спрашивает взглядом: «Что же потом? Что же они с нами сделают?»

- Видишь ли, Иса — я принимаю вид даоского монаха - Счастье - это не сочетание внешних обстоятельств. Это просто состояние  ума, сечешь? Можно быть счастливым в тюрьме и глубоко несчастным на воле. Сейчас мы не имеем малейшего контроля над тем, что они собираются с нами сделать. На самом деле это уже их проблема, а не наша. Наша проблема — сохранить здоровье и не сойти с ума. Во всяком случае две недели как минимум. Вызовут на суд — там и прощупаем обстановку - боем. Все над чем мы имеем сейчас контроль — это Время. Нельзя дать им украсть время нашей жизни — это все что у нас есть, Иса. Надо заполнить две недели чем-то полезным для тела и души.

И.Са удовлетворенно кивает и отчаливает на новый круг. Но оставляет он меня не надолго. Через пару кругов останавливается и снова пытает — что же будет с родиной и с нами? Скрыться от Исы можно только в кабинке туалета или душевой, да и то не на долго. Большинство в бараке гребаные первоходы и им кажется особенно смешным, если кто-то затихает в глухом одиночестве кабинки. Ничего, голубчики вы мои, посидите пару месяцев, начнете дрочить так же как сейчас чистите зубы.

От помощника шерифа Риза я слышал тут есть библиотека. Ищу ее как янтарную комнату. Боюсь, она окажется заполнена бульварщиной и пыльными томами христианских нравоучений и катехизисов, которые тут вместо советского марксизма-ленинизма — способ регулировки популяции деревьев.

Но мне повезло. Я откопал Правила виноделов, Джона Ирвинга. Еще надыбал Дело Артамоновых и Доктора Живаго, хоть и на английском. Горький и Пастернак в переводе похожи на аквариумных рыбок в черно белой записи. Чтива теперь хватит на месяц, а там увидим.

На прогулку выводят каждый день минут на сорок. Все подрывают в спортзал — кидать в корзину мячик. В библиотеку сворачиваю один. Некоторые не могут читать по-английски, но большинство просто не хотят. Это подарок судьбы — целых сорок минут в сутки можно никого не видеть и не слышать. Я вхожу в библиотеку как в храм — только что поклоны пока не бью.

Серега подбросил книг на русском: абсолютную дефективную ересь от Эксма, годную разве что вздрочнуть на фотку авторши, и русский вариант Американской трагедии Драйзера. Изверг переводчик превратил стиль американского писателя немецкого происхождения, в чем-то перекликавшимся с Горьким, в сухой манифест коммунистической партии.

Единственное достойное внимания в книгах предложенных Серегой это заметки на полях некого Анатолия Ядаменко, который сидел тут под депортацией и писал коменты на полях, как бросают в море бутылки с посланием. Возможно, любимая Ядаменко в томилась тут же - в соседнем женском бараке, потому что на пустых страницах и огромных полях — выдававших в книге типичный продукт современных  издательств  — дивчина в несвойственных для юной мисс выражениях описывала как она скучает и что предположительно сделает с указанным гр-ном Ядаменко, как только изверги и фашисты выпустят их на волю.

Наступил мусульманский месяц Рамадан. В этот месяц к пророку Магомету явился архангел Гавриил и начал надиктовать главную книгу магометан.

Магометан в бараке было человек шесть и по началу они меня раздражали. Регулярные ритуальные моленья. Высокомерная чистоплотность —  они поссав, каждый раз они открыто мыли  член в туалете, засунув его в стирофомовый стаканчик из под мороженного с надписью: «продукт сделан с элементами генной инженерии».

В соответствии с постом, мусульманину нельзя принимать пищу, пить воду, курить и материться до наступления темноты. Администрация тюрьмы составила список  рамаданствующих и ужин с завтраком им стали выдавать сухпаём в отдельное от других время. Меня это тоже злило и я думал: «Вот если бы христиане в пакистанской, сомалийской или какой бешкекской тюрьме захотели ритуально нарушать режим содержания — стали бы тамошние тюремщики им так активно  содействовать?»

Я мстительно подписал свой для грязного белья — его дважды в неделю можно сдавать в прачечную — оскорбительным Bad Infidel Motherfucker. Такое себе морпехи в Афгане колют.

И.Са тоже ударился в религию — примкнул к постящимся. Хотя, подозреваю, ему просто пришелся красивый расшитый молитвенный коврик, который тюремный капеллан бесплатно выдаёт каждому зарегистрированному рамаданщику.

Веры Исе хватило не надолго. Дня через три малограмотный клиент Интернешнл Сервиса подошел ко мне с челобитной:

- Спомоги заяву этому, мулле местному

- Капеллану?

- Ага — чапелану — попроси чтоб он меня из писька выключил, жрать хочу — сил нет.

Голод сделал английский И.Сы почти безупречным. Думаю, он ко дню суда Шекспира начнет цитировать.

- Ты правильно решил, Иса - одобрил я и обернулся к молящимся. Молитву вёл пицирийщик Бонасье — как натуральный араб из Иордании он пел суры лучше других, язык Корана для него родной. Прямо над согнувшимися в поклоне мусульманами висел черный глаз камеры ночного виденья. Я ткнул в нее пальцем и сказал Исе:

- Глупо устраивать шоу на камеру, когда сидишь под депортацией.

- Зачем? - непонимающе заморгал наивный бирманец. Я подхватил со стола газетки — нам каждый день полагалось две: местный Плейн Дилер и федеральный Фёлькишер Беобатхерт Тудей. Показал Исе фотки — вот мусульманы опять кого-то взорвали, а вот, наооборот — кто-то взорвал мусульман.
-Невкусный контекст, не находишь, паря?
- Конь-текст — не-вкус-ный — вторил мне Иса и вдруг его раскосые бирманские глаза широко открылись будто от укола кофеина прямо в сердечную мышцу. Иса резко помчался сдавать молитвенный коврик. Братья-мусульмане глянули на И.Су с презрением. Поступок ренегата сплотил их и постящиеся вернулись к молитве с удвоенной силой.

Постепенно даже я проникся к ним уважением и пониманием. Раджа стал светиться изнутри, в его глазах загорелась стальная уверенность и сила пулеметчика с тачанки Нестора Махно. Даже если откинуть высшие мотивы — пост завсегда телу на пользу.

Однажды меня хватанула резкая боль — завозился камень в почке. Обычная тюремная подлость — если у вас что-то может заболеть в каталажке, не сомневайтесь заболит непременно. Может почка, может печень, зубы — это уже само собой. Три раза в день здесь, к счастью, выдают тайленол. Одно досадно — таблетки хватает на пару часов. Промежуток от ужина до завтрака — вся ночь — длинный и мучительный. Чертовы камни в почках это как кавказкий кинжал в спину — раз за разом. Непроизвольно слёзы на глаза наворачиваются. Ни одна из возможных поз не приносит ни минуты облегчения.

Раджа смотрит на меня с жалостью.

- Терпи, браза. Человек всю может вытерпеть. Сейчас в два тридцать ночи нам завтрак подадут и сразу следом — таблетки. Я возьму тебе и сам еще одну оцепишь, понял? Так и перекантуешься до восьми утра. Новость о рамаданском завтраке была такой славной, а взгляд у Раджи был как у  старца Зосимы - боль стала утихать задолго до того, как я  разгрыз долгожданную таблетку, не запивая, к ужасу сонного ночного вертухая.

Когда пожимал Раджи руку вдруг вспомнил о надписи на мешке для грязного белья и сам почувствовал себя грязным бельём.

Между тем новая администрация в Вашингтоне решила, что Рамадан, месяц когда правоверные мусульмане приостанавливают войны и разногласия, является подходящим моментом нанести удар по  игиловцам в Ираке, и зачистить, наконец, нефтеносный Мосул. Утром об этом спел сиэнэн, а к вечеру нешуточную операцию мы  почувствовали на собственной шкуре. Барак вдруг начал наполняться иракцами. Количество иракцев росло по часам и вскоре в процентном соотношении почти переплюнуло выходцев из стран Латинской Америки. Иракцев мели всех подряд, без разбору, не взирая на статус. Задерживались на Мейфлауэре иракцы недолго — день два пока их оформляли и процессили. После их гнали в Супермакс — тюрьму особого режима в Янгстауне, где по слухам для них сколотили отдельный сектор.

До встречи с иракцами я представлял их несколько иначе — бабуинами на верблюдах. К стыду моему иракцы в большинстве оказались приличными, современными и продвинутыми людьми. Среди иракцев строем прошедших через наш барак были аптекарь, пилот иракских авиалиний, микробиолог и даже гравёр-реставратор из багдадского музея искусств. Некоторые были похожи на сицилийцев, некоторые — на Бубу Кикабидзе.

Один из иракцев походил на покойного Романа Трахтенберга. Нео-Трахтенберг страдал диабетом и вертухаи называли его «Щуга гай». Сахарный гай с пяти лет жил в Детройте, штат Мичиган и не слова не знал по-арабски. Новость о высылке в Багдад делала его похожим на Романа Трахтенберга, которого без парашюта вытолкнули из люка десантного ИЛ-76.

Другой был похож на младшего сына Саддама — Кусая Хуссейна.

- Гля, Серёга, вон какие круги Кусай Хуссейн нарезает.

А почти пред самым отбоем привезли и второго сына Хуссейна — Удая. С Удаем пригнали Али — моего первого в жизни кореша-иракца. Мы сошлись на профессиональной почве. Алишка служил переводчиком в армии США до того как его занесло в штатики — прям как я. Только повезло ему чуть меньше.

- У вас в Афгане как придорожные мины щупали? Сурикатами?

По рассказам Али, технически продвинутая, как внеземная цивилизация, американская армия в Ираке использует своеобразный способ зачистки от самодельных взрывных устройств. На обочине дороги открывают клетку с сурикатами и те бегут ровными колоннами за вожаком. Даже когда один из сурикатов-камикадзе наступает на мину и сразу десяток бегунов разрывает на куски, умные зверюшки имеют особенность быстро восстанавливать строй и мчать дальше — за вожаком.

- Они совсем как люди. Своей головой думать не хотят.

Да, повезло Алишке чуть меньше. Мне виза американская досталась без малейших усилий и особых желаний с моей стороны. А Али перед вручением визы получил в башку осколок. У него теперь пластинка под кожей — нерж. Не расспрашивал подробностей. Может и сам совал башку куда не надо, а может его использовали вслепую - когда у великой армии кончились сурикаты.

Али грамотный. Доктора Живаго у меня взял почитать. Не осилил, правда. Еще он классно поёт по-арабски, когда закрывается в душевой. Многие тихонько подходят ближе и слушают будто это «Радио Багдад».

Вечерком сидим рядком — смотрим дорогие каналы платного кабельного, как раз подносы с ужином занесли - для постящихся рамаданцев.
Сидят себе рамаданцы рядком — федеральный харч вкушают. И тут по ЭфЭкс врубают фильм Клинта Иствуда — «Американ снайпер». Красавчик Брэдли Купер играет ковбоя-лузера, который застукал, как подружка барахтается под другим дядькой, а тут еще 11 сентября в Нью Йорке — конец света. Ковбой едет мстить за свободу — только почему-то в Ирак, хотя все пилоты 11-го были саудиты, а Аль-Каеда вообще - в Афгане.

В самом начале сраный ковбой из снайперской винтовки последнего поколения, в удобной форме и бейсболке набекрень, расстреливает женщину с двенадцатилетним сыном, выскочившим из дома навстречу взводу американцев прущему по родной улице. Тяжко приходится защитникнам демократии в диких месопотамиях.
Хотя, если разобраться мусульманский мир был единым культурно-экономическим пространством задолго до ЕС и уж точно задолго до появления США. Караван из Багдада шел Дамаск за сталью клинков, в Тегеран за коврами, останавливался и в наших Бухарах-Самаркандах — за книгами и кожей. Слово «алгебра»  и сами цифры наши — вообще-то арабские.

Скосил взгляд на наших рамаданщиков — видно что им неприятен бред Брэдли Купера, но глотают, глотают вместе с остывшим ужином американской федеральной тюрьмы. Мы преступники, а он герой. Мастерски у мериканцев пропаганда строчит. Вспомнил как смотрел эту гадость в первый раз и сам приговаривал: «ой молодчага Иствуд — не побоялся неполиткорректностей». Сейчас все виделось иначе — акценты упали на совсем другие места. Шесть раз ездил Брэдли в Ирак — понаделал в иракцах кучу дыр. А пристрелил его такой же робот-ветеран «войны с терроризмом» в родном Техасе.

На следующий день, зажав под мышкой казенную Библию, отправился в тюремную часовню — развеяться. Не то чтобы я набожен, тут каждый выход из камеры — событие.
Часовней называлается камера, где стоят столы со стульями и школьная доска. Камера называется «Многоцелевая-1». Там же устраивают  шабаши анонимные алкоголики, наркоманы-онанисты и члены клуба страдающих раком яичек. Я посещаю эти маленькие шоу с регулярностью героя Бойцовского клуба Поланюка.

В воскресенье утром в Многозадачной-1 работает парикмахерская самообслуживания. Когда очередь доходит до нашего барака, желающих закрывают туда, выдав три жужжащие машинки для стрижки собак. Все стригутся как могут — в основном в ноль, но иной раз попадает мекс-мастер экстра класса и делает прически, которые на воле стоят баксов тридцать. У пуэрториканцев и других латинос свой стиль. От парикмахерских экзерсисов на собраниях церкви, сразу после молитвы, паства подолгу отряхивается от вездесущих волосков. Из них можно собрать ДНК всей планеты. Впрочем, так же как и с осклизлых стенок нашего душа.

Обслуживать отправления культа всякий раз приходят разные люди. В четверг приходят пожилые католики с картонными глазами. Сегодня парочка совершенно цирковая — расплывшийся по стулу повар с картинки на тесте-полуфабрикате «Доубой» и потомственный алкоголик с одним глазом и в ковбойских сапогах.

«Восславим Иисуса!» - единственный глаз ковбоя сверкнул желтым пламенем вялотекущего цирроза. Человек-тесто, одетый в форменную рубаху типа тех что носят технари на станциях быстрого обмена масла, взялся подстраивать гитарку. Его поросшая сединой грудь под рубашкой была такого же размера, как у народной артистки СССР Людмилы Зыкиной. Нашивка на груди гласила: «Тим».

Тим затянул псалом. Голос у него был далеко не зыкинский, но в целом приятный. Несколько сбивало с возвышенного внимания количество уголовных наколок на его руках-окороках, облепивших инструмент. Хотелось крикнуть: «Мурку, Мурку давай, толстяк!»
Музыка  делала свое дело, настраивая паству на благодушный лад.

Около ТВ в бараках тюрьмы висит надпись по-гестаповски:

«Просмотр музыкальных каналов строго воспрещен. Поймаем, и ваш телевизор будет отключен до конца дня».

Телевизор и телефоны отрубаются с ментовского пульта и служат основой кнуто-пряничной политики вертухаев. До сих пор не знаю чем мы так согрешали, чтобы лишать наши души музыки — важнейшего элемента духовного пропитания. Если в тюрьмах США больше не секут розгами, это не значит, что креативные вертухаи вас оставят в покое.

После музыкальной паузы одноглазый сердечно признался, что в юности был профессиональным боксером, всегда побеждал накаутом, но при этом часто выпивал. Однажды после пьянки и драки в баре — владелец скрипучих ковбойских сапог вернулся домой и увидел в зеркале  покойную маму. От этого ковбой пришел в такой религиозный экстаз, что навсегда бросил и пить, и боксировать. Теперь он служит Сыну Божию — к чему и нас призывает. Я представил, что его мама похожа на маму Стифлера.
Все проповедники рассказывали о том как они пили, нюхали, насиловали и убивали до того как их коснулся Христос. Капеллану следовало обновить стандартный  мессидж спасения — ведь большинство в тюрьме теперь были не бандиты, а мигранты. Следовало бы позвать стариков мексов, который всю жизнь прыгали через забор в Ларедо, штат Техас, пока Христос не открыл им во сне как следует заполнять форму номер номер 465 дробь «И», платить налоги и покупать исключительно американские товары.

Очередь засвидетельствовать о чуде спасения дошла до крупного певчего Тима. Я оторвал взгляд от его наколки «FTP». Узнавая в читателе человека-айтишника, спешу уведомить — ФТП у нас это не файл-трансфер-протокол, это у нас Фак-Та-Полис. Типа «Смерть ментам!»  Видимо в молодости Тим тоже поблатовал вволю.

Сейчас он заученно рассказывает, о том как господь призвал его с одноглазым мотаться по тюрьмам и возвещать благовест. И довелось им намедни посетить тюрягу усиленного режима в Эри, Пенсильвания. А за ночь до визита было Тиму во сне видение пророческого типа. Будто где-то мучается, рвётся к Господу потрёпанное сердце солдата-героя. Исполнившись Духа Святага,Тим на заключительной молитве призвал всех поднять руки. Если есть побуждение раскаяться во грехе и принять чудесный дар спасения. И что бы вы думали? Один из кающихся оказался бывшим солдатом-снайпером!

- Где-то там в «песочнице» есть ихняя Фалуджа...
Тим начинает рассказ, поглядывая на потолок. Там до сих пор свежее пятно побелки видно, куда на прошдлой неделе какой-то сорви голова с уголовного сектора подкинул поднос со стылыми бобами.

«Песочница» - подумал я. Вот тут — в соседней камере как раз сидит без приговора и срока парнишка из этой самой песочницы. Ему пол-черепа снесло, когда он помогал вам демократизировать чужие углеводороды.

Дальше рассказ Тима мог бы продолжить абсолютно любой смотревший вчера телек на канале FX — как и в сценарии Иствуда солдатик наш пережил борьбу между чувством долга по кредитам и гуманизмом. Долг победил — он и пристрелил женщину с сыном. Спас целый взвод или роту. А теперь, в тюрьме у него высвободилась масса времени и  начала мучить совесть. Тим горячо помолился за зольдатика и большой белый бох всё ему простил.

«Халилуя» - подвёл итог одноглазый ковбой.

Мы стали молиться, а мне  до боли в сердце стало жалко всех участников этой комедии положений, в которую меня втянуло против желания. Стало жалко Раджу, Ису, Алишку, рамаданцев, одноглазого мудака в ковбойских сапогах и тестообразного певчего Тима, который проповедуя Добро, прибег к примитивному мошенству — процитировать номинированную на Оскар ленту, надеясь, что ее совсем никто не смотрел.

В этот момент, Господь коснулся и моего сердца — чувство липкого стыда, за то что я сам  являюсь бездумной, как сурикат жертвой пропагандистской машины глобальной экономики. Экономики зеленых американских денег не обеспеченных ничем, кроме паскудных фильмов маразматика Иствуда, липовых пророчеств механика Тима и краденных в других странах углеводородах. А жители этих развороченных стран ютяться сейчас в соседней камере перед дешевым китайским телевизором, и внимательно смотрят ролик о том что стоит немедленно бросить курить, ролик снятый теми же людьми, что десяток лет назад снимали рекламу сигарет.

Я вернулся в барак с чувством покаяния. Взял свой мешок для грязного белья и долго смывал свою же надпись: «херовый неверный». От чего то в тот момент постящиеся в Рамадан мусульмане, особенно святящийся как Николай-угодник Раджа, казались мне светлее, добрее и величественнее чем одноглазый ковбой и толстый Тим.
Хотя на гитарке он жарил почти как Хендрикс.