Секретный город

Пролог.

  В больничной палате он появился неизвестно откуда. Худощавый парень восточной наружности. Странный пациент – уколов ему не делали, таблетки он не глотал, а главное, к нему никто не приходил. Под Новый год в огромной палате на десять человек мы остались вдвоем.
 

– Слышишь, друг. Забери часть продуктов себе, – обратился я к нему, так как родственники завалили меня новогодней едой, и в тумбочку она уже не вмещалась.
– Купить?
– Нет, просто возьми себе, а то пропадут. Мне за месяц столько не съесть.
Парень взял апельсин и встал возле окна. Он долго смотрел в окно  и в это время, очень медленно и аккуратно, дольку за долькой поедал апельсин.
– Бери еще, ешь. Что ты там интересного на улице увидел?
– Смотрю, часто ли у вас на улице ходят патрули.
– Зачем тебе патруль?

Глаза парня стали напряженными, он внимательно смотрел на меня, словно решаясь, стоит ли мне доверять. Потом, решившись, скороговоркой выпалил:
– Хочу сигареты купить, а у меня нет документов.
– Патрулей у нас здесь никаких нет. Да и документов никто не проверяет.
 – Этого на сигареты хватит?
Парень помахал банкнотой. Было ясно, что он совершенно не знает наших цен. Но откуда же у него тогда деньги?
– Хватит на десять пачек. Так что иди, покупай. Ты где деньги взял?
– Баржу разгружал.

Парень из какого–то другого мира. Потом мы подружились, и я много чего о нем узнал.
 Я смотрел за окно на обледенелые ветки, радовался, что у нас тепло, а рядом сидит сосед, которому нужен слушатель. Так продолжалось две недели... У нас новогодние праздники затягиваются надолго... Потом мне стало хуже, воспалительный процесс, сидевший  внутри меня, пошел в наступление.
Два дня   я без сознания  лежал под капельницей. Когда я очнулся, худощавого соседа в палате не было. Я так и не узнал, правда ли то, что он мне поведал, или выдумка.  Я даже не спросил, как соседа зовут. Но история, им рассказанная, накрепко засела в моей голове. Собеседник говорил тихо, но слова его жгли. Он родился и вырос в далекой стране, где бог не приходит на помощь, предательство возведено в культ, а надеяться можно только на себя. Есть ли там любовь? Я не знаю. Быть может, вы это поймете лучше меня…
 

Секретный город

Если спросишь, кем я стану
После смерти, – я отвечу:
Над вершиною Пэнлая
Стану я сосной высокой.
Пусть замрет весь мир под снегом,
Зеленеть один я буду.
 
Сон Саммун 
Перевод – А. Ахматовой.

 
На территории воинской части это было самое мирное строение. Одноэтажный домик, рядом цветочная клумба. Над входом висит вывеска, отчего–то напоминающая кладбищенскую – "Управление кадрами".  За дверью приемная, за столом сидит строгая, подтянутая девушка в военной форме – секретарь. По краям помещения – стулья для посетителей. На одном из них сидит молодой парень. Его внимательные, темные глаза широко открыты.  Одет он в синие брюки и легкую белую рубашку. На шее, несмотря на жару – галстук.
– Ты должен всегда хорошо выглядеть. Ты – инженер и будешь руководить людьми. Зря я боялась за тебя и отговаривала. Ты выдержал  все проверки. Отец бы тобой гордился если бы дожил. Тебе удалось получить важную работу, – говорила  мать, упаковывая стопку галстуков.

Перед отъездом удалось купить и недорогие туфли. Несмотря на то, что они были новыми, совершенно не жали. Удобная одежда и обувь делала движение во время ходьбы  легкими и непринужденными. Но сейчас он был явно напряжен. Секретарь снимает трубку телефона и обращается к молодому человеку:
– Чанг Сан Дин – заходите. Вас ждут.
 
Молодой человек приоткрыл дверь. В кабинете – два стола; один расположен напротив окна, другой – у стены с портретами вождей. Под картинами сидел коренастый, лысый полковник и что–то писал. За другим столом сидел седой майор с обветренным красным лицом. За его спиной висел плакат, где солдат народной армии лихо протыкает штыком американского оккупанта. Майор недовольно глянул на Чанга.
– Что там у тебя? – хрипловатый голос и еле уловимая неопрятность в мундире выдавали в нем человека пьющего.
Чанг молча поклонился и протянул документы.
Военный хмуро повертел диплом. Тупыми бездумными глазами глянул на фотографию в удостоверении и развернул листок с направлением.
Чангу показалось, что направление на работу майор перечитал дважды. Потом молча начал разглядывать Чанга. Это продолжалось минуты две.
Чанг совершенно не знал, как вести себя в этой ситуации и старался с почтительным видом смотреть на стол с документами. В глубине сознания у него проскальзывала мыслишка, о том, что военные уже знают о секрете, и в любой момент майор вызовет охрану.
"Нет, этого ни как не может быть. Это не возможно", – подумал Чанг, и постарался искренне и добродушно улыбнуться. В ответ у полковника по окаменевшему лицу  судорогой пробежала эмоция то ли раздражения, то ли брезгливости, и он рявкнул:
– У тебя дрель есть?
У Чанга был целый баул с вещами, который он предусмотрительно оставил в приемной. Там было много чего помимо одежды: кастрюля, две бутылки водки «соджу» и даже несколько сушеных каракатиц, на случай, если надолго останешься без еды. Но дрели там точно не было. Чангу показалось, что он не правильно понял вопрос:
– Извините, я, наверное, не понял товарища майора?
– У т–е–б–я дрель есть? – специально, как для общения с идиотом, растягивая слова, произнес военный.
– Я не знал, что для моей работы здесь понадобится дрель. Мне во время инструктажа никто о дрели и других инструментах не говорил.
Майор поморщился:
– Все, не годен.
– Почему не годен? Я собрал все необходимые документы. Полгода ждал назначения. Уволился с предыдущей работы. У меня диплом с отличием. Я не знал, что для работы менеджером по персоналу нужна дрель.
– А что ты знал? Это сверхсекретный объект. Государство надеялось на тебя. А ты оказался не готов.
– Что же мне делать?
– Не знаю. Забирай бумаги и уходи отсюда.
– Куда?
– На улицу.
Чанг собрал бумаги и вышел.

В приемной секретарь печатала на компьютере и вопросительно взглянула на парня.
– Майор сказал, что я здесь не нужен, – сказал Чанг, взваливая на спину огромный баул. Он согнулся под тяжестью ноши, став похожим на горбуна.
– Оставьте  вещи в приемной, – улыбнулась ему секретарь.
– Зачем?
– В столовой вам с ними будет неудобно.
– В какой столовой?
– Надо пройти метров десять вперед и повернуть направо.
Чанг с недоумением поставил вещи на пол.
– Что вы смотрите? Поспешите. Обед через полчаса закончится. Вот вам талон на питание.
Секретарь протянула листок. Парень замешкался.
– Берите, берите. Как командированному на особый объект, вам положено.
– Но меня ведь не взяли на работу.
– Идите, ешьте, и ни о чем не беспокойтесь.
Пожав плечами, молодой человек отправился искать, где в этом странном месте кормят.
–––
В столовой Чанг протянул повару листок. Людей было не много. Чанг удивился – ему насыпали полную миску рассыпчатого  риса. На каждом столе стояла большая тарелка с капустой – кимчи, и похоже было, что можно брать сколько угодно.
Несмотря на переживания, аппетит у парня был отменный. Последний раз рис он ел месяц назад.
Чанг ел и разглядывал немногочисленных посетителей. По манере поведения и разговору чувствовалось, что это люди влиятельные. Сожаление о том, что ему так и не удастся приобщиться к этой элите легкой тенью проскользнуло в голове у молодого человека.
А чудеса не кончались. Когда Чанг доел рис, ему официантка принесла рыбу и еще маленькую глубокую тарелку. Чанг думал, что там тушеные овощи. Но нет, в тарелке было мясо. Несколько кусочков настоящей свинины плавали в соусе!
 
Парень был поражен. Может быть, сегодня какой–то важный праздник и он что–то запамятовал? Но нет – обычный будний день. И в обычный будний день здесь дают свинину!
С приятной тяжестью в животе молодой человек вернулся в приемную.
– Вещи можете пока оставить здесь, а сами пока посидите на улице, подождите, –
улыбнулась секретарь.

Чего ждать, было не понятно, но терпения у парня было не занимать. Еще в школе врач удивился его стойкости, когда зашивал глубокую рану без наркоза на ноге. Сжав зубы, мальчик выдержал процедуру, не издав ни звука. Лишь потом у него возле губ появились две морщинки, да время от времени он слегка прихрамывал.

Чанг уселся на скамейку во дворе. Светило летнее солнце. Сладко и пьяняще пахло резедою. Откуда–то появился огромный рыжий кот, потерся о ноги молодого человека, а потом запрыгнул к нему на скамейку.
«Положение не так уж плохо», – подумал парень, поглаживая довольно урчащего кота. Во всяком случае, арестовывать его пока никто не собирался. Мимо него прошли две официантки с подносами, накрытыми полотенцами.
"Обед военным в кабинет понесли", – подумал Чанг, и закурил сигарету.
Многие мужчины курят, но парень курил, как буд–то соблюдал таинственный ритуал. Кончиками пальцев он бережно держал сигарету, осторожно подносил ее ко рту и мелкими колечками выпускал дым. Никто его так курить не учил, но получалось аристократично.
По всей видимости, кот не одобрял курение. Он фыркнул, задрал хвост и гордо удалился по своим делам.

Еда молодого человека разморила. Между цветами на клумбе деловито сновали крылатые насекомые. Чанг ночью в пути почти не спал, к тому же прибыл он рано утром и от нервного напряжения устал. Ожидание затянулось, он задремал и не заметил, как к нему подошел военный из управления кадрами. Но не тот, с которым он разговаривал, а
другой – лысый.
Полковник уселся на лавку рядом с парнем. Вид его излучал благодушие.
– Поел? – улыбнулся военный.
– Большое, спасибо, все было очень вкусно, – вскочил Чанг со скамейки.
– Ты сиди, сиди…Дорога–то дальняя была, устал, наверное. Отдыхай.
Чанг сел.
– Жаль, что ты нам не подошел, – с раздумьем сказал полковник и потер лысину.
"К чему он клонит?" – подумал Чанг, но промолчал.
– Но не всем же здесь, в нашем "Центре", трудиться. У тебя есть возможность поработать просто техником по ремонту оборудования. Тут в нашем отделении, неподалеку.
Чанг напряженно думал над словами полковника.
 – Ты согласен? – полковник ждал ответа.
– Но это ведь не инженерная должность. Меня же отправляли сюда на руководящую работу.
– Поработаешь техником, наберешься опыта. А там глядишь, и инженером будешь работать.
Чангу  не хотелось возвращаться домой, объяснять, почему и за что его не взяли на ответственный объект, и он сказал:
– Согласен.
– Бери бумагу, пиши заявление. Только вот еще – пиши, что хочешь пока поработать грузчиком.
– Почему грузчиком? Для чего тогда диплом? Для чего я полгода утверждал документы?
– Место техника по ремонту освободится через пару месяцев. Пока поживешь там, привыкнешь, подучишься. А паек у грузчика даже лучше, чем у техника. Все равно скоро война будет, так какая разница, кем работать? Все пойдем солдатами на фронт.
О войне полковник сказал так просто и уверенно, что Чангу стало страшно. Он попытался возразить:
– Может быть, не будет войны?
– Ты думаешь, дадут враги без боя объединить нашу страну?
– Нет, наверное.
– Поэтому мы должны стойко терпеть трудности и готовиться к войне. Поселишься сначала в общежитие, а потом и квартира будет. Так что не переживай. Тебе повезло.

Чанг так не считал. Чтобы получить работу в особом районе инженером, друг его отца  два месяца поил водкой военкома. Но мысль о том, что ему наконец–то удастся пожить с женой в отдельной квартире, была очень привлекательна. Это была его давняя мечта, и он согласился.
– Хочу предупредить, так как наш объект – особой секретности, вы ни с кем не должны обсуждать географические названия, ни в письмах, ни по телефону. Кстати, разговоры по мобильнику в нашей зоне запрещены. Так что, если есть мобильный телефон, придется на время работы здесь его сдать.
– Как же называть это место, где мы находимся?
– Называйте это просто – "Центр".
– "Центр"?
– Да, "Центр". Просто "Центр", без всякой привязки к географии и местоположению.
Они встали, и пошли оформлять документы.
***

Волчьи игры
Ян Кун проснулся рано. Несколько минут он лежал молча, обдумывая дела, которые ему предстоит сделать сегодня. Дел было много, а времени – мало. Тем более что в политуправлении дивизии на 11–00 запланировано совещание, и кто знает, сколько оно продлится. Ян Куну двадцать пять, а он уже капитан госбезопасности. Очень неплохой карьерный рост, но это только начало. Недавно выявил группу солдат, занимающихся грабежами китайцев. За это он получил личную благодарность главнокомандующего.
 
Сейчас он вот–вот займется чрезвычайно важным делом. Очень тонким и щекотливым. Ему нужна красивая девушка. Такая, что сразу привлечет внимание. Подходящая на эту роль девушка не так давно приехала к ним. Она еще не знала, чем занимается Ян Кун.  Когда капитан увидел ее, ему показалось, что она немного не в себе. Приехала работать официанткой, а притащила с собой огромную виолончель. Более того, не поинтересовавшись ни пайком, ни условиями работы, она спросила:
– А смогу ли я здесь получать какой–нибудь журнал о музыке или театре?

Разве нормальный человек такое спросит? Ян Кун сразу почуял в ней червоточинку. Он пригласил девушку на свидание, и в первый раз не заговаривал на скользкие темы. Только восхищался ее образованием, утонченностью.
– Какие у вас красивые, лучистые глаза. Я чувствую к вам полное доверие, – сказал он напоследок, расставаясь. Это была его коронная фраза. Ну, какая женщина признает свои глаза не красивыми? А его доверие требовало ответного доверия.

Девушке понравились ухаживания подтянутого, галантного офицера. Более того, он устроил так, что она смогла выступить в клубе перед офицерами, играя на виолончели. Поэтому, когда он недавно пригласил ее в ресторан, всякая настороженность с ее стороны прошла, и она согласилась. Оставалось уточнить время и место.
– На днях будет решающая встреча, – подумал  Ян Кун.   
От этих мыслей настроение у него улучшилось, и он даже замурлыкал мелодию. Ян Кун покормил золотых рыбок, плавающих в круглом аквариуме. Капитан уважал рыбок за красоту и молчаливость. Это были, пожалуй, единственные существа, которых он искренне любил.  Быстро собравшись, он отправился к себе в отдел.
Лейтенант Сео Хан Ыль уже была на месте.
 
Эту девчонку недавно перевели к ним в отдел, а до этого она работала уличной регулировщицей. Это была почетная работа, на нее брали только самых красивых девушек, но потом количество регулировщиц в столице стали сокращать. Девушку направили на курсы госбезопасности, и вот она здесь. Ян Кун ее недолюбливал за прямолинейность и излишнюю правильность. По всей видимости, она искренне верила всем тем вещам, которые говорили по телевизору и радио. Ее бескомпромиссность могла стать опасной. Сео Хан Ыль недоумевала – отчего она никак не может угодить молодому начальнику, и старалась, как могла. Ян Кун порой улыбался, но в этой улыбке не было сердечности. Он обнажал острые, белые зубы и становился похож на волка. От улыбки капитана девушке становилось страшно.

Второй день на столе Ян Куна для проверки лежала куча писем. Два дня это будет нарушение инструкции, что совершенно недопустимо, а времени возиться с перепиской, не было. Проверять письма Ян Кун никому не доверял, и не потому, что там могли содержаться важные секреты. Дело было серьезней. Вопреки строгим инструкциям, родственники в письмах иногда присылали деньги, которые, естественно, забирал проверяющий. Делиться же деньгами начальник отдела ни с кем не хотел.
– Здравия желаю, товарищ командир! –  Сео Хан Ыль вскочила и приветствовала вошедшего начальника.
– Вольно. Сходи–ка, принеси мне завтрак из офицерской столовой.
– Есть, принести завтрак.

Девушка выскочила за дверь. Ян Кун включил настольную лампу и на свет начал просматривать письма. К сожалению, писем с вложенными туда деньгами ему не попались. Но сегодня он их не особо и искал. У капитана была цель гораздо важнее. Вот оно! Он выхватил одно из писем, разорвал конверт и начал сравнивать текст письма с бумагой, которую он достал из портфеля. Все было, так как он и предполагал! Теперь, главное, успокоиться. Он спрятал письмо и бумагу в портфель, пригладил волосы, и уже немного придя в себя, отложил наугад десяток писем, тщательно следя, чтобы получателями были только солдаты, корреспонденции офицерам он бросал обратно в общую пачку. После этой процедуры, отобранные десять писем начальник особого отдела, не читая, разорвал на мелкие кусочки и бросил в мусорную корзину.
«Подчиненные должны видеть, что начальство работает», – с улыбкой подумал  Ян Кун.
Потом он взглянул на конфискованные накануне несколько CD–дисков и видеокассет и подумал, что сегодня уже не успеет проверить, нет ли там южно–корейских, а еще хуже  –  американских фильмов. Эту работу можно было поручить и Сео Хан Ыль. Но зачем же лишать себя удовольствия посмотреть хорошее кино? Это подождет, сегодня был очень важный день.
Вошла Хан Ыль с завтраком на подносе.
– Спасибо. Чтобы я без тебя делал… –  сказал Ян Кун, улыбнувшись.
Сегодня он был на редкость приветлив. Девушка от похвалы зарделась и потупила глаза.
 – Можешь отнести письма. Я их проверил.
– Так быстро?
– У работника государственной безопасности есть особое чутье на послания врагов, –  почуяв подвох, сухо сказал Ян Кун.
– Нашли что–то интересное?
– Нет. В нескольких письмах было обычное нытье, и я их уничтожил. Не должны письма из дома подрывать дух солдат. Отнеси письма и сама позавтракай. У нас срочное и важное расследование. Через десять минут ты должна быть готова к отъезду.

Начальник отдела обманывал, назвав расследование "важным", оно было скорее неприятным. Четыре солдата изнасиловали деревенскую женщину. Лица насильников женщина не видела, так как солдаты были в противогазах. Теперь предстояло среди взвода солдат, работавших в том районе, вычислить насильников. Вообще–то МОГ, то есть министерство охраны государства, где служил Ян Кун, такими делами не занимается  – для этого достаточно полномочий МОБ–работников министерства охраны безопасности. Но в особом районе в условиях повышенной секретности дело передали МОГ, и теперь Ян Кун отвечал за то, чтобы насильники были найдены. Дело не казалось трудным. Сотрудники министерства безопасности сообщили Ян Куну, что женщина уверена, что опознает насильников, нужно только собрать всех возможных участников этого инцидента. По этому им предстояло отправиться в место, где это произошло.
Пока подъехала машина, Ян Кун не только поел, но и Хан Ыль успела вернуться из столовой.
– Возьми вот это, – приказал Ян Кун, протягивая девушке резиновую дубинку.
Та с опаской взяла дубинку, но ни чего не спросила.
С собой они взяли еще двух рослых солдат. Дорога не заняла много времени. Когда подъехали к месту на краю леса, где стояли палатки проштрафившегося взвода, Ян Кун заметил машину командира дивизии и чуть не выругался. Интересы начальника отдела госбезопасности и комдива в этом деле были прямо противоположными. Ян Кун обязан был доложить наверх, что виновные выявлены и наказаны. А генералу Ни Ми Чу для того, чтобы честь дивизии не пострадала, лучше было спустить дело на тормозах, а еще лучше повернуть дело так, как будто ничего и не было. Ни Ми Чу был старше по званию и хотя не был прямым начальником Ян Куна, но попортить крови мог много. В верхах еще помнили о солдатах, грабивших китайцев, которых задержал Ян Кун, и новый скандал грозил, тем, что в дивизии прибудут проверяющие самого высокого уровня.
Солдат выстроили в две шеренги, и Ян Кун подвел к ним изнасилованную женщину.
– Смотрите внимательно, если кого–то узнаете, скажите нам.
Женщина была не очень красивая, лет под сорок. Никого лучше, по–видимому, эти горе–вояки не нашли. Женщина обошла строй и покачала головой.
– Что–то не так?
– Пусть они противогазы наденут. Тогда я их узнаю.
Последовала команда:
– Одеть противогазы!
Женщина внимательно начала всматриваться в лица в масках. А потом уверенно сказала:
– Вот этот, этот, этот и вот тот.
Ян Куна несколько смутило, что все опознанные стояли рядом в самом начале шеренги, и он спросил:
– А как вы их узнали?
– По номерам на масках. Я их запомнила.
– По каким номерам?
– Вот этим, которые сбоку в кружечке. У всех тех была тройка.
Ян Куну захотелось выругаться, эти номера были размером противогаза, и у большинства солдат как раз и был третий номер. Расследование зашло в тупик, весь взвод в количестве тридцати человек арестовать было невозможно.
– Пора кончать этот цирк, – вмешался генерал Ни Ми Чу. В его голосе звучало еле скрытое торжество.
– Товарищ генерал, дайте мне еще полчаса на расследование.
– Хорошо. Но мое мнение, что это были вообще люди из другой части или гражданские, которые переоделись военными. Такого развития событий вы не учитываете?
– Разрешите, я пока отработаю первоначальную версию.
Генерал в ответ пробормотал что–то о следователях–неудачниках. Ян Кун прошелся вдоль строя, разглядывая солдат, и обратился к командиру взвода:
– Что–то подозрительное вы заметили в поведении солдат?
– Никак нет. Ничего не заметил, – ответил военный, поглядывая на генерала.
Ян Кун оглядел строй, выискивая жертву послабее. Один из солдат отвел глаза. Его–то капитан и выволок за воротник из строя.
– Я знаю, ты насиловал, – прошипел Ян Кун в лицо солдата.
– Нет, не я.
– Кто тогда? Говори!
– Я не знаю. Ничего не видел. Отпустите меня.
И этот вариант не прошел. Генерал Ни Ми Чу ехидно усмехнулся. Не обращая внимания на генерала, Ян Кун подошел к женщине.
– Покажите мне, где это произошло.
– Да вот там, недалеко.
Они прошли метров сто в лес, и вышли на полянку. За поляной были кусты и небольшая лощина.
– Вот, я значит, вдоль поляны шла с хворостом, а потом они выскочили в противогазах.
– Дальше что?
– Потащили меня в эту лощину и уже там они..., – всхлипнула женщина.
– Вот здесь, прямо в лощине?
– Да, здесь, вон и мой хворост рассыпанный лежит.

Ян Кун начал осматривать место преступления. Он, пожалуй, и сам не знал, что собирается там найти. Но выхода не было. После того, как солдаты почувствовали поддержку генерала, надежда на то, что кто–то донесет на товарищей стала слишком мала. Более того, донос генерал постарается всячески поставить под сомнение, и дело будет провалено.
Мысли капитана прервала женщина:
– Вот здесь я лежала, вон мой локоть в свежей земле отпечатался.
Ян Кун посмотрел на отпечаток локтя и... рядом с ним лежала оторванная пуговица.
– Вы сопротивлялись?
– Да, пыталась отбиваться, но их же четверо, а мне еще и рот закрыли.
Капитан подобрал пуговицу с обрывком нитки и зашагал к лагерю.
Опять солдаты стояли в две шеренги.
– Товарищ Сео Хан Ыль, осмотрите солдат. Нет ли у кого–то оторванной пуговицы?
Девушка быстро осмотрела строй:
– Товарищ капитан у всех пуговицы на месте.
Как бы перепроверяя действие подчиненной, Ян Кун подошел к строю и осмотрел несколько солдат.
– Товарищ Сео Хан Ыль проверьте, кто из солдат пришивает пуговицы черной, а не зеленой ниткой.
Таких оказалось только двое. Лишь у одного из них был противогаз третьего размера. Похоже, один из насильников был найден.
– Это ты насиловал? – спросил Ян Кун.
– Нет!
– А вы помните, где вы оторвали пуговицу?
– Нет.
Капитан все еще сомневался.
– А вы помните, как там получилось с пуговицей? – обратился капитан уже к женщине.
– Да, я когда вырывалась, рванула одного из них за одежду, еще и кожу ему расцарапала.
– Расстегни гимнастерку, – скомандовал Ян Кун.
Солдат нехотя повиновался. На груди его была недавняя ссадина.
– Все ясно. Взять его, – обратился капитан к солдатам, приехавшим с ним.
Солдаты завернули руки задержанного назад.
– Назовешь тех троих, что были с тобой?
Солдат испуганно молчал. Капитан подошел к машине, где сидела Сео Хан Ыль. Говорил он не громко, чтобы задержанный его не услышал:
– Сео Хан Ыль, ваше задание добиться признания.
– Как?
– У вас большой опыт работы жезлом регулировщика, возьмите вот это, – капитан указал на резиновую дубинку. – И узнайте, кто сообщники.
– Я?
– Вы, вы. Постарайтесь только не бить по голове, нам его надо будет показывать на суде.
– Я не умею.
– Это не трудно. Вы танцевать умеете?
– Немного.
– Важен ритм. Три раза ударили, достали пистолет, пригрозив застрелить, потом спросили о сообщниках и так дальше, пока не устанете. Главное, страсть.
Генерал видно так не думал, он недовольно глянул на Ян Куна, досадливо махнул рукой, и направившись к своей машине, сказал:
– Развели представление. Помните капитан, что в 11–00 совещание. Опаздывать не советую.

Последняя фраза прозвучала, как угроза.
Ян Кун улыбнулся напоследок генералу, обнажив белые зубы. Затем присел на раскладной стул, услужливо принесенный ему командиром взвода. Он неторопливо и с удовольствием  выкурил сигарету.
Сео Хан Ыль била задержанного неумело и быстро выбилась из сил. Солдат все еще держался и не выдавал сообщников. Капитан подождал, когда Сео Хан Ыль отдохнет и опять начнет допрос. После нескольких ее ударов, крикнул:
– Прекратить!
– Что прекратить? – не поняла девушка.
– Прекратить истязать задержанного.
Сео Хан Ыль совсем запуталась, но бить прекратила.
– Отпустите его, – сказал Ян Кун, солдатам которые держали арестованного.
Те выполнили команду, и солдат упал на колени.
– Вставай, – капитан помог ему подняться.
– Курить хочешь?
Солдат опасливо глянул на капитана.
– Давай отойдем в сторону, и покурим, – предложил Ян Кун, взяв солдата за рукав гимнастерки и протягивая пачку сигарет.
Они отошли в сторону, солдат дрожащей рукой взял сигарету, и они вместе закурили.
– Сколько ты лет прослужил? – спросил капитан.
–Уже семь лет.
– А отпуск домой был?
– Нет.
– Семь лет без женщины – тяжело. Я тебя понимаю, как тебе было трудно служить.
Солдат в ответ лишь глубже затянулся сигаретой.
– Не повезло тебе. Но я уверен, не ты придумал изнасиловать женщину. А кто–то другой. Жаль мне тебя.
– Почему?
– Эта девка тебя изувечит. Она сама вызвалась вести допрос.
– Зачем?
– У нее сестру изнасиловали недавно, вот и хочет отомстить всем мужчинам.
Солдат совсем поник.
– Это при старших офицерах она еще сдерживается. Представляешь, что сделает эта садистка, когда я уеду, и некому будет ее остановить?
Солдат неловко отпрыгнул в сторону и попытался бежать, но капитан был начеку и дал ему подножку.
– Никуда тебе не убежать. Расскажешь, с кем насиловал, получите пару лет в лагере, и все. А нет, так тебя расстреляют, как не раскаявшегося организатора преступления, если раньше тебя не забьет эта девица. Выбирай!
– Я не думал, что так получится, - промямлил парень.
– Кто твои подельники? Говори!
Солдат замотал головой, из глаз его потекли слезы, которые он размазал грязными руками.
«Почти готов», – брезгливо подумал Ян Кун.
 Он бы мог сам закончить допрос, но, к сожалению,  пора ехать на совещание.
 – Товарищ Сео Хан Ыль, продолжайте дознание. До вечера нам нужно знать имена еще троих. Я уезжаю.
 Все вышло даже лучше, чем он ожидал.
«Не забыть бы корм рыбкам купить», – подумал капитан, садясь в машину.
 

***

Против власти смерти растёт в садах шалфей

– Направляется на работу в ТБП–4212 в качестве обслуживающего персонала для погрузо–разгрузочных работ, – прочел Чанг Сан Дин.
Ему в канцелярии выдали эту странную бумагу, пластмассовую бирку на шнурке с фотографией, которую сказали, не снимая носить на шее, и приказали ждать.
– Что такое ТБП? – попытался узнать Чанг.
– Когда надо, вам все объяснят, – профессионально улыбнулась секретарша и демонстративно занялась своими делами, давая понять, что большего он не добьется.
Чанг повертел бумагу, вышел во двор и присел на лавочку.
 
"Милая, наверное, еще на работе",  – подумал он о жене. Чанг обычно про себя называл Фан Юн Ми не по имени, а словом "милая". Так ему казалось, было душевнее. Его размышления прервал высокий парень.
– Ты Чанг?
– Да.
– Я шофер. Поедешь со мной.
– Хорошо.
Парень окинул Чанга оценивающим взглядом и спросил:
– Проголодался я. Еда как–то есть?
"Отчего он при здешней–то кормежке ходит голодный?" – подумалось Чангу. Но спрашивать у нового знакомого он ничего не стал. Порылся в сумке и достал сушеных каракатиц. Эта еда предназначалась на крайний случай, но другой у него не было.
Парень некоторое время подозрительно разглядывал каракатиц. Потом начал с аппетитом жевать.
– Сео Бонг Су, – не переставая жевать, сказал парень.
–Что–что? – не расслышал Чанг.
– Меня зовут Сео Бонг Су.
– А меня  – Чанг Сан Дин.
– Угу.
– Вы давно здесь работаете?
– Да уже больше года.
– Как вам работа?
– Нормально. Да и паек здесь хороший. А если не дурак, то всегда найдешь, где подработать. Особенно, если есть колеса, – засмеялся Бонг Су.
– Далеко это?
– Что  – “это”?
– Ну, это ТБП.
– Да нет, не очень. Что ты все расспрашиваешь? Уж не шпион ли? – Бонг Су, опять засмеялся, давая понять, что это шутка.
Тут к ним подошло несколько человек. И все вместе они пошли к зеленому крытому уазику армейского образца.

Бонг Су ехал медленно и осторожно. Пассажиры пытались подогнать его.
– Я машину берегу. Не видите, какая дорога? – огрызался тот, не увеличивая скорость ни на километр.
Пассажиры  – а это был пожилой полный мужчина и две женщины – отстали от Бонг Су и запели песню.
 «Какие веселые, хорошие люди», – подумал Чанг, и начал им подпевать. Он в детстве еще   выучил эту известную песню о великом молодом полководце, который сражается с японцами за будущее страны.
Он не знал, что его спутники были крепко выпивши. И пытался понравиться этим смеющимся, хорошо одетым людям.
Наконец, уазик въехал в ворота, возле которых стоял солдат, и остановился возле темного трехэтажного старинного здания.
– Добро пожаловать в "Шалфей", – сказал шофер, вылезая из машины.
– Какой "Шалфей"? Мне же надо было в ТБП, – удивился Чанг.
Но его никто не слушал. Пока он вытаскивал из машины свою огромную сумку, все куда–то разбрелись и Чанг остался один возле машины. Он оглядел здание и большой двор. Над входом в здание висел большой плакат: "Военные, не удовлетворившись достигнутым, продолжат прилагать большие усилия, для счастья всего населения провинции".
В глубине двора имелись одноэтажные строения, напоминающие склады, рядом с ними прогуливался солдат с автоматом на плече. Уазик стоял возле центрального входа в здание в виде больших ворот. Слева были еще два входа. На первом из них была табличка "Магазин", и на двери весел большой замок. Напротив дальней двери тоже была табличка, и Чанг подошел поближе, чтобы разглядеть, что там написано.
"ТБП–4212" – прочёл он с облегчением. Все–таки, он прибыл туда, куда надо. "Но где же начальство? ". – Молодой человек подергал дверь – она была закрыта.
Чанг присел на корточки возле машины рядом с сумкой, закурил и стал ждать. Был теплый летний вечер, легкий ветерок носился между ветками огромных старых тополей, которые, как стражи, стояли вдоль здания. Неподалеку, вдоль закрытых ворот складов, вышагивал часовой. Чанг задремал.
Очнулся он от того, что кто–то хлопнул дверцей машины. Это был Бонг Су.
– Ты не скажешь, как найти начальство в ТБП?
– Они ушли домой.
– А как  же мне быть?
Бонг Су несколько мгновений раздумывал.
– Ладно. Пойдем в "Шалфей".
– "Шалфей"? Мне кажется, так называется трава, которую когда–то считали священной?
– Священная трава? Не знал. Так называют это здание. Здесь у нас общежитие на втором этаже. В нашей комнате есть свободное место, но нет свободной кровати. Разместишься как–нибудь.

По широкой лестнице они поднялись наверх. Чанг тащил сумку, поэтому чуть задержался.
Второй этаж представлял собой длинный коридор, с одной стороны которого были окна во двор, с другой – двери комнат общежития.
Они вошли в ближайшую дверь. Небольшая комната была перегорожена стеллажом на две половины. В первой ¬– у стенки стояла круглая печка, а напротив ее – столик с тарелками и кастрюлей, то есть, это была как–бы кухня. За стеллажом вдоль стен стояло по кровати, и в принципе, там вдоль одной из стен оставалось еще место для сна. На кровати у окна лежал какой–то парень одного с Чангом возраста. Увидев гостей, он встал и закурил.
 
– Я приехал к вам на работу. Зовут меня Чанг Сан Дин.
– Меня зовут Ли Ен Гу.
Чанг хотел было протянуть в знак приветствия руку, но вспомнил, как Великий руководитель Северной Кореи Ким Чен Ир сказал, что корейцы должны приветствовать  друг с другом "корейским поклоном" и гордиться этим "культурным, высоконравственным и гигиенически безупречным" способом приветствия. Он чуть замешкался, смутился, и молодые люди просто поклонились друг другу. Вид у нового знакомого был довольно странным. Светлая футболка с ярким рисунком, светлые вельветовые штаны и явно под цвет штанов – парусиновые туфли были иностранного происхождения и точно не из тех, что выдавались корейцам по разнарядке. Но эта одежда, когда–то дорогая и престижная, была в плачевном состоянии: футболка грязная, штаны с дырами. В довершение всего, на шее молодого человека болталось две, хоть и тонкие, но несомненно, золотые цепочки. Очки в современной оправе и редкая козлиная бородка довершали его вид.
Бонг Су, сославшись на то, что ему надо обслуживать машину, ушел.
– Где же мы тебя положим? – спросил Ли.
– У меня с собой одеяло. Положу на пол – получится матрас.
– Пол у нас каменный, холодный.
– Не страшно, сейчас лето, да и я не девушка, могу и потерпеть.
– Полы у нас грязные, не убирались мы давно. Не гоже на таком полу спать, – сказал Ли и ушел.

Чанг еще раз оглядел небогатое убранство комнаты, достал мыло и полотенце, чтобы помыться с дороги. Комнату с умывальниками он заприметил еще, когда они поднялись на этаж. Он долго тер руки, грудь, помыл даже голову. Вода была холодная, но летом это совсем не беда. Вернувшись в комнату, Чанг застал Ли, который принес раскладушку. Раскладушка была старая, центральной части в ней совсем не было, вместо материи была дыра. Но молодые люди подставили в центр сумку, из которой вынули все твердые предметы, оставив только одежду. Получилось вовсе неплохо. Устроив место для ночлега, они уселись выпить по стакану "корейского чая" – нескольких щепоток корицы, заваренных горячей водой.
– Я вижу, у вас и электрочайник есть, и кипятильник. Вы их даже не прячете. У нас дома пользоваться ими запрещено, – удивился  Чанг.
– Все на законном основании. Здесь не так заботятся об экономии электроэнергии, как в других городах. И свет практически никогда не выключают. Все–таки, у нас военный объект, в особой промышленной зоне.
– Здорово, а кем ты работаешь?
– Ехал работать техником, а стал грузчиком.
– Значит, я не один такой. Я собирался работать инженером, а теперь – грузчик. Значит, будем работать вместе?
–Нет. Ты будешь работать в паре с другим грузчиком.
– С кем?
– Еще узнаешь. Вам в шесть утра выезжать. У меня же работа начинается с десяти часов.
– Везет тебе. А начальство не возражает, что ты носишь это? – Чанг указал  рукой на грудь Ли. – Первый раз вижу мужчину с золотыми цепочками.
– Попробовали бы они возражать. Тогда неприятности начались бы не у меня, а у них.  Давай ложись спать, впереди трудный день.
Ли Ен Гу ошибался, впереди у Чанга была трудная и бурная ночь.
 
***

Призрак болота
Первое, что помнил о себе Чанг, это дождь, бесконечный серый дождь.  Все очень смутно, как в тумане. Какие–то люди вокруг него, и это точно не его родители. Чанг любит этих людей, любит маленькую белую собачку в смешных серых пятнах. Собачку он помнил очень отчетливо, а людей, почему–то, плохо. Потом был долгий грохот, потоки грязной воды, льющиеся с гор, падающие деревья, жалобные крики людей и он с собачкой на руках долго, долго идет под дождем. Эти картинки из детства много для него значили. Он как–то спросил о них мать, но та от него отмахнулась, а потом он видел ее заплаканные глаза. А вот выяснилось, как было на самом деле, совсем недавно. Когда Чанг решил оформлять документы для работы в секретной районе – мать была против. Поначалу, она просто пыталась его отговорить менять работу и не уезжать неизвестно куда. Но Чанг был женат и понимал, что отдельную квартиру он сможет получить, только если получит работу, связанную с обороной страны. А иначе ему лет десять, а может и двадцать, предстоит жить в двухкомнатной квартире с тестем и тещей. В его плане построения идеальной семьи, где все счастливы и заботятся друг о друге, теще и тестю места оставалось совсем немного. Поэтому, когда мать ему рассказала все, или почти все о прошлом, Чанга это не остановило.
– Если бы был жив отец! Он бы тебя образумил. Они же будут проверять твою биографию. Если все выяснится, тебе конец! Я не хочу, чтобы тебя отправили в лагерь! – воскликнула она, и тут же испугавшись собственных слов, прикрыла рот рукой.
– Отец, он бы меня понял и поддержал, – возразил Чанг.
– Делай, как знаешь. Но помни, никому на свете, совсем никому, ни жене, ни тем более, ее родственникам не говори, о том, что я рассказала тебе, – сказала она, гладя голову сына.
– Ладно,  не скажу. А собачку, ты ее не забыла? Она еще много лет жила у нас.
– Хороший был песик.
 
– Я помню, как он мне спас жизнь.
– Да.
А было это так. Отец Чанга был офицером противовоздушной обороны страны. Его часть стояла далеко от города. Лес, горы и болота. Небольшое военное поселение. Несколько домиков на опушке леса с офицерскими семьями, а через ручей солдатская казарма. На ближайшей сопке мощный локатор. Когда радар работал, то стоило птичке попасть в зону его излучения – она начинала беспомощно махать крыльями, не продвигаясь ни на сантиметр вперед, а потом замертво падала вниз.
Отец большую часть времени проводил на дежурствах, учениях и в командировках. Когда появлялся дома, то долго отсыпался после поездок.
И вот, один раз, когда отец спал, а мать, стараясь не шуметь, готовила обед, девятилетний Чанг путался у нее под ногами, с нетерпением ожидая, когда отец проснется и можно будет поговорить с ним. Новостей накопилось масса. Матери на кухне мальчик мешал.
– Сходи во двор, погуляй, – сказала она.
Чанг нехотя подчинился. Постоял минут пять во дворе, оглядел дровяной сарайчик, прогнал соседского наглого кота, который лапой пытался достать воробушка из гнезда под крышей, и от нечего делать решил прогуляться. Ребята говорили, что вдоль ручья уже поспела брусника и водяника. До той части ручья, где были ягоды – примерно километр. Не так уж и далеко.
По пути туда Чанг нашел старую жестяную банку.
– Вот здорово,  насобираю отцу ягод, – подумал мальчик, отходя все дальше и дальше от дома.
Местность возле ручья была сильно заболочена. Пахло гниющими водорослями и грибами. Хотя, какие грибы на болоте? Тучи комарья и мошки вились над головой. Чанг прыгал с кочки на кочку, ел и собирал ягоды. Как назло, самые крупные ягоды росли  далеко. Мальчик заходил все дальше вглубь болотистой местности. 
Вдруг ему показалось, что на болоте кто–то еще есть, кроме него. Он почувствовал чей–то взгляд, который прямо–таки сверлил его затылок. Чанг осторожно повернул голову. Никого не было, но чувство тревоги не покидало. Балансируя на кочке, мальчик прислушался. Была  полная тишина, ни комариного жужжания, ни криков птиц. Это  странно, еще недавно комары и мошки очень досаждали ему и вдруг куда–то делись. Вдали шелохнулась кривая березка, выросшая на болотце, и мальчик явственно услышал там шаги. К нему кто–то шел. Чанг вгляделся – никого около березки не было, но чавкающие шаги приближались.
– Эй, кто там есть? – крикнул мальчик.
Чавканье на некоторое время прекратилось, будто идущий замер, потом послышалось уже ближе. От напряжения у мальчика затекли ноги и чтобы размять их, он переступил с ноги на ногу. Под ним чавкнула грязь. И опять, в ответ на этот звук, шаги вдали прекратились. Мальчик сделал несколько осторожных шагов назад, стараясь не уронить баночку с ягодами. Но в такт его шагам послышались и шаги невидимой твари.
"Это мульквисин, хозяин болот", – с ужасом подумал мальчик.
По давним поверьям считалось, что душа утопленника становилась мульквисином, который сам охотится за одинокими путниками, заманивая их в трясину. Болотный водяной – это чудовище, покрытое зеленой шерстью и водорослями, с отвратительным запахом.
Баночка была уже почти полная. Можно было возвращаться назад. Чанг решил больше не медлить. Пяток больших прыжков и он будет на сухом месте. Тогда никакой водяной–мульквисин ему не страшен. Первый прыжок был успешен. Но после этого он не рассчитал, и не допрыгнул до кочки. Точнее, почти допрыгнул, но нога заскользила, рядом взорвался вонючий воздушный пузырь, поднявшийся со дна болота. Мальчика обдало целым фонтаном грязной жижи. Ноги его погрузились в вязкую трясину, но он еще успел повернуться и поставить баночку с ягодами на соседнюю кочку. Потом постарался, распластавшись, зацепиться за чахлые растения на кочке, вытащить ноги. Но руки скользили, а ноги погружались все глубже. В этот момент чавкающие шаги послышались совсем рядом. Потом мальчик почувствовал, как что–то все еще невидимое, пронеслось возле него, остановилось, обдав его смрадным запахом, и он услышал дикий звук, похожий на хохот. Призраки, оказываются, умеют хохотать.
В этот момент нервы его не выдержали, Чанг понял, что сам не выберется, и заорал, сначала сдерживая себя, а затем, что есть сил.
Невидимая тварь сипло отозвалась, но потом чавкающие шаги стали удаляться.
Дальнейшее мальчик помнил смутно, как в бреду. Он что есть мочи надрывался, а его все глубже и глубже засасывало. Когда сил бороться уже не осталось, и из груди вырывался один хрип, он увидел отца, который бежал с каким–то мужчиной к болоту. Через несколько минут, он почувствовал, как сильные руки отца достают его из холодных объятий болотной жижи. И лежа уже на плече отца, мальчик разрыдался. Будь на месте отца женщина, она бы начала упрекать мальчика. Но отец Чанга был настоящим мужчиной, спорый в делах и немногословный. Он крепко обнял сына и сказал:
– Не плачь, я успел вовремя, и ты остался жив. Это – главное.
– Мульквисин заманил меня в болото, – попытался оправдаться мальчик.
– Глупости. Нет ни каких мульквисинов.
– Там. Там в болоте остались мои сапожки, которые ты мне подарил.
– Я тебе новые достану.
– И штаты остались в болоте.
Действительно, мальчик был в рубашке и трусах.
– Ничего страшного. Ты лучше песику спасибо скажи. Это он услышал, что ты кричишь и привел нас сюда. Если бы не он ...
Мальчик крепче обнял отца и с благодарностью взглянул на собаку, которая радостно скакала по кочкам.
– Вам пора домой, а то вы весь мокрый и мальчонка может простудиться, – сказал мужчина, бывший с отцом.
– Конечно, идем. Спасибо вам, что помогли.
Мужчина ничего не ответил, только кивнул отцу в ответ. Кто он был, и как очутился вместе с отцом, мальчик так и не узнал.
Отец понес Чанга на руках. А мальчик смотрел назад на болото, которое чуть не погубило его. Дурманяще пахло болотными травами. Заходящее солнце красным лучом осветило болотную кочку. Там, как ни в чем не бывало, на ней стояла баночка, полная до краев ягодами.
Чанг увидел баночку и хотел сказать о ней отцу, но мгновенье поколебавшись, передумал, лишь крепче прижавшись к родной груди.
Дальше, может, ему показалось, а может, и нет. Волосатая зеленая рука из болота схватила баночку и с хохотом скрылась в трясине.
– Там, там… ты слышал этот хохот вдали?
– Это все лишь болотные газы, – похлопал отец его по спине. 
После этих событий Чанга долго мучили кошмары. Он никак не мог забыть, что был на волосок от гибели. Несколько раз ночью он просыпался весь в поту. Потом воспоминания о болоте стерлись, но видно не совсем. 
***

Бурная ночь
Чанг Сан Дин улегся и сквозь сон слушал, как пришел Сео Бонг Су и вяло переругивался с Ли Ен Гу. Потом, он прямо провалился в сон, но ненадолго.  Во время сна ему, почему–то, приснился плакат, на котором была написана цитата из старинной книги: «Основа хорошего управления страной – суровые наказания». Чанг долго смотрел на эту надпись и никак не мог понять, отчего ему так важно уяснить суть, заложенную в этой надписи.  Сути он так и не понял, так как проснулся от того, что его трясет за плечо какой–то незнакомый парень.
Круглое одутловатое лицо парня было в оспинах и шрамах.
– Вставай, пойдешь со мной.
– Куда?
–Тут, на нашем этаже. Водку захвати с собой.
Чанг оглянулся – Ли на кровати не было, поэтому спросить совета, стоит ли идти куда–то среди ночи, было не у кого. Разве что спросить шофера, который его привез? Но тот спал.
– Сео Бонг Су тоже пойдет с нами?
– Нет.
– Почему?
– Он не пьет.
Это объяснение, как и многое из того, что произошло с Чангом в последнее время, показалось молодому человеку неубедительным. Он встал, пытаясь найти бутылку, задел и уронил на пол кастрюлю.
– Вы мне, проклятые алкаши, спать не даете. Гасите свет и уходите, – отозвался со своей кровати Сео Бонг Су.
Оказывается, Бонг Су не спал, но идти с ними не собирался. Теперь все более–менее стало понятно.
– Бутылку взял? – произнес новый знакомец.
– Да.
– Стаканчик возьми. Там посуды не хватает.
– У меня мензурка, есть. Пойдет?
– Мензурка?
Это слово, несомненно, не было знакомо ночному гостю.
Чанг достал небольшую химическую мензурку из тонкостенного стекла и протянул ее парню. Мать Чанга работала в заводской лаборатории, химикаты дома ни к чему, а вот мензурки в хозяйстве могли пригодиться. Пару штук она дала сыну при отъезде.
Парень повертел мензурку в руках, как бы решая трудную математическую задачу.
– Что ж, подойдет. Только идем тихо.
Они вышли в темный коридор, и, пройдя направо с десяток метров, зашли без стука в дверь.
В комнате полным ходом шла гулянка. Человек восемь сидели на корточках за двумя сдвинутыми вместе низенькими столами. На них стояло несколько бутылок с водкой и сладкой водой, кроме этого, были и тарелки с закусками.
– Новенький? – спросил Чанга усатый парень, сидящий у окна. По всему было видно, что он здесь главный.
– Да, сегодня вечером приехал.
– А я вот сегодня ночью поездом уезжаю. Все уже, контракт закончился. Отработал я здесь.
– Счастливой вам дороги.
– Спасибо. Да ты садись с нами. Поешь, выпей за мой отъезд.
 
– Благодарю, – Чанг сел рядом с седым пожилым мужчиной в очках.
Парень со шрамами на лице, который привел Чанга, хотя его и не приглашали, уселся за стол и налил себе водку. Мужчины, собравшиеся за столом, тоже налили и выпили за здоровье отъезжающего усача. Водка горячей волной прокатилась по пищеводу Чанга и теплом растеклась по желудку. В голове разлился приятный туман.
«Что–то я быстро пьянею», – подумал Чанг и закусил редькой и жареными баклажанами. Мужчина в очках рядом с ним почти не ел, и водку только пригубил, скорее всего, чтобы не обижать присутствующих.
Налили еще по одной. Но выпить не успели. Без стука, как разъяренная тигрица в комнату ворвалась пышногрудая женщина лет сорока с ярко накрашенными губами. Черное платье, алый рот – зловещее сочетание, не предвещало ничего доброго.
– Что уезжаешь? – уставилась женщина  на усатого.
– Пора уезжать, Се Ула. Через два часа поезд.
– А как же твой долг? Где деньги?
– Денег пока нету. Вот скоро приедет мой друг и привезет всю сумму.
– Когда приедет?
– Минут через десять, может быть, двадцать. Будет точно.
– Точно?
– Ну да, приедет. А ты садись, выпей с нами.
– Не хочу я с вами пить, – сказала женщина и вышла, хлопнув дверью.
– А что за друг, к нам должен еще придти? – обратился седой к хозяину застолья.
– Нет никакого друга, – усмехнулся усатый. – Я решил эту спекулянтку Се Улу наказать. Пользуется тем, что ее муж начальник отдела кадров вещи втридорога нам продает, обманывает. Когда долг вовремя не отдашь, еще и проценты сумасшедшие накручивает. Хватит ей пить кровь. Шиш ей, а не деньги.
– Не боишься, что она мужа приведет?
– Не боюсь. Он сейчас в командировке. Будет послезавтра. Плакали ее денежки.
"Ну и нравы тут у них. Как пауки в банке", – подумал  Чанг, похрустывая маринованным кабачком.
Еще раз выпили и закусили. Стало веселее.
Опять вошла Се Ула.
– Пришел друг с деньгами? – сверкнула она глазами на усатого.
– Пока не пришел.
– Я думаю, он и не придет. Ты врал про друга. Отдай деньги.
– У меня нет.
– Отдай.
– Нет.
– Не хочешь по–хорошему, так я тебя заставлю.
– Заставишь? Меня? Да кто ты такая?
– Ты меня знаешь. Не отдашь, пожалеешь, – женщина уставилась на усача жестким, тяжелым взглядом, как мясник на строптивого быка.
– Угрожаешь?
– Предупреждаю.
– Что ты можешь сделать, глупая женщина? Если пожалуешься в полицию, я все о твоих делишках им и расскажу. Молчать не буду. Тебе же хуже будет.
– Отдай.
– Пошла вон. Ведьма.
Так они простояли долгую минуту, глядя друг другу в глаза. Никто не уступал. Наконец Се Ула повернулась, и вышла.
– Настырная баба, но как я ее срезал, – усмехнулся усатый.
Никто не улыбнулся в ответ. Сцена произошла довольно гнусная.
– Для хороших людей у меня есть отличная водка, настоянная на женьшене, – решил подбодрить собравшихся усатый.
Он порылся в сумках и жестом фокусника достал бутылку. Но открыть ее не успел.
Дверь отворилась – на пороге стояла Се Ула со стаканом в руках. В стакане плескалась  мутноватая темная жидкость. Голова Се Улы была высоко поднята, на губах легкой змейкой скользила торжествующая улыбка. В ней была твердость и тайна, по–своему она была даже красива.
– Что, выпить нам принесла? Мириться хочешь? – спросил усатый в пьяном кураже.
– Это – серная кислота. Сначала я ее выплесну на твои вещи, а потом тебе в морду.
– Не дури. Какая кислота? Ты шутишь?
– Нет.
Се Ула сделала легкий взмах рукой и выплеснула немного капель на пол. В месте, где растеклась жидкость, линолеум почернел и почувствовался неприятный запах.
Люди, собравшиеся на вечеринку, поняли:
"Сейчас усача будут поливать серной кислотой".
Вокруг усатого мгновенно образовалось свободное пространство. Гости явно не хотели, чтобы кислота попала и на них. Он, быстро трезвея, взглядом искал поддержки у окружающих. Но никто из мужчин в глаза ему не смотрел.  Люди отодвигались от него все дальше.
– Я заберу у тебя в счет долга магнитофон, – сказала Се Ула, схватив  большую цветастую коробку.
– Но он стоит в два раза больше, чем я тебе должен.
– Ничего, переживешь.
– Это – беспредел. Ты сама не понимаешь, что творишь. Людей спроси.
Никто его не поддержал, все по–прежнему молчали.
– Ладно, сука, забирай.
Се Ула медленно вышла, в одной руке у нее был стакан, другой она прижимала к груди  коробку с магнитофоном.
– Видали, какая гадина? Но на пользу ей это не пойдет. Пусть подавится. Я лучше с вами, друзья, еще выпью.
Опять водка полилась рекой. Все порядочно захмелели. Чанг был  не большой любитель выпить, и с удовольствием улизнул бы, но не хотел показаться невежливым. Он не знал, как у них в "Шалфее" принято расставаться.
"Может быть, мне надо еще и проводить усатого до поезда? Кого бы здесь спросить? Ладно, подожду немного, может быть все само собой и выяснится", – подумал молодой человек.

Действительно, вскоре его проблема разрешится, но парень даже не предполагал, насколько это будет для всех неожиданно. Пока же Чанг старался пить поменьше, а слушать больше.
В коридоре послышался топот.
– Кого это там несет? – сказал кто–то из мужчин, и тут же увидав входящих, потупил взгляд.
На пороге стоял щеголеватый капитан, за его спиной – два солдата.
– Что, не ждали?
– Мы вам всегда рады! Какой дорогой гость! Садитесь, товарищ  Ян Кун, – засуетился усатый.
– Не бойся, я не к тебе, – почти ласково сказал капитан и подошел к седому мужчине в очках.
Тот все понял и встал из–за стола.
–Ты веришь в Христа? – спросил седого Ян Кун.
Тот промолчал.
– Не хочешь со мной говорить?
– О чем?
– О вере в Иисуса.
– А надо?
– Придется. Вот эту любопытную книжечку нашли у тебя в тумбочке.
Ян Кун помахал брошюркой в синем коленкоровом переплете с крестом, вытесненным на обложке золотистым цветом.
– Ты веришь тому, что здесь написано?
– Может быть.
– Почему же так неуверенно? Здесь все свои, не стесняйся. Веришь?
– Да.
– Значит, твой Бог тебя спасет?
– Да.
– Тогда молись.
– Что делать?
– Молись, и мы посмотрим, придет ли твой Бог сюда.
– Как молиться? Вы хотите, чтобы я прочитал молитву?
– Да. Прочти молитву.
Седой стоял и молчал.
– Я так и думал, что от страха ты забудешь слова. И сделал закладку, читай!
Капитан раскрыл книжку на нужной странице и поднес ее к лицу седого мужчины. 
– Господи Иисусе Христе Сыне Божий! Спаси и помилуй меня грешного, – запинаясь, прочел тот.
– Что ж так тихо? Бог, наверное, не услышал тебя. Прочти громче.
– Господи Иисусе Христе Сыне Божий! Спаси и помилуй меня грешного.
– Уже лучше. Еще раз.
– Господи Иисусе Христе Сыне Божий! Спаси и помилуй меня грешного…
– Достаточно. Ели не глухой твой Бог, то должен услышать и... остановить мою руку.
Капитан с размаху ударил седого мужчину в живот. Тот согнулся и, конечно бы, упал, но солдаты подхватили его за руки и не дали повалиться.
– Вот видишь, Бог не вмешался и не остановил меня, хотя ты просил его заступиться. Отсюда вывод, какой?
Ян Кун картинно повернулся к собравшимся.
– Вывод один, Бога нет и молитвы его напрасны.
Он ударил мужчину еще раз.
Тот в ответ что–то прошептал.
– Что, что? Громче.
– Прости им, Отче, ибо они не ведают, что творят!
– Похоже, старик, ты так ничего и не понял. Я помогу тебе.
Капитан взял со стола мензурку, из которой пил Чанг. При этом книжечку он бросил на пол. Та упала и разлетелась на множество отдельных страничек. Ян Кун разжал челюсти мужчины и засунул  ему в  рот злополучную мензурку. Потом размахнулся и ударил его в челюсть. Очки с носа мужчины слетели в сторону, мензурка, зажатая во рту, с треском лопнула. Изо рта потекла кровь.
– Теперь, попробуй что–то сказать.
Седовласый выплюнул стекло пополам с кровью и замычал от боли.
– Не можешь? Вот и прекрасно. Больше не сможешь заниматься религиозной пропагандой.
Он оглядел мужчин за столом и произнес:
– Вы товарищи отдыхайте, веселитесь, но помните, что завтра рабочий день и надо хорошо потрудиться.
Дверь за капитаном захлопнулась.
Провожал усача только шофер, который и довез его до станции. Остальные, в том числе и Чанг, сразу же, после ухода капитана, попрятались по своим комнатам.

***
Когда на  небе сгущаются тучи
- Эй, проснись, проснись, – опять Чанга тряс за плечо парень со шрамами, который ночью пригласил его отмечать отъезд усатого шофера.
Чанг приоткрыл глаза, посмотрел на парня, голова после выпитого была тяжелой, во рту –сухо.
– Такого просто не может быть, мне все приснилось, – подумал молодой человек, и отвернулся к стенке.
– Просыпайся, наконец, ехать пора, – не унимался парень со шрамами.
– Что ты ко мне пристал? Куда ехать?
– Видно, тебе водка совсем мозги отбила. Ты же приехал сюда работать грузчиком. Надо ехать.
– А ты кто такой?
– Я Квон Хун Хён, тоже грузчик. Будем работать вместе.
– А как же начальство? Нужно же доложить, что я прибыл, документы оформить...
– Без тебя доложат. А документы можешь моей жене оставить – она работает в конторе бухгалтером. Она и передаст бумаги начальнику.
– Я сам хочу отдать.
– Если сам, то отдашь, когда назад приедем. Одевайся, и пошли к машине.
– Ладно.
Чанг выпил две кружки ржавой воды, прямо из–под крана. Ополоснул лицо и спустился вниз. Там уже стоял грузовик с незнакомым шофером. Чанг и Квон уселись в кузов крытый брезентом, и машина тронулась. Машина проехала несколько маленьких домишек, и выехала на дорогу за город. Чанг хотел расспросить своего коллегу о работе, но тот заговорил первым:
– Сейчас едем на пивзавод. Там будем получать напитки и пиво. Потом на консервный завод. А дальше будем развозить продукты по гарнизонным магазинам.
– Гарнизонным? Так у нас военная организация?
– Конечно, военная. В нашем районе все военное, секретное, так что держи ухо востро и лишнего не болтай.
– А что такое ТБП?
– Это значит торгово–бытовое предприятие.

Такая расшифровка таинственных трех букв показалась лишенной всякой романтики и слишком примитивной. Чанг рассчитывал на что–то более значительное.
Машина осторожно двигалась по дороге между горами, покрытыми редкой растительностью. Свежий горный воздух вдохнул сил в Чанга.
«Недаром Корею называют "Страной утренней свежести"», – подумал он, и улыбнулся. Ночное происшествие казалось дурным сном, и молодой человек постарался спрятать воспоминание поглубже, в подсознание.
Через двадцать минут они были на месте. Квон взял на себя роль старшего, командовал и критиковал.
«Столько лет я учился в институте, чтобы работать под началом малограмотного грузчика», – с досадой подумал Чанг.
Но у его напарника были и преимущества: Квон был очень силён, в его руках тяжелые ящики с бутылками казались игрушечными. Чанг от него отставал. Сказывалось отсутствие опыта и то, что он с утра ничего не ел.
Потом поехали на консервный завод, а оттуда на зерносклад. К обеду вернулись в "Шалфей", где часть товаров разгрузили, а взамен получили ящики с промтоварами.

Чанг отнес свои документы в контору, подписал бумаги о приеме на работу. Он надеялся получить карточки на продукты, но их, почему–то, не дали. Дали денежный аванс, выдали, но этих денег могло хватить на пару пачек сигарет, но никак не на питание.
Квон пошел обедать в общежитие, там, как он рассчитывал, жена приготовила ему суп из морской капусты и лапшу. Чанг покурил во дворе, потом тоже пошел в комнату.
В комнате был Ли, он лежа на кровати, и слушал музыку. Парень приветливо помахал Чангу рукой.
– Слушай, Ли. Мне, почему–то, не дали талоны на паек.
– Так их давали нам вчера. Тогда же и выдали по ним продукты. Так, что в следующий раз талоны будут через полмесяца.
– Не мог бы ты одолжить мне пару килограмм риса или кукурузы? Как только в следующем месяце я получу паек – сразу отдам.
– У меня нет.
– Как – нет? Тебе не дают талоны на паек?
– Дают.
– Ты, что, их потерял?
– Нет, я их отдал.
– Как, отдал? Может быть, продал?
– Нет, просто подарил твоему напарнику Квону.
– Почему?
– Он очень просил. А я не люблю готовить.
– Ты что, будешь у него обедать?
– Вот еще! Чтобы я ел то, что приготовила его грязнуля–жена. Меня от одного запаха ее стряпни вырвет.
– А где же ты питаешься?
– В ресторанчике на углу.
– Так зарплаты грузчика хватит, разве что на два–три обеда там.
– Ты ошибаешься, зарплаты хватит лишь на один обед, – усмехнулся Ли, – ты попроси Квона одолжить еды. У него должна быть крупа. Я видел, он вчера тащил к себе.
Чанг выпил кипятка, заварив туда немного трав, и пошел в комнату к Квону.
– Слушай, Квон. Одолжи пару килограмм крупы до следующего пайка.
Пока напарник собирался с мыслями, за него ответила его маленькая и неопрятная жена Арым:
– Мы все уже отослали родственникам. Себе оставили совсем немного, не знаю, как и до конца месяца дотянем.
Чанг посмотрел на бегающие глаза напарника, сделал вид, что поверил, и промолчал.
Арым по–корейски значит "красота", это имя для этой женщины звучало, как насмешка. К тому же, в комнате действительно отвратительно пахло. Запах показался Чангу очень знакомым. Увидев, как Чанг принюхивается, Квон вскочил:
– Идем быстрее, если опоздаем, то нам влетит.
Они спустились вниз, но шофера пришлось ждать еще минут десять. Наконец они забрались на машину под брезент и тронулись в путь.
– Ты «инженер», не переживай, – фамильярно обратился Квон к Чангу. Они сидели в машине, на одной лавке, раскачиваясь в такт движению, и время от времени сталкиваясь лбами.
– Инженер?
– Все уже знают, что ты ехал в центр инженером, а оказался у нас грузчиком.
– Это временно.
– Это – навсегда.
– Не понял?
– За три дня до тебя в центр приехал сынок важных родителей из Пхеньяна и занял твое место.
– Откуда ты знаешь?
– У меня жена работает в конторе. Такие вещи узнают быстро. Контракт у тебя и у нынешнего инженера на три года. Приехали вместе, вместе и уедете.
– Но полковник говорил...
– Полковник на такой работе, чтобы говорить правильные вещи. А тебе надо думать головой. Поэтому единственное, на что ты можешь рассчитывать, это место техника–ремонтника у нас. Оно действительно скоро освободится.
– Это то место, где работал Ли, пока его не перевели в грузчики?
– Да. Там сейчас работает Парк Тэ Янг. После работы будешь ходить к нему в мастерскую осваиваться.
– Это тебе, что, сам начальник сказал?
– Можешь считать, и так. Я у начальства в большом авторитете, не то что Ли.
– А что ты имеешь против Ли? Он тебе свой паек отдал, а ты так о нем неуважительно отзываешься.
– Отдал потому, что он лентяй. Не хочет сам готовить. Привык к легкой жизни.
– Где привык?
– В Пхеньяне, где же еще.

Машину тряхнуло на ухабе и разговор сам собой умолк. Больше чем о Ли и его жизни, Чангу хотелось узнать о вчерашнем случае, об арестованном человеке. Но это была запретная тема. Госбезопасность никого просто так не арестовывает, и обсуждать такое можно было лишь с самым близким другом и наедине.
«Хорошо, что милой со мной еще нет, и она не стала свидетелем этой сцены», – подумал Чанг. Действительно, его мечта об идеальной семье, в которой будет счастье, не смотря на все бури этого не предсказуемого мира, никак не вписывалась в действительность, где старика уничтожают из–за какой–то книжки.
Машина подъехала к переезду и остановилась.
– Теперь будем час стоять. Но у меня есть иголка, и я знаю чем заняться, – хитро сказал Квон.
– Одежду зашивать?
– Лучше.
Он взял пластмассовую баночку с каким–то соусом и сделал совсем незаметную дырочку в фольге, которая служила крышкой. Еще одну дырочку он сделал в противоположном углу. Потом поднес банку ко рту и высосал немного соуса. Потом проделал это еще с несколькими баночками. Чанг с удивлением наблюдал за его манипуляциями.
– Теперь аккуратно разглаживаем крышку. И никто не заметит. Главное не жадничать, – пробормотал Квон.
– Тебя, что Арым не накормила?
– Накормила. Но когда есть возможность подкрепиться, я ее не упущу. Хочешь? – он протянул банку Чангу
– Нет, – в желудке у него урчало от голода, но опуститься до такого примитивного воровства он не мог.
– Не хочешь, как хочешь, – и Квон принялся за манипуляции с печеньем в пачках. Из каждой ему удалось вытряхнуть по щепотке крошек.
Вернулись в «Шалфей» они затемно, и им пришлось еще разгружать ящики с водой на  склад. Самое трудное – это ставить последний шестой ящик в стопку. Его приходилось поднимать над головой. Ящик тяжелый, голова от голода у Чанга кружилась, и несколько раз ставя наверх, именно этот, шестой ящик он чуть не упал. Перед глазами все плыло, но он заметил, что Квон так носит ящики, что практически все верхние доставались Чангу.
– Стой! Ты жульничаешь!
– Что такое?
– Опять мне достался верхний ящик.
– Какой ящик?
Они, сжав кулаки, уставились друг на друга. Мужчины давили друг друга тяжелыми взорами. Квон был вдвое больше, еле стоящего на ногах, Чанга. Но у того было столько решимости, и такая ярость в глазах... Чанг был готов умереть за свою маленькую правду. Квон отступил:
– Ладно, инженер, будем по–честному.
Но долго по–честному он не мог. Через десять минут конфликт разгорелся вновь. На этот раз Квон сдался быстрее.
– Ты постой, отдохни. Я сейчас сбегаю за Ли. Пусть тоже поработает.
Втроем разгружать машину было гораздо легче, и они быстро закончили. На этот раз даже заварить сухую ромашку или корицу у Чанга не было сил. Он кое–как помылся под краном, выпил пару кружек воды и рухнул спать.
***

Этот мир нам кажется  странным.
Во время совещания ничего особенного не произошло.  Ян Кун рассказал, что выявил и арестовал одного из служащих в ТБП, который исповедовал вредную для государства религиозную доктрину.
–У задержанного изъята и уничтожена запрещенная литература в количестве одной единицы, – закончил свой доклад капитан.
– Больше ничего не обнаружено? – чуть дрогнувшим голосом поинтересовался начальник политотдела дивизии Цой Мен Чер.
– Больше ничего, товарищ полковник. По второму делу об изнасиловании, мне сейчас доложили по телефону, что все четверо подозреваемых задержаны и сознались в преступлении.
– Оперативно работаете товарищ капитан.
Но командир дивизии был недоволен
– Надо заниматься предупреждением преступлений. Профилактика должна быть, – проворчал комдив, не вставая со своего места.
– Правильное замечание, товарищ генерал. Всем командирам полков нужно донести до личного состава, сведенья, что всех виновных мы выявим и накажем. А вы товарищи командиры, наладьте агитацию, выпустите плакаты, стенгазеты о необходимости строго соблюдать устав и учить наследие наших вождей, – говорил Цой Мен Чер глядя на висящие на стене портреты вождей.
«Лицемерие и идиотизм», –  подумал Ян Кун, – «как будто плакаты и лозунги, заставят этих доведенных унылой и тяжелой жизнью солдат, повиноваться. Нет, остановить их может только страх и понимают это все, но только боятся сказать это вслух».
Наконец все доклады были закончены и присутствующие старшие офицеры начали расходиться. Капитан поднялся одним из последних, но начальник политотдела остановил его:
– Товарищ капитан, я бы хотел обсудить с вами некоторые вопросы.
«Вот и клюнула рыбка», – подумал Ян Кун, вслух произнес совсем другое:
– Слушаю, вас, товарищ полковник.
– Нет не сейчас. Давайте зайдите ко мне сегодня вечером.
– Извините, товарищ полковник, сегодня вечером я занят.
Это было неслыханное нарушение субординации. Если просит полковник, то капитан не может отказать ему ни под каким предлогом. Разве что капитан представляет госбезопасность, а полковнику есть, что скрывать от государственных органов. Капитан ждал ответной реакции. Их в принципе может быть две. Первая – наорет и прикажет придти сегодня. Вторая – сделает вид, что все нормально.
Полковник покраснел, сдерживая гнев, потом взял себя в руки и сказал:
– Тогда завтра в 20–00 жду вас у себя.
– Слушаюсь. Разрешите идти?
– Идите.
Капитан вышел, ликуя и чеканя шаг. Он был уверен, что игра пойдет по его правилам. Но ему еще надо здесь кое–куда зайти. А вечером, перед сном, он будет смотреть на спокойно плавающих в аквариуме рыбок, наслаждаясь покоем. 
_____
 
Грузчики не любили кафе. Мало того, что там невозможно было подъехать близко к зданию, так еще ящики их заставляли нести через все помещение в кладовку. И отвертеться не было никакой возможности, заведовала кафе жена замполита дивизии, которая чуть что, жаловалась мужу. Но в этот раз заведующей не было, она куда–то уехала, оставив вместо себя официантку, и Квон решил смухлевать. Он тайком толкнул Чанга в бок:
– Разгрузим все в зале. В кладовку пусть сами таскают. Не надорвутся.
Официантку эту Чанг видел как–то раз. Она приехала недавно, и странное дело, привезла с собой какой–то огромный музыкальный инструмент. Что за инструмент Чанг не знал, а спросить постеснялся. Девушку хотели поселить в "Шалфей", но там, ни одного свободного места не оказалось и ее временно разместили в офицерское общежитие, недалеко от кафе.
Девушка была симпатичная, но какой–то необычной красотой. Узкие, но изящные скулы, маленькие губы, миндалевидные глаза, светлая кожа. Она вела себя доброжелательно, но в поведении чувствовалась решительность.

 Девушка старательно записывала все, что они привезли, хотя могла этого и не делать, все товары и так были в сопроводительной накладной. Грузчики быстро управились и уже собрались уезжать, но тут зазвонил телефон, официантка переговорила и ее приветливость как ветром сдунуло:
– Как вам не стыдно? Почему вы не отнесли все в кладовку?
– Тебе надо, ты и носи, – вяло огрызнулся Квон.
– Значит, я девушка, буду таскать тяжелые ящики за вас?  А вы что в это время будете делать?
– Пойдем курить, – попытался отшутиться Чанг.
Но девушка шутку восприняла, как оскорбление и с призрением глянула на молодого человека:
– Вот вы сюда вроде как инженером ехали, а оказались в грузчиках. Теперь я понимаю, что вас так понизили недаром.
Чанг в этот момент нес, чуть прихрамывая ящик в кладовку, но услышав, обидные слова от какой–то пигалицы, он вздрогнул как от удара. Не смотря на голод и усталость, просто так пропустить это мимо ушей он не мог. Чанг поставил на пол ящик и, глядя девице в глаза, сказал:
– Ты, наверное, думаешь, что ты тут самая умная, раз приехала сюда со своим контрабасом.
– Сразу видно, что образованием ты не блещешь. Это не контрабас, а виолончель, тупица.
Чанг в другое время бы вспыхнул, но сегодня он слишком устал, чтобы пикироваться с какой–то официанткой, поэтому он сделал вид, что не расслышал оскорблений и не оборачиваясь, понес ящик в кладовку. Товара было не так много и они минут за десять они почти закончили. Когда заносили последний ящик, случилась неприятность, Квон в кладовке опрокинул на пол кастрюлю с маринованными помидорами.
– Не выходи, прикрой меня, – шепотом попросил он Чанга.
Тот стал на двери, чтобы было незаметно, чем занят его напарник, а тот быстро собирал помидоры в кастрюлю. Увидев, что грузчики задержались в кладовке, девушка поняла это по–своему:
– Покажите, что вы там украли?
Квон к этому моменту уже успел все собрать, и вышел навстречу девушки, демонстративно вывернув карманы. Чанг же напротив вместо того, чтобы уходить  достал прямо в кладовке из кармана сигареты и закурил.
– Здесь курить нельзя, – девушка вошла в кладовку и закашлялась.
– Извини, не знал, – сказал с издевкой Чанг, не прекращая курить.
– Покажи, что взял.
– Смотри сама.
– Девушка оглядела все полки, но все вроде было на месте.
– Покажи карманы.
– Это еще зачем?
– Хочу посмотреть, не украл ли ты чего.
– Если ты строишь из себя полицейского возьми да обыщи меня.
– Как обыскать? – возмутилась девушка.
– Просто, обыщи. Фильмы, наверное, смотрела? Или ты только на виолончели можешь играть?
Они возможно долго бы еще препирались, но в кафе зашел капитан Ян Кун. Заслышав, как хлопнула дверь, молодые люди вышли из кладовки. Девушка вся раскрасневшаяся и возбужденная, Чанг же напротив, старался выглядеть спокойным и независимым.
«Чем они там занимались? Неужели она крутит шашни с грузчиком? Когда только успела»? – подумал Ян Кун, но сделав бесстрастное лицо, попросил лишь бутылочку воды.
– Вообще–то мы сейчас закрыты. Товар принимаем, но для вас, я всегда сделаю исключение, – улыбнулась ему официантка.
– Вы товарищ Кан  Джин У как всегда милы, – сказал капитан наливая воду в стакан.
«Ее, оказывается, зовут Кан  Джин У», – подумал Чанг и отправился к машине.
Капитан с неприязнью смотрел ему в след и подумал:
– Надо будет побольше узнать об этом наглеце. Но это потом.
Сейчас же капитан зашел для того чтобы напомнить девушке о свидании. У него на эту встречу были свои планы.
«Как быстро здесь распространяются слухи. Даже официантка в кафе знает, что меня не взяли инженером», – подумал Чанг, выходя на улицу.
В этот раз их водителем был Ук Бо, товароведа с ними не было, поэтому шофер держал у себя накладные на товары.
– Нам еще в кондитерский цех надо заехать взять пирожные для магазина в "Шалфее", – сказал шофер и протянул документы Квону.
– Ты за товароведа, ты и отдавай документы в кондитерку, – отчего–то с насмешкой сказал грузчик.
– Тебе что трудно? Все равно пойдете туда за подносами с пирожными. Отдашь бумаги, возьмешь пирожные.
– Вижу, сам ты заходить туда не хочешь.
Ситуация для Чанга была какая–то непонятная. Квон вел себя так будто зайти отдать бумаги местной кондитерше  О Ча Юн было величайшим одолжением и явно хотел получить он этого какую–то выгоду.
«Наверное, какая–то любовная история», – подумал Чанг, – «видимо у кондитерши была интрижка с Ук Бо, а потом любовь закончилась».
Наконец, Квон выцыганил у шофера несколько сигарет и они подъехали к кондитерскому цеху, благо он был совсем недалеко.  Товара было немного, погрузили его быстро. Ук Бо так внутрь цеха и не зашел. Да это собственно был не цех, а небольшая пристройка в которой кроме  О Ча Юн ни кто и не работал. Там была огромная печь, и для того чтобы растопить ее девушка живущая, как и они в "Шалфее" уезжала из общежития затемно. Но другой стороны были у этой работы и плюсы – девушка заканчивала работу раньше чем все они.
– Ребята, не подвезете меня в "Шалфей". Я на сегодня все закончила. А я вас пирожком угощу, – выбежала О Ча Юн  вслед за грузчиками и ... почти нос к носу столкнулась с Ук Бо. Увидав его, она оторопела. Гримаса отвращения и ужаса мелькнула у нее на лице. Пирожок полетел на землю, а  О Ча Юн  бросилась назад в кондитерскую, захлопнула дверь, а изнутри закрылась на ключ.
– Поехали, нам здесь делать нечего, – зло прикрикнул Ук Бо на грузчиков.
– Погоди секунду, не пропадать же добру, – воскликнул Квон, подбирая пирожок и запрыгивая вслед за Чангом в кузов машины. 
Машина тронулась. От запаха выпечки, сложенной в кузове кружилась голова. Чанг сглотнул слюну.
– Хорошая девушка, – сказал Квон, поглаживая карман с пирожком.
– Кто, официантка или кондитерша? – спросил Чанг.
– Официантка – стерва, но красивая. А вот если бы я был женат на  О Ча Юн то она бы меня каждый день пирожками кормила.
– Жена, что не кормит пирожками?
– Нет, она экономит. Говорит, что работая здесь, мы должны насобирать на собственный дом.
– Мне показалась, что О Ча Юн испугалась увидав  Ук Бо.
– Это точно, испугалась.
– Ты не знаешь почему.
– Он нехороший человек.
– Что значит не хороший?
– Это значит, его надо опасаться.
– Чего же именно от него можно ждать?
– Того, что он может сделать плохо.
Чанг понял, что разговор идет по кругу. Квон либо был настолько туп, что не мог рассказать, почему надо бояться Ук Бо, либо просто морочил ему мозги потому, что не хотел обсуждать какой–то секрет, связанный с шофером.
– Это связано с тем, что он не пьет?
– Да с этим тоже.
– Он что может рассказать о нас начальству или госбезопасности?
– Нет, этого не будет.
Чанг прекратил разговор, так толком ничего и не выяснив. Что же такое может быть у Ук Бо если его надо бояться, но он не заложит человека? Все это было странным.

***

Отверженным быть лучше, чем блистать
Чанг сильно ослабел. Начала побаливать старая рана на ноге и он чуть прихрамывал. Парень уже несколько дней работал грузчиком, но почти ничего не ел. Попробовал он обратиться с просьбой, поделиться пайком с  Ук Бо, но тот отдал свои продукты куда–то на сторону, там ему готовили, там он и питался. Вообще Ук Бо был какой–то мутный парень, при общении с ним чувствовалась скрытая угроза. Из–за чего так получается, Чанг до конца не осознавал, но ощущал себя в присутствии шофера неуютно, напряженно. Можно было конечно обменять бутылку водки, привезенную из дома на еду, но еды хватило бы на один раз. Водку следовало приберечь для особой ситуации.
На третий день работы Чанг, во время обеденного перерыва, сходил на местный рынок. Цены были такие, что ничего стоящего из продуктов на свои деньги он купить не мог. Вот разве, что парочку клубней корейской редьки – дайкона. Но что это была за еда? При постоянной физической нагрузке нужно было есть что–то более существенное. Иначе недолго и свалиться.
 На свое счастье Чанг заметил, что у бабушки, которая торговала хурмой, рядом с прилавком на ящике лежало штук пять помятых и перезревших плодов.
– Почем, ваша хурма, уважаемая, – спросил Чанг.
Бабушка ответила, показывая на хорошие плоды.
– Нет, вот те, похуже.
Помятая хурма оказалась впятеро дешевле. Чанг ее, конечно, купил. Ел ее медленно и с наслаждением. Сохранить про запас такую хурму было невозможно, поэтому пришлось съесть всю. Пища пошла впрок, голова больше не кружилась, и молодой человек спокойно доработал до вечера. Но на следующий день бабушки на базаре не оказалось. Чанг остался без еды.
Сосед Чанга по комнате Ли заметил, что с парнем творится неладное, но все что он смог предложить товарищу это немного воздушной кукурузы с чаем.
 
– Что ж ты деньги из дома не взял, дурья башка, – выругался Ли, от возмущенья перейдя на ты.
– Я жене все оставил, себе только на сигареты взял. Я ведь мужчина. Рассчитывал на здешний паек.
– Не знаю, на что ты рассчитывал, но так и загнуться можно.
– У меня с собой маленький телевизор есть. Думал его здесь продать, в крайнем случае.
– Уже этот случай настал.
– Понимаю.
– Чего ж не продаешь?
– Кому? Ты, к примеру, купишь?
– Нет. Да и у нас в "Шалфее" вряд ли кто купит.
Они немного помолчали. Потом вышли в коридор и закурили.
– Кстати, а почему это здание называют "Шалфей"? – спросил Чанг.
– Это еще со времен японцев. В нашем общежитии были их казармы, а там где магазины при оккупантах был ресторан "Шалфей". Вот с тех пор и пошло.
– Ясно. Может ты сможешь поспрашивать у кого–то не нужен ли им телевизор. А то я все время на работе, ты то вроде посвободнее.
Действительно Ли по сравнению с Чангом и даже с Квон Хун Хёном работал совсем немного. Он почему–то был на особом положении в ТБП.
– Хорошо, поспрашиваю, – согласился Ли.
Но продажа телевизора дело долгое, а уже вечером во время разгрузки новой партии лимонада на склад, у Чанга закружилась голова. Он чудом ничего не разбил, но упал на пол без сознания. Квон сначала рассердился думая, что напарник претворяется. Но потом понял, что все серьезно и сам в одиночку разгрузил машину.
Чанг поплелся в общежитие и не раздеваясь лег в кровать. Очнулся он от того что его кто–то дергает за руку:
– Это ты Квон? Неужели сейчас утро?
– Нет, глубокая ночь.
– Тогда отстань и дай поспать.
– Ты ужинать, Инженер, хочешь?
От этих слов Чанг окончательно проснулся.
– Ты мне что–то принес?
– Нет. Пойдем.
Стараясь не шуметь, они пошли по коридору в одну из комнат. Там их ждала Се Ула. При свете фонарика Чанг с трудом ее узнал. Свет она почему–то не включала.
– Пришли, – сказала Се Ула и без лишних слов сунула Чангу тяжелый мешок. Сон освежил молодого человека, и он достаточно уверенно поднял мешок. Квону достался ящик, и судя по тому как он крякнул, то же не из легких.
Се Ула, светя фонариком, пошла вперед, Чанг с напарником двинулись следом. Из «Шалфея» они вышли через заднюю дверь, довольно долго шли пока не наткнулись на телегу запряженную лошадью. Всю поклажу погрузили на повозку, потом сделали еще одну ходку, но уже с вещами полегче.
Как плату за работу Се Ула насыпала грузчикам по тарелке с рисом и кимчи.
Потом она налила им по стаканчику водки.
– Вы мне вместо водки, дайте немного продуктов с собой, – попросил Чанг.
– Пей, Инженер, завтра нам Се Ула вечером еще работу подкинет, и мы за нее получим по пять кило риса каждый.
– Ты загнул, – возмутилась Се Ула, – максимум по три килограмма.
– Не жмись, соседка, мы же сильно рискуем, – настаивал на своем Квон.
После долгой торговли сошлись на четырех килограммах. Это было спасение для Чанга. О том, чем им предстоит заняться, молодой человек не думал.
Утром Чанг был бодр и даже весел.
«Жизнь продолжается», –подумал он влезая в кузов машины.
На этот раз они сначала заехали на книжный склад и загрузили там несколько ящиков. Среди множества трудов Ким Ир Сена и книг о нем, Чанг с удивлением увидел книжку иностранного автора. Имя автора Вильям Шекспир ничего молодому человеку не говорило. Хотя Чанг был довольно образован и читал много, из иностранных авторов ему удалось прочитать лишь несколько русских книжек.
В книжке оказались стихи. Слова Шекспира из "Короля Лира" оказались настолько созвучны нынешнему состоянию Чанга, что он не поленился и переписал себе на листок:
Отверженным быть лучше, чем блистать
И быть предметом скрытого презренья.
Для тех, кто пал на низшую ступень,
Открыт подъем и некуда уж падать.
Опасности таятся на верхах,
А у подножий место есть надежде... 
Квон с удивлением взирал на напарника, что–то записывающего в трясущейся машине, а потом изрек с умным видом:
– Ты, Инженер, от голода видать совсем свихнулся. Слова тебя не накормят.
«Мою душу, они согреют», – подумал Чанг, но промолчал.
– На, Инженер, съешь, – протянул Квон кусок вяленой рыбы, – наберись сил, ночью нам предстоит тяжелая работа.
Чанг не заставил себя долго упрашивать и с удовольствием начал жевать.
– Квон, а кем ты раньше работал?
– Когда раньше? – подозрительно спросил напарник.
– До того, как заключил контракт и приехал сюда.
– Грузчиком.
– Так ты всю жизнь только и был грузчиком?
– Нет. Еще раньше до того в цирке работал.
– Грузчиком?
– Почему грузчиком? Я был артистом.
Трудно было представить этого увальня со шрамами артистом.
– И что ты делал?
 – Был акробатом, работал с гирями. А потом...
– Что потом?
– Во время номера с фокусником. Они перепутали клетку.
– И что?
– Вместо пустой клетки, я оказался в клетке вместе с тигрицей. Она меня порвала.
– Так как ты выжил?
– Не помню, как все было. Все очень быстро... Потерял сознание. Еле выздоровел, а цирк в это время уехал.
– А ты не хотел вернуться в цирк?
– Очень хотел. Но кому там в таком виде я нужен? На лице, это еще ничего, а вот на груди...– Квон расстегнул рубашку, показывая страшные шрамы. 
Они, молча, закурили.
Ночью Се Ула сама зашла в комнату к Чангу. Его соседей по комнате можно было не опасаться. Ли все ночи проводил у подружки на третьем этаже. Покидать место ночлега категорически запрещалось, но Ли было плевать на это. Ук Бо намаявшись за баранкой, спал как младенец.
– Иди за мной, – скомандовала женщина.
Подсвечивая фонариком, они пошли во двор, к складам. К удивлению Чанга часового там не было. Они подошли к угольному складу. Се Ула – открыла своими ключами ворота. Тихо урча, подъехала машина с незнакомым шофером. За три часа непрерывной работы Чанг и Квон наполнили машину практически доверху. Угля на складе осталось меньше половины.
Се Ула не обманула и каждый, за ночную роботу, получил по четыре килограмма риса.
– Держись, Инженер, меня, и не пропадешь, – на прощание сказал Квон.      
***

Фильм из "нижней деревни"
Ключ от комнаты был всего один.  Поэтому если уезжали все, то оставляли его на сохранение у Арым. Она всегда была либо дома, либо сидела в бухгалтерии при ТБП. Конечно она, а особенно ее муж не были идеалами честности. Но открыть без хозяев комнату, а тем более что–то там взять, они не могли точно.
Чанг приехал вечером, смертельно устал и обнаружив закрытую комнату, зашел к Арым. Опять какой–то резкий запах ударил в нос, и он невольно поморщился.
– Ли оставлял тебе ключ?
–Нет.
–Куда же он задевался?
– Вроде недавно был в комнате.
Чанг настойчиво постучал в дверь. За дверью послышалась какая–то возня, а потом недовольный голос Ли:
– Кто там?
– Это я. Открой.
– Сейчас.
"Наверное, он спал", – подумал о приятеле Чанг, войдя в комнату, и спросил:   
– Как там мой телевизор? Удалось найти покупателя?
– Трудно сейчас найти. Давай сами пока посмотрим.
Чанг решил уступить более опытному товарищу и согласился, тем более, что какой–то запас пищи у него уже был.
– Ты дверь закрой, – попросил Ли.
Просьба закрыть дверь была немного странновата, но и тут Чанг подчинился.
– Если хочешь, там, в кастрюле каша. Мне подруга передала, а мне до этого перепали талоны в офицерскую столовую, так я уже сыт.
Ли пододвинул кастрюлю Чангу и включил телевизор. Чанг не заставил себя ждать и застучал ложкой. По телевизору в этот момент показывали какой–то сериал. Чанг с удовольствием ел кашу, приправленную соевым соусом и смотрел фильм. Изображение было не слишком четким, но действие напряженным с хорошими актерами. Такого Чанг давно не видел. И вдруг, когда от каши почти ничего не осталось, какие–то выражения актеров насторожили, его. Чанг уставился в экран – ни у одного из действующих лиц не было на одежде значка с вождем. Неужели...
– Это что фильм из "нижней деревни"? – с ужасом произнес Чанг, сразу потеряв аппетит.
"Нижней деревней" жители КНДР называли между собой Южную Корею. Смотреть иностранные каналы жителям Северной Кореи строжайше запрещено, для этого все телевизоры специальным образом пломбируются. Так же поступают и с радиоприемниками. Нарушителей запрета чаще всего отправляют в лагерь на "перевоспитание".
– Что тут такого, пару недель посмотрим, после этого я скотчем заклею.  Будет совсем незаметно. Потом и вовсе продадим.
– Мне такое не подходит – рисковать семьей и будущим из–за каких–то фильмов.
– Ты видно не понял куда попал. Здесь если не будешь нарушать правила, то вскоре сопьешься или свихнешься. Думаешь тут даром спецпайки, особые магазины и повышенная зарплата?
– Льготы нам дают за работу на объектах повышенной секретности.
– Вот, вот на объектах крайне важных для государства и очень опасных для нас.
– У меня самая большая опасность это то, что Квон мне ящик на ногу уронит.
– Ты и впрямь дурак или придуриваешься?
Ли достал из–под майки свой пропуск с фотографией и потряс у носа Чанга.
– Что ты хочешь этим сказать? Пропуск и все, у меня такой же, – возразил тот.
– Каждый месяц этот "особый пропуск" у нас собирают и меняют в нем маленькую пластиночку.
– И что из этого?
– От того на сколько засветилась пластинка, становится ясно сколько рентген ты за месяц получил. Поэтому здесь больше трех лет никого и не держат.
– Пусть так, но это вовсе не повод чтобы смотреть фильмы врага.
– Что плохого ты нашел в том фильме, который мы смотрели?
– Просмотр иностранных фильмов запрещен, если кто–то узнает, то нам несдобровать.
– Так если тихо смотреть, так ни кто и не узнает. По комнатам с проверками давно уже не ходили.
– А если придут, что тогда скажем?
Ли потер реденькую бородку, поправил, как бы размышляя, очки и решительно сказал:
– Если придут, то я скажу, что это мой телевизор, и я случайно повредил пломбировку.
– Не боишься?
– Меня точно не тронут. Побоятся.
– Этот ваш капитан госбезопасности побоится грузчика? Чем же ты им так страшен?
– Не я а моя мама. Она большой человек.
Оказывается мама Ли работала заведующей отделения в главном госпитале Пхеньяна. Вся партийная и правительственная элита лечилась у нее. Сам же Ли мог поступить в любой престижный институт, но так как особого желания учиться у него не было то он окончил лишь технический колледж. Отец его давно пропал.  Мать для серьезного разговора вызвала своего брата, занимавшего крупный военный пост. Дядя Ли суровый и седой, спросил только одно:
– Что ты умеешь делать, племянничек?
– Ничего, – простодушно ответил Ли.
– Какая у тебя специальность по документам?
– Техник механик.
– Давай документы.
Ли с облегчением понял, что допрос окончен и отдал все бумаги. Он искренне надеялся, что процесс его трудоустройства затянется, но ошибся, дядюшка прибыл на следующий день:
– Поедешь в особый район. Отработав там, я смогу тебя, потом в министерство устроить. Это будет не так сложно.
– Ты знаешь как там опасно, – попыталась возразить мать Ли.
Она как врач знала об опасности больше других. Не так давно из особого района привезли двух техников, которые работая в лаборатории, надышались новейшего отравляющего вещества. Не смотря на большой опыт и применение современных антидотов, спасти людей не удалось. Тело техников покрылось огромными не заживающими ранами и язвами. Что это за газ и откуда он взялся, ей не сказали. Возможно из соображений секретности, а может и сами военные не знали, что за гадость у них получилась на этот раз. История темная и запутанная. Даже тела несчастных не выдали родственникам, а отправили куда–то на исследование.
– Как же лечить, если не знаешь чем они отравились? – спросила тогда у начальства мать Ли, но ответа так и не получила.
Она до сих пор вспоминала этот случай с содроганием. Как нечто исключительное. Пострадавших же от лучевого поражения из тех районов было так много, что в госпитале к этому привыкли.
– Ты знаешь, что там повышенная радиоактивность? – обратилась женщина к брату.
– Знаю. Поэтому на объекты повышенной опасности я его не посылаю. Буде ремонтировать миксеры и кофеварки для магазинов.
– Но радиоактивный фон там везде повышен.
– Ничего  там за три года с ним не случится. А лучшего стартового места для карьеры я не нашел. Не на завод же ему идти?
Последний довод лучше всего убедил мать Ли, так как на заводе куда молодой специалист первоначально получил направление, с техникой безопасности мягко говоря не все было благополучно. Пострадавшие оттуда достаточно часто поступали в местные больницы, оказаться в центральном госпитале было для них слишком высокой честью.
Дядюшка считал, что мать сильно балует Ли и был прав. Даже по сравнению с детьми других начальников, парнишка был не приспособлен к жизни. Холодильник всегда полон продуктами, свет в их доме не выключался практически никогда. Даже лифт работал. Работающий лифт в то время когда большая часть домов отключалась от света по многу часов, это была настоящая редкость и показатель статусности дома. Большинство друзей Ли в работающий лифт не верили, до тех пор пока не попадали к нему в гости. Мать Ли была тем врачом, который лечил самого вождя и ей за это многое было позволено.
В магазины где за валюту продавали товары иностранцам Ли ходил с заднего хода и шел прямо к заведующей. Разговор у них проходил примерно так:
– Здравствуйте. Мама вам на счет меня звонила?
– Да молодой человек, звонила. Вашего размера есть синие и черные брюки. Какие вам подходят?
– Синие.
Заведующая звонила и со склада приносили брюки. Ли шел, мерил и говорил:
– Я их беру. Но денег у меня с собой нет.
– Ничего страшного. Твоя мама, когда сможет, зайдет и заплатит.
Для Чанга этот рассказ был откровением. Сам он для того чтобы получить стандартные брюки из негнущейся синтетической ткани, выстаивал многочасовую очередь. Для него очереди были частью жизни, неприятной, крайне унизительной, но необходимой. Очереди за пайком, за справкой, в поликлинику, в военкомат. Как и когда занимать очередь это для него, как и было целой наукой, без которой прожить было невозможно. Ли же давалось все легко. Но эта легкость обернулась ему обратной стороной.
Приехав в ТБП он сразу был зачислен ремонтником. Но что–нибудь починить ему ни как не удавалось. Отсутствие запчастей, инструмента, а главное полное нежелание работать, делали пребывание его на этой должности фикцией.
– Неужели ничего так и не удалось починить? – спросил Чанг.
– Один раз получилось.
– Как?
– Приехал я в магазин. Там на улице стоял компрессор. Мотор крутится, а холода нет. Вот сижу я и думаю: "что же ты собака не даешь холод". Смотрю на вращающийся мотор и вижу, что приводной ремень к компрессору слетел и на земле лежит. Отдел ремень все и заработало. Я тогда два дня гордый ходил.
– А потом?
– Потом начал прятаться. Когда машина за мной приходила, шел в парк за "Шалфеем", ложился среди кустов и курил.
– Сколько прятаться удавалось?
– Два месяца, начальник это терпел, а потом его засыпали жалобами и он предложил мне перейти в грузчики. Сказал, что я буду в основном этот магазин обслуживать, а там работы немного. Ну, я и согласился.
– Не жалеешь?
– Нет. Только матери я, когда звоню то говорю что по–прежнему ремонтом занимаюсь. А начальник сказал, что в документах  все будет нормально. Запишут, что я очень успешно здесь ремонтом занимался. Вместо меня взяли на работу Парк Тэ Янга. Он хорошо справляется. Нужно и тебе к нему в мастерскую зайти, поучиться. Он хороший парень
– Схожу.
– Будем телевизор смотреть? Тут до китайской границы недалеко и для корейцев проживающих там крутят забавные сериалы.
– Раз ты будешь за телевизор отвечать, то сам и смотри.
– Не волнуйся, все будет нормально – обрадовался Ли.
На самом же деле все получится плохо, но об этом они пока не знали.
***

Мы с тобой одной крови
Чуть выдалась побольше свободного времени и Чанг пошел в мастерскую при ТБП. Это было отдельное помещение в "Шалфее" на первом этаже.
– Знаю, о тебе, – сказал, здороваясь с Чангом, мастер по ремонту Парк Тэ Янг.
Это был мужчина немного старше Чанга с простым открытым лицом.
– Рад знакомству, – сказал Чанг, рассматривая мастерскую.
В общем–то, мастерской, это помещение назвать можно было с большой натяжкой. Несколько столов, на которых стояли полуразобранные кофеварки, миксеры, магнитофоны и другая техника. В углу стояла небольшая холодильная витрина тоже со следами ремонта. Оборудования для ремонта практически не было, разве что в углу стояли баллоны с кислородом и пропаном. На полу рядом лежала газовая горелка.
Поначалу разговор не шел, но когда молодые люди узнали, что когда–то учились в одном институте, хотя и в разное время, доверие их друг к другу выросло. Когда же Чанг принес бутылку водки, привезенную из дома, и они ее совместно распили, разговор наладился.
– Ты когда–то занимался ремонтом техники? – спросил Парк Тэ Янг.
– Нет, – честно признался Чанг.
– Ничего научишься. Я тоже два с половиной года назад ничего не умел, а сейчас могу отремонтировать почти все.
– Где вы берете запчасти?
– Нигде, разве, что снимаем с другой поломанной техники.
– В центре, наверное, есть запчасти?
– Может быть есть, но не для нас. Тебе, если будешь здесь работать, придется покупать запчасти за собственные деньги.
– Начальство, наверное, как–то это компенсирует?
– Ни кто ничего не вернет. Разве, что–то получишь с помощью вот этого.
Парк Тэ Янг – ткнул пальцем в сторону поломанной холодильной витрины.
– Как это, получу?
– Поломалась витрина в магазине, я ее починю, а в магазин сообщу, – поломка такая серьезная, что придется выкидывать.
–Зачем? На запчасти, что ли?
– Нет, тогда бы я ее не ремонтировал. Мы ее спишем и продадим в частный магазин. Они меня давно просили. Из Китая такую махину не притащишь, а холодную водичку все любят.
– А как же начальство?
– Они все в доле. Больше всех получит старший инженер из центра, поменьше начальник ТБП и главный бухгалтер, надеюсь, и мне что–то перепадет. Ну а если попадусь, то отвечать мне одному.
Чанг стоял, ни слова не говоря. Он был озабочен откровенностью Парк Тэ Янга. Стоит ли вообще идти работать ремонтником?
– Тут даже не столько трудности с ремонтом, как со знанием психологии, продолжил Парк Тэ Янг.
– Как это?
– Нужно точно знать, кому и когда ремонтировать, а кому нет. Он кого–то отвертеться напрочь, а кому сделать быстро, даже потеряв свои деньги.
– Не знаю, что и думать.
– Тут большинство заведующих магазинами, жены старших офицеров и если ты не починишь оборудование, так они сразу пишут докладную начальнику. Две–три докладные и ты уволен с волчьим билетом.
– Без запчастей и оборудования справиться сложно.
– Тут есть свои хитрости. Если что–то совсем не работает, то за такую работу можно смело браться.
– Почему?
– Если приемник, магнитофон или миксер не включаются, то в девяносто процентах случаев дело здесь в вилке, шнуре или, в крайнем случае, в выключателе. Такие поломки кажутся для всех сложными, но ликвидировать их легко. Но не стоит тут же, в магазине, на глазах у всех чинить. Отвези в мастерскую, пусть пару дней постоит у тебя. Скажи, что поломка была серьезная, тогда и уважения к тебе будет больше и может чем–то отблагодарят тебя.
– Понятно.
– Если не получится починить, то, по крайней мере, вернешь не рабочий прибор. Если же что–то работает, но плохо – старайся не брать. С нашими инструментами у тебя может случиться так, что начав чинить прибор, ты совсем выйдешь его из строя. Тогда эта братия тебе не простит.
– Ясно.
Парк Тэ Янг раскрыл черный старый портфель. Чанг заглянул туда. В портфеле лежали инструменты слесаря – плоскогубцы, отвертки, разводные ключи.
– Это все что у меня есть. С этим много не наработаешь. Вчера пригласили в кафе посмотреть магнитофон. Мол, звук у него плывет. Я полчаса повозился для вида с ним и дал рекомендацию: почаще протирать ведущий резиновый валик чистым спиртом. Вот и все.
– Прямо как наш участковый врач. Лекарств у него нет, так он всем советует дышать чистым воздухом, делать зарядку, а ночью больше спать.
– И помни, что заведующие военными складами – твои лучшие друзья. Обычно, это даже не офицеры, а старшие сержанты. Вот они–то за ремонт всегда тебе что–то дадут. Они понимают, что если не расплатятся консервами, мясом, рыбой, то в другой раз ты им не поможешь. А мы с ними по разным ведомствам, у них свои ремонтники есть. Но если промышленный холодильник с мясом летом стал, то пока приедет ремонтник из Центра, все протухнет. Вот они и идут к тому, кто поближе – к тебе. Младших же офицеров и высоких чинов избегай. Они не только не заплатят, но и спасибо не скажут.
– Почему?
– Младшие борзые еще после училища и даже не догадываются, что за работу надо платить. Старшие же офицеры привыкли, что все должны подобострастно выполнять их приказы. Ведут себя, так как будто ты должен им чинить всю домашнюю технику, а они позволят тебе за это дышать.
Ругать начальство, было не принято. Чанг постарался перевести разговор, на другую менее опасную тему и спросил:
– Я вижу, тут есть сварка. Научишь?
– Научу, но это не сварка, а пайка. Паяю твердыми припоями холодильники. Эти припои дорогие, так как в них серебро, но я достал немного. Что останется, отдам тебе, когда сдам дела.
– Спасибо. Вы много чего умеете. В институте этому не учат.
– Точно. Я работал в монтажно–наладочном управлении. Монтировали различное оборудование на заводах.
– Интересная работа.
– Вначале мне тоже так казалось. Но когда выяснилось, что часто мы приносили не пользу, а вред, я решил куда–то уйти.
– Как это вред?
– Кругом бюрократия и очковтирательство. В министерстве приобрели несколько линий по разливу соевого молока в пакеты. Купили  за границей. За валюту. Оказалось, что одна линия лишняя. Не куда ее ставить да и пакетов для розлива не хватает.
– И что же потом?
– Один из директоров проштрафился. Ему дали выбор либо увольнение, либо берешь для своего завода линию розлива. Хотя у него не было ни единого пакета, для розлива. Линия предполагала розлив соевого молока в пакеты, а они разливали в бутылки.  К тому же не в один цех линия не вмещалась по размеру. У директора выбора не было – он взял. Когда ему привезли линию, то в министерстве начали давить, чтобы он установил ее.
– Установил?
– Обратился к нам и мы сделали документы, что линия установлена. Потом документы, что линия пущена. Мы даже за это премии получили. Наш директор видеоплеер, всем инженерам по одеялу.
– Неплохо вроде?
– Потом через пару месяцев мы сделали акт, что линия вышла из строя и ее демонтировали. На самом деле мы ничего не делали, а новое оборудование порезали автогеном и сдали в металлолом.
– За такое могли и расстрелять.
– Расстрелять, это, наверное, было бы правильнее. А так, мы еще одну премию получили за быстрый демонтаж. Все это для того, чтобы тот кто допустил ошибку в министерстве, остался в своем кресле. Рабочие и я не хотели резать новое оборудование, но пришлось. Мы кое–что из манометров, моторчики разные поснимали, чтобы в дело потом пустить. Но кто–то донес. У нас все это отобрали и в металлолом. Это меня совсем взбесило, в стране такое тяжелое положение в промышленности, а они поступают хуже оккупантов.
Чанг в очередной раз решил увести разговор от опасной темы и спросил:
– Зато теперь, после работы в ТБП, вы сможете, дома все отремонтировать, если поломается.
– Надоело это. Я лучше мастера вызову, пусть он мучается, – отшутился Парк Тэ Янг.
Некоторое время они посидели, молча, а потом все–таки Чанг решился спросить:
– Сюда вроде набирают лучших. Анкеты по полгода проверяют, а люди здесь...
Чанг замялся, подбирая слово помягче.
– Ты хочешь сказать, что здесь собрались отбросы и подонки?
– Нет...
– Хочешь. Человека делает окружение. Здесь каждый смотрит, чтобы быстро и больше урвать. А  еще здесь радиация в три раза выше нормы. От этого люди злые. Видимо излучения влияет и на мозг. Поживешь здесь и сам таким станешь. Ты вообще, зачем сюда приехал?
– Хотел бы с женой пожить в отдельной квартире, чтобы тесть с тещей не вмешивались в каждый шаг. Денег еще хотел заработать...
– Ехал бы ты пока не поздно отсюда.
– Как ехал?
– Купил бы справку, что по состоянию здоровья не можешь здесь работать. Показал бы ее начальнику, добавил бы к этому пару бутылок водки и он бы тебя отпустил.
– Это же обман. А я так сюда жену мечтал привезти. Мы бы комнату в частном доме сняли и была бы у нас настоящая семья. Вместе мы бы все трудности преодолели. Там где я жил, половина домов сейчас оползнями разрушена. У меня даже мать в общежитии живет, спит на двухэтажных нарах. Я так долго искал место, где можно будет, хоть на время, жить счастливо.
– Мечты, мечты. Если ты так уверен в жене, вызывай ее к нам. В конторе освобождается место. Я поговорю с начальником, он напишет вызов на работу для твоей жены.
– Это было бы замечательно.
– Ничего–то ты о жизни здесь не понял. Ничего хорошего здесь нет. В этом месте все живут, как за день до конца света. Это убивает душу. Разъедает как ржавчина.
– А в других местах, что лучше живут? В селах вообще голодают. Здесь же паек усиленный, зарплата повыше.
– Тут ты прав.
– Я еще хотел спросить, насчет дрели.
– Что именно?
– Когда со мной майор из управления кадров разговаривал, он спрашивал: "Есть ли у меня дрель?". Мне хотелось знать, почему здесь так важна дрель?
– Тебя, что краснолицый майор в Центре спрашивал о дрели?
– Да.
–Так это не тебе, а ему нужна была дрель.
– Извините, я не совсем понимаю.
– Ремонт он делает в новой квартире. А этому алкоголику ни кто дрель из мастеров не дает. Одну он поломал, другую потерял. Мне знакомый об этом рассказывал. Наверное, майор думал у тебя инструментом разжиться.
Чанг понял, что майор–алкоголик  не только лишил его престижной работы, но еще и хотел в наглую разжиться дорогим инструментом.
Их беседу прервал неожиданно вошедший Квон.
– Что тебе здесь надо? – спросил Парк Тэ Янг с раздражением.
– Начальник ТБП прислал. Он сказал, чтобы Чанг немедленно явился к капитану Ян Куну.
– Зачем? Ты не в курсе? – спросил Чанг напарника, подозревая, что вездесущему капитану, удалось что–то, разузнал о его прошлом.
– Там тебе скажут.
На прощание, махнув рукой Парк Тэ Янгу, молодой человек направился к двери.      
***

Ода летящему дракону
Кан  Джин У повезло – она жила в комнате одна.  Вообще–то комнаты в офицерском общежитии были рассчитаны на двоих, но девушка, которая здесь жила – связистка из батальона связи была на курсах повышения квалификации и приедет еще не скоро. Пока же комната была в полном распоряжении Джин. Вообще все складывалось чрезвычайно удачно. Девушка подружилась с поваром в кафе, и тот оставлял ей еду. Заведующая столовой, хоть и была крайне не приятной особой, но к Джин отнеслась не плохо и даже снабдила ее до конца месяца талонами в офицерскую столовую. Так что проблема с едой была решена. Сегодня пришлось встать пораньше, чтобы принять товар в кафе. Во время приемки произошла не приятная сцена, ну да ничего. Зато на весь вечер ее отпустили с работы. Молодой офицер, который пригласил ее, был очень учтив и любезен. К тому же, по всей видимости, пользовался в воинской части авторитетом. Окружающие, увидев его, подтягивались и почтительно замолкали. Вот только глаза... Иногда молодой капитан смотрел так, что внутри что–то сжималось. Это было очень странно. Джин была воспитана в артистической среде и поэтому отличалась независимостью взглядов и сильным характером. Ей ли обращать внимание, на чей–то взгляд? Она давно привыкла, что взгляды мужчин надолго задерживаются на ее лице и особенно фигуре.
– Уж не влюбилась ли ты подруга? – сказала Джин сама себе, глядя в зеркало и в знак того, что вовсе не влюбилась, показала зеркалу язык.
Наскоро перекусить не удалось, да и зачем? Они же идут в ресторан. Девушка взглянула на часы.
Пора было собираться. Но Кан  Джин У всё не могла определиться с выбором одежды. Вариантов было не  так уж много, но нужен  один – выигрышный. Она подошла к шкафу, распахнула дверцы и принялась рассматривать  одежду, висевшую на плечиках. Сначала на кровать полетело красное платье, затем кофточка, блузка и юбка.…  Вот, кажется, нашла?  Кан  Джин У прошлась по комнате в облегающем синем платье, которое подарила ей мать перед отъездом. Очень даже неплохо. Но возможно есть другие варианты, лучше? Девушка примерила платье, черного цвета, в котором она казалась повыше.  Затем подошла очередь попробовать комбинацию юбки с кофточкой и блузкой. Выбор одежды у нее был в несколько раз больше чем у соседки и явно не соответствовал ее теперешнему статусу. 
 Наконец, она остановилась на синем платье. Открытые плечи  и большое декольте, это то, что нужно! Комплектом к нему девушка подобрала маленькую сумочку и элегантные черные туфли. Тщательно причесав волосы и поколдовав с тушью для глаз, кремами и тониками, Кан  Джин У осталась довольна полученной "боевой раскраской". Можно было идти на встречу.
Они договорились встретиться за проходной. Девушка не опоздала. Ян Кун был доволен такой пунктуальностью. Он распахнул дверь служебного газика, девушка села на заднее сиденье, капитан вперед. Ехали недолго и остановились возле одноэтажного здания в старо–корейском стиле с покатыми крышами с загнутыми вверх концами. Стены здания были облицованы красным декоративным кирпичом. Над двухстворчатой дверью напоминающей ворота старинного замка висела вывеска "Голубой дракон".
– Внутри это заведение еще симпатичнее, – сказал капитан, открывая дверцу машины и указывая на ресторан.
Кан  Джин У выпорхнула из машины и лишь улыбнулась в ответ.
Ян Кун открыл ворота, и они зашли в сводчатый коридор, а после него оказались в большом внутреннем дворике. Посередине дворика был миниатюрный садик, обрамленный по кругу бассейном. Сказочные апельсиновые деревца посередине и  плавающие золотые рыбки вокруг маленького острова. Это было замечательно. Здание в глубине двора было двухэтажным.  Во двор выходило несколько затейливо украшенных раздвижных  дверей с белыми арками.
Они вошли внутрь в центральный зал. Светлые стены украшало большое изображение дракона, над ним была надпись "Мы никому не завидуем". Основной принцип идеологии Чучхе, а рядом дракон. Это было символично – частный ресторан и кимерсеновский лозунг. Капитан только сейчас подумал об этом, улыбнулся обнажив острые белые зубы и сказал:
– Это правильный, дракон. Наш.
– Почему наш?
– У него на лапе четыре пальца.
– Ну и что?
– В Китае у драконов пять, в Японии три. По легенде драконы родились у нас. Когда они летели на запад, у них дорастал еще один палец, когда на восток, то он терял палец.
Девушка слышала эту легенду в другой интерпретации и лишь улыбнулась.
Они поднялись на второй этаж. Там были уютные небольшие кабинеты с малюсенькими балкончиками и прекрасным видом на дворик и окрестности.
Усевшись за столик, капитан достал из портфеля бутылку и сказал:
– Вы, наверное, предпочитаете вино, но я хочу вас угостить прекрасным коньяком.
– Мне бы хотелось пить что–то не слишком крепкое.
– Это особый коньяк, такого здесь нет.
– Хозяин ресторана будет возражать, обычно надо заказывать напитки.
Ян Кун улыбнулся и подозвал официанта. Тот с поклоном остановился у их стола.
– Кто–то будет возражать, если я здесь угощу девушку своим коньяком?
– Конечно, нет, – официант взял из рук капитана бутылку, открыл ее и налил коньяк в бокалы.
– Вот так, – довольно сказал капитан, делая глоток.
– У вас природный дар убеждать людей.
Девушка тоже пригубила бокал. После этого подали порипаб. Это традиционное корейское блюдо из ячменя и картофеля. Сам порипаб был в виде красной кашицы на центральной тарелке, а вокруг него были разложены листья салата, вареная морковь, шпинат, капуста, редька, морские водоросли, лук, всего более десяти видов закусок. Сама каша была вкусна, но приправленная зеленью она была восхитительна. Это было доказательством, что самая простая крестьянская пища, приготовленная умелыми руками, – кулинарный шедевр. 
Капитан настоял, чтобы после того, как попробовали порипаб, выпили еще.
 Чуть позже к порипапу подали суп твенчжан чиге, основу его составляет соевая паста твенчжан.
– Суп дополняет вкус порипаба. Когда  будете перемешивать кашу из ячменя с зеленью, можно немного добавить супа, тогда будет еще вкуснее, – сказал капитан, усиленно подливая девушке коньяк.
Кан  Джин У попробовала суп. Оказалось действительно вкусно.
Капитан подлил ей еще коньяка, но она отказалась.
– Наше местное пиво славится на всю Корею. Вы обязательно должны попробовать, – сказал капитан, заказывая две бутылки пива.
– Вы пейте, а я уже не хочу, – сопротивлялась девушка чуть заплетающимся голосом.
– Всего пару глотков. А вот если к пиву добавить капельку коньяка получается коктейль "Летящий дракон".
– Ода летящему дракону.
– Что? Я не понял.
– "Ода летящему дракону" – первый корейский литературный памятник.
 – Верно, вот за это и выпьем. Вы попробуйте диковинный вкус – настаивал капитан.
– Ладно.
Смесь коньяка с пивом убийственна. Углекислый газ способствует быстрому всасыванию алкоголя в желудке. А так как этот сорт пива был с повышенным содержанием сахара, то печень не задерживая такой напиток, отправляла его сразу в мозг. Ян Кун был не однократным свидетелем, как коктейль "Летящий дракон" валил с ног самых крепких офицеров. По всей видимости, Кан  Джин У мало, что соображала сейчас. Он подсел к девушке поближе.
– Как несправедливо, что такая красивая и утонченная девушка работает рядовой официанткой в кафе, – прошептал капитан ей на ушко.
– Так получилось. Я не жалею.
– Я слушал, вашу игру. Вы талантливы.
– У меня были хорошие учителя.
– Здесь вас не ценят, не понимают. За границей вы бы купались в лучах славы, – сказал капитан, предварительно включив спрятанный диктофон.
Неподалеку сзади от девушки стоял и официант, с которым капитан госбезопасности договорился заранее. Этот номер у них был отработан не единожды и ни разу не давал сбоя. Стоило девушке в ответ сказать "Да" или хотя бы кивнуть и она окажется на крючке. Признать, что заграницей лучше, чем дома – верный путь в исправительный лагерь.
Но Кан  Джин У неожиданно взглянув на капитана абсолютно трезвым взглядом, сказала:
– Для меня дороже родины и вождя ничего нет. Я рада той работе, которая у меня есть, трудиться на благо нашего великого народа.
– Что? – не понял капитан.
Ему неожиданно показалось, что не он, а она работает в госбезопасности и лоб его покрыла испарина.
«Нет»,– успокоил капитан себя, – «я внимательно смотрел ее дело, там все чисто. В госбезопасности она точно не работает».
– Я же говорила, что у меня были хорошие учителя. И ваш диктофон для моего музыкального слуха слишком громко щелкает. Можете его выключить и не провожайте меня, я доберусь до дома сама.
Девушка медленно встала и с не естественно прямой спиной, пошла вниз.
«Вот хитрая сука. Поела за мой счет, попила и оставила меня с носом », – с раздражением смешанным с восхищением подумал Ян Кун. Планы его были нарушены. Правда, утешал он себя тем, что потратился он не слишком сильно. Коньяк был не так уж хорош и достался ему даром, еда в ресторане была не слишком дорога. Не заказывая мясных блюд, он преследовал две цели, как экономию, так и то, что без жирной пищи опьянение наступает быстрее.
На девушку он делал серьезную ставку в той игре, которую он начнет на днях.
«Придется искать ей замену. Но это не срочно. Время еще ждет», – подумал капитан, выходя на балкон и затягиваясь хорошей сигаретой.    
***

Свободная вакансия
Ян Кун, сидя за столом, внимательно просматривал дело, делая какие–то пометки.
– В каком городе вы родились? – спросил он сидящего напротив  Чанга.
– Я родился в маленьком поселке неподалеку от города Вонсан, где служил мой отец.
– Сколько вам было лет, когда вы оттуда уехали?
– Три или три с половиной года.
Капитан сделал на полях какие–то пометки и передал дело начальнику ТБП и испытывающе уставился на Чанга. Молодой человек выдержал его взгляд, хотя и в какой–то момент ему показалось, что ноги, как тогда на болоте, снова уходят в трясину.
 Все обошлось, Ян Кун встал и не прощаясь, уехал по своим делам.
– Товарищ капитан, – обратился Чанг к начальнику ТБП.
– Что тебе?
– Разрешите к нам на работу вызвать мою жену. Мне сказали, что есть свободная вакансия.
–"Вакансия", – передразнил начальник, – слово–то, какое выдумал. Есть место уборщицы. Пойдет твоя, работать уборщицей?
– Пойдет, конечно.
– Справится? Мне белоручки не нужны.
– Если надо, я ей помогу. Вместе справимся. У нее там все документы уже готовы. Только вызов нужен.
– Хорошо через неделю чтобы приступила к работе.
 
Чанг возвращался от начальника ТБП как на крыльях. Наконец они будут вместе.
 
––––––
Поезд, на котором приезжала Фан Юн Ми,  пришел ночью. Чанг договорился с шофером о машине, и был уже,  за полчаса до ее приезда, на станции. Фан Юн Ми стояла прямо у открытой двери вагона. Она помахала рукой Чангу. Непокорные темные пряди волос были коротко подстрижены, открывая взгляду невысокий лоб и аккуратные дуги бровей. В огромных, карих, по детски открытых глазах, прикрытых фантастически длинными ресницами, горел огонек лукавства. Еще легкая улыбка и свежие, чуть тронутые румянцем щеки с мягким овалом лица. Она была очень привлекательна. С красотой у нее сочеталась хорошая фигура и манеры. Плавные движения говорившее о чувстве собственного достоинства. Чанг помнил ее еще другой. Когда они познакомились, она была серой мышкой, которую более бойкие подруги затеняли. Когда он познакомился Фан Юн Ми то узнал, что девушка страдает из–за постоянных размолвок между родителями. У девушки была властная мать с замашками провинциальной барыни и слабовольный старый отец, человек добрый, но глупый. Мать считала, что могла найти себе лучшую партию, всячески укоряла отца. Тот же стараясь задобрить строгую супругу, тащил в дом с завода, где работал, спирт, из которого дома делал различные, как он считал, целебные, настойки. Иногда такая идиллия прерывалась и драками. Причем, первой нападала мать. Вся эта тщательно скрываемая от окружающих жизнь делала Фан Юн Ми робкой и запуганной. Чанг искренне пожалел девушку и сам не заметил, как постепенно влюбился. Когда это произошло, он себе поклялся, что сделает все, чтобы у него была идеальная семья, а дети, которые будут, у них станут самыми любимыми и счастливыми. Фан Юн Ми детей пока не хотела, но за полтора года брака расцвела и похорошела. У нее даже походка изменилась, шаги стали пружинистыми и плавными как у пантеры. Мужчины часто глядели ей вслед.
Фан Юн Ми приехала налегке. Они отправились в "Шалфей".  Свободной комнаты там не было, а у Чанга не было денег для аренды не то, что квартиры, но даже комнаты в частном доме. Но он на первое время нашел выход. Ли согласился пару ночей ночевать у подруги. Сложнее было с У Бо. Тот долго спорил, но все же согласился, несколько дней пожить в общежитии строителей. Тем более, что временное жилье шофера было неподалеку от гаража, где стояла его машина, а он как раз собирался заняться ремонтом. Порванную раскладушку, не без труда удалось заменить нормальной кроватью, и даже нашлась симпатичная вазочка, чтобы поставить букет цветов.
Наконец–то они были вдвоем. Чанг восхищался совершенством жены, ямочками на щеках, когда она улыбалась, изящным ушком, матовостью кожи, восхитительным рисунком шеи.

  Ночь прошла быстро. Во дворе чирикали птички, приветствуя солнечный восход и двоих влюбленных, в объятьях друг друга. Ни какой выходной по случаю приезда жены грузчику не полагался. Чанг встал первым и долго не хотел будить жену. Потом из окошка показал ей, где находится контора ТБП и уехал на машине. Фан Юн Ми явилась к начальству и после непродолжительного трудоустройства, приступила к работе.
Вечером они встретились.
–Молчи ничего не спрашивай. Ты знаешь рецепт "Хе" из мяса? – заговорческим  шепотом спросил жену Чанг.
– Слышала, но никогда не готовила
– Тогда слушай и запоминай. Берем мясо.
– Какое мясо?
Девушка, придя раньше мужа с работы, осмотрела скромные запасы провизии в комнате и мяса там не было.
– Говядину, можно и свинину. Обрезаем мясо от жира, костей и жилок. Нарезаем тоненькими "червячками" поперек волокон. Выкладываем на сковороду, чуть–чуть подсаливаем и на большом огне выпариваем влагу. Готовим постоянно помешивая.
– Звучит заманчиво.
– Ты слушай дальше – натираем морковь на крупной терке, нарезаем мелко лук, смешиваем, добавляем немного зелени и чуть–чуть соли. Перемешиваем все это дело с мясом, добавляем столовую ложку соевого соуса, перчим, немного солим, а теперь добавляем три столовые ложки уксуса и тщательно перемешиваем.
– Уже хочу это.
– Ты погоди еще не поджарено. Наливаем в сковороду масло (чтобы покрыло дно) и нагреваем его, пока не появится белый дымок. После этого выливаем кипящее масло в блюдо и всe тщательно перемешиваем. Все Хе готово! Приятного аппетита! А самое главное, знаешь что?
– Нет.
– Мы не будем это готовить.
– Вот так раз! Это не честно.
Девушка расстроилась и надула губки. Но Чанг был, неумолим:
– Мы не будем это готовить, потому что пойдем в ресторанчик неподалеку, и там нам это подадут.
За десять минут, Чанг помылся и переоделся. Фан Юн Ми спешила, так как была голодна, но все равно сборы заняли у нее полчаса. После этого они отправились на торжественный ужин. Чангу удалось накопить немного денег, а главное он получил первую зарплату, поэтому и хотел поразить любимую  роскошной трапезой.
К ее приезду у Чанга была целая культурная программа. Следующим вечером после работы он сводил ее в местный народный театр. Представленная там музыкальная пьеса не столько захватывала драматизмом происходящего, сколько покоряла своей простотой и искренностью. Из театра они вышли, взявшись за руки, и Чанг все дорогу напевал понравившуюся мелодию.
Прошло несколько дней, но Чангу так и не удалось найти свободное жильё.  Фан Юн Ми временно поселили в офицерском общежитии в дивизии. Это было довольно далеко от конторы, в которой она утром до прихода работников должна была сделать уборку. Если не подворачивалось попутной машины, то девушка добиралась до работы больше часа. Чтобы как то помочь жене, Чанг вставал еще до рассвета  и помогал ей с уборкой. В принципе с уборкой Фан Юн Ми справлялась за два часа, а помощь мужа состояла в том, чтобы принести несколько ведер воды и выбросить тяжелые корзины с мусором.
Как–то утром в контору заехал капитан Ян Кун. Увидав работающую там Фан Юн Ми, капитан игривым голосом сказал:
– Кто это у нас такой большеглазый тряпками в конторе машет?
– Вы что помочь хотите? – задорно ответила Фан Юн Ми.
– Такой красавице не грех и помочь.
– Моя жена в помощи не нуждается, – отрезал вошедший в этот момент Чанг.
Капитан сверкнул глазами, но промолчал.
Через несколько дней Чангу повезло, освободилась комната в "Шалфее". Из мебели в комнате был один матрас, но молодые люди перетащили туда свои вещи и были счастливы. У них наконец–то появилось собственное жилье!
– Милая смотри, какую я лампу для нас достал, – Чанг принес настольную лампу, которую ему сегодня подарил Парк Тэ Янг.
К нему Чанг ходил почти каждый день, помогал чинить оборудование и сам многому у него учился. Чанг делился со старшим товарищем своими планами. Но тот только отмахивался и повторял:
– Поменьше говори, да больше по сторонам смотри. Как сказано в пословице: "Рис рассыплешь – собрать можно, слово скажешь – назад не воротишь".
Действительно, люди в один момент собирались и без видимых причин уезжали из "Шалфея", а кое–кто просто пропадал, но об этом все старались не говорить. Причины, конечно у тех кто отъезжал были, но чаще всего о них можно было только догадываться. Официально начальство говорило об уехавших:
"Он поменял место работы"
Этот ответ Парк Тэ Янг иронично перевел как "Он поменял место работы и теперь он и вся его семья работаю в трудовом лагере". Сам Парк Тэ Янг хоть и призывал Чанга к осторожности, иногда не мог удержаться и ввернуть резкое словцо. Но язвил он только в присутствии самых близких людей.
Часто в "Шалфее" появлялись и новые люди. Кто–то поступал на работу, кто–то переезжал из других мест. К примеру, переехала в "Шалфей" и красотка официантка Кан  Джин У.  Ее комната была не далеко от комнаты, где Чанг жил вместе с женой, по этому им было хорошо слышно, как Кан  Джин У играла на виолончели. Молодой человек довольно часто сталкивался с ней в коридоре. Но после тех препирательств в офицерском кафе, он предпочитал делать вид что не видит Кан  Джин У и проходил мимо не здороваясь.
Фан Юн Ми сначала боялась всех, после тех историй, что рассказал о здешних нравах Чанг, потом перезнакомилась и стала гораздо приветливей. Иногда эта ее приветливость даже мешала. Слишком многие обитатели "Шалфея" стали заходить к ним в комнату. Чангу  это  не нравилось, он рассчитывал, что когда он будет жить с женой, общения с окружающими людьми будет меньше. Вышло же наоборот. Молодая жена не хотела замыкаться рамками семейного быта,  хотела быть на виду. Чанг ее любил, и не стал в открытую выражать недовольство. Пока он не мог предложить никакой альтернативы.
Чанг и не подозревал, что совсем скоро уедет из "Шалфея" и сделает это по собственной воле.
***

Предвестьем злых невзгод душа омрачена
В восемь часов вечера уже темно. Хорошо, что дивизию не отключали от электричества и возле штаба горели фонари. Полковник Цой Мен Чер стоял у окна и смотрел, на подсвечиваемые фонарями уродливые силуэты деревьев, на территории дивизии.  Какой–то идиот проверяющий сказал спилить все деревья на высоте четырех метров. Это мол из соображения безопасности, чтобы вражеские диверсанты не смогли спрятаться в пышной кроне деревьев.  Теперь тополя пугающими обрубками с  выросшей на макушке небольшой порослью навевали на прохожих мрачные мысли.
Полковник был скорее похож на крупного ученого, чем на военного. Лицо с крупными правильными чертами, седые волосы и тонкие очки в узкой золотистой оправе. Самым лучшим временем в жизни полковника была учеба в Советском союзе.  Он тогда занимался на факультете бронетанковых войск, в городе у моря. Он с улыбкой вспоминал, как маленький вьетнамец, учившийся у них, обратился как–то к начальнику училища:
– Товарищ генерал дайте мне на время автомат и один патрон.
– Зачем это тебе?
– Мы посовещались и хотим расстрелять нашего сокурсника за нарушение дисциплины.
 –За это у нас не расстреливают.
– Что же с ним делать?
– Пусть пару раз подраит туалет– этого достаточно.
Поведение вьетнамца было понятно. В корейской народной армии с провинившимися тоже не церемонились. 
Но тогда  до глубины души поразило Цой Мен Чера, случай, когда к генералу привели курсанта, рассказавшего о нем анекдот.
 История была такая:
"Генерал, начальник военного училища, летит с курсантами на стажировку. Самолет терпит аварию где–то над морем, и с большим трудом пилотам удается посадить самолет на заброшенном острове. Тут, откуда ни возьмись, аборигены – в набедренных повязках, с копьями, в носах – кольца. Привели вождя, тот посмотрел на гостей и говорит: "Этих, – курсантов, – накормить, помыть и отправить на родину, а этого, – генерала, – сварить на ужин". Генерал: "Постойте, не делайте этого, за что же это?!" Вождь: "А ты помнишь, сволочь, какое ты мне сделал распределение?""
Цой Мен Чера поразило, что генерал не рассердился. Посмеявшись вместе со всеми, он отпустил курсанта без наказания. В корейской армии такое было немыслимо. Любое высказывание против руководства, даже в шутку, приравнивалось к измене.
 Корейцы вместе с вьетнамцами и афганцами были, пожалуй, самыми бедными из студентов. Стипендия Цой Мен Чера была шестьдесят рублей, столько же денег получала тогда в СССР уборщица. Но он умудрялся покупать подарки не только для близких, но и дальних родственников и был очень доволен.
Для сравнения офицеры из Ливии, с которыми Цой Мен Чер занимался в одной группе, получали стипендию тысячу долларов и меняли их на рубли у спекулянтов. За каждый доллар спекулянты давали пять рублей. Поэтому ливийцы жили как арабские шейхи – питались в ресторанах, снимали в городе квартиру, заводили любовниц.
Но Цой Мен Чер об этом не думал, мыслей остаться в Советском Союзе у него тоже не было. Слишком высока цена была бы за такой шаг. Всех бы его родственников отправили в лагерь.
 Он знал, что тем корейцам, которым удалось бежать в СССР, жилось совсем не сладко. Те из них, которые не могли валить лес в сорокаградусный мороз, разбивали камнем в поселке какое–то окошко, а потом радовались, что смогли попасть на пятнадцать суток за решетку. Сидеть в советской каталажке было лучше, чем  жить на воле в Корее.
 Вот тогда–то поразмышляв на эту тему у  Цой Мен Чера и зародилась крамольная мысль, что не все делается в его стране так правильно, как об этом писали газеты. С годами эта мысль крепла. Особенно в ужасные девяностые, когда люди умирали от голода.  И даже... Нет, об этом он не хотел вспоминать. Тогда он был молодой, горячий... Да и сколько лет с тех пор прошло...
Внизу показалась стройная фигура офицера.
«Пришел, все–таки», – подумал Цой Мен Чер, усаживаясь в кресло.
Разговор предстоял трудный и опасный.
 Пройдя мимо часового на входе, Ян Кун направился в кабинет начальника политотдела.
– Разрешите войти?
– Входите.
Капитан и полковник внимательно смотрят друг на друга, изучают. Год совместной работы не сделали их отношения более доверительными. Да и вообще кому можно сейчас доверять?
– Я бы хотел узнать больше об этом служащем из ТБП, который хранил религиозную литературу, – сказал полковник.
– Что именно?
– Как вы на него вышли, как он вел себя во время задержания?
– На него донес местный грузчик, по фамилии Квон. Этот Квон узнал, как служащий прятал что–то в своей тумбочке. Когда увидел, что это запрещенная литература – сообщил мне.
– Как вы дальше действовали?
– Служащего задержал, литературу – уничтожил, грузчику Квону как поощрение выписал два килограмма риса. Арестованный, при задержании, не пытался отрицать свою вину, лишь повторял религиозные лозунги из изъятой у него книги.
– Какого наказания, по вашему мнению, заслуживает задержанный?
– Пять лет заключения в лагере, дает суд за подобные преступления.
– А не кажется ли вам такое наказание слишком строгим для старого, возможно психически не совсем здорового человека.
– Нет, не кажется.
– Почему?
– Потому что он замешен в гораздо более тяжком преступлении.
Ян Кун увидел, как начальник политотдела явственно напрягся.
– В каком же именно преступлении?
– В покушении на вождя. Опасности подвергался Любимый Руководитель Дорогой Товарищ Ким Чен Ир,
– Это бред. Чтобы какой–то служащий покушался на вождя.
– Он тогда был военным.
– Ну и что?
– Он в составе группы военных планировали убить вождя выстрелом из танка во время праздничного парада. Одновременно с этим было бы уничтожено и все руководство страны. Вы слышали, что такое преступление готовилось?
– Это только слухи.
– Не слухи. Зачинщики были казнены. Но следствие так спешило, что не выявило всех.
– Спешило? В таком важном деле.
Ян Кун засмеялся белозубой улыбкой и не спрашивая разрешения закурил. Он это сделал не потому, что ему хотелось курить, а лишь для того чтобы показать свое превосходство.
– Следователям приказано было уложиться в неделю. Главных заговорщиков за это время схватили, но следователей обвинили в нерадивости и тоже репрессировали. Потом эту историю постарались забыть. Но не все. Вот что я раскопал,  когда начал интересоваться этим делом.
Ян Кун достал из портфеля и кинул на стол какую–то ксерокопию и фотографию.
–Что это?
– Письмо одного из заговорщиков, а на фотографии задержанный мною и его приятели с которыми он служил когда–то.
Цой Мен Чер помнил эту фотографию, у него когда–то была такая же. На ней были изображены он и корейские офицеры на занятиях в училище в Советском союзе.
– Ни чего это не доказывает.
– Вы на счет фотографии? Это правда.  А вот почерк ваш за столько лет не слишком изменился.
Ян Кун достал из портфеля разорванное письмо, отправленное на днях полковником. Начальник политотдела дивизии  с ненавистью уставился в глаза Ян Куна:
– Докопался все–таки, ищейка! Отчего же пришел один без солдат?  Зачем все эти разговоры?
– Успокойтесь, полковник. Я вовсе не собираюсь вас арестовывать.
– Для чего же вы собирали улики против меня? Чтобы шантажировать? Вам нужны деньги?
– Нет. Хотя деньги нужны всегда, но ваших денег мне не надо.
– Я понял, вы шпион. На какую же разведку вы работаете? Кто вам платит? Японцы, американцы, китайцы, а может быть русские?
– Полковник я такой же патриот Кореи, как и вы и хотел бы видеть нашу страну счастливой и свободной.
– Не верю. Все только говорят о счастье. Во время голода, нам говорили, что мы живы только благодаря нашему вождю. Сейчас мой внук, в третьем классе решает задачи, где мальчик из Южной Кореи, чтобы не умереть с голода должен сдать литр крови для американских военных. Там спрашивается, сколько крови ему надо сдать, чтобы накормить больную мать и бабушку. Такой мерзкой чушью забивали голову нам, а потом нашим детям и внукам. Я–то знаю у нас на Севере многие до сих пор голодают, а Южан есть все.
– Полковник, какой мне смысл вас обманывать?  Для того чтобы арестовать вас вполне хватило бы тех документов, тех, что я вам показал. Я предлагаю вам закончить дело, которое вы тогда не сумели сделать. Есть группа офицеров – они смогут поддержать вас.
– Опять попытаются выстрелить на демонстрации из танка? Это уже смешно.
– Нет, мы поднимем здесь восстание. Шахты с ядерными боеголовками будут у нас под контролем. Мы свяжемся с командованием Южной Кореи и они поддержат нас.
– Южной Кореи? – поморщился полковник.
– Почему бы и нет? Стране нужно объединиться. Вы станете во главе переходного правительства.
– Слишком я стар, чтобы играть в такие игры.
– Не стар, а мудр. К тому же у вас нет другого выхода. Давайте доставайте стаканы, я принес коньяк. Выпьем и обсудим наши грандиозные планы.
Ян Кун достал и поставил на стол бутылку коньяка.
– Отравить меня хотите? Или у меня в кабинете стоит прослушка?
– Вы мне нужны живой и совершенно здоровый.  И если бы здесь стояла прослушивающая аппаратура, то я первый бы об этом знал.
Полковник достал из шкафчика стаканы, и они разлили коньяк.
– Вынул меч, так ударь хотя бы по гнилой тыкве, – произнес Ян Кун корейскую поговорку.
Полковник хотел выпить молча, но что–то надо было ответить и он прочитал старинный стих:
Позор и слава царств – в руках судьбы.
И вот заглохла Лунная Беседка,
Деяния владык за сотни лет
Живут лишь в звуках дудочки пастушьей.
– К чему вы это? – спросил капитан.
– Все бренно. Кстати, что стало с человеком, которого вы арестовали?
– Боитесь, что он может еще кому–то о вас рассказать? Сразу после ареста я принял меры, чтобы он молчал.
– И все–таки что с ним? Где он в тюрьме ли в лагере?
– Он погиб при попытке к бегству. Мы настроены очень серьезно и ошибок не будет.
Полковник хотел возразить, но взглянув в темные змеиные глаза Ян Куна, понял, что лучше этого не делать. 
Начало заговору было положено.

***

Новый дом
– Ты знаешь, что мне Арым,  сегодня рассказала?  – спросила Фан Юн Ми как только Чанг переступил порог.
– Не знаю, конечно. Поменьше ты бы с ней болтала, – Чанг после работы пришел уставший, и ему было совсем не до разговоров.
– Этот твой Ук Бо настоящий маньяк.
– Почему мой?
– Ты же с ним в одной комнате жил и, наверное, сдружился.
– Что ты себе навыдумывала "сдружился", "маньяк"?
– Ты лучше послушай, – фыркнула Фан Юн Ми.
Она рассказала, что со слов Арым. В самом начале Ук Бо работал шофером в Центре.
– Ну и что из этого?
– Когда приехала кондитерша О Ча Юн то он должен был ее отвести в общежитие центра. Вместо этого повез куда–то за город, в лес и попытался там изнасиловать. Она еле отбилась и босая убежала.
– Что об этом никто не знает?
– Все знают. О Ча Юн там заблудилась и только на третий день ее голодную, босую кто–то из крестьян привел обратно в Центр.
– И что же потом?
– Решили выгнать его и ее. Его за то, что попытался насиловать. Ее же за то, что дала ему повод.
– Какой повод?
– Ей это не сказали, и она целый день рыдала под отделом кадров. Потом все–таки решили ее не наказывать. Но ее место уже было занято, поэтому ее отправили к нам.
– Ее место было занято, кем–то из детей больших начальников?
– Ты это о чем?
– О своём, о наболевшем. Почему же Ук Бо не выгнали?
– Раз ее не выгнали, решили и его не выгонять. Только вместо Центра, отправили в виде понижения, сюда. Вот ужас. О Ча Юн, когда его в коридоре встречает – вся дрожит.
Чанг и раньше видел как О Ча Юн, пугается его соседа по комнате. Еще же он от ребят слышал, что если Ук Бо выпьет, то теряет разум. Происходит его буйное помешательство даже от глотка спиртного. Об этом Чанг  жене  говорить не стал. Она и без этого была напугана.
 Быт в "Шалфее" не отличался комфортом. А еще тараканы. Они стали вдруг сильно плодиться. Китайский мелок от насекомых на них не действовал, а пищевые приманки они нагло игнорировали. Тараканы ползали  по матрасу и заползали на потолок и  уже от туда падали в еду, на одежду, на голову. Это была какая–то напасть. 
Еще одна неприятность – в их комнату зачастил капитан Ян Кун. Приходил он утром под предлогом, что у него нет бритвы. Более идиотского предлога найти было просто нельзя. Жил он в соседнем доме и наверняка мог найти бритву у кого–нибудь поближе. Капитан с веселой улыбкой брился, весело болтая о всяческих пустяках, потом ополоснув лицо одеколоном, исчезал. Чанг смотрел на быстро пустеющею бутылку одеколона и понимал, что неспроста капитан сюда ходит.
– Ты что ревнуешь? – смеясь, спрашивала Фан Юн Ми.
Чанг сердился, но постоянно думал, как ему быть в этой ситуации. Наконец ему выдался удачный случай. В дивизии начались учения. Они проходили с использованием бронетанковой техники, боевых машин пехоты, бронетранспортеров, самоходных орудий. Вся эта техника для передвижения требовала горючего в немалом количестве. Горючее выписывалось на каждую единицу техники. Но вот парадокс, только треть ее могла самостоятельно выехать из боксов и ангаров. Остальные же две трети стояли полуразобранными, они служили источником запасных частей для остальной, пока еще подвижной техники. Излишки горючего, образовавшиеся в результате учений, предприимчивое начальство продавало налево. Для того чтобы такие махинации не слишком бросались в глаза брали гражданских шоферов. Вот на такой операции, когда они помогли загрузить и разгрузить двадцать бочек горючего, Чанг и Квон заработали приличную сумму денег, шофер же, который рисковал больше всех, получил за одну ходку несколько годовых окладов. Риск был оправдан.
– Собирайся, мы переезжаем! – сказал радостно Чанг.
– Куда?
– Я снял комнату в частном доме неподалеку отсюда.
– Со мной ты не захотел советоваться?
– У нас говорят что муж, это пахарь, а жена это поле. И негоже полю спорить с пахарем.
Фан Юн Ми в ответ надула губы, но все, же стала собираться. Ей интересно было посмотреть на новое жилье.
Одноэтажный дом был построен в традиционном корейском стиле ханок. Так как крыша дома была покрыта черепицей то, по всей видимости, когда–то это дом предназначался для представителей высшего класса. Он разделялся на мужскою и женскою половины, имел комнату для прислуги  и традиционную для таких домов терассу. Но с момента постройки прошло много лет и дом несколько раз перепланировали. В последний раз новая планировка была рассчитана на то, что часть дома придется сдавать, и сделана так, чтобы постояльцы как можно меньше мешали хозяевам.
Комната, которую снял Чанг, имела отдельный выход на улицу, с малюсеньким садиком, где росли абрикосовые деревья, было в ней свое место и для приготовления пищи. В доме была традиционная система отопления – ондоль. Она состояла из проложенных под полом труб, по ним горячий воздух от очага на кухне доходил до жилых помещений, обогревая их. Поэтому потребности ни в кровати, ни  в стульях не было. Достаточно циновки для сна и маленького столика для еды.  Хозяева комнаты жили за стенкой. Это была пожилая пара, немного глуховатые и добродушные. Так что можно было считать, что Чанг обзавелся почти отдельной квартирой. До "Шалфея" было совсем недалеко, поэтому на дорогу к работе не приходилось тратить много времени. Чанг был горд своим новым жилищем. Особенно его радовало отсутствие тараканов и наглого капитана. Фан Юн Ми тоже там понравилось, и она стала обустраивать и украшать жилище. Выпросила у хозяев немного корейской рисовой бумагой ханчжи, украсила ими окна, и комната сразу стала выглядеть лучше.
– Давай устроим новоселье, – сказала Фан Юн Ми.
– У нас денег практически не осталось, да и продуктов немного.
– Ничего, пригласишь самых близких друзей, а еду я приготовлю. Ты же мужчина, где–то раздобудь выпивку.
– Ладно, уговорила. Соберемся завтра вечером.
Чанг пошел в "Шалфей" пригласить друзей. Он надеялся что возможно Ли уже продал телевизор. Это решило бы все проблемы.
Комната Ли была не закрыта, сам он лежа на кровати смотрел телевизор.
– Ты сильно рискуешь, даже дверь не закрываешь.
– Ничего страшного.
– Может забрать у тебя телевизор и самому продать?
– Погоди, через два дня сериал кончится, тогда и забирай.
– Ладно. Приходи завтра на новоселье.
– Приду.
Потом Чанг зашел в комнату к Парк Тэ Янгу.
– Приходите завтра вдвоем с женой к нам на новоселье.
– Хорошо мы будем.
– Вот еще, что ...
Чанг замялся, ему было неудобно обращаться с такой просьбой к старшему товарищу.
– Где можно достать водки подешевле?
– Купи "арымовку".
– Что это за водка? Я о такой не слышал.
– Водку, которую гонит Арым, мы назывем "арымовка". Она у нее не дорогая и качество хорошее. Ты разве не знал?
– Вот откуда у нее в комнате такой запах, – усмехнулся Чанг.
Одну бутылку водки он у Арым купил, другую взял в долг. В долг она бы и не дала, но муж ее уговорил, видно надеялся, что Чанг его пригласит выпить. Чанг не пригласил.
На следующий вечер собрались у Чанга. Парк Тэ Янг пришел нарядный вместе с женой, Ли тоже кое–как принарядился.
Фан Юн Ми приготовила фунчозу, которую привезла из дома. Это стеклянная лапша с соусами, различными овощами и приправами.
– Угощайтесь, дорогие гости, по легенде именно такое блюдо ели воины, чтобы стать сильными и выносливыми.
Гости разложили еду по тарелкам. Выпили "арымовки", водка оказалась действительно неплоха.
Когда налили по второй в комнату без стука зашел солдат с автоматом на плече. Все гости замерли.
– Кто здесь Ли Ен Гу ? – спросил солдат обводя присутствующих взглядом.
– Это я, – поднялся Ли из–за стола.
– У меня приказ вас арестовать, – сказал солдат пропуская Ли перед собой.
Когда они ушли Парк Тэ Янг молча, выпил еще стопку и засобирался с женой в "Шалфей".
Проводив их Чанг сел на крыльцо и закурил. Сил чтобы обсудить происшествие у него не было.
***

Заколдованный круг
– Посмотри, твой друг тут написал, что телевизор принадлежит тебе и ты сорвал с него пломбировку каналов, – Ян Кун сунул бумагу под нос Чангу, подержал секунду и тут же спрятал ее в папку.
– Я вам не верю.
– Товарищу своему не веришь? Это все он подробно написал. Что вы вместе решили смотреть запрещенные фильмы и именно ты сорвал пломбировку.
Корейцы непревзойденные мастера угадывать. Логика у них иногда хромает, но интуиция развита прекрасно. Вот и в словах капитана интуитивно Чангу почувствовалась какая–то нестыковка.
– Можно я все же прочту показания Ли Ен Гу?
Капитан неохотно согласился. Молодой человек взял бумагу в руки и прочитал, стараясь не пропустить ни одной буквы. Действительно оказалось, что капитан Ян Кун, не совсем точно передал смысл признания.
– Тут пишется, что телевизор принадлежит мне, а вот кто сорвал пломбировку Ли не знает.
– Какая разница, пломбировка была сорвана, хозяин телевизора – ты, поэтому и отвечать тебе.
– Пломбировку мог сорвать кто угодно. У нас в комнате бывало много людей. Более того, это могло произойти случайно, не намеренно, – вяло сопротивлялся Чанг.
– Ты должен был следить за своей вещью и если с ней были произведены незаконные действия, надо было сразу же сообщить органам госбезопасности.
– Я понял.
– Ты не сообщил?
– Нет.
– Значит виновен.
Чанг сидел, понурив голову.
– У тебя есть выход.
– Если ты сам добровольно напишешь, что повредил пломбировку именно ты для того чтобы смотреть запрещенные телепередачи, то я обещаю не давать этому делу хода.
– Зачем же я буду обманывать?
– Затем, что ты уже виновен. Я могу и без этого отправить тебя в лагерь на пару лет для перевоспитания. Ты этого хочешь?
– Нет.
– Поэтому пиши признание.
– Зачем оно вам, если вы собираетесь отпустить меня?
– Чтобы ты знал – малейшее нарушение и тебе несдобровать. Вот бери ручку и пиши. Я продиктую.
У Чанга не было выбора и он, борясь с отвращением, написал бумагу.
– Великолепно. То, что надо, – капитан был доволен.
Он внимательно прочитал написанное Чангом и спрятал бумагу в сейф.
– Я могу идти? – спросил Чанг.
– Пока нет.
– Что–то еще?
– Каждую неделю ты будешь приходить ко мне в кабинет, и писать подробный отчет.
– О чем?
– О том, кто из работников ТБП, о чем  говорит, что делает, с кем встречается.
– Это как?
– Очень подробно все, что рассказывает Ли Ен Гу  о своей семье, о матери, о своем дяде, знакомых, куда он ходит. Точно так же о Парк Тэ Янге. О начальнике ТБП, о главном бухгалтере, о других работниках. Ты понял?
– Да, понял.
– Если вдруг тебя подведет память, и ты забудешь что–то для нас важное написать, то я тут же пущу в ход бумагу с твоим признанием. Телевизор я конфискую, как вещественное доказательство. И ни слова никому о нашем разговоре. Теперь можешь идти.
Чанг вышел. Он прошел совсем немного, как его догнал Ли.
– Это я во всем виноват, – сказал Ли пряча глаза.
– Я не хочу это обсуждать.
– Хорошо, что тебя не арестовали.
Они вышли из ворот части и пошли по направлению к квартире, которую снимал Чанг.
– Что хорошего? Телевизор забрал. И в любой момент капитан может передумать и дать бумагам ход.  Тогда что? Буду сидеть, ни за что ни про что в лагере. Это хорошо?
– Прости, если можешь. Меня заставили так написать, это все из–за Квона.
– Причем здесь Квон? Он разве меня уговорил дать ему телевизор и начал смотреть разную заграничную чушь?
– Квон при мне сказал, что видел, как ты привез в "Шалфей" телевизор. Он и донес, поэтому у нас и сделали обыск.
–Значит ты здесь нипричем?
– Виноват я, знаю, что виноват. Поэтому и прошу простить. Давай, хоть посидим вместе, покурим.
Чанг уже не понимал на кого он больше злится, на себя, на Ли, на капитана, а может быть на всю эту проклятую жизнь? Они присели на маленькую скамейку возле одноэтажного дома. Была ранняя осень, когда листья еще только собираются желтеть, но чувствуется, что природа готовится отдохнуть после знойного лета. Под ногами чирикали вездесущие воробьи, им и дела нет до человеческих проблем.
Ли достал сигареты, и они закурили.
– Чанг, я хочу тебя попросить, сделать мне одолжение.
– Какое еще одолжение? Второго телевизора у меня нет.
– Я не о телевизоре. Хочу попросить тебя. Только ты обещай, что выполнишь.
– Как я могу обещать, не зная, что ты попросишь? Может, ты захочешь, чтобы я пошел и утопился. У меня  же пока другие планы.
– Я попрошу тебя очень простую вещь. Тебе не будет стоить никакого труда ее сделать.
– У нас разговор, как будто говорят две девчонки. Все вокруг да около. Выкладывай. что хочешь?
Ли встал, поправил замызганную майку. Другой у него, похоже, не было. Снял с шеи золотую цепочку и протянул ее Чангу.
– Что это ты придумал? Я взяток не беру.
– Это не взятка. Это подарок. От чистого сердца.
В этом был весь Ли. Ни деньги, ни вещи у него не задерживались. Когда они жили в одной комнате, то в день получения зарплаты Ли сказал Чангу:
– Я хочу отдать свои деньги на хранение тебе. Будешь у меня как бухгалтер. Разделишь их на четыре части и раз в неделю будешь мне давать.
– Что за выдумки у тебя?
– Давай, сделаем так. Ты парень положительный, экономный, а я все за полчаса растрачу.
– Ну ладно давай деньги.
Ли достал деньги, посмотрел на них, потом сказал:
–Тут крупные бумажки, схожу в магазин разменяю. Так тебе легче будет делить деньги. Ну а из той части, что на эту неделю куплю что–то нам отметить день зарплаты.
– Хорошо.
Чтобы в магазин сходить, надо было минут десять. Так как он был внизу прямо под ними. Ли пришел лишь через час. Принес пару бутылок воды, какие–то пирожки.
Они съели по пару пирожков, запивая сладкой водой. Чанг войдя в роль бухгалтера, сказал:
– Давай деньги.
– Их нет.
– Как нет? То, что ты купил оно не стоит и десятой доли зарплаты.
– Я девушек в магазине угостил. Купил пирожные, фрукты и вино.
– Это тех девушек, которые тебя подгоняют и кричат, когда ты работаешь в магазине?
– Почему бы и нет?
И таких поступков за Ли числилось не мало. Он подарил какой–то совершенно незнакомой девушке МР–3 плейер с наушниками, который только за день до этого купил. Отдал какому–то солдату дорогущий шампунь, а так денег у Ли тогда не было, то ему пришлось самому месяц мыть голову ужасным хозяйственным мылом. Это были какие–то спонтанные чудачества, для того чтобы произвести впечатление. Денег же он никогда никому не давал, даже в долг, даже когда их у него было много.
Вот и сейчас Ли с видом побитой собаки протягивал цепочку, умоляюще глядя в глаза. Чанг поколебавшись, надел цепочку на шею.
– Спасибо, что взял. Ты с ней теперь, что хочешь, можешь делать – подарить, или даже выкинуть.
– За что "спасибо"?
– Ты взял, и мне сразу стало легче. Хороших людей здесь не так уж много.
Чанг посмотрел на Ли и понял, что тот не смотря на влиятельных родственников, очень одинок.
Перед домом Чанга они попрощались.
– Что ты так долго, я уже начала беспокоиться, – спросила Фан Юн Ми.
– На работе задержали, машину долго разгружали, – соврал Чанг, даже жене он не мог рассказать, что на самом деле с ним случилось.
После ужина они улеглись спать. Но Чанг ни как не мог уснуть и без конца вставал и выходил чтобы покурить на крыльце.
Его терзали вопросы. Как он будет общаться с друзьями и одновременно писать на них доносы? Почему чем больше он стремится к простому человеческому счастью, тем дальше оно от него? Что он сделал такого, чем заслужил такую судьбу?
Только глубокой ночью он заснул тревожным сном. Но выспаться ему не удалось, под утро он почувствовал, как кто–то душит его. Это был вылезший из болота мульквисин. Волосатой рукой он зажал Чангу рот, а вокруг противно чавкало болото. Задыхаясь, молодой человек вскочил и проснулся... Дышать было трудно, лоб его покрыла испарина. Начинался новый день.
 
Конец бесплатной версии книги   
 Полная версия книги под названием «Зона абсолютного счастья» уже есть в Интернете.


Рецензии
Крутой сюжет. Стиль лаконичен, динамичен, экспрессивен. Но с читателями так нельзя... Продавайте на всяких озонах, но не здесь. Открывайте сундук Пандоры полностью

Ирина Афанасьева Гришина   24.04.2021 18:37     Заявить о нарушении
Отличный сюжет и пишете интересно.
Завидую.

Саша Щедрый   07.05.2021 17:42   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.