Королева опавших листьев

Осенью хорошо. Только вечерами немножко холодно. Если стоишь. А если ходишь — ходишь и думаешь, ходишь и представляешь себя другой, взрослой, в шляпке и накидке, идущей по саду или лучше по парку на свидание с ним – самым загадочным, чуть-чуть похожим на Женьку из 7-го Б и на Костика, с которым недавно познакомилась у бабушки в деревне, то холода совсем не замечаешь…

И еще мне нравятся сумерки.

Днем скучно. Днем ты все время смотришь: а вдруг кто-то выйдет – будет с кем поиграть. А вечером никто не выйдет, все дома. И можно бродить по знакомым местам, заглядывать в знакомые окна…

Это только кажется, что город окаменевший.

На самом деле все очень быстро меняется. Только вчера, кажется, в соседнем дворе стоял железный вагончик, куда старушки тащили ящики с макулатурой, а сегодня там бьет фонтан, и малышня копошится в песочницах. И окна тоже каждый вечер разные. Вчера вон там целовались. Пришли на кухню и целовались. И ничего удивительного. Они, наверно, только что поженились. Ведь, когда женятся, все время целуются. А сегодня в их окнах темно…

Может, от этого мне грустно?

А еще я люблю разговаривать с листьями. И тоже только вечером. Потому что днем они — молчаливые. Как неживые. Шуршат под ногами, если по ним бегаешь. А вечером разговаривают. Только нужно уметь их слышать. И понимать. Меня научила этому Королева Опавших Листьев…

Правда-правда!

Она пришла, когда мне было очень плохо. Оттого, что я некрасивая. Оттого, что меня терпеть не может красивая Юлька. Что никто не дергает меня за косички, а если и дергает, то не краснеет…

Вообще, иногда хорошо-хорошо быть одной.
А бывает плохо-плохо.
И она это знала.
И она пришла ко мне.

Рыжая дворняжка сразу обратила на нее внимание. Листья волчками вились вокруг ее красных сапог. Красный шарф парил в воздухе. Из-под красного берета во все стороны торчали сбившиеся в сосульки желтые волосы. Белое вязаное пальто трепыхалось, как зацепившаяся за сук газета. Дворняжка тявкнула и спряталась под скамейкой напротив. Толстая тетя на скамейке забеспокоилась, обняла свою сумку и отвернулась. А она шла по аллее. Ни на кого не похожая. Казалось, ветер гонит ее. Быстрее и быстрее, быстрее и быстрее. А напротив меня она остановилась, как вкопанная…

И ветер затих.
И волчки улеглись.

— Нужно спешить радоваться, чтобы некогда было грустить, — заявила она и села рядом.
— Странная, — подумала я.
— Глупости, — сказала она.
— Что вы имеете в виду? — удивилась я.
— То, что ты считаешь меня странной…
Она говорила чуть-чуть задиристо, но голос был приятный.
— Каждый имеет право быть таким, каким ему хочется. Люди этого не понимают и пытаются переделывать друг друга. И поэтому все несчастны…
Я совсем не считаю людей несчастными. Я очень положительно отношусь к человеческим странностям. Я хотела ей возразить, но она продолжала:
— Век наш — короткий. А успеть нужно все: родиться, подрасти, влюбиться, вырастить деток, научить их, как лучше жить, самой пожить и приготовиться, чтобы без печали расстаться с жизнью. И люди торопятся. И боятся чего-нибудь не успеть. И страдают, что, как им кажется, что-то не сумели вовремя…

А разве для всего время определено?

Если бы все случилось не так быстро, как случилось, я завалила бы ее вопросами. Но она совсем не собиралась болтать. Вытащив неизвестно откуда кость (такие продаются в собачьих киосках), она осчастливила дворняжку и, как будто только этого я от нее и ждала, закончила:
— А еще люди думают, что бывает по-другому. Думают, что всегда что-то бывает лучше, чем есть. А это неправда. Бывает хорошо, а лучше никогда не бывает. Бывает, как есть, и по-другому не нужно. Главное – знать это и понимать. Иначе будет с кем-то другим, а с тобой — все, как есть. И в этом твое счастье…

И она ушла.
Так же, как пришла.
Как будто ее унесло ветром.

Обидно, что со мной поступили так. Неужели в ее глазах я выглядела дурочкой, которую хочется пожалеть? Я сначала даже расстроилась, но когда тетя со скамейки напротив повернулась и принялась жевать огурец, я поняла, что совсем не обиделась, а просто мне грустно, что я опять осталась одна…

А там, где сидела ОНА, лежал кленовый листок.