Всех скорбящих радость

Всех скорбящих радость

(театральная фантазия на основе реальной истории церкви Спаса Преображения в Тушино)

Действующие лица:

Софья Иванова, Наталья Азаркина – участницы церковного хора.
Мария Ивановна  Азаркина – мать Натальи.
Ника – дочь Натальи.
Котя – Сын Ники.
Петр Соловьев – пламенный комсорг.
Георгий Иванович Кузнецов – сотрудник ЧК.
Третий – человек в черном плаще и черной шляпе надвинутой на глаза.
Священники: о. Александр,  о. Александр, о. Федор.
Церковный староста Константин Сергеевич Попов.
Алтарник Михаил.
Прихожане храма.
Комсомольцы и комсомолки.


На сцене слева от зрителей стоит символический алтарь, (накрытое  красной тканью, возвышение, на котором стоит крест). За алтарем узкая стена, на которой висит икона.  В центре сцены решетчатая ограда. Справа комнатка Натальи и ее матери в углу висит икона «Всех скорбящих радость» стол (на котором, во время действия происходящего там, зажигается настольная лампа), стул. На заднем плане сцены экран, на котором фотография храма.


Действие 1
На экране: высвечивается дата 1923 год, и затем вновь фотография храма.
Чуть правее от алтаря стоит хор из пяти человек, среди них на переднем плане Наталья и Софья в белых платьях. Хор поёт: Буди имя Господне благословенно отныне и до века. Аминь. – 3 раза.

О. Александр стоит у алтаря с крестом в руках, говорит проповедь.
О. Александр: Дорогие братья и сестры. Привел Господь нам жить в трудное время. Тяжкое время переживает ныне Святая Православная Церковь Христова в русской земле: гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги истины и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово, зовем вас возлюбленные чада Церкви, зовем вас на страдания вместе с собою  словами святого апостола: «Кто ны разлучит от любве Божия: скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда или меч».

  Входят Кузнецов, Соловьев и третий.
Кузнецов: Товарищи верующие заканчивайте свое мероприятие. У нас до вас есть важное дело.

Староста: Головные уборы в храме Божием снимать положено.

Кузнецов: Что кому положено – разберемся! Кто тут за главного?

О. Александр, не обращая внимания на шум, продолжает проповедь: Если пошлет нам Господь испытание гонений, уз, мучений и даже смерти, будем терпеливо переносить всё, веря, что не без воли Божией совершается это с нами…

Кузнецов: Кончай антисоветскую поповскую агитацию! У нас времени нет.

О. Александр: будем терпеливо переносить всё, и не останется бесплодным подвиг наш, подобно тому, как страдания мучеников христианских покорили мир учению Христову.

Кузнецов: Заканчивай пропаганду! Товарищи верующие, те, кто тут  активисты останьтесь.

О. Александр: Ступайте с миром. Благослови Бог!

о. Александр благословляет народ. Народ подходит к кресту, последними подходят Наташа и Софья. Кузнецов оборачивается, глядя вслед Софье. Наташа и Петр улыбаются друг другу. Народ уходит. Остаются священник, староста и Кузнецов, Соловьев и третий.

Кузнецов: Так кто тут за главного?

О. Александр: Вы, по какому вопросу, товарищ?

Кузнецов: Тебя, как эксплуататорского элемента этот вопрос не касается. Согласно декрету от 23 февраля 1922 г. Верующие активисты должны составить список и передать церковные ценности.  Так кто тут за главного?

Староста: В храме Божьем главный - Христос. А староста здесь я.

Кузнецов: Имя, фамилия?

Староста:  Константин Сергеевич Попов, а ты кто такой?

Кузнецов: Оперуполномоченный губернского ЧК Георгий Иванович Кузнецов. Прошу подготовить предметы для изъятия. Составим акт.

Староста: Какие предметы? Это храм божий разорять?! Не дам!

Кузнецов: Саботаж организуем товарищ?! К нам, в ЧК, захотел?

Староста: Да как же это? Я тут при храме с самого детства. Каждая вещь, как родная…
 
Кузнецов: Согласно декрету, необходимые богослужебные предметы, не имеющие большой материальной ценности пока можно оставить. А вот что из золота, серебра и камней, остальное  прочее прошу сдать. Да не вздумай шутить! Описи имущества до 17 года, прошу предоставить немедленно. Всё проверим! А ежели что, пойдешь как вредитель и саботажник. Митингов тут не устраивать, общественность не возбуждать. Что не ясно, прошу вопросы? Значит, все ясно! Даю три дня.

Староста: Это я, своими руками должен храм разорять?

Кузнецов: Знакомая песня реакционного мещанства! А что мировая революция будет ждать, когда ты свое мнение переменишь?! Чтобы все готово было! Идем.
(Староста и пришедшие уходят.)

К священнику из  алтаря подходит Михаил.
Михаил: Благословите батюшка на борьбу. Пора покончить с этими.

о. Александр: На какую борьбу ты собрался Мишенька? В спортклуб хочешь записаться?

Михаил: Сколько можно терпеть этих осквернителей храмов?! Эту богомерзкую власть?! Пора объединиться, пора бороться.

о. Александр: Не могу я тебя на братоубийство благословлять. Ничего ты не сделаешь, а сам пропадешь. По нашим грехам эта власть установилась и не скоро она церковь оставит. Сейчас пришли за драгоценными предметами, завтра придут храм разорять. Сегодня грозятся, завтра убивать станут. Попустил Господь страдания, даст и силы. А ты ступай. Рано тебе.

Михаил: Что рано?

о. Александр: Ступай. Иди домой.

Михаил: Если не мы, то кто же?!

о. Александр: Поживешь – увидишь.
(о. Александр благословляет Михаила, дает ему поцеловать крест.)

Действие 2

Возле решетки в центре сцены. Собрание митингующих комсомольцев. Ухватившись за ограду, на возвышении выступает Соловьев.
Соловьев: К вам обращаюсь комсомольцы Тушино! Вот стоит эта церковь всего в  пятнадцати верстах от Москвы.  И позорит нашу комсомольскую организацию! Сколько можно?! Пора снести этот символ темного прошлого! Чтобы не мозолил глаза всякому едущему в Москву, столицу первого в мире революционного государства!

Аплодисменты комсомольцев. Голоса: Правильно! Правильно!

  На приступку ограды вскакивает другой оратор.
Оратор: Братцы! Да у нас же клуба нет! Даже собраться негде! А церковь новая, крепкая! Предлагаю снести поповские кресты и сделать клуб!

Комсомольцы: Ура! Одобряем!

Соловьев: Предлагаю голосовать! Кто за?

Комсомольцы дружно  поднимают руки.

Соловьев: Единогласно.

На приступку ограды неожиданно для всех  поднимается староста.

Староста: А я против!

Смешки из толпы: А ты что Сергеевич в комсомольцы записался? Или сочувствующий?

Староста: Стар я для комсомола. А храм разрушать не позволю! И согласится с этим, никак не могу!
 Комсомольцы дружно смеются.

Голос из толпы: Сейчас он нас всех в свою веру перекрестит. Поповский агитатор. 

Староста: Я в отличие от вас не агитирую, а свое мнение говорю. Вы конституцию читали?! Что там написано?

Соловьев: И что же там написано?

Староста: Свобода вероисповедания! То есть, имеем мы право на свою церковь, и не надо у нас ее отбирать!

Комсомольцы: Поповская пропаганда! Песни реакционного мещанства! Эксплуататор!

Староста: Это я эксплуататор?! Да кто из вас больше меня на фабрике отработал! Я только на «Проводнике» без малого тридцать лет отбарабанил и не одного штрафа! С пяти лет работаю! Сначала на поле, потом на извозе, потом на фабрике. И что? Все что у меня есть всё, всё вот этими руками заработал. Я что ни на есть рабочий-крестьянин. А чья сейчас власть - наша рабоче-крестьянская!  Так я вас и спрашиваю, за что вы меня, трудового человека хотите единственной радости и утешения – церкви, лишить?

Соловьев: Кончай пропаганду! Мы свои убеждения все равно не переменим. Мы тут все неверующие!

Староста: У нас, между прочим, свобода как антирелигиозной, так и религиозной пропаганды! Да к тому же, я ваши убеждения не трогаю. Так и вы мою душу не троньте! Умрем мы, старики. А дальше, как хотите. Можете на наших могилах плясать. А пока оставьте храм в покое! Итак, отобрали все, что только можно. Вот вчера передал (Разворачивает листок, читает): напрестольный крест вызолоченный, чаша, дискос, звездица, лжица, наугольные украшения Евангелия, оклады, ризы с икон. Всего из храма увезено 18 пудов драгоценных металлов!
 
Комсомольцы: А тебя, дед, и жаба задушила! Что не для одурманивания народа, а в помощь голодающим церковное добро пойдет. (Смех)

Староста: да не жаба, а жалость от того, что храм божий без украшения остался! Сердце кровью обливается.

Комсомольцы: Стягивай его с трибуны! Ясно все!  Заканчивай! (сталкивают старосту с импровизированной трибуны)

Соловьев: У меня еще вопрос! Мы, как комсомольцы, можем еще согласиться, что отсталые элементы типа нашего Сергеевича держатся за пережитки прошлого. С ним ничего не сделаешь. А что там делают молодые?! Я имею в виду Софью Иванову  и Наталью Азаркину. С завидным постоянством, требующим лучшего применения, они ходят в церковь слушать поповские сказки! Мы не можем допустить одурманивания молодежи! Наша комсомольская ячейка должна действовать решительно и вырвать их из когтистых лап реакционных элементов!

Комсомольцы: Правильно! Правильно!

Оратор: Я предлагаю кандидатуру Соловьева! Никто с этой задачей не справится лучше! Ставлю на голосование.
Комсомольцы голосуют единогласно.

Оратор: Единогласно!

Действие 3

Наталья вбегает в комнату матери. Когда та делает последние поклоны перед иконой «Всех скорбящих радость».  Наталья  кладет книжки на стол, потом обнимает мать.

Наталья: Ах, маменька, как жить хорошо! А будет еще лучше!

Мария Ивановна: Да ничего живем. Слава Богу. Откуда ты такая взволнованная прибежала?

Наталья: Не поверишь! На комсомольском собрании была!

Мария Ивановна: И что ты там забыла? Охальных песен давно не слышала или богохульства?!

Наталья: Ну, мама. Вот ты не знаешь, а говоришь. Они хорошие, веселые. Думают, как жизнь лучше сделать, о коммунизме мечтают. Хорошо!

Мария Ивановна: а дальше, что было?

Наталья: А дальше… Дальше мне Петя Соловьев все о церкви рассказывал, о инквизиции, о кострах, о эксплуатации, -  так страшно было! Интересно и страшно! Вот литературу дал почитать.

Мария Ивановна (берет книгу, читает обложку): Антирелигиозная пропаганда. Ясно. Вот что я тебе скажу Наташенька, чтобы ноги твоей больше не было у этих комсомольцев. И с Петей этим не водись, не доведет он тебя до добра. Враги Христа нам друзьями быть не могут.

Наталья: Ну, мама, ты так страшно говоришь, ты ведь ничего не знаешь…  Ты у меня темная.

Мария Ивановна: Я может и темная, да Петька твой не светлее. Тот, кто мечтает храм разрушить, не может быть светлым человеком. Не ими построено, не им и ломать! Я так считаю.

Действие 4
На экране:1925 год
Староста, что-то убирает возле алтаря. Софья подметает рядом. Входит Кузнецов.
Кузнецов: Здравствуйте, товарищи верующие.

Староста: И тебе не хворать.

Кузнецов: Софья Федотовна Иванова, если не ошибаюсь?

Софья: Да я.

Староста: Чего тебе от девки надо? Она-то чем провинилась?

Кузнецов: Товарищ Попов, я бы попросил не встревать.

Староста: Из храма Божьего все вынесли, еще и говорить запрещают.

Кузнецов: Не ворчи дед. А лучше объясни, по какому такому поводу гражданка Иванова у вас тут полы подметает? Она у вас уборщица или как? Сколько платите?

Софья: Да что вы такое говорите, я тут просто так подметаю. Бесплатно.

Кузнецов: Значит налицо эксплуатация пролетарского элемента.

Софья: Какая эксплуатация, да вы что?! Я просто так. Я сама взялась помочь. Тут и делов-то на пять минут.

Кузнецов: В комсомоле состоишь?

Софья: Нет.

Кузнецов: По какой причине?

Софья пожимает плечами: Они храм разрушить хотят, а я верующая.

Кузнецов: Значит, идеи социализма ты не разделяешь.

Староста начинает громко кашлять.

Староста: Да она сочувствующая. Как не сочувствовать: хлеб голодным, земля крестьянам. Пролетарии всех стран соединяйтесь  - это же, как  апостол говорил: «нет эллина, нет иудея».

Кузнецов: Ты заканчивай свои басни! Я ваши басни наизусть знаю. Сознательным пролетариям с церковниками не по пути!

Староста: У нас, между прочим, свобода, как антирелигиозной, так и религиозной пропаганды.

Кузнецов: Это где записано? Про антирелигиозную пропаганду в конституции читал, а про религиозную там ни словечка. Очнись дед. Двадцать пятый год на дворе. Вот вы где скоро у меня все церковники будете! (Показывает кулак.)

Кузнецов стучит ногтем по кресту на аналое.

 Кузнецов: Латунный.

Староста: Побойся Бога! Итак, всё вынесли, храм разорили. Креста на тебе нет.

Кузнецов смеется: Чего нет, того нет. Софья Федотовна выйдем. Разговор есть.

(Софья переглядывается со старостой выходит во двор. Т.е. к ограде.)
Кузнецов: Больше мыть, подметать сюда не ходи, сами управятся. Да и вообще, пореже сюда заглядывай.

Софья: На каком основании?

Кузнецов: На таком!  Жене коммуниста с попами якшаться ни к чему.

Софья: Жене? Я не замужем.

Кузнецов: Мала еще рассуждать. Я хочу тебя взять за себя. Времени у меня на буржуазно-мещанские ухаживания нет. Но я мужчина серьезный. Если согласна, можем в пятый день шестидневки сходить в поселковый совет записаться.

Софья: Не хочу. И, вообще, … вы мне не нравитесь.  Вы злой.

Кузнецов: Так значит, тебе коммунисты не нравится?!

Софья: При чем тут идеология? Мне Вы не нравитесь.

Кузнецов: А поп, значит нравиться?! Добро! Посмотрим, чья возьмет! 
Кузнецов резко разворачивается, уходит.

Действие 5

 Звучит песня «Бублички». Комсомольцы танцуют фокстрот. На переднем плане пара Наташа  - Соловьев. Соловьев в модных брюках в желто-коричневую  клеточку.

Соловьев: Хорошо тебе с нами Ната, весело?

Наташа: Хорошо!

Соловьев: Видишь Ната, комсомольцы умеют веселиться. А ты заладила храм, храм.

Наташа: А я все одно не пойму, почему нельзя и в церковь тоже ходить, чего в ней плохого?

Соловьев: Тебя просвещать только время терять! Эксплуататоры они трудового народа, вот кто! А с паразитами-кровопийцами нам не по пути. Вот лектор к нам вчера приезжал, о храме твоем рассказывал. Сколько твои церковники из крепостного народа в 16 веке крови повыпили, каждый крепостной в монастырь должен был по 4 с половиной рубля податей отдать, да еще в Сергиевой лавре ни за что, ни про что по три недели барщины отработать, народ, загибался, одним словом. Я вот когда над этим задумаюсь, так у меня классовая ненависть так и вскипает. Вот ты и подумай, после этого по пути нам с ними в коммунизм или нет!

Наталья вздыхает: Так ведь это когда было, Петенька? Сейчас же двадцатый век на дворе. Никто никого не эксплуатирует!
Соловьев: Ой, не зли меня Ната! Чтобы никто никого не эксплуатировал, нужна мировая революция! А для этого нужно время: годков пять - десять придется подождать. Ясно тебе или все никак?

Наталья: Да ясно мне ясно. Вот только, что маме скажу, не знаю. Спросит, где была, что отвечать?

Соловьев: А зачем отчитываться?!  Своим умом жить пора!

Наталья: Да не могу я так.

Соловьев: Стыд - пережиток прошлого, пойми. Как же в тебе глубоко эти поповские сказки засели!

Наталья: Ах, Петенька.

Соловьев: Не называй меня этим пошлым мещанским именем. Я взял другое - Петручо!
Танцы продолжаются.

Действие 6

Кузнецов вручает о. Александру бумагу.
Кузнецов: За не сдачу государственного налога, вы арестованы.

о. Александр: Я протестую.

Кузнецов: Согласно постановлению сельского совета, вы должны были сдать налог 15 пудов овса. Вы, гражданин, овес сдали?

о. Александр: Но я не мог. У меня нет земли, и я не занимаюсь сельским хозяйством. 

Кузнецов: Вы арестованы. Суд разберется.

Действие 7

Комната Азаркиных. Наталья собирает чемодан.
Мария Ивановна: Ох, и что с тобой будет? Совсем тебе Петька мозги задурил.

Наташа: Мамаша перестань причитать. Ну что со мной будет? Жена я ему. Жена, понимаешь?

Мария Ивановна: Да какая жена?!  Без венчания, без родительского благословения…

Наташа: Мы в поселковом совете записались. Неверующий он, понимаешь, нельзя ему в церковь.

Мария Ивановна: А ты-то у меня какая, верующая или нет?

Наташа: Ах, да. Чуть не забыла. Вот, на столе тебе крестик оставляю. Петручо этого не одобряет.

Мария Ивановна: И на что надеяться будешь? Что тебя защитит? Без Бога, без веры…

Наташа: Ой, не зли меня мама. Тебя просвещать только время тратить. Какой Бог, какая вера?! Все это пережитки прошлого! На земле жить надо. Здесь и сейчас.  У меня муж есть он и защитит. У меня любовь есть она и прикроет.

Мария Ивановна: Да не от Бога же все это.

Наташа: А, кто такой Бог, кто Бог? Как в твоих книжках написано, Бог - есть любовь.  А у меня любовь такая, что на всю жизнь хватит! На весь мир хватит! Я сама, как Бог. Я всех, всех люблю! И тебя, и себя и Петю и всех, всех людей и всякую тварь. Мне кажется, что у меня выросли крылья, я парю над землей и все вижу, все понимаю и всех готова обнять!  А рядом летит он. И он тоже Ангел и Бог, и он подарил мне крылья. Разве такой любви недостаточно?! Разве с такой любовью я могу быть несчастна?! Разве она не стоит рая? Разве она не сама по себе рай?!

Действие 8

Староста и Софья у алтаря.
Староста: Храм, как пустой стал. Службы уже два месяца не служим. Неужели весь год  наш батюшка так и просидит, как ему присудили?

Софья: Кузнецов говорил пощады не ждать.

Староста: И откуда он на наши головы взялся?!  Не было печали.

Софья: Не он, так другой. Кто-нибудь бы нашелся. Теперь их время, они бал правят.
Входит о. Александр.

о. Александр: Что приуныли православные?

Староста: Батюшка, родимый, ты ли это?

о. Александр: Я, я, Константин Сергеевич. Выпустили!

Староста: Вот радость-то какая! Слава Богу!

о. Александр: Жалобу подал на несправедливый приговор. Юрист честный человек попался. Дал Господь, все по справедливости рассмотрели и отпустили. А вы как тут?

Староста: Да мы как. Храм Божий стоит, а службы не служим. Грех какой. Синод никого не присылает, а со стороны священника приглашать боюсь, а вдруг он из этих, из обновленцев. Ох, времечко настало, ничего не поймешь, ни в чем не разберешься. Все лож, да обман кругом. Все двоиться, все одно другим подменяется, ничему верить нельзя.
Хорошо, хоть ты, отец наш, вернулся.

Софья: Прямо как камень с души. А то сидим тут, как сиротки горюем.

о. Александр: Не унывайте христово стадо, еще повоюем.

Кузнецов (у ограды): Ах ты, незадача! Выпустили попа. Сидят еще у нас в ЧК мягкотелые либералы. Так не скоро с контрреволюционными элементами управишься! Опять будет мою Сонюшку-голубушку своими баснями травить.


 Действие 9

Софья прощается со старостой и священником.
Софья: До свидания. До свидания дорогие мои. До встречи на заутреней. Обязательно буду, пойду всем нашим расскажу, чтобы приходили.
о. Александр её благословляет.

Софья уходит возле ограды сталкивается с Кузнецовым. Кузнецов не дает ей прохода.
Кузнецов: Куда спешишь, Сонюшка?

Софья: Домой. Поздно уже.

Кузнецов: Иссушила меня, извела совсем. Три года за тобой, как мальчишка бегаю. Разве можно так! Ведьма ты, присушила меня.

Софья: Так вы же в нечистую силу не верите. А надеяться на что-то я повода не давала. Вы мне никогда не нравились ни как мужчина, ни как человек.

Кузнецов: И чем же я тебе не угодил?! Мужик, как мужик! Зарабатываю неплохо. Своя комната есть, скоро квартира будет отдельная со своей кухней и ванной. Только хозяйки нет. Соглашайся, Соня! Вон твоя подруга Наташка за Соловьева выскочила и хорошо живут! Счастливы. Крепкая комсомольская семья. А тоже ведь верующая, не хуже тебя была, в хоре пела. Петька её перевоспитал как-то.  Неужели у нас не получиться?

Софья: У нас не получиться. Не уживемся мы под одной крышей. Мне стыдно на людей смотреть будет, если я твоей женой стану.

Кузнецов: Да при чем тут стыд?!

Софья: А сколько ты церквей разорил? Сколько людей ни за что ни про что в тюрьму отправил?

Кузнецов: Так работа у меня такая…   И ты говори, да не заговаривайся. У нас все по справедливости! Мы социалистическую законность соблюдаем. У нас ни как при старом режиме. У нас самый справедливый суд в мире. Потому что судят не адвокатишки, а настоящие люди. Люди из народа. Вот попа, например, твоего выпустили же, выпустили. Разобрались, и будь любезен - гуляй!

Софья: Я прошу вас оставить меня в покое.

Кузнецов: Ах, вот ты как! И мы так. Если ты в этом месяце не согласишься и ко мне не придешь. В следующем пойдешь по этапу, как организаторша  подпольного контрреволюционного кружка, и эти твои, вместе с тобой пойдут.

Софья: Какой же вы… подлый! Делайте, что хотите. А дальше я разберусь. Как Бог даст! (Софья креститься, уходит.)

Действие 10

О. Александр благословляет расходящийся народ. К нему подходит Мария Ивановна.
Мария Ивановна: Посоветуй батюшка, что делать. Сердце днем и ночью болит. За Наталью мою. Ушла к Петьке и живет без креста, без венчания, даже у меня матери благословения не взяла. Что делать? Что будет?

о. Александр: Бедная моя, голубушка. Что тут тебе посоветуешь, держись, молись, Бог не оставит чадо свое, откроет глаза.

Мария Ивановна: Да когда же?

о. Александр: Этого никто не знает. Но нельзя терять надежды, нельзя впадать в уныние. Молись! Трудно твоей Наталье придется. Не долго они будут радоваться и веселиться.

о. Александр благословляет Марию Ивановну. Она уходит. Народ расходится.

о. Александр: Последнюю службу здесь отслужил, немного  грустно с храмом прощаться. Готовься, Сергеевич, нового батюшку встречать.
 
Староста: Да куда же ты от нас? Как же мы без тебя?

о. Александр: Да не печалься. На всё-то мы грешные ропщем. Сюда другого отца пришлют, тоже Александра. Вам с ним лучше, чем со мной будет. Мало того, что он человек хороший, крепкий, так он еще и доктор отличный.  У нас ведь после 17 года на всю округу ни врача, ни фельдшера нет. В Москву ездить приходиться.

Староста: Так то, оно так. Да все же остался бы у нас. Мы тебя, как никак, с детства знаем. Вырос тут. Защитим, если что, хоть слово замолвим. А там, в Москве, ох как ЧК против вашего брата лютует.

о. Александр: Да нет теперь нигде, ни для кого тихого места.

Староста: так то оно так. Но среди родных стен все же легче.

о. Александр: Куда начальство указало, туда и пойду. Там у них никого не осталось и священника и дьякона арестовали. Там я, грешный нужнее.

о. Александр кладет крест на алтарь, уходит. Входит другой отец Александр крест поднимает. Входит Кузнецов.
 
Кузнецов: Так значит у нас на приходе новый батюшка. Имя, фамилия?

о. Александр: Александр Соколов, а вы кто будете?

Кузнецов: Следователь НКВД ,Георгий Иванович Кузнецов! Зашел посмотреть и за одно предупредить: безобразия, контрреволюционной церковной пропаганды не потерплю. Особенно предупреждаю, молодежь не привлекать. Одурманенные старушки свой век доживут, и будет с вас.

о. Александр: У нас, вообще-то свобода совести в конституции записана.

Кузнецов: А у нас, пока, случаев нарушения  конституции не было.  А если будут случаи, прошу сообщить. И ты тут человек новый, наших порядков не знаешь, так я тебе говорю, составил бы ты мне список часто приходящих.

о. Александр: Да мы же церковники, люди темные, в паспорта не смотрим.

Кузнецов: А имена спрашиваешь?

о. Александр: Имена спрашиваю.

Кузнецов: Вот и запиши кто ваши.

о. Александр: Что, всех?!

Кузнецов: Всех!

о. Александр: Трудная задача, много их. 

Кузнецов: Ничего я всех запишу. (Достает блокнот и карандаш. Записывает.)

о. Александр: Иосиф, Мария, Иисус, Иоанн, Андрей, Филипп, Варфоломей, Матфей, Фома, Иаков, Петр, Павел.

Кузнецов: Издеваешься?!

о. Александр: А что не так? Все наши, с самого начала христианства.

Кузнецов: Ты у меня еще попляшешь, шутник.
 
Действие 11

На экране: 1930 год.
Собрание комсомольской ячейки.
Соловьев: Сколько можно ждать товарищи комсомольцы?!  Почти семь лет прошло, а  клуба у нас как не было, так и нет! Церковь как стояла, так и стоит! А когда мы этот вопрос поднимали?! Когда я секретарем комсомольской организации был, а я уже год как в партию вступил, вызов имею в Москве работать. А воз, а вернее церковь и ныне там!

Голоса из толпы: Хватит! Сколько можно терпеть! Закрыть ее и всё!

Староста: К вам обращаюсь молодые комсомолки и комсомольцы! Вот я самый, что ни на есть, рабочий-крестьянин…

Крики: Хватит, мы эту песню уже слышали! Скидывай его с трибуны!

Соловьев: Кто за то, чтобы храм закрыть?!

Староста: Да послушайте же вы меня! Спросите!

Крики, свистки: Хватит! Не желаем. Закрыть его! Закрыть! Закрыть!

Софья поднимается: Не имеете права! Мы православная молодежь, - против!  Нам нужен храм! А вы лишь часть общества и не можете решать за всех!

Крики: да кто ты такая? Чего тебя слушать? Закрыть его! Закрыть! Закрыть!

Соловьев: Сколько можно терпеть выступления реакционной молодежи?! Пора этой Ивановой отправить сообщение на работу. Если она в Москву из нашего поселка ездит работать, то думает ее увлечения религией никто не узнает?! Я считаю надо сообщить! Пусть ее там коллектив перевоспитывает!

Крики: Правильно! Напишем! Подадим сигнал товарищам.

Староста: Остановитесь! Совести у вас нет.

Комсомольцы: Закрыть! Закрыть! Закрыть!


Действие 12

о. Александр: Ну что Софьюшка, слышал, славно вы вчера с Сергеевичем выступили. Эх, жаль. Надо же мне было именно в этот день уехать.

Софья: Да скорее бесславно. Похоже, закроют наш храм. Мне вчера так страшно было, такие озлобленные лица. Решительные и злые. У них даже веселость какая-то нехорошая, злая. Как будто завтра потоп.

о. Александр: Да не потоп. Пожар мировой революции. Что пойдем на прием?

Софья: Идемте.

О. Александр надевает на рясу белый халат. Вдоль ограды стоят стулья. Сидят на прием старушки.

Одна бабулька: Ох, повезло нам. И врач, и священник в одном лице. Никому не отказывает, всех лечит, всех принимает бесплатно.

Другая: Да и лечит как хорошо. Болезни, как рукой снимает.

Третья: Хороший у нас батюшка, хороший.

Мимо очереди проводят кричащего человека с замотанной головой. Его сопровождает Соловьев.
Соловьев: пропустите товарищи, пропустите у нас серьезный случай.

Софья разматывает голову пострадавшему. Пациент не кричит, но поскуливает.
о. Александр: Потерпите. Сейчас постараемся помочь. Что случилось?

Пациент: Щепка в глаз попала.

о. Александр (осматривает голову): Да не бойтесь. Не тряситесь вы так. Вы столяр или плотник?

Пациент: Да я никто. Раньше в трактире работал, а сейчас дворник. Черт меня дернул на эту маковку залезть. Надо было осторожнее.

о. Александр: На какую маковку?

Пациент: Да мы Рождественскую церковь ломали, я на маковку залез, хотел с купола крест скинуть, рубанул, а тут щепа в глаз и отлетела, я чуть на землю не слетел. Едва удержался.

о. Александр: Все ясно. Вставайте, уходите! Ничем помочь не могу.

Пациент: Ты же доктор! Ты права не имеешь! Петр Степаныч! Петр Степаныч, он меня лечить отказывается!

о. Александр: Ты церковь ломал, вот тебя Бог и наказал. А я права не имею Божью волю менять. (Пациент поскуливает).

Соловьев: Помогите ему.

о. Александр: Не могу. Права не имею.

Соловьев: Я требую именем партии.

о. Александр: Вы знаете, молодой человек, я беспартийный. Имя партии мне не о чем не говорит. Прощайте.

Пациент: Я так дело не оставлю! Я до тебя доберусь!

Соловьев: Мы управу найдем! Я скоро в Москву, на ответственную работу перехожу. У нас не заржавеет. Пойдем, товарищ, потерпи, доставим тебя в Москву. Твой глаз дорого обойдется врагам революции!

 Пациент скулит и охает. Соловьев придерживая его, проводит мимо очереди старушек.

Бабульки перешептываются: Вот охальники, церкви рушат, а потом еще права качают! И нет на них ни закона, ни управы.

Действие 13

Кузнецов: Софья, как дела?

Софья: Вас мои дела не касаются.

Кузнецов: Говорил, ведьма, ведьма и есть. Тут на тебя от комсомольских товарищей жалоба поступила. Пропаганду церковную проводишь, на мельницу реакционного духовенства воду льешь.

Софья молчит.

Кузнецов: Не бойся. Бумагу я своевременно изъял, ничего с тобой не будет. На работу не сообщат.

Софья: Спасибо.

Кузнецов: И все?

Софья: А что я еще могу?

Кузнецов: Многое можешь, все можешь! Казнить меня и миловать можешь! Сразу, с той минуты, как только тебя увидел! Как только в вашу чертову церковь зашел! А ты холодная, ты каменная. Ты извести меня, бойца революции решила!

Софья: Я тут не при чем. Я не виновата в ваших эмоциях.

Кузнецов: А, кто виноват? Кто?

Софья: Блудный бес, наверное. Я не знаю, с батюшкой надо посоветоваться.

Кузнецов: С батюшкой, батюшкой. А ты не любовница ли его часом? В церкви вместе. На приеме больных, по воскресениям, вместе.

Софья: Как вам не стыдно?! Он женатый человек. Я замужем.

Кузнецов: Так я и говорю, любовница. Я этих попов знаю, я их насквозь вижу! Они нашему брату ни в чем не уступают! Сестренка моя в храм ходила, думали верующая, а она в подоле принесла! От кого думаешь? От попа!

Софья: Разные люди бывают, и священники разные. Кто-то не выдерживает искушения. Говорят, многие не выдерживают. По статистике, от Евангелия, каждый двенадцатый.

Кузнецов: Какое искушение, Соня? Проснись! Сестренке моей семнадцать лет было, девчонка совсем, а этому попу за сорок! Кто кого соблазнил?

Софья: Да это страшно, то, что Вы мне рассказали. Но Вы в сердце не держите. Нельзя с этим жить, так вся душа проржаветь может. Отпустить, простить надо.

Кузнецов: Простить? Кого?  Его?! Да помирать буду, не прощу! Я тогда пацаном был, сколько слез пролил, сколько из-за нее драться пришлось. И такая она потерянная, жалкая ходила. Так и померла в тоске, и ребеночек ее мальчик, худенький такой был, после нее не долго прожил.  А ты говоришь простить. Нас утешили – сан с того попа сняли! А толку что? Сестру и ребенка её, кто нам вернет? Кто воскресит? Да вот здесь они у меня все будут (показывает кулак). Теперь наша власть.


 Действие 14
Звучит фокстрот «У самовара я и моя Маша». На сцену выходят танцующие пары. С Кузнецовым страстно танцует девушка в красном платье.
Нарядная Наталья, в модном костюме канареечного цвета, подходит к Софье (Софья  в прежнем белом платье).
Наталья: Здравствуй, Софочка.

Софья: Здравствуй, Наташа.

Наталья: Как ты? Говорят, докторшей стала. А платьице-то на тебе не новенькое.

Софья: Да, платье то же. Зато ты очень нарядная. Как живешь?

Наталья: Да как сказать. Отлично! Детей двое. Петручо в Москву на повышение, в горком приглашают. Я не работаю, нужды нет. У нас даже домработница есть. А ты как, всё в девках?

Софья: Ну почему же. Я замужем. У меня дочка.

Наталья: А, как у тебя с Кузнецовым? Петручо говорит он скоро ого-го каким начальником станет. Сколько лет по тебе сохнет!  А может вы того, а подруга?

Софья: Наташа, прекрати!

Наташа: А, что такого? Уперлась в свой храм, да в работу, а годы идут. Я вот без Бога живу и ничего, счастлива. А может, они правы, может, и нет никакого Бога, а?

Софья: Есть Бог! Есть. Не могу тебе этого объяснить, но я чувствую.

Наталья: Бог с этим богом. Ха-ха-ха. Ах, как танцевать хочется!

Наташа присоединяется к танцующим парам. Танцуют фокстрот.

Действие 15

О. Александр говорит проповедь: Живем ли – для Господа живем, умираем ли – для Господа умираем. Очистите сердца покаянием и молитвой, воскресите светлые незабвенные дела благочестивых предков православного русского народа. Как говорил Апостол Иоанн: «Дети, любите друг друга! Это заповедь Господня, если соблюдете ее, то и довольно». Только на камне врачевания зла добром созидается нерушимая слава и величие нашей Святой Православной Церкви, и неуловимо даже для врагов будет Святое имя ее, чистота подвига ее чад и служителей. Следуйте за Христом! Не изменяйте Ему. Не поддавайтесь искушению, не губите в крови отмщения свою душу. Не будьте побеждены злом. Побеждайте зло добром!

Соловьев в комнате Азаркиных пишет донос: гражданин Александр Алексеевич Соколов, священник церкви поселка Тушино, будучи враждебно настроен по отношению к советской власти, проводил антисоветскую пропаганду и в контрреволюционных целях использовал чувства верующих. Занимался врачеванием больных верующих. Но отказал человеку, (поправляет) отказывает в необходимой медицинской помощи людям, настроенным доброжелательно к советской власти.

К о. Александру подходит Кузнецов.

Кузнецов: Вы арестованы.

Староста: Как? На сколько?

о. Александр старосте: Будут разрушать церковь, отдай иконы верующими не допусти поругания, на сколько это возможно будет. Прости, меня грешного, прощай.

Староста: И ты меня прости батюшка, молись за меня. Может все обойдется...

Соловьев выпрыгивает рядом с алтарем: Не обойдется!

Староста успевает схватить крест. Соловьев хватает красную ткань поднимает в верх и размахивает ею, как знаменем,  вскакивает на алтарь. Прихожанки снимают и уносят икону.
Соловьев: Мы свой, мы новый мир построим, кто был никем, тот станет всем!
Мигающий красный свет на  фотографии храма..

Кузнецов ведет допрос обоих отцов Александров: Следствие располагает материалами, что вы являетесь участниками контрреволюционной монархической организации церковников. Подтверждаете вы это?

о. Александр: Свое участие в контрреволюционной группе церковников я отрицаю.

Второй отец Александр: Отрицаю.

Кузнецов: Вы среди окружающих восхваляли старый монархический строй и говорили, что в Советском Союзе народ голодает и мучается от непосильного труда. Подтверждаете вы это?

о. Александр: Старый монархический строй я никогда не восхвалял. К советской власти я настроен не враждебно.

Кузнецов: Показания других участников группы обличают вас, как врагов советской власти. Следствие требует правдивых показаний.

о. Александр: Участником контрреволюционной группы я никогда не был. Говорю только правду.

о. Александр второй: Только правду.

Кузнецов: После карцера и специальной комнатки посмотрим, какие вы праведники.

Вспышка света. Темнота. Умеренный свет.
Кузнецов: Не подписали праведники. Да у нас своя правда!

На сцену выходят Соловьев и третий.

Кузнецов: Тройка НКВД по Московской области приговаривает вас за участие в контрреволюционной фашистской группе церковников к расстрелу.
Вспышка света. Темнота.

Тень третьего танцует на фоне белой полупрозрачной ткани закрывающей храм. Темнота.

Полуосвещенная сцена. На заднем фоне фотография храма без крестов на  куполах. Парочки танцуют рио-риту.  Встречаются Софья и Наталья (Наталья в черном платье).

Наталья: Здравствуй, Соня. Как давно я здесь не была. Вот к маме приехала. А как ты?

Софья: Ты же знаешь, какое у нас горе. А так, в семье Слава Богу.

Наталья: Слава Богу. Какие забытые слова. Какое забытое состояние.

Софья: Ната, что с тобой?! Что случилось?!

Наталья: Петя повесился.

Софья: Как?!

Наталья: Так. Его в Москву собирались перевести, он так радовался, всем рассказывал. А его раз и не перевели, кто-то дорогу перешел. Ему стыдно было в этом признаться. Напился и повесился.
(Софья обнимает плачущую Наталью.)

Наталья: Это я во всем виновата. Не надо было мне за него замуж выходить. Не надо было от него детей рожать. Пусть бы себе коммунизм строил. Проклял нас Бог за все.  За Костиком маленьким в пионерском лагере не уследили, утонул. Теперь у меня только Ника осталась. Как жить? Зачем жить?

Софья: ну что ты, что ты успокойся? В чем же ты виновата?

Наталья: Я так его любила. Я думала моей любви на все и на всех хватит!

Вспышка света. Звук взрыва. На заднем плане фотография церкви без колокольни.

Полуосвещенная сцена. Парочки танцуют танго под песню  «Утомленное солнце».
К проходящей мимо  Софье подходят, перешептываясь девушки.

Одна девушка другой: Это она, смотри, смотри это она! Настоящая  роковая женщина.
Софья: девушки, что случилось?

Первая девушка: вы настоящая роковая женщина!

Софья: О чем это вы?

Девушка: Георгий Иванович застрелился. Говорят из-за несчастной любви к вам. Это так романтично!

Софья крестится: Господи помилуй.


Вспышка света. Гул самолетов. По фотографии храма без куполов и колокольни скользят и перекрещиваются лучи прожекторов. Потом отблеск салюта. Песня «Катюша» (м.б. Бери шинель, пошли домой)

На место алтаря ставят станок, что-то забивают, латают. Потом Рабочие убирают станок, ставят пишущую машинку, за нее садится и что-то отстукивает секретарша, на место иконы вешает календарь, потом и она уходит, машинку уносят. Одновременно строят и перестраивают стену из коробок. Во время строительства и перестройки стены  звучит попурри из песен: «черный кот», «ах арлекин, арлекин», «миллион, миллион алых роз», её сменяет «ламбада». Когда заканчивается ламбада стена достигает своей максимальной высоты.

Дочка Натальи Ника, одетая в модный белый костюм, выносит чемоданы и коробки.
Ника: Котя поторопись, самолет нас ждать не будет.
Взрослый сын Котя снимает со стены  икону «Всех скорбящих радость» Приносит Нике. Котя: Мамаша, а на эту икону мы забыли справку на вывоз взять.

Ника: Ах ты, господи, бабушки покойницы икона, мамаша перед ней всю жизнь молилась, всё какой-то грех замаливала. Старинная, наверное. Дорого стоит. Но что делать? Всё равно на таможне не пропустят, мы же на ПМЖ уезжаем. Да ладно оставь тут, на парапет поставь. Поехали, поехали. Такси мы здесь! Скорее из этого совка! Настрадались тут.

Звук отъезжающей машины.
Идет священник, находит икону, оставленную на парапете.

Священник о. Федор: «Всех скорбящих радость».  Как раз для меня.

Подходит к алтарю, одной рукой сносит стену из коробок, срывает календарь, вешает икону.  Молодые люди быстро уносят со сцены коробки. Кто-то постилает на алтарь белую ткань. Ставит крест.
Звучат колокола. Солнце всходит над возрожденным храмом. На заднем плане кадры крестного хода. Выходит многочисленный хор: женщины в белых платьях, мужчины в светлых рубашках. Поют «Воскресение твое славим, Господи».

Выходит старушка Софья под руку со стареньким  Михаилом.
Софья: Дал Господь дожить. Увидели возрожденный храм.

Михаил: Бог поругаем не бывает!

Звучат церковные песнопения. Звучат колокола. На заднем плане кадры причастия. В завершение обязательно икона Христа, крупный план.


Рецензии