Голуба, или Дядя Петя не плачь

               
       
        Да,  полтора десятка лет прошедших с того момента, как она покинула свою комнату в коммуналке, где Аня спала вместе с сестрой на полуторном, раскладывающемся на ночь диване.  Где постоянно толклись клиентки её матери, строчила швейная машинка, а на электрической плитке булькала какая-нибудь бурда – кислые щи или пролетарский холодец из свиных ножек. На просторной кухне царствовала соседка -  молодая, недавно вырвавшаяся в столицу из маленького городка в Мордовии,  скандальная  и наглая до оторопи жена старика  Храпова. 
      Этот старик отравил детство Ани. Он был страшен ребёнку – вечно бледный и худой – ходячий скелет, скрипящий всеми своими костями. И такой же мрачный, как выходец из могилы. Его все звали стариком, хотя в шестидесятые-семидесятые, когда росли сестры Голубевы – Лариса и Аня, ему было едва ли пятьдесят пять.
        Эльвира, так красиво звали соседку, вбила в свою глупую голову  мыслишку, что может избавиться от соседей и занять их площадь, хотя ни малейших оснований для такого  вывода у неё не было.
        Но она мечтала.
        Мать Ани пыталась встать в очередь для получения отдельной квартиры, но ей отказали под предлогом, что у них комната в 16 метров на троих, а это превышает положенный для постановки минимум ровно на метр. По пять метров в зубы на душу населения, уважаемые товарищи,  определило государство для своих граждан.  Спасибо, ещё, что не два метра. Занимая пятую  часть территории земли, это сообщество скучилось в тесных клетушках.

        Эльвира снюхалась с участковым, заложив Анину мать, что та подрабатывает на дому, и обманывает государство, получая левые доходы. Мать тогда долго таскали в Прокуратуру, но не посадили, пожалели двух её несовершеннолетних детей. После многомесячной нервотрёпки в правоохранительных  органах, мама растеряла всех клиенток, которым до этого день и ночь строчила наволочки, простыни, пододеяльники, скатерти.
       И жить стало совсем туго.
       Лариса, ей было тогда четырнадцать, ходила мыть лестницы в  соседний дом. Это занятие не доставляло ни радости, ни материального удовлетворения. Один только положительный фактор был, что, в отличие от их дома – приземистой серой коробки, построенной  после войны и густо забитыми народом коммуналками, этот дом был выстроен ещё до войны, специально для тогдашней сталинской элиты, и с ним работники  местного ЖЭКа носились, как с писаной торбой.  Добросовестно мыли лестницы, каждые два года красили подъезды весёлой краской цвета молоденького салата,  благоустраивали территорию – надраивали до блеска стоящий во дворе, почему-то спиной к окнам дома,  на постаменте бюст бронзового Ленина,
    - Как только выгляну в окно, вижу задницу Ленина, - жаловалась одна соседка.
     А коммунальщики засаживали клумбы теневыносливыми растениями, вокруг разрослись каштаны, липы, даже имелась одна могучая ель; растениями – астильбой, хостой, лилейниками.  В доме жили воспитанные люди и на лестницах не валялись окурки, никто не мочился и не плевал смачно на пол, Лариса убиралась  без отвращения и приносила в семью аж целых  шестьдесят рублей. Но Эльвира, прознав, что эта семейка снова нашла способ подзаработать, накатала телегу «куда надо» с описанием душераздирающей картины, как жестокая мать нещадно эксплуатирует детский труд.
     Снова хождения по мукам! И снова – нищета.
     Будущая баронесса Аня, плача от детского горя, что она одета хуже всех в классе, хотя мать и шила ей красивые платьица… но из дешевых тканей! и просила купить ей такие же красивые туфельки, как у Ирмы Щусевой. Они были баснословны – кремового цвета кожа с перепонкой и перламутровой пуговичкой. Так же у Ирмы имелись всегда белые нейлоновые колготки,  форма с плиссированной юбкой, нарядное платье из вишневого бархата с кружевным воротником.  Но мама отвечала, что на эти разносолы у неё нет денег.
        - Почему нет? – спрашивала Аня.
        - Потому что мы бедные, - грустно отвечала мать.
        И тут Аня закатила истерику:
        - Я не хочу быть – бедной! – Кричала она маме и стучала кулачками по столу. – Клянусь, я  не буду, не буду, не буду бедная!!!
        - А откуда же у тебя возьмётся богатство? – Участливо интересовалась мать. – Я вот всю жизнь гну спину над машинкой, зрение уже стало портиться, а всё – нищая! От этой работы не будешь богат, а будешь – горбат.
        - Не знаю! – Отвечала Аня, - Я – украду! Но есть вонючий холодец,  и носить обноски не буду!!! Я буду купаться в роскоши.
        Бойся своих желаний, они могут исполниться, предупреждали китайцы.
       
        Эльвира изгалялась над матерью на кухне: – Всё равно я тебя засажу,  а милых крошек упеку в детдом!       
        И однажды попыталась осуществить эту угрозу.  Лариса выходила из туалета, когда заметила, что соседка метнулась от вешалки с их одеждой в свою комнату. Поначалу Лара не придала этому значения. И всё же какое-то смутное подозрение терзало её. Неспроста Эльвира крутилась возле их вешалки!
        Лариса вернулась в коридор и вывернула все карманы. Ничего! Прощупала низы пальто и курток. Ничего! И хотела было уже уйти в комнату, как заметила у старенького маминого пальтишки оттопыренный обшлаг рукава. На всякий случай вернулась и осмотрела их. И нашла кое-что.
        В темном подслеповатом коридоре она не стала рассматривать найденные предметы и прошла в комнату.
        Золотое обручальное кольцо, тяжеленькое – граммов  пять-шесть, колечко, полегче с небольшим малиновым камешком,  и цепочка с кулоном – монограммой ХЭР. Храпова Эльвира Расуловна.
        Лариса долго крутила в руках эти предметы и не могла понять, зачем их сунула соседка за обшлаг маминого рукава. И тут она услышала пронзительное верещание звонка в коридоре…
        Самый мощный компьютер в мире не сработал бы так быстро, как обработал полученную информацию Ларисин мозг.
        - Она же подставила маму! И в квартиру сейчас звонит милиция.
        Лариса метнулась к окну и, открыв форточку, с размаха выбросила в морозный январский день за окном золотишко, грозящее маме как минимум тремя годами тюрьмы, а им с сестрой детским домом.

         По тротуару в тот момент проходил дядя Петя - жилец соседнего подъезда. Он мучался жесточайшим похмельем и шёл, проклиная свою патологическую тягу к алкоголю и патологическую жадность родной супружницы, не пожелавшей выдать ему рупь на опохмелку. За что была слегка поколочена, но рупь, гадина, всё равно не дала! У дружков занимать бесполезно – у самих в кармане вошь на аркане. А опохмелиться требовалось срочно – иначе кранты.
        Сердце остановится. Склею ласты. Отброшу копыта.
        И тут на него с неба пролился золотой дождь. Как на Данаю. Про Данаю Петька и слыхом не слыхивал, но на звякнувший под ногами предмет обратил пристальное внимание. Блеснувший на январском солнце предмет был кругл, и неистово блестел. Рядом валялся ещё один маленький предмет и красной капелькой крови забрызгал снег – неужели – рубин?  Плюс цепочка с подвеской. Дядя Петя  воровато глянул вверх, но ни в одном окне не появилось искаженное жадностью и страхом, что выкинуты ценные вещи, лицо.
      Подхватив неожиданные подарки судьбы, он быстрой юношеской походкой запружинил к знакомой старухе – скупщице краденного и  семейного, нажитого непосильным трудом, добра. Этой старухе он уже не раз толкал хрусталь и Зойкины новые комбинашки. А бабка была не бабка – скала. Никому ещё не удалось вернуть назад проданное  алкашами за бесценок семейное барахло.  Угрозы обратиться в милицию на бабку Гарпину, Гапочку,  не производили никакого впечатления.
        - Ии-х! – Кряхтела она. - Милая! И в милицаи люди работають.
        Старуха Бабёнкова была несметно богата, но все свои денежки  держала на сберкнижках в отделениях сберкасс в разных концах Москвы. Посмотрев как-то раз по телевизору «Преступление и наказание», хитрожопистой своей мозгулькой сделала верный вывод, и не вводила страждущий народ во искушение, имела при себе наличности всего около сотни рублей. Их-то и получил от неправедной старушки за все Эльвирины сокровища  дядя Петя, и пошёл кутить.
        Опохмелился в пивбаре «Колосок» за Рижским вокзалом. Там же подцепил собутыльников, пьянка плавно перетекла на квартиру одного из новых друзей. Очнулся на следующий день в вытрезвителе сильно побитый и без единой копейки денег, зато ему влепили штраф, счета за медуслуги и ночевку в тепле. И больной головой вполне осознал народную мудрость: – «Нашёл – не радуйся, потерял – не плачь»!