Марковна

                Посвящается Гавриченко Людмиле Марковне, которая прошла всю ВОВ от звонка до звонка, была ранена, контужена. Участвовала в освобождении Брянска, Орла. Воевала на Курской дуге, в Болгарии, Румынии, Чехословакии, Австрии, освобождала Берлин.               
               
               
-Тётя Оля, тётя Оля,-перебивая друг друга, бросились мне навстречу мальчишки с нашего подъезда, когда я, возвращаясь с работы, подошла к дому.
- А у нас в доме..., а у нас такое, такое!!!! А вашу Аленку на скорой увезли сегодня.
-А она была такая белая, как стенка... и вся в крови, - уже тише добавил Славик с соседнего подъезда.
-Кто?- тупо уставилась я на него, выронив сумки прямо на асфальт у подъездной скамейки.
В груди, вдруг, что-то взорвалось, и горячая волна мгновенно захватившая всё нутро, стремительно понеслась к затылку вверх, расплавляя четкость зрения и туманя сознание. Ноги, ставшие сразу ватными, оказались неспособными держать тело, и я плюхнулась на скамейку.
 <cut text="Читать далее...">-Кто в крови?- глупо переспросила я.
-Ну Алёнка ваша.
-Вот... и она была такая же белая, как вы сейчас,- добавил Димка с четвёртого этажа.
- К-как белая, п-почему в крови?- заикаясь и еле выговаривая слова непослушными губами, прохрипела я,-что тут произошло? что? да говорите же вы толком,- тряхнула старшего из информаторов за руку.
-Так она руку располосовала стеклом от двери, вот так-от кисти до локтя,- показал он на себе.
-Да так глубоко, прям до кости, наверное, брррр!- добавил другой и передернулся всем телом.
-А крови было целое море, ужас!!!- красочно добавила соседская девочка, обхватив ладонями щеки.
Мир поплыл, качаясь словно на волнах. Кое как собрав себя в кучу, не позволяя грохнуться в обморок тут же, лихорадочно пытаюсь сообразить куда же мне бежать и где искать своего ребенка.
Тут открывается окно первого этажа, и словно чувствуя мое состояние, выглянувшая из него соседка, громким голосом сообщает:
-Оль, дома она уже, все в порядке, зайду к тебе сейчас.
Бросив словоохотливых пацанов, я рванулась по лестнице в квартиру, забыв про сумки и всё на свете. Перебинтованная рука с проступающими следами крови, покрасневшие и припухшие от слез глаза дочери, притихший сынишка, сидящий с ней рядышком на диване, пустота дверного проема комнатной двери бросились в глаза.
-Господи, дети, ну что тут случилось, - я бессильно опустилась прямо на пол у дивана, обнимая колени обоих одновременно.
У сына задрожали губы.
- Мам, это не я, она сама, эта дверь... я не виноват, - и заревел.
Дворовые мальчишки, затащив в квартиру брошенные сумки, с любопытством  топтались в коридоре. Неслышно вошла соседка.
-Оль, ты их не ругай, они и так страху натерпелись. Все уже нормально, зашили ей руку-то. Баловство виновато. Видно играли в догонялки или ещё во что. Говорят, Егор улепетывал, она догоняла. Дети же(одной 11, другому 5), что с них возьмешь. Дверь сквозняком потянуло, Аленка хотела придержать её руками, вот и прошла сквозь стекло. Двери-то у нас какие?  Филенка, а по центру рифленое стекло, стандарт. Лето же, окна нараспашку, вот и сквозняки эти. Просто  случай такой-несчастный, не ругай их за двери-то. Мы с Марковной услышали крик аж на улице. Очень уж сильно она кричала, испугалась видно...  Да я и сама бы испугалась на её месте. Мы бегом в квартиру. Разрез, конечно, глубокий и крови много. Ну, Марковна ж медик, войну прошла, перевязала её, скорую вызвали, в травму, там все сделали, как надо. Алёнушка, так все было?
Та молча кивнула головой, бережно придерживая поврежденную руку. Было видно, что она изо всех сил старается, чтобы не заплакать снова.
-Да шут с ней, с этой дверью, главное живы все, - устало поднимаясь, пробормотала я, -спасибо Вам большое.
-А Марковна - это кто?
-Так мать к Лене со второго этажа приехала погостить на пару дней. Вот мы и болтали с ней на лавочке у подъезда про всякое, а тут крик. А что не позвонили тебе на работу, не сердись, время было дорого. Ну, все  славу Богу обошлось, семья в сборе, я пойду пожалуй,- и она вышла, по пути заодно выпроваживая пацанов, что толкались в коридоре. Слов и сил не было. Я на мгновение представила, что могло быть, если бы это оказалась не рука, если бы соседей не оказалось рядом.
-Ну что же вы так, родные мои, - прошептала я, обнимая их и слезы сами побежали по щекам.
-Мам, ну не надо, ну не надо, мы больше не будем.
 Дети хлюпали носами, прижавшись ко мне с обеих сторон, как кутята.
-Ты только папе не рассказывай потом, ладно.
Муж был в море, их рейс задержали вместо 6 месяцев на целых 14. Бабушек у нас своих не было, вот и хозяйничали мы втроем, как тысячи советских семей в то время. Еще долго мы просидели обнявшись на диване. Так и спали потом все вместе. Боялись оторваться друг от друга.
К сожалению, я так и не успела пообщаться тогда с Марковной. Соседская гостья уехала к себе домой рано утром.
Это был 1980 год. Рука у дочери зажила, швы сняли, остался только шрам. Дети выросли.
                Вернулась к нам Марковна уже на постоянное место жительство, когда ей было далеко за семьдесят. Дочь  и мать к тому времени были обе вдовые, и Лена забрала мать к себе. Кроме их двоих у соседки было еще двое сыновей. Старший - Димка уже был женат и жил отдельно, а младший Санька только поступил в институт. Он был поздним ребенком. Мать его родила, когда ей было за сорок.
                Марковна была маленькой, ладненькой старушкой, как шутливо говорится в народе "всего-то полтора метра росту в прыжке вместе с кепкой". Чистое доброжелательное лицо с приветливой улыбкой, неизменная тросточка в руке. Дети наши давно стали взрослыми, и уже их дети(наши внуки), примерно в таком же возрасте, что и они тогда, наполняли звонкими голосами наш большой двор. Надо сказать, что наш пятиэтажный дом довольно большой - целых одиннадцать подъездов. В летнее время он собирал огромное количество детворы со всего Советского Союза. Засаженный вечнозелеными кипарисами, деревьями грецкого ореха, абрикосами, сливой, вишней и виноградом, постоянно цветущими кустарниками, он нравился всем. В торце дома росло несколько деревьев шелковицы, белой и черной. Эти деревья первыми начинали угощать сладкими ягодами детвору, и проходя мимо, смешно было смотреть на украшенные разноцветными маечками и футболками разлапистые ветки деревьев, усыпанные детворой. Как будто стая разноцветных воробьёв уселась на ветки сразу. Когда кто-то из них возвращался домой, то не надо было спрашивать, где он был. Окрашенные сиреневым соком шелковицы губы, щёки, майки и шорты выдавали их место пребывания сразу.
 Как-то мой Питерский внук заметил:
-Ба, а зачем вам ваще деньги, вон у вас на улице все растёт, ешь от пуза,- и засмеялся.
Рядом средняя школа со спортивным уклоном и три её стадиона. Раздолье! Каких-то 150-200 метров от подъезда - море. Солнце!Фрукты! Свобода! За три месяца каникул эта шумная орава загорала до такой черноты, что к началу сентября разъезжались по городам и селам Советского Союза чистые негритята.
                Каждое утро Марковна осторожно спускалась по лестнице со второго  этажа на лавочку у подъезда, чтобы подышать воздухом и понежиться на солнышке. Она брала с собой маленькую плоскую подушечку- сидушку, чтобы помягче сидеть было, клала её на лавку, и устраивалась на ней часов до одиннадцати. В самую жару отдыхала дома, а вечером, эдак часов в восемнадцать, спускалась вновь. И вот что самое удивительное, когда бы она ни вышла, вокруг неё всегда собиралось много детворы. Ребята постарше шли компанией на море, или играли в футбол на стадионе, а вот мелюзга с пяти  до девяти лет, те обретались рядом с бабушкой Людой. Девчонки раскладывались возле неё со своими игрушками и куклами, раскручивая всевозможные сюжеты из семейной жизни, периодически включая в свою игру и бабушку Люду. Мальчишки...,те деловито усаживались рядом и вели свои серьезные разговоры. Она никогда с ними не сюсюкалась, никогда не ругала и не кричала, но если кто-то заслуживал, серьезно журила. Её слушались безоговорочно и никогда не обижались. Когда Марковна была на улице, всем  родителям и бабушкам незачем было выглядывать из окон и "пасти" своих чад, бабушка Люда была на посту. Это и меня выручало часто потому, что я была работающей бабушкой, став ею в сорок три. Иногда внуков привозили родители, если их отпуск совпадал с началом каникул, иногда просто передавали с кем -то, едущим по пути. Месяц моего отпуска, который я брала ради своих огольцов, пролетал как одно мгновение, а потом ключ на длинном шнурке вешался старшему на шею, и они были самостоятельными до моего возвращения с работы. Вот и была Марковна у нас, как бы общественная бабушка. С моим младшим внуком у нее сложились особые отношения, больше похожие на взрослые, чем детские. Они разговаривали на разные темы, но всегда на равных. Как-то сосед с 5 го этажа, свесившись с балкона спросил у неё:
-Ну вот о чём можно разговаривать с ним по 2 часа кряду, мелочь ведь бестолковая.
-А ты спустись да послушай,- усмехалась она.
Однажды, он все таки не выдержал и подсел к ним послушать их беседу. Просидел час, сказал "ДА!!!" и больше этого вопроса не задавал.
Бабушка Люда с Семкой(ему было тогда 6 лет) как раз обсуждали финансовые проблемы - где взять деньги, на съемки фильма о Севастополе. О том, какое красивое тут море. Ребенок уже выстроил сюжет в своей голове и даже выбрал точку с которой будет снимать- влез на самый высокий кипарис, ободравшись неимоверно. Но вот денег на всю эту затею не было. Мы нарисовали кучу бумажных денег, но их все равно было очень мало.
-А ты возьми кредит в банке,- посоветовала ему с улыбкой Марковна.
-Это как?
-Ну под проценты. Это когда занимаешь к примеру 100 рублей, а отдаешь 110 потом.
-Это что, я свои деньги должен кому-то отдать насовсем, просто так?
-Ну почему же просто так,- объясняла она, -ты же будешь какое-то время пользоваться чужими деньгами.
-Но я же их отдам потом, а они мои 10 рублей нет.
-Нет, - подтверждала бабушка.
-Не-е-е, -протянул он, - я  так не согласен, мне надо подумать.
-Ну, думай, думай.
 Заложив руки за спину и сосредоточенно наморщив лоб, Семка расхаживал взад и вперёд невдалеке и думал.
-Семыч, иди пирожки лепить,- позвала я его из окна.
Бабушка махнула ему рукой, мол иди и думай. На следующий день он ей выдал:
-Нет, я не буду снимать кино сейчас, я ресторан открою. Пирожки я уже умею делать, бабушка научила вчера, завтра будем курочку запекать в духовке. )))) Еда всем нужна, и денег своих никому отдавать не надо, а кино я сниму позднее, потом, когда денег заработаю.
 И вот в таком духе она  общалась с каждым из них.
-Бабушка Люда, а мне собаку подарили, - бежал к ней Костик из соседнего подъезда, тиская маленького щенка в руках.
- А у меня новое платье,- важно выступала маленькая Лариска, - а большой Вовка дурак, он плохие слова говорит.
- Ну ка, позови мне сюда этого Вовку.
 И Вовка, опустив голову, покорно шёл к Марковне на разбор.. Сначала усиленно отнекиваясь, что мол я такого не говорил, а потом, уличенный в обмане стыдливо бубнил "я больше не буду, ну, чесслово не буду, только пусть они сами не лезут". Ребятня делилась с ней своими секретами, радостными новостями и огорчениями, какими-то значительными событиями или поступками. Она хвалила, радовалась вместе с ними, переживала.
Когда начиналась школа, их становилось вполовину меньше, но местные все равно прибегали к ней и зимой и взахлеб делились новостями, успехами, кто спортивными, кто музыкальными.
-Бабушка, а меня сегодня в юные Севастопольцы приняли, - гордо сообщал Костя.
- А мы первое место на тур слёте заняли.
Шло время, мальчишки взрослели, бабушка Люда тоже становилась старше.  Уже когда ей было за восемьдесят, она задумала всем ребятам нашего двора и тем, кто приезжает на лето вышить и подарить свадебные рушники.
-На память,- говорила она.
-Марковна, да бестолковые они еще, маленькие, не поймут.
- А ничего, вырастут и поймут. На счастье дорожку им выстелю. Пусть пути-дороги -то светлые у них будут, с любовью чтоб. Вот что нынче продают в магазинах? Ерунду какую-то. Напечатают на белом куске материи краской и всё. А я вышью настоящие, каждой цветной ниточкой слово заветное пришью, чтобы, как встарь благословение было, чтобы добро.
 И ведь вышила, и подарила каждому. И ни в одном рисунком не повторилась. Я поначалу ради интереса считала сколько же она их вышила, а как за пятнадцать перевалило, перестала. И ведь не только детям маленьким дарила, но и подросткам, что повзрослее тоже. Их родные потом рассказывали, что перед экзаменами, или какими трудными испытаниями, некоторые всегда бабушкин рушник  доставали, чтобы в руках подержать. И помогало, все хорошо складывалось.
             
                На 9 мая наша Марковна выходила на свою лавочку при полном параде: в белой кофточке и жакете при орденах, медалях и всех регалиях красивая и торжественная. Не считая юбилейных, там были и медаль за Отвагу, орден Отечественной войны 2 степени, Орден  Богдана Хмельницкого 3 степени, медаль Жукова. И несли ей ребята букеты сирени, ландышей и тюльпанов с большим почтением и любовью. Рассматривая ту или иную награду, мальчишки просили рассказать про войну.
-Вот что нужно было совершить такого героического, чтобы Вас наградили? Марковна никогда ничего не приукрашивала, рассказывала простым понятными словами без всякого пафоса. Наверное поэтому ей верили и запоминали её рассказы.
-Война? А что про неё рассказывать,- вздыхала она,- война - это всегда плохо. Это страшно, когда люди убивают других людей.
-Ну расскажи, бабушка, расскажи,- клянчили они.
И когда она соглашалась, дети усаживались вокруг неё кружком.
-Ну вот как вы пошли воевать? Как?
Она устраивалась на своей сидушке поудобнее, и начинался рассказ:
-Воевать меня  призвали, когда мне был всего 21 год. Шёл 1941 год. И была я хорошенькой молоденькой девушкой с ямочками на щеках. Нас собрали на сборном пункте г. Воронежа. Потом приехал капитан и объявил:-Кто согласен прямо сейчас сразу ехать на фронт, шаг вперед.
 Я шагнула.
 Он отобрал 1 медика - меня, 3х связисток и 2х поваров, и мы поехали. Мы так радовались, что едем на фронт Родину от фашистов защищать. Пели песни и даже танцевали в кузове. Глупые, мы не представляли совсем, что это такое. А когда приехали в полк, а там бомбят, стреляют, раненые ползут все в крови, есть убитые. На мертвых смотреть очень страшно. Вот только что человек был живой, разговаривал с тобой и, вдруг - пуля, и его уже нет, и не будет никогда.
                После распределения, нас направили на Сталинград, по приказу Жукова на Курскую Дугу. Там были страшные бои. Меня назначили фельдшером, а я всего-то молоденькая медсестра. Командовать совсем не умела, а мне в подчинении были даны 1 старший санитар и ещё 7 просто санитаров. Перевязывали, оказывали помощь, выносили с поля боя, отправляли в госпиталь.
 Раненых было очень много. Бои шли такие, что непонятно было день сейчас или ночь. Раненые, кто мог идти, после оказания первой помощи, ушли в медсанчасть сами. А тяжелых раненых осталось 77 человек. Отправлять их нечем, всего одна повозка. Я сижу и плачу. Тут подходит ко мне старшина и спрашивает:-как дела? Я реву, объясняю, что нечем тяжело раненых отправить. А он мне говорит:
- Иди на дорогу, доставай пистолет и останавливай машины, и чтобы раненых к медпункту доставили всех. И я пошла. Первую машину остановила- водитель обругал меня нехорошими словами, но я её все равно не пропустила. Так остановила ещё 4 машины и санитары погрузили всех и отправили. С ранеными отправляла и санитаров, чтобы они там быстро разгрузили, и отпустили машины дальше на фронт.
 После того, как они доложили мне, что всё выполнено, я немного успокоилась. Сутки уже не спали и не ели.Старый санитар дядя Федя дал мне кружку горячего чая, а у меня руки трясутся. Я глоток сделать не могу, а тут вызывают к командиру полка. Он давай на меня орать:
-Ты что  самовольничаешь, девчонка, устав воинский не знаешь?! В штрафбат захотела? Меня под трибунал подставляешь? 
Тут полковник вступился, говорит, что она раненых тяжёлых спасала, а устав и без штрафбата подучит. Я плачу... Отправили меня с глаз долой, а через 2 дня вызвали в штаб и зачитали приказ о присвоении звания лейтенанта, и награждении медалью "За Отвагу". Вот так.
-А ещё, ещё, - загалдели притихшие мальчишки.
-А ещё в другой раз, устала я, -сказала бабушка Люда, -тяжело мне вспоминать всё это.
-Ну пожалуйста, ещё хоть один случай,- умоляюще попросил мальчик из 7 подъезда.
 -Ну ладно, если только один.
 -Как-то раз, когда собирали раненых, нашли мы в траншее мальчишку, звали его Витя. Он был оборванный, грязный и голодный. Мы его отмыли, обогрели, накормили и оставили у себя. Предупредили, чтобы на глаза командиру не попадался. Про него  разузнали разведчики и переманили к себе. Тут его командир и увидел. Что такое, откуда взялся, те и сознались, что мол у медичек выпросили. Пацан толковый в разведке пригодится. Опять мне досталось. Командир кричал, что партизанщиной занимаюсь, штрафной ротой опять грозил. А дней через 20 ему пришло сообщение, что вся его семья погибла, немцы её расстреляли.  И у него тоже был сын  Витя. Чёрный весь ходил, а потом переговорил с нашим мальчиком и решил его усыновить. Витя был очень рад. Он не отходил от него ни на шаг. Мы радовались.
Однажды во время  боя комполка пошёл на наблюдательный пункт, а снайпер его и убил. Опять Витя остался сиротой.
Он так и остался с разведчиками. Много раз ходил с ними на задание и успешно возвращался, пока не один ужасный случай - наступил на мину. Ему оторвало ноги. Разведчики его на руках принесли. Много крови потерял мальчик. А у меня первая группа. Я дала ему свою кровь. Каждый день проведывала. Он остался жив, потом его отправили в тыл.
Уже после войны в 1949 году я с семьей поехала в Ростов, и вдруг, на вокзале слышу окрик, - спасительница!!!! Оказалось, что окликнувший меня мужчина - это тот самый Витя. Он меня узнал. Он был на колясочке. Мы обнялись, разговорились. Он очень волновался. Уговаривал заехать в гости, тут мол недалеко, всего каких-то пять километров. С вокзала позвонил председателю колхоза, и тот прислал за нами машину. Когда мы приехали нас встречали с гармошкой, как самых дорогих гостей. Столы были накрыты. У Вити была уже семья, жена и две дочки. Плакали все и обнимались. Вот такая трогательная встреча.
- Бабушка Люда, а смешные случаи были на войне, расскажи,- хитрые мальчишки не давали ей прервать беседу.
- Да уж, не знаю смешные они или нет, но были, -и Марковна, забыв, что обещала на сегодня закончить, с улыбкой начинала новый рассказ:
 -Обмундированы(одеты) мы были в мужскую одежду. Нижнее белье тоже было мужское. Вот представьте - рост у меня 158 см, а шинель выдали на 4 рост, это примерно на 180 см. Сапоги 41 размера, а у меня 35. Похожи мы были на каких-то беженцев.
-Ну это, как если тебя, Светланка, к примеру, одеть в одежду вон того дяди, что проходит мимо,- мальчишки засмеялись.
-Так это же как огородное пугало будет!
-Ну да, -улыбается Марковна.
-Так вот, дальше-то рассказываю,- прибегает тут связной. Объявлено немедленное построение, будет Георгий Константинович Жуков. Ну, мы построились. Он, как увидел нас, в ужас пришёл. Говорит,-это что за войско такое?!!!Приказал немедленно одеть, как положено, и сроку дал 7 дней. Нам мужскую одежду переделали на женскую и сапожки выдали по размеру. А Жуков не забыл и через 7 дней приехал с проверкой. И хотя он был с виду суровый, но тогда улыбался. Теперь говорит вижу, что тут красивые  девушки. Пожелал нам терпения и выдержки, и сказал спасибо за службу, за то, что спасаем наших бойцов, каждой пожал руку. Он был очень человечный, хоть и строгий с виду, еще раз подчеркнула она.
-А вы Берлин видели?- спросил Лёшка.
-Видела, видела...  Кстати, там, в Берлине, я встретила своего родного брата, когда принимала раненых. Он был тяжело ранен. Я его выходила, он остался жив.
- А что самое страшное было для вас, баба Люда?- задала вопрос Настя.
-Да война это все страшно, детка, но самое страшное, -Марковна замолчала, потом продолжила, - это дом мертвых детей.
-Как это?- сделала большие глаза девочка.
-Вступил полк в рейх. Расквартировывают солдат по домам. Вдруг, вбегает один солдат со слезами на глазах, трясётся весь. Идите говорит, там полный дом мертвых детей. Эти изверги(фашисты) брали кровь даже у грудных детей для своих солдат. Этот дом я не забуду никогда.
Марковна замолчала, мертвая тишина повисла и в кругу её слушателей. 
-Все ребята, по домам, поздно уже,- словно очнувшись, сказала она и тяжело вздохнула, устало поднялась с лавки, - доброй ночи всем, вон уже и звёзды высыпали. Пусть не будет в вашей жизни войны никогда.
          Марковны не стало в 2010 году. Она не дожила до своего 92 года всего два месяца. Двор осиротел. И не только у мальчишек и девчонок не стало этого взрослого хорошего друга, но и нам старшему поколению стало как-то тоскливо и одиноко.
 Все замечая и незаметно участвуя во всём, она неожиданно  для нас взрослых стала общей мамой. Не стало этой маленькой женщины, прошедшей через страшное горнило войны, но не растерявшей душевного тепла и человеческого участия к людям. Солнышко её души до сих пор теплыми лучиками греет у каждого где-то там, внутри, и помогает нам, знавшим её.

"Меж нитями заезженных дорог..."
Сквозь мешанину человечьих судеб,
Шагнуть самой за адовый порог
войны,
Огнём ворвавшейся в рассветы буден.

Пройдя кошмар, где кровь и боль потерь,
Где небеса с землёй мешают взрывы,
Где смерть открытою всегда держала дверь
туда,
Где больше нет альтернативы.

Всё пережить, всего хлебнуть сполна,
Но душу сохранить такой же чистой.
Бессмертный полк идет через года
Тех дней, где бились с нечистью фашистской.

Земной поклон, вам, спасшие страну,
За Родину, за правду, за Победу!
За мирный день, за неба глубину,
За свет души, меня ведущий к свету.