Благие намерения

Благие намерения

В голубой воде  неизвестного моря было тепло и приятное расслабление тела было главным ощущением мужчины. Его качало на волнах мимо его воли, которую он и не выражал вовсе. Зачем? Все прекрасно. Тишина. Голубое небо. Приятное тепло. И вдруг - резкое погружение в воду . Он уже под водой, он видит мерно колышущиеся водоросли, стайки мелких рыбок проплывающих мимо... Песок на дне тоже виден ему с камешками и ракушками, раскиданными по нему... И главное - он дышит! Так долго. Странно, раньше он не мог больше двух минут находиться под водой, а здесь время как-бы остановилось, увязло в теплой воде, в этих водорослях, песке и в  видном с глубины солнцем, пробивающимся сквозь толщу воды. Какая-то большая тень приближалась, нарастая и темнея, темнея... В нему подплывал, вытаращив выпуклые, как стовольтовые лампочки в патроне, бездушные глаза и шевеля в воде многочисленными щупальцами с отвратительными присосками по всей длине, громадный осьминог. Он плыл прямо на него. Целенаправленно. И неотвратимо.
 Щупальца осьминога угрожающе тянулись к нему, находящемуся в состоянии ужаса, усиливающегося еще тем, что он совершенно не мог сопротивляться. Почему он, отличный пловец, без труда проплывавший по несколько километров, здесь, в этой такой теплой воде, не может даже сдвинуться с места? И этот ужасный осьминог? Откуда он взялся? 
   Щупальца уже приближались к его горлу, гибкими змеиными движениями нацеливаясь на жертву. Еще несколько минут и он умрет, задушенный этим мерзким чудовищем. Невыносимый ужас сковал все его члены, парализовал его волю и он не мог уже думать ни о чем другом, только о этих скользких отростках осьминога, медленно двигающихся по направлению к нему. Еще чуть-чуть - и все будет закончено.
   Что обычно думают люди перед смертью? Вспоминают свою жизнь? Любимых людей? Тех, кому не простил и тех, кто не простил ему? Он подумал об этом вскользь, мгновение, секунду, и понял, что кроме ужаса приближающейся смерти он не может думать ни о чем больше. 
И вдруг, сквозь пелену безнадежности и бессилия прорвался дикий ужасающий крик. Это кричал он сам.
   Павла толкнула какая-то неведомая сила и он ощутил себя сидящим на кровати, в темноте , среди скомканных простыней и со спиной, влажной от холодного липкого пота. Осьминога не было. Да и не могло быть в этом номере шикарного пятизвездочного отеля.
  Боже мой! Это был только сон!
Какое-то тяжкое отупение сковало его мозг и он не мог даже радоваться избавлению. Ужас, пережитый им несколько мгновений назад, был настолько реален, и так четко отпечатался в его памяти, что он несколько минут приходил в себя, пока наконец, ощутил себя тем, кем он был в этой жизни. Павел Астахов. Мужчина. 47 лет. Преуспевающий бизнесмен, находящийся по делам фирмы  в Шанхае. Оцепенение, наконец, прошло и, выдохнув полной грудью  длинное " фуууууу" , Павел встал и подошел к окну. Внизу в рассветной дымке, смешанной со смогом, лежал многомиллионный мегаполис, сверкая и переливаясь в серой мгле неоновыми огнями. Центр мирового бизнеса, город рос, ширился и развивался. Несмотря на неимоверную величину, город оставался чистым, ухоженным и радующим изобилием парков и скверов. Вот если бы не климат с душным жарким воздухом, насыщенным влагой почти до допустимого предела, его можно было бы назвать маленьким китайским раем. Но и его имя, что в переводе значило"благоухающая гавань", тоже очень подходило этому мегаурбану. 
      Глядя на эти сверхвысотные дома , Павел с грустью вспомнил Париж. Милый Париж. Напичканный стариной, несущей в себе отголоски минувших столетий. Замки, музеи... Блошиные рынки, на которых он так любил бывать. Нет, от старушки Европы ему никуда. Не смог бы он жить в этой прилизанной, модерной и максимально обеспечивающей потребности человека цивилизации. Душа просила сказку. Разве может она произойти  в этом зеркально-бетонно-стеклянном мегаполисе? 
 Он вздохнул, и совершенно оправившись от ночного кошмара, снова лег в кровать. Спать уже не хотелось. Подумал о жене, которую когда-то любил страстно и невыносимо страдал от ревности, видя ее даже просто разговаривающей с другим мужчиной. Со временем страсти поутихли, любовь его переместилась с бурного потока в спокойное русло глубоководной реки, по которой они плыли вместе слаженно и радостно. Он верил ей безраздельно, чувствуя всей своей мужской интуицией, что их союз нерушим. Прочен, и основан на глубоких, искренних и верных чувствах. Это была уже аксиома. 
  Странным было совершенно другое. По мере успокоения страстей любовных произрастали, возникая ниоткуда, из воздуха, из разговора, из какой-то встречи, из пристального проникновения в какой-то предмет другие склонности, обещающие перерасти когда-то тоже в страсть. 
  Никогда не питавший интереса к живописи и всегда воспринимающий ее как красивые нарисованные фото, всего лишь, он как-то от нечего делать, коротая время, зашел в картинную галерею небольшого городка  во Фландрии,  который ему  по воле его величества бизнеса  пришлось посетить. 
 Картины неизвестных авторов, поблекшие от времени, расположились на стене, как старички в доме престарелых, доживая свой век. С небольшого полотна на Павла смотрела старушка в кружевном чепце. Узловатые руки держали на коленях веретено. Глаза выразительные, усталые и в них, устремленных в неопределенную даль, в лучистых отблесках зрачков клубился вопрос: 
  - Когда все это это закончится?-
Она устала от всех и вся, эта пожилая женщина и весь ее вид говорил, что она согласна умереть, и чем быстрее, тем лучше. Ждать от жизни больше нечего, говорил весь ее вид. Павла эта картина потрясла, заставила задуматься. И если раньше картины пред ним представали калейдоскопом отображений, то теперь он понимал скрытый смысл каждого произведения, и уже подолгу мог стоять перед полотном, затронувшим душу, переживая все то, что хотел выразить художник.
А после, в командировке в Москве ему встретилась эта женщина, неожиданно вошедшая в его жизнь, как приблудившаяся   кошка. Он думал о ней именно так. Он нечаянно, из милосердия погладил, приласкал обиженное кем-то создание и оно привязалось к нему, крепко вцепилось ноготками и потребовало место для себя в его жизни. Место, которое было занято другой, любимой до трепета душевного и никак, никогда, ни при каких обстоятельствах не могло быть отдано кому-то другому.
И отношений, практически, никаких с этой приблудной не было. Заметив ее в кафе грустную, полную отчаяния, он из душевного сострадания подсел к ней, зная, что в тяжелых ситуациях люди полностью раскрываются  чужому человеку, зная, что никогда больше с ним не встретятся и потому не придется переживать стыд от своих признаний. А облегчение будет огромное от плача в жилетку.
  Ее звали Илона. И она рассказала о своих проблемах, выплакалась о своих женских, не таких уже и страшных на мужской взгляд, проблемах. Посочувствовал, развеселил, предложил погулять вместе по белокаменной. И черт его дернул за язык пригласить ее в Париж. Она не была никогда там и, конечно, мечтала увидеть этот древний город. Пуп земли. 
С радостью приняла приглашение, не забыв, однако, поплакаться, что бедная, что денег нет и это практически невозможно.
 Уже по инерции, осуществляя благие намерения,  как он думал, забыв, что именно ими вымощена дорога в ад, сказал, что оплатит ее приезд и проживание. Это было не трудно для него. Его бизнес процветал и потратить пару тысяч  евро для радости другого человека ему было приятно и не накладно.
   Приехала. Нашел для нее квартиру, оплатил две недели. Достаточно будет посмотреть Париж и все его окрестности. Выбрал вечер погулять с ней, поужинать в ресторане. Жене сказал, что деловая встреча, не желая ей рассказывать эту историю, пустую и ничего не значащую. По сути, в его понятии так и было. Он не питал к москвичке никаких иных чувств, кроме дружеских. Да и те с натяжкой. Какие они друзья? Скорее всего, она, Илона, бедная Настя, а он щедрый благодетель.
Вот насмотрится Париж и уедет, а он вздохнет и более таких глупостей себе не позволит. Лучше дам деньги в благотворительные организации, а они пусть решают, кого осчастливить, подумал Павел, мучаясь проблемами с гостьей. Прошеной, кстати. Никак не скажешь, что непрошеной.Ох, язык мой, враг мой...
 А гостья каждый день писала сообщения. Звонить Павел ей запретил, мотивируя постоянным нахождением среди людей и невозможностью ответить. Сам позвоню, поставил ультиматум. Она хотела встречаться с ним каждый день, плача в трубку, что ей скучно, одиноко и прочие женские жалобы. Вторая неделя подходила к концу. Билет на самолет был  куплен давно. Павел радостно улыбался сам себе, представляя последний день , аэропорт, провожание и уменьшающийся  в небе силуэт самолета. И затем - свобода! И опыт, сын ошибок трудных.
  За три дня до окончания срока, слезным сообщением гостья просила заехать к ней хоть на десять минут. 
   Что случилось?- подумал Павел и в сердце зашевелился какой-то вертлявый червячек, зажимая его медленно в тиски. И мысль, что хорошего ждать не придется.  В назначенное время он заехал за женщиной. Накрашена. Духами несет за квартал. На ногах черные шпильки.
Повел в кафе на шоколад с круассаном. Молчал, не хотел торопить и показаться заинтересованным. А червячок вертелся и вертелся, не давая покоя.
  Опустив стыдливо глаза, скромная, словно монашенка, мешала ложечкой сахар бесчисленное количество раз остывающий уже шоколад. Павел смотрел на все это и не знал, что сказать. Несколько раз выразительно посмотрел на часы, но на девицу это не произвело впечатления - ложечка дальше продолжала звякать о стенки чашки. Наконец, не выдержав затянувшегося молчания, девица подняла печальные глаза, пробормотала что-то невнятное, а затем, уловив недоуменный взгляд Павла, посыпала словами, как горохом в решето, быстро, сбивчиво, эмоционально, что было видно по раскрасневшихся щеках и горящему взгляду. Из всего сказанного выплывало, что бедная Настя влюбилась в своего благодетеля, и жизни без него не представляет и поэтому остается в Париже, чтобы хоть изредка видеть его. Она уже и работу подыскала. Уроки английского на дому. Так что в Москву она не возвращается, а за билет, если его невозможно сдать, она отдаст деньги, когда заработает.
  Павел слушал все это оцепенев и ни один мускул на его лице не дрогнул, только противный червяк внезапно выпрыгнул из сердца, и оно забилось быстро и беспорядочно, извиваясь, как в предсмертных судорогах.
    Такого он не ожидал. Это был удар ниже пояса, почти нокаут.
  - Ну, что же, я понимаю твои чувства, но, я думаю это тебе кажется, и это скоро пройдет. Не могу тебе ответить взаимностью.-
Он не хотел ей говорить, что женат. Ему почему-то казалось, что он осквернит этим свою жену. Любимую женщину. Не будет он говорить о ней с каждой встречной. Надежд никаких он Илоне не подавал. Здесь совесть его была спокойна. 
А то, что она надумала, это ее проблемы. Он начинал уже злиться. Даешь деньги, убиваешь время, стараясь сделать приятное, а тебя уже видят в своей жизни и требуют к себе внимания. 
  Да пусть будет проклят тот день, когда я подсел к ней в кафе, подумал он.
 Но губы произнесли другое:
- Конечно, это твой выбор, твоя жизнь. Но видеться мы не сможем, у меня мало времени, я весь в бизнесе, и к тому же я улетаю в Штаты на пол-года, не менее.-
Этой ложью, пришедшей внезапно в голову, он хотел поставить жирную точку всей этой истории.
 Илона тихо заплакала, затем плач стал громче с конвульсивными подергиваниями плечей. На них уже начали обращать внимание. 
 Он достал носовой платок, начал вытирать ей глаза и тихо шептать: 
 -Перестань, перестань! Здесь это не принято.-
Что он мог больше сказать ей в утешение?
 Выплакавшись, девица подняла на Павла красные припухшие глаза и тихо произнесла:
 - У меня нет денег заплатить за квартиру.-
Ну, конечно,  откуда у тебя деньги, бессеребреница  ты наша. Чтобы побыстрей отвязаться, Павел пообещал завтра же заплатить за месяц вперед, а затем она должна будеть платить сама, благо работа найдена и если она решила остаться, должна понимать, какие трудности ждут ее впереди. А его не будет. Он в командировке.
  Его уже начинала злить эта история. Он вынужден лгать из-за этой женщины. Она отнимает его драгоценное время. Она ноет и вымогает. Где были его глаза, зачем он пригрел это существо? Злился он на себя, на свой язык и свою глупость, совершенную еще тогда, в Москве, в том злополучном кафе.
 Другой на его месте попросту сбежал бы, сменил номер телефона... Но Павел по жизни был человек чести. Мы в ответе за тех, кого приручили... В этом была вся его жизнь.
 Он заехал к ней на следующий день. Оставил денег на квартиру за три месяца вперед, тысячу добавил на жизнь, сказав, что это все, чем он может ей помочь. Распрощался согласно выдуманной легенде о длительной командировке, поцеловал даже по-дружески в щеку и ушел. Как будто все сделал правильно, по-человечески, но облегчение не пришло. Вот если бы она уехала в Москву... А здесь он будет постоянно чувствовать ее присутствие. Каждую минуту они могут случайно встретиться. Но зачем эти встречи? Он совершенно равнодушен к ней и это состояние не изменится никогда.А его благие намерения ведут его в ад. Он это понял ясно. Вот до чего может довести обыкновенная человеческая доброта. Люди сразу же стараются использовать тебя еще и еще, почувствовав твою слабинку и считая тебя не добрым, а дураком.
   И эта женщина словами о любви тоже, наверное, хочет его, Павла,  заманить в чувственные сети, чтобы изменить свою жизнь за его счет. А он уже столько сделал для нее... И взамен , вместо простых слов благодарности, получает от нее новые и  новые  проблемы. И он снова плохо подумал о том дне, когда первый раз ее увидел.
 Командировка  в Шанхай закончилась. Снова Париж. Всегда любимый и радующий своими улицами и площадями. Есть много городов красивее, но для Павла именно этот город был дорог - здесь его ждала жена. До холодка в груди, до дрожащего от нетерпения сердца - любимая. До кончиков волос. Вся. Милая и желанная. Уже сколько лет, как он встретил ее, а чувство, вспыхнувшее сразу ровным чистым пламенем, не ослабевает. Огонь любви. Вечный. Такое редко встречается. Обычно, признаки любви проходят, по утверждению психологов, через несколько лет. Максимум три.
У Павла это затянулось на целых двадцать три года, прошедших с первой встречи с Татьяной, Танюшкой, Татюшиком, как он ласково называл ее.
  Одно сейчас мучило его. То, что у него есть от нее тайна. Почему он не рассказал ей раньше, сразу, об этой женщине? Было бы все ясно и понятно. Его бы не мучали страхи разоблачения. Хотя он виновен лишь в том, что хотел подарить радость несчастному человеку и не тревожить такими не важными внимания, как ему казалось, пустяками  жену. Но его душевные муки от всего этого достигли максимума. Он решил рассказать все жене. О событиях, которые тянутся уже второй год? Что она подумает? Если бы сразу, это выглядело бы естественно и они вдвоем бы занимались этим вопросом. Оберегая жену от неприятностей, он запутался совершенно. Упустил время. И только сейчас он со всей горечью понял пословицу - Благими намерениями вымощена дорога в ад.-
 Да, да, он сам вымостил эту дорогу, чтобы теперь гореть в адском пламени страха, сомнений, презрения к московской гостье. И к себе. В самой большой мере к себе.
   Жена встретила его приветливо, как всегда. Расцеловав, начала расспрашивать о Шанхае, об архитектуре, людях, живущих там. Нужно будет  взять ее с собой в следующий раз, подумал Павел. Она так любит путешествовать, но работа почти не оставляет времени для этого. Боже, для чего же мы зарабатываем эти деньги, если не можем отдохнуть, как хочется? Бросить все к черту, уехать на малонаселенный остров. И чтобы никого... Только море, солнце и жена рядом. Ведь денег у них уже более чем достаточно, но Молох, сидящий внутри, требует- давай, давай еще. А вдруг придет черный день? Нужен запас. Работай. Работай. Куй деньги. Куй, раб.-
  Миллионы людей живут на среднестатистическую зарплату, влюбляютя, женятся, рожают детей. И счастливы. Значит, счастье не в деньгах? Павел понимал, что точно не в них. Господь дал ему любовь. Не только к жене, ко всем людям. Сострадание и боль. Неприятие несправедливости. Много ему дано хорошего. А эта чужая женщина? Для чего она? Для испытания? Дабы вкусить от яблока познания? Или соблазна?
     И в голове у Павла все смешалось в сплошную кашу, надвинулось густым темным туманом, и он уснул с последней мыслью все завтра рассказать жене.
 И рассказал. Все. Собравшись с духом. Прямо за завтраком. Как прыгнул с высокого трамплина в воду. Раз, и все. Обратного пути нет. Нет тайны. Нет страха. Вернее, маленький страх - 
как отнесется к этому жена? 
А она отнеслась очень спокойно. Выслушала его, мило улыбаясь, не задавая вопросов. Молча. Павлу аж немного стало не по себе. Он пережил такие адские душевные муки, а жена восприняла это так спокойно, даже какая то злая радость промелькнула у нее в глазах. Или это ему показалось?
  Он закончил свое признание. Тишина. Молчание. Жена, опустив глаза, тихо сидела в кресле, не шевелясь. 
Через несколько минут, как бы собравшись духом, она резко вскинула глаза, забросила ногу на ногу, и хрипловатым от волнения голосом, произнесла: 
- Ну, что же, если сегодня день признаний, то и я тебе расскажу то, о чем ты не знаешь.-
И рассказала. Век бы ему это не слышать. Небо обрушилось на него, сметая черным ураганом все то счастье, что было у него, и вместо которого теперь зияла бесплодная пустыня, в которой ничего и никогда уже не взрастет, не заиграет ярким зеленым цветом жизни, дающем надежду. Надежду, которая с любым путником идет до конца, не отходя ни на шаг и преодолевая с ним, благодаря ей, все преграды на пути.
 Надежда  не изменила и в этот раз. Павел подумал, что жена придумала это все, чтобы сделать ему в отместку больно. И то, что она давно его уже не любит, а живет по привычке и из-за совместного бизнеса. Что у нее есть другой мужчина. Уже несколько лет. Неправда! Он не мог в это поверить. Она шутит.
Его обожаемая Таня не могла так поступить. Зачем же она это сочиняет? Ему уже больно, он измучился уже давно от своего двусмысленного положения, от своей тайны, и вот теперь, высказавшись, признавшись в своих совершенно благих намерениях, он получил не утешение и понимание его поведения, а еще одну острую мучительную боль. Боже, как он ошибался в своей жене. Эта мысль промелькнула в его голове вспыхнувшим факелом осознания- все женщины одинаковы...
  Она, его Таня, обожаемая им женщина, говорила еще много и много, рассказывая, критикуя, возмущаясь... Слова разрастались в большие серые облака, обвивали его, Павла, со всех сторон, как мягкой ватой и поэтому ставали мягче, мягче, мягче... И он тихо погрузился во тьму. Все исчезло. 
  Когда он очнулся, жена с испуганным лицом сидела возле него с флакончиком нашатыря в руках.
   Дальнейшие события развивались стремительно. Без об'ьяснений, скандалов и излишних речей о чувствах. Что о них говорить, если их уже не было. Одна тяжкая гнетущая боль. Боль непринятой и оскверненной любви. Все это Павел переносил стойко и решительно. Жене дал вольную и передал бразды правления бизнесом, переведя половину общих денег на свой счет. Квартиру, вещи, все, что с любовью было нажито для семейного гнезда, тоже переписал жене. 
После всех формальностей Павел просто исчез. Никто не знал куда, да и долго о нем не помнили. Друзья и другие соприкасавшиеся личности были заняты своими делами. Человека помнят, когда он нужен, или когда напоминает о себе.
    А  в Сибири, на другом конце света, в небольшом таежном монастыре появился новый инок. Молчаливый, серьезный. Все тяготы нелегкого быта переносил со смирением. Это был Астахов. 
И глядя во время общих молитв на его одухотворенное светлое лицо, можно было с уверенностью сказать - он счастлив. Он нашел и полюбил в Боге себя. Любовь, которая не изменит никогда.

27 января 2018 г

Е. Кобикова