У меня был дом

У меня был дом. Мой. Самый настоящий, мой. Я приходил в него, я спешил к нему. Спешил всегда. В нем я мог спрятаться от города. Сутолоки знакомых и незнакомых. От необходимых "нужно, должен, обязан". Я любил его паркет, всегда чистый не смотря на возраст, навощенный моими руками, теплый даже на взгляд.
Я любил растянуться на нем в позе звезды. Раскидывал руки и лежал, слушая себя, набираясь сил, впитывая его взаимность.
Это было мое творение, мой труд, мои мечты и мое солнце.
У каждого должно быть свое солнце. И у меня был мой дом.

Построенная в далеком 54-м пленными немцами на берегу Яузы, кирпичная пятиэтажка прочно стояла  в ряду себе подобных, окруженная зеленью, цветами и детскими площадками с вечно орущей детворой. Этакий плотный и крепкий  боровичок в пучке травы.
Дорога, проходящая рядом, до революции звалась трактом в сельцо Медведково. Когда-то  по ней мимо деревни Леоновка тащились телеги  "мытников" из Москвы в Посад и обратно. Небольшая белая церквушка на краю яблоневого сада славилась обилием прихожан. Последний дом Леоновки, поговаривают, был домом сельского старосты и простоял почти до конца века.
Постепенно люди вырубили яблони, оставив много вековых лип. Разбили парк, вычистили землю, обновили церковь, разбили дорожки и просто тропинки. Тракт получил новое название, не поменяв своего направления. Мимо моего дома.
Долгих 20 лет мимо церкви, окруженной липами и лиственницами бежал я к нему. Каждый день. Долгих 20 лет он оставался моей крепостью, совестью и разделенной любовью...

Дом стоит и сегодня на том самом месте, где мы расстались. Дома не уходят. Их бросают. Поспешно. Пряча глаза. Словно боятся ответной укоризны окон, которая еще долго будет чувствоваться убегающим человеком.
Наше расставание было долгим. Менялись соседи. Как-то незаметно разъехались дети  с внуками.        Дом привыкал к новому к себе отношению. Я упаковывал вещи неспешно. Медленными сборами, казалось мне, приучал его к предстоящей разлуке, к гулким шагам бесковрового пространства и  обилию света из окон со снятыми шторами. Ванная комната, за несколько дней лишенная привычных кремов и мочалок, стала холодной и неприветливой.
Дом постепенно открывал мне свою старость. Ту самую, которую  наживал долгие 20 лет вместе с моими морщинами.  Угол с рассыхающимся паркетом на месте вывезенного шкафа, серое пятно на стене за телевизором и выцветшие обои от снятых картин. Даже мое отражение в зеркале стало каким-то выцветшим.
А я настойчиво забирал у него привычное тепло вместе с кухонной посудой. Вывесил за окном объявление о продаже. О продаже друга.  Как межевой рыцарь, выставлял я на торги свое прошлое,   чтобы на вырученную сумму купить надежду на будущее. Был ли я тогда готов к долгому странствию в поисках нового пристанища? Не помню...