Схватка на поле чудес

ГЛАВА 1

***

То, что я стал военным, правильно было бы отнести не к
осознанному выбору, а к стечению обстоятельств. Передо мной,
как и перед большинством мальчишек, окончивших школу,
открывались все пути-дороги. Грубо их можно свести к
следующим: идти куда-нибудь работать в качестве
неквалифицированной рабочей силы -- грузчиком или подсобным
рабочим; сидеть на шее обеспеченных родителей, если таковые
имелись, дожидаясь, когда придет повестка из военкомата
(уклонение от срочной службы в наше время считалось большим
позором); используя полгода, остававшиеся до призыва,
попробовать поступить в вуз, продолжить образование.

В русских народных сказках перед добрыми молодцами всегда
расстилаются три дорожки: кто вправо поедет -- тому убитым
быть, кто влево поедет -- тому богатым быть, кто прямо
поедет -- тому женатым быть.

Мне особо не пришлось ломать голову, выбирая дорогу. В
начале жизненного пути я не собирался быть ни убитым, ни
богатым, ни женатым! Мать больше всего хотела, чтобы я
продолжил учебу. В семье образование ценили тем более, что
высшего ни мать, ни ее многочисленные братья и сестры не
имели. Зато стремились, чтобы дети окончили вузы и тем
самым, по их мнению, вышли в люди.

На семейном совете решили, что мне лучше всего пойти по
стопам одной из двоюродных сестер. Я не возражал --
энергетический, так энергетический, техническая жилка
у меня была -- с детства любил возиться с разными
железяками. Однако на этом пути меня ждало разочарование.
Сестра в ответ на письмо сообщила, что в
институтском общежитии мест для первокурсников не будет.
Иногородним придется снимать квартиру. Мать пыталась
убедить меня, что это не важно. Жили же мы вдвоем, пока я
учился в школе, на ее зарплату, но я понимал, что моей
стипендии и ее зарплаты на то, чтобы снимать комнату в
Москве и хоть кое-как существовать, нам не хватит.

Более реальным казалось поступление в какой-нибудь из
саратовских вузов, благо город находился в нескольких часах
езды от нашего поселка, и значительная часть молодежи поступала
в вузы Саратова. Конкурса я особо не боялся. В школе учился
без особого труда и только лень мешала стать круглым
отличником. Не знаю почему, но я выбрал юридический
институт, хотя четко не представлял, какие предметы там
изучают, кем становятся по окончании учебы. Матери мой выбор
понравился. Увы, и на эту дорожку мне не пришлось ступить. В
институт принимали только лиц, отслуживших в армии, или
проработавших не менее двух лет в органах милиции.

Я не расстраивался. В неполные восемнадцать лет такие мелочи
не могут надолго испортить человеку настроение. Нет так
нет, остановимся на чем-нибудь другом. Облегчил мой выбор
приезд соседа. Был он года на три-четыре старше, раньше
учился в той же школе, что и я. Окончив школу, поступил в
военное училище и теперь, прослужив год в войсках, прикатил
в отпуск. То, что девушки любят военных -- красивых,
здоровенных, -- известно всем. То, что лейтенантские погоны и
военная форма вызывают у людей старшего поколения, особенно
в деревнях и небольших поселках, уважение -- бесспорно. Но
меня соблазнило не это. Анатолий -- недавно испеченный
лейтенант -- с упоением рассказывал о курсантских годах.
Материальная база для обучения отличная. Офицеры-технари
могут переплюнуть по знаниям любого инженера среднего вуза.
Возможность для занятия спортом исключительная -- тут тебе и
регулярные занятия по физической подготовке, спортивные
секции по выбору. Досуг -- два раза в неделю бесплатное
кино, в каждой ленкомнате телевизор, ежемесячно вечера
отдыха. Все, что для меня было особенно важным и при полном
материальном обеспечении курсантов! Никаких забот о том,
где спать, что есть, как сэкономить денег на одежду.

Были и минусы в курсантской жизни -- молодые парни всю
неделю находились в рамках строгого распорядка дня, в режиме,
исключающем свободный выход в город, кроме увольнения раз в
неделю. Но об этом Анатолий заметил мимоходом, как о
вынужденной плате за предоставляемые блага.

В военно-техническое училище я поступил без особого труда.
Полгода у меня была одна единственная мечта -- встретить
где-нибудь Анатолия, лучше всего на танцах или у кинотеатра
в нашем поселке и на глазах желательно большего числа
зрителей набить ему морду. К первому в жизни первокурсника
февральскому отпуску, после зимней сессии, я об этой идее
забыл, втянулся в курсантскую жизнь. Когда через два года
в августе встретился с Анатолием, мы расцеловались и большую
часть отпуска провели вместе. Я даже стал дружком на его
свадьбе, а через год он гулял на моей.

Надев офицерские погоны, не задумываешься о том времени, когда
придется с ними расставаться, уходить в запас. Тех, кто
прослужил двадцать-двадцать пять лет, эта перспектива, как
правило, пугает. Но к ней готовишься постепенно. На меня
увольнение свалилось как снег на голову. Я не добрал
двадцати пяти календарных лет, хотя в льготном исчислении,
за счет службы в горячих точках и районах, где действовало
чрезвычайное положение и год шел за три, получалось больше.
Служить позволял и возраст -- не так давно стукнуло сорок, а
подполковник по закону служит до сорока пяти. Первый раз
угроза увольнения нависла надо мной, когда в подчиненной
мне службе, со склада неприкосновенного запаса пропали 40
пистолетов "Макарова". Не без моей помощи оружие было
найдено. Командиру полка удалось меня отстоять. Командующий
округом отменил решение о подготовке документов на
увольнение. Отделался я неполным служебным соответствием,
записанным в послужном списке. Но радовался не долго. Не
прошло и года, как в полк прибыл выпускник академии. В
предписании значилась должность -- заместитель командира
полка по технической части.

Как известно, двух зампотехов в полку штатное расписание не
предусматривает. За штат выпускника академии, согласно
какому-то приказу министра обороны, кадровики вывести не
имели права. Вывели меня. Начальник отдела кадров корпуса, с
которым я беседовал в присутствии командира полка, положение
дел не скрывал:

-- Что вы хотите? Во всех округах идет сокращение офицерских
должностей. Выпускников академий некуда распихивать. Это
командиров взводов, командиров рот не хватает. А старших
офицеров в каждом гарнизоне не один десяток за штатом болтается.
Мой совет -- готовься к увольнению. За штатом всю жизнь не
прослужишь. Может получиться так, что документы ваши,
посланные на увольнение, будут дожидаться подписи, а начфин
вам не сможет платить зарплату, будете получать крохи за
воинское звание. Что вы, собственно, так рветесь служить?
Выслуга с льготными для назначения пенсии у вас нормальная,
квартира есть, специальность такая, что на гражданке с
руками оторвут. И не забывайте, что в личном деле у вас
записано служебное несоответствие, а министр требует
избавляться в первую очередь от офицеров, запятнавших
офицерскую честь.

-- Подполковник Казьмин офицерскую честь не марал. Он один
справился с бандой торговцев оружием. В условиях
чрезвычайного положения не в кабинете отсиживался, а
находился там, где было особенно трудно. Я менять его на
желторотого юнца с академическим ромбиком и высокими
покровителями не собираюсь, -- не выдержав, взорвался
командир полка.

-- Я не ставлю под сомнение высокие деловые и моральные
качества подполковника, -- умерил свой пыл кадровик. --
Просто советую, как лучше поступить в данной ситуации.
Поймите меня. Должность, соответствующую его званию,
предложить я не могу.

Если бы кадровик не вспомнил про взыскание, может быть, я
принял бы другое решение. Но упоминание о служебном
несоответствии, заработанном несмотря на то, что я не раз
рисковал жизнью, разыскивая пропавшее со склада оружие, и
добился его возвращения, переполнило чашу терпения. Я
понимал, что взыскание получил за дело, но воспринять его
как должное не мог.

-- Согласен, -- как можно решительнее, отрезая самому себе
отступление, произнес я.

-- С чем согласен? -- почти одновременно спросили командир и
кадровик.

-- С увольнением в запас.

-- Подумай, Саша. У тебя еще есть время. Все образуется, --
попытался урезонить меня командир.

-- Я на эту тему уже давно и долго думаю. Армия для меня
святое. То, что сейчас называют перестройкой в вооруженных
силах, я ни понять, ни принять не могу. Наверное, настало
время поменять мундир на гражданский пиджак, -- я произнес
фразу на одном дыхании, пытаясь замаскировать
скоропалительность принятого решения, убедить самого себя в
его верности.

Приказ об увольнении в запас пришел через четыре месяца
после отправки документов. Кадровик протянул мне листочек
бумажки. Все еще не до конца осознавая случившееся, я
прочитал: "Выписка из приказа Министра обороны Российской
Федерации" (по личному составу).

В соответствии с Законом Российской Федерации "О воинской
обязанности и военной службе" нижепоименованных офицеров
ДОСРОЧНО УВОЛИТЬ с военной службы с зачислением в запас:

ПО СТАТЬЕ 49, ЧАСТЬ 2, ПУНКТУ "А" (в связи с
организационно-штатными мероприятиями) с правом ношения
военной формы одежды с объявлением благодарности за
безупречную службу в Вооруженных Силах.

13. Подполковника КАЗЬМИНА Александра Ивановича, состоящего
в распоряжении командующего войсками СКВО..."

-- Это же надо, -- обращаясь к кадровику, попробовал пошутить
я, -- даже в приказе на увольнение я по списку оказался 13.

-- Для кого как, а для меня число тринадцать, наоборот,
счастливое, -- отозвался тот, не поднимая головы от бумаг,
которыми был завален письменный стол.

-- Слушай, а благодарность министра перечеркивает не снятое
взыскание командующего округом? -- поинтересовался я.

-- На гражданке эти благодарности и взыскания до фени, --
недовольный, что его отвлекают от дела, буркнул кадровик.

Сосед по кооперативному гаражу, бывший военный, уволившийся
в запас года два назад, узнав, что на меня пришел приказ, и
видя мое настроение, попытался меня приободрить:

-- Да не переживай ты так. Я тоже вначале себя
выброшенным за борт чувствовал. А сейчас понял -- жизнь с
увольнением только начинается. Главное -- хорошо устроиться
после увольнения. Я в деньгах, с учетом пенсии, ничего не
потерял, даже выиграл. Узнал что такое выходные и с чем их
едят. Вокруг меня на работе теперь не только хмурые мужские
морды, но и приличные женские мордашки.

-- Работу, ее еще найти надо, -- высказал я сомнение.

-- Была бы шея, хомут всегда найдется, -- пошутил сосед. --
Это после пятидесяти место труднее искать. В твоем возрасте
найти работу раз плюнуть. Не тем твоя голова забита, чем
надо, -- изменил он тему разговора.

-- Не понял, о чем же я должен думать, как не о новой работе?

-- Например, о том, как доказать себе, жене, родным и
близким, какой ты незаурядный человек, какую потерю понесут
вооруженные силы, полк с твоим увольнением.

-- И как же это можно доказать? -- поинтересовался я.

-- Не забудь организовать отвальную пьянку, позвать не
только друзей, но и как можно больше тех, с кем цапался по
службе, кому наступал на любимый мозоль. Естественно, выставь
как можно больше водки. Увидишь, тосты друзей в сравнении с
тостами недовольных тобою будут выглядеть бледными!

Неписаный кодекс офицерской части выделяет несколько
событий в жизни, когда офицер, как бы он ни относился к
спиртному, просто не имеет права не организовать дружескую
попойку для сослуживцев. Событий этих не так уж много:
назначение на должность, получение очередной звездочки,
переезд к новому месту службы, увольнение в запас.

Даже в разгар горбачевско-лигачевской антиалкогольной
кампании не обмыть эти события считалось дурным тоном и
только редкие скупердяи или зануды отказывались устроить
небольшой праздник себе и товарищам по службе.

Моя супруга Вера постаралась на славу. Стол ломился от
холодных закусок. Достойно были представлены горячие блюда:
от любимых в нашей семье, напоминающих пельмени, но
приготовленных на пару из крутого теста и жирной баранины,
мантов до говядины с цветной капустой и фаршированного
поросенка.

Если не считать Веру, компания была чисто мужская. По
сложившейся традиции, офицеры управления полка на подобные
мероприятия приглашают всех заместителей командира полка,
старших офицеров штаба, начальников служб, командиров
батальонов и еще нескольких сослуживцев, с которыми
поддерживают товарищеские отношения независимо от того,
какие должности они занимают. Народу набралось немало, Вере
с трудом удалось рассадить пришедших гостей, занявших все
пространство большой комнаты нашей квартиры.

Сосед по гаражу оказался неправ. Самые проникновенные слова
в мой адрес произнес командир полка. Я почувствовал себя
неловко, когда он стал перечислять все мои достоинства и
заслуги. Остальные от командира старались не отстать,
вспоминали только хорошее, желали мне оставаться таким, как
я был, быстрее адаптироваться к гражданской жизни. В конце
застолья я не выдержал и пошутил: "Об увольняемых, как и о
покойниках, видимо, принято говорить или только хорошее, или
ничего".

Компания разошлась далеко за полночь. Наступивший день был
воскресным. Те, кто не дежурил, не был назначен
ответственным, могли отдохнуть. Вера постелила постель,
собралась на кухню мыть посуду. Оставлять беспорядок -- это
не в ее правилах. Я попытался предложить свою помощь, она
отказалась.

-- Ложись, пенсионер, -- пошутила она. -- Ты сегодня за
столом не плохо поработал, ни одной рюмки не пропустил.

Я хотел доказать, что совершенно трезв и силы на мытье
посуды имеются в избытке, но не смог выговорить
приготовленную фразу. Язык заплетался.

Вера засмеялась. Чмокнула меня в щеку. Выключила свет и ушла
на кухню. "Вот и все, -- подумал я, проваливаясь в дрему,
-- армейский этап моей жизни закончен. Что там ждет
впереди?"

***

ГЛАВА 2

***

Решение о переезде нам с Верой далось нелегко. Аленка, наша
дочь, поначалу встретила его в штыки. Опять куда-то
ехать, где ни подруг, ни знакомых, идти в новую школу.
Сколько можно! У нас самих против переезда были куда более
серьезные доводы. Самые главные -- квартира и работа. Во
Владикавказе у нас была обжитая трехкомнатная квартира в
кирпичном доме. Чуть больше года назад сделали капитальный
ремонт, поменяли сантехнику, застеклили лоджию. Вера
работала на заводе бухгалтером, была на хорошем счету,
зарплату получала не меньше моей офицерской получки, правда,
ее частенько задерживали, но в других местах и того хуже --
по полгода не выплачивали.

По законам, действующим в нашем государстве, военнослужащий,
уволенный в запас, имеет право на получение квартиры в
выбранном им для постоянного жительства месте, за
исключением Москвы и некоторых других городов, если он
оттуда не призывался. Закон обязывает предоставить такую
квартиру в течение трех месяцев после увольнения и обращения
в местные органы власти. Увы, уволенные в запас по нескольку
лет ждут гарантированных законом квартир, и далеко не все их
получают. С приватизацией появился новый вариант решения
жилищной проблемы уволенных. Квартиру по месту службы, если
она не расположена в закрытом военном городке, можно не
сдавать, а приватизировать и затем продать или обменять на
жилье в другом городе.

Этот вариант предпочтительней, если бы не одно но. После
осетино-ингушского вооруженного конфликта цены на жилье во
Владикавказе упали, желающих поменяться или приобрести
квартиру в этом регионе поубавилось.

Почему мы надумали сменить место жительства, объяснить не
сложно. Главная причина -- быть поближе к родным. Моя и
Верина родня находилась в Саратовской и Волгоградской
областях. Недалеко от Саратова жила Верина мама. После
смерти мужа она осталась одна, возраст давал о себе знать.
Теща нуждалась в заботе, помощи, но к нам во Владикавказ
переезжать не хотела.

Определенную роль сыграл тот факт, что в Осетии до сих пор
сохранялось чрезвычайное положение. Осетино-ингушский
военный конфликт был загашен, но вызвавшие его причины не
только остались, но на них наслоились новые проблемы, не
решаемые ни московскими, ни местными властями. Раньше я
обязан был здесь находиться по долгу службы. А после
увольнения в запас во имя чего?

На прямой поезд Кисловодск--Новокузнецк, проходящий через
Саратов, я сел в Минеральных Водах поздно вечером. Соседи,
ехавшие с конечной остановки, уже спали. Я, стараясь не
шуметь, занял свободную верхнюю полку. Спал чутко. То и дело
просыпался. Настоящий сон пришел лишь под утро. Проснулся я
от оживленного разговора, чьего-то громкого смеха. Верхняя
полка напротив моей была пуста, матрас свернут. За столиком
завтракали двое мужчин. Один -- на вид лет пятидесяти, второй
-- лет на 7-10 моложе меня. На столе среди раскромсанной на
крупные куски курицы, порезанной колбасы и десятка вареных
яиц красовалась наполовину опустошенная бутылка водки.
"Рановато мужики решили остограммиться, -- подумал я. --
Наверное, с вечера, на проводах перебрали, теперь
похмеляются".

Заметив, что я проснулся, сидящий напротив старший по
возрасту мужчина улыбнулся, показав целый ряд вставных
золотых зубов.

-- Спускайтесь вниз. Присоединяйтесь к нам, -- пригласил он
разделить завтрак, широким жестом указав на стол.

-- Спасибо. Что-то завтракать не хочется. Чайком можно бы
побаловаться, если он у проводников есть, -- я не принял
предложение. Перекусить по времени не мешало, тем более что
ужинал я в вокзальном буфете задолго до отправления поезда.
Но завтрак с попутчиками предполагал участие в уничтожении
остатков содержимого бутылки, а пить в такую рань мне не
хотелось.

Пока я умывался, брился, приводил свой внешний вид в порядок
мои соседи уничтожили спиртное и большую часть припасов.
Кипяток у проводников был, а вот заварки и сахара в наличии
не имелось. Это меня не смущало. Наученный опытом предыдущих
поездок, я всегда возил с собой баночку растворимого кофе, с
десяток пакетиков чая, сахар. Попутчики освободили место за
столиком. Я предложил им чай или кофе на выбор. Золотозубый
с удовольствием принял стакан горячего чая, второй
отказался. Он, как мне показалось, с сожалением посмотрел на
пустую водочную бутылку, затем перевел вопрошающий взгляд на
товарища. Тот с усердием дул в стакан с обжигающим кипятком
и делал вид, что намека не понимал. За чаем мы перебросились
несколькими фразами, из которых я понял, что мои попутчики
месяц отдыхали в Кисловодске, а теперь возвращаются домой. Я
не стал откровенничать с незнакомыми людьми, ограничился
сообщением, что еду в Саратов к родственникам.

-- Значит, вместе будем выходить, -- проговорил старший. --
Я тоже до Саратова.

После завтрака тот, что был помоложе, достал колоду карт.

-- Не хотите в дурачка сразиться? -- предложил он. -- За
картами время быстрее бежит, дорога кажется короче.

Я отказался. Достав детектив, забрался на свою полку и
принялся за чтение. Мои попутчики играли довольно азартно,
ходы сопровождали хлесткими высказываниями. Проигравший
получал по носу несколько щелчков картами. Число карт и
количество ударов рассчитывалось просто. Проигравший
вытаскивал из колоды карту, она и определяла, сколькими
картами и сколько раз бить. Выигрывал почти все время
золотозубый. Что-то в игре моих попутчиков мне показалось
выходящим за рамки обычных картежных баталий. Я даже
отвлекся от довольно занимательного сюжета детектива, чтобы
сообразить -- что. Игроки были высокого класса -- это
бесспорно. И тот и другой помнили, какие карты вышли из
колоды, какие биты, какие оставались на руках. Но на это
способен почти любой средней руки картежник, играющий в
преферанс или бридж. Только после пятой или шестой партии,
за которыми я наблюдал более пристально, сообразил, что
удивила меня не сама игра, а ее концовка. Проигравший, когда
определялось количество ударов по носу, ни разу не вытащил
из колоды ни туза, ни десятку, ни другую карту без картинки.
Из колоды, которую противник держал, сжав обоими ладонями,
появились только валеты и дамы, дающие при подсчете
минимальные цифры -- 2 и 3. Я чуть было не спросил
картежников, как им удается такой фокус, но промолчал, решив,
что не стоит выяснять, где и как оттачивалось их мастерство.

Новый пассажир появился ближе к обеду. Я не заметил название
небольшой станции, на которой он сел в поезд. Пассажир
ввалился в наше купе, после долгого и громкого
препирательства с проводником в коридоре. Насколько я
понял, билет у него был в плацкартный вагон, а ему хотелось
ехать в купейном. Разница в стоимости билетов, врученная на
месте проводнику, сыграла роль, и проводник указал свободное
место.

-- Не помешаю, мужики? -- пробасил вошедший. Я с
любопытством взглянул на него. Обладатель мощного баса
оказался круглым колобком, не дотягивающим, несмотря на
высокие каблуки ботинок, до метра семидесяти. "Винни-Пух" --
окрестил я мысленно нового попутчика.

-- Хорошим людям всегда рады, -- сверкнул золотыми зубами
развалившийся на своей полке старший по возрасту пассажир.

-- А откуда ты знаешь, что я хороший? -- с удивлением
спросил Винни-Пух.

-- По запаху, -- хохотнул моложавый.

-- По какому запаху? -- не сразу сообразил вошедший, но тут
же, поняв о чем идет речь, расплылся в широкой улыбке. --
Второй день гуляю. Имею право.

-- Конечно, имеешь, -- легко согласился с ним золотозубый. --
Если деньги есть, чего не гулять.

Вошедший приложил к губам палец и заговорщицки прошептал:

-- Тсс! Про деньги ни слова!

Он с трудом протиснулся в купе и сел на сидении, рядом с
молодым мужчиной. Его попытка поставить у стола две
большие, чем-то набитые сумки успехом не увенчалось. Только
благодаря помощи соседа багаж удалось пристроить.

-- Сможете залезть на верх? -- спросил я. -- Вам сейчас пару
часов вздремнуть не помешает.

-- Спать не желаю, -- с пьяным апломбом заявил вновь
прибывший. -- Желаю всех вас угостить!

-- А что, идея не плохая, -- без долгих уговоров согласился
младший. -- Время движется к обеду. Горло промочить не
мешало бы.

-- Назначаю тебя главным распорядителем, -- обратился к нему
Винни-Пух. -- Доставай из сумки все, что там лежит. Желаю вас
угостить!

Сумка не опустела даже на третью часть, а стол был завален
едой. Помимо традиционных для дороги вареных кур, колбасы и
яиц там красовался большой кусок ветчины, несколько копченых
рыбин, с десяток краснеющих боками вареных раков, сквозь
прозрачный полиэтилен пакета проглядывали аппетитные
маринованные огурчики.

-- Богато живешь, -- восхитился удивленный изобилием
золотозубый.

-- А ты как думал! -- хвастливо заявил наш новый попутчик.

-- Братан, -- обратился к нему новоявленный распорядитель,
-- сколько водки доставать?

-- По бутылке на брата. Не хватит, еще найдем.

-- Я думаю, на четверых две бутылки достаточно -- увидев,
что парень хотел выполнить распоряжение, вмешался в разговор
золотозубый. -- А вы что не спускаетесь? -- поинтересовался
он у меня.

Второй раз отказываться было неудобно. Я решил разделить
компанию. Хотел достать свои запасы, но Винни-Пух, увидев,
что я роюсь в сумке, остановил;

-- Ничего не надо. Мне в Петров-Вале выходить. Не потащу же
я домой закуску.

-- За знакомство и легкую дорожку, -- золотозубый красиво,
одним большим глотком выпил содержимое стакана. Не
закусывая, он протянул руку сначала мне, потом Винни-Пуху и
представился -- Владимир Петрович. Указав рукой на друга,
отрекомендовал его -- Юрий.

-- Александр, -- произнес я свое имя.

-- А как меня зовут, вы ни за что не угадаете, -- хитровато
прищурясь, изрек новый пассажир.

-- Инкогнито? -- опрокинув свою порцию в рот, пошутил Юрий.
Чувством юмора он не был обделен.

-- А вот и не правильно. Кто верно назовет мое имя, тому
премия, -- Винни-Пух окинул стол, выбрав самого крупного
рака, поднял его над головой.

-- Егор, -- улыбнувшись, высказал предположение Владимир
Петрович.

Винни-Пух не мог скрыть удивления:

-- Постой, а как ты догадался?

Владимир Петрович развернул руку, сжимающую рака. Между
большим и указательным пальцем красовалась наколка: "Жора".

Обед длился около часа. Выпив первую порцию спиртного, от
последующих я отказался. Мои попутчики разделили водку на
троих, справились с остатками без меня. Я помог Юрию убрать
со стола, выбросить объедки. Заходить в купе мне не хотелось.
Жорина пьяная болтовня начинала утомлять. А он все никак не
мог остановиться. Добавленное спиртное окончательно
развязало ему язык. Хвастался, как хорошо живет. Не стал
скрывать, с чего гуляет -- продал в деревне дом родителей,
которые умерли в прошлом году.

Я взял книжку, решил примоститься на откидном стуле в
коридоре. Здесь был воздух попрохладнее, свежее,
сравнительно тихо.

Последнее, что я услышал, оставляя купе, было предложение
Юрия:

-- А не сыграть ли нам в дурачка? За картами время бежит
быстрее, дорога кажется короче.

Оживленные восклицания, которые изредка доносились из купе,
свидетельствовали, что там идет серьезная баталия.

Роман был интересным. Чейз, один из любимых мною писателей
детективного жанра, не только умел закрутить сюжет, но и
держал в напряжении по ходу всего повествования. Я бы,
наверное, не оторвался от чтения, если бы из купе не вышли
Владимир Петрович и Юра.

-- Мы решили в ресторан прогуляться, -- сообщил Владимир
Петрович, хотя я ни о чем не спрашивал. -- Хотим пивком
отметить результаты игры. Водка что-то уже не лезет.

-- Жора, ты чего там возишься? -- обернулся к приоткрытой
двери Юрий. -- Раки у меня. Давай быстрее, мы тебя ждем.

Я привстал со стула, давая пройти соседям по купе. "Крепкие
мужички, -- пронеслось в голове, -- утром бутылку водки,
сейчас фактически две бутылки на троих выпили, и хоть бы
что".

Жора сидел на нижней полке, повернув лицо к окну.

-- Ты что соседей не догоняешь? -- поинтересовался я.

Он ничего не ответил и вдруг зарыдал в полный голос.

-- Что случилось? -- задал я вопрос.

-- Я им в карты проиграл, -- растирая кулаками слезы по
лицу, всхлипнул он.

-- Стоит из-за этого расстраиваться, -- чуть не рассмеялся
я. -- Еще ни один, оставшийся дураком, беднее или глупее от
этого не стал.

-- Я им деньги проиграл.

-- Какие деньги? -- не понял я.

-- За дом.

-- Вы же в дурака играли, -- уже сообразив, что произошло, я
не был уверен в догадке до конца.

-- Это сначала. А потом они предложили в "очко" поиграть. В
банк положили всего пять тысяч, максимальную ставку можно
было делать на полбанка. Я вначале полтинник выиграл,
банк сорвал. Ну а потом завелся. У меня своя колода была. Я
ее достал. В банк поставил три миллиона. Все проиграл. Что
было дальше -- не помню, -- он снова размазал слезы по лицу.

-- Так ты три миллиона проиграл? -- переспросил я. -- Круто!

-- Если бы три, -- его бас странным образом переродился в
какой-то неопределенный, писклявый голос, -- все деньги,
вырученные за дом -- пятнадцать миллионов.

Я начал лихорадочно соображать.

-- Багаж они, когда из купе выходили, не взяли. А вот плащ и
куртку прихватили. Они тебя в ресторан приглашали? --
уточнил я.

-- Да. Хотели с выигрыша угостить пивом.

-- Остановки, пока мы беседуем, не было. Она минут через
пятнадцать. Есть надежда, что эти мошенники с поезда не
сошли.

-- Пойдем, попробуем их найти, -- предложил я помощь
незадачливому картежнику.

-- Боюсь.

-- Чего ты боишься? -- взорвался я.

-- Я деньги не хотел отдавать. Тот, что Юрой назвался, достал
финку. Пригрозил за неуплаченный картежный долг перо в бок.
Разве нам с ними справиться, -- безнадежно махнул рукой
Жора.

-- Не дрейфь. Если найдем, они при мне будут вести себя
по-другому. И потом, в поезде должен быть милиционер. Попробуем
связаться с ним через проводника.

Проводник сразу же понял суть произошедшего. Побежал в
вагон, в котором находился сопровождающий поезд милиционер.
Мы пошли в другую сторону -- туда, куда удалились наши
соседи по купе.

Признаться, я не думал, что, заполучив солидную сумму,
мошенники преспокойно пойдут в ресторан. То, что они взяли
с собой верхнюю одежду, свидетельствовало о намерении сойти
с поезда и скрыться. В оставленных чемоданах, скорее всего,
ничего ценного не хранилось.

Я оказался неправ. То ли Владимир Петрович и Юрий
надеялись, что напуганный Жора никому ничего не скажет,
то ли сочли, что следующей остановки безопаснее дожидаться в
ресторане, но они преспокойно сидели за столиком в
полупустом вагоне-ресторане и потягивали прямо из бутылок
пиво.

Увидев обидчиков, приободренный моим присутствием Жора
подлетел к столику.

-- Гоните деньги! -- потребовал он, обращаясь к Владимиру
Петровичу, осознавая, что тот является старшим не только по
возрасту, но и по положению.

-- Какие деньги? -- мастерству, с которым Юра изобразил
удивление на лице, мог бы позавидовать любой
профессиональный артист.

-- Мои деньги, -- настаивал Винни-Пух.

-- Разве мы украли у тебя деньги? -- тоном, которым обычно
разговаривают с маленькими детьми или сильно пьяными людьми,
спросил Владимир Петрович.

-- Я проиграл вам в карты.

-- И много? -- явно издеваясь, поинтересовался Юра.

-- Пятнадцать миллионов, -- Жора едва смог удержаться, чтобы
не заплакать.

-- Вы оказались правы, -- обратился ко мне Владимир
Петрович, -- нельзя садиться за стол со всякой шушерой. Это
надо до чего додумался! Выставил две бутылки водки и
закуску, а теперь пытается навесить на нас какие-то
пятнадцать миллионов. Да мы твоих денег и не видели.

-- Как не видели? -- ойкнул Жора.

-- Не видели и все. А они у тебя были вообще? -- вмешался в
разговор Юра. -- Пойди проспись, пьянь. Может, тогда
вспомнишь, где твои деньги.

Я решил вмешаться в разговор.

-- Не хорошо получается, мужики. Он ведь не стал говорить,
что я связан с пропажей денег, а выдвигает конкретное
обвинение.

-- Конечно, у вас хватило ума вовремя уйти, а то бы он и вас
приплел к этому делу, -- не скрывал своего возмущения
Владимир Петрович. -- Кстати, вы видели у него хоть
какие-нибудь деньги?

-- Нет, не видел. Краем уха слышал, как он говорил, что
продал в деревне дом, -- ответил я.

-- Да не было у него никаких денег, -- как не вызывающую
сомнения истину изрек Юрий. -- А если и были, то он их давно
пропил.

-- Пятнадцать миллионов пропил? -- взвизгнул Жора.

-- Конечно, пропил. А теперь боишься домой показаться, вот и
придумал эту историю с проигрышем.

-- Пятнадцать миллионов пропил? -- снова каким-то фальцетом
крикнул Жора. Это нелепое утверждение, что можно так вот
запросто пропить пятнадцать миллионов рублей, подвигло Жору
не более решительные действия. Он, явно копируя действия
суперменов из многочисленных фильмов-боевиков, как-то
нелепо вывернул левую руку, выставил ее вперед, правую, тоже
вывернутую, поднял вверх, как это обычно делают заправские
дуэлянты на шпагах, невысоко подпрыгнул, по-балетному ударив
одной ногой о другую, и с криком "Йаааа" ринулся на Юру,
который сидел ближе к нему. Тот, не вставая, коротким ударом
правой встретил горе-каратиста. Поднявшийся с четверенек
Жора повторил атаку и снова очутился на полу.

Я не знал, как себя вести в данной ситуации. Самым разумным
было успокоить Жору и ждать прихода милиционера, за которым
побежал проводник. Я бы так, наверное, и поступил, но тут
завелся Юрий. Вскочив из-за столика, он нанес лежащему на
полу удар ногой в туловище. Допустить избиения пьяного,
фактически беспомощного человека я не мог.

-- Остынь, парень, -- произнес я и попытался оттащить
нападающего от лежащего на полу и скулящего незадачливого
картежника. Но того понесло. Резко крутанувшись, Юрий
освободился от моей руки, сжимающей рукав его куртки. Если
бы его удар пришелся туда, куда он метил -- в мою челюсть,
мне бы пришлось или валяться на полу, рядом с Жорой, или
грохнуться со всего маха на столик. Но этого не произошло.
Я сделал элементарный уклон вправо. Чуть-чуть согнул ноги в
коленях, переместил центр тяжести вперед на левую ногу и
резко развернул туловище слева направо. Небольшой наклон
вперед и вправо позволил мне вновь распределить вес тела на
обе ноги и быть готовым к контратаке.

-- Боксер, что ли, -- скорее утвердительно, чем
вопросительно выдавил сквозь зубы Юрий.

-- Баловался в молодости, -- я не хотел ввязываться в драку,
но и не собирался показывать противнику, что я боюсь его.

-- А вот сейчас мы посмотрим, какой ты боксер, -- Юрий
схватил пустую бутылку и сделал резкий замах.

Самый простой и быстрый способ защиты в боксе -- подставка.
Ладонью левой руки я сумел остановить удар противника до
его завершения. Мой удар снизу правой в челюсть достиг
своей цели. В последний момент я пожалел противника и,
почувствовав, что кулак врезается в его подбородок, попытался
задержать траекторию ударного движения. И все же удар
оказался достаточно сильным. Юрий, пролетев проход, шмякнулся
о стенку вагона.

-- Прекратить драку! -- резкий голос наконец-то
появившегося милиционера положил конец разборке. -- Что здесь
происходит? -- задал вопрос милиционер.

Ему никто не ответил. Владимир Петрович помогал подняться с
пола Юрию, я усаживал на стул Жору.

-- Вот те, -- показал пальцем проводник, -- у того, -- он
ткнул в сторону Жоры, -- в карты несколько миллионов выиграли.

-- Они что, из твоего вагона? -- спросил старший сержант.

-- Да!

-- Так почему ты им позволил играть? -- построжел
милиционер.

-- Я что, в каждое купе должен заглядывать, спрашивать, на
деньги они играют или нет? -- возмутился проводник. --
Других дел у меня нет!

-- Позвольте, я все объясню, -- Владимир Петрович оставил
пришедшего в себя и открывшего глаза Юрия. -- Этот человек,
-- он махнул рукой в сторону Жоры, -- подсел к нам в купе.
Угостил нас троих обедом, предложил немного выпить. Потом
товарищ вышел, -- он кивнул головой в мою сторону, -- а мы
перебросились в дурака. Немного поиграли, надоело. Решили
попить пива в ресторане. Вдвоем, -- жест в сторону Юрия, --
мы пошли в ресторан; товарищ почему-то задержался. Только мы
принялись за пиво, пришли эти двое и стали утверждать, что
мы выиграли у коротышки пятнадцать миллионов. Представьте, в
карты, за какой-то час пятнадцать миллионов! Потом
коротышка полез в драку. Мой товарищ не выдержал и пихнул
его. А тут этот, -- он опять показал в мою сторону, --
кинулся на защиту собутыльника.

Я попытался вмешаться в далекое от истины повествование, но
милиционер остановил меня.

-- Вы раньше были знакомы с этим гражданином? -- он указал
на Жору.

-- В первый раз увидел, когда он вошел в купе, -- ответил я.

-- Понятно. А вы едете вдвоем? -- поинтересовался сержант у
Владимира Петровича.

-- Нет. В Кисловодске, при посадке, оказалось, что у нас
билеты в одно купе, но едем мы в разные города. Я до
Саратова, он до Куйбышева. Раньше мы не были знакомы, --
не моргнув глазом произнес Владимир Петрович.

-- Хорошо. Документы у вас с собой имеются? -- обратился ко
всем нам милиционер.

-- У меня в купе остались в костюме, -- промямлил Жора. Я
достал свое удостоверение, Владимир Петрович и Юра протянули
сержанту паспорта. Проводник по его распоряжению пошел в
купе за документами Жоры.

-- Емельянов Николай Петрович, -- прочитал милиционер вслух
данные из паспорта золотозубого. -- Шумов Григорий
Федорович, -- озвучил запись в паспорте другого.

-- Они не так назвались, -- не удержался от реплики Жора, --
тот Владимиром Петровичем, второй -- Юрием.

Милиционер посмотрел в мою сторону. Я кивнул в
подтверждение слов незадачливого картежника головой.

-- Вы военный? -- уточнил сержант, хотя удостоверение
личности ясно свидетельствовало о моей причастности к
вооруженным силам России.

Я еще раз кивнул головой. Проводник наконец принес
документы Жоры. Милиционер внимательно перелистал все
страницы паспорта. Он протянул мне удостоверение, паспорта
оставил у себя.

-- Как вы объясните, что представились под другими именами?
-- обратился милиционер к золотозубому.

-- Мужик что-то путает, -- ни секунды не мешкая ответил тот,
-- мы вообще своих имен не называли.

Милиционер посмотрел в мою сторону. Я не успел ничего
сказать, в разговор вмешался проводник:

-- Я слышал, как этого, с золотыми зубами, звали Владимиром
Петровичем.

-- Понятно, -- констатировал сержант. -- Сейчас будет
станция. Нас там встретят представители транспортного
отделения милиции. Предлагаю вам троим забрать из купе свои
вещи и сойти со мной. На месте разберемся. Вы бы не могли в
качестве свидетеля выйти с нами? -- обратился сержант ко
мне.

Такая перспектива меня мало устраивала. Выходить из поезда,
а потом ждать несколько часов другого, мне не хотелось.
Кроме того, меня должны встречать в Саратове.

-- Все, что я знал, я вам рассказал. Во время игры в купе не
находился. Факта пропажи денег подтвердить или опровергнуть
не могу. Особого смысла в том, чтобы выходить раньше своей
остановки, не вижу.

-- Хорошо, -- согласился милиционер. -- Я попрошу вас
письменно изложить свои показания и, на всякий случай, указать
адрес, где вас можно найти.

-- Это можно.

-- Ты тоже, -- обратился сержант к проводнику, -- напиши все,
что знаешь.

-- А что я знаю? Ничего не знаю, -- попытался открутиться
тот. -- Больше мне нечего делать, как писаниной заниматься!

-- Тогда я попрошу бригадира поезда, чтобы он тебя подменил,
-- невозмутимо произнес милиционер, -- сойдешь с нами на
станции.

Такой оборот дела проводника не устраивал, и он сдался.

К нашему купе мы пошли цепочкой. Впереди Жора, за ним я,
потом проводник, следом два друга и замыкал шествие
милиционер. Перед тем как тронуться в путь, сержант достал
оружие, предупредил золотозубого и его напарника:

-- Бежать не советую. Пристрелю на месте.

-- С чего вы взяли, что мы собираемся бежать? -- возмутился
тот, который по паспорту числился Николаем Петровичем. -- Мы
сами заинтересованы в объективном разбирательстве. Надеюсь,
что на станции не все такие тупые и не поверят бредням
"алкаша".

Сержант молча проглотил оскорбление. Он не сомневался, что
тут не чисто, но с доказательствами мошенничества дело
обстояло неважно. Кроме заявления подвыпившего пассажира,
улик не было. Обыск, проведенный сержантом в вагоне-ресторане,
результатов не дал. Ни у Николая Петровича, ни у Григория
крупной суммы денег при себе не было. Не обнаружилась и финка,
которой якобы угрожали Жоре, требуя отдать проигрыш.

Пока трое моих бывших попутчиков собирали вещи, я за
столиком служебного купе писал свидетельские показания.

-- Идите сюда! -- громко, так что было слышно в обоих концах
вагона, позвал меня милиционер.

Первое, что я увидел, зайдя в купе, деньги, лежавшие на
столе. Жора сидел у окна и недоуменно глядел на объявившуюся
пропажу.

-- Как же так, -- скулил он, -- как же так. Ведь они у меня
деньги отобрали.

-- Я нашел под простыней на второй полке, -- пояснил
проводник, собиравший постельные принадлежности пассажиров,
вынужденных раньше времени оставить свои места, увидев мой
недоуменный взгляд, -- Дай, думаю, соберу белье. А то выйдут,
потом чего-нибудь не досчитаешься, придется из своего
кармана платить. Эх, жаль поторопился, -- хохотнул он, --
надо было после остановки бельишко забрать.

-- Деньги ваши? -- сухо обратился милиционер к Жоре.

-- Наверное, мои, -- неуверенно и как-то по-детски жалобно
произнес тот.

-- Пересчитайте.

Жора стал лихорадочно раскладывать по кучкам денежные
купюры.

-- Здесь три миллиона, -- закончив работу, произнес он. -- Не
хватает двенадцати.

Оторвав взгляд от денежной кучки, он посмотрел на сидящего
напротив лже-Юрия -- Григория.

-- Ах ты, сука! -- взорвался тот. -- То пятнадцать миллионов
на нас хотел повесить, теперь двенадцать. -- Приподнявшись над
столом, он со всего маха влепил Жоре пощечину. На скуле у
Егора выступили красные следы пальцев.

-- Прекратить! -- милиционер перехватил руку, повторно
взметнувшуюся вверх.

-- Надеюсь, с нас будет снято обвинение в мошенничестве? --
обратился к милиционеру золотозубый. -- Мы можем оставаться
в поезде?

-- Нет. Сойдем на станции. Там будет видно, -- решительно
заявил сержант.

Поезд уже останавливался у невысокого вокзального здания. К
нашему вагону спешили два человека в форме милиционеров и
один мужчина в штатском.

-- Смотри, кореш, не пожалей, что не в свои дела лезешь, --
проходя мимо меня, сквозь зубы процедил Григорий. -- Земля-то
она круглая, авось наши дорожки пересекутся.

-- Выйдут сухими из воды? -- я был почти уверен в ответе, но
не утерпел, задал вопрос милиционеру.

-- Если в розыске не числятся, то, скорее всего, отделаются
легким испугом. Составим протокол. А потом придется
отпустить всех троих. Постараемся Жору первым поездом, а
этих немного попридержать, чтобы не свели счеты, не угробили
парня.

Я стоял у окна, пока поезд не тронулся и группа милиционеров
с задержанными не скрылась из виду. Жора поднял руку на
прощанье. Хмель его давно сошел. С большими сумками в руках
выглядел он подавленным, растерянным.

-- Вот до чего водка доводит, -- констатировал проводник,
все еще никак не закончивший сбор белья. -- Ну есть у тебя
деньги, спрячь, чтобы никто не видел, и не духарись.

-- Так что тут у тебя произошло, Фомич? -- Перед нашим
купе, в коридоре, с тележкой, нагруженной комплексными
обедами, стоял официант из вагона-ресторана. -- Обокрали
кого или как?

-- Или как! -- ответил проводник. -- Тут без пол-литры не
разберешь. Мужичонка заявил, что его два шустряка на
пятнадцать миллионов нагрели в картишки. Те, конечно, все
отрицали. А потом три миллиона нашлись. Поди тут разберись,
кто правду говорит.

-- Деньги кто нашел, милиционер? -- поинтересовался
официант.

-- Да нет. Я полез белье собирать и обнаружил под постелью
этого фраера. Знал бы, не торопился, -- с нескрываемым
сожалением произнес Фомич. -- Этот придурок или все равно
их пропьет, или потеряет.

-- Что, правда взял бы? -- усомнился официант.

-- А то нет, -- не стесняясь моего присутствия, буркнул
проводник. -- Ты бы, что ль, отказался?

-- Мне чужого не надо, -- заявил официант и покатил тележку
по коридору.

-- А ты чего это обеды стал развозить? -- крикнул ему
вдогонку Фомич.

-- Роза заболела. Шеф мне велел, -- донеслось из конца
вагона.

Оставшись один в купе, я попытался проанализировать
случившееся: "Неужели вся эта запутанная история плод
воображения пившего несколько дней Жоры? Но почему тогда
золотозубый и его напарник назвались вымышленными именами? Я
вспомнил, как вопреки теории вероятности проигравший в
дурака вытаскивал карту из колоды -- или даму, или валета.
Да, эти ребята в карточных играх были спецами, им палец в
рот не клади. Но каким образом часть якобы проигранных
денег очутилась у хозяина под матрасом? Проводник! --
мелькнула мысль. -- Он мог быть замешанным в этом деле. Не
без его ведома Жора очутился в нашем купе. Именно Фомич
обнаружил пропажу, снимая постельное белье. А как он
перепугался, когда милиционер сказал, что добьется у
бригадира его подмены и заберет с собой!"

Неясным оставался один вопрос. Каким образом деньги могли
оказаться у Фомича? И тут меня осенило. Из ресторана по
вагонам и тамбурам мы шли в последовательноcти -- Жора, я,
Фомич, золотозубый. Перекинуться в тамбуре, под стук колес,
парой фраз, передать деньги -- плевое дело. Хотя нет! Ведь
милиционер обыскал в ресторане Николая Петровича и Григория
и ничего у них не обнаружил. "А не мог тот же Гришка
незаметно подсунуть деньги Жоре или даже мне, а после
обыска вновь забрать? Судя по всему, это для Гришки было не
таким уж невозможным делом. Но почему проводник подтвердил,
что пассажиры выдавали себя не за тех, кем являлись на самом
деле?" Я зашел в тупик. Надо прекращать ломать голову над
тем, о чем меня никто не просит. Что бывает, если человек
пытается выполнять роль следователя, я уже знал по
собственному горькому опыту.

-- Подъезжаем к Саратову, -- заглянул в купе Фомич.

У меня было желание задать ему вопрос, поделиться возникшими
сомнениями, но я пересилил себя, молча покинул вагон.

***

ГЛАВА 3

***

Тещу в последний раз я видел два года назад и сейчас
удивился тому, как она за это время сдала. Жена, прожившая
после тяжелой болезни Марии Константиновны в родном доме
несколько месяцев, вернувшись во Владикавказ, после того как
мать немного оправилась, говорила, что та на глазах
постарела, похудела и даже стала как бы меньше ростом. Я,
зная склонность Веры к преувеличениям, особенно если речь
шла о здоровье близких, не совсем поверил ей и сейчас едва
мог скрыть свое впечатление. Из подвижной, ни секунды не
сидящей на месте, вечно занятой делами по дому или огороду
женщины теща превратилась в седенькую, старенькую
бабушку-старушку, с трудом справляющуюся с повседневными
хлопотами. Частный дом, предоставляя своим жильцам целый ряд
преимуществ, требует в то же время от хозяев большой отдачи
сил, связанной с ремонтом, поддержанием порядка. Отсутствие
мужской руки сказывалось во всем. К тещиной радости, первые
три дня я посвятил ремонту, хозяйственным работам, наведению
порядка в многочисленных сарайчиках и во дворе. Когда самые
неотложные дела были завершены, я отправился на разведку в
областной военкомат. Там меня скорее огорошили,
чем обрадовали.

Во-первых, на учет нуждающихся в жилплощади уволенных в
запас офицеров ставили только после того, как в паспорте
появлялась саратовская прописка. Паспорт взамен военного
билета выдадут только тогда, когда у вас есть место для
постоянного проживания. Причем область не подходит,
жилье должно находиться в самом городе. Получается
замкнутый круг. Его можно разрубить, если в городе проживают
родственники, готовые приютить и прописать офицера. Увы, у
меня таковых в наличии не имелось.

Во-вторых, очередь из запасников и отставников на получение
квартиры составляет несколько тысяч человек. В год
обладателем счастливого ордера становятся лишь несколько
семей. Правда, областное и городское руководство пробивают в
Москве целевые деньги на строительство дома для уволенных в
запас военнослужащих, но дело это движется крайне медленно.

Поразмыслив, я решил, что у меня есть лишь один реальный
вариант преодолеть барьер, мешающий обосноваться в Саратове
-- купить приватизированную комнату в коммуналке (даже на
однокомнатную квартиру денег, полученных при увольнении и
накопленных за годы службы, было маловато). У родственников
взаймы, неизвестно на какой срок просить не имело смысла
-- богатых, не считающих деньги в нашем роду не было,
многим едва хватало на жизнь и насущные нужды.

Купить квартиру, имея деньги, в любом городе не проблема.
Проще всего это сделать при помощи выросших в каждом городе
как грибы после дождя всевозможных контор, бюро,
организаций, занимающихся официально покупкой, продажей
жилплощади. Конечно, и здесь есть риск, что тебя нагреют, но
в конце концов можно остановится на солидных, пользующихся
деловой репутацией и дорожащих своим именем риэлторских
организациях. Одно но: эти фирмы за услуги берут процент
от сделки, как правило от 5 процентов и выше. Когда у тебя
каждая копейка на счету, миллионы отдавать за посредническую
услугу глупо.

Есть более экономный способ покупки квартиры -- по
объявлению. Но там ты действуешь на свой страх и риск и, не
зная тонкостей квартирного рынка, можешь в результате сделки
остаться и без денег, и без квартиры.

Начать я решил со свободного, самостоятельного поиска. В
газетном киоске скупил все местные газеты, публикующие
объявления о купле-продаже недвижимости. Особенно полезным
оказался многостраничный еженедельник "Что почем...". Его
издатели ориентировали читателей в бурном море
недвижимости, публиковали средние цены на разные квартиры в
разных районах города. Пробежав глазами колонки с
однокомнатными квартирами, я еще раз убедился, что военная
служба не столь уж доходное дело, как думают некоторые.

Объявления о продаже недвижимости в газетах различались
объемом информации. В том же "Что почем..." сообщалось: "1 --
комн. кв., 18 кв.м., кухня 9 кв.м., с/у раздельный, 3/5 эт.
кирпичн. дома, балк., Беляева/Астраханская, телефон такой-то,
Сергей Николаевич". Некоторые объявления были рассчитаны на
людей, в большей степени знакомых с квартирным бизнесом. В
них меньше пояснений, но разобраться все равно было не
сложно: "1 -- комн. кв., 16/30/7 кв.м., 1/5 пан. дома, с/у
совм. Киров. р-н". Большинство газет, экономя площадь,
вообще давало минимальную информацию о продаваемом жилье:
"1 к. кв., СХИ; Срочно. 2 к. кв. Зав. р-н".

Первое разочарование меня подстерегло после того, как я
детально изучил все объявления о продаже недвижимости.
Желающих продать комнаты, судя по информации, практически не
было. Квартиры -- пожалуйста, дома -- сколько хотите,
коттеджи -- готовьте денежки. Из сотен объявлений я смог
выбрать пять, в которых к продаже предлагались комнаты.
Второй удар -- из пяти комнат три неприватизированные.
Решающий нокаут -- приватизированные комнаты продают
посредники, плата за услугу один миллион.

Нет, брат, так дело не пойдет, будем работать на опережение.
Я разыскал редакцию еженедельника, страницы которого
пестрели объявлениями о продаже недвижимости, нашел комнату,
в которой принимали купоны, вырезанные из газеты, для
публикации объявлений. Женщина, забирающая
заполненные купоны, услышав мою просьбу, улыбнулась.

-- Вы думаете, что первый додумались до этого? И фирмы, и
посредники, работающие на свой страх и риск, делают все,
чтобы получить информацию до ее публикации, опередить
конкурентов, оперативно связываться с теми, кто продает
жилье. Поверьте на слово, плиткой шоколада они не
рассчитываются.

Смутившись, я постарался запрятать шоколадку в карман. Это
еще больше рассмешило мою собеседницу.

-- У вас телефон есть? -- задала она вопрос.

-- Нет, а что?

-- А как же вы думали получить необходимую информацию?
Собираетесь устроиться к нам внештатным сотрудником и все
свободное время проводить в редакции? Или каждый вечер
будете встречать меня с плиткой шоколада? -- пошутила
приемщица объявлений. -- Не выйдет, у меня муж ужасно
ревнивый.

Я промолчал, осознав абсурдность своих действий.

-- Вам лучше всего самому подать объявление с изложением
своих требований -- что, где и почем вам нужно. Вот
только как продавцы смогут с вами связываться? -- она на
секунду задумалась. -- Попробую вам помочь. Есть у меня
соседка-пенсионерка, подрабатывает домашним секретарем.

Женщина набрала номер телефона, трубка отозвалась короткими
гудками. Только после четвертого или пятого набора телефон
оказался не занятым.

-- Софья Петровна, это Валя звонит, -- представилась
звонящая. -- Как дела, как здоровье?

Минуты три она слушала ответ, не перебивая словоохотливую
Софью Петровну, и только потом обратилась с просьбой:

-- У меня клиент сидит. Он хочет дать объявление о покупке
комнаты. Можно указать ваш телефон? Я не думаю, что будет
много звонков. Он за доставленное беспокойство заплатит.

Собеседница на другом конце телефонной линии замолчала,
обдумывая предложение, потом задала несколько вопросов. Я их
не расслышал. Валя, бросив в мою сторону мимолетный взгляд,
вновь не могла сдержать улыбку.

-- Положительный, не старый, симпатичный, -- стала
перечислять она, по всей видимости, мои данные. -- Нет, за
это не беспокойтесь, человек порядочный. Деньги? Дадим
объявление, посмотрим сколько будет звонков, а потом он с
вами рассчитается. Значит, договорились, -- подытожила
разговор Валентина и положила трубку.

-- Спасибо за помощь, -- поблагодарил я свою
покровительницу.

-- Чего уж там, у самой муж бывший военный. Нам повезло, мы
службу здесь, в городе закончили, муж до увольнения успел
квартиру получить.

-- А как вы догадались, что я военный? -- поинтересовался я.

-- А кто еще будет предлагать за услугу шоколадку и при этом
стесняться, словно он дает крупную взятку? -- пошутила Валя,
затем, перейдя на серьезный тон, объяснила: -- Короткая
стрижка, наглаженные брюки, начищенная обувь, плюс в руках
не паспорт, а маленькая книжечка -- значит, удостоверение
личности. Конечно, вы могли быть из МВД, но те ведут себя
немного по-другому, более самоуверенны, сразу же предъявляют
удостоверение.

Следующий четверг я несколько раз перечел свое объявление,
оперативно помещенное в газете: "Куплю, приватиз. комнату по
разумной цене. Посредников не беспокоиться. Телефон
такой-то".

Я еле дождался пяти часов, набрал номер Софьи Петровны.
Вначале, как посоветовала Валентина, поинтересовался ее
здоровьем. Мне с трудом удалось выслушать ее рассказ о
поднявшемся с утра давлении, лекарстве, которое она выпила,
соседке, ежедневно выбрасывающей мусор мимо мусоропровода.
Только минут через пять Софья Петровна, отвечая на мой
наводящий вопрос, сообщила, что было три звонка, но впустую:
все комнаты не приватизированные, оформляются через
прописку. Такой вариант меня не устраивал.

Пик звонков с предложениями пришелся на субботу, но ни один
из предложенных вариантов мне не подходил -- или комнаты
были без удобств, в старом фонде, или продавцы заламывали за
них цену, которая мне была не по карману и вплотную
приближалась к стоимости однокомнатных малосемеек.

Потерпев первую неудачу, я решил не отвергать услуги фирм,
занимающихся куплей-продажей недвижимости. У меня скопилось
немало газет, в которых они предлагали свою помощь.
Воскресный день я посвятил тому, что попытался составить из
газетных вырезок рукописный справочник -- указатель
организаций и фирм, помогающих гражданам, имеющим наличные,
приобрести жилье. Их по Саратову оказалось больше четырех
десятков. Вывод напрашивался сам: или это довольно выгодный,
прибыльный бизнес, или же все жители города были озабочены
тем, как купить или продать жилье, а отсюда и количество фирм
-- как известно, спрос рождает предложение. Названия фирм
могли прийтись по душе покупателям с различными вкусами и
запросами: непритязательные -- "Народная недвижимость",
"Волжская недвижимость"; интригующие -- "Фаворитка",
"Мираж", "Ваш шанс"; малопонятные непосвященным -- "АНТ",
"Би-Джи-Ви", "Поллукс"; сухие, но многообещающие -- "Деловой
центр", "Промышленный капитал".

Почти все они сообщали, что оперативно оформляют документы,
обеспечивают конфиденциальность и безопасность сделки.

Понедельник я начал со звонков. Очередность фирм, в которые
звонил, определял методом "прямого указательного пальца". Не
глядя в список, задерживал палец у строчки, дающей
информацию и телефон фирмы.

После пятого звонка я с точностью до 99 процентов знал
содержание еще не состоявшегося разговора:

-- Алло, я звоню по объявлению.

-- Очень приятно. Вы продаете или покупаете квартиру?

-- Я бы хотел купить приватизированную комнату, в
коммунальной квартире.

-- Какой суммой вы располагаете?

-- Девушка, а вы не могли бы мне назвать, какие комнаты, по
какой цене ваша фирма продает?

-- Одну минуточку, я посмотрю список.

Минуты две-три слышалось шуршание переворачиваемых страниц и
моя собеседница, реже собеседник голосом, в котором явно
прослушивались нотки сочувствия, сообщала:

-- Вы знаете, на данный момент приватизированных комнат
нет, но вы не огорчайтесь, звоните, заходите. Наша фирма
всегда рада помочь.

На этот раз цифра тринадцать оказалась счастливой и для
меня. В тринадцатый раз палец задержался у строчки агентства
недвижимости акционерного общества "Конверсия".
Голос девушки, чуточку уставшей от непрерывного телефонного
общения, показался мне ангельским:

-- Агентство располагает тремя приватизированными комнатами
-- две в Ленинском районе, одна в Заводском. Приезжайте,
договоримся, когда комнаты можно будет посмотреть.

Узнав сумму, которую я мог потратить на приобретение
комнаты, девушка, обеспечивающая связь покупателей и
продавцов, стала названивать хозяевам двух комнат. За третью
просили больше, чем я мог заплатить.

Минут через десять появились двое мужчин: помоложе --
водитель, постарше -- агент фирмы, показывающий квартиры.
Пока я их поджидал, успел выяснить: "Конверсия" --
акционерное общество, объединяющее бывших военных,
кроме квартир занимается переподготовкой, трудоустройством
отставников и много чем еще. Про себя я подумал: независимо
от того, как решится комнатная проблема, связи с ними не
терять.

-- Не возражаете, если мы по пути заберем одну бабульку,
сначала покажем ей однокомнатную квартиру, а потом повозим
вас? -- спросил меня сотрудник фирмы.

-- Зажиточная бабушка, -- пошутил я. -- Может себе квартиру
купить. А тут после двадцати лет службы еле-еле на комнату
наскребаю.

-- Что, тоже наш брат отставник? -- поинтересовался
старший.

-- Да. Служил во Владикавказе, решил сюда, поближе к
родственникам перебазироваться, -- объяснил я.

-- Андрей, -- протянул руку старший.

-- Анатолий, -- представился водитель.

-- Александр -- отрекомендовался я.

-- Смотри ты, -- пошутил водитель, -- три "А" -- Андрей,
Анатолий, Александр. Не иначе, вам сегодня повезет,
загадывайте желание.

-- Три "А" тут ни при чем, -- поправила его сидящая за столом
с телефоном девушка. -- Желания загадывают тогда, когда
находятся в окружении людей, носящих одно имя.

Бабулька оказалась довольно шустрой, словоохотливой
старушенцией, не замолкавшей ни на минуту пока мы ехали от
ее дома к району предназначенной на продажу однокомнатной
квартиры.

Место -- вдали от городского шума, в укромном дворике --
и сама квартира -- небольшая, но светлая, с приличной кухней
-- лично мне бы подошли, если бы я располагал необходимой суммой.

Бабушка, как заправский агент по недвижимости, оглядела все
уголки, вслух высказывая свое мнение о достоинствах и
недостатках квартиры, покрутила краны на кухне и в ванной,
слила воду из бачка в туалете. Я с Андреем следовал за ней
по пятам. Одного обхода старушке показалось недостаточно, и
она совершила, теперь уже в сопровождении Андрея, второй
круг.

-- Ну что, Лидия Федоровна, -- обратился к ней Андрей, --
кажется, из четырех квартир, которые вы посмотрели, это самая
подходящая. Двор тихий. Этаж второй. Кухня большая. Пол
паркетный. Рядом с домом продовольственный магазин. Все ваши
требования мы постарались учесть. И самое главное, хозяину
позарез нужны деньги, поэтому цену он не заламывает. Я
думаю, лучшего варианта нам не найти.

Пока Андрей говорил, старушка кивала головой, соглашаясь с
его доводами, но ее реакция на последние слова оказалась
необычной. Лидия Федоровна несколько раз всхлипнула, а затем
заплакала в полный голос. Крупные слезы, какие бывают обычно
у несправедливо обиженных маленьких детей, побежали по
морщинистым щекам. Старушка маленькими кулачками размазывала
их по всему лицу.

-- Что такое? Что случилось? Вам плохо? -- попытался
вопросами остановить град слез Андрей.

-- Прости ты меня, дуру старую, сыночек, -- сквозь рыдания
выдавила бабулька. -- Все это время я вас обманывала. Свою
двухкомнатную квартиру продавать, а однокомнатную покупать
я не собиралась.

-- Лидия Федоровна, зачем же вы ездили, смотрели
однокомнатные квартиры? -- не мог скрыть удивления Андрей.

-- Эх, сыночек, доживешь до моих лет -- поймешь. Сын с
невесткой со мной живут, но они все время на работе. Придут
домой усталые, поедят и сразу к телевизору. От снохи доброго
слова за то, что обед приготовила, ребенка в школу отправила,
не дождешься. Подружек во дворе почти не осталось, а те,
которые живы, с ними неинтересно. Выйдут во двор на лавочке
посидеть -- весь разговор про болячки да жалобы на зятьев и
снох. Старый человек никому не нужен. А у вас тут такое
уважение ко мне. Машину к подъезду подаете, подруги понять
ничего не могут, от зависти лопнуть готовы. По городу
катаете. Мне в автобус или трамвай залезть трудно, а с вами
я почитай по всему городу поездила, хоть вспомнила какой он,
город-то. И потом, кому моя болтовня интересна, а вы меня
слушали, никогда не перебивали.

По лицу Андрея я понял, что он не знал, сердиться или
рассмеяться на ее выходку. Я же с трудом сдерживал
распирающий меня смех.

Лидия Федоровна зарыдала еще громче.

-- Сыночек, что со мной теперь будет? Меня судить будут? Я
вот даже немного конфет и сухариков с собой прихватила, а то
пока в тюрьме накормят -- с голоду помрешь.

Она вытащила из кармана горсть конфет вперемешку с
маленькими темными сухарями. Видеть это было свыше
человеческих сил. Вначале я, затем Андрей захохотали в
полный голос.

-- Лидия Федоровна, -- переборов приступ смеха, обратился к
старушке Андрей, -- не волнуйтесь. Сейчас мы отвезем вас
домой. Только просьба, больше так не поступайте. В фирмах
всякие люди бывают, могут не простить вам потерянного
времени и бензина.

Анатолий, который до этого, видимо, осматривал квартиру,
встретил нас вопросом:

-- Ну что, сделка состоялась? Лидия Федоровна, будем пить
шампанское?

Мы не удержались от нового взрыва хохота. До самого дома
бабушка молчала. Выйдя из машины у подъезда, перекрестила
водителя, нас, проговорила напоследок:

-- Дай вам Бог, сыночки, здоровья, счастья и чтоб в старости
было у вас, с кем перемолвиться словом.

Осмотр коммунальных комнат положительных результатов не
принес. Одна комната в коммуналке по улице Ломоносова
походила на длинный пенал, в котором можно было поставить
кровать, стол, шкаф и после этого все жизненное
пространство оказалось бы занятым. В доме, где располагалась
вторая, из коммунальных услуг в наличии только холодная
вода. Комната находилась в конце длинного коридора. В
коридор выходило еще чуть ли не десяток дверей, за которыми
живут люди. На общей кухне было всего две газовые
двухконфорочные плиты и одна раковина.

Увидев мое сразу же помрачневшее лицо, Андрей и Анатолий в
один голос заявили:

-- Не отчаивайся, что-нибудь подберем.

-- Да я уже и не надеюсь, что с моими капиталами можно а
Саратове купить комнату, -- высказал я мучившие меня
опасения.

-- Не переживай, -- ободрил Андрей, -- запишешь наш телефон,
будешь звонить каждый день. Наши девчата обзвонят подруг,
друзей из других фирм. Мы иногда кооперируемся, выручаем
друг друга, сообщаем нужную информацию, иногда даже клиентами
делимся, если сами не можем выполнить заказ.

Я доехал со своими новыми знакомыми до здания на Пугачевской
улице, где размещалась фирма. По дороге прошел краткий
инструктаж, какие подводные камни могут возникнуть на пути
желающего приобрести недвижимость. Звонить Софье Петровне,
уточнять у нее результат прошедшего дня было еще рановато, и
я решил прогуляться по центральной -- Московской улице. В
моем списке значилось семь фирм, облюбовавших в качестве
резиденции дома на Московской. Из окна троллейбуса я
всматривался в номера домов, выискивая необходимые мне.

По закону подлости, они, как правило, располагались где-то
посередине между двумя остановками. Я посетил несколько фирм
-- безрезультатно. Приватизировать комнату по существующим
правилам можно только с согласия всех обитателей коммуналки,
а по новым законам -- лишь коммуналку полностью. Вот
поэтому приватизированная комната в коммунальной квартире
-- это скорее исключение из правил, чем правило. В этом я
убедился, беседуя в агентствах по недвижимости. Ноги мои
гудели от усталости. У меня оставались адреса еще трех фирм,
но я решил сделать последний визит и на этом завершить свой
рабочий день. На четвертый этаж, где располагалось агентство,
я поднялся, делая остановки на кждом лестничном пролете.
Агентство представляло собой большую комнату, разделенную
капитальной перегородкой на две части.

В первой, довольно узкой, стояло несколько стульев для
посетителей, размещался письменный стол, за которым сидела
девушка, отвечавшая на звонки по телефону. Через открытую
дверь была видна часть пространства второй половины комнаты.
Там обстановка была посолиднее, стояли несколько кресел,
диван. На высоком, типа журнального, столике попыхивал
электрический самовар. В комнате оживленно переговаривались
несколько прилично одетых молодых парней.

Выслушав меня, девушка, не вставая с рабочего места, громко
произнесла:

-- Мальчики, кажется у кого-то была приватизированная
комната в коммуналке?

Я подумал, что ее голос вряд ли будет услышан в соседней
половине из-за стоящего там шума, однако ошибся. В дверном
проеме появился плотный парень лет двадцати пяти -- двадцати
семи, в темном костюме, белой рубашке и галстуке под цвет
костюма.

-- У меня есть комната, -- ответил парень секретарше.

-- Вот клиента интересует комната, -- девушка кивнула в мою
сторону.

-- Комната восемнадцать метров, дом кирпичный, паровое
отопление, на общей кухне газ, холодная вода. Коридорная
система. Комнаты расположены далеко друг от друга, Правда,
первый этаж, но цоколь высокий. Реализуется через дарение.
Документы мы оформим сами в течение двух дней, -- парень
замолчал, давая мне возможность осмыслить услышанное.

-- А цена? -- задал я больше всего прочего волнующий меня
вопрос.

Парень вновь посмотрел в записную книжку.

-- Одиннадцать миллионов.

-- Сюда входит и вознаграждение фирмы? -- уточнил я.

Он молчал несколько секунд, прежде чем ответить. Для чего-то
снова открыл записную книжку.

-- Да, процент от сделки фирме и расходы по оформлению в
сумму заложены.

Я лихорадочно стал прикидывать, смогу ли я, с учетом тещиных
накоплений, набрать такую сумму. С сожаление понял -- не
получится.

Девушка первой поняла смысл переживаний, отразившихся на
моем лице.

-- Вы поезжайте, посмотрите комнату, а потом будете говорить
о деньгах, -- предложила она.

-- Жаль, но одиннадцать миллионов мне не наскрести, --
честно признался я.

-- У меня рабочий день все равно кончается, мне в тот район
по пути, так что комнату вам могу показать, если подойдет --
посмотрим что можно будет сделать, -- парень явно не хотел
терять клиента.

-- Хозяин там живет? -- поинтересовался я.

-- Нет. У нас договоренность. С ним по телефону связаться
невозможно, поэтому он каждый день с трех до шести ждет
представителей фирмы с клиентами.

-- Хорошо, я согласен, давайте посмотрим комнату, а потом
будем разговаривать о цене, -- решил я.

-- У вас паспорт с собой? -- поинтересовалась девушка.

-- А зачем? -- удивился я.

-- У нас заведен такой порядок -- если клиент хочет
осмотреть квартиру, выписываем смотровой ордер. Бесплатно
отвозим к месту показа. Клиент берет на себя обязательство,
если жилье подходит, дальнейшие переговоры, оформление
документов вести только через сотрудников фирмы. У нас были
случаи, мы показывали квартиру, а затем покупатель пытался
действовать напрямую, минуя нас, непосредственно с
хозяином.

Я подумал, что меры, принимаемые фирмой, логичны и разумны и
протянул свое удостоверение личности. По просьбе девушки
сообщил адрес тещи, по которому проживал в настоящее время.

В отпечатанном на фирменном бланке договоре, куда девушка
ручкой вписала данные моего удостоверения и место
жительства, фирма брала на себя обязательства по соблюдению
всех формальностей, связанных с продажей комнаты,
оформлением документов. Я же обязывался, в случае
несоблюдения условий договора с моей стороны, выплатить
неустойку в размере 10 процентов от стоимости комнаты. При
невыполнении соглашения по вине фирмы неустойка
выплачивалась мне.

-- Женя, -- обратилась девушка к парню, -- какую сумму
вписывать в графу "Предварительная оценка квартиры"?

-- Десять миллионов, -- отозвался тот.

По дороге я попытался получить у Евгения ответы на некоторые
вопросы. Он охотно и подробно отвечал. Почти все, судя по
словам Евгения, меня при покупке данной комнаты могло бы
устроить. Единственный момент, вызывающий настороженность,
-- то, что комната оформлялась не куплей-продажей, а
дарением. Хотя этому можно было найти объяснение -- попробуй
собери всех жильцов коммунальной квартиры, чье согласие на
продажу комнаты и личное присутствие при оформлении
документов требуется в соответствии с действующими законами.

Комната мне понравилась. Хозяин -- мужчина пенсионного
возраста, с орденскими планками, назвавшийся Глебом
Семеновичем, -- за время показа произнес два-три слова. Зато
представитель фирмы -- Евгений -- заливался соловьем. С ним
мы договорились встретиться завтра утром и окончательно
решить с ценой.

-- Может, я сам поговорю с хозяином и он сбавит хотя бы
миллион? -- высказал я предложение, когда мы вышли на улицу,
оставив Глеба Семеновича в пустой квартире.

-- С хозяином торг не получится, -- ответил как о чем-то
решенном раз и навсегда Евгений. -- Мы уже пытались. Он
стоит на своем. Попробую уговорить руководство фирмы и
скостить тысяч на пятьсот оплату услуг.

Мы распрощались. Я, узнав, что рядом с домом находится
трамвайная остановка, решил дальше добираться
самостоятельно.

На остановке скопилось немало народа. Трамвая все не было и
не было. Если Глеб Семенович сам не подошел ко мне, я бы не
узнал его, хотя и видел какой-то десяток минут назад.
Надвинутая на брови шапка и толстая куртка делали его
малоузнаваемым.

-- Что, не понравилась комната? -- несколько удрученно
спросил он.

-- Почему не понравилась? -- удивился я. -- Комната по
сравнению с теми, что мне довелось увидеть, хорошая. Вот
только цена кусается.

-- Большая цена? -- теперь он не скрывал удивления. -- Да я
знаю, в соседнем подъезде двенадцатиметровку за такую же
цену продали. Просто мне не везет. Второй месяц не могут
найти покупателя.

-- Комната большая, -- согласился я. -- Но и одиннадцать
миллионов, согласитесь, по нашим временам тоже деньги
немалые.

-- Какие одиннадцать миллионов? -- брови на его лице полезли
вверх.

Я подумал, что он не знает о проценте, который берет фирма за
оформление документов и услуги, попытался пояснить:

-- Десять миллионов вам и миллион за услугу посреднику.

-- Это какое-то недоразумение. Я прошу за комнату пять
миллионов.

Я присвистнул от изумления:

-- Ничего себе наварчик, в шесть миллионов.

-- Теперь понятно, почему они мне не могут так долго найти
покупателя, -- возмущенно произнес Глеб Семенович. Лицо его
выразило досаду. -- Завтра утром пойду и скажу, что от услуг
фирмы отказываюсь.

-- Я у них на крючке, -- теперь огорчиться пришлось мне, --
мы подписали договор, по которому придется выплачивать
неустойку, если я откажусь от услуг фирмы при покупке вашей
комнаты.

-- Так как же быть? -- спросил хозяин.

-- Давайте завтра утром встретимся на Московской и вместе
зайдем в фирму. Вы при мне назовете цену комнаты, а я уже с
ними решу, сколько платить за услуги, -- немного подумав,
выдвинул я, как мне казалось, самое разумное предложение.

-- Но почему на Московской? -- не согласился он. -- Мне туда
не с руки.

-- Ведь там же помещение, в котором разместилась фирма, -- я
почувствовал раздражение от его непонятливости.

-- При чем тут Московская! Я обращался в фирму,
расположенную недалеко от моего дома, в другом районе -- в
Заводском.

-- Может быть, там находится филиал фирмы? -- высказал я
предположение. -- Ваша как называется?

Глеб Семенович порылся в кармане и протянул мне бумажку с
названием фирмы-посредника и ее телефонами. Названия фирм
не только не совпали, в них не было даже одинаковых букв.

-- Вы отдавали в свою фирму какие нибудь документы по
комнате? -- поинтересовался я.

-- Конечно. Иначе они не стали бы со мной и разговаривать.

Мы договорились на следующее утро вначале побеседовать с
сотрудниками той фирмы, куда обратился он, а затем, выслушав
их объяснение, съездить на Московскую.

Домой я возвратился поздно. Теща сочувственно выслушала
рассказ о моих поисках. Одобрение хлопот продемонстрировала
тем, что несколько раз подливала мне в тарелку наваристого,
густого борща. Только сейчас я почувствовал, как
проголодался. За целый день я не нашел свободной минуты,
чтобы перекусить.

Первый автобус из поселка в Саратов уходил рано утром. Кроме
меня в нем ехали женщины -- продать на рынке сметану,
творог, молоко. Когда-то крепкий колхоз, который обеспечивал
работой большую часть жителей поселка, развалился, и теперь
продажа продуктов из подворья была для них основным
источником существования. Водитель немного побурчал, когда
его просьбу передавать деньги за проезд выполнил я и еще
несколько человек. Остальные бабки пообещали расплатиться
после торгов за этот и обратный рейс.

На место встречи я пришел со значительным зазором во
времени, и мне около часа пришлось ждать Глеба Семеновича.
Еще с полчаса мы подышали свежим воздухом вместе, дожидаясь,
когда прибудут сотрудники фирмы, хотя по информации, на
написанной и приколотой к двери таблички, она должна быть
открытой два часа назад.

Фирма арендовала комнату у другой организации. Комнатенка
была маленькой, неопрятной. В ней размещалось три письменных
стола, поставленных почти вплотную друг к другу. Судя по
обстановке и стенам, которые давно нуждались в ремонте,
фирма или только становилась на ноги, или подошла к своему
закату. Глеба Семеновича сотрудники узнали сразу. Высокая
длинноволосая блондинка, поднявшись со своего места,
дружелюбно улыбнулась ему:

-- Проходите, садитесь.

Дедок сделал несколько шагов от двери, но садиться не стал.

-- Я вот решил не дожидаться, покуда вы покупателя
приведете, сам нашел, -- довольно агрессивно заявил он.

Теперь блондинка одарила улыбкой меня. Так обычно улыбаются
перед фотоаппаратом, после слов фотографа: "Внимание! А
сейчас вылетит птичка!"

-- Вы желаете купить комнату? -- задала она мне вопрос.

-- Да.

-- А вы ее видели? -- уточнила блондинка.

-- Вчера вечером.

-- Значит, она вам подходит? -- спросила посредница.

-- Если бы не подходила, я бы не пришел сюда, -- вполне
резонно отозвался я.

Девушка полистала толстую общую тетрадь, сделала какие-то
записи на одной из страниц. Из нижнего ящика письменного
стола достала папку с бумагами, внимательно перечитала их.

-- Комната к продаже готова, -- обратилась она ко мне. --
Там никто не прописан. Все документы в наличии. Вам нужно
иметь с собой паспорт, -- она на секунду замялась, снова
посмотрела в какую-то бумажку, -- и девять миллионов.

-- Как девять?! -- взорвался дед. Лицо его побледнело. -- Я
вам предложил комнату за пять миллионов, а вы требуете с
покупателя девять!

-- Глеб Семенович, успокойтесь, -- вмешался в разговор
молодой, немного обрюзгший мужчина, сидящий за одним из
столов. -- Вы получите все, что вам причитается.
Предоставьте фирме возможность совершить сделку.

-- Сам ты, цуцик, успокойся, -- брызгая слюной, в полный
голос заорал дедок. -- Собрались тут мошенники. Я еще
разберусь, почему моей квартирой торгует другая
шайка-лейка.

-- Какая шайка? -- удивилась блондинка.

-- Они вчера мне покупателя привезли. Я думал от вас. А это
совсем из другой фирмы. Вы хоть девять миллионов требуете, а
те вообще обнаглели -- одиннадцать миллионов пытались с
человека содрать.

Мужчина и блондинка переглянулись.

-- Так вам эту комнату предложила другая фирма? -- задала
мне вопрос девушка.

-- Да.

-- И они запросили за комнату одиннадцать миллионов?

-- Одиннадцать миллионов с учетом вознаграждения фирмы и
оплаты за оформление, -- подтвердил я.

-- А как называется фирма? -- вмешался в разговор мужчина.

Я сказал. Мужчина вопросительно взглянул на свою
компаньонку. Та кивнула головой.

-- Да, я давала им адрес, говорила о требованиях хозяина.
Сказала, что мы испытываем трудности с поиском покупателей.

-- Глеб Семенович, -- обращаясь к деду, произнес мужчина, --
это обычная практика. Все так поступают. Если на квартиру
нет покупателя, сообщают информацию другим фирмам. Они в
случае успеха делятся процентом от сделки.

-- Да начхать мне на твою практику! -- дед кипел от
возмущения. -- Начхать мне на твои проценты! Где же это
видано, чтобы перекупщик в два раза повышал цену? Найдете вы
покупателя, как же! Держи карман шире!

-- Успокойтесь, -- еще раз попытался сгладить ситуацию мужчина.
-- Я сейчас позвоню туда и мы решим все вопросы полюбовно.

-- Пусть звонит, -- принял я предложение посредника.

-- Вы знаете фамилию того человека, который представлял
фирму? -- спросил он.

-- Фамилию не знаю. Зовут Евгений.

Разговор длился минут пять. Наш посредник не скрывал
возмущения, выражений особо не выбирал, но у меня
складывалось впечатление, что возмущение это наигранное и
весь разговор -- игра на публику. Окончив переговоры, он
выдержал паузу, затем обратился ко мне:

-- Вы подписывали договор, что при покупке данной комнаты
обязуетесь пользоваться исключительно услугами названной
фирмы?

Я не стал скрывать, что поставил свою подпись под договором.

-- Ориентировочную цену вы тоже определили?

-- Не я, а фирма, -- на мой взгляд, это была существенная
поправка. -- Причем стоимость комнаты определялась до того,
как я ее осмотрел.

-- Это не меняет сути дела, -- вмешалась блондинка.

-- Все гораздо сложнее, чем я думал, -- посредник вновь
замолчал.

Брови его поползли к переносице, на лбу появилась волна
морщин. Очевидно, это должно было отображать глубокий
мыслительный процесс.

-- Я предлагаю компромисс. Вы платите хозяину пять миллионов,
один миллион нам за услугу, миллион фирме, показавшей вам
квартиру, и тысяч триста вам придется выложить за
нотариальное оформление права на собственность. Наша фирма
теряет определенный доход, но в данном случае мы согласны
на это.

Я колебался. Семь миллионов триста тысяч -- это была
приемлемая цена за комнату. Мне бы даже не пришлось брать
деньги у тещи. С другой стороны, жалко было выкладывать два
миллиона ни за что ни про что. Один миллион -- куда еще не
шло. А второй -- выходило за то, что меня пытались сделать
дураком, облапошить. И за это я еще должен заплатить.
Воистину -- Поле чудес в Стране дураков. Лиса Алиса и кот
Базилио налицо. Единственно не заставляют произносить
бедного Буратино волшебное "креск, фекс, пекс". Да, роль
Буратино меня что-то не особо прельщала.

-- Решайте, -- поторопил меня посредник. -- Я обещал
перезвонить Евгению через десять минут. Ведь вы от сделки
только выигрываете.

Я не успел ничего сказать. Глеб Семенович, который стоял
рядом с блондинкой, дернул папку с документами, вырвал ее из
рук девицы и, устремившись к дверям, выкрикнул:

-- Хрен вам, а не два миллиона! Обойдемся без ваших услуг.

Перед выходом из здания нас догнала запыхавшаяся блондинка.

-- В папке, кроме ваших, есть другие документы. Верните их,
-- потребовала она.

-- А где пожалуйста? -- ехидно процедил сквозь зубы дед.

-- Пожалуйста.

Глеб Семенович поковырялся в документах, отобрал свои.
Овладев папкой, девица повела себя более агрессивно.

-- Вы еще пожалеете, -- голосом, в котором явно
прослушивались презрение и угроза, произнесла она. -- Это вам
даром не пройдет.

-- Ах ты спидоноска, -- рявкнул дедок. -- Ты меня еще пугать
будешь! Да я пацаном с японцами воевал и ничего не боялся. А
теперь, перед могилой, какой-то шушеры испугаюсь.

Он сделал шаг по направлению к блондинке, та стремительно
ретировалась вглубь здания.

Выйдя на улицу, мы держали совет. Глеб Семенович предлагал
пойти в милицию, заявить о мошенничестве, а потом самим
оформить сделку у нотариуса. Я считал, что в милицию идти
смысла нет. Там нашим делом никто заниматься не будет.
Пострадавших нет. А кто и сколько просил за оказание услуг
-- это милицию не касается. Рынок он и есть рынок. Нам был
необходим совет опытного в таких делах человека. Я набрал
телефон агентства "Конверсия". Андрея на месте не
оказалось. Он отпросился с работы, встречал какого-то
родственника. Завтра с 9 часов будет на месте.

Выпив по кружке пива, обсудив план дальнейших действий, я
расстался с Глебом Семеновичем. А вечером ко мне пожаловали
гости.

Теща, обрадованная тем, что я вернулся пораньше, приготовила
праздничный ужин, наделала пельменей. Мы сидели на кухне,
когда в окна, выходящие на улицу, кто-то громко постучал.

-- Кого это глядя на ночь принесло? -- удивилась Мария
Константиновна. -- Наши поселковые никогда в окно не
стучат.

Я вышел во двор. У калитки темнели две мужские фигуры.

-- Казьмин Александр Иванович здесь живет? -- спросил один
из незнакомцев.

-- Здесь.

-- А как бы его повидать?

-- Зачем? -- поинтересовался я.

-- Дело есть, -- раздраженно произнес мой собеседник.

-- Что за дело?

-- Проблемы с квартирой, -- вмешался в разговор второй
мужчина.

Я подошел к калитке.

-- Слушаю вас.

-- Так ты Казьмин? -- удовлетворенно хмыкнул тот, который
первым начал разговор. -- Тебе просили передать: комнату
можешь покупать по цене хозяина, но если завтра до вечера
не привезешь два миллиона, включат счетчик.

-- Кто просил передать? -- уточнил я, хотя и не сомневался,
от кого исходит поручение.

-- Не придуряйся, падла, -- стоящий ближе ко мне мужчина
вцепился в ворот моей куртки и рванул на себя. Наши лица
оказались рядом. От мужика исходил стойкий запах водочного
перегара.

"Профессиональный рэкетир на дело пьяным не пойдет" --
подумал я. Освободиться от удержания было не сложно. Я
обхватил обеими руками запястье противника и резким
движением снизу вверх сорвал захват. Его локтевой сгиб
оказался между двумя вертикальными досками калитки,
приколоченными на некотором расстоянии друг от друга. Если
бы я захотел сломать ему руку -- в данной ситуации для этого
не пришлось бы прикладывать больших усилий. Мужик взвыл:

-- Отпусти, больно же.

-- Кто тебя послал? -- повторил я вопрос.

-- Женька, из квартирного бюро.

Я отпустил руку и одновременно открыл калитку. Мужик,
потеряв равновесие, шлепнулся на землю. Второй сделал шаг по
направлению ко мне.

-- Стоять, -- резко выкрикнул я. Моя левая рука нырнула в
карман куртки. Там находился всего лишь навсего обычный
карманный фонарик, но в темноте задранный конец куртки,
направленный в сторону мужчины, выглядел довольно
устрашающе.

-- Только не надо оружия, -- пробормотал второй рэкетир. --
Мы ведь всего лишь выполняем чужую просьбу.

-- Как вы сюда добрались? -- спросил я.

-- На соседней улице нас ждет машина, -- торопливо произнес
мужчина. Он помог подняться напарнику и они, повернувшись ко
мне спиной, ускоренным шагом направились от дома тещи.

Держась на некотором расстоянии, я проводил их до машины.
Левую рук демонстративно держал в кармане. Убедившись, что
незваные гости уехали из поселка, я вернулся домой. С
полчаса посидел на лавочке и лишь когда сильно замерз
вернулся в дом. Тещу уже начало волновать мое длительное
отсутствие.

-- Ты где так долго пропадал? -- встретила Мария
Константиновна меня вопросом.

-- Из города приезжали ребята, наклевывается вариант с
комнатой, -- соврал я, не желая ее беспокоить.

Спал я плохо. Несколько раз просыпался, вставал и выходил во
двор. У меня не было твердой уверенности, что незваные
гости не появятся ночью большим числом и не учинят
какую-нибудь пакость. Однако все обошлось.

Утром мы встретились с Глебом Семеновичем у здания фирмы
"Конверсия". Андрей молча выслушал наш рассказ о
махинации с комнатой. В конце разговора задал вопрос деду:

-- Документы на комнату у вас с собой?

Глеб Семенович протянул конфискованные у блондинки бумажки.

Просмотрев их, Андрей удовлетворенно кивнул головой:

-- Все в порядке!

-- Так нам дальше действовать без оглядки на фирму? --
спросил я.

Андрей немного подумал, прежде чем ответить.

-- Конечно, история, в которую вы влипли, не очень хорошая,
но у нас есть козыри -- сама фирма себя вела, мягко скажем,
не по-джентльменски. Если их припугнуть, что поставите в
известность комитет по управлению имуществом города,
ассоциацию риэлторских фирм, они не захотят шума. Мне бы не
хотелось портить с коллегами отношений, но чего не сделаешь
для своего брата -- отставника.

Выслушав напарника, Анатолий также согласился помочь нам
выпутаться из щекотливой ситуации. Я с дедом оставался
караулить машину, Андрей и Анатолий пошли на переговоры.
Такой вариант предложил Андрей, и я, здраво поразмыслив, с
ним согласился.

Переговоры продолжались около часа. Глеб Семенович уже стал
подбивать меня идти на выручку ребятам, когда они, оживленно
переговариваясь, появились у машины.

-- Пляши, -- пошутил Андрей, размахивая договором над
головой. -- С тебя бутылка. Считайте, проблема решена.
Единственное неприятное условие -- ты отказываешься от
покупки комнаты. Тут уж мы ничего не могли сделать. Пришлось
пообещать. Иначе они ни на какие уступки не шли. Заело
самолюбие.

-- А что же мне теперь делать? -- в голосе Глеба Семеновича
слышался упрек. -- Самому придется искать покупателя?

-- Не волнуйтесь, мы поможем. Срок три-четыре дня.
У нас есть несколько человек, желающих купить
приватизированную комнату. Вы за нее миллионов 6-7 получите,
ну а фирма 5 процентов с покупателя.

-- Эти аферисты тоже говорили: "Не волнуйтесь, поможем", --
скептически вымолвил дед.

-- Слово офицера, -- заявил Андрей.

-- Так ты говорил, что отставник, -- поддел его Глеб
Семенович.

-- Это не меняет дела. Офицер -- он всегда офицер.

Вечером я посидел с ребятами в кафе. Поставил бутылку водки,
они в ответ -- вторую. Мою попытку самому расплатиться за
ужин пресекли на корню.

-- У тебя сейчас каждая тысяча на счету. И потом, ты пенсию
еще не оформил, да к тому же безработный, а мы как-никак при
деле.

Перед расставанием Андрей предложил:

-- Иди к нам работать. Нам энергичные, инициативные люди
нужны.

Я отказался. В душе я был и оставался технарем.
Работа с людьми, да еще в таком щекотливом деле, как
квартирный бизнес, не мой удел.

Зато вторым предложением Андрея я воспользовался на
следующий день. Он посоветовал дать объявление об обмене
квартир. Переговорив с Валентиной и заручившись разрешением
Софьи Петровны использовать ее телефон, я такое объявление
дал в нескольких местных газетах. Правда, надеждой себя не
тешил, особо не верил, что найдется желающий обменять свою
квартиру на мою владикавказскую.

***

ГЛАВА 4

***

Я старался вести экономный образ жизни, однако мой бумажник,
и без того не очень тугой, становился все тоньше и тоньше.
Обедал, завтракал и ужинал я у тещи, плата за объявления,
телефонные звонки (в том числе междугородные -- жене), проезд
-- все это наносило вроде бы и не большой, но с каждым днем
все более ощутимый удар по моим финансам. Найти временную
работу, не имея паспорта и прописки, было проблематично, но
какой-то источник пополнения средств следовало изыскать. По
Библии искуситель появился в образе Змия, передо мной он
возник в виде рекламных объявлений финансовых групп, фирм,
корпораций, которыми пестрели как местные, так и центральные
газеты. Они предлагали не только сохранить, но и значительно
приумножить деньги вкладчиков. За короткий срок обещали
выдать высокие проценты.

Искушение было велико. В самом деле, чего мои деньги лежат
балластом, когда есть реальный шанс через один -- три месяца
получить неплохой прирост капитала? А если положить основную
сумму на полгода, то появится возможность, не влезая в
долги, купить не комнату, а однокомнатную квартиру.

Прежде чем пускаться в финансовое плавание, я решил повысить
уровень знаний об этой сфере бизнеса. Увы, полученные
когда-то в училище и академии знания по политэкономии
социализма и капитализма в качестве инструмента,
открывающего финансовый рынок, использовать не мог. Слишком
скудны и разрозненны были эти знания. На практике оказалось,
что учили нас не тому и не так.

Вооружившись ручкой, блокнотом, я снова превратился в
ученика, добросовестно просидел два дня в читальном зале
библиотеки. Брошюр, статей в журналах и газетах, касающихся
деятельности финансовых компаний, берущих деньги под
процент, к моему удивлению, оказалось не много.

Полистав труды ведущих российских экономистов, я отложил их
в сторону. Финансовые гении мыслили в масштабах всемирного
рынка, в крайнем случае -- страны. Они рассуждали о
глобальных категориях, а не об "МММ", "хопрах" и "селенгах".
Простому смертному, чтобы понять эту писанину, нужно мозги
свернуть.

Статьи местных ученых, финансистов-практиков опускали на
грешную землю, но руководством к практическому действию, за
редким исключением, служить не могли. У меня даже возникли
сомнения: "Если никто не может толково объяснить простому
человеку, как себя вести на финансовом рынке, есть ли у нас
этот рынок?" Сотни финансовых компаний и фирм, зазывающих
вкладчиков со страниц газет и экранов телевизоров,
свидетельствовали о его существовании и бурном росте.

Мои бдения в читальном зале принесли определенную пользу.
Теперь я смог бы ответить крошке сыну, если бы он пришел
с вопросом "что такое хорошо и что такое плохо на
финансовом рынке?"

На одной страничке листа я написал крупными буквами "Памятка
вкладчику". Занес сюда все, что сумел выцедить из
литературы. Пункт первый -- наличие лицензии на привлечение
денежных средств. Второе -- время деятельности на рынке и
выполнение обязательств перед клиентами. Третье -- процентная
ставка. Реален ли процент, на чем фирма может его накрутить?
Четвертое -- срок действия договора. Можно ли деньги снять по
первому требованию? Пятое -- что пишут, говорят о фирме. Не
замешана ли она в скандалах? Шестое -- кто и как осуществляет
контроль за работой фирмы? Есть ли возможность вернуть вклад,
если фирма обанкротится?

Перечитав шестой пункт, я понял, что все предыдущие можно
зачеркнуть. Почему? Да потому, что гонять финансовый мяч
приходится в условиях, когда каждый игрок придерживается
лично им установленных правил игры, и на поле напрочь
отсутствует судья. Это на Западе власть бдит за соблюдением
участниками финансового рынка хотя бы элементарных правил.
Но и там нет-нет, да разразится финансовый скандал. Наши
реформаторы, провозгласив свободу рыночных отношений,
занялись своими делами. Финансовые компании им интересны
лишь в плане того, как содрать с них налог побольше да
урвать кусочек масла на свой бутерброд. Не потеряю ли я,
ввязавшись в азартную игру, свой кусок хлеба -- никого не
интересует. Короче, не финансовый рынок, а снова Поле чудес в
Стране дураков. И действуют на нем по подсказке: "Рой ямку.
Клади золотые. Посыпь солью. Зачерпни из лужи, полей
хорошенько. Да не забудь сказать "крекс, фекс, пекс".

Что вырастет на этой почве -- никого не волнует. Останешься
на бобах, сам виноват. Нечего покупаться на рекламную "утку".

Колебался я долго. Не хотелось терять нажитые честным трудом
деньги. Подвела привычка действовать, как все: "Ладно, я не
смыслю в финансах. Но ведь вкладчиков миллионы. Не верится,
что все простофили и дураки! И потом, неужели государство
допустит аферы в таких масштабах? Какая власть устоит, если
разрешит беззастенчиво обворовывать своих граждан?"

Эх, была -- не была. Я решил рискнуть. Чтобы уменьшить
возможность риска, вложить небольшие суммы, на короткий
срок, в разные компании. Если где-то и прогорю, то в другом
месте отквитаюсь.

Выбор компаний оказался делом непростым. Не придешь ведь
на фирму и не спросишь: "Ребята, вы порядочные или нет?
Можно вам доверить свои финансы?"

Московские компании я отверг. До неба высоко, до Москвы
далеко. Им есть кого и без меня дурить. Тем более что слух
о шаткости пирамиды "МММ" доходил и до наших мест.

На телеэкране соперничали, зазывая вкладчиков, "Русский Дом
Селенга", "Русская недвижимость", "Хопер-Инвест". Я был
почти готов сдаться на уговоры одной из этих организаций, да
вовремя спохватился. У всех трех было общее место рождения
-- город-герой Волгоград. Это настораживало. Что за новая
финансовая Мекка? Почему там фирмы растут как грибы? Или
воздух там лучше, или финансисты покруче, пошустрее, чем в
других городах Поволжья?

Нет, надежнее свои -- саратовские. Тут хоть как-то можно
будет следить за их деятельностью. Из большого списка
местных фирм, приглашающих саратовцев вложить под процент
свои деньги, я выбрал три: "Вико", "Капитал",
"Городжилстрой". Почему остановился на первых двух,
объяснялось просто. Вычитал в экономическом обозрении, что
эти компании чуть ли не эталоны. Официально
зарегистрированы, имеют все положенные документы, процент
обещают не самый высокий, но и не самый низкий, в пределах
разумного. Как говорилось в небезызвестном телесериале, в
преступных связях не замечены.

"Городжилстрой" не вписывался в ту памятку, которую я
составил для личного пользования. На рынке финансов
действовал недавно, годовой и ежемесячный процент обещал
высокий. Хотя и был зарегистрирован официально
администрацией Ленинского района Саратова как товарищество
с ограниченной ответственностью, лицензии на право
финансовой деятельности не имел. Но это не противоречило
действующим законам: лицензии только начали вводиться и их не
имели даже крупные компании, действующие в масштабах России.
Что было привлекательным и выделяло это товарищество, так
это сфера вложения капитала. "Городжилстрой" предлагал
"партнерство в области инвестиций, вкладываемых в сферу
капитального строительства". Пожалуй, только в этом виде
деятельности можно было в условиях повсеместного спада
производства надеяться на быструю отдачу денег и высокий
процент.

У дверей "Капитала" и "Вико" ажиотажа не было. Процедура не
отличалась сложностью. И там, и там я обменял наличные
деньги на векселя с обязательствами, что через три месяца
компании возвратят мои деньги и выплатят процент.

"Городжилстрой" арендовал помещение в здании гарнизонного
Дома офицеров. Я счел это за хорошее предзнаменование. У
дверей товарищества выстроилась солидная очередь. Небольшая
толпа бурлила в предбаннике. Я прислушался к разговорам
людей. Пожилая женщина высказывала свои сомнения:

-- Ой, что-то боязно отдавать свои деньги. А ну как обманут?
Я на похороны копила, да, вишь, "инфуэнца" проклятая все
съедает.

-- Инфлюэнца, бабуля, это когда сопли бегут, грипп, --
хохотнул парень в кожаной куртке. -- А то, что наши денежки
обесценивает, называется инфляция.

-- Тебе, конечно, видней, -- сконфузилась старушка, -- как
что называется. Ты лучше скажи: могут они не вернуть мои
денежки?

-- Кто не рискует, тот не пьет шампанское! --
глубокомысленно изрек обладатель кожаной куртки.

-- Какое шампанское, сынок? -- не поняла бабушка. -- Моей
пенсии только на сахар, молочко и хлеб хватает. Да еще мяска
подешевле, с косточками, килограмма три на месяц куплю,
разделю на пять порций, из каждой сварю большую кастрюлю
борща и ем всю неделю.

-- Гражданочка, -- вмешался в разговор мужчина
интеллигентного вида, поправив очки в тонкой металлической
оправе. -- Риск, конечно, есть. Здесь основная масса стоит в
очередь на оформление ипотечных контрактов. Их курсовая
стоимость растет каждый день на 100 рублей. Сегодня можно
купить за одну цену, через пару недель продать гораздо
дороже -- прибыль твоя. Но закон о таких ценных бумагах
ничего не говорит. А вот векселя -- это все по закону. Тут
учредителям не отвертеться. Подпись стоит, печать стоит.
Должен -- плати. А иначе в тюрьму можно угодить. Понятно?

-- Спасибо тебе, добрый человек, дай Бог тебе здоровья.
Растолковал мне, старой, что и как, -- обрадовалась бабулька.
-- Вот только слово это повтори, пожалуйста! Надо бы его
записать. А то, пока моя очередь дойдет, я его забуду.

-- Вексель. Тот, который 17 процентов в месяц дает.

Такой уверенности, как у добровольного консультанта, что
компании не отвертеться и в случае невыполнения
обязательств ее организаторы могут угодить под суд, у меня
не было. Но то, что за три месяца вложенная мною сумма могла
бы увеличиться больше чем на 50 процентов, было настолько
соблазнительным, что заставляло забыть об осторожности.

В длинной, просторной и благодаря двум большим окнам
светлой комнате стояло несколько столов, за которыми
расположились сотрудники фирмы. Заключающие ипотечный
контракт шли по своей очереди, приобретающие векселя -- по
своей. Охранник, чей стол находился у двери, увидев, что на
одном из рабочих мест закончилось оформление документов,
вызывал очередников, регулировал оба потока.

Я сел на стул перед столом миловидной голубоглазой молодой
женщины.

-- На какой срок будете заключать вексель? -- задала она
вопрос.

-- Мне бы хотелось уточнить кое-какие моменты, -- я решил
применить на практике усвоенные в читальном зале азы
экономических знаний.

-- Что вас интересует?

-- Разрешение на деятельность, учредительные документы,
каков уставной капитал, кто руководит товариществом?

-- На эти вопросы вам лучше ответит главный бухгалтер, --
немного подумав, произнесла девушка. -- Лия Дмитриевна, --
обратилась она к сидящей у самого окна и не занятой работой
с клиентами женщине, -- вВы не могли бы объяснить товарищу
что к чему?

Женщина кивнула головой, и я перебазировался к ее столу.
Главный бухгалтер была ненамного старше своей сотрудницы.
На вид ей было не больше тридцати лет. На мой вкус, ее
нельзя было отнести к интересным женщинам: длинное,
худощавое лицо, тонкие губы, резкие скулы, темные, почти
черные глаза, но любители классных фигур вряд ли
согласились бы с моим мнением. Фигура у женщины была просто
точеная. Я обнаружил это, когда главный бухгалтер, выслушав
мои вопросы, встала, чтобы достать из сейфа документы.
Удивительно стройные ноги, тонкая талия, высокая грудь и
длинная шея в глазах многих мужчин делали ее красивой.

Я невольно смутился, встретившись с ее проницательным
взглядом, устремленным на меня. Мне почему-то захотелось
поджать под стул ноги, спрятать успевшую запылиться обувь.

-- Вы случайно не в налоговой полиции работаете? --
пошутила Лия Дмитриевна. -- Наши клиенты очень редко
спрашивают документы.

-- Нет. Просто хочется знать, кому я доверяю свои деньги.

-- Вот копия разрешения. Вот копия учредительных документов,
-- она протянула мне переснятые на ксероксе бумаги.

-- А где подлинники? -- поинтересовался я.

-- Не волнуйтесь. Они у учредителей.

-- А кто учредители? -- снова задал я вопрос.

-- Здесь написано. Две московскик фирмы ЧИФ "Фрегат" и фирма
"Встреча". Они оплатили уставной капитал.

-- А можно поинтересоваться его суммой?

-- Это коммерческая тайна, -- нахмурив брови, видимо,
недовольная моей настойчивостью, произнесла Лия Дмитриевна.

-- Но ведь вы обязаны давать эти сведения клиентам, -- не
согласился я.

-- Уставной капитал небольшой -- сто тысяч рублей. Но он
ничего не определяет. Вы же видите сами, нам несут миллионы.
Сейчас мы добиваемся выдачи лицензии на ведение сбора
финансовых средств, и тогда клиентов будет еще больше.

-- А во что вкладываются деньги? -- я решил выяснить до
конца все нюансы деятельности товарищества.

-- Об этом даже в рекламе сообщается -- в строительство,
прежде всего жилых домов.

-- Здесь у нас, в Саратове?

-- Пока в Москве. Там строительство идет полным ходом,
готовые квартиры стоят в несколько раз дороже. Когда фирма
окрепнет, будет больше средств, деньги планируем вкладывать
в строительство жилья в Саратове, других городах Поволжья.

-- "ЧИФ" -- расшифровывается как частный инвестиционный фонд?
-- полюбопытствовал я.

-- Все верно.

-- Можно узнать фамилию владельца.

-- Это не секрет, но фамилия вам ничего не скажет. Он не
Мавроди. Стране пока не известен.

-- И все же, -- настаивал я.

-- Мукомолов.

-- Вы его лично знаете?

-- Довольно хорошо. -- Она улыбнулась. -- Такой же настырный,
как и вы.

-- А здесь, в Саратове, кто самый главный? -- не сдавался я.

-- Эдуард Понаганян, заместитель, официальный представитель
и ваша покорная слуга, -- она вновь улыбнулась.

После полученной информации моей решительности заработать на
процентах поубавилось. Настораживал маленький уставной фонд
товарищества и то, что деньги вкладывались в Москве. Если
фирма прогорит, попробуй доберись до этих денег.

-- А у вас есть документы, подтверждающие, что деньги
вложены в строительство домов? -- задал я последний вопрос.

-- Экий вы Фома неверующий. Да я своими глазами видела дом,
который строится на капитал организаций -- учредителей
нашего товарищества. Если боитесь вкладывать свои деньги, не
вкладывайте. Мы никого не неволим. Думаете, "РДС" или "Хопер"
надежнее? У нас реальное дело, а там?

Она была неплохим психологом. Обвинить мужчину в трусости,
даже если его действия связаны с благоразумием, нежеланием
рисковать деньгами -- прием тактически грамотный. И все же я
колебался. Лия Дмитриевна почувствовала это и дожала меня.

-- Я вас понимаю. Никому не хочется терять заработанное, но,
поверьте, риск минимальный. Моя мама приобрела вексель на два
миллиона рублей. Неужели я бы посоветовала матери вкладывать
деньги в сомнительное дело?

Я сдался:

-- Хорошо. Я приобрету ваш вексель.

-- Обычно я не оформляю документы. -- Лия Дмитриевна встала,
вновь продемонстрировала свою великолепную фигуру. Но для
вас я сделаю исключение.

Она взяла у женщины за соседним столиком бланки, попросила
мой паспорт. Увидев удостоверение личности, уточнила:

-- Тут нет прописки. Какой адрес запишем в вексель?

Я назвал адрес тещи. Через несколько минут я расстался с
пятью миллионами и стал обладателем векселя. Почему я
выложил пять миллионов -- не один, как хотел раньше, до
беседы с Лией Дмитриевной -- не знаю. Не думаю, что хотел
ее удивить. Я понимал, что через руки главного бухгалтера
проходят не такие суммы, однако же вопреки доводам рассудка
выложил большую часть денег, которыми располагал.

В коридоре я еще раз перечитал документ. Товарищество с
ограниченной ответственностью "Городжилстрой" обязалось
уплатить мне по простому векселю семь с половиной миллионов
рублей по наступлении даты платежа. Что круглой печатью и
замысловатым росчерком, обозначавшим подпись директора,
удостоверялось. У меня возникло желание вернуться в комнату
и, не дожидаясь срока, получить назад свои деньги, даже если
с меня возьмут какую-то сумму за нарушение договора. Но я
пересилил этот порыв и полный сомнений покинул Дом офицеров.

***

ГЛАВА 5

***

Разместив деньги, я снизил темпы активной деятельности. На
покупку комнаты в коммуналке средств после приобретения
векселей не осталось. Кроме того, я не утратил надежды в
случае успеха выручить сумму, достаточную для приобретения
однокомнатной квартиры. С Софьей Петровной я рассчитался.
Однажды вечером, предварительно договорившись, нанес ей
визит. В качестве презента купил небольшой тортик. Старушка
растрогалась такому знаку внимания и даже не хотела брать
плату за услугу, но я настоял. Мы договорились, что раз в
три дня я буду звонить по поводу объявления об обмене
квартир. Без дела сидеть не хотелось и я занялся текущим
ремонтом тещиного дома. Кое-где постучал молотком, кое-что
подправил, побелил потолки, покрасил окна с улицы, перекрыл
курятник. Хотя поселок находился в часе езды от Саратова,
прямой телефонной связи не существовало. Звонить можно было
только с почты. Позвонив один раз, я больше не захотел
пользоваться услугами связистов. Во-первых, слышимость
плохая, возникало ощущение, будто Саратов находится на другом
конце земного шара. Во-вторых, все сотрудники почты
прекращали трудовую деятельность и с любопытством
вслушивались в разговор. К ним присоединялись еще с десяток
жителей поселка, пришедших узнать, будут ли выдавать пенсию
за прошлый месяц.

В Саратов я выбрался к концу недели. Решил позвонить жене,
сообщить, что дела идут не столь успешно, как мы надеялись и
что, скорее всего, к концу месяца я приеду домой. Заодно
собирался выйти на связь с Софьей Петровной. Старушка ждала
моего телефонного звонка. Она даже не стала отвечать на
вопрос, как ее здоровье.

-- Ты что же это не звонишь, как договаривались? --
упрекнула она. -- Я Валентине надоела, тебя разыскивая. Тут
телефончик оставили по поводу обмена! Какая-то Фатима звонит
каждый день. А мне приходится отвечать, что ты еще не
объявлялся.

-- Детский сад, слушаю вас, -- ответ по указанному телефону
вверг меня в сомнение. Или тут ошибка, или кто-то пошутил.
Причем здесь детский сад?

-- Вы не могли бы позвать Фатиму? -- попросил я.

-- Минуточку, сейчас подойдет.

Несколько минут, пока разыскивали моего абонента, показались
необычайно длинными.

-- Да, слушаю, -- наконец-то раздался женский голос.

-- Я по поводу обмена Владикавказ на Саратов.

-- Ой, наконец-то вы объявились, -- обрадовалась женщина.
-- Вы в объявлении писали, что меняете трехкомнатную
квартиру во Владикавказе на 3-х или 2-х комнатную в
Саратове. У нас только двухкомнатная.

-- Это не страшно, -- успокоил я собеседницу. -- Обязательное
условие -- коммунальные услуги.

-- Все есть. Дом построен сравнительно недавно, услуги
стандартные.

-- Когда можно посмотреть квартиру? -- задал я вопрос.

-- Сегодня, я смогу отпроситься с работы пораньше. В четыре
часа вас устроит?

Я согласился. Она назвала адрес.

Хотя я успел исколесить в поисках комнаты большую часть
Саратова, в этом микрорайоне не бывал. Его выстроили
побратимы чехи. Успели построить часть задуманного,
планировали возвести еще больший квартал со всеми
необходимыми для автономного функционирования службами и
предприятиями обслуживания, да помешали перестройка и
последовавшая за ней экономическая реформа. Деньги на
жилищное строительство перестали выделять, вскоре
развалилось содружество социалистических стран, а затем и
Советский Союз. Планы грандиозного строительства так и
остались нереализованными.

Квартира была неплохой, хотя ни в какое сравнение с нашей не
шла. Две комнаты -- это не три. Там дом кирпичный, здесь
панельный. Мы перед моим увольнением завершили капитальный
ремонт, здесь после заселения ограничились косметическим.

-- Муж служит. Мы не собирались долго засиживаться, --
объяснила хозяйка некоторую запущенность квартиры.

Следующая неделя ушла на телефонные переговоры с Верой и
хозяином квартиры. Офицер МВД, он получил назначение во
Владикавказ, жил там у родственников. Наша квартира ему
понравилась. Единственное условие, которое он выдвигал --
никаких доплат за лишнюю комнату. Вера, услышав, что в
Саратове две комнаты, вначале наотрез отказалась меняться,
но через несколько дней решение переменила. Подтолкнули ее к
уступкам события, которые начались по соседству в Чечне. Их
отзвук дошел до поселка, в котором жила теща.

Вечером я задержался во дворе, ремонтируя забор. Сосед,
который в начале помогал мне, рассчитывая, что теща нальет
работникам за труды сто грамм, потеряв надежду, ушел домой.
Изредка он выглядывал с крылечка, чтобы не прозевать момент
окончания работы. Я не заметил, как сосед оказался на
крыльце.

-- Иваныч! -- завопил он. -- Бросай работу! Иди скорей! Тут
по телефону показывают, как наших военных в плен взяли!

-- Какой плен? -- не поверил я, подумав, что сосед успел
отыскать припрятанную женой бутылку и теперь с пьяных глаз
несет не весть что.

-- В Чечне! В плен! Они пошли против Дудаева воевать, а их
разбили.

-- Ты ничего не путаешь? -- поднимаясь вслед за хозяином по
скрипучим ступенькам, уточнил я. -- Еще задолго до
конфликта в Осетии последний наш солдат был выведен из
Чечни.

Я не очень внимательно следил за событиями, которые
происходили в Чечне, знал, что там несколько группировок
никак не поделят власть, но что российские военные в
конфликте участия не принимают, был уверен.

Соседка, а затем и теща, которая тоже смотрела новости по
телевизору, подтвердили информацию. Теща, не скрывая тревоги,
решительно заявила:

-- Завтра же звони Вере. Перебирать нечего. Если люди
согласны, меняйтесь. Бог с ними, лишними комнатами, лишними
метрами. Главное -- будете дома, среди своих людей, подальше
от войны.

Что такое обмен квартир и отправка контейнера -- может понять
только тот, кто этими делами занимался. Если учесть, что
делать это мне пришлось в условиях, когда по соседству с
Осетией разразилась настоящая война, все трудности можно
смело возвести в квадрат.

Выручили старые связи, друзья, помощь, оказанная в полку. Я
даже не подозревал, что так защемит сердце при виде КПП,
которое мне приходилось каждый день переступать последние
несколько лет службы. В свой кабинет я не стал заходить. В
полку во всем чувствовалось напряжение. В любую минуту мог
поступить приказ на выдвижение в Чечню. Командир полка
распорядился выделить людей, машины, необходимые для
отправки контейнеров на станцию. В один из вечеров
организовал ужин в небольшом зальчике, притулившемся к
полковой столовой, пригласил на него всех, с кем я был
дружен. Офицеры часть практически не покидали, жили на
казарменном положении. Мои рассказы о гражданке слушали
внимательно, но было заметно -- думают о своем.

Трех недель мне хватило, чтобы оформить обмен, собрать и
отправить домашние вещи. Фатима уложилась с освобождением
квартиры в Саратове в этот же срок. Она, не дожидаясь зимних
каникул (старший ее сын ходил в школу, младший в детский сад),
приехала к мужу. Владикавказ не был для них чужим городом,
здесь жили их родители, так что поспешность переезда была
вполне понятна. Мне же предстояло опять вести холостяцкий
образ жизни. Веру на работе просили остаться до февраля
месяца: надо было подготовить годовой финансовый отчет и
хоть немного натаскать сменщицу. Руководство завода
предоставило ей временно малосемейку в ведомственном доме.
Алена осталась с матерью.

Сразу же по приезде, я рассказал жене о своих финансовых
операциях. Она отнеслась к ним довольно равнодушно: не
одобрила, но и не раскритиковала. Попросила только об одном:
если удастся получить деньги, больше не рисковать, а положить
на срочный депозит в Сбербанк.

Контейнеры с вещами еще не пришли, я решил, до их прибытия,
заняться посильным ремонтом: переклеить обои, покрасить
полы. Помощники у меня были. Тещин сосед и племянник больше
года числились в безработных и брались за любую работу,
которая подвертывалась.

В начале мне предстояло приятное, как я надеялся, дело. Срок
выплаты по имеющимся у меня векселям подошел, и можно было
предъявить их по месту приобретения. Ближе всех к моему
новому месту жительства находилось представительство
компании "Капитал". Я пересек зал торгового центра, где в
небольшом огороженном закутке, вместе с сотрудниками
ломбарда, размещался агент компании. Девушка, которая в свое
время выписывала мне вексель, пробежала глазами, сверила
данные с данными компьютера.

-- Вообще-то мы предупреждаем клиентов, чтобы они
предварительно делали заявку на получение денег хотя бы за
день. Но у вас сумма не такая уж большая, так что можете
получить сейчас.

Положенные в нагрудный карман деньги подняли мне настроение.
"А все-таки я молодец, что не связался с "Селенгом" или
"Хопром". В поезде только и разговоров было, что все крупные
финансовые компании деньги не выплачивают, приостановили свою
деятельность".

Компания "Вико" нанесла мне удар ниже пояса. На двери ее
центрального офиса висело объявление: "Компания временно не
работает. По всем вопросам обращаться к юристу". Здесь же
висело второе объявление, написанное от руки: "Юрист будет
после 14 часов".

Несколько человек томились в коридоре, ожидая прихода юриста.

-- А что случилось с фирмой, почему не работает? -- не
обращаясь к конкретно ни к кому, спросил я.

Желающих ответить было предостаточно. Видно, присутствующие
уже по нескольку раз обменивались информацией и готовы были
просветить любого не посвященного в хитросплетения
финансовой деятельности компании.

-- Хозяйка фирмы подзалетела, -- с долей сожаления и в то же
время нескрываемого ехидства произнесла невысокая,
полная женщина, стоявшая недалеко от меня. -- Дала под
большой процент одному своему знакомому наши денежки, а он
в срок не отдал, сам на чем-то прогорел.

-- И что же теперь делать? -- спросил мужчина, пришедший
после меня и заинтересованно слушавший пояснения.

-- А что хочешь, то и делай, -- безнадежно махнула рукой
женщина. -- Юристка говорила, что компания подает в
арбитражный суд на своего должника. Но у того фирма
разорилась. Есть какие-то склады. Если присудят их продать,
может, часть денег вернут. Но на всех вкладчиков все равно
не хватит.

-- Самим в суд надо обращаться! -- выкрикнул кто-то из
толпы. -- По суду стребовать с фирмы денег.

-- Не вы один такой умный, -- ответила выкрикнувшему
толстушка. -- Обращались и к прокурору, и в суд. В прокуратуре
говорят, что уголовное дело завести не могут, нет состава
преступления. Мол, владелица проявила некомпетентность, а
это уголовно не наказывается. В суде никак не решат, кто
будет вести дело по иску о не выполнении финансовых
обязательств, футболят от одного судьи к другому. Объясняют,
что нет практики ведения таких дел.

Приход юриста компании -- женщины средних лет, с усталым
выражением на лице -- прервал стихийно открывавшееся собрание.
Ничего нового она не сообщила, посоветовала ждать решения
арбитражного суда. Настроение мое заметно упало.

-- Один -- один, -- вслух произнес я счет финансового
поединка, пытаясь подбодрить самого себя. Но это было далеко
от истины. Итог был не в мою пользу. Процент, полученный в
"Капитале", не перекрывал сумму, вложенную в "Вико".
Успокаивала мысль: "С этой потерей я мог бы спокойно
примириться, если получу все, что мне причитается от
вложенных пяти миллионов".

Через полчаса я открыл тяжелую резную дверь Дома офицеров.
Перед комнатой, в которой располагалась компания, людей не
было. Сердце екнуло. Объявление информировало вкладчиков,
что деятельность товарищества, до окончания ревизии
финансовых органов, временно приостанавливается.
Товарищество приглашает экономистов, юристов, бухгалтеров, а
также энергичных людей в инициативную группу по
возобновлению деятельности фирмы. Второе объявление гласило:
"Всем вкладчикам, заключившим ипотечные контракты,
переоформить их на простые векселя на следующих условиях
погашения: денежная сумма ипотечного контракта,
подтвержденная приходным ордером до 200 тысяч рублей -- 1
месяц, от 200 до 500 тысяч -- 2 месяца, от 500 тысяч до 1
миллиона -- 3 месяца, свыше 1 миллиона -- 4 месяца.

Владельцы простых векселей с истекшим сроком погашения
смогут получить деньги после возобновления движения денежных
средств по расчетному счету предприятия. Каждый день
просрочки будет оплачен из расчета семнадцати процентов в
месяц от вложенной суммы".

Я толкнул дверь комнаты, она оказалась закрытой. Однако в
помещении явно находились люди. Сквозь дверь доносились
приглушенные звуки голосов, чьи-то шаги. Я постучал. Никакой
реакции. Постучал сильнее -- то же самое. Не удержался и
стукнул кулаком изо всех сил.

-- Гражданин, вы почему хулиганите? -- в открывшейся двери
стояла Лия Дмитриевна. -- У нас ревизия
финансово-хозяйственной деятельности. Не мешайте работать.

Я сделал шаг по направлению к двери. Кажется, она узнала
меня, ее голос потерял металлические нотки:

-- Вы хотите что-то выяснить?

-- Да! Хотелось бы знать, ваша мама получила по векселю свои
два миллиона и процент? -- я не удержался от подковырки.

Ее маленькие уши моментально стали пунцовыми. Волна краски
залила все лицо, шею. "Если краснеет, значит, совесть
окончательно не потеряла", -- подумал я. Впрочем, люди
краснеют не только от стыда, но и от ярости.

-- Лия Дмитриевна! Что там у вас? -- рядом с открытой дверью
оказался худощавый мужчина среднего роста. -- Нам некогда
отвлекаться.

-- Да вот, Эдуард Ваганович, клиент волнуется за судьбу
вклада.

-- Все будет хорошо! -- обнадеживающе заявил мужчина. --
Ревизия заканчивается, скоро возобновим вою деятельность. В
следующий понедельник, в 17 часов, будет общее собрание
вкладчиков, приходите. Там все узнаете.

Дверь передо мной захлопнулась. Я мельком успел заметить,
что находящиеся в комнате люди изнурительным трудом себя не
мучали. На одном из столов стоял большой электрический
самовар, рядом с ним возвышался красочно оформленный торт.
Почти все присутствующие сгрудились у стола.

Собрание началось с перепалки. Официальный представитель
владельца товарищества, Эдуард Ваганович, хотел провести
собрание в темпе. Сообщить об итогах проверки финансовый
деятельности городским контрольно-ревизионным управлением и
этим ограничиться. Однако человек триста вкладчиков,
набившихся в зал, предоставленный Домом офицеров, не
согласились.

Минут десять длился процесс выдвижения председателя и
секретаря собрания, утверждения повестки. Как заявил один из
членов инициативной группы, неведомо когда и кем созданной,
это было необходимо, чтобы придать собранию статус
официального, обращаться в государственные инстанции от
имени вкладчиков.

Собрание больше напоминало вечер вопросов и ответов. Вопросы
беспорядочно выкрикивались из зала. Отвечал на них Эдуард
Ваганович и еще один сотрудник фирмы, представленный как
юрист. Заместитель директора говорил обстоятельно, но
переломить общую атмосферу недоверия, возникшую в зале, ему
никак не удавалось.

-- Каков итог проверки? -- первым выкрикнул вопрос молодой
парень с короткой стрижкой. Про него говорили, что,
заработав неплохую сумму в начале действия ипотечных
контрактов, он заложил квартиру и все "бабки" вложил в
покупку новых обязательств товарищества.

-- Проверка контрольно-ревизионным управлением закончена.
Документация, отчетность в полном порядке. Материалы
проверки переданы в отдел по борьбе с экономическими
преступлениями главного управления внутренних дел города.
Этот орган разрешил продолжить нам работу. Нет нареканий в
адрес товарищества со стороны налоговой инспекции Ленинского
района города, на чьей территории мы зарегистрированы. --
Эдуард Ваганович в подтверждение истинности своих слов
поднял над головой несколько стандартных листов бумаги и
помахал ими.

-- А есть ли у вас лицензия на привлечение финансовых
средств? -- выкрикнул кто-то из середины зала.

-- Организации, подобные нашей, обязаны иметь лицензии с 1
января будущего года. Мы представили все необходимые бумаги
в соответствующие органы для получения лицензии, -- пояснил
юрист.

-- Так кто вы, пирамида или нет? -- не дослушав разъяснения
юриста задала вопрос женщина, до этого разговаривавшая с
соседями вполголоса.

-- Мы вкладываем деньги в производство, а не делаем прибыль
из воздуха, -- обиделся Эдуард Ваганович.

-- Когда начнется выплата по просроченным векселям? --
мужчина, сидевший в первом ряду, был вынужден подойти к
сцене, чтобы его услышали.

-- Вы же понимаете, мы деньги в сейфе не держим. Часть
храним в коммерческом банке "Портал", основная сумма вложена
в строительство нескольких домов в Москве, -- обращаясь к
залу, разъяснил заместитель директора товарищества.

-- Я задал конкретный вопрос. Когда мы сможем получить свои
деньги? -- мужчина не собирался выслушивать пространное
пояснение.

Ответ был кратким и четким:

-- Дней через десять.

На этом обнадеживающем заявлении собрание можно было бы и
закончить, но облаченный доверием присутствующих
председатель внес предложение -- избрать инициативную
группу, которая проверит все изложенное и будет осуществлять
контроль за деятельностью товарищества со стороны
вкладчиков.

Эдуард Ваганович возражал.

-- Такая группа уже существует, -- заявил он, -- на наше
объявление о создании инициативной группы откликнулось
несколько человек. Зачем создавать вторую?

Собрание приняло компромиссное решение. Инициативную группу
избрать из десяти человек. Половина в нее войдет из числа
уже действующих, вторую доизбрать сейчас, из присутствующих
на собрании вкладчиков.

С выдвижением кандидатов дело застопорилось. Присутствующие
на собрании, за редким исключением, не были между собой
знакомы, что существенно затрудняло дело. Четыре
кандидатуры с грехом пополам нашлись, пятую никак не могли
подобрать. Те, кто был помоложе, отказывались, ссылаясь на
занятость, людей преклонного возраста не имело смысла
выбирать, так как предстояло хождение по инстанциям и
довольно активная деятельность, требующая сил и здоровья.

Не знаю что меня подтолкнуло, но я, устав от бессмысленных
препирательств, встал и выдвинул свою кандидатуру.

-- А вы бы не могли хотя бы коротко рассказать
присутствующим, кто вы, чем занимаетесь? -- попросил
председатель.

-- Бывший военный. Прослужил в армии больше двадцати лет.
Выбрал местом жительства после службы Саратов. Временно не
работаю. Временем, необходимым для общественной работы,
располагаю.

-- Даешь военного, -- выкрикнул парень, который первым задал
вопрос.

За кандидатов в инициативную группу проголосовали списком.
Председатель собрания, его кандидатура тоже была выдвинута и
одобрена в числе других, пригласил подняться избранных на
сцену. Собрание объявил оконченным. Люди потянулись к
выходу. Поднявшись по ступенькам, я мельком окинул взглядом
пустеющий зал.

Лицо мужчины в добротной темной норковой шапке показалось
мне знакомым. Он стоял у двери. Я не понял, был ли он
участником собрания или не был, то ли мужчина выходил из
зала, то ли подошел к двери из любопытства, привлеченный
гудящей толпой. Встретившись со мной взглядом, обладатель
пыжиковой шапки, как мне показалось, поспешно отпрянул от
двери. Я не обижаюсь на зрительную память, но на этот раз
никак не мог припомнить, где мы встречались.

"Скорее всего здесь, в Доме офицеров, у дверей
"Городжилстроя" -- промелькнула мысль. Она мне
показалась логичной. Где еще могли встретиться переживающие
за свой вклад люди, как не в помещении фирмы.

Заседание инициативной группы было коротким. Мы избрали
председателя, двух заместителей, наметили план действий на
ближайшие дни, распределили кому что делать. Я
придавался в качестве помощника худощавому, с множеством
родинок на лице мужчине. Было ему за шестьдесят, но его
энергии мог позавидовать любой молодой человек. Как
оказалось, мой напарник много лет проработал в прокуратуре и
неплохо знал прокурора города. Нам поручалось прозондировать
почву, нет ли криминала за "Городжилстроем", по
возможности встретиться с работниками правоохранительных
органов и выяснить, действительно ли городское управление
внутренних дел дало добро на возобновление деятельности
товарищества.

Уже дома, перед самым сном я почему-то вновь вспомнил о
мужчине в темной шапке. Шапка! Вот что мешало мне узнать
его. Конечно же, в первую нашу встречу он был без головного
убора. Но где мы виделись? За последние два-три месяца
слишком много новых лиц мелькало на моем горизонте. Я тщетно
пытался припомнить, и вдруг меня осенило: "У него была
какая-то примета, бросающаяся в глаза, а сейчас она
отсутствовала!"

-- Что за примета? -- вслух произнес я. -- Шрам? -- нет;
наколка? -- нет; хромота? -- нет. Стоп, холодно, --
скомандовал я сам себе. -- Примета на лице. Свернутый нос?
-- нет; косоглазие? -- нет! Зубы, -- пришла догадка. --
Золотые зубы! Точно, у него были золотые зубы!

Теперь я нисколько не сомневался. У двери в зал, где
проходило собрание вкладчиков "Городжилстроя", стоял
не кто иной, как Николай Петрович, он же Владимир Петрович --
аферист-картежник из поезда, доставившего меня в Саратов.

Я даже испытал какое-то облегчение от того, что вспомнил,
кто он такой, но тут же мне пришла не очень приятная мысль:
"А что он, собственно, делал в Доме офицеров? Неужели решил
свести со мной счеты? А почему бы и нет? Прошлый раз, в
поезде, крови ему и его напарнику я попортил немало. Не без
моего участия им пришлось сойти на станции и объясниться в
милиции. Помнится, лже-Юра обещал со мной поквитаться. Но
как они смогли меня отыскать почти в миллионном городе?
Случайно или же занимались целенаправленным поиском? Ответ
на этот вопрос я мог получить только у самого Николая
Петровича, но встречаться с ним у меня не было желания, да и
где его искать -- я не знал.

"Ладно, поживем -- увидим как будут развиваться события, а
пока паниковать рано", -- успокоил я сам себя.

В приемной сидела довольно большая очередь предварительно
записавшихся людей. Секретарша, узнав моего спутника,
улыбнулась ему как хорошему знакомому. Она скрылась за
массивной дверью начальника и через пару минут, пряча глаза
от ожидающих приема, мы вошли в кабинет прокурора города.
После взаимных приветствий и коротких воспоминаний мой
коллега изложил суть дела по "Городжилстрою". Прокурор
вызвал одного из своих сотрудников, занимающегося подобными
делами по роду деятельности, и тот увел нас в свой кабинет.

Небольшой информацией по товариществу сотрудник обладал.
Кое-какие дополнительные сведения он разузнал в результате
нескольких телефонных звонков. Прямого ответа, есть ли
криминал в деятельности товарищества, мы не получили. Вроде
бы ничего предосудительного нет, и в то же время вполне
очевидно, что денег, имеющихся на счету фирмы в банке
"Портал", а также ее имущества, не хватит, чтобы расплатиться
и с сотней вкладчиков. Счета товарищества разморожены, но
откуда возьмутся деньги, чтобы рассчитаться с
обязательствами, не ясно. Основные средства, около миллиарда
рублей, перечислены в Москву, но вернутся ли они, да еще с
наваром -- проблематично.

Первое после собрания заседание инициативной группы
проходило через три дня в комнате Дома офицеров,
арендованной товариществом. На нем присутствовали, кроме
избранных членов группы, почти все сотрудники фирмы. Наша
информация была встречена руководством фирмы довольно
спокойно.

-- Деньги ждем со дня на день из Москвы, -- уверенно заявил
Понаганян. -- А пока возобновляем прием вкладов у населения,
завершаем переоформление ипотечных контрактов на векселя.
Завтра в местных газетах появится объявление о
возобновлении работы товарищества. К членам инициативной
группы просьба помочь составить график очередности выплаты
по векселям, обеспечить порядок в очереди.

Председатель инициативной группы снова разбил нас на пары,
определив кому в какой день прийти для оказания помощи
штатным сотрудникам товарищества, и мы разошлись по домам.
Так как я выдвигал свою кандидатуру последним, мне и был
определен пятый день работы, после заседания.

В соответствии с договоренностью, я приехал в назначенный
мне день в Дом офицеров к девяти часам. К моему удивлению, у
двери находилось несколько человек, ожидающих возможности
сдать деньги.

Охранник вопрошающе поднял лицо, увидев меня в дверях.

-- Пропустите, -- как старому знакомому улыбнулась мне Лия
Дмитриевна. -- Товарищ из инициативной группы. Вот видите,
-- теперь она обращалась ко мне. -- Все нормально, мы, как и
обещали, возобновили работу.

-- И векселя оплачиваете? -- высказал я сомнение.

-- А он у вас с собой? -- вопросом на вопрос отреагировала
главный бухгалтер.

-- Конечно! -- я торопливо, словно боясь, что она передумает,
полез в нагрудный карман.

-- У вас, кажется, было вложено пять миллионов? --
поинтересовалась Лия Дмитриевна, демонстрируя то ли
феноменальную память, то ли особое отношение к моей персоне.

-- Да.

-- Эдуард Ваганович, мы можем выплатить товарищу чуть больше
семи миллионов по векселю? -- обратилась она к находящемуся
в комнате заму. -- Он из инициативной группы.

-- На ваше усмотрение, -- отозвался Понаганян.

-- Давайте ваш вексель. -- Лия Дмитриевна отыскала какую-то
толстую общую тетрадь и принялась листать ее.

Я протянул вексель. Она достала из сейфа несколько пачек
пятидесятитысячных купюр в банковской упаковке и стала
отсчитывать необходимую сумму. Не знаю кто или что дернуло
меня за язык, но я задал вопрос:

-- Давно вы оплачиваете векселя?

Лия Дмитриевна усмехнулась:

-- Недавно, в порядке исключения.

Я почувствовал, как похолодели подошвы на ногах, запрыгало,
сбиваясь с постоянного ритма, сердце. Во рту у меня
пересохло.

-- Так, выходит, вы оплачиваете векселя только членам
инициативной группы? -- высказал я догадку.

-- Ну не всем, -- она, кажется, не поняла причину моего
замешательства. -- Деньги из Москвы пока не поступили. Так
что выплатить всем вкладчикам мы не имеем возможности.

Несколько секунд я колебался. Какое мне дело до других
вкладчиков? Ведь я ничего не нарушаю. Срок векселя истек.
Мне его оплатят. Никакого криминала тут нет. Ну а остальные
получат свои деньги чуть позже.

Однако сформированное за более чем двадцатилетний срок
службы в армии чувство чести не позволяло мне так
поступить. Ведь люди мне доверили защиту их интересов. Пусть
инициативная группа никакими правами не обладает -- так,
"тьфу, пустое место" -- но я сам выдвинул свою кандидатуру в
ее состав. Значит, сам возложил на себя определенные
обязательства. Получив по векселю, я расписался в том, что
ничуть не лучше тех, кто обманул надежды вкладчиков,
воспользовавшись их доверчивостью.

-- В таком случае я не буду погашать вексель! -- Мой ответ
произвел эффект, подобный заключительной фразе жандарма в
последнем явлении комедии Гоголя "Ревизор". Правда,
присутствующие в комнате не остались в окаменении, но звук
изумления вырвался у многих.

Лия Дмитриевна и Эдуард Ваганович переглянулись.

-- Я постараюсь связаться с председателем инициативной
группы, -- заявил я. -- Думаю, мы не позволим вам по своему
усмотрению, в обход группы, выборочно выплачивать деньги.

-- Напрасно вы так, -- попытался смягчить обстановку
заместитель директора. -- Мы хотели как лучше. Готовы были
пойти вам на встречу. И потом, председатель в курсе. Он дал
согласие на оплату векселей по мере поступления денег.

Я не стал слушать дальнейших объяснений, вышел, хлопнув
дверью. Телефонную трубку никто долго не поднимал. Я уже
начал сомневаться, правильно ли записал номер телефона
председателя. Ответила мне женщина. Она сообщила, что
позвать мужа не может. Тот заболел, очень плохо себя
чувствует, все дела инициативной группы решают заместители.
Номера их телефонов женщина не знала, пригласить мужа к
аппарату отказалась.

Ситуация складывалась патовая. Обвинить руководство
товарищества в том, что они ведут нечестную игру я не мог.
У меня не было тому доказательств. Мое заявление, что они
выплачивают деньги определенным лицам, под криминал не
подходило. Счет разблокирован, товарищество вправе
распоряжаться деньгами, как считает нужным в данной
ситуации.

Все же я не хотел сдаваться без боя. У меня появилась идея,
воспользоваться которой я решил немедленно.

Прежде всего, я отговорил нескольких бабулек, пришедших
сдавать деньги, от безрассудного поступка. Напрямую ничего
не советовал, но вслух высказал сомнение, что товарищество
оплатит векселя всем, кому должно. Назвал и сумму долга --
свыше миллиарда рублей. После моих слов и так не очень
большая очередь мгновенно рассосалась.

Охранник, выглянувший из комнаты, с удивлением
констатировал, что желающих заключить с товариществом
договор не оказалось. Конечно, определенная доля сомнений в
правильности того, что я делаю, у меня оставалась: во-первых,
поступаю нечестно, действуя исподтишка; во-вторых, рублю
сук, на котором сижу, -- откуда браться деньгам, если их не
принесут новые вкладчики? А что "Городжилстрой" типичная
пирамида и расплатиться с первыми может лишь за счет
привлечения денег последующих вкладчиков -- я уже не
сомневался.

Вторая часть задуманного мной плана была намного сложнее.
Мне предстояло определить тех счастливцев, если такие
окажутся, которым оплатят векселя. И не просто определить, а
добиться от них объяснения -- как им удалось вернуть свои
денежки. Выяснить, какие рычаги они привели в действие,
добиваясь оплаты векселей.

Я расположился на подоконнике в маленьком коридоре. Из него
просматривались подходы к двери, за которой располагалось
товарищество. Мне пришлось несколько раз менять выбранное
место: подоконник не кресло -- сидеть не удобно, кроме того,
в незаклеенные окна сильно задувало с улицы. Стрелки часов
бежали к 17.00 -- времени закрытия фирмы. Я решил подождать
еще полчаса, убедиться, что сотрудники покинули помещение, и
тогда оставить свой пост.

Мужчина в теплой кожаной турецкой куртке с меховым
воротником стремительно поднимался по лестнице. Я посмотрел
на часы -- ровно 17.00. "Неужели пустят во внеурочное
время?" -- промелькнула мысль. Посетитель постучал довольно
осторожно в закрытую дверь. Ему не задали никаких вопросов,
пропустили в комнату. "Значит, приход был оговорен заранее",
-- решил я. Отсутствовал мужчина минуты три-четыре. Я
спустился на лестничный пролет и подождал его там.

-- Можно вас на минуту.

Он удивленно взглянул в мою сторону.

-- Слушаю вас.

-- Вы вышли из двери "Городжилстроя"? -- я не знал как
начать разговор и выпалил первое, что пришло на ум.

-- Это что, преследуется по закону? -- на его лице появилась
ироническая усмешка.

-- Могу я узнать, что вы там делали? -- поинтересовался я.

-- А кто вы собственно такой? -- задал мужчина встречный
вопрос.

-- Член инициативной группы, -- такой ответ хоть как-то мог
придать мне статус официального лица. Я даже не предполагал,
что сделал правильный шаг, представившись таким образом, но
мужчина отнесся вполне доброжелательно к моему титулу.

-- Как же, помню, помню. Вы еще сами выдвинули свою
кандидатуру. Так что вы хотели узнать?

-- Вы получили деньги по векселю? -- я не стал ходить вокруг да
около и задал прямой вопрос.

-- Не совсем так, -- он не стал увиливать от вопроса, -- я
получил свои деньги.

Увидев, что я не понял, пояснил:

-- Мне вернули те деньги, которые я вложил -- три миллиона.
От процентов по векселю я отказался, хотя это и не маленькая
сумма.

-- А как вы вышли на такой вариант? -- поинтересовался я.

-- Скажем так, через знакомых, своего знакомого.

-- Вы не могли бы письменно подтвердить все, что сказали? --
я хотел заручиться письменным свидетельством незаконной
деятельности руководства товарищества, хотя и понимал, что
юридической силы оно иметь не будет.

Мужчина колебался несколько секунд.

-- А почему бы и нет. Если они поступили со мной по-свински,
продержали мои деньги несколько месяцев и не выплатили
обещанный процент, почему я должен вести себя
по-джентльменски?

Я протянул мужчине ручку и листок бумаги. Он отказался.
Достал из дипломата свою бумагу и авторучку.

-- На чье имя писать?

-- Я думаю, для начала хотя бы в адрес инициативной группы.
Если надо будет, затем переделаем.

Писал он не долго. Закончив, протянул листок мне.

"Довожу до вашего сведения, -- прочитал я выведенные
каллиграфическим почерком строки, -- что, несмотря на
невозобновление официальной оплаты векселей, мною получена
во внерабочее время внесенная первоначальная сумма.
Условие получения денег -- отказ от положенного процента".
Под текстом стояла подпись, указан домашний адрес, число
написания документа.

-- Это уже что-то, -- обрадованно произнес я.

-- Не обольщайтесь, -- предостерег меня мужчина. -- Вы
думаете, о незаконной выплате никто не знает? Как бы не
так. С "Городжилстроем" подзалетели не только простые
смертные. На хороший процент клюнули и люди обличенные
властью. Так вот они все что положено уже получили. Мне это
доподлинно известно, но об этом писать я не собираюсь.

Мужчина крепко пожал мне руку и также стремительно как и
поднимался, побежал вниз.

Второго посетителя, точнее посетительницу, мне почти не
пришлось ждать. Я не успел занять пост в коридорчике, а
женщина лет сорока-сорока пяти, пожалуй чрезмерно
увлекающаяся тональным кремом и прочей косметикой, уже
стучала в знакомую дверь. Была она там чуть дольше первого
посетителя.

Мое обращение вызвало у нее странную реакцию. Она
шарахнулась от меня так, словно я держал в руках огромный
нож или пистолет и собирался отнять у нее деньги.

-- Что вы от меня хотите? -- закричала женщина истошным
голосом.

-- Не волнуйтесь, -- попробовал я ее успокоить. -- Я член
инициативной группы.

-- Все вы тут жулики! -- еще громче закричала женщина. --
Где это видано, чтобы за возврат своих денег приходилось
платить.

На крик открылась дверь товарищества.

-- Вы что к женщине пристаете? -- охранник решительно
направился в нашу сторону. Он делал вид, что не узнал меня,
а может, так оно и было на самом деле.

-- Я ни к кому не пристаю. Просто хотел узнать, получала ли
она по векселю деньги, если получала, то на каких условиях,
-- меня не так-то просто было напугать видом камуфлированной
формы, на своем веку довелось поносить ее никак не меньше,
чем этому желторотому юнцу.

-- А кто вы такой, чтобы выяснять это? -- казалось, что
нескрываемая враждебность вот-вот выплеснет из охранника.

-- По крайней мере отчитываться перед вами я не собираюсь,
-- во мне также начинала закипать злость.

-- Я сотрудник отдела милиции Волжского района города, -- он
предпринял попытку подействовать на меня ссылкой на свой
официальный статус.

-- Вот и хорошо, -- я воспользовался его оплошностью. -- Я
думаю, вы сообщите свою фамилию и как свидетель подтвердите
факт незаконной выплаты по векселям отдельным лицам,
производимый сотрудниками товарищества.

Охранник не ожидал такого поворота событий.

-- Я здесь работаю в свободное от службы время, -- замялся
он. -- Не в свои дела не лезу.

На помощь незадачливому милиционеру спешил Эдуард
Ваганович. Увидев меня, он молча взял охранника за руку и
они скрылись за дверью товарищества.

Я демонстративно потолкался возле помещения фирмы еще минут
пятнадцать. Но к ее дверям больше никто не подошел. То ли на
сегодняшний день больше никому не была назначена встреча, то
ли каким-то образом нужные люди были предупреждены о
переносе даты оплаты векселя.

Я не знал что дальше делать. Заявление, написанное мужчиной,
вернувшим свои деньги, вряд ли прибавит что-то существенно
нового, если я отнесу его в прокуратуру или отдел
экономических преступлений УВД города. Оставалось одно --
обратиться в одну из местных газет. С помощью журналистов
привлечь к деятельности "Городжилстроя" внимание
общественности. Но для этого необходимо время. Как показали
дальнейшие события, у меня его не было.

Остаток дня я провел в хозяйственных заботах: в торговых
рядах у Крытого рынка купил кофе, чай, сосиски, вермишель.
Цены там были на уровне оптовых, позволяли хотя бы немного
сэкономить. Разглядывая колбасное и мясоконсервное изобилие,
выставленное на продажу, я невольно пожалел о
невостребованных семи миллионах рублей, которые сами
просились мне в руки и от которых я отказался. Рядом с
рынком находился междугородный переговорочный пункт. Я
потерял около получаса пока дозвонился до жены. Она меня
обрадовала -- у них с дочерью все в порядке. О себе я такого
сказать не мог, но жаловаться на жизненные обстоятельства не
стал.

Как на зло, автобус, следующий до моего микрорайона, ушел
буквально из-под носа. Выйдя из переговорного пункта, я
увидел, как автобус трогается от остановки, расположенной
неподалеку. Следующий, в лучшем случае, будет только через
полчаса. Маршрутные такси, выручающие днем, в это время
работу фактически прекращали. Оставалась зыбкая надежда --
ведомственный автобус, водитель которого сшибал
дополнительный заработок, или частник. Я порядком промерз и
начинал терять терпение, когда неподалеку от остановки
притормозили синие "жигули". На заднем сидении размещались
два человека, место рядом с водителем было свободным.

-- Мужик, тебе в микрорайон? -- задал вопрос водитель.

-- Да. А сколько берешь за доставку? -- в свою очередь
спросил я, на собственном опыте зная, что вечером за
поездку на частном транспорте в наш микрорайон приходится
платить хорошие деньги.

-- На две бутылки пива дашь, и хватит, -- водитель явно не
принадлежал к племени калымщиков.

-- Годится. -- Я с благодарностью в душе уселся на переднее
сидение.

***

ГЛАВА 6

***

Несмотря на то, что детальное ознакомление с Саратовом я
начал недавно и чаще всего передвигался на общественном
транспорте, в городе я уже сносно ориентировался. Правда,
существовали отдаленные районы, в которых я еще не бывал, но
центральную часть города изучил детально.

Первые семь -- десять минут я не высказывал сомнений по
поводу выбранного водителем маршрута передвижения. Тот, кто
колесит по городу на своей машине, как правило, знает
известные только автолюбителям улочки, переулки, позволяющие
значительно срезать путь, сэкономить бензин. Однако как бы
мы ни петляли, в конце концов все равно надо выезжать на
основную магистраль. Ориентиром для меня служил дом культуры
"Рубин", миновать который мы не могли. Дом культуры не
появлялся. В любом крупном городе еще при советской власти
успели отгрохать по нескольку микрорайонов. Как ни странно,
названия микрорайонов схожи во многих городах. Почти везде
имеются свои "Черемушки", "Заводской", "БАМ", "Северный",
"Солнечный". То ли у народа не хватает выдумки для новых
названий, то ли названия так подходят к тем
многоэтажным коробкам, которые архитекторы и строители
разбросали по разным городам, не заботясь об их
индивидуальности и привязке к ландшафту. "А ведь я не
спросил у ребят, в какой микрорайон они едут" -- мелькнула у
меня запоздалая мысль.

-- Простите, а мы куда едем? -- обратился я к водителю. Тот
ничего не ответил, только сильнее надавил на педаль газа.

-- В чем дело? Куда вы меня везете? -- чтобы обратить на
себя внимание, я схватил водителя за предплечье лежащей на
руле руки.

-- Сиди и не рыпайся, -- в голосе одного из сидящих за моей
спиной пассажиров прозвучала угроза.

Я не собирался следовать его совету, и он это понял. Тонкий
капроновый шнур, наброшенный сзади, впился в мое горло.
Чтобы смягчить боль и не задохнуться, я был вынужден
отбросить голову назад, на спинку сиденья.

"Вот и конец, -- пронеслась в голове паническая мысль. --
Попался, как откормленный гусак перед Новым годом".

Мне вдруг стало невыносимо обидно и даже не потому, что так
глупо вляпался, а потому, что так и не узнаю, кто и за что
разделался со мной. На нападение с целью ограбления
произошедшее не походило. Очевидно, кто-то заказал мое
похищение, а может быть, оплатил и смерть. Но кто?

Мои похитители все-таки не собирались меня убивать. По
крайней мере, делать это в машине. Если бы сжимающий в
обеих руках шнур мужчина захотел лишить меня жизни, он мог
это сделать элементарно -- всего-навсего чуточку добавив
мускульные усилия.

Машина увеличила скорость. Краем глаза я заметил в боковое
стекло, что окраина города закончилась. Мы проехали еще
минут пятнадцать, я полностью потерял ориентировку, не смог
бы сказать, в каком направлении мы едем. За окнами стояла
кромешная тьма. На дороге, по которой мы мчались, не было ни
одного фонаря со светящейся лампочкой. Водитель бывал в этом
районе не раз, иначе вряд ли смог бы держать на покрытом
снежком дорожном полотне такую скорость.

Я вел себя смирно, это несколько успокаивало моих
похитителей. Шнур уже не так давил шею. У меня появилась
возможность немного опустить подбородок. Теперь в поле моего
зрения находилась часть лобового стекла. Свет фар выхватил
бесформенные, темные строения, возникшие по бокам дороги.

-- Кончатся сараи, повернешь налево, -- обратился к водителю
мужчина, располагавшийся за его сидением.

-- Так эта же дорога лучше, -- попытался возразить шофер.

-- Делай, что сказано, -- довольно грубо оборвал его
подельник.

Минут десять мы ехали по дороге, хуже которой мне встречать
не доводилось.

-- Ты что, совсем потерял ориентировку? -- внезапно
довольно громко закричал на водителя мужчина, выполнявший
обязанности старшего -- Глуши мотор. Приехали.

-- Мне отпустить удавку? -- поинтересовался пассажир,
заарканивший меня.

-- Не спеши. -- Его напарник заскрипел пружинами сидения. --
Вытяни вперед руки, -- скомандовал он мне.

Я был вынужден выполнить приказание. Металлические наручники
щелкнули на моих запястьях.

-- Выходи, -- скомандовал старший. Его товарищ освободил
меня от удушающего шнура. В салоне вспыхнул свет. Я вылез из
машины и попробовал сориентироваться на местности. Мне это
не удалось. С трудом я разглядел ровную громадную площадку,
края которой поглотила ночная темнота. "Поле? --
промелькнула мысль. -- Вроде не похоже. Слишком ровное".
Впереди возвышались неясные контуры какого-то строения.

-- Глаза завязывать будем? -- поинтересовался тот мужчина,
который накидывал на меня удавку.

-- Нет смысла. Дорогу сюда он все равно никогда не найдет,
-- поколебавшись, принял решение старший.

-- Кого нелегкая принесла? -- из темноты в очерченный фарами
в круг вышел мужчина в тулупе и валенках.

-- Не мохай, свои, -- отозвался старший.

-- А я и не мохаю, -- хохотнул пришедший. В свете фар
блеснул ствол карабина, опущенного стволом вниз. --
Доставили груз?

-- Да.

-- Заказчик с вами? -- поинтересовался мужик.

-- Нет. Приедет попозже, через полчаса.

-- А он дорогу знает? -- уточнил владелец полушубка.

-- Я все подробно объяснил водиле, -- ответил старший.

-- Вы его ждать будете?

-- Что, у нас других дел нет. И так с этим засранцем весь
вечер потеряли, -- вмешался в разговор водитель "жигулей".
-- То пасли его, пока он Крытый рынок облазил, то сюда
везли.

-- Сам справишься, -- согласился с водителем старший. --
Один покараулишь. Заказчик решит, что с ним дальше делать. А
мы попозже еще раз подскочим.

Не знаю, что было бы дальше, если бы события развивались по
их сценарию, но я не согласился подчиняться воле
неизвестного мне режиссера. Решил стать не статистом, а
активным участником дальнейших действий. Приехавшая троица
отошла от машины, чтобы поздороваться с вооруженным
охранником. От меня до места водителя было два-три шага. Я
прикинул, смогу ли со скованными руками переключить скорость,
удержать руль. Решил -- будь что будет. Полагаться на волю
случая, безропотно подчиниться решению, которое примет
неизвестный мне заказчик, я не собирался.

Водитель "жигулей" стоял ближе всех к машине. Он мог
помешать мне выполнить задуманный план. Сжав руки в замок,
используя дополнительную тяжесть наручников, я со всего маха
ударил водителя почти прямыми руками в ухо. Он даже не
сообразил, что произошло, какая сила заставила его рухнуть на
бок. Я запрыгнул на место шофера. Мне удалось повернуть ключ
зажигания. Обидевшись на хозяина, выжавшего без подготовки
до упора газ, машина рванула с места. Стоящие впереди
мужчины шарахнулись в разные стороны. Если бы я не пожалел
водителя, лежавшего на земле, мне удалось бы проскочить,
однако я не смог переехать неподвижное тело и взял резко в
право. Машину вынесло за узкую накатанную дорогу, и она,
стукнувшись в какой-то столб, врытый на обочине,
развернулась почти на 180 градусов. Этого вполне хватило,
чтобы мои противники пришли в себя. Я увидел ствол карабина,
нацеленный прямо мне в лицо. Можно, конечно, попытаться
сбить его обладателя, прибавив газу вышедшим из повиновения
"жигулям", но было это чрезвычайно рискованно. Расстояние,
сравнительно большое, чтобы преодолеть его на машине, для
выпущенной из карабина пули было сущим пустяком. Мне
пришлось подчиниться приказу и вылезти из машины.

Водитель, пришедший в себя, после кратковременного шока,
бросился ко мне.

-- Ах ты сволочь, -- завопил он, -- ты мне чуть мозги не
отбил!

Я сумел уклониться от его прямого удара. Старший остановил
наступательный порыв.

-- Остынь, -- ухватив водителя за рукав куртки, приказал он.
-- Лучше скажи мужику спасибо за то, что не переехал, когда
ты, как боров, валялся на дороге.

Водитель грязно выругался. Вместо благодарности он все-таки
ухитрился пхнуть меня кулаком под ребро, когда мы, отставив
машину, пошли следом за мужчиной в полушубке.

Я никак не мог сосредоточиться, у меня разболелась голова.
Может, поэтому я не смог понять, что это за строение
возникло перед нами. На бревенчатой основе располагалось
некое подобие избушки. Мы вошли внутрь. В небольшой
комнате горела керосиновая лампа. Кажется, в последний раз я
видел лампу, подобную этой, лет двадцать пять назад, когда
гостил на отдаленном хуторе у дальних родственников. По
середине комнаты излучала тепло раскаленными до красна
боками самодельная печка-буржуйка. В комнате имелась еще
одна дверь кроме той, в которую мы вошли. Она была завешена
старым, облезшим шерстяным одеялом.

-- Связать клиенту ноги? -- спросил у хозяина избушки
мужчина, которого я выделял как старшего из похитителей. --
А то неровен час сбежит.

-- Не стоит, -- отозвался тот. -- Мой друг не даст ему
убежать. -- Он небрежно похлопал по прикладу карабина.

Гости удалились. До прихода человека, который должен был
решить мою дальнейшую судьбу, оставалось, если верить словам
старшего, не более получаса.

Мой охранник, державший перед приезжими марку, после их
убытия не стал рисковать. Он принес какой-то толстый,
свитый из нескольких веревок канат, крепко связал мои ноги,
обвязал за пояс, притянув руки к туловищу. Конец каната
завязал за балку над моей головой. Убедившись, что связан я
надежно, охранник улегся на подобие топчана, покрытого
полушубком, и захрапел.

Я попробовал скованными наручниками и прижатыми к телу
руками развязать узлы на ногах. Дотянуться до них мне
удалось, а вот не то чтобы развязать, просто ослабить --
нет. Видно, узлы завязаны знатоком. Убедившись в
бесполезности своего занятия, я перестал двигаться и
растирать без того кровоточащие под наручниками кисти рук.

Если не считать храпа охранника, в комнатенке было тихо. В
перерывах между его всхрапываниями я даже слышал как тикают
часы у меня на руке. Сколько минут оставалось до прибытия
человека, оплатившего мое похищение, я не знал. Я думал, что
визитной карточкой его прибытия будет шум мотора
подъехавшей машины. Однако, сколько ни прислушивался, звуков,
свидетельствующих о прибытии машины, не слышал.
Скрип двери заставил меня насторожиться. Сторож
продолжал спать сном праведника. Я уже подумал, что мне
померещилось, когда уличный холод ворвался в открытую дверь.
В дверном проеме стоял довольно высокий мужчина. Почти
бесшумно он скользнул в помещение. За ним так же тихо
проследовал второй. Не могу сказать, что я напрочь отметал
вариант встречи с этими людьми, и все же я был ошарашен. В
комнате стояли мои давнишние знакомые -- золотозубый Николай
Петрович и его компаньон -- Гриша. "С заказчиком все
прояснилось, -- с каким-то облегчением констатировал я. --
Но что они задумали? Вот вопрос! Простая месть? Стоило из-за
того, чтобы свести со мной счеты, городить огород, нанимать
каких-то ублюдков для похищения. Что-то здесь не так. Все
произошедшее не вписывалось в логику действий мошенников, к
которым я причислял бывших соседей по купе".

Гриша окинул помещение оценивающим взглядом. Приметив
карабин, потянул оружие из рук хозяина. Тот даже не
проснулся. Поставив карабин между ног, Гриша примостился на
круглом деревянном бревнышке, выполнявшем роль стула.
Николай Петрович уселся на самодельной неокрашенной
табуретке, стоявшей у противоположной от меня стены.

"Странно, почему они не разбудили охранника", -- подумал я.

-- Со свиданьицем! -- скривив лицо на одну сторону,
усмехнулся Григорий.

-- Ну и почему мы лежим тут связанные по рукам и ногам? --
почему-то шепотом спросил Николай Петрович.

-- Вам видней, -- таким же приглушенным голосом ответил я.

-- Видней-то видней, -- не скрывая неприязни буркнул
Гриша, -- а сам ты никаких грехов за собой не чувствуешь?

Я не знал, что он подразумевает под словом "грехи".
Бессмысленный, с моей точки зрения, разговор начинал
утомлять и раздражать.

-- А ты развяжи меня, сними наручники, тогда и поговорим о
моих грехах, -- вызывающе предложил я.

Даже при тусклом свете лампы я заметил, как налилось краской
его лицо. Наверное, Гриша вспомнил удар, заработанный в
вагоне ресторане. Он резко вскочил с бревна. Но Николай
Петрович не дал приблизиться ко мне.

-- Нашел время сводить счеты, -- осадил он напарника.

"Когда же их еще и сводить? -- подумал я. -- Самое время,
пока я лежу, словно младенец, спеленутый по рукам и ногам".

Дальнейшие события удивили меня больше, чем появление
Николая Петровича и Гриши в комнатенке. Охранник,
разбуженный нашим шушуканьем, открыл осоловелые после сна
глаза.

-- Ты кто? -- удивленно спросил он, уставившись на Григория.
"Ну дает, мужик, -- промелькнула у меня мысль, -- не узнает
заказчиков. Хотя, по логике, он мог и не знать, по чьему
приказанию меня похитили".

Гриша, не произнеся ни слова в ответ, поднялся с бревна.
Спокойно, словно выбивая из пуховой подушки пыль, шмякнул
плоской стороной приклада по голове охранника. Тот
мгновенно отключился. Голова охранника вновь оказалась
на лежанке. Складывалось впечатление, что он и не
просыпался от сладкого сна.

Я ничего не мог понять.

-- Давай в темпе, -- скомандовал Николай Петрович.

Гриша достал из кармана брюк большой нож. Небрежным
движением кисти демонстративно обнажил лезвие перед моим
лицом.

-- А без фокусов ты не можешь? -- прикрикнул на него Николай
Петрович.

-- Эх, расписал бы я тебя, фраер, да не время.

Гриша нагнулся и острым как бритва лезвием несколькими
взмахами разрезал канат, освобождая меня от пут. Его
напарник, пошарив по карманам лежащего без движения
охранника, достал ключ от наручников. Я с наслаждением потер
затекшие кисти рук.

-- Некогда рассиживаться, -- прикрикнул на меня Николай
Петрович. -- Надо смываться. В любую минуту на баржу могут
нагрянуть посетители.

Только сейчас до меня дошло, что место, где меня содержали,
-- баржа на успевшей замерзнуть Волге.

Мы выскочили на улицу. Вышедшая из-за облаков луна освещала
нам дорогу. Метрах в пятидесяти от баржи стояла легковая
машина. Гриша сел на место водителя, а я и Николай Петрович
расположились на заднем сидении. Минут десять мы ехали
молча. Наконец выскочили на дорогу, по которой можно было
передвигаться с большой скоростью. Машину перестало трясти и
бросать из стороны в сторону.

-- Пригни голову, -- скомандовал Николай Петрович. Я
послушно выполнил приказ. Он сам тоже сполз вниз на пол,
спрятавшись за переднее сидение. Только через несколько
секунд я понял, для чего нужна эта маскировка. Мимо нас на
солидной скорости проскочила встречная легковая машина. Ее
фары осветили салон. Возможно, пассажиры машины ехали решать
свои проблемы, не имеющие ничего общего с моей персоной, но
меры предосторожности в нашем случае лишними не были.
Пусть думают, что навстречу им попался автомобиль без
пассажиров, с одним водителем.

-- Какой криминал ты выудил, что тебя испугались и решили
приструнить? -- первым прервал молчание Николай Петрович.

-- А вы не знаете, что за люди похитили меня? -- задал я
встречный вопрос.

-- Одного несколько раз видел. Он раньше служил в милиции, а
сейчас трудится в частной охранной фирме. Остальных не знаю.
Но у меня нет сомнений, чей заказ они выполняли, -- Николай
Петрович не стал настаивать на том, чтобы я удовлетворил
его любопытство, сам выступил в роли ответчика.

-- Чей же?

-- Тех, кто стоит во главе "Городжилстроя", -- в его
голосе не прозвучало ни тени сомнения. Признаться, я ожидал
этот ответ.

-- Ну а в чем ваш интерес? -- не утерпел я.

-- Мы собираем информацию о товариществе, его возможностях,
накопленных средствах, перспективах возобновления работы.

-- Для чего? -- я задал еще один вопрос.

-- Профессиональный интерес, -- уклончиво ответил Николай
Петрович.

-- Что, собираетесь грабануть товарищество? -- я знал, что
профиль деятельности моих освободителей из заточения другой,
но хотел спровоцировать их на более полный и правдивый
ответ. -- Напрасно. В его сейфах денег хватит только на пару
посещений ресторана да еще на сигареты.

-- Да ладно тебе темнить, -- повернул голову в нашу сторону
Гриша. -- Вляпались мы с этим "Городжилстроем".

Только тут я начал кое-что соображать. Теперь я был уверен,
что именно Николая Петровича видел у двери зала, в котором
проходило общее собрание вкладчиков. Я решил проверить свою
догадку.

-- Так вы вложили деньги в эту фирму? -- спросил я.

Николай Петрович промолчал, а Гришу прорвало:

-- Еще какие деньги! В день по условиям фирмы можно было
приобрести двести контрактов. Так мы целый месяц как на
работу ходили, чтобы накупить побольше этих бумажек. Мало
того, платили всяким шаромыжникам, чтобы они на наши
деньги приобретали ипотечные контракты. А потом знаешь что
он выкинул? -- Гриша кивнул в сторону своего партнера по
финансовому бизнесу. -- Пришли получить деньги, перед тем
как весь этот шухер поднялся, они смогли наскрести лишь
часть суммы, и ту мелкими деньгами. Петрович решил не брать
мелочевку, вернуться на следующий день за всей суммой.
Пришли, а денежки-то тю-тю. Говорят: "Подождите
немного". Вот и ждем.

-- Так что, получилось "вор у вора дубинку украл"? -- не
удержался я от реплики. -- Финансовые мошенники обошли вас на
повороте?

-- Это ты кого ворами обзываешь? -- возмутился Гриша. -- Мы
этого сволочугу почитай с того света вытянули, а он
обзывается.

Упоминание о мошенниках не понравилось и Николаю Петровичу.

-- Да, нам доводилось иногда учить ротозеев, не скрою, -- с
несвойственной ему горячностью заявил он. -- Но наши дела --
это семечки по сравнению с тем, что творится сейчас в
масштабах страны. Попробуй вытащи из чужого кармана или
квартиры какую-нибудь мелочевку -- сразу припаяют срок. Вон
Гриша три года отсидел за то, что какая-то раззява оставила
без присмотра чемодан. А что делают финансовые компании?
Средь бела дня обирают миллионы сограждан, крадут
миллиарды рублей, и хоть бы что. Ты что, думаешь власть имущие
не видят это? Еще как видят! Все понимают! Но не хотят
остановить.

-- Ну, ты и скажешь, -- не согласился я. -- Не хотят
остановить! Скорее всего, за другими делами руки не доходят.

-- Как бы не так, -- не дал мне закончить мысль оппонент. --
Когда человеку наплевать на то, что творится в политике,
бизнесе, вообще в мире?

-- Ну, наверное, когда ему приходится решать какие-то личные
проблемы, -- неуверенно высказал я предположение.

-- Тепло, -- согласился Николай Петрович. -- Особенно если
сам человек или кто-то из его близких тяжело больны. Ты
можешь представить себе человека с температурой под сорок,
чтобы он шел в колонне демонстрантов и кричал: "Ельцина
долой!", "Да здравствуют коммунисты!"?

Теперь посмотри, что у нас происходит: финансовая
лихорадка, зарплату не платят, рубль обесценивается,
сбережения, лежащие на книжках, пропали. Нормальный человек
посмотрит, посмотрит на это и скажет: "На кой хрен мне такая
власть!" Что бы этого не произошло, взяли и подпустили в
масштабах всей страны вирус наподобие вируса гриппа,
который любого может заразить. Вирус коварный -- оккупирует
мозги: хочешь приумножить свои денежки, избежать инфляции --
неси кровные под пятьсот процентов годовых. Ну чем не
коммунизм? Так тот строить долго, а тут работать не надо,
капиталы сами по себе от месяца к месяцу растут. Ты
сомневаешься, а мы тебе подпустим вирус -- через газеты,
телевидение пообещаем рай на земле: "жене -- шубку,
мужу -- машину, семье -- дом в Париже". И все это, заметь,
сбудется само собой. Не забывай только во время относить
денежки той фирме, которая обещает больше, кричит громче.
Расчет безупречный, особенно в нашей стране, где старшее
поколение приучили верить: "Все, что напечатано в газете,
произнесено по радио или с экрана телевизора, -- это правда
и ничего кроме правды".

-- Положим, во многом вы правы, -- согласился я. -- Но разве
власть не боится гнева миллионов граждан, когда обнаружится
обман?

-- Да ты в какой стране живешь? -- изумился Николай
Петрович. -- Весь секрет в том, что даже если обворованные
поймут, что над ними цинично надругались, власть от этого
только выигрывает.

-- Как так? -- засомневался я.

-- Да просто! Власти встанут на сторону обиженных и
обворованных. Громче всех будут кричать: "Держи вора!", "Мы с
вами!" Президент заявит о недопустимости игры без правил,
необходимости наказания виновных. Начнут создаваться
комиссии, комитеты, издаваться законы. Я не исключаю, что
прогремит несколько судебных процессов. И никто даже не
вспомнит, при чьем попустительстве разыгралась вся эта
финансовая вакханалия. Но результат от всей шумихи будет
"пшиковый". Никто обворованным их деньги не вернет: ни
фирмы, ни тем более государство.

Николай Петрович хотел подкрепить свою мысль еще какими-то
доводами, но не успел.

-- Финансист сраный, -- презрительно буркнул наш водитель.
-- Тебе бы в Совете министров заседать. А еще лучше --
возглавить его. Там тоже все башковитые сидят. Где же ты
раньше со своими идеями был, когда мы денежки в
"Городжилстрой" вбухали?

Николай Петрович не стал вступать в полемику с компаньоном,
обратился ко мне:

-- Так что вам удалось раскопать о деятельности
товарищества?

Я не стал скрывать, рассказал все что выяснил. Фирма деньги
перекачивает в Москву. На счетах в коммерческом банке в
Саратове -- мизер. Хотя разрешение на продолжение
деятельности получено, работа фактически свернута. Люди
влиятельные, обличенные властью, свои вклады забрали.
Отдельные вкладчики получили вложенные суммы, отказавшись в
пользу фирмы от дивидендов. Крутит всеми делами на месте
Эдуард Понаганян.

Рассказ мой был выслушан со вниманием. Только один раз
Николай Петрович не согласился со мной, когда я говорил о
роли заместителя директора. По его словам, Понаганян не был
фигурой, способной заправлять всеми делами товарищества.

В свою очередь я узнал историю моего освобождения. В
отличие от меня, Николай Петрович сразу признал в человеке,
выдвинувшем свою кандидатуру в состав инициативной группы
вкладчиков, попутчика, подложившего им большую свинью в
поезде, чуть не сорвавшего удачно проведенную картежную
операцию. Решил последить за мной. Вначале была мысль свести
со мной счеты. Потом подумал, что как член инициативной
группы я смогу поделиться информацией, недоступной рядовым
вкладчикам. Почти весь вчерашний день, когда я отказался
получить деньги и стал собирать компромат на товарищество,
Николай Петрович и Гриша ошивались в Доме офицеров. О том,
что именно в этот день я буду представлять интересы
вкладчиков в фирме, узнали от председателя инициативной
группы. Тот тайны из графика работы членов группы не делал.

Когда я ушел из Дома офицеров, двинулись за мной следом. С
удивлением обнаружили, что меня "пасут".

-- Те вели тебя на коротком поводке, мы на длинном, --
сообщил Гриша.

Увидев, как я попался на удочку, сел в машину
преследователей, решили слежку не прекращать. Однако пока
бегали к своему автомобилю чуть не упустили похитителей.
Чудом отыскали синие "жигули", в которые я сел, на
значительном удалении от места похищения. Дальше дело
техники. Преследовали нашу машину, не включая фар. На одном
из поворотов чуть не перевернулись, но все обошлось. К
барже подъезжать не стали, свой автомобиль замаскировали
среди полуразрушенных сараев, неведомо кому принадлежавших,
с давних пор стоящих на берегу Волги. Когда автомобиль,
доставивший меня, умчался, подъехали поближе. Остальные
события происходили при моем непосредственном участии.

Николай Петрович удовлетворил мое любопытство и в связи с
историей в поезде, свидетелем которой мне довелось быть.
Жору они действительно нагрели в карты на пятнадцать
миллионов. Опасаясь, что тот поднимет шум, деньги передали
официанту из вагона-ресторана. Это был их давний знакомый.
Условились, если возникнет необходимость, официант, развозя
обеды по вагонам, небольшую часть денег подсунет в наше
купе. Остальные потом разделят. Как найти официанта, который
на этом направлении ездил постоянно, напарники знали. На
станции, где они по требованию милиционера сошли с поезда,
приятели провели сутки. Улик не было. Их отпустили.

Почему Николай Петрович так разоткровенничался со мной --
было неясно. То ли он считал, что я, из благодарности за
освобождение, не стану ворошить прошлое, то ли рассчитывал
сотрудничать со мной в вызволении вложенных денег и понимал,
что я соглашусь на это, лишь полностью доверяя ему и его
компаньону, а по сему темнить о прошлых деяниях не имело
смысла. Второе предположение оказалось ближе к истине. Я
понял это, когда мы въехали в черту города и Николай
Петрович предложил мне союз в борьбе с финансовыми
мошенниками. Подумав, я согласился. Не отверг я и второе
предложение -- скоротать остаток ночи, точнее утра, в
квартире Гриши, она находилась неподалеку. Утром, на свежую
голову, обсудить план дальнейших действий.

***

ГЛАВА 7

***

Гриша жил в коммунальной квартире дома, когда-то
построенного для рабочих одного из заводов. Бурный расцвет
приватизации привел к тому, что комнаты стали распродавать
оптом и в розницу. Я еще раз убедился, что вариант с покупкой
комнаты, который я планировал, но не смог осуществить, был
не самой удачной идеей. От квартиры так и веяло
заброшенностью. В длинном коридоре, у самого потолка, тускло
светила лампочка. Стены были обшарпанными, краска давно
облупилась. На кухне, куда мы прошли, чтобы попить чай, нас
встретило полчище тараканов. Две двухконфорочные печки,
возвышающиеся над притулившимися по углам небольшими
кухонными столами, были закапаны жиром, томатной пастой,
другими остатками сбежавшей из кастрюль пищи.

Увидев мой оценивающий взгляд, Гриша попытался как-то
оправдать запущенность квартиры.

-- Соседи у меня подобрались не ахти. В одной комнате муж с
женой -- пьяницы. С утра начинают бухать и так целый день.
Второй сосед им под стать. Есть еще один, тот
шофер-дальнобойщик, более-менее нормальный мужик. Но он
живет у своей бабы. К нам приходит раз в два-три месяца,
когда запьет и подруга вытурит его на пару дней, чтобы
протрезвел. Комната мне досталась после смерти матери.
Раньше здесь еще две бабуси жили -- была чистота и порядок.
Каждый день дежурство -- уборка, мытье полов в общественных
местах. Потом их дети к себе забрали, а комнаты попродавали.
Тут уже по нескольку хозяев в каждой комнате сменилось. Один
я старожил.

По сравнению с коридором, кухней, другими местами общего
пользования комната, принадлежащая Грише, приятно удивляла.
В ней были наклеены светлые обои, потолок побелен,
деревянные полы покрыты лаком. Вот мебель желала лучшего,
явно приобреталась не в самых дорогих мебельных магазинах.
Комната была обставлена так, что складывалось
впечатление: разрозненную мебель состоятельные жильцы давно
выбросили за ненадобностью, но до свалки она не добралась,
каким-то образом очутилась здесь. В углу стоял большой
круглый стол. Когда-то полированная столешница, давно
невидевшая ни скатерти, ни клеенки, покрылась сетью тонких
белых паутинок и белесых пятен, оставленных донышками
горячих кастрюль, чайника, тарелок, чашек. Стулья разнились
не только цветом обивки, формой спинок и ножек, но были
неодинаковой высоты и совершенно разной конфигурации
сидений. Огромный продавленный диван, с истертой материей
там, где чаще всего садились, и ободранными боковинами,
занимал большую часть одной из стен. Телевизор, стоящий у
окна, по возрасту являлся, наверное, ровесником дивану. Во
всем чувствовалось отсутствие женской руки.

-- Ты когда выбросишь всю эту рухлядь и купишь что-нибудь
похожее на мебель? -- видимо, уже не в первый раз задал
вопрос Николай Петрович, с брезгливой миной усаживаясь на
засаленный диван.

-- Чем плохая мебель? Мне подходит. Самое главное, можно
комнату не закрывать на ключ, -- хохотнул хозяин. -- На
такую мебель никто не позарится.

Гриша принес раскладушку, висевшую в коридоре на большом
гвозде. Николай Петрович стал устраиваться на ней. Он не
переставал бурчать, поминая нехорошим словом клопов и
тараканов, которые, наверное, водились не только на кухне, но
и в комнате.

На пол хозяин бросил матрас и небольшую подушку. Мне
предложил занять диван, но я отказался, выбрал ложе на полу.
Обычно я очень плохо сплю в новом, незнакомом помещении.
Здесь же на удивление быстро заснул. Мои товарищи также не
страдали бессонницей. Проспали мы долго. Даже дневной свет,
прорвавшийся сквозь заледенелое стекло, не смог нас
разбудить.

Роль будильника выполнили пьяные голоса, доносившиеся из
коридора. Не надо было даже прислушиваться, чтобы расслышать
о чем идет речь:

-- Юра, ты не прав, -- на высокой ноте звучал женский голос.
-- Я никогда не соглашусь с тобой. Все равно "Анапа" лучше,
чем разбавленная "Троя".

Мужчина не уступал:

-- Врачи говорят, что полезно красное, виноградное вино,
твоя "Анапа" -- суррогат. Вот "Троя" это да. Там
натуральный продукт: спирт и женьшень. А ты знаешь какой
женьшень полезный? У меня знакомый дед до восьмидесяти пяти
лет дожил, так он только "Трою" пьет. К нему до сих пор
молодые бабы в гости заходят.

-- То-то ты на "Трою" налегаешь! Молодых баб захотелось? --
пьяно взвизгнула женщина.

-- Эй, алкаши, -- не выдержал Гриша. -- Сейчас же прекратить
дискуссию. А то я вам обоим сопатки начищу.

Спор тотчас прекратился. Наверное, Гриша пользовался в
коммуналке непререкаемым авторитетом. Слов на ветер не
бросал, и соседи это знали.

Мучиться над составлением плана дальнейших действий нам не
пришлось. План, как оказалось, был давно готов. Каждому
участнику его осуществления была уготовлена своя роль. Судя
по первоначально запланированному мероприятию, составил его
Николай Петрович не сегодняшней ночью, а гораздо раньше. И
не просто составил, а подготовил почву для реализации части
плана. После того как мы перекусили на скорую руку, Николай
Петрович отлучился ненадолго, чтобы, как он заявил,
"кое-кому позвонить".

Пришел он действительно через несколько минут, немножко
возбужденный, сообщил нам, что на вечер намечается
культпоход в ресторан. Причем пойдем мы не одни. От нашего
имени он пригласил трех приличных женщин, а потому мы должны
выглядеть соответственно.

-- Нам сейчас только по ресторанам с бабами шляться, -- я
сразу же высказал несогласие выступать в роли простого
исполнителя, не посвященного во все детали плана. -- Или вы
объясняете, для чего это надо и посвящаете нас во все
тонкости своего замысла, или я "пас".

-- Нам надо установить, есть ли наличка у товарищества в
Саратове и где она находится? -- перешел к наступательной
тактике Николай Петрович.

-- Это было бы неплохо, -- согласился я.

-- Как это можно сделать? -- заданный им вопрос был,
конечно, интересным.

-- Не знаю, -- чистосердечно признался я. -- Разве что
обходить все коммерческие банки и другие финансовые
компании, с которыми фирма имеет дело. Но кто мы такие,
чтобы те поделились информацией? Короче, не знаю.

-- А я знаю, -- уверенно заявил Николай Петрович.

-- Велика хитрость, -- вмешался в разговор Гриша. -- Нужен
наводчик. -- Увидев мой недоуменный взгляд, он пояснил:
-- Нужен человек, который обладает информацией о финансах
товарищества.

-- Молодец! -- похвалил его Николай Петрович. -- Нам нужна
информация из первых рук. И мы ее добудем. Для этого пойдем
в ресторан.

-- Допустим, мы будем знать, что у "Городжилстроя" есть
большие деньги здесь, не весь капитал ушел в Москву. Что
дальше? -- я хотел быть в курсе задуманного, хотя не
представлял, как мы сможем реализовать даже его начальную
стадию -- получить необходимую информацию.

-- Не лезь в пекло наперед батьки, -- досадливо отмахнулся
Николай Петрович. -- После ресторана, если дело выгорит, я
объясню, что дальше делать.

Я был вынужден согласиться. До намеченного культпохода
оставалось не так уж много времени. Надо было привести себя
в порядок, приобрести, как выразился Николай Петрович,
"соответствующий приличным людям вид". Я хотел было съездить
домой, переодеться, но он не разрешил. Не исключено, что те,
кто меня похитил, знали, где я живу, и могли караулить у дома.
Ехать к теще, где находилась часть моих вещей, не имело
смысла: во-первых, далеко; во-вторых, ее адрес я сообщил,
когда получал вексель в "Городжилстрое". Николаю
Петровичу для подготовки к походу в ресторан достаточно
было погладить брюки и почистить обувь. Еще при первой нашей
встрече я отметил, что одевается он с шиком, который, в его
возрасте, себе обычно позволяют творческие люди: артисты,
художники, крупные администраторы в сфере культуры.
Соответствовал его внешний облик и той профессии, которая
значилась в визитной карточке, отпечатанной на хорошей
плотной бумаге. Несколько таких карточек выпало из кармана
твидового пиджака, когда его хозяин проходился одежной
щеткой, смоченной в воде, по воротнику, рукавам и
разглаживал отвороты. На визитке значилось: "Емельянов
Николай Петрович -- старший консультант юридической фирмы
"Право". Я не был уверен, что фирма или юридическая
консультация с таким названием существует и тем более что
мой компаньон является ее старшим консультантом. На эту
мысль наводил и тот факт, что на визитке отсутствовали
рабочий и домашний адреса, а также телефоны владельца
карточки.

Гриша с трудом смог подобрать в своем не очень-то богатом
гардеробе темные брюки и тонкий шерстяной пуловер, которые
Николай Петрович признал годными для парадной формы одежды,
а вот рубашки хозяина он забраковал. Мой внешний вид помимо
пренебрежительного похмыкивания удостоился еще и нескольких
язвительных замечаний в адрес тех людей, которые кроме
военной формы, сапог и фуражки ничего в жизни не видели и не
носили.

-- У тебя хоть деньги с собой есть? -- перешел на ты Николай
Петрович.

Я достал кошелек. В нем было не густо, тысяч тридцать-сорок
рублей. Взятую вчера утром сумму я потратил на рынке. Сумка
с продуктами так и осталась в комнатушке на барже как
компенсация сторожу за удар прикладом по голове.

-- А у тебя? -- он обратился к Грише.

Тот не стал даже рыться в карманах. Молча развел руками.
Жест был достаточно красноречивым.

-- Ладно, поскучайте без меня. -- Николай Петрович за
сегодняшний день отлучился второй раз.

Явился он через полтора часа. Принес нам перекусить и вручил
Грише светлую, в полоску рубашку и пестрый галстук, а мне
рубашку из какого-то особого, в мелкий рубчик вельвета. Я
молча принял обновку: а вот Гриша, узнав, что галстук стоит
пятьдесят тысяч, возмутился:

-- Я в жизнь этот ошейник не одену.

-- Как хочешь, -- шеф не собирался спорить. -- Деньги все
равно из твоей доли вычту. С тебя, кстати, за рубашку сто
двадцать тысяч. Не забудь потом отдать, -- обратился он ко
мне.

Рубашку за такие деньги я бы, наверное, никогда не купил,
хотя она мне понравилась. Когда переодевания были закончены,
Николай Петрович еще раз окинул нас оценивающим взглядом и
пришел к выводу, что к походу в ресторан мы готовы.

Нам пришлось ожидать у входа в ресторан минут пятнадцать.
Николай Петрович решил, что дамы обидятся, если мы не
встретим их у двери. Он еще раз проинструктировал нас:

-- Значит так, я -- юрист, ты, -- он ткнул в меня пальцем, --
естественно, военный -- полковник.

-- Подполковник, -- поправил я.

-- Полковник солиднее, но как хочешь, подполковник, значит,
подполковник.

-- Можно, я представлюсь как летчик-испытатель? -- выдвинул
предложение Гриша.

-- Какой ты к хренам летчик, -- наш шеф не поощрял
инициативу.

-- А что? -- обиделся Гриша. -- Я пацаном на авиазаводе
работал. Самолет не только на картинке видел.

-- На твоем заводе уже забыли, когда последний самолет
собирали, -- Николай Петрович был непреклонен. -- Скажешь,
что бизнесмен. Владеешь оптовым складом и несколькими
торговыми точками.

 Он продолжил инструктаж:

-- Разговор за столом и во время танцев вести на отвлеченные
темы. Все, что мне нужно, я узнаю сам, но и вы не зевайте --
что услышите, потом расскажете. Не части за столом, -- это
касалось Гриши. -- Три рюмки выпьешь, потом пропусти.
Скажешь, что завтра деловая встреча, должен быть трезвым.
Если напьешься, от меня потом не получишь ни копейки.

-- А ты хоть одного бизнесмена видел, который бы не пил? --
попробовал возразить Гриша.

-- Ты будешь первым! -- Николай Петрович не собирался
дискутировать на эту тему.

Мы порядком замерзли. Гриша выкурил три или четыре сигареты,
когда из подъехавшего к ресторану такси вышли три женщины.
Они были в длинных кожаных пальто, с меховыми воротниками,
отличающимися немного фасоном и окраской. На головах у
всех трех -- норковые шапки. Женщины были почти одного
роста, одна была значительно полнее подруг.

-- Моя -- толстушка, -- шепнул нам Николай Петрович,
устремясь к вышедшим из такси. -- Инициативу разбивки по
парам из оставшихся предоставим дамам.

Мы последовали за ним.

-- Дамы, позвольте вам представить кавалеров, -- довольно
напыщенно произнес Николай Петрович. -- Александр Иванович,
боевой офицер-полковник.

-- Подполковник, -- уточнил я.

-- Я, как человек штатский, никогда не разбирался в ваших
званиях, -- нашелся наш организатор. -- Григорий Федорович,
-- указал кивком головы, -- крупный коммерсант. Ну а меня вы
знаете. Кто забыл, напомню.

Толстушка не дала ему продолжить:

-- Ну что вы, Николай Петрович. Разве мы могли забыть имя
человека, подарившего такие розы и громадную коробку конфет.

-- Лариса, -- представил ее первой Николай Петрович. --
Галя, -- он сделал галантный жест в сторону стоявшей впереди
женщины. -- И наконец, их строгая начальница -- Лия
Дмитриевна. Наши очаровательные женщины представляют сферу
финансового бизнеса.

Сказать, что я не догадывался, кого Николай Петрович
пригласил в качестве гостей в ресторан, было бы не совсем
правильно. Кое-какие мысли на этот счет у меня возникали. У
кого как не у сотрудников "Городжилстроя" можно было
уточнить информацию о перспективах жизни и смерти
товарищества? Мои догадки оказались правильными -- главный
бухгалтер товарищества и еще две женщины, которых я видел в
помещении фирмы при оформлении векселя, собирались разделить
с нами ужин ресторане.

А вот для Лии Дмитриевны встреча со мной оказалась полной
неожиданностью. В том, что она узнала меня, я не сомневался.
По ее лицу можно было догадаться, что она принимает какое-то
решение.

-- Вот уж не думала, что это ваш приятель, -- с некоторой
долей укоризны заявила она Николаю Петровичу.

-- А вы что, знакомы? -- тот попытался изобразить саму
невинность.

-- Знакомы. Мы хотели человеку сделать как лучше, пошли
навстречу, а он скандал устроил, -- в голосе главного
бухгалтера звучало раздражение. -- Что-то от вашего ужина
попахивает плохо замаскированной провокацией.

-- Лия Дмитриевна, побойтесь бога! Разве мы похожи на
провокаторов? Ну, погорячился человек. С кем не бывает.
Стоит из-за этого портить вечер, -- Николай Петрович не
хотел упускать инициативу из рук, отказываться от
задуманного плана.

-- Да брось ты дуться! Мужчины пригласили нас на ужин.
Почему бы не отдохнуть, не поразвлечься? -- Лариса выступила
на нашей стороне и, кажется, была настроена на продолжение и
углубление знакомства.

-- Правда, Лия Дмитриевна, что тут плохого? Посидим,
послушаем музыку, -- поддержала подругу Галя. -- Мужчины
вроде порядочные, -- она многообещающе улыбнулась "крупному
коммерсанту" -- Грише.

-- Ну хорошо! -- сдалась начальница. -- Посмотрим, что из
всего этого получится.

Она первой шагнула к двери ресторана. Я пошел следом. Галя
подхватила Гришу под руку. Николай Петрович с Ларисой
замыкали шествие. Пары определились сами собой.

В небольшом, полупустом помещении ресторана было довольно
темно. На эстраде стояла аппаратура, заменяющая оркестр. Из
динамиков, на мой взгляд чересчур громко, к изрядно
подвыпившей публике обращались популярные артисты. В
репертуаре преобладало женское начало: Пугачеву сменила
Долина, ее -- Аллегрова, на смену им пытались достучаться до
глубин души присутствующих в ресторане Маша Распутина и
Вика Цыганова.

Наша компания заняла столик подальше от эстрады.

-- Что будем пить, девочки? -- сверкнув золотыми зубами,
взял в свои руки бразды правления Николай Петрович.

-- Естественно, шампанское, -- подала голос Галя. -- Только
наше, "Советское", желательно полусладкое.

-- Лично я предпочитаю водочку, -- сделала заявку Лариса.
-- От шампанского у меня изжога.

-- У нас сходные вкусы, -- не преминул заметить Николай
Петрович. -- Не удивлюсь, если вы натуральное мясо любите
больше, чем молотое.

Лариса одарила его улыбкой, подтверждающей правильность
сделанных выводов.

Лия Дмитриевна в обсуждении заказа участия не принимала. Она
сидела молча, лишь изредка разглаживала обеими руками
скатерть на столе перед собой. Меня удивили ее длинные,
тонкие пальцы. Казалось, они не имели утолщений на суставах и
были одной толщины по всей длине. На левой руке, на
безымянном пальце, блестел каким-то драгоценным камнем
большой золотой перстень. Ногти были тщательно отполированы.

-- Лия Дмитриевна, а что вы будете пить? --
поинтересовался наш заводила.

-- То же, что и все.

-- Я полагаю, выбор закусок вы позволите сделать мне, --
тоном завсегдатая ресторана произнес Николай Петрович.

-- Все что угодно, только не курицу, -- сделала заявку
Лариса.

Пошептавшись с официантом, Николай Петрович сделал заказ.
Ждать нам долго не пришлось. Через несколько минут на
столике появилась бутылка шампанского, две бутылки водки,
салаты (один по виду напоминающий салат оливье, другой из
яиц, кальмаров и креветок), колбаса двух сортов, буженина и
нарезанная тонкими ломтиками красная рыба.

-- За милых, очаровательных дам, за наше знакомство, которое,
я надеюсь, будет взаимовыгодным и плодотворным, -- Николай
Петрович на правах тамады произнес первый тост. Хотя
мужчинам за дам положено пить стоя, я не стал подниматься.
Гриша, не большой сторонник церемоний, одним большим глотком,
не дожидаясь особых приглашений, выпил свою рюмку.

Подружки чокнулись между собой, тоже выпили водочки, хотя
предусмотрительный Николай Петрович, не дожидаясь пока это
сделает официант, налил им кроме водки в хрустальные бокалы
искрящегося шампанского. Даже любительница шампанского Галя
довольно лихо расправилась со своей рюмкой. Николай Петрович
не позволил заняться закусками.

Тоном обиженного мальчика, которого лишили мороженого, он
объявил:

-- Так дело не пойдет! Вы между собой чокнулись, а о нас
забыли. Придется повторить. Негоже нам разбиваться на
кланы и группировки, да еще по половому признаку.

Грише не надо было говорить второй раз, он моментально
наполнил пустые рюмки.

-- К середине! -- скомандовал Николай Петрович.

-- А за что? -- кокетливо посмотрев на соседа, спросила
Галя.

-- За любовь! -- многозначительно произнес новоявленный
бизнесмен. Поднятые рюмки встретились со звоном на середине
стола.

Вторая порция алкоголя несколько сгладила настороженность и
напряженность первых минут знакомства.

Николай Петрович принялся ухаживать за своей соседкой, Галя
активно накладывала закуски как в свою тарелку, так и
в тарелку Гриши.

Я хотел предложить Лии Дмитриевне рыбу из общего блюда, но
она дала понять, что в моих услугах не нуждается.

-- В артиллерии за задержку снаряда в боевой обстановке
расстреливают, -- Гриша снова разливал по рюмкам.

-- А вы что, служили в артиллерии? -- полюбопытствовала Галя.

-- В авиации. Там те же строгие правила, -- не моргнув
глазом ответил Григорий.

-- Минуточку внимания, -- наш тамада постучал рюмкой по
бокалу. -- Разрешите предоставить слово Лии Дмитриевне.

Та не стала кокетничать и отказываться, подняла рюмку:

-- За людей, которые любят и умеют жить!

Наполненные рюмки вновь сошлись на середине стола.

"Здоровы выпить девчата", -- подумал я, увидев как подружки
запили водку шампанским.

После третьей рюмки налегли на закуску, а когда появилось
горячее -- "говядина тушеная под соусом из шампиньонов",
дружно выпили по четвертой.

Постепенно ресторан заполнялся. Свободных мест к тому
времени, когда на эстраду вышли оркестранты, уже не было. В
ресторане, в центральной части России, я не был очень давно.
Кавказ в счет не идет, там в ресторан ходят обычно одни
мужчины, в редких случаях -- смешанная молодежная компания
или сослуживцы отметить какое-нибудь очередное торжество.
Публика разительно отличалась от той, которую можно было
увидеть вечером в ресторане лет десять-двенадцать назад.

Тогда небольшую часть посетителей составляли завсегдатаи,
живущие поблизости или имеющие симпатию из числа
сотрудников ресторана. Причем это могли быть люди любой
профессии и совершенно разного достатка. Солидно были
представлены, большей частью женщинами от двадцати пяти до
сорока лет, сферы торговли и обслуживания, а также сфера
культуры в лице лучших представителей обоего пола. Как
правило, один-два столика занимали военные из расположенных
неподалеку частей местного гарнизона. Особняком держались
партийные и административные работники, оккупирующие лучшие
столы в укромных местах. Захаживали в ресторан и
спортсмены -- обмыть очередную победу или поражение на
спортивных полях. Не очень частыми, но и не столь уж редкими
посещениями ресторана могли побаловать себя на юбилей
коллеги врачи и учителя, а также семейные пары, не желающие
встречать праздник дома. Была еще одна категория молодых
женщин, которые если не являлись постоянными посетителями,
то по крайней мере раза два в неделю отмечались в
ресторане. К огорчению официантов, эти девушки ограничивались
в заказе салатами и бутылкой легкого вина на двоих, по
завершении ужина очень тщательно пересчитывали сдачу. Они
охотно соглашались пересесть за столик подгулявших мужчин,
редко кому отказывали в праве на танец, сами получали
удовольствие, танцуя с партнером, уходили домой чаще всего с
провожатым; за общение и прочие услуги денег никогда не
брали, но были не против, если кавалер заказывал тут же в
ресторане бутылку водки, вина или шампанского и что-нибудь
из холодных закусок, которые прихватывались с собой. Среди
посетителей особо выделялась когорта командированных из
других городов. Они вначале жадно набрасывались на ужин, а
затем вливались в общий поток ресторанной жизни.

Теперь публика была совершенно иной. Дифференциация в
доходах, жизненном уровне населения проявлялась в ресторане
с особой наглядностью. Простым смертным вход был заказан.
Незначительную часть публики составляли прилично одетые
смешанные компании, вроде нашей. Было видно, что эти люди или
решают в ресторане не осиленные за трудовой день проблемы,
или же собрались немного расслабиться, а скорее всего,
совмещают первое со вторым.

Большая часть посетителей была представлена "малиновыми
пиджаками" -- молодыми людьми до тридцати-тридцати пяти лет,
с короткими стрижками, уверенными движениями, громкими
голосами, входящими во всевозможные кланы удачливых
бизнесменов, финансистов, риэлторов, брокеров, агентов и их
длинноногими -- похожими, несмотря на разный цвет волос,
глаз, рост и вес, как куклы, произведенные на одной
игрушечной фабрике -- подружками.

По числу присутствующих к "новым русским" примыкали ломовые
двигатели экономической реформы -- владельцы торговых
киосков, мест, "челноки", привезшие небольшие партии
товара из Москвы, Украины, Белоруссии и других
регионов бывшего СССР и дальнего зарубежья, а также
продавцы многочисленных вещевых рынков, весь день
простоявшие на морозе и решившие хоть немного пожить
красивой жизнью, не просто распить по окончании смены
бутылку для согрева, а спустить заработанное в ресторане.

За несколькими столиками, как правило парами, скучали
молодые девицы, чью профессию не трудно было определить по
вызывающе долгому, оценивающему и в то же время зазывающему
взгляду, устремленному в глаза потенциальных клиентов.

Мужская часть посетителей изобиловала лицами так называемой
"кавказской национальности". Они достойно представляли своих
собратьев, торгующих мясом, овощами и фруктами на местных
базарах, владеющих торговыми точками, кафе, другими
предприятиями сферы обслуживания.

Первый танец под музыку небольшого оркестра наша компания
игнорировала. Но когда на эстраду вышла певица и запела
что-то о женском счастье, мои соседи не выдержали. Николай
Петрович увлек Ларису в толпу танцующих, Гриша с Галей
медленно передвигались неподалеку от нашего стола.

Я не знал, как мне поступить. Мои довольно робкие попытки
установить более тесный контакт с Лией Дмитриевной встречали
с ее стороны если не отпор, то явное неприятие.

Она сама нарушила молчание:

-- Мы что, так и просидим весь вечер за столом?

-- Не знаю. Мне кажется, что мое общество вам неприятно, --
я был уверен в правильности своего утверждения.

-- А еще говорят, что военные разбираются в женской
психологии, -- усмехнулась она. -- Пойдемте танцевать.

Мы не стали пробираться к эстраде, где танцевала основная
масса посетителей, а присоединились к Грише с партнершей.

Я уже забыл, когда в последний раз мне доводилось танцевать.
Даже во время домашних застолий, которые по молодости
обязательно сопровождались танцами, мы как-то незаметно
отошли от этого. Песню спеть еще могли, а вот чтобы
покружиться в вальсе или почувствовать завлекающую прелесть
танго -- это прошло. Иногда дочка, включив магнитофон,
заставляла меня тряхнуть стариной, но было это тоже не
часто.

Лия любила и умела танцевать. Держалась она прямо, как это
обычно делают танцоры, знающие толк в бальных танцах.
Танцевать с ней было легко, она охотно подчинялась партнеру
и в то же время посылала какие-то едва ощутимые импульсы,
заставляющие его двигаться в определенную сторону, совершать
согласованные танцевальные движения.

-- А вы не плохо танцуете, -- сказала Лия. Мне была приятна
ее похвала.

Мы вернулись к столику. Официант успел навести порядок за
нашим столом, поменять приборы, принести полную бутылку
водки взамен выпитых, осуществить смену горячего блюда. На
этот раз Николай Петрович решил угостить нас "осетриной
по-волжски". Хотя по существующим правилам рыбное блюдо
подают до мясного, перестановка очередности их подачи,
вопреки этикету, была задумана тактически правильно.
Во-первых, на сравнительно трезвую голову нарезанные вкось
широкими ломтями, разложенные на большом блюде, окруженные
овощами и залитые соусом с кореньями куски царской рыбы не
вызывали бы такого восторга и изумления. Во-вторых, поданная
после этого блюда говядина вряд ли была бы оценена по
достоинству.

Мы вновь выпили. Налегли на закуску. Блюдо действительно
заслуживало высшей оценки, пришлось бы по вкусу самому
привередливому и разборчивому гурману.

-- Лия, на коронный номер рискнешь? -- обратилась к подруге
Лариса.

-- После такой жрачки? -- моя соседка шутливо похлопала
обеими руками по животу.

-- Да брось ты, давай, не ломайся, небось самой хочется, --
настаивала Лариса.

-- Вы вальс танцуете? -- Лия впервые за весь вечер
посмотрела мне в глаза.

-- Когда-то танцевал. В Доме офицеров однажды даже приз на
новогоднем балу завоевал.

-- Вот видишь, партнер что надо, -- Лариса повернулась к
Николаю Петровичу и что-то шепнула ему на ухо. Тот кивнул
головой, встал из-за столика и направился к оркестру. Он не
успел вернуться, как в зале зазвучала мелодия вальса.

-- Надеюсь, мне не придется приглашать вас снова? -- Лия
шутливо надула губы.

Я встал, отодвинул ее кресло.

Желающих танцевать вальс было мало. Крашеная блондинка с
кавалером, который был лет на пятнадцать старше ее, но
бодрился, желая доказать не столько окружающим, сколько
себе, что мужик он еще крепкий. Еще одна пара среднего
возраста и две молодые женщины, по всей видимости
принадлежащие к племени "челноков", не устоявшие перед
знакомой мелодией вальса и вышедшие на танцевальный пятачок,
несмотря на то, что на ногах у них вместо бальных туфелек
болтались зимние сапоги.

На этом фоне наша пара выгодно выделялась. На Лие было
роскошное платье, с большим вырезом на спине, в тон ему
предусмотрительно захваченные и обутые в раздевалке туфли
на высоком каблуке. Благодаря стараниям Николая Петровича я
выглядел относительно неплохо, хотя и понимал, что мой
внешний вид не идет ни в какое сравнение с видом партнерши.

Первый поворот я выполнил не совсем уверенно, чувствовал
себя скованным. Моя партнерша, казалось, не замечала этого.
Она была полна энергией, которая передавалась мне. Мы
закружили, постепенно убыстряя темп, всецело подчиняясь
музыке. У меня немного участилось дыхание, я начал
чувствовать, как ноги наливаются тяжестью: сказывался вечер
и начало ночи, проведенные на барже. Лия, наоборот, с каждым
тактом сбрасывала груз прожитого дня. Глаза ее блестели, на
лице появился румянец, легкая улыбка играла на губах. Музыка
внезапно закончилась, мы по инерции покружились еще один
раз. Я почувствовал, что ее приоткрытые губы слегка
прикоснулись к моим.

К своему месту мы возвращались под нестройный туш оркестра,
сыгранный в нашу честь, и аплодисменты, раздававшиеся с
соседних столиков. И хотя Лия делала вид, что туш и
аплодисменты ей безразличны, она, словно артистка, давно
оставившая сцену, не снимающаяся в кино, но по случаю
очередного юбилея приглашенная на встречу со зрителями,
была польщена всеобщим вниманием, хотя и понимала, что
внимание это сиюминутно, недолговечно.

Николай Петрович не удержался от тоста за лучшую
танцевальную пару. Гриша под его строгим взглядом рюмку
отставил, остальные снова выпили. Я сознавал, что начал
пьянеть, но был даже рад этому.

Меня раздражало то положение, в которое я попал, ситуация,
заложником которой я оказался. Я не верил, что ужин в
ресторане вооружит нас необходимой информацией для
возвращения вложенных в "Городжилстрой" денег. Не знал, в
чем заключается дальнейший план Николая Петровича, не ведал,
что он собирается предпринять, если получит важные сведения
о финансах компании. Но угнетало меня даже не это. Кажется,
Лия Дмитриевна имела на меня определенные виды, и я
осознавал, что мне трудно будет этому противиться.

При первой нашей встрече, когда я оформлял вексель, она
показалась мне не очень красивой, при последующих я не
особенно ее разглядывал. Сегодня она надела вечернее платье,
подчеркивающее слабый золотистый оттенок кожи, сделала
парадную прическу, соответствующий макияж, и я отверг первое
впечатление. Она была красива красотой зрелой, опытной
женщины, умеющей понравиться любому мужчине, вскружить более
трезвую голову, чем моя.

Ужин близился к завершению. Музыканты сыграли прощальную
мелодию и удалились, захватив инструменты. Часть столиков
опустела. Официанты неназойливо и в вместе с тем довольно
активно подсовывали посетителям, не успевшим расплатиться,
выписанные счета. Подобная бумажка очутилась и на нашем
столе. Я взял ее, чтобы передать Николая Петровичу, мельком
взглянул. Ощущение мое было сродни тому, когда глотаешь
какой-то кислый, вяжущий продукт. Я никак не мог проглотить
слюну, внезапно скопившуюся во рту. Мне было понятно, что
ужин влетит нам в копеечку, но чтобы он стоил столько! Еще
три-четыре таких культпохода, и процент, обещанный
"Городжилстроем", не сможет покрыть мои расходы. Зато на
Николая Петровича счет не произвел впечатления или же он
умел искусно маскировать свои эмоции.

Небрежным движением Николай Петрович отсчитал от солидной
пачки денег, вынутой из бумажника, необходимую сумму,
добавил чаевые и протянул их официанту. Тот не стал даже
пересчитывать деньги, склонил голову в благодарственном
кивке.

Мы подождали пока наши спутницы оделись, затем они скрылись
в дамской комнате, чтобы навести красоту. Николай Петрович не
желал упускать инициативу из своих рук.

-- Все идет так, как надо. Если девки не разбегутся по домам,
к мужьям, считайте часть плана выполнена.

-- Моя сказала, что она не замужем, -- пьяно икнул Гриша.

-- Где ты видел бабу, которая ест, пьет в кабаке за чужой
счет и признается, что дома ее мужик дожидается? -- не
скрывая иронии, заметил Николай Петрович.

Наши подружки отсутствовали довольно долго.

-- Неужели сбежали? -- высказал предположение Гриша.

-- Ты сам не сбеги, -- не разделил его тревогу Николай
Петрович. -- Не той они категории, чтобы через окно в
туалете от пьяных мужиков, оплативших ужин, удирать.

Наконец женщины появились.

-- Жаль будет так рано завершать нашу встречу, -- пошел в
наступление Николай Петрович.

-- А что вы предлагаете? -- без обиняков спросила Лия.

-- Ну, посидеть еще где-нибудь в домашней обстановке. Выпить
хорошего кофе, а не эту ресторанную бурду, -- подыграл
напарнику Гриша.

-- А у вас есть где? -- уточнила Лия.

Григорий замялся. Я не удержался от улыбки. Наглядно
представил, как мы вваливаемся всей компанией в Гришину
коммуналку. То-то наши красавицы удивились бы условиям
проживания крупного коммерсанта.

Николай Петрович выручил друга:

-- К нам, к сожалению, нельзя. У Гриши тетка и дядька с
целым выводком детей из Балашова погостить приехали. Я так
некстати затеял капитальный ремонт. Рабочие вторую неделю
грязь по квартире развозят. Работе конца и края не видно. У
Александра квартирный вопрос в стадии решения. Пока живет у
родных за городом. Приличных людей привести некуда.

-- Понятно, -- остановила его Лия. -- По правде говоря, уже
довольно поздно. Нам завтра на работу. Я думаю, вы поможете
нам поймать такси.

Я был рад такому решению проблемы. Куда-то ехать, продолжать
пьянку мне не хотелось.

-- Вы плохо о нас думаете, -- обиделся Николай Петрович. --
Неужели мы не проводим дам до двери их жилища?

Мне такая перспектива не особенно нравилась. Все же я
смирился и решил проводить Лию до дома. Однако делать этого
мне не пришлось. На помощь Николаю Петровичу пришла Галя.

-- Лия Дмитриевна, ведь еще детское время. Когда еще мы сумеем
вырваться из нашей круговерти! Вы же знаете, если бы ко мне
можно было, я бы всех пригласила к себе.

-- А что, Лия, -- поддержала подругу Лариса, -- у нас завтра
наплыва клиентов не ожидается. Позвонишь Эдику. Они, если что,
начнут рабочий день без нас. А то хороший вечер каким-то
незавершенным получается.

Лия задумалась, видимо принимала решение.

-- А почему вы молчите, Александр? -- обратилась она ко мне.
-- Вы за продолжение вечера?

-- Как и все.

Я помимо желания произнес эту фразу, понимая, что
впоследствии, возможно, буду жалеть о том, что не повел
себя более осмотрительно, вовремя не остановился.

***

ГЛАВА 8

***

Стальная, отделанная рейкой дверь открылась почти бесшумно.
За ней скрывалась еще одна -- простая, обитая для утепления
и звукоизоляции красным дерматином. На нас вопрошающе
пялились панорамные глазки, расположенные строго по центру
обеих дверей, позволяющие осмотреть всю лестничную площадку.

Достаток, комфорт, чистота, тепло -- вот впечатление,
которое вызвала у меня ухоженная квартира. Отпечаток вкусов
хозяйки проглядывался во всем. Она не любила прямых углов,
темных тонов. Мастерам пришлось немало потрудиться,
переоборудуя стандартные дверные проемы в полукруглые.
Двери, ведущие в комнаты, были выполнены из светлой
натуральной древесины. Одну стену полностью занимал
шкаф-купе из такого же светлого дерева. На другой стене,
прибитые одна над другой висели книжные полки. Вместо книг
на полках располагались сотни разнообразных мягких игрушек.
Каких фигурок тут не было! От забавных пупсиков мужского и
женского пола, милых кошечек, ежиков, белочек до ужасных
монстров, чудовищ, привидений.

Огромные напольные часы, стоящие в глубине прихожей,
сообщали входящему время прибытия, наводили на мысль о
бренности земной жизни.

В большей комнате, выполнявшей функции гостиной, в глаза
бросался громадный цветной телевизор. Предметы, изображенные
на экране крупным планом, казались перенесенными с
соблюдением натуральной величины. Видеомагнитофон,
расположенный сверху телевизора, на фоне собрата выглядел
спичечным коробком. Рядом с телевизором примостилась не
уступающая ему по росту, расписанная причудливыми узорами
керамическая ваза.

Гостиный гарнитур, выполненный из натурального дерева, а не
из привычных древесно-стружечных ламинированных плит, наводил
на мысль, что хозяйка не считает рубли в ожидании очередной
зарплаты. Многочисленные застекленные и открытые полки
гарнитура оккупировали не милые глазу обеденные сервизы,
графинчики, хрустальные рюмки, фужеры и вазочки, а изделия
из фарфора. По большей части это были живописные
композиции и отдельные фигурки. Нашлось место фарфоровым
тарелочкам с изображением незамысловатых сюжетов. Они были
поставлены на ребро для лучшего обзора. Телепрограммы
закончились на всех принимаемых каналах. Хозяйка включила
нам видеофильм и отправилась с подругами на кухню. От
помощи, предложенной Николаем Петровичем, женщины
отказались. Мы остались в мужской компании.

-- Мне кажется, ты от Лийки нос воротишь, -- негромко, так,
чтобы не услышали на кухне, обратился ко мне Николай
Петрович. -- Не в твоем вкусе баба?

-- Вкус тут ни при чем, -- я не смог скрыть раздражения. --
Есть ее ни с первым, ни со вторым не собираюсь.

-- Чистая, ухоженная женщина. Раскошеливаться на такую не
придется. Сама кому хочешь в долг даст. Неужели тебе не
хочется ее трахнуть?

-- Нет!

-- Ты что, в монахи записался? -- не отставал Николай
Петрович.

-- В долг она даст! Только вопрос, откуда у нее деньги.
Случайно не наши? -- я едва сдержался, чтобы не повысить
голос.

-- Шеф, я не против, -- вмешался в разговор Гриша.

-- Что не против? -- не понял Николай Петрович.

-- Ну, поменяться с ним бабами, -- пояснил "видный
коммерсант". -- Хоть моя моложе, ни в какое сравнение с Лией
не идет.

-- Ты не против, -- усмехнулся Николай Петрович, -- да вот
захочет она с тобой якшаться? Не совсем ты для нее
подходящий субъект.

-- Какой еще субъект? -- обиделся Гриша.

-- Потом объясню.

В зале, держа в руках тарелки с закусками, появились
женщины. Бутерброды с красной икрой, нарезанная большими
ломтями буженина, крабовые палочки, апельсины, яблоки,
бананы -- свидетельствовали, что хозяйка холодильник пустым
не держит.

По дороге из ресторана мы хотели купить в коммерческом
киоске спиртное, но Лия нас остановила. Она сказала, что не
стоит рисковать, ночью продавцы могут подсунуть какую-нибудь
гадость. И что дома у нее найдется, чем утолить жажду. Выбор
спиртного оказался богатым.

Женщины выбрали итальянский ликер. Николай Петрович
остановился на дагестанском марочном коньяке. Коньяк был
хорош. В отличие от подсахаренного коньячного спирта,
заполонившего полки во всех магазинах под видом греческого
продукта в красочных коробках со звучными названиями, он
имел аромат, терпкость, легко пился даже после той солидной
дозы спиртного, которую мы приняли в ресторане.

Тепло, домашняя обстановка, выпитый дурманящий алкоголь
постепенно сняли напряжение и раздражение, которые я до
этого никак не мог перебороть.

-- Мы что, в ресторане не наелись? -- прервала застолье
Лариса. -- Давайте танцевать!

Лия нашла несколько кассет с медленными мелодиями.

-- Прыгать не рекомендуется, -- пошутила она. -- Хотя у меня
соседи нормальные, не будем забывать который час.

В зале приглушили свет. То, что делали Гриша и Галя, вряд ли
можно было назвать танцем. Она просто повисла на его шее,
крепко впившись в губы партнера. Николай Петрович и Лариса
пытались делать движения в такт музыки, но это у них плохо
получалось. Его рука лежала гораздо ниже того места, которое
принято называть талией. На общем фоне я и Лия выглядели
школьниками пятого-шестого классов, танцующих на первом
классном вечере, под неусыпным оком классного руководителя и
представителей родительского комитета.

-- Танго танцуют диафрагма к диафрагме! -- я получил
ощутимый толчок в спину. Не оглядываясь, понял, что это
Ларисиных рук дело.

Лия прижалась ко мне, положила голову на плечо. Одна мелодия
сменяла другую. Мы не прерывали танец. Танцевали молча.
Спокойная музыка, полумрак, тепло женского тела, запах
волос, касающихся моего лица, аромат хороших французских
духов, исходивших от Лии, пробуждали во мне состояние
волнения и неосознанного желания.

-- Ты женат? -- я едва расслышал вопрос, произнесенный
шепотом у моего уха.

-- Да.

-- Счастлив в браке?

-- Мы с женой любим друг друга, -- я не собирался лгать,
изображать из себя холостяка или человека, не нашедшего
радости в семейной жизни.

-- Дети есть?

-- Дочь.

-- Большая?

-- Относительно.

-- А у меня сын. На следующий год пойдет в школу. Сейчас
живет у бабушки. -- Она разоткровенничалась по собственной
инициативе. -- А вот мужа нет. Был, да сплыл. Точнее спился.
Сыну и года не было, когда мы расстались. Он все пугал меня,
что одной, с ребенком мне не прожить. Прожила и даже добра
нажила. Вот с женским счастьем не все благополучно.

У самой вроде бы все есть -- квартира, дача, машина, еще
успела бы избраннику ребеночка родить, да вот желающих
взять замуж нет. Точнее, желающие есть, но все не из той
колоды или не той масти.

Она немного помолчала, а затем снова вполголоса спросила:

-- А ты бы взял меня замуж?

Я не хотел огорчить ее, сказав правду, не хотел и лгать,
перевел все в шутку:

-- Если б да кабы во рту выросли грибы.

-- И на том спасибо. -- Лия отступила от меня на шаг,
включила свет. -- Ну что, по последней и на боковую! Рабочий
день завтра никто не отменял.

Галя с Лией принялись переносить на кухню грязную посуду,
остатки от ужина, Лариса в прихожей шепталась о чем-то с
Николаем Петровичем. Вскоре Лия забегала из комнаты в
комнату, выдавая подружкам простыни, наволочки, подушки.
Краем глаза я заметил, что и Лариса, и Галя получили по два
комплекта постельных принадлежностей.

-- Что, девочки, мы в спальне, а мужчины в зале? -- спросила
Лия, показывая Николаю Петровичу, как разбирается большой
диван, расположенный на противоположной от телевизора
стороне комнаты.

-- Вот уж никогда не понимала сладость лесбиянской любви,
-- обхватив выпирающие из-под кофточки груди обеими руками,
засмеялась Лариса. -- Я свои булочки могу доверить только
надежному партнеру, мужского пола.

Она многообещающе посмотрела в сторону Николая Петровича.

-- Комнаты две, а нас -- три пары. Поступим так, -- Лариса
взяла роль квартирмейстера, распределяющего на ночлег, в
свои руки. -- Хозяйка дома, естественно, спит в своей
спальне. Думаю, там найдется местечко Александру. Мы с
Николаем Петровичем как-нибудь не подеремся в зале. Галя и
Гриша помоложе, габаритами поменьше -- разместятся на кухне.
Там мягкий уголок. По размерам не уступит двухспальной
кровати. Согласны?

Николай Петрович кивнул головой, остальные скромно
промолчали.

-- Молчание -- знак согласия, -- констатировала Лариса. --
Или тут собрались любители групповушки, и все хотят в одну
постельку?

-- Ну ты и скажешь, Лариска, -- смутилась Галя.

-- А что вы тогда торчите в нашей комнате? Марш по указанным
местам! В ванную по очереди. Сначала женщины, потом мужики.
Чур, засаду не устраивать, за другими не подглядывать, --
снова не удержалась от смеха Лариса.

В ванную комнату я зашел последним, долго стоял под
леденящими струями воды. Глупо и смешно было строить в
создавшейся ситуации из себя невинного юношу, но хотя я
смотрел теперь на Лию другими глазами, чем до ужина в
ресторане, в ее постель меня не тянуло. Я надел брюки.
Остальную одежду нес в руках.

Из-за приоткрытой двери зала, мимо которого я должен был
пройти, раздавались смешки, приглушенные голоса, звуки
поцелуев. Сквозь матовое стекло двери пробивался свет.
Наверное, Николай Петрович поджидал меня. Услышав шлепки
моих босых ног, он вышел в коридорчик. Форма одежды у него
была оригинальной -- завязанная на поясе простыня. В руках
он держал фужеры, наполненные янтарной жидкостью. На краю
бокалов примостились тонкие кружочки порезанного апельсина.
Переложив одежду в одну руку, я взял бокал и, не дожидаясь
напарника, выпил коньяк залпом. Николай Петрович собирался
последовать моему примеру, но в приоткрытую дверь показалась
обнаженная, полная рука Ларисы. Ухватив за концы простыни,
Лариса втянула свою жертву в комнату и захлопнула дверь. В
зале снова раздался смех и звук затяжного поцелуя.

Тонкий лучик уличного фонаря, пробившись сквозь неплотно
закрытые шторы, делал различимыми предметы.

В спальне было темно. На прикроватной тумбочке стоял
кассетник. Из него лилась тихая мелодия. Лия лежала, укрытая
простыней до подбородка. Стараясь оттянуть время, я
аккуратно развесил одежду на стуле. Снимать брюки, нырять
под одеяло мне не хотелось. Лия протянула руки. То ли я не
рассчитал свои усилия, то ли она резко приподнялась, но ее
обнаженное тело оказалось у меня в объятиях. Мы стояли на
полу, прижавшись друг к другу. Не знаю, кто сделал первый шаг
в такт музыке, но со стороны картина могла показаться
презабавной -- голая женщина и одетый в штаны мужик
танцевали танго.

"Такого со мной еще не было, -- как о ком-то постороннем
подумал я, -- красивая, здоровая баба готова разделить со
мной постель, а я кочевряжусь. Ты или импотент, или
порядочная сволочь, дружище".

То, что сравнение с импотентом неправомочно, я убедился
через несколько секунд. Лия подняла голову и наши губы
встретились. Она понимала толк в поцелуях. Я знал, что
поцелуй способен возбудить мужчину, заставить трепетать
женщину, но всегда скептически относился к понятиям
"сладкий", "жгучий" поцелуй. Теперь убедился -- такие
бывают. Нам обоим не хватало воздуха, но ни она, ни я не
собирались прерывать игру губ и языков. Она первой сдалась,
выскользнула из моих объятий и нырнула под простыню. Брюки
мягко шлепнулись на пол. Все мои сомнения, доводы разума
остались где-то далеко, за пределами этой спальни. Могучая
сила взаимного притяжения мужчины и женщины, веками
формируемого матерью природой полового инстинкта бросила
нас в объятия друг друга. Нет, мы не были двумя половинками,
разделенными по чьей-то воле и стремящимися соединиться в
любви, но в данный момент ни она, ни я не смогли бы
перебороть сексуального влечения к партнеру.

Наши сплетенные тела, не утратившие жара желания, ни на
секунду не прекращающие любовной игры, казалось, не
принадлежали нам. Выпитый алкоголь, раздражение,
предубеждение, отрицательный настрой на близость с Лией,
суммировавшись, привели к тому, что я никак не мог достичь
пика, за которым следует взрыв, наступает наслаждение, а
затем и успокоенность. Мой опыт, ее активное поведение
свидетельствовали, что Лию нельзя отнести к фригидным
женщинам, но я чувствовал, что и она не может подойти к
моменту, который связан с полным удовлетворением.

Мы не то чтобы подустали, но нас как бы замкнуло,
закоротило, не срабатывал какой-то участочек мозга,
отвечающий за завершение любовного акта.

-- Можно, я попробую сверху? -- ее губы щекотали мое ухо.

Смена положений вначале не принесла желанного результата. Я
открыл до этого закрытые глаза. Откинув голову далеко
назад, крепко сжимая руками мои бедра, Лия совершила
ритмичные движения вперед-вверх и вновь назад. Мои руки
коснулись ее разбуженных, но все еще не пресытившихся,
ждущих ласки, темнеющих налитыми сосками грудей. Внезапно
она еще больше прогнулась, волна истомы пробежала по всему
телу. Я явственно ощутил под руками, ласкающими груди,
мелкую дрожь. Она не смогла сдержать переполнявшего, рвущего
наружу крика. В тот же момент я почувствовал, как
сдерживаемый до этого неведомой силой поток хлынул, принеся
удовлетворение мне.

Минут пять мы лежали отрешенные от всего постороннего. Она
всякий раз, когда моя рука касалась ее тела, вздрагивала,
словно внезапно наступила босой ногой на какой-то колючий
предмет.

С третьей попытки Лия нащупала выключатель прикроватной
бра. Потянувшись за халатиком, она слегка покачнулась.

-- Ого, это алкоголь так на меня действует или в постели
укачало? -- Вопрос был адресован в пространство. -- Слушай,
так, наверно, и мозоли заработать можно! -- Она не выдержала
и, давясь смехом, прикрыла рот ладошкой. -- Такого со мной
никогда еще не приключалось. Была бы девушкой, пришлось,
наверное, брать больничный!

Мозоли не мозоли, но когда она ушла в ванную, я с
удивлением заметил, что кожа на моих коленях покраснела,
слегка пощипывала. "Дорвался козел до бесплатной капусты!"
-- зло, как о ком-то постороннем, неприятном человеке,
подумал я.

-- Ты знаешь, сколько сейчас времени? -- спросила
вернувшаяся Лия.

-- Нет.

-- До подъема остался час. Наши квартиранты давно дрыхнут.
Давай немного поспим.

Она уснула сразу, как только голова коснулась подушки. Я же
никак не мог задремать, пришло запоздалое раскаяние. На кой
черт я связался с Николаем Петровичем и его дружком? Для
чего нужна была пьянка в ресторане и последующая ночь? Что,
получившие удовлетворение женщины отплатят любовные утехи,
посодействовав в возврате вложенных в "Городжилстрой"
денег? Как мы в таком случае будем называться --
"жиголо" или "альфонсами"? А я, наверное, еще и придурком!
Стоило тогда мне проявлять принципиальность, отказываясь от
выплаты по векселю? Ведь руководство товарищества по
собственной инициативе шло мне навстречу!

Звук будильника показался мне резким и противным. Какие-то
молоточки, вторя ему, застучали у меня в висках и затылке.
Лия не принадлежала к породе женщин, любящих поваляться
несколько минут после того, как будильник выключен. Она
сразу же поднялась с кровати. Короткого сна ей хватило,
чтобы если не отдохнуть, то прийти в себя. По ее лицу
невозможно было сказать, что она провела бурный вечер и ночь.
Я осознавал, что выгляжу значительно хуже.

Она это подтвердила. Проведя ладонью по моей щетинистой
щеке, шепнула:

-- Бедненький, намучился ты ночью со мной. В следующий раз я
буду себя вести лучше, буду паинькой. -- Волна раздражения
вновь захлестнули меня. Я едва сдержался, чтобы не обидеть
ее, не выпалить вертевшееся у меня на языке: "Хрен тебе,
а не следующий раз!" Вместо этого задал вопрос, который
не давал мне покоя:

-- Ты знала, что меня должны были похитить и содержать на
барже?

Она несколько секунд помолчала.

-- Да. Но это была не моя идея.

-- Для чего это делалось?

-- Нам были необходимы один-два дня, чтобы вокруг
товарищества не поднялся скандал и не заморозили наши
счета. А ты уж слишком активно начал действовать, собирать
компромат.

Ответ казался правдивым.

-- А теперь?

-- Что теперь? -- не поняла Лия.

-- Теперь вы не боитесь скандала?

-- Шумиха вокруг "Городжилстроя" нам ни к чему. Она
поубавит наших клиентов, создаст нервозную обстановку. Но
сейчас это не столь важно. -- Мне показалось, что она
что-то не договаривает.

-- Так вы собираетесь расплатиться со всеми держателями
векселей? -- я задал прямой вопрос.

-- Да. Но попозже. Длительная проверка, в ходе которой мы не
работали, отток клиентов создали определенные трудности.
Но если нам не помешают, мы сможем справиться. -- В ее
голосе звучала уверенность, которую я не разделял.

-- Зачем тебе деньги? -- я сам не понял, как вырвался этот
вопрос.

-- Какие деньги? -- удивилась Лия.

-- Ты ведь вкалываешь не за "спасибо", -- пояснил я.

-- Быть бедным в наше время унизительно! Это удел или
глупых, или ленивых людей. Я давно это поняла, и не отношу
себя ни к первой, ни ко второй категории.

-- Ты согласна хорошо жить даже за счет других?

-- А ты думаешь, те, кто восседают в Кремле, правят страной,
учат нас жить с экранов телевизоров, живут не за счет
других?

-- Мне не раз доводилось встречаться с такой постановкой
вопроса. Я плохой, потому что вверху и рядом есть еще хуже
меня.

Звон будильника не растревожил сон остальных обитателей
квартиры. Умывшись, Лия попыталась объявить общий подъем.
Гриша и Галя, несмотря на потрепанный вид, через несколько
минут после команды освободили кухню. Покряхтывая, вышел в
коридор полуодетый Николай Петрович. Увидев дам, он
извинился, вновь скрылся в зале. Второй раз он появился в
более приличном виде и сразу же нырнул в туалет, а затем в
освободившуюся ванную. Судя по шуму льющегося из душа потока,
воду он не экономил.

Лариса никак не хотела подниматься. Слышно было, как она
отбивалась от подруг, пробующих ее поднять. Женщины
вполголоса шушукались, то и дело раздавался смех. Наконец
подругам совместными усилиями удалось выпихнуть одетую в
одну комбинашку Ларису в коридор. Заметив нас, Лариса
нисколько не смутилась. Услышав мурлыкание Николая Петровича
из ванной, она принялась барабанить обеими руками в дверь:

-- Папуля, открывай! Я тебе с вечера спинку не потерла,
давай потру!

Пока женщины на скорую руку готовили завтрак, мы по
очереди брились электробритвой, милостиво предложенной
хозяйкой.

Электробритва была классной -- фирмы "Филлипс". Вместе с
бритвой хозяйка вручила нам флакон с мужской туалетной
водой.

-- Ну, положим, бритва женщине необходима. -- глубокомысленно
заметил Николай Петрович. -- Им тоже приходится избавляться
от растительности. Но зачем хозяйка держит туалетную воду?

Я промолчал. Про себя отметил: "Странное создание человек.
Несколько минут назад я думал о том, что никогда моей ноги
не будет в этой квартире. Казалось, какое мне дело -- есть
кто у Лии или нет. А вот поди ж ты! Где-то внутри
царапнуло, когда Николай Петрович сделал недвусмысленный
намек".

Завтракали мы на кухне. К вчерашнему меню добавились с
десяток вареных яиц и трехлитровая банка с
консервированными помидорами. Заметив, с каким вожделением
Гриша посмотрел на рассол, покрывающий помидоры, хозяйка
улыбнулась:

-- К сожалению, нам с утра сто грамм нельзя. А мужчинам,
если работа позволяет, по маленькой не повредит. Они
заслужили.

-- Мой папочка борозды не испортил, -- Лариса чмокнула
Николая Петровича в щеку.

Гриша явно повеселел, когда на столе появилась бутылка с
коньяком, родная сестра выпитой вчера ночью. Я и Николай
Петрович тоже не стали ломаться.

По окончании завтрака Лариса и Галя остались на кухне мыть и
перетирать посуду. Лия пригласила нас в зал.

-- Немного повеселились, пора и дела решать, -- серьезным
тоном заявила хозяйка, усевшись напротив дивана, на котором
восседала наша троица. -- Я думаю, никто не держит нас за
дурочек.

Николай Петрович поспешно кивнул головой.

-- Мы догадываемся, в чем ваш интерес. Постараемся его
удовлетворить. Сумма у вас, Николай Петрович, не маленькая,
но мы ее возместим. Я знаю, что ипотечные контракты вы
переоформили на вексель. Может, часть процента придется
пожертвовать. Ведь от нас не все зависит. Есть люди, с
которыми мы вынуждены делиться.

-- Мы не против, -- с какой-то не свойственной ему
подхалимной ноткой в голосе, за себя и компаньона согласился
Николай Петрович. -- Вы только, голубушка, точно скажите,
когда все это можно будет сделать.

-- Сейчас у нас налички нет. Но на следующей неделе деньги
придут. Александру мы оплатим вексель дня через три, вам
не раньше следующей пятницы. Домашний телефон я вам дам,
лучше звоните сюда.

Закончив уборку, Лариса и Галя присоединились к нам.
Взглянув на часы, женщины принялись завершать утренний
туалет.

Мы не стали мешать таинству наведения красоты, без которого
ни одна женщина не отправится на работу. Попрощавшись, мы
оставили гостеприимную квартиру.

***

ГЛАВА 9

***

Первое, что я хотел сделать, выйдя из подъезда Лииного дома,
-- это послать куда подальше своих компаньонов, распрощаться
с ними и больше никогда не встречаться. Николай Петрович
догадывался о моих намерениях.

-- Не обижайся, -- он тронул меня за рукав куртки, -- все
прошло гораздо с большей пользой, чем я думал.

-- Ну конечно. За усердие и самоотдачу, проявленную в
постели, вам обещали вернуть деньги и часть процентов, -- не
удержался, съязвил я.

-- Мне казалось, что ты гораздо сообразительней, -- он не
обиделся на подковырку. -- Денег, если не подшустрим, нам не
видать как своих ушей. Лийка, может, и выдаст твои миллионы
по дружбе, за оказанные услуги, а наши того -- тю-тю. А
скорее всего и тебе не обломится. У Лии Дмитриевны со
следующей недели отпуск начинается. Путевка в Арабские
Эмираты приобретена, загранпаспорт оформлен.

-- Откуда ты это знаешь? -- удивился я.

-- Что, думаешь, я зря время терял? Если бы хотел просто
перепихнуться, за потраченные деньги не такую телку снял
бы.

Известие об отъезде Лии за границу меня ошарашило. Мне
трудно было представить женщину, которая не похвасталась бы
перед своим, пусть и мимолетным, любовником, что она в
ближайшие дни собирается отдыхать за границей. Не такова
женская натура, чтобы удержаться от демонстрации жизненного
успеха. Что-то здесь было не так.

-- Что, решил? -- обратился ко мне Николай Петрович. --
Остаешься с нами или будешь ждать, когда тебе вернут
обещанное?

-- Видимо, придется еще терпеть ваши рожи, -- без всякого
энтузиазма буркнул я.

-- Тогда проведем совещание в Филях, -- решительно заявил
Николай Петрович.

-- Где совещание? -- не понял Гриша.

-- Я образно выразился. Надо найти тихое местечко, где нам
никто не помешает поговорить, обменяться информацией.

-- Пошли в пивнушку на "Сенном" рынке, -- предложил Гриша.
-- Хоть по кружечке пивка выпьем, а то у меня от коньяка
во рту еще хуже стало.

-- Там с утра народу навалом, -- не согласился Николай
Петрович. -- А нам надо спокойно все обсудить.

-- Тогда пойдем в подвальчик на Радищева. -- Гриша был
знатоком географии злачных мест Саратова. -- Пивнушка эта
между двумя трамвайными остановками. У них по утрам наплыва
посетителей не бывает.

Пивной зал размещался в подвальчике под продуктовым
магазином. Посетителей почти не было. Какой-то запойного
вида мужичонка дрожащей рукой удерживал стакан с "Анапой",
отпивая из него маленькими глотками возвращающую к жизни
жидкость.

В углу, за высоким столиком, стояли еще два два посетителя.
Судя по мучительным выражениям на лицах, они вчера вечером
изрядно перебрали и теперь пытались "выбить клин клином".
Клин в виде бутылки водки с имеющим глубокий смысл для
России названием, красующимся на этикетке -- "Что делать!?",
выпускаемой местным ликеро-водочным заводом, находился на
столе. Клин заходил туго, мужики пытались дожать его
большими глотками разливного пива.

-- Может, и мы выясним "Что делать?", -- Гриша кивнул
подбородком в сторону бутылки.

-- Я и так скажу: "Первое. Не пей с утра. Второе. Когда
пьешь, закусывай!" -- Николай Петрович не поддавался на
провокации. -- Тащи по две кружки пива на брата. Дальше
видно будет.

-- А деньги, шеф? -- Гриша просительно протянул руку.

-- У тебя что, даже на пиво нет? -- поинтересовался Николай
Петрович.

-- На пиво я наскребу, но это несправедливо, -- заявил
Григорий. -- У нас ведь деловой разговор. На него положено
выделять представительские. Общая касса у тебя. Так что гони
деньги.

Николай Петрович не удержался от смеха, но деньги дал.

Пиво оказалось пригодным к употреблению. Конечно, не такое
вкусное, как то, которое мне доводилось пить во Владикавказе.
Там великолепные качества пиву придает вода, собираемая в
водозаборник из горных ручьев. Не могло оно сравниться и с
Московским, фирменным, продающимся в пивбарах столицы. Уступало
по качеству заполнившему рынок Волжскому и Пензенскому --
бутылочным. Но если учесть, что в разливной продукции
пивзавода не было консервантов, стоило оно намного дешевле,
чем бутылочное, а эффект, особенно с похмелья, давало тот
же, -- от него не следовало отказываться. Мы залпом выпили по
первой кружке.

-- Обменяемся информацией? -- нарушил молчание Николай
Петрович. -- Что вам удалось узнать? Давайте первым,
Александр.

Я лихорадочно соображал, что из слышанного и виденного мной
в прошедший вечер и ночь имело информационную ценность.
Увы, ничего такого я не мог припомнить.

Николай Петрович из затянувшейся паузы сделал правильный
вывод.

-- А ты что выяснил? -- обратился он к Григорию.

-- Их главный шеф в Москве. А здесь всеми делами заправляет
не чернявый мужик, которого все считают заместителем
директора, а Лия Дмитриевна. Правда, она почти все делает
по указке москвича. Тот иногда наезжает в Саратов с
ревизией, а звонит по нескольку раз на день. Лийка ему тоже
брякает, если сама не знает как поступить. Все сотрудники
получают зарплату и премиальные, когда много денег
поступило. Премиальных давно не видели, зарплату выплачивают
регулярно раз в две недели. Сейчас денег на счетах
товарищества нет. Вчера Лия по указанию шефа забрала все,
что было рассовано по нескольким коммерческим банкам на
анонимных счетах, персоналу раньше времени выдала зарплату,
остальные деньги отправила в Москву.

Гриша замолчал.

-- Все? -- уточнил шеф.

-- Вроде все. Ах да, вот еще что. В той громадной вазе, что
рядом с телевизором, юбилейные рубли СССР. Полная ваза. Лия
вазу вместо копилки использует. А собирательство рублей --
ее хобби.

-- Это к делу не относится, -- остановил его Николай Петрович.

-- Сам говорил -- запоминать все важное, интересное.

-- Должен сказать, время ты даром не терял, -- похвалил
компаньона Николай Петрович. -- Есть маленькая неточность.
Деньги в Москву Лия отправила не все. Пока остались
нетронутыми приобретенные товариществом акции фирмы "Самолет"
и мелочь, что лежала на счетах в "Портале". Их не сняли, чтобы
не дразнить гусей, не будоражить вкладчиков и контрольные
органы. Кроме того, мне подсказывает чутье, солидную сумму
Лия Дмитриевна оставила у себя. Не может такая женщина,
почувствовав запах жареного, все переправить шефу.

Николай Петрович замолчал, что-то обдумывая. Мы налегли на
пиво. Наш неформальный лидер первым прервал затянувшееся
молчание.

-- Прошу высказываться.

-- А что тут высказываться? -- Гриша с сожалением наблюдал,
как стремительно уменьшается пиво в его кружке. -- Плакали
наши денежки!

Николаю Петровичу нужен был внешний толчок, чтобы развить
свои идеи. Произнесенной Гришей фразы для этого хватило.

-- Обобщим исходные данные. Товарищество не выживет. В
пользу этого говорят факты. Во-первых, солидные суммы сняты
и отправлены в Москву, следовательно, оттуда никто денег и
не собирается присылать. Во-вторых, человек, на которого
замыкается все дело в Саратове, собрался за границу. Если
"Городжилстрой" лопнет, с остальных взятки гладки, они
нанятые служащие, получали зарплату. До московского шефа
очень далеко. Если он уже не сбежал. В-третьих, зарплату
служащие получили досрочно. Можно назвать это выходным
пособием и платой за молчание. В-четвертых, Лия не хочет
шумихи вокруг фирмы хотя бы еще несколько дней. Это тоже
о чем-то говорит. Каков вывод? Мыльный пузырь лопнул, еще
одна пирамида рухнула. Теперь относительно наших денег. Я не
совсем согласен с тобой. -- Николай Петрович повернулся к
Грише, докончившему пиво. -- Если будем сидеть, размазывать
сопли по щекам, оплакивая деньги, нам их не увидеть. Если
начнем активно действовать -- деньги вернем.

-- Каким образом? Наймем тех, кто умеет вышибать долги? Но им
надо платить солидную сумму. Захватим Лию Дмитриевну,
нагреем утюг и будем водить по ее животу, пока не
расколется, не вернет наши законные? -- я не скрывал того,
что не верю в возможность возврата денег.

Николай Петрович это понял. Его лицо приняло скорбное
выражение, он укоризненно закачал головой.

-- Не думал, что в Советской Армии воспитывали офицеров в
таком духе. Женщину, с которой переспал ночь, утюгом по
бархатной коже! Ай-яй-яй. Гриша, а ты бы мог погреть Лию
Дмитриевну утюжком? -- едва сдерживая смех, голосом, в
котором звучали драматические нотки, обратился он к
компаньону.

Тот зачарованным взглядом следил, как похмеляющиеся мужики
допивали остатки водки и поэтому почти не слушал наш
разговор.

-- Что? -- вздрогнул Гриша.

-- Я говорю, ты бы смог погреть Лию утюжком, попугать, чтобы
она вернула наши деньги?

-- Ну, если попугать! -- я так и не понял, ответил он
серьезно или подыграл товарищу.

-- Мы никого не будем ни захватывать, ни пытать. -- Николай
Петрович решил раскрыть карты. -- Мой план иной. Сами
возьмем причитающиеся нам деньги. Я знаю, где их можно взять.

-- Где? -- в унисон спросили я и Гриша.

-- В квартире у Лии Дмитриевны. Я не думал, что удастся
побывать у нее в гостях. Но нам повезло. Я окончательно
убедился: денежки у нее водятся и хранит она их, скорее
всего, дома. Не знаю, почему она потеряла бдительность и
привела всю компанию. Наверное, была уверена, что ты,
Александр, со всякой шушерой водиться не будешь, и приятели
подстать тебе -- одураченные вкладчики с высокими
моральными принципами. Я побаивался, что она может раскусить
Гришу, но все обошлось.

Григорий не понял, надо ли ему обижаться на последние слова
компаньона, на всякий случай пробормотал:

-- А что, я, шеф, не так себя вел?

-- Твое поведение вне критики, -- похвалил Николай Петрович.
-- Я и то почти поверил, что ты -- новый русский. Вон как
Галина тебя обхаживала. Ты ей, кстати, ничего не обещал?

-- Намекнул, если будет трудно с работой, помогу, --
потупился Гриша.

-- Может, не будем отвлекаться, и вы раскроете свой план? --
мне не хотелось выслушивать их треп.

-- Конечно. Нам надо проникнуть в квартиру, когда Лии
Дмитриевны не будет дома, и посмотреть, что у нее припрятано
в сейфе. Не думаю, что она в нем хранит юбилейные рубли, --
спокойно, как о дружеском визите по приглашению хозяйки,
произнес Николай Петрович.

-- А что, у нее есть сейф? -- задал вопрос Гриша.

-- Да.

-- И ты его видел? -- не унимался Григорий.

-- Конечно. Вы тоже по нескольку раз мимо сейфа проходили.

-- Что-то я не припоминаю, чтобы за сейф цеплялся? --
усомнился лже-бизнесмен.

-- Задевать не задевал, а мимо шастал, -- настаивал на
своем Николай Петрович.

Поняв, что аудитория заинтригована, смилостивился:

-- Кто помнит, сколько в прихожей зеркал?

-- Кажется, два, -- немного подумав, сообщил Гриша.

-- Правильно -- два. Одно круглое, в литом металлическом
обрамлении, в начале коридора. Второе, побольше, в самом
конце коридора, напротив часов. Никто не сообразил, зачем в
прихожей два зеркала?

-- Бабы любят себя разглядывать, -- заметил Гриша.

-- Зеркало далеко от выхода, -- пытался подсказать Николай
Петрович. -- Расположено не на стене, а на перегородке, --
убедившись, что мы ничего не поняли, открыл секрет. -- Сама
перегородка мне показалась чересчур массивной. Я не
утерпел, за зеркалом пошарил. Там металлическая дверца.
Скорее всего -- встроенный сейф, скрытый в перегородке.

-- Долго ты думал, прежде чем решил обчистить чужую
квартиру? -- я не пытался скрыть свое отношение к задуманной
авантюре и все время в разговоре с Николаем Петровичем
сбивался то на "ты", то на "вы".

-- Я не собираюсь чистить квартиру. Это не мой профиль, --
обиделся Николай Петрович. -- Мы только возьмем из сейфа,
что нам причитается, и ни рубля больше.

-- Какую роль ты мне уготовил? Вначале я выступал как
герой-соблазнитель с безупречным прошлым. Теперь придется
осваивать профессию взломщика?

-- Нет, тут мы без тебя обойдемся. -- Николай Петрович
недвусмысленно посмотрел на Гришу. -- Ты даже не будешь
заходить в квартиру. Подождешь нас в машине, недалеко от
дома. За это получишь свои семь миллионов.

-- Что будет, если вас застукают? -- спросил я.

-- Посадят. Но этого не случится.

-- Ни один вор не пошел бы на дело, если бы знал, что его
схватят, -- я не стал подбирать слова, называл вещи своими
именами.

-- А они не воры? -- взвился Гриша. -- Обобрали несколько
тысяч человек, и хоть бы что. Выйдут сухими из воды.

-- Мы будем действовать крайне осторожно. Потом, тебе все
равно ничего не угрожает, -- попытался убедить меня в
безопасности планируемой операции Николай Петрович.

-- Если вас возьмут, я что, не буду привлекаться за
соучастие?

-- Мы своих не выдаем, -- буркнул Гриша. -- Не как
некоторые.

Он явно вспомнил происшествие в поезде и мою роль в том
деле. Правда, я никоим образом в тот период времени не
относился к своим. Но в его глазах это не меняло сути дела.

-- О твоем участии никто не будет знать. Если что-то
сложится не так, как мы планируем, вылезешь из машины и
уйдешь, -- заверил Николай Петрович.

-- Ты забываешь о Лии Дмитриевне? Если вас поймают в ее
квартире, она что, не вспомнит о третьем компаньоне?

-- Не думаю, чтобы это было в ее интересах. И потом, ты
всегда сможешь откреститься от нас. Ты офицер в отставке, а
мы кто? Шулера, какая-то шушера. Общественные отбросы.
Случайно встретились и тут же разошлись.

Если бы Николай Петрович не произнес последней фразы, я,
без сомнения, не ввязался в дело, от которого попахивало
уголовщиной. Но воистину, мы живем в стране дураков, где
честному человеку, чтобы защитить свои права, приходится
переступать закон, играть без правил.

-- Согласен! -- проклиная свой характер, выпалил я.

-- Вот чудненько. Теперь можно перекусить по-настоящему и
обмыть это дело, -- Николай Петрович удовлетворенно потер
руки.

-- Что взять, шеф? -- сразу повеселел Гриша.

-- Тут я без твоей помощи обойдусь, -- остановил его порыв
Николай Петрович. -- Спроси у бармена, есть ли у них телефон.
Позвонишь Галине на работу. Пригласишь сегодня или завтра
на свидание. Нам надо узнать, когда Лия Дмитриевна будет
занята вечером.

-- Не проще мне позвонить? -- предложил я.

-- Нет, тебе не надо светиться. А через подружку мы все
равно необходимые сведения получим.

Гриша пошептался с барменом. Через зал прокричал:

-- Телефон есть наверху, в продовольственном магазине. Я
поднимусь туда? -- в его голосе прозвучали вопросительные
интонации.

Николай Петрович дал "добро". Пока Гриша поднимался наверх,
мы с Николаем Петровичем изучили закусочный потенциал
подвальчика. Он не отличался широтой ассортимента, и все же
здесь можно было плотно перекусить. Мы заказали двух цыплят,
которые были извлечены из гриля, три скумбрии холодного
копчения, полкило вареной колбасы. Взяли бутылку "Что
делать?" и еще по кружке пива. Пока расставляли закуску и
выпивку на столике, вернулся Гриша.

-- Договорился только на послезавтра, -- сообщил он.

-- Почему так поздно? -- задал вопрос Николай Петрович.

-- Сегодня хочет отдохнуть. Завтра вечером Лия организует
для коллектива, в кафе Дома офицеров, отвальную перед
отпуском.

-- Так! Прикуп определился, -- возбужденно произнес Николай
Петрович. -- Значит, завтра.

Гриша уже успел разлить первую порцию водки по стаканам.

-- За успех почти безнадежного дела! -- он хотел чокнуться
с нами. Николай резко, расплескивая водку, отдернул стакан:

-- Помолчи, балаболка. За удачу! За то, чтобы справедливость
восторжествовала.

Мы выпили. Хмель, наложившись на старые дрожжи и выпитое
пиво, сразу же ударил мне в голову. Намечаемая операция уже
не казалась такой отвратительной. Я чувствовал себя чуть ли
не Дубровским, который решил наказать порок и добиться
торжества справедливости своими руками.

Голос Николая Петровича вернул меня с заоблачных высот.

-- Надо будет проверить полученную информацию. Это я сделаю
сам. Сегодня и завтра с Гришей приготовим все необходимое
для операции. Встретимся часов в шесть на перекрестке, за
квартал от Лииного дома. Там, где Гриша вчера
поскользнулся и завалил Галину, -- уточнил Николай
Петрович. -- Помнишь, где это?

Я кивнул головой.

-- Дня три после операции желательно не светиться. К тому
времени у Лии подойдет время путевки. Мне кажется, она улетит
в Эмираты. Навряд ли заявит о пропаже. Но лучше, если мы это
время переждем где-нибудь в спокойном месте и, естественно,
поодиночке. Тебе хорошо бы не появляться домой и
в сегодняшний вечер. Хоть Лийка и говорила, что охота за
тобой отменена, но верить ей нельзя. Ты сможешь найти, где
перекантоваться несколько дней? -- обратился ко мне Николай
Петрович.

Я снова кивнул. Алкоголь успел затуманить сознание, мне не
хотелось ни о чем думать, не было сил говорить.

***

ГЛАВА 10

***

Андрей поднял трубку сразу, словно ждал моего звонка. На мое
"надо бы встретиться" сказал, что повременит с выездом,
подождет меня в офисе фирмы.

Мы крепко пожали друг другу руки.

-- Идешь по проторенной дорожке? -- усмехнувшись,
поинтересовался он.

-- По какой дорожке? -- я не понял о чем речь.

Андрей щелкнул по горлу двумя пальцами -- интернациональным
жестом, известным всем любителям выпить на территории
бывшего СССР и далеко за его пределами.

-- По ней многие отставники, рассупонив портупею, делают в
первые месяцы после увольнения уверенные шаги к бытовому
алкоголизму, -- пояснил он, шутливо разгоняя перед носом
алкогольные пары от смеси коньяка, водки и пива, которые я
сегодня успел смешать в желудке и которые вырывались при
каждом моем слове.

-- Так случилось. -- Я почувствовал себя в шкуре пьяницы
мужа, оправдывающегося перед многострадальной супругой. --
Вчера немного перебрал в компании. Сегодня с ними же
пришлось поправлять здоровье.

-- Главное, чтобы это не превратилось в систему. Я тоже,
пока не нашел работу, частенько заглядывал на дно бутылки.
Потом понял -- пьянка до добра не доведет. Ну а стал
крутиться в фирме -- про выпивку забыл. Во-первых, некогда.
Во-вторых, не удобно. Все время на глазах у людей с пьяной
физиономией появляться стыдно, да и клиенты не поймут.

-- У меня это скорее исключение, чем правило, -- заверил я.

-- Вот и хорошо. У тебя какие-то проблемы? -- Андрей перевел
разговор на другую тему.

-- Да. Ты бы не смог меня выручить? Мне несколько дней надо
где-нибудь перекантоваться. Дома и у тещи нельзя.

-- Несколько дней? -- Он задумался. -- Кажется, я смогу тебе
помочь. Тут у нас к продаже двухкомнатная квартира
подготовлена. Ключи хозяин мне доверил. Покупатель есть. Но
деньги только к концу недели сможет собрать. Так что
квартира стоит пустая. Правда, там мебели одна раскладушка,
хозяин иногда отдыхал, ожидая покупателей. Да на кухне стол
и стул. Как временное пристанище, думаю, сгодится.

Андрей сообщил мне адрес, вручил ключ от квартиры.

-- Может, еще какая помощь нужна? -- спросил он на прощанье.

-- Нет. Спасибо. Тебе не влетит, что ты ключ от чужой
квартиры передал? -- поинтересовался я.

-- А кто узнает? Да и что для своего брата отставника
не сделаешь?

Остаток дня, ночь и часть следующего дня я проспал. Вставал
лишь в туалет да утром напился крепко заваренного чая. Чай
вскипятил в кастрюле, одиноко стоявшей на кухне. Заварку
предусмотрительно приобрел по дороге в квартиру. Тогда же
купил батон и сосиски, но очередь до них дошла только в обед
следующего дня.

Николай Петрович и Гриша поджидали меня в условленном месте.
Я сразу же заприметил их "жигули". Николай Петрович
расположился на заднем сидении. Выглядел он неважнецки.
Лицо бледное, под глазами темные круги. Из салона, когда я
открыл дверцу машины, ударил запах лекарства, которое обычно
пьют сердечники -- то ли "валокордин", то ли "корвалол".

-- Все готово, -- вместо приветствия на мое "здравствуйте"
откликнулся Гриша. -- Только вот шеф что-то хандрит.

Николай Петрович протянул мне руку. Она была влажной,
холодной.

-- Ничего, пройдет, -- он попытался улыбнуться, но улыбка
вышла неестественной. -- Вчера с вечера сердце прихватило.
Думал, расхожусь. Сегодня хоть и полегчало, но не до конца.

-- Сук по себе рубить надо, -- поддел его напарник. -- А ты
все думаешь, что молодой. Эта секс-бомба Лариска и не такого
заездить может. Потом меня всегда учишь -- "пропускай
рюмку!" А сам в ресторане и после хоть одну пропустил?

-- Отвальный вечер в кафе только начался, -- проинформировал
меня Николай Петрович. -- Я думаю, в нашем распоряжении часа
три-четыре. Еще полчасика посидим, а там с Гришей пойдем к
дому. Ты останешься в машине. Ее подгоним чуть поближе. Там
есть хороший закуток, несколько машин стоит. Наша никому в
глаза бросаться не будет. Если кто-нибудь заинтересуется,
что ты на стоянке делаешь, скажешь правду: "Ждешь
товарищей". Через полчаса Гриша подрулил к заранее
присмотренному месту. Из багажника он достал большую кожаную
сумку. К какой категории она принадлежала -- определить
сложно, что-то среднее между спортивной и хозяйственной. Он
обратился к Николая Петровичу:

-- Идем, шеф.

Тот открыл дверцу машины. Вылез на улицу. Сделал глубокий
вдох носом и внезапно покачнулся. Если бы не открытая
дверца, за которую Николай Петрович успел ухватиться, он мог
бы упасть.

-- Вот собрались мы на дело, я и дедушка-паралитик, -- не
удержался от восклицания Гриша. -- Лезь назад в машину. Я
один пойду.

-- Одному там нечего делать, -- не согласился с ним Николай
Петрович. -- Без помощника не обойтись. Придется операцию
перенести до другого раза.

-- А он будет-то, второй раз? Что, думаешь, Лия Дмитриевна
станет ждать, когда мы ее сейф откроем? Не сообщив нам, за
границу не улетит? -- не согласился с шефом Григорий.

Я лихорадочно раздумывал, как мне поступить. Вначале у меня
закрались сомнения, а не симулирует ли Николай Петрович
болезнь? Но приглядевшись, я убедился -- он действительно
болен. Так что же делать? Отказаться от пахнувшей авантюрой
затеи? Не сама ли судьба пытается остановить нас? Или
довести начатое до конца, пойти с Гришей мне? А что будет,
если попадемся? Сесть на скамью подсудимых за воровство! Это
мне, человеку, который за двадцать лет службы никогда
ничего чужого не брал. Даже будучи зампотехом полка,
распоряжаясь горючим части, я не залил в бак личной машины
ни единого литра казенного бензина. Как я смогу смотреть в
глаза знакомым, родным, если меня обвинят в ограблении чужой
квартиры? Ведь меня, хоть я и в запасе, лишат офицерского
звания, и, следовательно, военной пенсии мне не видать.
Стоят ли семь миллионов рублей, чтобы из-за них так
рисковать? Положить на карту спокойное, по нынешним меркам
не так уж и плохо обеспеченное будущее?

-- Хрен с ними, с деньгами, -- словно прочитав мои мысли,
произнес Николай Петрович. -- Пусть они, сволочи, подавятся.
Не будем рисковать. Мы-то с тобой калачи тертые, --
обратился он к Грише. -- А какой резон человеку подвергать
себя опасности?

Жгучая ярость охватила меня. Как же так? Мошенники,
награбившие обманным путем больше миллиарда, смогут
наслаждаться обеспеченной жизнью, посмеиваться над своими
согражданами, закопавшими свои рубли на Поле чудес в Стране
дураков, и не найдется силы, способной хотя бы щелкнуть их по
носу. Нет, такому не бывать! Если государство не может или
не хочет встать на пути всякой жуликоватой сволочи, значит,
надо действовать, полагаясь на свои силы.

-- Идем, -- я хлопнул дверцей машины. -- Посмотрим, что у
нее в сейфе хранится.

-- Сигнализации, связанной с милицейским пультом, в квартире
нет. Когда мы зашли в комнату, после вечера в ресторане, Лия
звонка о снятии квартиры с охраны не делала. Но там может
быть автономное сигнальное устройство. Прежде чем открывать
двери, убедись, что все в норме, неожиданностей не будет, --
Николай Петрович скороговоркой делал последнее напутствие.
-- Сейф откроешь, возьмешь только то, что причитается,
лишнее не тронь. Может, экспроприация и сойдет нам с рук,
если мы ограничимся возвратом своего капитала. Не стоит
брать чужого. У Лии могут оказаться длинные руки и кулак
покрепче нашего. Небольшую пропажу она переживет, а за
большие деньги будет драться до крови.

Гриша согласно кивал головой.

-- Не волнуйся, шеф, все будет в порядке, -- заверил он,
вылезая из машины.

Мы не пользовались лифтом, поднялись по лестнице пешком.
На лестничной площадке никого не было. Гриша внимательно
осмотрел провода -- телефонный и идущий к электрическому
звонку. Кажется, ничего не обнаружил. Вверху, правее двери,
располагался распределительный щиток и поблескивали стеклами
два электросчетчика. Над каждым краской был нарисован номер
квартиры. Диск счетчика с номером Лииной квартиры вращался
еле-еле, наверное, фиксировал электроэнергию, поглощаемую
холодильником.

-- Отключим предохранители, обесточим квартиру. Если
сигнализация простенькая, она вырубится, -- объяснил Гриша
свое копание в щитке.

Я увидел, что диск счетчика перестал вращаться. Сигнал
тревоги не прозвучал.

-- А теперь снова включим, -- Гриша щелкнул
предохранителями.

-- Зачем? -- спросил я.

-- Сигнализация всякая бывает. Иногда срабатывает на
включение.

Тревога не прозвучала. Гриша во второй раз вырубил свет.
Из недр сумки он достал целую связку отмычек и еще большую
связку ключей.

-- Встань так, чтобы в глазок соседней двери была видна
только твоя спина.

Я выполнил команду.

-- Да не так. Полностью загороди меня.

Гриша присел на колени. Направил луч фонарика в прорезь для
ключа.

-- Барахло заграничное, -- удовлетворенно хмыкнул он. --
Конечно, алкаш или пацаны его не откроют, а для специалиста
раз плюнуть.

В подтверждение его слов, я услышал сначала один, а потом и
другой щелчок запертого на два оборота замка.

-- Так, тут еще засов имеется. Но это не проблема. Петрович
не зря в тот вечер выходил несколько раз на лестничную
площадку покурить. Я все думал, что он выпендривается? Бабы
дымят в комнате, а он свою культуру показывает: "Не могу
курить в помещении!"

Гриша просунул в круглое отверстие длинный металлический
стержень с небольшой поперечиной на конце. Поперечина, в
свою очередь, имела несколько штырьков, свободно скользящих
по ее поверхности и фиксируемых, при необходимости, на
разном расстоянии от середины. Покрутив стержень в разные
стороны, Гриша поколдовал со штырьками и снова склонился
над дверью.

-- Готово, -- через несколько секунд заявил он.

Приступить к работе со второй дверью он не успел. Внизу
натужно загудел лифт. Гриша моментально поднялся с колен,
прикрыл стальную дверь.

-- Иди по площадке вниз, я вверх. Спустишься на следующий
этаж, подожди.

Мое сердце билось так сильно, что мне казалось -- оно не
сжимается и разжимается, посылая очередную порцию крови
по сосудам, а раскачивается внутри грудной клетки из
стороны в сторону.

Тревога была ложной. Лифт остановился выше, где-то на уровне
шестого-седьмого этажей. Вторая дверь поддалась за несколько
секунд. Один замок Гриша открыл ключом из связки. Я удивился
его квалификации. Он не перебирал ключи, а точно угадал,
какой подойдет к замку.

-- Может, последний замок ты попробуешь? -- повернувшись ко
мне, с подковыркой поинтересовался Гриша.

Я кулаком несильно ткнул его в бок. Он тихонько заржал и
занялся оставшимся замком.

Гриша толкнул дверь, мы оказались в темной прихожей.

-- Закрой металлическую дверь на задвижку, -- услышал я
шепот у своего уха.

Коридорчик прихожей был глухим, в него выходили двери из
комнат, ванной и туалета. Только одна дверь, ведущая в зал,
была стеклянной, остальные цельные деревянные. Свет с улицы,
погашенный пространством большой комнаты, едва проникал
сквозь матовое стекло в коридор. Гриша снял с вешалки
несколько вещей и завесил стекла.

Щелкнул выключатель. Свет из хрустального плафона,
расположенного высоко под потолком, залил прихожую. Мы
подошли к большому зеркалу, занимающему часть перегородки от
самой стены до овального проема, соединяющего два коридора.

-- Тут, что ли? -- пробормотал Гриша.

-- Наверное, -- отозвался я .

-- Сними зеркало, -- приказал мой напарник. -- Стой! Где
твои перчатки? Наследить хочешь?

-- Я натянул перчатки.

-- Дверь закрывал голой рукой? -- спросил Гриша.

-- Не помню!

-- Тоже мне помощничек. Иди протри задвижку и входную
дверь.

Когда я вернулся, он уже снял зеркало и внимательно
рассматривал металлическую дверцу вмурованного в
перегородку сейфа.

-- Сложная штука? -- тихо спросил я.

Гриша вздрогнул так, словно за спиной стояло приведение и
костлявой рукой похлопало его по плечу.

-- Помолчи!

Он снова уставился на сейф напряженным взглядом.
Складывалось такое впечатление, что он произносит какие-то
одному ему ведомые заклинания. Наконец перестал
гипнотизировать сейф. Стал комбинировать отмычки.

-- Ты что-то спросил? -- обратился Гриша ко мне.

Теперь настала моя очередь вздрогнуть от неожиданности.

-- Сложная штука? -- повторил я вопрос.

-- Говно! Никаких комбинаций цифр, просто сейфный замок, и
тот не из самых лучших. Такие открываются консервным ключом.

Он закончил возиться с отмычками, вставил их в замочную
скважину. Наклонившись над сейфом, прижался к дверце ухом.
Едва видимыми движениями пальцев стал манипулировать
отмычкой.

-- Считай до шестидесяти, -- скомандовал Гриша.

-- Раз, два, три, -- начал я, не понимая для чего это нужно.

-- Да не в слух. Про себя!

На счет "сорок восемь" раздался еле различимый щелчок. Гриша
потянул дверцу на себя, она поддалась.

-- Тащи сумку!

Я протянул сумку и через его плечо заглянул внутрь сейфа.
Он не был слишком большим, состоял из двух отделений.
Верхнее закрыто металлической дверцей. Чтобы открыть ее,
Гриша не стал использовать отмычку. Подсунул под низ дверцы
инструмент, напоминающий гвоздодер. Язычок небольшого замка,
приваренного изнутри, отогнулся, дверца открылась. В верхнем
отделении лежали какие-то бумаги, фотографии, несколько
золотых побрякушек. В нижнем аккуратно уложенные пачки,
напоминающие денежные банкноты. Взяв одну из них, Гриша
присвистнул.

-- Ты знаешь, какой сейчас курс доллара по отношению к рублю?
-- полуобернувшись ко мне, спросил он.

-- Точно не знаю. А что? -- вопрос показался мне нелепым.

-- Лийка твоя не дура! Рублики на "зелененькие" меняла. А мне
теперь голову ломай, чтобы себя не обидеть и лишнего не
взять!

-- В начале лета, слышал, за доллар около двух тысяч рублей
давали. А сейчас на Московской финансовой бирже
какая-то чехарда творится. Курс доллара подскочил больше чем
в два раза, -- я не следил за котировками по той простой
причине, что отродясь не имел долларов.

-- Значит, если возьму из расчета один к четырем тысячам, не
ошибусь? -- уточнил Гриша.

Он достал из сейфа несколько пачек валюты, внимательно
проверил каждую и только после того, как убедился, что
перед ним не "куклы", аккуратно уложил деньги в сумку.

Звонок раздался настолько неожиданно, что Гриша инстинктивно
присел, лицо его побледнело. Я чувствовал, что выгляжу не
лучшим образом. За годы службы в вооруженных силах мне не
раз доводилось бывать в экстремальных ситуациях. Я ходил по
краю черты, отделяющей жизнь от смерти, когда предпринял
самостоятельный поиск пропавшего со склада оружия. Тогда
временами казалось, что у меня нет ни малейшего шанса
выжить. И все же те чувства, которые я пережил, когда
отстреливался от бандитов, после побега из горного селения,
когда спасался от встречного "Камаза" на дороге, петляющей
по краю ущелья, когда лежал беспомощным в неуправляемой
машине, которая на большой скорости неслась среди деревьев,
не шли ни в какое сравнение с тем, что я испытывал сейчас.
Нет, это был не страх. Это была горечь запоздалого сожаления.
Как я мог забыть об офицерской чести? Как допустил, что
оказался в ситуации вора-домушника, очищающего с напарником
чужой сейф? Те доводы, которые я раньше использовал, чтобы
убедить самого себя в необходимости покарать "зло", казались
теперь жалкими, лишенными смысла.

Я преступил закон! Этим все было сказано. Причем действовал
в той ситуации, когда речь шла не о защите жизни и интересов
других людей и тем более государства -- я боролся не самыми
лучшими методами за собственный, шкурный интерес. Если бы
прожитый отрезок времени можно было отмотать, как кинопленку,
назад и поступить иначе, я, не задумываясь, совершил бы
это. Увы, в реальной жизни сделать это невозможно.

Второй звонок раздался еще резче. Внезапно Гриша
расхохотался чуть ли не в полный голос.

-- Я едва в штаны не наложил, -- признался он. -- Идиоты.
Это же телефон. Мы ведь слышали входной звонок, он под
соловушку чирикает.

Только сейчас и до меня дошло, что это звонил телефон.

-- Все, уходим. -- Гриша поколдовал, закрывая сейф.

Я направился к двери.

-- Подожди, -- остановил меня напарник. -- Я все-таки
нанесу визит в туалет. А то вдруг не дотяну до базы.

Он скрылся за дверью туалета. Сумку не стал оставлять в
проходе, забрал с собой.

Через несколько минут мы уже подходили к поджидавшей машине.
Николай Петрович отошел. Лицо его порозовело, дыхание не
было таким прерывистым.

-- Как дела? -- он встретил нас вопросом.

-- Порядок, -- отозвался Гриша, усаживаясь за руль. --
Правда, еще немного, и мне пришлось бы заниматься стиркой
штанов.

-- А в чем дело?

-- Телефон зазвонил, а мы подумали, что кто-то ломится во
входную дверь. Ох, я перемохал! Кому охота попадаться с
поличным? А вот Александр молодец, -- выдал комплимент
Гриша. -- У него ни один мускул на лице не дернулся.

"Мускул, может, и не дрогнул, -- подумал я, -- но такого
поганого чувства мне в жизни до этого переживать не
доводилось".

-- Да, я забыл тебя поздравить! -- тронувшись с места,
произнес Гриша.

-- С чем?

-- Как с чем. С боевым крещением!

-- Иди ты... -- я не смог сдержаться и отправил его по всем
известному адресу.

-- А что, Петрович, может, возьмем Александра в команду? --
мой напарник по очищению сейфа нисколько не обиделся на
ругательство. -- Я на него раньше зуб нарисовал, теперь
стер. Мужик он не трусливый.

-- Хватит Ваньку валять, -- остановил его Николай Петрович.
-- Ты все сделал, как я велел? Лишних денег не брал?

-- Обижаешь, начальник, -- в голосе Гриши прозвучали
интонации подследственного, обидевшегося на то, что
следователь шьет ему дело, которое он не совершал. -- Там
был полный сейф денег. Я взял только то, что нам
причиталось. Маленькая накладка может, конечно, быть.

-- Какая еще накладка? -- не выдержал Николай Петрович.

-- Лия Дмитриевна нашим деревянным не доверяет, хранит
исключительно "зелененькие". А вот таблицу с курсом
перевода мы не прихватили.

-- Ну-ка, дай сумку, -- потребовал Николай Петрович.

Он пересчитал доллары.

-- Ты по какому курсу брал?

-- Мне Александр подсказал -- один доллар к четырем тысячам
нашенских. А что, не правильно?

-- Не совсем. Доллар еще подскочил, Так что вы немного
лишнего прихватили.

-- Ну, извини, шеф. Лезть в квартиру снова я не желаю. Если
хочешь, сам сходи. Отмычки я дам. Там замки не сложные. Даже
ты справишься. Есть второй вариант -- переправить деньги Лии
Дмитриевне с оказией. -- Гриша не пытался скрыть иронии.

Николай Петрович не выдержал, рассмеялся.

-- Будем считать лишнюю сумму призовым фондом, процентом,
полученным за риск.

Минут десять мы колесили по городу. Николай Петрович хотел
убедиться, что за нами нет "хвоста".

Гриша бурчал, что "некоторые готовы на холодную воду дуть",
но все распоряжения шефа выполнял четко.

Наконец мы остановились в каком-то тупике. Гриша включил
освещение в салоне. Николай Петрович вручил мне эквивалент
причитающихся по векселю "Городжилстроя" семи миллионов,
пересчитанный из расчета один доллар к четырем тысячам
рублей.

Те чувства и мысли, которые владели мной в пустой Лииной
квартире, исчезли, но я все равно не испытывал удовлетворения
от того, что вернул казалось уже утраченные деньги. Я
понимал, что хранящаяся в личном сейфе валюта не могла быть
заработанной, нажитой честным путем, был уверен, что другой
возможности добраться до денег, не унижаясь и не принимая
подачки из рук смилостивившейся Лии Дмитриевны, у меня -- без
сотрудничества с Николаем Петровичем и Гришей -- не было, и
все же чувствовал себя человеком, запустившим руки в чужой
карман.

Николай Петрович, видимо, догадывался о моем состоянии.

-- Да, мы поступили незаконно, -- ни к кому не обращаясь,
он как бы разговаривал сам с собой. -- Но кто в нашей
стране соблюдает законы? Для одних они не писаны, другие
находят тысячи лазеек, чтобы их преодолеть. Даже если бы нам
через суд удалось решить дело в свою пользу, денег бы мы не
получили. Где имущество товарищества -- никто не знает, где
деньги -- тем более. То, чем обладает Лия Дмитриевна,
арестовать нельзя. Откуда у нее такой достаток, полный сейф
денег -- никто выяснять не будет. Судебный исполнитель к ней
не придет. У нас другие порядки, чем за границей.

-- Да не переживай ты. Подумаешь, побывал в чужой квартире,
постоял на шухере. -- Гриша по своему тоже попытался
подбодрить меня. -- Твоя Лийка та еще сучка. Вот посмотри,
не удержался, из сейфа прихватил. -- Он порылся в кармане
куртки и протянул цветную фотографию. На фоне пальм и
виднеющегося за ними моря, на золотистом песке, прижавшись к
загорелому, широкоплечему молодому мужчине, стояла Лия.

То, что было на ней одето, с трудом подходило под название
купальник -- так, полоски из ткани на известных местах. Лицо
мужчины показалось мне знакомым, но я посчитал неудобным
вглядываться в чужую фотографию, хотел порвать и выбросить
обрывки, но не сделал этого, механически сунул фото в
карман.

-- Я не думаю, чтобы Лия Дмитриевна подняла шум. Это не в ее
интересах, но береженого -- Бог бережет. До конца недели
лучше нам не высовываться. Наверное, больше мы не увидимся,
-- Николай Петрович обратился ко мне. -- Созвонимся
денька через два, оценим обстановку и на этом наше
сотрудничество закончится. Там, где ты ночевал, есть
телефон?

-- Да.

-- Ты помнишь его номер?

Я с трудом извлек из памяти номер телефона, записанный
хозяином квартиры на квитанции об уплате за телефонные
услуги и случайно, от безделья, прочитанный мною.

-- Давай, подполковник. -- Гриша крепко пожал мне руку. --
Может, подбросить тебя поближе к квартире?

-- Спасибо. Не надо, доберусь. Прощайте. Удачи вам.

 Я вылез из "жигулей", немного постоял. Дожидался, пока
машина не скрылась, повернув у светофора. "Интересная
штука -- жизнь, -- подумал я. -- При первой встрече эти два
человека показались мне отвратительными, теперь я испытывал
к ним если не симпатию, то чувство, не имеющее ничего общего
с ненавистью. Да, они добывали хлеб насущный, нарушая многие
заповеди и законы, установленные нашим обществом. Но не само
ли общество толкало их на это?

***

ГЛАВА 11

***

Я решил в точности выполнить инструкции Николая Петровича.
Следующий после визита в Лиину квартиру день до обеда
провалялся на раскладушке, читая детектив. Я вообще бы не
вышел, если бы не голод. А он, как известно, не тетка. Надо
был пополнить запасы продовольствия. И потом, я решил
устроить маленький праздник для души и желудка.

Питался я последнее время не то что бы плохо, а все больше
на скорую руку (если не считать ужина в ресторане и застолья
у Лии): пакетными супами, сосисками, не брезговал
"ножками Буша". Сейчас мне хотелось чего-то особенного,
выдающегося, такого, что раньше мой тощий кошелек отведать
не позволял. Теперь деньги были, я впервые стал обладателем
приличной суммы в иностранной валюте. В загашниках моей
памяти хранился рецепт нравившегося мне блюда. Попробовал я
его, когда отдыхал на туристической базе в Дагестане, под
городом Каспийском. База была так себе, а вот повар,
пятидесятилетний то ли грек, то ли армянин, слыл мастером
своего дела. Кроме профессионализма, по всему побережью он
пользовался известностью как страстный болельщик. Не
пропускал ни одного мало-мальски интересного спортивного
состязания, проходившего в Махачкале. Оторвать его от
телевизора, если там показывали спортивные соревнования,
было практически невозможно. Приготовив ужин, повар чаще
всего усаживался на лавочке, врытой возле волейбольной
площадки, и часами смотрел, как отдыхающие издеваются над
мячом и волейбольными правилами. Бездумное лежание на пляже
меня утомляло больше чем любой другой вид деятельности.
Вечерами я старался сбалансировать "лежачий образ" жизни
активностью на спортивной площадке. У меня оказалось не мало
единомышленников, сколотилась классная команда.
Массовик-затейник, он же, по совместительству, физрук и
спасатель турбазы, организовал нам несколько встреч с
командами других турбаз, разбросанных вдоль песчаного берега
Каспия. Мы вышли победителями из всех волейбольных баталий.
После того как наша команда обыграла сборную Каспийска,
шеф-повар, терявший за игру голос и больше калорий, чем все
игроки, нас зауважал. Он накрыл стол, угостил фирменным
блюдом. Рецепт долго не выдавал и лишь очередная
волейбольная победа над рыбаками рыболовецкого судна,
добывавшего в море осетрину, считавшимися лучшей командой
побережья, умилостивила повара. Он поделился секретом.

Записанный рецепт несколько лет лежал не востребованным.
Однажды поддавшись всеобщему мужскому психозу, царящему
Восьмого марта, я воспользовался им. С тех пор мои женщины
включили это блюдо в ритуальное меню, связанное с
празднованием Международного женского дня. В приготовлении
оно не требовало высшей кулинарной квалификации, трудность
заключалась в том, что рецепт включал множество компонентов.
Для приготовления задуманного мне нужно было посетить
рынок, закупить продукты.

Квартира, в которой я отлеживался, находилась неподалеку от
Торгового центра, известного каждому саратовцу. И хотя
продовольственный рынок, расположенный там, уступал двум
знаменитым -- "Сенному" и "Крытому", имея наличность, в
торговых рядах можно было разгуляться. Я хотел обменять
стодолларовую купюру в окошечке обменного пункта,
примостившегося в фойе Дворца культуры со звучным названием
"Россия". К моему удивлению, при обмене потребовали
паспорт. Документы, отправляясь за покупками, я не взял.
Возвращаться назад не хотелось -- плохая примета. На помощь
пришел крутящийся неподалеку прыщавый парень.

-- Вы хотите продать доллары? -- шепнул он, догнав меня у
выхода.

-- Вот, думал обменять стольник, да не знал, что надо брать с
собой документы.

-- Это мы устроим. Я вам заплачу точно по курсу, --
обнадежил меня парень.

"Незаконные валютные операции караются в соответствии с
Уголовным кодексом, -- мелькнула у меня мысль. -- Не знаю,
какая польза государству от того, что граждане могут
осуществить обмен лишь при предъявлении документов, а вот
подпольным валютным дельцам это на руку".

Обмен купюрами прошел успешно. Я удивился, что меня не
попытались обдурить. Видно, у парня был свой интерес в этом
бизнесе: он имел навар и без мошенничества.

Большая полиэтиленовая сумка, предусмотрительно купленная
мною у входа на рынок, постепенно наполнялась. Я купил
полтора килограмма говядины с мозговой косточкой, килограмм
молодой телятины, по полкилограмма языка и почек. В рыбных
рядах уплатил приличную сумму за хороший кусок осетрины. Не
забыл я и о готовых мясных продуктах -- ветчине, двух сортах
колбасы и сосисках.

Мне пришлось обойти почти весь рынок, прежде чем я зачеркнул
последний пункт из заранее составленного списка. Зато в моей
сумке с приобретенными раньше продуктами соседствовали:
свежие помидоры, лимоны, маринованные огурцы и грибы, маслины,
зелень петрушки и укропа, сметана.

Приготовление заняло больше времени, чем я ожидал. Дело
стопорилось из-за отсутствия кухонной утвари. Сковородку,
три тарелки, ложки я выпросил у соседки по лестничной
площадке, оставив в залог командирские часы, а вот большой
кастрюли у нее не нашлось. Мне пришлось довольствоваться
той, что оставил хозяин квартиры, и продукты отваривать по
очереди.

Готовил я солянку. Отличалась она от своих родственниц,
предлагаемых даже в хороших ресторанах и кафе, как белый
человек от негра. И тот и другой -- человек, суть одна, а
различия поразительные.

Основное отличие заключалось в том, что, кроме мелко
порезанных вареных и жареных мясных продуктов, в ее состав
входили отварные куски осетрины. А остроту и своеобразие
придавали маринованные грибочки, нашинкованные тонкими
ломтиками, и нарезанные кружочками помидоры, дополняющие
томат-пюре.

Звонок в дверь раздался в тот момент, когда я бросил в
кастрюлю лавровый лист и зелень. На пороге стояли Андрей и
Анатолий. Потреблять пищу богов в одиночестве -- занятие
скучное, кроме того, мне хотелось отблагодарить ребят за
помощь, содействие, и я до похода на рынок договорился с
ними о встрече. Солянка была встречена на ура.
Проголодавшиеся мужики съели по нескольку тарелок
обжигающей, сдобренной красным и черным перцем фирменной
стряпни. Конечно, этому способствовали две бутылки водки с
романтическим названием "Хрустальная", приобретенные мною в
Торговом центре.

Разговор за столом шел в основном о событии, которое прямо
или косвенно касалось всех -- вводе войск в Чечню.
Профессиональные военные, мы осознавали: большую глупость
совершить трудно. То ли у наших правителей коротнуло и
поплавились предохранители, то ли стоящие за вводом войск
силы и группировки не давали себе отчет о возможных
последствиях войны в Чечне.

А скорее всего -- политические и экономические барыши
заинтересованных кланов и политических элит были настолько
велики, что заставляли забыть о здравом смысле и
благоразумии.

"Если б воевала Армия, одним парашютно-десантным полком
можно было бы в течение двух часов решить все" -- я не
слышал эту ставшую впоследствии знаменитой фразу --
свидетельство некомпетентности министра обороны Павла
Грачева -- мне ее передали ребята.

-- Что ты хочешь от наших стратегов? -- возбужденно произнес
Андрей. -- Если летун, который до этого возглавлял
министерство, в паре с сегодняшним горделиво заявляли во
время так называемого "путча", что готовы отдать приказ на
бомбежку Кремля -- это что, свидетельство большого ума?

-- Армию хотят превратить в образование, имеющее
отталкивающий образ. -- Анатолий молчал почти весь вечер, но
тема была настолько острой, что не выдержал и он. -- Ну
что-то вроде мужика-педераста. Знаешь, что в силу
индивидуальных способностей он имеет право быть таким как
есть, но дружбы водить не захочешь. Я тут с одним чуть ли
не обнимался, а когда узнал, что он "голубой", -- полчаса
после рукопожатия руку отмывал. Понимаю, что парень ни в
чем не виноват, мать-природа так распорядилась, а чувство
брезгливости перебороть никак не могу.

-- Вооруженные силы должны защищать свою территорию от врага
извне, -- развил мысль друга Андрей. -- Если есть решение
политиков, приказ сверху, проведена работа по запудриванию
мозгов, можно нацелить армию на выполнение
"интернационального долга", захват территории соседнего
государства, оказание помощи "хорошему правителю". Но
выполнять полицейские функции, воевать со своим народом
Вооруженные Силы не должны никогда и нигде.

-- Твои слова, да в уши нашему Верховному Главнокомандующему!
-- не утерпел я. -- А то его советники, наверное, в свое
время не изучали марксистско-ленинское учение о войне и
армии. А зря!

Выпитая "Хрустальная" способствовала тому, что мы, за время
службы привыкшие мыслить категориями батальонов, полков, то
есть на тактическом уровне, перешли к обсуждению вопросов
стратегии.

Наши предложения по Чечне вряд ли можно было назвать
глубокими, оригинальными, но то, что они помогли бы
сэкономить триллионы рублей, сберечь тысячи людских жизней,
сохранить престиж России и армии, нам казалось бесспорным.

Даже человеку, не искушенному в политике, было понятно, что
удержать силой оружия чеченский народ не удастся.
Предоставление Чечне статуса самостоятельного государства,
со всеми вытекающими отсюда атрибутами -- межгосударственной
границей, пограничной и таможенной службой; построение
экономических отношений на новых условиях, когда исключена
бесконтрольная перекачка денег из российского бюджета,
обогащающая небольшие группировки в Москве и Грозном, --
этот путь потребовал бы гораздо меньших затрат, чем выбранный
нашими правителями. Небольшое территориальное пространство,
географическое положение, не сильно развитая экономика и
сельское хозяйство, связи, складывающиеся столетиями, жесткие
ограничения в рамках закона на действия чеченских
экономических группировок, разбросанных по всей России,
стали бы теми центростремительными силами, которые неизбежно
заставили бы чеченскую верхушку развивать и укреплять связь
с Москвой, искать и находить точки соприкосновения. Была
одна проблема -- русские, проживающие в Чечне, на решение
которой пришлось потратить немало усилий, но ее все равно
приходится решать, причем делать это в условиях боевых
действий, вне рамок цивилизованных отношений.

Засиделись мы допоздна. Я проводил ребят к автобусной
остановке, подышал морозным воздухом, разгонявшим хмель.
Вешая куртку, сквозь ткань ощутил плотный кусочек бумаги.
Фотография немного помялась. Я не смог перебороть
любопытство и, примостившись на раскладушке, внимательнее,
чем в первый раз, вгляделся в снятых людей.

Фигурка у Лии была классной. Ее нельзя было отнести ни к
худым, ни к полным женщинам. Про таких обычно говорят: "Все
при ней". Рука спутника лежала на Лиином плече. Она
держалась одной рукой за его ладонь, второй обнимала мужчину
за талию. Мужчина был без рубашки. Под загорелой кожей
явственно проступали бугорки хорошо развитых мышц. Легкие,
салатного цвета брюки подчеркивали насыщенность бронзового
загара, который можно приобрести, отдыхая длительный срок на
море.

Меня несколько удивила обувь мужчины -- она не вписывалась в
форму отдыхающего. на его ногах вместо привычных сандалий
были довольно массивные кожаные туфли. Вглядевшись
повнимательней в лицо мужчины, я окончательно утвердился в
мысли, что мы знакомы. Немного затуманенное алкоголем
сознание никак не могло отыскать в памяти подсказку, кто
этот человек и где мы встречались.

Внезапно меня осенила догадка -- я сам блокировал тот
участок мозга, который должен был дать мне ответ. Иногда
такое бывает. Ты чуть ли не носом упираешься в предмет,
пытаясь его отыскать; он лежит перед твоими глазами, но ты
его не видишь, уверенный, что в данном месте этот предмет не
может находиться. Нечто подобное случилось сейчас. Я
вычеркнул человека из списка живых и, глядя на фотографии,
не мог идентифицировать изображение с конкретной личностью.

"А почему бы и нет?" -- подумал я. Возможность того, что Лия
и мой знакомый до того как он погиб могли состоять в
приятельских отношениях и даже вместе отдыхать, была не
столь уж фантастической. Оба -- занимались бизнесом, люди
состоятельные, принадлежащие к клану "новых русских".
Понятие о "хорошей жизни" заформализовано еще больше, чем у
среднеобеспеченного человека. Вероятность, что они проводили
отпуск и познакомились на одном из модных, престижных
зарубежных курортов, наводненных нашими нуворишами, была
достаточно высока.

Я еще раз посмотрел на лицо мужчины. Фотография снималась с
приличного расстояния, с расчетом, что в кадр войдут море и
пальмы. Черты лица были плохо различимы, но мои сомнения
прошли. На фото в обнимку с Лией был снят Аслан Колоев.
Наши дороги перехлестнулись накануне осетино-ингушского
конфликта. Осуществленная подручными Аслана операция по
хищению оружия со склада воинской части, в которой я служил,
взорвала мою до этого размеренную, очерченную рамками
законов, уставов, наставлений, службу.

Мне пришлось немало хлебнуть лиха, переступить табу
убийства человека, познакомиться с женщиной, которая стала
мне близка, косвенно стать виновником ее смерти. Врачи так и
не смогли спасти бывшую любовницу Аслана -- Людмилу. После
травм, полученных в автомобильной катастрофе, не приходя в
сознание, она скончалась в больнице. Гибель Аслана, в
результате взрыва подложенных мною гранат, поставила точку в
истории с краденым оружием. Я старался не вспоминать о тех,
не так уж и далеких, событиях, вычеркнуть их из памяти, и вот
-- фотография, которую Гриша выкрал из сейфа, вновь вернула
меня к осени 1992 года.

Я повернул фото обратной стороной в надежде, что там есть
какая-нибудь пометка. Надпись, сделанная простым карандашом,
действительно была, но она не вписывалась в логику моих
рассуждений. В самом углу фотографии значилось:
"Т.Мукомолов, Египет, май 1994 года".

Прочитав неровную, видимо сделанную впопыхах, строчку, я
вздохнул с облегчением: "Слава Богу". Не знаю почему, но мне
было неприятно думать, что Лия и Аслан знакомы. Совместный
отдых и, по всей видимости, близость главного бухгалтера и
владельца товарищества "Городжилстрой" я воспринял как
вещь вполне естественную, меня не задевающую. А то, что
Аслан и хозяин фирмы, в которую я вбухал деньги, были похожи,
мне не показалось чем-то необычным. Возможно, последний тоже
являлся выходцем с Северного Кавказа.

Ночь я проспал беспокойно, несколько раз просыпался. Мучили
кошмары. То я вновь отстреливался, укрывшись в сарайчике, от
преследователей; то готовил "мину замедленного действия" для
машины Аслана; то вместе с Гришей вскрывал сейф. Телефонный
звонок освободил меня от ночных кошмаров. Звонить могли или
Андрей, или Николай Петрович, или же кто-то из знакомых
хозяина квартиры. Ежась от холода, я добежал до телефона.

В голосе Николая Петровича звучала тревога. Он не стал
затягивать разговор, сообщил, что Гриша пропал, предложил
немедленно встретиться. Я дал Николаю Петровичу свои
координаты, обещал не затягивать сборы.

"Жигули" поджидали меня у подъезда. Хозяин открыл дверцу.
Был он бледен. Чувствовалось, все еще прибаливал.

-- Григорий на твоих глазах брал деньги из сейфа? --
Николай Петрович не скрывал озабоченности.

-- Да.

-- Он мог прихватить лишку?

-- Не знаю. Гриша сам подсчитывал, делал перевод долларов на
рубли. Затем бросил в сумку несколько пачек "зелененьких".
Потом зазвонил телефон, -- я старался воспроизвести
последовательность событий того вечера.

-- Григорий не перекладывал часть денег из сумки за пазуху
или еще куда-нибудь? -- Николай Петрович задал наводящий
вопрос.

-- Нет.

-- Возможность переложить деньги, так, чтобы ты не заметил,
у него была?

-- Кажется, нет, -- в моем голосе не чувствовалось
уверенности, и Николай Петрович это понял.

-- А если хорошенько подумать?

-- Он заскочил в туалет. Сумку захватил с собой, -- я
отчетливо припомнил, как Гриша, чертыхаясь, скрылся за дверью
туалета.

-- Теперь все становится на свои места. -- Николай Петрович
с досадой хлопнул рукой по бедру. -- Жадность фраера
сгубила. Говорил ему: "Лишнего не бери!"

Я постепенно стал понимать с чем связано Гришино
исчезновение.

-- Вы думаете, он обчистил весь сейф? Лия сообразила, что это
наших рук дело, и решила устроить разборку? -- высказал я
предположение.

-- Все или не все он забрал -- не знаю, но, что не удержался
и к нашим законным добавил солидный куш -- уверен.

-- Но как Лиины подручные смогли отыскать Гришу? Вы же нас
предупредили несколько дней не светиться! -- недоумевал я.

-- Удержишь ты его, когда на руках доллары. Я, старый дурак,
хотел прихватить его с собой. А он меня обвел вокруг пальца.
Выпросил двести долларов из общей суммы, сказал, что
завалится к подружке дня на два -- на три. Та будет носить
жратву и выпивку, а он из ее хаты нос не высунет. Через день
обещал позвонить. Если звонка не будет, значит, что-то
случилось.

-- Он не мог по пьянке забыть про звонок?

-- Исключено.

-- А может, у подружки телефона нет?

-- Есть. Я ей сам звонил. Она сказала, что Гриша обещал
приехать, но не появился.

-- Все равно как-то не верится, что в почти миллионном
городе можно так быстро отыскать человека, -- высказал я
сомнение.

-- Григорий не раз был на отсидке. Органам известен. У Лии
достаточно связей, чтобы выйти на нужных людей. Те помогут
выяснить, где он бывает чаще всего. Дальше дело техники. Надо
парня выручать. Иначе ему крышка. -- Николай Петрович не
сомневался в том, что дело приняло серьезный оборот.

-- Где же его искать? -- я недоуменно пожал плечами.

-- Начать надо с баржи. Мне кажется, ты там не случайно
оказался. Место удаленное, посторонние не появляются. Если
там Григория нет, придется выходить на Лию. В любом случае
нам надо быть готовыми к серьезным делам, -- Николай
Петрович на секунду задумался, затем обратился ко мне с
вопросом: -- У тебя оружие есть?

-- Нет.

-- Сможешь достать?

-- Если бы было время, попытался. В короткий срок не
достану.

-- Плохо дело. Газовый пистолет и дробовик у меня есть, но с
таким вооружением Гришку не отбить, -- Николай Петрович
осознавал сложность положения.

-- Если найдется порох, я за полчаса сумею сделать
самодельные гранаты. Они не совсем удобны в обращении, но
эффект дают неплохой, -- предложил я.

-- Тебе только порох нужен или еще что-нибудь? -- спросил
Николай Петрович.

-- Пустые металлические банки из-под горошка или томатной
пасты, банки из-под пива, "пепси-колы", "фанты". Желательно
разных размеров и диаметров. Хорошо бы любой огнепроводный
шнур. Мелкие шурупы или гвозди -- "сотка". Не помешал бы
инструмент -- щипцы, ножницы по металлу, зубило, тисочки. К
пороху добавки, но это моя забота. Еще нужна изолента или
скотч.

-- Это все найдем. Мастерить будешь в моем гараже. А я за
это время попробую пополнить наш оружейный арсенал.

Николай Петрович высадил меня у гаража. Открыл массивные
двери. Гараж был оборудован по последнему слову техники.
Кирпичная коробка изнутри была обшита деревом, настланы полы
и утеплен потолок. Для обогрева использовались два длинных
масляных радиатора, работающих от электричества, имеющих
режим автоматического отключения.

-- В таком гараже и жить можно, -- пошутил я.

-- Значит, ты не видел, какие гаражи у людей бывают, -- он был
доволен тем эффектом, который произвел на меня гараж, но не
хотел показать это.

Дробовик, старенький ИЖ-18, и боеприпасы к нему хранились в
тайничке за деревянной обшивкой. Остальные требуемые мной
компоненты, в том числе немного огнепроводного шнура и
десятка два пустых банок из-под напитков, Николай Петрович
принес через несколько минут, позаимствовав у соседей по
гаражам и сторожа. Вручив все это, а также необходимые
инструменты, он уехал.

Конечно, порох, используемый в охотничьих патронах, не лучшее
вещество для сооружения взрывного устройства, но
внесение некоторых простейших добавок, которые легко
изготовить в кустарных условиях и о которых знает любой
офицер, по роду службы связанный с боеприпасами, позволяет
создать довольно мощное и опасное оружие.

Я заканчивал сборку четвертой самодельной гранаты, когда
приехал Николай Петрович.

-- Закрывай свою шарашкину контору. Кое-что я достал, --
поторопил меня хозяин гаража.

-- У меня все готово. А ты чем разжился? -- мой вопрос не
был праздным, я хотел выяснить, каким арсеналом мы
располагаем. Николай Петрович протянул спрятанный под полой
куртки обрез. Это было уже кое-что. Не бельгийское и не
английское, но совсем недурное, двуствольное с вертикально
спаренными стволами ружье "Меркель", произведенное в бывшей
Германской Демократической Республике. Человек, отпиливший
ствол и часть приклада, знал толк в обрезах. Его легко можно
было спрятать, замаскировать под одеждой. Обрез мало весил,
из него можно было вести прицельный огонь одной рукой.
Отпиленный ствол уменьшал дальность боя, но, заряженный
картечью, в ближнем бою обрез обладал громадной убойной
силой.

Я хотел сесть за руль, но Николай Петрович не согласился.
Водительское удостоверение я не взял, вступать в конфликт с
ГАИ, имея в салоне два ружья и самодельные гранаты, было бы
слишком рискованно.

Мы остановили машину у заброшенных сараев. Баржа, вмерзшая в
лед, хорошо просматривалась с этого места. Из трубы шел дым.
Значит, сторож находился на месте. Был ли он один и там ли
Григорий -- этот вопрос нам предстояло выяснить.

Запорошенное снегом пространство от сараев до баржи не
имело ни одного естественного укрытия. Это усложняло нашу
задачу -- подобраться к барже как можно ближе и не оказаться
обнаруженными. Мы сделали порядочный крюк по заснеженной
равнине, чтобы оказаться с той стороны, где по нашим
расчетам в избушке-каюте не было окон. Я предложил
преодолеть пространство в триста-четыреста метров бегом, но
увидев, как тяжело задышал Николай Петрович после нескольких
метров, преодоленных рысью, отказался от этой затеи. Нам
удалось достичь баржи незамеченными. Несколько мгновений мы
стояли, прижавшись к заледенелому боку речной махины, не
двигаясь, старались выяснить обстановку. Нарушали тишину
лишь потрескивание льда да чириканье воробьев, облюбовавших
крышу избушки под место жительства.

-- Долго мы будем ждать? -- Николай Петрович с началом
операции передал бразды руководства в мои руки и теперь,
как всякий подчиненный, испытывал нетерпение от бездействия
начальника.

-- Попробую обогнуть баржу и заглянуть в окошко, --
поделился я замыслом. -- Вы меня страхуете. Огонь открываете
только в критической ситуации.

Нам не удалось выполнить задуманное. Дверь в каюту с шумом
распахнулась. Мы едва успели распластаться на снегу.
Картина, представшая перед нашими глазами, была впечатляющей,
не рассчитанной на слабонервных.

Из помещения вывалила группа из пяти человек. Впереди,
принуждаемый пинками и тычками со всех сторон, двигался
Григорий. Он был совершенно голый. Меня непроизвольно
передернуло, мороз пробирал до костей, а каково находиться на
ветру без одежды. Компания направлялась в сторону огромной
полыньи, прорубленной во льду неподалеку от баржи.

-- Они что, суки, Зою Космодемьянскую из Гришки хотят
сделать? -- взволнованно прошептал Николай Петрович.

-- Какую Зою? -- не понял я.

-- Собираются облить ледяной водой, -- пояснил мой напарник.

-- Тогда уж скорее Карбышева, -- я внес поправку, не столь
существенную в данный момент. Однако у наших противников на
уме было иное, более изощренное намерение. Плотный,
невысокий парень обвязал Гришу под мышками ременной лентой,
напоминающей вожжи. Еще двое подскочили к нему с разных
сторон и, несмотря на то, что Гриша отчаянно отбивался руками
и ногами, приподняв голое тело, рысцой затрусили к полынье.
Фонтан брызг взметнулся над заснеженной поверхностью. Гриша
с головой скрылся в ледяной купели. Уйти глубоко в воду ему
не дали, дернув с обеих сторон за вожжи, вытащили на лед.

-- Ну, козлы, вы у меня попляшете! -- Николай Петрович
вскинул дробовик.

-- Не стреляй! -- я дернул его за полу куртки. -- Если ты
отсюда и попадешь, то выведешь из строя одного. А их
четверо. У двоих автоматы. Залягут, откроют ответный огонь
-- нам хана. Надо подбежать ближе. Если стрелять, то
наверняка.

-- Чего же мы ждем? Вперед! -- ему хотелось прекратить
издевательство над другом как можно скорее.

-- Подожди секунду. Приготовлю гранату.

Мое кустарное производство сразу же продемонстрировало свой
недостаток. Чтобы бросить самоделку, сперва надо было
поджечь шнур. Обычную гранату я метаю метров на 45-50.
Самоделка была легче. Не так удобна в руке. Если ее бросить
из укрытия, какой бы силы ни был бросок, граната вряд ли
долетела бы до противника. Я вытащил гранату и зажигалку,
решил метнуть ее метров за тридцать до полыньи.

-- Стрельбу открывай только после моего броска. Целься в
одетого в тулуп мужика. У него в руках автомат. Он не
возится с Гришкой, сразу может начать пальбу. Понял? --
проинструктировал я Николая Петровича.

-- Понял.

-- Тогда вперед!

Мы разом вскочили с ледяной поверхности. Я никак не мог
обогнать Николая Петровича. Желание спасти друга придавало
ему силы. А Грише снова пришлось не сладко. Его мучители
повторили купание и снова макнули в полынью. Занятые этой
операцией, они не слышали нашего приближения.

"Пора!" -- решил я, снижая скорость бега. С первого раза
зажигалка не сработала. Во второй раз налетевший порыв
ветра задул огонек. И только после третьей попытки шнур
загорелся. Я замешкался с выбором объекта метания. Радиус
разлета осколков в самодельном устройстве определить
практически невозможно. Он мог быть и 5 метров, и все
пятьдесят. Если бросить гранату в группу -- могу ранить
лежащего на льду Гришу, если бросить в сторону -- не будет
нужного эффекта. Раздумывать не было времени. Шнур был
слишком коротким, граната могла взорваться в моих руках.
Упасть на землю она не успела. Рванула в воздухе метрах в
пятнадцати правее полыньи, поэтому и не накрыла группу.
Осколки разлетелись поверх голов. Зацепило только стоящего
чуть поодаль от основной группы мужика в полушубке. Заряд
из ружья, выпущенный Николаем Петровичем, довершил дело.
Мужчина упал на лед, автомат вывалился из его рук.

Эффект от взрыва превзошел мои ожидания. Мне самому
показалось, что взрыв был мощнее и громче, чем от обычной
оборонительной гранаты. Наши противники, ошеломленные
взрывом, ничего не могли понять.

-- Стоять! Руки вверх, -- я заорал так, как, наверное, не
кричал ни разу в жизни.

Стволы обреза контролировали поведение стоящих неподалеку
друг от друга и держащих концы вожжей двух мужчин. Николай
Петрович подбежал к окровавленному обладателю тулупа,
подхватил его автомат. Четвертый член группы некоторое время
находился вне зоны нашего внимания. Ему хватило этого
времени, чтобы сунуть руку за пазуху. Достать оружие он не
успел. Гриша, до этого не подававший признаков жизни,
изловчившись, обеими ногами пхнул неприятеля в живот.
Находившийся на краю полыньи крепыш не устоял на ногах и
бултыхнулся в ледяную воду. Я обыскал своих подопечных,
изъял два пистолета "Макарова", автомат.

Раненный осколками и картечью громко стонал, но Николай
Петрович с ним не церемонился, вытряхнул из полушубка. Гриша
не мог самостоятельно попасть в рукава одежды. Николай
Петрович помог ему обуть валенки, конфискованные у одного из
мужчин, натянул на голову шапку.

-- Идти сможешь? -- спросил он друга.

-- Не знаю. Они, сволочи, меня ногами в живот и бока били.
Что-то внутри не так екает.

-- Взять парня и бегом к барже! -- скомандовал Николай
Петрович двум не пострадавшим участникам ледового побоища.
Свою команду подкрепил движением ствола автомата.

Пока они рысью бежали к избушке-каюте, я решил заняться
пловцом в полынье. Его одежда намокла, силы начали покидать,
он пару раз уходил под воду с головой.

-- Выбрось пистолет из-за пазухи! -- приказал я.

Из последних сил он выполнил приказание. Я бросил
незадачливому пловцу конец вожжи и с трудом вытащил его на
лед перед полыньей.

-- Зря ты его вытащил! -- я не понял, говорит Николай
Петрович это серьезно или хочет напустить страху на
Гришиных мучителей. -- Все равно с ними придется кончать.
Иначе они на нас устроют облаву.

Вернувшиеся под его конвоем мужчины и лежащий на краю
полыньи их компаньон восприняли его слова как смертный
приговор.

-- Мужики, побойтесь Бога! -- заскулил один из Гришиных
мучителей.

-- А ты о Боге думал, когда моего друга в прорубь пускал? --
в голосе Николая Петровича звучали нотки, не предвещавшие
ничего хорошего нашим противникам.

-- Мы не собирались убивать вашего приятеля, -- подал голос
лежащий у полыньи. -- Хотели немного припугнуть, чтоб язык
развязал.

-- На кого вы работаете? -- ни к кому конкретно не обращаясь,
спросил Николай Петрович.

-- Нас нанял "хромой", -- неохотно пробормотал незадачливый
"морж".

-- "Хромой"? Из блатных? -- переспросил Николай Петрович. --
Не слыхивал о таком.

-- Он не местный. Дела крутит в Москве. Тут бывает очень
редко, но имеет свой интерес. На блатного не похож. Скорее,
из крутых бизнесменов.

-- Ладно нам лапшу на уши вешать! -- взорвался Николай
Петрович. -- Если вы, суки, еще и темните, о чем с вами
базланить?

-- Клянусь, деньги за работу и наводку дал "хромой". Ваш
приятель его бабу грабанул. Если бы мы узнали, где спрятаны
бабки, и их удалось вернуть, то нам, кроме аванса, процент
от суммы отвалили бы.

-- Почему заказчика окрестили "хромым"? -- поинтересовался
я.

-- Без палки не ходит, припадает на одну ногу, -- пояснил
"морж".

-- Понятно, -- произнес Николай Петрович. Хотя я отлично
понимал, что ему, как и мне, многое из полученной информации
казалось не ясным.

Внезапно застонал раненый. Николай Петрович скомандовал
одному из стоящих рядом с ним мужчин осмотреть
подстреленного. Я подошел поближе. Раны были большими, но не
смертельными. Осколки самодельной гранаты задели плечо,
картечь вырвала небольшой кусок мяса из мягкого места. Упал
мужчина и потерял сознание, скорее всего, от болевого шока.
Если не допустить обильного кровотечения, серьезной угрозы
его жизни не было. Пожалуй, в большей опасности находился тот
участник сражения, который принял ледяную ванну. После
купания, в мокрой одежде, он мог элементарно схватить
воспаление легких, обморозиться и вообще закоченеть.

Николай Петрович не хотел брать грех на душу.

-- Вы двое, -- скомандовал он, -- тащите раненого в
хибарку. Ты, -- он обратился к стучащему зубами, --
вприпрыжку за нами.

Гриша лежал на топчане, лицо его приняло неестественный
желтый оттенок. Рядом стояла бутылка и наполовину
наполненный стакан с водкой.

-- Не лезет, зараза, -- кивнул он головой в направлении
стакана. -- Хотел принять наркоз, но все назад вылилось.
Что-то они мне отбили.

-- Немного потерпишь? -- участливо спросил его Николай
Петрович. -- Я бы с каждым из этих засранцев хотел
переговорить наедине.

Разговор с глазу на глаз мало что добавил к известным нам
сведениям. Мужики значились охранниками частного охранного
бюро. В дело впутались по своей инициативе, без ведома
руководства. Думали легко получить дополнительный
приработок. С "хромым" были знакомы не первый год, выполняли
кое-какие его мелкие поручения.

Я догадывался, кто мог скрываться под кличкой "хромой", но
полной уверенности у меня не было. В кармане куртки все еще
лежала фотография Лии и загорелого мужчины, сделанная на
залитом солнцем морском пляже. Моя догадка подтвердилась.
Охранник, принявший крещение в ледяной купели, сразу же
узнал мужчину на фото.

-- Да, это он!

-- Кто он? -- уточнил я.

-- "Хромой".

-- Бабу тоже знаешь? -- задал вопрос Николай Петрович.

-- Знаю. Ее как раз и обчистили.

-- Что, приходилось выполнять ее поручения? -- продолжил
допрос Николай Петрович.

-- Мы у них в товариществе подрабатывали: охраняли
помещение, обеспечивали безопасность при транспортировке
денег.

Покидали баржу мы с шумом и иллюминацией. Убедившись, что
раненный охранник отживел и кровь удалось остановить,
проверив запас дров в избушке, который оказался солидным,
Николай Петрович приказал мужчинам раздеться до трусов и
маек. Одежду мы собрали и отнесли в нашу машину.

Туда же переправили Гришу. Автоматы и пистолеты, отобранные
у охранников, вначале хотели бросить в прорубь, но затем
передумали -- ограничились тем, что утопили боеприпасы и
предварительно вынутые мною затворы. Дверь в избушку
тщательно закрыли с улицы, дополнительно завалив бревнами и
досками. Мера эта была излишняя, раздетые мужики в мороз,
по снегу идти не рискнули бы. А средство передвижения мы им
не оставили. Заложенные в машину охранников мои самоделки,
после того как их полизал огонь из небольшого костерка,
разведенного в салоне, рванули так, что запчасти от машины
разлетелись веером в радиусе нескольких десятков метров.

Перед уходом с баржи Николай Петрович на всякий случай
нагнал на ее обитателей страху.

-- Ломать окна или двери не советую, они заминированы.
Сдохнуть от холода и голода не успеете, если даже ваши
подельники не кинутся. Надо было вас порешить, но мы не
звери. Через полчаса ждите милицию. Попробуйте придумать
правдивый рассказ о том, что здесь произошло, объяснить,
откуда у вас автоматы и почему вы их таскаете по всему
городу. Наши приметы давать не стоит. За рэкет, попытку
убить человека отвечать придется по другим статьям, а так,
глядишь, и отмажетесь.

***

ГЛАВА 12

***

Обратно в город машину вел я. Николай Петрович примостился
рядом с Гришей на заднем сидении. Если я чувствовал себя
выжатым лимоном, то догадывался каково ему. Еще хуже
чувствовал себя Григорий. Помяли его сильно, при каждом
вздохе он морщился, старался не шевельнуться лишний раз.

-- Сколько ты из сейфа лишнего прихватил? -- поинтересовался
Николай Петрович, когда мы выехали на нормальную дорогу. --
Стоило жизнью рисковать?

-- За Лию переживаешь? -- усмехнулся Гриша. -- Я добрый,
половину ей оставил. Ты думаешь, они на меня не наехали бы,
если бы я только свое взял?

-- Не уверен.

-- То-то и оно. Не мохай, прорвемся.

-- Так все же, сколько?

-- В рублях или долларах? -- Гриша несмотря на боль
пытался хохмить.

-- Без разницы.

-- До сорока тысяч "зелененьких" дошел, а там бросил. Некогда
было, торопился понадежнее спрятать.

-- И где же ты их спрятал?

-- Секрет фирмы. Одно могу сказать: в "Городжилстрой" я их
не вложил, -- поддел напарника Гриша.

В больнице мы обошли несколько корпусов, прежде чем попали
туда, куда нужно. В приемный покой экстренной хирургии Гриша
самостоятельно подняться не смог. Нам пришлось взять у
дежурной сестры носилки и занести пострадавшего на третий
этаж. Пока мы препирались с медсестрой, требующей страховой
медицинский полис, пришел дежурный врач. Осмотрев Гришу, он
прикрикнул на сестру:

-- С бумажками потом разберетесь. Срочно переодеть больного
и готовить к операции. Кажется, у него разорван желчный
пузырь. Желчь может в любой момент заполнить брюшину.

Операция длилась около двух часов. Куда-то пропали санитары,
и мне с Николаем Петровичем пришлось нести Гришу от
операционной до палаты, в которую помещали послеоперационных
больных. Гриша был под наркозом. Один раз он открыл глаза,
но нас, кажется, не узнал. Врач-анестезиолог несколько раз
пошлепала его по щекам, дала понюхать нашатырь, добиваясь
чтобы он очнулся. Гриша что-то невнятно пробормотал. Минут
пять врач не давала ему отключиться. Затем оставила в покое.
Пришел в себя Гриша только через два часа. Николай Петрович
выпросил у медсестры халат и сидел на стуле рядом с постелью
прооперированного. Изредка он вытирал пот с его влажного лба
и слегка смачивал пересохшие губы. Я примостился неподалеку,
у самой двери, ведущей из палаты в коридор.

-- Петрович, -- еле слышно позвал Гриша, -- что они у меня
оттяпали?

-- Желчный пузырь.

-- Это что, теперь ни выпить, ни пожрать как следует нельзя
будет? -- чуть громче спросил Гриша.

-- Ты смотри, только-только оклемался, а уже про выпивку
говорит, -- отозвалась медсестра, разносившая капельницы по
палатам. -- Вы б ее меньше пили, может, и в больницу не
попадали. Не волнуйся. Если продержишься на диете пару
месяцев, потом почти все сможешь есть. А водочка, если в
меру, только на пользу пойдет.

Гриша сразу повеселел. Врач, проводящий осмотр палат,
вытурил нас в коридор. Медсестра, выступившая в роли
консультанта, посоветовала нам идти домой.

-- Ваш дружок сейчас снова уснет и часов пять после наркоза
будет спать. Вот ночью желательно, чтобы кто-то рядом с ним
подежурил. У нас ночная сестра на несколько палат, ходить за
больными некому. Есть ему пару суток нельзя, купите
минералки, потом пусть пьет, но без газа. А через денек
можно будет простоквашку, ряженку или кефирчик принести.
Прихватите ложку, чашку, кружку. В столовой посуды нет и
отпускают в свою тару.

Первую ночь у постели больного вызвался подежурить Николай
Петрович. Я не возражал. Мне надо было вернуть ключ Андрею,
отметиться у тещи, позвонить жене, побывать на собственной
квартире. Реализовать задуманное, за исключением возврата
ключа, я не смог. Помешали непредвиденные обстоятельства. Я
вышел на больничное крыльцо следом за Николаем Петровичем.
После царящего в палате запаха лекарств, пота и боли
хотелось полной грудью вдохнуть свежего морозного воздуха.
Подобное желание испытывал и Николай Петрович. Я слышал, как
он делает глубокий вдох носом и выдыхает через рот.

-- Смотри, Петрович, не устрой цунами, -- пошутил я.

Он ничего не ответил, лишь как-то вяло махнул рукой.

-- Тебе что, плохо? -- заволновался я.

-- Сердце.

-- Лекарство есть?

-- В кармане, нитроглицерин и валидол.

Я помог достать лекарство. Он отправил в рот маленькую
беленькую таблетку нитроглицерина и капсулку валидола.

-- Сейчас пройдет, -- заверил меня Николай Петрович, но я
не разделял его оптимизма.

К подъезду подкатила машина скорой помощи. Водитель и
санитар, распахнув задние дверцы, выносили носилки с
больным. Женщина в белом халате наблюдала за их действиями.

-- Вы врач? -- обратился я к ней.

-- Да. А в чем дело?

-- Мужчине стало плохо. Сердце.

Женщина взглянула в посеревшее лицо Николая Петровича,
проверила пульс.

-- Ребята, -- крикнула она вдогонку носилкам, -- определите
больного и сразу вниз. Тут еще один клиент нас поджидал.

До прибытия санитара и его помощника врач успела сделать
Николаю Петровичу два укола. Она запретила ему двигаться,
делать резкие движения. Я старался поддержать грузнеющее
тело, моля Бога, чтобы он даровал моему напарнику жизнь.

Больше недели я выполнял обязанности медбрата, разрываясь
между двумя отделениями. Первые две ночи и часть дня дежурил
у кровати Гриши, помогал выкарабкиваться ему. Купание в
ледяной купели прошло для него без последствий, но после
операции он был беспомощным, не мог ничего делать
самостоятельно. Даже сигарету мне приходилось раскуривать и
вставлять ему в зубы. Отказаться от дыма и никотина Гриша не
мог. Попробовал не дымить два часа, но разразился кашлем,
мучительно отзывавшимся в прооперированном животе. В первую
ночь, когда кончилось действие наркоза и обезболивающего
укола, Гриша, подумав, что приходит конец, рассказал мне,
куда спрятал деньги. Тайник был прост, но, по мнению хозяина,
надежен -- старая батарея парового отопления, расположенная
в его коммуналке. Много лет назад заводские сантехники,
делавшие капитальный ремонт тогда еще в ведомственном доме,
отсоединили батарею от труб, но не смогли отодрать от стены,
так и оставили, пристроив рядом новую. Гриша использовал
батарею в качестве сейфа. Запихнул туда доллары, закрутив по
концам гайки-заглушки.

Николай Петрович четыре дня провел в реанимации. У него
оказался инфаркт. Если бы не уколы врача со "скорой", он бы
вряд ли выкарабкался. К счастью, все обошлось. Я стал
хранителем и его тайны. Доллары из сейфа Лии, компенсирующие
стоимость векселей, он припрятал без особой выдумки -- в
гараже, в одной из старых покрышек. Время и лекарства,
деньги на которые у моих подопечных имелись, делали свое
дело. Через неделю я вздохнул свободнее. Больным становилось
все лучше. Кроме того, у меня нашлись помощники -- Гришина
подружка Нина, телефон которой он сообщил почему-то
только на четвертый день после операции (то ли не хотел
представать перед ее глазами в беспомощном положении, то ли
руководствовался другими соображениями) и дочь Николая
Петровича -- молодая симпатичная женщина, не знавшая, куда
исчез отец, приехавшая в больницу сразу же после моего
звонка. Теперь я мог решать свои проблемы.

Щекотливое положение, в котором я оказался после ограбления
сейфа и операции по освобождению Григория, беспокоило меня. Я
не собирался идти с повинной, но мне нужна была консультация
грамотного, сведущего человека. Я вспомнил о работнике
городской прокуратуры, с которым мне пришлось
контактировать, представляя инициативную группу вкладчиков
"Городжилстроя". При первой встрече он мне понравился.
Не напускал тень на плетень, обладал обширной информацией и
в той мере, в которой было возможно, делился ей, давал
дельные советы.

Однако мне не повезло. Знакомая дверь оказалась закрытой. Я
подождал с полчаса и попробовал навести справки в соседних
кабинетах. Мне сообщили, что мой знакомый уехал в
командировку. Узнав, что я хотел проконсультироваться по
делу "Городжилстроя", адресовали в городское УВД.
Оказывается, там на руководителей товарищества завели
уголовное дело. В здании, расположенном в глубине двора, шел
ремонт. На втором этаже, в неком подобии холла толпилось
десятка два человек. Словоохотливая женщина объяснила мне,
что все они пишут заявления с просьбой привлечь к уголовной
ответственности за мошенничество руководителей
"Городжилстроя", не выполняющих свои обязательства.

-- И что, берут заявления? -- поинтересовался я.

-- Раньше брали, а сегодня следователь не в духе, всех
отфутболивает в народный суд, -- ответил пожилой мужчина в
каракулевой шапке.

-- А где следователь? Почему не хочет с нами поговорить? --
громко, в полный голос спросила молодая полная женщина. У
меня создалось впечатление, что еще немного и она призовет
присутствующих идти на штурм дверей, за которыми скрывался
следователь.

--Кабинет следователя, ведущего наше дело, внизу в
полуподвале, -- услужливо подсказала похожая на общипанного
воробья неопределенного возраста женщина.

-- Кто со мной? -- призывно протрубила громкоголосая сирена.
-- Пригласим следователя для беседы. Пусть объяснит, почему
не хочет брать заявления!

Сопровождать ее вызвалось человек пять. Громко
переговариваясь, они отправились в кабинет следователя.
Следователем оказалась миловидная женщина, представившаяся
как майор Скирдова. Переждав общий шум, возникший при ее
прибытии, она обрисовала ситуацию.

-- Уголовное дело было возбуждено против директора
"Городжилстроя" господина Мукомолова, по факту
мошенничества, сбору под векселя крупных денежных сумм у
населения и невыполнению договорных обязательств. В
настоящее время дело приостановлено.

-- Как так? -- выкрикнул кто-то из присутствующих.

-- Господин Мукомолов исчез, скрылся, прихватив деньги
принадлежащих ему фирм. Объявлен его всероссийский розыск.
Но следов нигде не обнаружено. Уголовное расследование до
поимки беглеца приостановлено.

Толпа встретила информацию неодобрительным гулом.

-- А как же наша верхушка? -- язвительно спросила женщина,
напоминающая воробья. -- Мукомолов не сам деньги собирал.
Ему их переправляли. Почему уголовное дело не возбуждено
против зама и главного бухгалтера?

-- В их действиях нет состава преступления. Они нанятые
служащие, выполняли свои обязанности за зарплату.

-- Знаем, как выполняли обязанности! Обворовали нас, да,
наверное, знали с кем поделиться! -- не утерпела, выкрикнула
громкоголосая.

-- Вы на что это намекаете? -- посуровела следователь.

-- На то и намекаем, -- вперед выступила женщина-воробушек.
-- Думаете, не знаем, как вы с главным бухгалтером, вместо
того чтобы допрос вести, в обнимку гуляли? А может,
расскажете, как случилось, что после вашего ареста остатков
на счетах товарищества, их все равно сняли? И потом, если
главный бухгалтер не виновата, почему она скрылась, укатила
за границу?

Информации, которой обладала эта женщина, можно было
позавидовать. Следователь, видимо, поняла бесполезность
пререканий с возбужденными вкладчиками, сменила тактику.

-- Что бы вы тут ни говорили, следствие, до поимки главного
виновника -- директора товарищества, вести бесполезно. Но вы
можете обратиться в народный суд с иском к товариществу о
возмещении ущерба. Это единственный реальный шанс вернуть
вложенные деньги.

-- Реальный, говорите? -- перебил ее высокий, плотный мужчина
в черной куртке "аляске". -- Я подал заявление в Волжский
районный суд. Там приняли несколько сотен заявлений. Мало
того, одно заседание суда по рассмотрению иска к
товариществу состоялось. Гамбузом рассмотрели иски более чем
девяноста человек. Решение приняли в нашу пользу. Судья в
приговоре постановил с товарищества взыскать не только
сумму, обозначенную в векселе, но и компенсацию за моральный
вред.

-- Так что, вы уже получили свои деньги? -- задал вопрос
кто-то из толпы.

-- Держи карман шире, -- недовольный тем, что его перебили,
ответил мужчина. -- Чего ради я бы сюда пришел? Все это
оказалось пшиком. Судебный исполнитель, получив приговор,
объяснил, что денег на счетах товарищества нет, имущество
стоит гроши. Решение суда выполнить невозможно. Вот если
вкладчики смогут обнаружить, где хранятся или куда вложены
средства товарищества, тогда появится шанс в порядке
очередности возместить ущерб.

-- За что боролись, на то и напоролись, -- констатировал
обладатель каракулевой шапки. -- В нашей стране правды
добиться невозможно! При коммунистах хоть в райком или
горком пожаловаться ходили, любой начальник боялся потерять
партбилет, действовал с оглядкой на верх, а теперь жулики и
проходимцы ничего не страшатся.

-- При коммунистах тоже правды добиться трудов стоило, --
подал кто-то реплику.

-- Тогда трудно, теперь невозможно, -- у мужчины в
каракулевой шапке сторонников оказалось больше, чем
противников.

Воспользовавшись тем, что дискуссия пошла по новому руслу,
следователь покинула холл.

Я догнал ее у дверей кабинета.

-- Это правда, что Лия Дмитриевна скрылась? -- уточнил я.

-- Я располагаю сведениями, что она уехала в отпуск по
туристической путевке. Подписку о невыезде с нее никто не
брал. Так что никакого криминала нет.

Я чуть было не выложил информацию о том, что Мукомолов
совсем недавно посетил наш город и, может быть, находится
здесь и сейчас, но что-то меня сдержало. Возможно, то, что
сведения, полученные от охранников, требовали подтверждения,
а может, меня насторожило заявление женщины, что следователя
и Лию Дмитриевну видели вместе, и их отношения выходили за
рамки служебных. Кроме того, я был почти уверен, что Лия
улетела за границу не одна, а вместе с шефом.

Странное состояние приходилось мне переживать. Я искренне
хотел жить в чистом, порядочном мире, где отношения честны,
построены на взаимном уважении прав и интересов всех членов
общества. Взгляды на жизнь, принципы, которых я старался
придерживаться, и, наконец, определенная атмосфера, климат,
который несмотря ни на что существует в большинстве
офицерских коллективов, не позволяли переступить нравственной
планки, спустить внутренние тормоза. Однако жизненные
обстоятельства складывались таким образом, что я, вольно или
невольно, нарушал все заповеди, данные свыше: "не убивай" --
я убивал, ибо в противном случае был бы убит сам; "не
укради" -- я украл, не желая быть обворованным; "не
лжесвидетельствуй" -- я скрывал истину, опасаясь навлечь на
себя правосудие; "не прелюбодействуй" -- изменял жене, не в
силах устоять перед соблазном.

Я не искал оправдания. Понимал, что многое зависело от меня,
внутреннего стержня, не позволяющего человеку идти на поводу
обстоятельств. И все же становилось страшновато, я не был
уверен в том, что не переступлю того порога, когда человек
начинает жить только для себя, по правилам, установленным им
самим. От самобичевания все это время меня спасало
отсутствие свободного времени. Вот и сейчас у меня были
куда более важные проблемы, требующие решения. Мне
предстояло выяснить, чем закончилось вынужденное заточение
охранников, оставленных нами на барже. Звонить в милицию в
тот злополучный день мы не стали. Николай Петрович настоял
на этом. Обращение к представителям милицейских структур не
вписывалось ни в его, ни в Гришин кодекс чести. У меня,
после того как я определил своих партнеров в больницу, забот
и хлопот хватало. Сейчас я хотел быть твердо уверенным --
угрозы со стороны охранников нет. Если она существует,
предпринять меры, ее нейтрализующие.

Фамилии охранников я записал, найдя в карманах
конфискованной одежды у кого пропуска, у кого разрешение на
ношение оружия, у кого удостоверение о принадлежности к
охранной фирме. Выяснить место, где располагался офис, было
не сложно. У одного из охранников имелась запись номера
рабочего телефона. Представившись как коммерсант,
нуждающийся в охране ценного груза, я получил телефонное
разъяснение как добраться до нужного мне дома. Идти в офис,
расспрашивать о сотрудниках было глупо и рискованно. Я
избрал более разумную тактику. Купив с полкилограмма
копченой мойвы, обосновался в небольшом закутке
продовольственного магазина, где продавали на разлив водку,
вино, открывали по просьбе клиента бутылки с пивом. Близость
магазина к офису фирмы вселяла надежду, что рано или
поздно кто-нибудь из ее сотрудников заглянет в
импровизированный бар. Так оно и оказалось. Здоровенный,
метра под два, парень в камуфлированной форме с шевроном на
рукаве, свидетельствующим о принадлежности к охранной фирме,
заказал сто пятьдесят грамм водки и бутылку пива. Закуску он
не брал. Посетителей в зальчике было немного. Мужики
забегали на минутку: кто поправить здоровье, кто повысить
жизненный тонус. Таких, как я, стоявших за столиком и не
спешивших покинуть заведение, можно было сосчитать по
пальцам одной руки. Охранник выбрал столик рядом с моим. В
один прием выпил водку, жадно приник к горлышку пивной
бутылки. Я молча протянул ему клочок газеты, на котором
лоснились жиром штук пять копченых мойвочек. Он благодарно
кивнул головой. Мизинцем выпотрошил внутренности и целиком,
с головой, засунул рыбешку в рот.

-- Под такую закусь можно бочку пива выпить, -- философски
заметил охранник.

Я жестом пригласил его к своему столу, указав рукой на
батарею неоткрытых бутылок, располагающихся на полированной
столешнице. Моего нового знакомого не нужно было долго
уговаривать.

-- Роман, -- протянул он огромную лапищу. Рукопожатие можно
было сравнить с действием пресса. Я, опустив руку вниз,
несколько раз сжал и разжал пальцы, чтобы избавиться от боли
в суставах.

Благодаря Роману содержимое бутылок улетучивалось с
невероятной быстротой. Он брал очередную бутылку, виртуозно,
с помощью обручального кольца, надетого на безымянный палец
правой руки, срывал пробку, в три глотка опустошал бутылку.
Мне пришлось срочно пополнять запасы пива, обменять с
соответствующей доплатой пустую тару на полную. Только после
шестой или седьмой выпитой бутылки Роман переключил
внимание на мойву и снизил темпы поглощения пива.

-- Да, пиво пить куда приятнее, чем работать! -- Воистину у
Романа был философский склад ума.

-- Что не нравится работа? -- поинтересовался я.

-- Эта? -- он ткнул пальцем в нарукавную нашивку. -- Грех
жаловаться. Сутки отдежурил, двое дома. Если хочешь
подзаработать -- пожалуйста, за отдельную плату можешь
вкалывать хоть двадцать четыре часа в сутки.

-- А навар? -- я продемонстрировал характерный жест,
обозначающий во всем мире пересчет купюр.

-- Все от тебя зависит. Минимум -- с миллион, можно
заработать дежурствами. Будешь вкалывать, сможешь три-четыре
лимона в месяц иметь.

-- Ого! Мне б такую работенку! -- Я постарался, чтобы нотки
зависти отчетливо звучали в вырвавшемся восклицании.

-- К нам не всех берут. Во-первых, возраст -- до тридцати
пяти лет, во-вторых, служба в армии или МВД.

-- Со службой все в порядке. Я отставник. Вот возраст --
немного зашкаливает, -- сообщил я.

-- Так ты бывший офицер? -- поинтересовался Роман.

-- Да, двадцать пять с льготными отбухал, уволили по
сокращению штатов, -- пояснил я.

-- Порох нюхал?

-- Доводилось.

-- В Афгане? -- уточнил он.

-- Нет. В Закавказье и Северной Осетии.

-- Можешь смело идти к нам. Для таких, как ты, ограничений в
возрасте шеф не делает.

-- А как с дисциплиной? Строго? -- я делал вид, что
заинтересовался его предложением.

-- Хуже, чем в армии, -- Роман сразу же погрустнел. -- С этим
делом, -- он кивнул в сторону пустого стакана из-под водки,
-- только после дежурства. При выходе на смену контроль
строже, чем у летчиков перед полетами. Никаких пререканий и
выкрутасов. Тут у нас неделю назад четыре человека залетели.
Три не сдали оружие после дежурства, а четвертый с ними
какое-то дельце проворачивал. Шеф их на следующий же день
рассчитал. Одному хоть какое-то пособие выдали, его маленько
продырявили на дежурстве, а ребятам, погоревшим с
оружием, заплатили за проработанные дни да еще и какой-то
вычет наложили.

-- Где же они теперь? -- мой вопрос не показался Роману
странным.

-- Где-где. Один в больнице. Один вообще рванул из города
куда-то к родственникам. А два придурка пошли в военкомат
и добровольцами, в качестве контрактников, записались в
Чечню. Обделались они здорово. За ними и раньше грешки
числились, а теперь вляпались в дело, которое уголовщиной
пахнет. Да еще на хорошие деньги подзалетели, не выполнив
договор. Так что, может, и правильно поступили.

Мы еще поговорили, теперь уже на отвлеченные темы, допили
пиво. Расстались приятелями, Роман обещал протекцию, если я
надумаю стать сотрудником охранной фирмы. Я поблагодарил,
хотя имел совсем другие планы. Встречать выписанного из
больницы Николая Петровича я приехал на такси вместе с
Гришей. Его выпустили из больницы на пять дней раньше, чем
напарника, Гриша морщился при каждом толчке машины. Показал
мне широкий пояс из простыни, охватывающий талию под
свитером. Оба моих компаньона выглядели не ахти, и я думал,
что лучше развести их по домам, но они не согласились.

-- Успеем еще в постели належаться, -- заявил Николай
Петрович. -- Поехали ко мне.

-- Нет, -- возразил Гриша. -- Я на диете сижу. Нинка мне
только отварное, пареное готовит. Махнем в мои пенаты.

Он сидел на сидении рядом с водителем и негромко произнес
адрес, по которому надо ехать. Тот согласно закивал головой.
То, что мы едем не туда, первым заметил Николай Петрович:

-- Гриша, ты куда нас везешь? Что, после операции стал адрес
забывать? Так тебе вроде брюхо прочистили, а не башку, --
пошутил он.

-- Водитель знает, что делает, -- Гриша сморщился, когда
машина подпрыгнула на очередном ухабе.

Такси остановилось около кирпичной девятиэтажки, выгодно
отличающейся от пятиэтажных соседей высотой и возрастом.

Гриша расплатился, покряхтывая вылез из машины. Мы
последовали за ним. Лифт остановился на третьем этаже. Гриша
открыл дверь одной из квартир, выходящих на лестничную
площадку, ключом, висящим на замысловатом брелке. Широким
жестом пригласил нас внутрь.

-- Прошу.

-- Ты же сказал, что к тебе поедем? -- недоуменно произнес
Николай Петрович.

-- А вы ко мне и приехали. Правда, порядочные люди на
новоселье с подарками приходят, но я думаю, что подарок
могут заменить "зелененькие".

Однако в роли дарителя выступили не мы, а он сам. Гриша
протянул нам по объемистому пакету. Развернув свой, я нашел
там солидную пачку долларов.

-- Это ваша доля от средств, не входящих в компенсационную
сумму, -- пояснил Гриша. -- На свою часть я квартирку
приобрел и с помощью Нинки ее обставил.

-- Быстро ты управился! -- удивился Николай Петрович.

-- Пока я лежал, Нинка все разведала, подыскала
двухкомнатную квартиру. Я вышел, документы за два дня
оформили. Так что перед вами владелец приватизированной
собственности.

-- А как с комнатой в коммуналке? -- поинтересовался я.

-- Она есть не просит. Буду платить квартплату. Ее оставляю
резервной. Тем более что Нинка активно намекает на
женитьбу. А мне теперь, сам знаешь, следить за собой надо,
диету соблюдать и все такое прочее. Наверное, сдамся, скажу,
чтобы Нинка везла свое барахло сюда. Ну а если мне захочется
побыть одному или с бабой поцапаюсь -- комната в моем
распоряжении.

Мы прошли в зал, обстановку которого составлял новый
гостиный гарнитур, обошедшийся хозяину в копеечку.
Посередине комнаты находился накрытый белой скатертью стол,
уставленный закусками. Преобладали овощные блюда, отварное
мясо и рыба. На углу разместилось несколько бутылок
минеральной воды, над ними сиротливо возвышалась бутылка
водки.

-- Жилище и обстановка, достойные человека, -- не удержался
от похвалы Николай Петрович.

-- Не знаю, может, я к своей коммуналке прикипел, но мне
здесь все время холодно, хоть термометр двадцать пять
градусов показывает, -- без особой гордости за новую
квартиру отозвался Гриша.

Он налил мне большую рюмку водки, себе и Николаю Петровичу
наполнил минеральной водой тонкостенные стаканы. Я хотел
протянуть свою рюмку к стаканам, но Гриша отставил
пузырящийся, извергающий маленькие гейзеры со дна посуды
напиток.

-- Что, Петрович, все равно когда-нибудь начинать надо! Врач
сказала понемногу пробовать можно все что хочется. Если
желудку не понравится, он сам об этом заявит. Рискнем?

-- Полрюмки, -- согласился Николай Петрович.

-- Где ты видел, чтобы русский полумерами ограничивался?
-- Гриша достал из серванта две рюмки, значительно уступавшие
по емкости моей, налил до ободка.

-- За все хорошее! За скорейшее выздоровление! -- Николай
Петрович произнес тост и осторожно, словно пил горькое,
противное лекарство, процедил водку сквозь зубы. Гриша
опрокинул рюмку одним махом.

Я подождал пока они наложили закуску на тарелки.

-- А ты что не пьешь? -- удивился Гриша, увидев мою полную
рюмку.

-- Хочу алаверды сказать, -- объяснил я задержку. -- За ваше
здоровье и с новосельем!

Я выпил водку и протянул Грише пакет с долларами, который
совсем недавно он вручил мне.

-- Не понял? -- удивился он. -- Ты что, считаешь мы не
правильно поступили, наколов этих козлов?

-- Ничего я не считаю, -- мне хотелось, чтобы Гриша понял и
принял мотивы моего поведения. -- Просто я буду себя
чувствовать гораздо лучше, если откажусь от этих денег. Свои
кровные я вернул, а эти мне не дадут спокойно спать.

-- Смотри какие мы нежные! -- Гришу обидело мое
чистолюбство. Выходило, что, вступив с ними в союз, я
подходил к себе с другими мерками, чем к ним.

Обстановку разрядил Николай Петрович. Он ловко перехватил
протянутый пакет.

-- Спасибо, Александр. Твоя доля сгодится. Я пока лежал в
больнице, наметил один планчик.

-- Снова вложить деньги в какую-нибудь фирму? --
отреагировал Гриша.

-- Почти угадал. -- Николай Петрович, казалось, не заметил
иронии друга. -- Хватит нам дергаться. Пора пожить
нормальной жизнью. Мне еще одного инфаркта не перенести,
да и тебе сменить образ жизни не помешает.

Объединим все что у нас есть, купим где-нибудь в центре, на
первом этаже, в старых домах помещение под офис и откроем
юридическую консультацию.

-- Какую консультацию? -- переспросил Гриша.

-- Юридическую. Сейчас всякие там адвокаты, консультанты
знаешь сколько получают?

-- Ну, сколько? -- поинтересовался Гриша.

-- За справочку, бумажечку, звоночек берут десятки тысяч.
Если берутся за уголовное дело и выступают в качестве
защитника на суде -- несколько миллионов.

-- Одно но, -- вмешался я в разговор. -- Для того чтобы быть
адвокатом, даже на вольных хлебах, необходимы кое-какие
мелочи -- юридические образование и принадлежность к
адвокатской гильдии.

-- Положим, юридическое образование у меня имеется. Правда,
заочное, и юридический институт я кончал давненько, теорию
подзабыл, а вот практики, думаю, на пятерых адвокатов
хватит.

-- За одного битого двух небитых дают, -- хохотнул Гриша.

-- Вот именно, -- как должное воспринял поддержку друга
Николай Петрович. -- Но дело даже не в этом. Приобретя
помещение, мы оформим контору на дочку, она у меня два года
назад окончила юридический, сейчас гроши в народном суде
получает. А девка башковитая.

-- Вся в отца, -- не выдержал Гриша.

-- Отец тоже в дураках никогда не ходил, -- с достоинством
произнес Николай Петрович и продолжил изложение плана: --
Подберем молодых, талантливых ребят, будем платить им
хорошие деньги. Молодежи сейчас пробиться трудно,
практически невозможно, а мы им создадим все условия для
работы и роста. Годика через три я посмотрю, много ли в
городе найдется конкурентов, способных работать на нашем
уровне.

-- Ну а я чем в этой конторе заниматься буду? -- Гриша
всерьез заинтересовался проектом.

-- Организационные вопросы, консультант-практик,
безопасность сотрудников и клиентов.

-- Годится, -- на лице Гриши появилась улыбка. -- За это
дело не мешает еще по одной.

-- Все, -- остановил его Николай Петрович. -- Тебе сказано,
лучшее лекарство -- воздержание. Так что маленько
потерпи. А вот Саше налей, пусть за нас выпьет.

-- За успех намеченного дела, -- я протянул рюмку.

Гриша резко отдернул стакан с минеральной водой.

-- Ты что, водой не чокаются, а то не сбудется.

-- А вы, Александр, не хотите войти в состав учредителей
консультации? -- обратился ко мне Николай Петрович.

-- Нет. Плевако из меня не получится. Я технарь. Поищу
что-нибудь соответствующее моим знаниям и интересам, --
объяснил я свой отказ.

-- Жаль, -- кажется, он ждал иного ответа. -- Из нас вышла
бы неплохая команда.

Мы не стали засиживаться допоздна. Силенок после больницы у
Гриши и Николая Петровича, как они не хорохорились, было
маловато. Гриша по телефону заказал такси, хотел вызвать две
машины, но я не согласился с таким пижонством, вызвался
проводить Николая Петровича, а затем на этой же машине
поехать в свой микрорайон.

В салоне машины разговор шел на медицинские темы, лишь в
конце пути Николай Петрович вновь предложил мне
сотрудничество, но я принятого решения не переменил.

Дома соседка, услышав как я открываю двери, вручила мне
телеграмму. Жена сообщала, что утрясла все проблемы,
задерживающие ее на работе, и через два дня она и дочь
приедут ко мне.

Поезд приходил ночью. Я не захотел выбрасывать деньги на
такси, решил добраться до вокзала последним трамвайчиком,
подождать прибытия поезда в зале ожидания. На улице бушевала
настоящая вьюга, в помещении вокзала было светло и тепло. С
недавних пор вход в залы ожидания, где имелись кресла,
сделали платным либо требовали предъявить билет на
отправляющийся или прибывший поезд. В воинский зал бесплатно
пропускали военнослужащих. Я до сих пор так и не успел
обменять удостоверение личности офицера на паспорт, хотя
сфотографировался и собрал все необходимые для этого
документы. Протягивая удостоверение контролеру, с грустью
подумал, что оно пригодилось мне в последний раз. Найдя в
зале свободное кресло, устроившись поудобней, с каким-то
щемящим чувством перелистал удостоверение. Полученное в
училище удостоверение личности офицера, не помню в связи с
чем, мне заменили. С фотографии на меня смотрел молодой
симпатичный парень в капитанских погонах. В его взгляде я
уловил если не осуждение, то укоризну. А скорее всего, это
разыгралось мое воображение. Где это видано, чтобы на фото,
сделанном много лет назад для документа, можно было
разглядеть выражение лица, не говоря уже о глазах? Графы, в
которых записывались должности, занимаемые мной за время
службы, были заполнены все до одной. Новую запись, если бы я
не уволился, некуда было бы вписывать: зато на страничке, где
делались отметки о присвоении очередного воинского звания,
резерв был. В разделе "семейное положение" черной тушью и
соответствующей печатью подтверждалось, что я женат, имею
дочь.

Поезд прибыл точно по расписанию. В освещенном окне одного
из вагонов увидел прижатые к окну родные мне лица. Я помог
вынести многочисленные коробки, чемоданы, в которых моя
супруга привезла не вошедшие в ранее отправленный контейнер
вещи.

В Осетии была нулевая температура, здесь стоял мороз за
двадцать градусов. Я отправил жену и дочку в здание вокзала
на поиски немногочисленных носильщиков, не особенно рвущихся
встречать приходящие поезда. Носильщика они нашли с трудом.
Этот вид деятельности почему-то не особенно процветает на
саратовском железнодорожном вокзале. Я помог снести вещи
вниз в тоннель, где стояла тележка нашего помощника. Путь от
перрона к выходу из вокзала был не длинным, но без помощи
носильщика нам пришлось бы туго.

-- Папа, -- спросила меня Аленка, идущая рядом со мной и,
как в детстве, крепко сжимающая мою руку, -- а как я буду
правильно называться -- саратовчанка или саратовка?

-- Не знаю, -- признался я. -- Но у нас будет время, чтобы
это выяснить. Спросишь у бабушки.