Посмертных не представлять

ИНТ. Театр.
Идёт постановка Шекспира (репетиция). Ирина прохаживается по сцене, заламывает в бессилии руки, смотрит в пустой зал, неожиданно кричит, прислушивается, как получилось и снова кричит с другой интонацией.
ИРИНА
На всю страну монаршим криком грянет: «Пощады нет!» — и спустит псов войны…
Ирина повторяет два раза реплику, неожиданно останавливается, запускает пальцы в волосы, стряхивает их, словно пытаясь сбросить тяжесть дум.
ИРИНА
Не то! Ну, разве это надо на фронтах показывать бригаде? Да если я сама себе не верю, как могут поверить те, чьи жизни на войне полны другого? ПОшло, как же пОшло – всё это и нечестно!
На сцену выходит женщина преклонных лет сильно обеспокоенная. В её руках конверт (письмо).
ЖЕНЩИНА
Ирина Валерьевна, вам письмо… Правительственное.
Ирина выхватывает письмо, спешно распечатывает, быстро читает. За ней с вниманием смотрит женщина.
ЖЕНЩИНА
Почтальонша моя хорошая знакомая, она торопилась, а я за вас в получении черканула, не хотела мешать, но в конце-концов не удержалась… Неужто сам Сталин!?.
Ирина безвольно опускает руки. Письмо развёрнуто, дрожит у юбки в пальцах Ирины. Женщина пытается заглянуть в письмо, неожиданно вскрикивает, отходит на шаг, кидается к Ирине, обнимает, заглядывает в глаза, гладит по вьющимся волосам, любуется их красотой.
ЖЕНЩИНА
Ну и хорошо, что отказал! Вам и без того хлопот и страхов уйма с концертной бригадой по фронтам мотаться. Шутка ли? Куда полезней быть здесь, матушка?
Ирина складывает письмо, отстраняет от себя женщину, декламирует импровизируя. Женщина всё же умудряется осторожно дотянуться рукой до волос Ирины, поправляя причёску.
ИРИНА
Всё, баста! Триумфа не хочу! Кричу я смерти: Где ты? Я устала
смотреть, как бьется доблесть на войне! И мне ли быть причастною к беде, сковавший сердце слой – похвал посмертных…  Так к вечности триумфом награждает – миг прозрения! И всё же я боюсь немного… умереть, погибнуть, сгинуть и не остаться в памяти людей…
Ирина заканчивает импровизацию тихим голосом. Женщина отстраняется от Ирины, открывает рот и, не вырвавшийся крик из горла, закрывает в испуге руками. Ирина удовлетворённо зажимает письмо в кулак, демонстрируя его пустому залу. За кадром слышатся аплодисменты. Женщина машет руками на Ирину, словно пытается отогнать от себя навязчивый образ.
ИРИНА (на немецком языке читает Гёте)
Verweile, der Augenblick, du bist schoen! (Мгновенье! О, как прекрасно ты, повремени!)

Женщина обнимает Ирину и трясёт в исступлении.

ЖЕНЩИНА
Боже, нет! Безумная! Остановись!

Ирина смотрит в глаза женщины.

ИРИНА
Милая моя, Агриппина Павловна, я уже не актриса. Не нужно ложных слов. Идёт война, ужасная! Что стоит всё моё искусство, когда оно не вдохновляет больше.
Агриппина Павловна пытается возражать. Ирина указательным пальцем касается её рта, пресекая тем самым возражения.
ЖЕНЩИНА (не смиряясь)
Как глупо, что я уже старая… Позвольте я вас обниму, кто знает, свидимся ли?
Ирина отстраняет Агриппину Павловну от себя, смотрит ей в глаза.
ИРИНА
Что видишь, друг любезный – смерть?
Агриппина Павловна отворачивается… Ирина уходит со сцены.
ИРИНА
Возврата нет – я не могу иначе.
Ирина поворачивается, показывает письмо Агриппине Павловне, улыбается, вдруг бежит через сцену, обнимает Агриппину Павловну, целует, становится перед ней на колени. Агриппина Павловна гладит Ирину по голове.
ЖЕНЩИНА
Полноте, Ирина, как маленькая перед первым выступлением!.. Помнишь, как ты меня просила благословить? И каждый выход твой, как мать переживала…
Ирина поднимает голову, смотрит в глаза Агриппине Павловне.
ИРИНА
Благословите!
Агриппина Павловна нагибается и целует Ирину в лоб. Ирина вскакивает на ноги, убегает.



Титр:            ПОСМЕРТНЫХ НЕ ПРЕДСТАВЛЯТЬ

ТИТР: Аэродром Люберцы Московская обл. 214-ая бригада ВДВ Красной Армии. 1942 год.
ИНТ. Зал укладки парашютов. Десантники получают парашюты, подгоняют подвесную систему, оправляются.  Ст. лейтенант Мансуров входит в зал. Десантники отрываются от дел, вытягиваются перед командиром. Мансуров отмахивается от подчинённых, неожиданно останавливается перед десантником небольшого роста Годовиковым, оглядывает его пытливым взглядом, хочет что-то сказать, но снова отмахивается и проходит через зал, входит в кабинет. Годовиков вздыхает с облегчением, провожая взглядом командира. Жаринов бьёт дружелюбно в плечо Годовикова, показывает большой палец. Годовиков в ответ улыбается.
ИНТ. Кабинет начальника службы ПДП (парашютно-десантной подготовки)
В кабинете начальник штаба бригады. Он встаёт из-за стола и подходит к Мансурову, упреждая его доклад, протягивает ему руку для рукопожатия. Мансуров бросает нервный взгляд на Михаила Евгеньевича и Ирину, которые невозмутимо расположились у стены на стульях, жмёт руку начальнику штаба, снова кидает взгляд на незнакомцев, обращает внимание на парашютные сумки у их ног. Начальник штаба ловит взгляд Мансурова, кивает головой.
НАЧШТАБА
Ну, вот, комбат, тебе в нагрузку. Время на знакомство нет, да и не к чему. Эти люди позарез нужны в штабе окружённой 29 армии. Твоя задача не быть сундуком и раскрыться!
МАНСУРОВ
Есть!
НАЧШТАБА (обращаясь к Михаилу Евгеньевичу и Ирине)
Передаю с рук на руки, так сказать.
Ирина с Михаилом Евгеньевичем встают, поднимают с пола парашютные сумки, готовые следовать за Мансуровым. Комбат с вниманием вглядывается в лицо Ирины. Ирина отвечает на этот взгляд спокойным обволакивающим взглядом. Мансуров коротко отвечает на предложенную для рукопожатия руку Михаила Евгеньевича, выходит из кабинета. За ним следует Ирина и Михаил Евгеньевич. Они входят в зал укладки парашютов. Десантники отрываются от дел, вытягиваются перед командиром. Годовиков, неожиданно вскрикивает, увидев Ирину.
ГОДОВИКОВ
Ух-ты!
Мансуров останавливается, смотрит на Годовикова.
ГОДОВИКОВ
Виноват, товарищ старший лейтенант! Не ожидал здесь увидеть актрису!
МАНСУРОВ
Годовиков! В армии нет междометий! Есть команды и доклады о выполнении команд!
ГОДОВИКОВ
Так точно! Разрешите доложить?
МАНСУРОВ
Нет!
Михаил Евгеньевич улыбается, ставит на пол парашютную сумку. Ирина сжимает с сожалением губы.
ИРИНА
Товарищ старший лейтенант, определите мне место для перекура. И объявите своим подчинённым, что Ирины Яковлевой нет, нет уже три месяца, а есть переводчик, ну и ваш попутчик на ближайшее время. Вот, вас как звать? (обращается к Годовикову). Годовиков косится на Мансурова, молчит, не рискует отвечать без команды старшего. Пауза затягивается. Ирина поправляет волосы, выбившиеся из под шлема.
ИРИНА (читает стих пресно, как бы между прочим)
Понятно… Что в имени тебе моём?..
Оно умрёт, как шум печальный
Волны, плеснувший в берег дальный
Как звук ночной в лесу глухом
Оно на памятном листке
Оставит мёртвый след, подобный
Узору надписи надгробный
На непонятном языке…
У Годовикова вырывается стон восторга. Ирина неожиданно улыбается на эту реакцию, смотрит на Мансурова. Комбат мгновением раньше пытается смотреть на Годовикова с холодным укором, но тут же осекается.
ИРИНА
Товарищ старший лейтенант, сколько у нас времени?
МАНСУРОВ
Мы зависим от крыльев.
ИРИНА
Да, хорошо сказано – метафорично! Ну, раз не дают мне здесь стихи читать – укажите путь иной… в курилку!
Мансуров начинает движение по залу. За ним, подхватив парашютные сумки, следуют Ирина и Михаил Евгеньевич.
МАНСУРОВ(через плечо)
Курите? Зря!
ИРИНА
Кто курит? Михаил Евгеньевич, вы курите?
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Нет.
ИРИНА
И я нет. Только собираюсь…
Мансуров останавливается, смотрит на Ирину. Ирина неожиданно серьёзна.
ИРИНА
Не переживай, старлей – будет хуже!
Мансуров нервно поправляет ворот гимнастёрки, оправляется, еле сдерживается, чтобы не ответить. Михаил Евгеньевич неожиданно хлопает по-отечески старлея по плечу.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
У вас, наверное, есть к нам вопросы, спрашивайте!
МАНСУРОВ
У меня нет вопросов.
ИРИНА
Значит, вы меня уже разглядели и поставили штамп?
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Ирина, так значит вы актриса? Позвольте!
Михаил Евгеньевич элегантно подхватывает свободную руку Ирины – целует.
ИРИНА
Что-то мне подсказывает в вас буржуйского офицера, угадала?
Михаил Евгеньевич распрямляется. Мансуров вздыхает.
МАНСУРОВ
Зачем вы сумки с собой взяли? Оставили бы в зале.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Да нет, знаете, так спокойней. Сам уложил – сам и таскай!
МАНСУРОВ
Не доверяете моим бойцам?
ИРИНА
А я бы оставила – никто не предложил!
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ (Мансурову)
Не пытайтесь меня провоцировать.
Михаил Евгеньевич перехватывает парашютную сумку Ирины и доносит до курилки, оставляя их чуть поодаль откурилки. Ирина и Михаил Евгеньевич садятся. Мансуров рассматривает небо, прикрыв тенью глаза от ребра ладони, приставленной ко лбу, смотрит удовлетворённо. 
МАНСУРОВ
Хорошо. Я вас оставляю. Курите и возвращайтесь. Годовиков поможет вам подогнать подвесную систему и… ждать!
Мансуров уходит. Михаил Евгеньевич достаёт папиросы из-за пазухи, предлагает Ирине. Ирина с изумлением смотрит на Михаила Евгеньевича.
ИРИНА
Вы же не курите!?
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Не курю, но подобный жест располагает, не правда ли?
Ирина с сожалением смотрит на папиросы, тянет к пачке руку, но театрально отводит её в сторону.
ИРИНА
Не буду! Я хозяйка своих привычек или нет?
Михаил Евгеньевич усмехается, убирает пачку за пазуху.
ИРИНА
А хотите, я вам стих дочитаю, который я в зале читала?..
Михаил Евгеньевич смотрит на Ирину и не решается с ответом.
ИРИНА
Это мне надо, понимаете, я очень люблю курить, ну, просто очень! Понимаете? А когда читаю стихи, вроде, как несколько папирос выкурила. Правда, я странная?
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Почитайте…
ИРИНА
Что в нём? Забытое давно
В волненьях новых и мятежных,
Твоей душе не даст оно
Воспоминаний чистых, нежных.
Но в день печали, в тишине,
Произнеси его тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я..
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Вы, действительно, актриса?
ИРИНА
Угостите папироской!
Михаил Евгеньевич достаёт пачку из-за пазухи, раскрывает её, предлагает Ирине. Ирина берёт папиросу, прикуривает, жадно вдыхая дым.
ИРИНА (отвечает, выпуская изо рта дым)
Была… была актрисой, а может и осталась, не знаю!.. А вы? Хотя, о вас я спрашивать не буду и так всё видно.
Михаил Евгеньевич неожиданно достаёт себе папиросу, раскуривает, делает несколько рваных затяжек и отбрасывает недокуренную сигарету в урну.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Как тот актер, который, оробев,
Теряет нить давно знакомой роли,
Как тот безумец, что, впадая в гнев,
В избытке сил теряет силу воли…
Ирина ловит взгляд Михаила Евгеньевича. Михаил Евгеньевич усмехается и неожиданно расходится хлопками по своему телу, заканчивая русско-народный па ударом по сапогу.
ИРИНА
Забавно! Кстати, вы не боитесь Мансурова?
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Вы серьёзно?
ИРИНА
А с вами, что, когда-нибудь шутили?
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Не знаю. Нет. Не боюсь… Теперь не боюсь!
ИРИНА
Ну, тогда пошли!.. А я, признаться, когда его увидела испариной покрылась – испугалась. Со стороны не заметно было?
Михаил Евгеньевич берёт две парашютные сумки, несёт к казармам, пожимая в ответ плечами.
ИНТ. Зал укладки парашютов.
Годовиков экипирован полностью - лихо подгоняет подвесную систему парашюта у Ирины, пытается поправить паховые ремни её парашюта, не решается, чешет затылок.
ИРИНА
В чём дело, мой друг, красноармеец?
ГОДОВИКОВ
Дак, ведь, это, ремни-то паховые…
Годовиков ловит взгляд Ирины.
ИРИНА
И?..
ГОДОВИКОВ
Стесняюсь!
ИРИНА
Послушай, нам с тобой, как не крути, ох, и не люблю высокопарных слов, но видимо, придётся (!) плечом к плечу сражаться… А у солдата дух бесполый. Ему же всё одно: переживания одни, понятно? Подтягивай ремни, не бойся! Ларчик на запоре.
Годовиков усмехается и подтягивает паховые ремни парашюта Ирины.
ИРИНА (указывая на карабин подвесной системы)
Слушай, братец, а кольцо, которое тянуть вот это?
Годовиков испуганно оглядывается, смотрит на Михаила Евгеньевича, на сослуживцев.
ИРИНА
Да, легко наш воин поддаётся искушенью верить артистизму. Испугался за меня? Не бойся – я сама боюсь!
Годовиков вздыхает, смеётся. Михаил Евгеньевич неожиданно показывает пальцем на Ирину.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Вспомнил! Ну, конечно, это вы!
Ирина передразнивает Михаила Евгеньевича, показывает на него пальцем.
ИРИНА
Точно! А это вы!!!
ДНЕВАЛЬНЫЙ
Второй батальон – на выход с парашютами!
Из зала выходят десантники. Михаил Евгеньевич притягивает к себе Ирину, шепчет на ухо.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Парашютное кольцо – это красная скоба. Её легко обнаружить – она у вас на груди.
Ирина смотрит на скобу, зажимает в кулак и делает вид, что вот-вот рванёт кольцо.
ИРИНА
Это вот эта? Понятно! А вы думаете, я не знаю? Люблю, когда мужчины из-за меня переживают. (смеётся)
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Да. Время над вами безвластно!..
Ирина пытливо вглядывается в лицо Михаила Евгеньевича, но никак не узнаёт в нём знакомого.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Не пытайтесь. Время с людьми делает свою работу.  Вы знаете, я очень хочу, чтобы вас сняли с выполнения задания. Я говорил об этом с начальником штаба бригады, но ему, видимо…
ИРИНА
Довольно! Три месяца пробиваться сквозь пятисантиметровые лобовые кости командиров разного ранга и положения, чтобы, наконец, оказаться здесь. Вы понимаете, чего мне это стоило? Я Сталину письмо писала! 
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ (грустно усмехаясь)
Вы актриса.
ИРИНА
К чёрту! Слышите? Что вы в этом понимаете, что? Я бездарность!..
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Полноте.
ИРИНА
Я знаю!!! Чтобы играть, чтобы быть носителем идей глубоких – надо жизни ветвь плодами напитать! А…
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ (опуская глаза)
Для этого не нужно жизнью рисковать!
ИРИНА
А сами-то, чего?
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Я… профессиональный военный… был.
ИРИНА (торжествуя победу, импульсивно)
Вот! Ненавижу профессионалов!.. Не зная, слишком рано увидала
И слишком поздно я, увы, узнала. Но победить я чувство не могу: Меня влечёт в другой театр, где нет и тени лжи, где текст учить не надо, где воля Вышнего дана над языком и подвигом прекрасным! (Михаил Евгеньевич пытается что-то сказать) Не перебивайте! Не вам говорю – себе! Вы видели лица этих людей? Ах, какие лица! Я горжусь хотя бы одним – оказаться среди этих людей. И если, если… мне доведётся… мне кажется, нет (!) я верю… верю!

Ирина хватает неожиданно за рукав, выходящего экипированного Мансурова. Он оборачивается.

ИРИНА
Скажите, мы победим?

Комбат в ответ молчит, смотрит то на Ирину, то на Михаила Евгеньевича и неожиданно отвечает.

МАНСУРОВ
На взлётку… команда была!

ИРИНА
Ну, а победа-то будет за нами?

МАНСУРОВ
Да. Победа обязательно будет.
ИРИНА
Точно! Для того, чтобы победа была за нами, нам (она импульсивно дергает Мансурова за руку, смотрит на Михаил Евгеньевича). Нам нужно быть первыми, понимаете? Победа пойдёт за нами, понимаете? За нами! За нами, когда быть может нас уже в живых не будет… Ах, увлеклась, актриска, увлеклась. Никак в себя я не могу пробраться. Ну, ничего… Торгует чувством тот, что перед светом. Всю душу выставляет напоказ. Как не люблю в себе я это!

Ирина резко поворачивается и выходит из зала укладки парашютов. Михаил Евгеньевич с Мансуровым смотрят друг на друга, словно в одном взгляде согласие – переживание по поводу Ирины. 

ИНТ. Десантный отсек самолёта. В самолёт входят десантники, рассаживаются по местам. «Выпускающий» борта Мансуров пропускает в самолёт Михаила Евгеньевича и Ирину. Ирину усаживают у самой кабины в десантном отсеке рядом с Годовиковым. Годовиков не может сдержать радости. Михаил Евгеньевич занимает место у выходного люка. В самолёт загружают ящики с вооружением. Их проталкивают в хвостовую часть. «Выпускающий» делает десантникам жест: уплотниться. Десантники подталкивая друг-друга сидя  двигаются к кабине не отрываясь от сидений. Годовиков вплотную прижимается к Ирине, улыбается. Ирина пытается освободиться от такого тесного «общения».
ГОДОВИКОВ
Вот уж не думал, что с самой Ириной Яковлевой вот так: рядом!
ИРИНА
Вас, как звать?
ГОДОВИКОВ
Годовиков.
ИРИНА
Отлично! Годовиков, голубчик, нельзя ли как-то поосторожнее? Вы мне в ребро какой-то железкой упёрлись!
Годовиков упирается в борт самолёта, хватает переборки, пытается смягчить давление на Ирину, подавая своё тело вперёд.
ГОДОВИКОВ
Мы с вами Ирина такие дохлики – дольше всех пархать будем. Я с собой усиленный БК взял, чтобы быстрее к земле лететь. Хорошо бы ветра у земли не было, а пускай и в лес – всё лучше, чем по полю таскать начнёт. Эй, мужики, упёрлись уже: нас тут в металл вотрёте!
ИРИНА (пытаясь сопротивляться давлению)
Что за ритуал  такой?..
ГОДОВИКОВ
Перемещаем центр тяжести к крылу, чтобы легче самолёту взлетать.
ИРИНА
Так пусть самые тяжёлые у кабины размещаются! Чего они у люка расселись?
ГОДОВИКОВ
Нельзя. Тяжёлые самые первые выходят, чтобы схождений в воздухе не было.
Годовиков пристально смотрит в глаза Ирине. Ирина неожиданно подмигивает Годовикову.
ГОДОВИКОВ
Вы, что… до этого не прыгали с парашютом?..
Ирина, не переставая сопротивляться, смеётся.
ИРИНА
А зачем? Да, что же это такое! Такое давление на меня, позвольте милый товарищ Годовиков – не скромно с вашей стороны, а ещё парашютист! Вот-вот голубкой дух из тела чахлого взлетит!.. Да прыгала, прыгала я! Вчера. Не очень впечатлилась, но ничего, в актёрском мастерстве есть гадости похуже.
Годовиков изо всех сил сопротивляется давлению товарищей, смотрит в глаза Ирине. Запускается двигатель самолёта. Михаил Евгеньевич смотрит задумчиво перед собой. Ирина осторожно бросает на него взгляды. Двигатель набирает обороты. Самолёт стоит, удерживаемый тормозами. Годовиков кричит, пытаясь перекричать шум двигателя.
ГОДОВИКОВ
Вы голубей любите?
Ирина не слышит вопроса, показывает жестом, что не слышит.
ГОДОВИКОВ
Я голубей люблю очень! Представляете, теперь вот попал служить в крылатую пехоту, смешно, правда?
Ирина повторяет жест, де не слышу ничего. Годовиков в ответ смеётся.
ГОДОВИКОВ
Это у меня первый боевой вылет, понимаете? Меня не хотели брать, но я очень хотел, представляете, как мне повезло?! Если бы не Мансуров меня бы не взяли. Я себе два года приписал, чтобы голубями торговать на рынке Преображенском. Шестнадцать исправил на восемнадцать. Облава. Меня взяли… (смеётся) и вот я сижу с самой Ириной Яковлевой и мне восемнадцать!
Ирина в ответ смеётся и снова показывает, что ничего не слышит. Ирина мельком бросает взгляд на Михаила Евгеньевича. Он всё в той же позе. Самолёт резко начинает разбег. Годовиков кричит изо всех сил, пытаясь в своём крике выразить всю эйфорию, возникшую в его сердце.
ГОДОВИКОВ
Какая же вы красивая! Я люблю вас, понимаете, с детства люблю! Как увидел в первый раз на экране – так и влюбился, как мальчишка!
Ирина смеётся, наблюдая за Годовиковым, отрицательно качает головой. К Годовикову наклоняется Жаринов и орёт Годовикову в самое ухо.
ЖАРИНОВ
Смотри, отрываемся от земли! Люблю этот момент… Ах, хорошо и страшно, а, Годовиков? Не боись – трохи можно… Чего к актрисе-то пристал?
Самолёт отрывается от земли, перестаёт дрожать, скользит, подхваченный подъёмной силой крыльев… Десантники рассаживаются свободно, поправляют амуницию, оглядываются. Ирина встречается взглядом с Михаилом Евгеньевичем, он неожиданно кивает Ирине. Этот взгляд замечает Годовиков, прячет глаза.   
Мансуров проходит по салону, пристёгивает карабины от фалов стабилизирующих куполов парашютов десантников к тросам. Все молча переглядываются. Мансуров открывает люк:  смотрит вниз, разглядывает что-то в ночном небе. Загорается предупредительный сигнал. Выпускающий жестом показывает встать десантникам левого борта. Михаил Евгеньевич первый стоит у люка, сгруппировавшись. Выпускающий хлопает по плечу.
МАНСУРОВ
Пошёл!
Десантники покидают самолёт. Когда в десантном отсеке остаётся только Ирина и «выпускающий», «выпускающий» придерживает Ирину, не давая ей возможность покинуть борт. Ирина недоумевает, но подчиняется. Самад пристально смотрит на землю. Время тянется. Внизу видны три яркие точки (костры). Мансуров отрывается от визуального уточнения, смотрит на Ирину.  (качает головой)
МАНСУРОВ(кричит)
Красота!!! И почти не страшно! Ночью прыгать одно удовольствие –земли не видно… Только звёзды, выходишь, как во Вселенную. (смеётся, качает головой, считает)Три – шестнадцать, пошла!
Ирина покидает борт. Следом за ней выходит Мансуров. Свободные фалы, оставшиеся от десантников, бьются о борт самолёта.
Самолёт в ночном небе выше раскрывшихся куполов делает разворот и уходит.

НАТ. Лес. Утро.
Ирина висит в подвесной системе парашюта, зацепившегося куполом за крону, оглядывается по сторонам. Её комбинезон порван местами, лицо и руки расцарапаны. Она пытается отстегнуться, смотрит вниз, высоко. До её слуха доносится шум боя. Неожиданно она видит, как к дереву подбегает Годовиков. Видно, как он запыхался.
ГОДОВИКОВ
Ага. Нашёл. Отстёгивайтесь и спускайтесь!
ИРИНА
Что там за стрельба?
ГОДОВИКОВ (пытаясь сохранить спокойствие)
А, ничего страшного, спускайтесь!
До их слуха доносится длинная пулемётная очередь.
ГОДОВИКОВ
Да спускайтесь же вы! Меня Мансуров за вами послал.
ИРИНА
Да как? Если бы я могла я бы уже давно сама распуталась.
ГОДОВИКОВ
Тьфу ты! Чего, забыли что ли? Запаску распускай и по её стропам спускайтесь.
ИРИНА
Точно, а я забыла.
Ирина распускает запаску. Купол запаски падает вниз. Ирина освобождается от подвесной системы и, обжигая руки, спускается по стропам, глядит на ладони – дует.
ГОДОВИКОВ
Обожглись. К земле их быстро - оттянет!
Годовиков силком заставляет Ирину прижать ладони к земле, держит её за руки, прижатые к земле. Ирина от боли морщится. Неожиданная близость к мужчине, его дыхание, молодое неостывшее от боя лицо. Годовиков прислушивается к шумам. Всё стихло. Ирина отталкивает Годовикова от себя. Годовиков быстро, по-хозяйски управляясь с вещами помогает Ирине, рассказывает об обстановке.
ГОДОВИКОВ
Ориентир перепутали. Приземлились прямо на немецкую батарею. Они, черти их побрали, тоже у себя костры разложили, ремонтировали чего-то, видно света не хватало или что? Хорошо вы с Мансуровым с задержкой вышли… да… Видно… Короче –мороче, километров пятнадцать недолёт. Самолёты слышали остальные, дальше прошли.
ИРИНА (отрывая руки от земли)
Как это недолёт?
ГОДОВИКОВ (эмоционально)
Так это – ошиблись с местом высадки! Да вы не бойтесь! Не далеко! Хорошо фрицев не много оказалось…
ИРИНА
А где они?
ГОДОВИКОВ
Как это где? В смысле: вообще?
ИРИНА
Нет. Я про тех, кто здесь был.
Годовиков прислушивается.
ГОДОВИКОВ
Ну, если кто не убежал – все здесь. Я сегодня, кажись, двоих закосил, повезло. Они из землянки и прямо на меня, растерялись, чудом… Я первый сообразил.
Годовиков делает автоматом движение, будто он стреляет, пытается улыбнуться, закашливается. Видно, что его подташнивает. Годовиков прячет глаза, хочет идти, говорит Ирине в сторону. Его голос дрожит, видно, что он вот-вот расплачется.
ГОДОВИКОВ
Из наших тоже… Мансуров зовёт, пошли быстрее!
Ирина обращает внимание Годовикова на парашют.
ИРИНА
А парашют?
Годовиков отмахивается, незаметно смахивает слезу.
ГОДОВИКОВ
Некогда. Мансуров ранен и этот тоже…
Ирина подхватывает вещи, кривится от боли в ладонях, бегут по лесу, через поле, углубляются в овраг. На плащ-палатках лежит Самад и Михаил Евгеньевич. Михаил Евгеньевич перевязан поверх гражданской одежды к берёзовому дрыну, смотрит на Ирину, пытается улыбнуться. Мансуров ранен в бедро, он с трудом находит силы сесть, вздыхает, видя, что Ирина здесь, пытается встать, но нога его не держит – он валится на плащ-палатку, с трудом сдерживая стон.
МАНСУРОВ
Баба на борту, как чувствовал! Чёрт. (ругается на языке горцев)
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Возьмите себя в руки!..
Мансуров умолкает. Михаил Евгеньевич с трудом сглатывает слюну.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Нагнитесь надо мной, мне нужно вам сказать несколько слов конфиденциально.
Мансуров нагибается над Михаилом Евгеньевичем, слушает, как тот ему еле уловимо шепчет на ухо. Мансуров смотрит в глаза Михаилу Евгеньевичу, словно первый раз его увидел, пытаясь разглядеть что-то особенное, отстраняется от него, шарит по карманам Михаила Евгеньевича, достаёт из-за пазухи карту, из кармана пистолет, личные вещи…
ИРИНА
Что вы делаете? Он, он же живой! Что он вам говорил? Я хочу знать!
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
У меня сломан позвоночник, Ирина, не надо сцен! Вы будете делать, что я скажу. Уходите!
ИРИНА
Куда?
Михаил Евгеньевич не реагирует на вопрос Ирины, он прислушивается. Из кустов выбегают два десантника, тяжело дышат. Они сваливают на землю парашютные сумки, набитые боеприпасами. Кулачко вытирает тыльной стороной проступивший пот на лице.
КУЛАЧКО
Высоко контейнер запутался еле стянули с дерева… Почти всё взяли, остальное зарыли.
МАНСУРОВ
Немцы?
КУЛАЧКО
Ага. Здесь не слышно, а там: гудят моторы.
МАНСУРОВ
Карпов, Нескороженцев, Хегай?
КУЛАЧКО
Сложили их в окопчике, ага, хорошо у батарейцев лопатки были, заровняли их в том окопчике. Землица им хорошая досталась.
МАНСУРОВ
Нескороженцев?
КУЛАЧКО (растерянно)
Дык, с ними… Пока мы за контейнером лазали – преставился братуха, плакал. Мы ему (голос дрожит) шлем на лицо… нехорошо, когда земля в глаза… не закрывались они, мутные от слёз, как живой был. Я его потормошил – нет - преставился…
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Мансуров, уходите! Давай команду, чего ждёшь?!
ИРИНА
А вы? Почему он нас гонит? Это, что такое?
Мансуров смотрит на Михаила Евгеньевича, обдумывает решение, кивая в такт мысли чуть заметно головой.
МАНСУРОВ
На соединение с основным десантом потребуется усилия. Тащить с собой раненного трудно, но можно.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ (перебивая Мансурова)
Да поймите же, вы!..
МАНСУРОВ
Кулачко, Семёнов! Носилки из жердей соорудите, быстро!.. и потащим. Остальные в охранение, разбежались! Сигнал сбора: квакающая лягушка.
Десантники разбегаются в разные стороны, слажено без лишних команд. Ирина смотрит на Мансурова.
МАНСУРОВ
Идите сюда. Сейчас мне поможете. В моём рюкзаке спирт – несите!
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Мансуров, отдайте мне мой пистолет!
МАНСУРОВ
Не мешайте.
Мансуров разбинтовывает рану, осторожно снимает тампон, оголяет участок тела, рассматривает рану, пальпируя её края. Ирина протягивает Мансурову флягу. Мансуров достаёт из ножен стропорез. Лезвие стропореза в крови. Мансуров протягивает стропорез Ирине.
МАНСУРОВ
Протрите лезвие спиртом.
Ирина берёт стропорез, достаёт носовой платок из кармана, смачивает его спиртом, оттирает лезвие, неожиданно бросает вопросительный взгляд на Мансурова. Мансуров разбирает наган, вынимает шомпол.
ИРИНА
Откуда на лезвии кровь? Это ваша?
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Отдайте мой пистолет! Я офицер. Не оставляйте меня без оружия!
Мансуров шомполом тычет в свою рану, слышно еле уловимый стук о металл.
МАНСУРОВ (раздражённо)
Не мешайте!
Мансуров вставляет шомпол в наган на его место, откладывает наган в сторону, протягивает руку к Ирине.
МАНСУРОВ
Стропорез?!
Ирина передаёт стропорез Мансурову. Мансуров пытается сделать надрез у раны. Он опирается локтём в землю. Ему неудобно. Крупные капли пота застилают глаза. Ирина подсаживается к Мансурову.
ИРИНА
Давайте я вам помогу!?
МАНСУРОВ
Сможете?
ИРИНА
Естественно! Курс медицинского института, как-никак, подсказывайте!
Мансуров откидывается назад.
МАНСУРОВ
Хорошо. Пальцы у вас тонкие. Сделайте так, чтобы можно было подлезть за пулей и достать её. Два надреза под 180 градусов вдоль роста. Раздвигайте ткань пальцами и тащите пулю. Дальше я сам.
ИРИНА
Не учите меня – грамотная, и не смотрите. Не люблю!
Мансуров переводит взгляд в небо, зажимает кулак, подносит ко рту, кусает его. Ирина приноравливается, делает надрезы, вспоминает про фляжку, льёт из неё на пальцы - моет, мгновение сомневается, берёт себя в руки, лезет пальцами в рану.
МАНСУРОВ
Фляжку закрыли?!
Ирина, спохватившись, закрывает фляжку и снова лезет двумя пальцами в рану, пытается подцепить пулю – не получается. Она снова берёт окровавленной рукой стропорез и делает дополнительный надрез, залезает в рану.
ИРИНА
Ага, кажется, поймала. Были бы ногти длиннее… тогда, а так, может инструмент какой есть? Запуталась пулька, ускользает в стороны.
Михаил Евгеньевич закрывает глаза, сглатывает, чувствуется, что он не может слушать, что говорит Ирина, ему претит.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Когда-то эти земли - были моим имением. Есть крестьяне, которые меня помнят, наверное… Прошу вас, Ира не суфлировать! Имейте сострадание!
Ирина закрывает глаза, видно, как она с трудом, сопровождая свои движения мыслью, пытается достать пулю.
ИРИНА
Могучая решимость остывает при размышленье, и деянья наши становятся ничтожны... Есть!!!
Ирине удаётся извлечь пулю. Она с удовольствием её держит, зажатую в двух пальцах и, не знает, что делать дальше. Мансуров, не вынимая кулака изо рта, говорит ей.
МАНСУРОВ
Посмотрите в ране не осталось кусочков ткани, выньте!
ИРИНА
Да вроде при первом взгляде – ничего. Может, глубже?..
Мансуров вынимает изо рта окровавленный кулак, достаёт из кармана патрон, выдёргивает пулю, передаёт гильзу с порохом Ирине, а сам ложится. Михаил Евгеньевич что-то себе шепчет под нос.
МАНСУРОВ
Так, теперь высыпайте порох на рану.
Ирина высыпает порох на рану.
ИРИНА
Дезинфекция?
МАНСУРОВ
Всё?
ИРИНА
Да.
МАНСУРОВ
Поджигайте.
ИРИНА
Как это?
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Да замолчите вы когда-нибудь? О…
Мансуров дрожащей рукой достаёт из нагрудного кармана зажигалку, высекает огонь, передаёт Ирине. Ирина поджигает, отшатывается в сторону. Наполненные болью глаза Мансурова смотрят на неё.
ИРИНА
Как же это вас, ранило?
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ (дёргая ноздрями)
Да бинтуй же его!
ИРИНА
Мясом жаренным пахнет…
Ирина, спохватившись, достаёт бинт с тампоном, бинтует рану, пытается улыбнуться.
ИРИНА
Послушайте, Мансуров, вы правда поверили, что я в медицинском училась? (Мансуров молчит) Ни чуточки не училась, так-то! Не боги горшки обжигают – они вдохновляют!
К Мансурову подбегает Кулачко.
КУЛАЧКО
Носилки готовы! Мещеряков сигнализирует, что на батарее немцы. Думаю, могут начать прочёску.
Мансуров вытирает прокусанный кулак от крови, смотрит, как Ирина заканчивает перевязку.
МАНСУРОВ
Добре! Помещика на носилки. Уходим балкой.
Мансуров протягивает руку к Ирине. Она в ответ жмёт его руку.
МАНСУРОВ
Фляжку передайте!
Ирина, чувствуя неловкость положения, передаёт фляжку. Мансуров делает глоток, фыркает остатками спирта изо рта на прокушенный кулак, растирает его.
ИРИНА
Меня в детстве так же отец учил, чтобы не больно было в одном месте надо сделать больно в другом, тогда будет не так больно.
МАНСУРОВ
Не знал. А знал бы - ничего вам не доверил.
Мансуров с благодарным огоньком в глазах сквозь боль пытается улыбнуться. Михаила Евгеньевича перекладывают на носилки животом вниз. Он стонет.
ИРИНА
Знаете, что? Вот вы и помещик… Вас в театр нельзя пускать, вы бы там ничего не поняли! Нельзя быть такими! Вы, вы – чёрствые. 
У Ирины неожиданно стекают по щекам слёзы. У неё дрожат руки. Она пытается смахнуть слёзы, нисколько их не стесняясь. Мансуров встаёт, морщится от боли, чуть не теряя сознание, но находит в себе силы. Он, опираясь рукой на Ирину подставляет к её губам фляжку со спиртом.
МАНСУРОВ
Один глоток вернёт силы, пейте!
Ирина делает глоток.
ИНТ. Гримёрная театра.
Ирина с фужером шампанского в руках делает глоток. В гримёрке цветы. Она смотрит на себя в зеркале и видит себя, бегущую по лесу. Рядом десантники с носилками несут Михаила Евгеньевича,  Мансурова, которому помогают идти, подхватив его руку на плече – Кулачко. Ирина у зеркала жадно пьёт шампанское. В гримёрку входят поклонники, обступают Ирину, аплодируют. Ирина в ответ кивает, косо бросая взгляды в зеркало, где продолжается тот же сюжет.
НАТ. Лес. Родник.
Ирина смотрит в отражение родника, где видит себя у зеркала в гримёрке. Аплодисменты стихают. Ирина касается губами воды родника, жадно пьёт из него. К ней подходит Мансуров, кладёт руку на плечо, пытается оторвать её от родника, не сильно, но настоятельно.
МАНСУРОВ
Ирина, не пей много – идти потом не сможешь.
Ирина зачерпывает воду в руки подносит к лицу, смотрит на Мансурова.
ИРИНА
Мы уже на «ты»? Ловко, а главное – бесцеремонно!
Ирина выпивает воду из рук, удовлетворённо фыркает, ищет… не знает обо что вытереть руки, достаёт носовой платок с кровавыми пятнами, ищет чистое место, вытирает лицо, руки.
ИРИНА
Скажите, а почему у вас стропорез был… грязный? Не хорошо так содержать воинское имущество! Теперь мой единственный и самый лучший платок в вашей крови.
Мансуров
Постирайте платок.
ИРИНА
И не подумаю, сохраню!
Мансуров протягивает руку к Ирине.
МАНСУРОВ
Дайте платок. Я постираю.
ИРИНА
С какой стати?
МАНСУРОВ
На стропорезе была не моя кровь.
Ирина молча отдаёт платок, неожиданно бьёт себя по губам, по лицу, отворачивается, смотрит в сторону. Мансуров тщательно застирывает платок.
ИРИНА
Скажите, как, как это у вас получилось? Вы убили?..
МАНСУРОВ (пожимая плечами)
Само-собой. Сначала не дотянулся до него в свалке. Получил пулю пистолетную… а потом дотянулся. Жаль. Замешкался…
ИРИНА
Откуда это вы всё умеете?
МАНСУРОВ
Испания. Теперь здесь учусь.
ИРИНА
Убивать?
Мансуров встаёт, встряхивает выстиранный платок, протягивает Ирине.
МАНСУРОВ
Не только! Любить и ненавидеть!!! Держите!
ИРИНА
Мне он не нужен!
МАНСУРОВ
А я говорю, держите и тоже учитесь!
ИРИНА (отрицательно качая головой)
Нет! Я не хочу.
Масуров кладёт платок на плечо Ирины, а сам отходит тяжело хромая. Ирина дёргает плечом, брезгуя взять платок рукой, пытается сбросить платок с плеча. Платок падает. Ирина берёт горстями землю и закапывает платок.
ИРИНА
Платок, что я любил и дал тебе, Дала ты Кассио. Отелло… Теперь мне стало многое понятно: в каком ужасном мире мы живём. И, чтобы жить мы убиваем…
Кулачко возвращается из дозора, сплёвывает, вытирает грязь с лица, подходит к Мансурову. Мансуров сидит, прижавшись спиной к дереву, закрыв глаза. Лицо его дёргается, видно, что ему больно и внутри него идёт борьба. Кулачко опускается на колено перед Мансуровым, хочет обратить на себя внимание. Мансуров открывает глаза.
МАНСУРОВ
Докладывай.
КУЛАЧКО
Большак битком. В одну сторону пленных гонят, а в другую сплошным потоком моторизованная немецкая часть двигается. Ночью, думаю, можно проскочить… А главное: пленных гонят, как баранов! И идут… Один конвоир на сотню! Никак не могу понять, как? Почему не бегут? Неужели так трудно всем разом и врассыпную?
МАНСУРОВ
Удивительное свойство страха.. Ты, что с ним не знаком, Кулачко?
КУЛАЧКО (с сожалением)
Да ну! Раз и врассыпную!
МАНСУРОВ
А вдруг убьют?
КУЛАЧКО
Так ведь не всех!
МАНСУРОВ
Не всех, вдруг всем повезёт, а тебе нет? Вот именно! Так считает каждый, пока через страх не перешагнёт. Ничего, Кулачко, мы ещё повоюем, дай срок: победа будет за нами!
Мансуров смотрит на Кулачко. Кулачко под взглядом теряется, инстинктивно поправляет гимнастёрку.
КУЛАЧКО
А что если пленных отбить? Я Годовикова оставил наблюдать – плёвое дело!..
МАНСУРОВ
А ты уверен, что у них сохранилась та святая искра, которая даёт счастье даже на костре? Если да – они сами найдутся и без нас, а если нет?..
Ирина подходит к ним. Мансуров с трудом встаёт, опираясь на берёзку.
МАНСУРОВ
Передвигаемся ближе к дороге, чтобы ночью её пересечь.
ИРИНА
Вы знаете, Мейерхольд – немец… Мы представляли в Берлине, Гамбурге его постановки. Я была молоденькой. Теперь я понимаю, какой я была счастливой: в театральном зале всё алое от крови -красных знамен - это немецкие коммунисты посетили спектакль комиссара "Театрального Октября". Куда же всё это ушло? Почему зритель стреляет в нас, а мы убиваем того самого, который наверное сидел и мне аплодировал. Неужели мы плохо играли и мы не смогли передать наше счастье?..
Михаил Евгеньевич лежит на носилках с открытыми глазами, слушает диалог, с трудом сглатывает.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Мансуров, верните мне мой наган! Вы, что не понимаете – я, я, я не управляю физиологией. Здесь женщина!!! Не издевайтесь надо мной! Вы же офицер…
ИРИНА
А вы меня не стесняйтесь. Хотите я вам помогу? Вы не думайте, я ко всему готова!
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Я! Я не готов, поймите же!!!
МАНСУРОВ
Будем нести.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Село Знаменское моя усадьба была. Старостой преданный семье мужик. Он и сейчас там. Оставьте меня там, если не хотите иначе.
МАНСУРОВ
Подготовиться к движению.
Десантники встают, поднимают носилки, уходят.
НАТ. Лес у дороги. Ночь.
Десантники с носилками ждут. От дороги слышится шум моторов. Мансуров стоит в напряжении, вглядывается.
МАНСУРОВ
Ждать не будем. Пойдём в первом же разрыве колонны, приготовились!
Кулачко достаёт папиросу, нервно раскуривает, жадно затягивается, готовится… Пронзительный свист пуль. Носилки падают на землю. Стон Михаила Евгеньевича смешивается с харкающим стоном раненного десантника Жаринова, несущего носилки. Годовиков хватается за плечо, падает на землю, начинает кататься, корчась от боли.
МАНСУРОВ
Ложись!
Кулачко зажимает недокуренный бычок в кулак, падает. Со стороны дороги, наконец, слышатся звуки пулемётных очередей. Пули бьются о деревья, шуршат по лесу. Всё стихает. Ирина кидается к Годовикову, смотрит на раненного Жаринова, придавленного носилками. Кулачко разжимает кулак. Бычок потух. Он отбрасывает его в сторону, плюёт себе на ладонь, растирает ожог…
НАТ. Лес. Ночь.
На носилках Михаил Евгеньевич внавалку с ним Жаринов, стонут. Ирина помогает нести носилки. Впереди с перевязанным плечом Годовиков. Он идет, не разбирая дороги. Автоматы подвешены на шею – мешают движению. Позади идёт Мансуров… Ирина выбилась из сил полностью, она на пределе своих физических возможностей. Носилки вот-вот вырвутся из её рук.
ИНТ. Театр. Сцена. Знамёна РСФСР.
Руки Ирины. Ирина нервно касается знамени, пальцами скользит по полотну…
ИРИНА
Усталым телом я хочу прилечь;
Пристанище мое - моя постель,
А мысли в голове взыскуют встреч
С тобой, моя единственная цель.
В твою обитель мысль моя спешит,
Ревнивая, не знающая сна;
Глаза таращу, тьма меня страшит:
Слепому день и ночь она видна.

НАТ. Лес. Ночь.
Из рук Ирины выскальзывают носилки. Она падает на колени. Раненные вываливаются из носилок, стонут. Ирина ползает возле них, гладит их, пытается успокоить.
ИРИНА
Простите. Руки перестали держать, миленькие, простите…
МАНСУРОВ
Привал!
Мансуров отходит в сторону, укрывается плащ-палаткой, включает фонарик, изучает карту. Бойцы сидят выбившиеся из сил, тяжело дышат, раненные стонут. Кулачко помогает Ирине перекатить раненных на носилки. Мансуров подходит к ним.
МАНСУРОВ
Надо организовать укрытие для раненных. Мы с тобой (Кулачко) идём в Знаменское. Здесь где-то рядом овраг – разведай. Кулачко уходит.
ИРИНА
Как немцы могли нас увидеть с дороги, не пойму. Рок просто какой-то! Ничего ребятки, как расцветёт я вас прооперирую – опыт есть, у меня получится, обязательно получится.
ГОДОВИКОВ
У меня, похоже, кость задета – ничего не чувствую, посмотрите, а?
Ирина подползает к Годовикову, смотрит его плечо.
ИРИНА
Сейчас перебинтую, а утром разгляжу, всё будет интересненько…
Двое десантников Сухоруков и Пахжин поверх гимнастёрки перебинтовывают Жаринова. Возвращается Кулачко.
КУЛАЧКО
Есть. Овраг, а внизу ручей, вон там, совсем рядом, ручей отсюда слышен.
МАНСУРОВ
Переносите!
Годовиков, не до конца перебинтованный, встаёт, идёт за Кулачко. Ирина на ходу обрывает бинт, завязывает, возвращается к носилкам, смотрит на свои руки.
ИРИНА
Как же так? Почему они нас увидели?
Бойцы поднимают носилки, несут.
ПАХЖИН
Кто-то закурил. Огонёк ночью далеко видать. Ну вот и…
ИРИНА
Это Кулачко курил!
СУХОРУКОВ
Я ему устрою, когда вернёмся.
ИРИНА
А почему вы ему ничего не говорите, почему молчите? Разве он этого не знал? Ведь это ваши товарищи!
ПАХЖИН
Мансуров запретил…
НАТ. Овраг. Ручей. Ночь.
Десантники жадно пьют воду. Ирина пытается поить раненных. Михаил Евгеньевич жадно пьёт, отрывается, показывает на рядом лежащего раненного Жаринова.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Ему не давай – нельзя!
ИРИНА
Почему! Он же просит!
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Нельзя. Посмотри куда его, а потом думайте.
ИРИНА
Понятно!.. Ну, хоть, маленький глоточек?..
Михаил Евгеньевич отворачивается от Ирины, показывая, что говорить больше не о чём. К ним подсаживается Мансуров.
МАНСУРОВ
Как звать того, человека в Знаменском, который может помочь?
Михаил Евгеньевич с удивлением смотрит на Мансурова, силится вспомнить.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Викторович – староста. Его все там должны знать.
МАНСУРОВ
Дом? Что я должен ему сказать?
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Это был запасной вариант. Эту связь я должен был сам отработать. В прошлом он сильно обязан нашей семье… Зовут… Викторовичем… Лисятин. Поможет. Скажите: сын Есипова Евгения Петровича… пожаловал…
МАНСУРОВ
Понятно. Дайте мне что-нибудь личное, что могло подтвердить мои слова.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Кроме меня ничего личного. Всё, что связывало меня с той жизнью… кануло в лета. Дом его рядом с усадьбой, не ошибётесь: у него на коньке крыши резной петух.
МАНСУРОВ
Н-да, ориентир… Кулачко?!
КУЛАЧКО
Я!
МАНСУРОВ
Идём!
Кулачко встаёт, готовый идти. Мансуров медлит, смотрит на раненных, на Ирину.
ИРИНА
Вы не волнуйтесь, как расцветёт я раненными займусь.
МАНСУРОВ
Дождитесь меня. Если мы не вернёмся через пять часов, пошлите Сухорукова в район Мончаловского леса, общее направление Северо-Восток. Он доложит о вас…
ИРИНА
А почему вы Кулачко не наказали? Ведь это очевидно, что из-за него…
МАНСУРОВ (перебивая Ирину)
Здесь я решаю!!!
ИРИНА
А вы вот это вот им скажите!
Ирина в импульсивном порыве показывает на раненных. Взгляды Ирины и Мансурова встречаются.
МАНСУРОВ
Остаётесь за старшую!..
Мансуров поворачивается и уходит, за ним Кулачко… Ирина бросает реплику, обращая её к оставшимся, но и с детской обидой, чтобы было слышно уходящему Мансурову и Кулачко.
ИРИНА
Ну, разве я не права? Ну, правда, ребята, я не железная, посмотрите на мои руки! (понижая голос) Да, я понимала, на что шла, я выдержу, должна… но таскать тяжести, ребятки, правда, мне тяжело, честно, очень тяжело, особенно сегодня…
Ирина снимает с головы шлем, тыкается в него лицом, плачет. Годовиков здоровой рукой пытается погладить Ирину по волосам, выбившимся из под шлема. Ирина, почувствовав прикосновение, отдёргивает голову, короткими движениями смахивает слёзы.
ИРИНА
Это, что за нежности, товарищ красноармеец? Распустились! Вы у меня здесь не забалуете, я вам покажу!..
Ирина показывает кулак, трясёт им в решимости. Годовиков пятится назад. Михаил Евгеньевич неожиданно улыбается. Ирина, обратив внимание, как улыбается Михаил Евгеньевич, сама неожиданно улыбается.
ИРИНА
Не плохо получилось, правда? Я этот приём обязательно закреплю, когда снова выйду на сцену.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Ирина, пожалуйста, поверните меня, слежался я…
Ирина пробует перевернуть Михаила Евгеньевича. Он стонет от боли и тут же берёт себя в руки. Ирина наклоняется над Михаилом Евгеньевичем, чтобы поправить ему одежду. Их глаза встречаются.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Я был на вашем спектакле в Гамбурге. Из-за вас я на него сходил второй раз. Не думал, что так повернётся: я здесь и какие-то неведомые для меня идеалы неожиданно открылись, понимаете?.. Это вы… Да, и простите меня…
ИРИНА (вдохновившись)
Ни в коем случае не извиняйтесь терпеть ненавижу! (неожиданно меняет градус настроения) Да! Тогда был задор. «Мы можем, а вы?» - вот, что хотелось показать немцам… Показали…
ГОДОВИКОВ
Скорее бы утро – руку совсем не чувствую, пальцы не шевелятся, висят как конский хвост.
ИРИНА
Потерпи Годовиков – атаманом станешь!
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Ему нужен хирург!
ИРИНА
А хотите я вам почитаю, а вы, если сможете, не стоните и засыпайте. Ненавижу стоны! У меня такие нервы к этому не приспособленные, пожалуйста…
Ирина, вздохнув, не дав опомниться себе, поёт-читает на немецком языке:
Guten Abend, gute Nach,
mit Rosen bedacht,
mit N;glein besteckt,
schl;pf unter die Deck!
Morgen fr;h, wenn Gott will,
wirst du wieder geweckt.

Guten Abend, gute Nacht,
von Englein bewacht,
die zeigen im Traum
dir Christkindleins Baum.
Schlaf nun selig und s;;,
schau im Traum 's Paradies
Ирина смотрит на напряжённые лица десантников, спохватывается.
ИРИНА
Брамс встретил молодую женщину. Она хотела колыбельную песню, чтобы петь её своему сыну. Песня называется «Guten Abend, gute Nacht»
Второй куплет Ирина исполняет на русском языке.
Будет ветер ночной охранять твой покой,
Будет моря прибой песни петь над тобой.
Ветерок же, как мать, колыбельку качать.
Ветерок же, как мать, колыбельку качать.
НАТ. Село Знаменское. Разбитая войной усадьба. Ночь.
Пустые глазницы усадьбы. Кто-то далеко играет на губной гармошке мотив колыбельной песни «Guten Abend, gute Nacht» Мансуров с Кулачко крадутся, идут по битому кирпичу, прислушиваются. Отдалённо слышится немецкая речь, «уходит». Мансуров останавливается. Мансуров с Кулачко переглядываются.
КУЛАЧКО
Ну, что, назад?
МАНСУРОВ
Нет.
КУЛАЧКО
Задачу не выполним -  переводчицу в штаб армии доставить надо.
МАНСУРОВ
Надо. А ты с раненными останешься, так?!
КУЛАЧКО
Дык, если быть уверенным…
МАНСУРОВ
Что помогут?
КУЛАЧКО
Да.
МАНСУРОВ
Нет. Не помогут!
КУЛАЧКО
Ну, тогда в тот дом надо, как есть дом старосты, хоть и конька на крыше нет.
МАНСУРОВ
Иди по задам, разведай и сразу обратно!
Мансуров с Кулачко подходят к дому. Мансуров прячется, наблюдает. Кулачко обходит дом, заглядывает в окна.
ИНТ. Дом старосты.
Горит лампадка у образа Св. Угодника Николая. Староста молится на коленях. Вдруг он видит за окном тень. Он подходит босиком к окну, смотрит: видит Кулачко. Староста подбегает к печке, будит мальчика, шепчет ему в самое ухо, наскоро накидывает на мальчонку тулупчик и подталкивает его к выходу через двор.
СТАРОСТА
Митька, беги в комендатуру, скажи партизаны ко мне пришли, быстро!
Мальчик убегает во двор. Староста вбегает в жилую часть дома, тушит лампадку. 
СТАРОСТА
Сохрани и помилуй!
Открывается дверь в сени, входит крадучись Кулачко.
СТАРОСТА
Кого там нечистая несёт?
КУЛАЧКО
Лисятин здесь обретается?
СТАРОСТА
Здеся! А чего, мил человек, свету не дождавши в дом прёсся, хозяев пугаешь?!
КУЛАЧКО
Это хорошо, что Лисятин здесь. Ему привет от барина его: сына Есипова Евгения Петровича.
СТАРОСТА
Ах, ты батюшка, кормилец, так это Михаил Евгеньевич, ну покажись?!
Староста зажигает свечу, «идёт на голос», разглядывает Кулачко.
КУЛАЧКО
Он к тебе сейчас сам прибудет, примешь?
СТАРОСТА
От чего же не принять, благодетеля нашего, примусь, с радостию неизглаголенною!
КУЛАЧКО (улыбаясь)
Ну вот и хорошо, сейчас.
ЭКСТ. Дом старосты.
Кулачко довольный выходит из дома, оглядывается, выходит, машет рукой в огород. Ему в ответ нет сигнала. Кулачко идёт туда, где они расстались с Мансуровым. Он слышит сопение, переводит автомат в боевое положение, вглядывается, подходит. Мансуров держит связанного мальчика с кляпом во рту.
МАНСУРОВ
Из дома выбежал, когда ты вошёл.
КУЛАЧКО
Староста ждёт, говорит…
МАНСУРОВ (перебивает Кулачко)
Сейчас поговорим. Посиди-ка с мальчонкой.
Мансуров уходит в хату. Кулачко перекатывает мальчика подальше в кусты, показывает жестом, чтобы молчал.
ИНТ. Дом старосты.
Староста накрывает стол, оглядываясь на дверь. Входит Мансуров.
МАНСУРОВ
Слушай, мы сейчас принесём тебе раненного твоего бывшего помещика и ещё одного. Надо за ним поглядеть. Сможешь?
СТАРОСТА
Смогу, отчего не смочь? У кого ружья тот и прав!
МАНСУРОВ
Не юли дед, говори прямо! Мне с тобой говорить некогда!
СТАРОСТА
Так, как отказать-то? Сам посуди? Вроде, не по-человечески, а так… я, понимаю, Михаил Евгеньевич не к новому порядку сюда явился, стало быть, если его у меня найдут мне капут, так?
МАНСУРОВ
Так.
СТАРОСТА
Ну вот! Столько лет дожидался. Меня и в Сибирь возили раскулачивать… Ничего – возверталсси. Господа-то в противную сторону уезжались, а про нас не вспомнили… бросили. А шибко раненный-то он?
МАНСУРОВ
Да. Позвоночник.
СТАРОСТА
Хребет, стало быть. Ох, лихонько! Делать нечего – несите.
Мансуров пристально смотрит на старосту, садится без приглашения за стол.
МАНСУРОВ
Принести-то мы принесём, а как нам быть уверенными, что ты их немцам не сдашь?
СТАРОСТА
А никак. Как оно обернётся – жизть такая, что вообще ничегось не разобрать. Можа хорошо, что ваших спрячу, когда советы вернутся, а ежели нет, вопрос?..
МАНСУРОВ
Тогда тебя к стенке поставят, как предателя.
СТАРОСТА
Ну, это во всякое время у нас умели. К стенке (с призрением). Ты, вон, выпей, закуси, отдохни, а Михаил Евгеньевича успеется.
Староста наливает стопку самогона Мансурову и себе.
МАНСУРОВ
Я не пью!
СТАРОСТА
Религия, поди, не позволяет?
Староста выпивает стопку самогона.
МАНСУРОВ
Мальчонку за немцами посылал?
Староста вскакивает на ноги, чуть не опрокинув стол.
СТАРОСТА
Митька! Митька-то, сцапали? Ну, зачем вам малец дался, отпустите Христом Богом прошу! Он у меня один остался для души и сердца на старость! Несите кого хотите, ноги им целовать буду, только Митьку не трогайте!!! Умоляю!..
Староста становится на колени, крестится.
СТАРОСТА
Перед Богом клянусь: всё сделаю, чтобы вашим помочь – Митьку верните!
ЭКСТ. Дом старосты.
Кулачко лежит в кустах с Митькой. К дому подходят немцы, слышатся их голоса… Кулачко подбегает к углу дома, выглядывает. Митька начинает выть, пытаясь хоть что-то разглядеть из кустов. Слышится, как подъезжает грузовая машина, останавливается. Немцы переговариваются между собой. Митька воет изо всех сил…
ИНТ. Дом старосты.
Староста суетится, заталкивает Мансурова за печку, прячет. Мансуров готовится к обороне, достаёт гранату. Слышатся немецкая речь. Староста за спиной у Мансурова вынимает из печки сверху кирпич и бьёт Мансурова по голове. Мансуров падает.
ЭКСТ. Дом старосты. Мальчику в кустах удаётся выплюнуть кляп. Он кричит, что есть сил.
МИТЬКА
Партизаны! Партизаны!
Кулачко подбегает к мальчику, пытается заткнуть ему рот. Немцы открывают стрельбу «на крик». Пули свистят. Кулачко хочет отстреливаться, но получает ранение в плечо. Он вскакивает на ноги, бежит прочь. Слышится крик мальчика, который обрывается вдруг странным гортанным звуком.
ИНТ. Дом старосты.
Староста слышит вопли Митьки на улице, выстрелы. У его ног распластавшись, с раной в затылке лежит Мансуров. За окнами вспышки выстрелов.
СТАРОСТА (кричит)
Не стреляйте! Ах, ты ж Боже мой! (неожиданно кричит сорвавшимся голосом) Митька? Внучок!
Староста хочет выйти из дома, вспоминает про Мансурова, мечется, хочет выглянуть в окно, но там ничего не видно. Староста с печки хватает молоток и гвозди, прибивает наскоро ладони Мансурова к полу подобно Иисусу Христу, хочет прибить и ногу к полу, примеряется гвоздём. Мансуров стонет. Мотор машины набирает обороты, слышится топот множества ног, звук удаляющейся машины. На улице всё стихает.
СТАРОСТА
Митька, Мить!? Где же ты, сукин сын?
Староста бросает молоток с гвоздями, выбегает из дома. Мансуров открывает глаза, пытается двинуть руками, хочет оглядеться, но в бессилии опускает голову на пол, стонет.
НАТ. Лес. Режим. Утро.
Ирина прислушивается. Далеко слышатся выстрелы. Ирина смотрит на часы, вздыхает. Подходит к спящему Сухорукову, толкает его, будит. Сухоруков вскакивает, оглядывается. Рядом лежат раненные. Годовиков бредит и весь в жару.
ИРИНА
Пять часов прошли – вам пора.
Сухоруков трёт глаза, оглядывается.
СУХОРУКОВ
Разрешите мне с Пахжиным до дороги. Там, если что он меня прикроет, а дальше я сам.
Ирина не знает, какое ей принять решение, смотрит, ищет помощи. Михаил Евгеньевич еле заметно отрицательно качает головой.
ИРИНА
Ну, хорошо, идите, только поскорее возвращайтесь.
Ирина поднимается на край оврага, смотрит вдаль и никого не видит.
ИРИНА
И мыслей череда стучится в мой висок.
Все помыслы мои, как странники в пустыне,
Упрямо держат путь к порогу твоему;
И будто бы слепец с глазницами пустыми,
Я горестно смотрю в неведомую тьму, (Сухорукову и Пахжину)идите…

Сухоруков с Пахжиным быстро собираются, берут боеприпасы, уходят. Михаил Евгеньевич тихим голосом окликает Ирину.

МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Ирина догоните их – идите с ними. Оставьте пистолет и идите!
ИРИНА
Вот ещё! И не подумаю! Мне надо раненными заняться и ждать, обязательно дождаться!
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Подойдите ко мне поближе!
Ирина подсаживается к Михаилу Евгеньевичу.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Уходите! Не думайте о нас, идите, прошу вас! Война такая, она не прощает жалости, понимаете? Жалеть никого нельзя, ни себя ни других. Оставьте пистолет и идите…
ИРИНА
Наверное, вы правы, но почему я вас должна жалеть и идти на вашем поводу? Знаете что: помолчите!
Годовиков приходит в себя, смотрит на Ирину.
ГОДОВИКОВ
Мама?.. Как же мне больно!
Ирина подходит к Годовикову, разбинтовывает плечо, смотрит на рану, пытается потрогать рану пальцем. Годовиков кричит. Ирина хватается за уши, отбегает в сторону, читает стих, чтобы заглушить стоны и крик.
ИРИНА (кричит стих)
Будь так умна, как зла. Не размыкай
Зажатых уст моей душевной боли.
Не то страданья, хлынув через край,
Заговорят внезапно поневоле.
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ (пытаясь кричать)
Дай мне наган! Я пристрелю вот этих и себя потом, а ты иди! Не мучай ни себя ни нас!
Ирина открывает уши. Ей слышатся аплодисменты и где-то отдалённо стоны. Она отодвигает парашютные сумки в сторону от раненных, а сама садится на одну из сумок.
ИНТ. Дом старосты.
Мансуров стоит на четвереньках. Один вбитый в пол гвоздь в крови. Мансуров выдирает руку от второго гвоздя, встаёт на ноги, шатается, идёт к двери, открывает её, выходит из дома.
ЭКСТ. Дом старосты.
Староста сидит на земле, держит на руках погибшего внука. К нему подходит Мансуров. Они смотрят друг на друга.
СТАРОСТА
Всё. Кончилась кровиночка моя на свету… к себе тянет земелька грешника. Что ножка малая след какой тянет, ох, не откроются глазаньки, не услышу голосочка звонкого. (Мансурову) Ну, что встал, вбей меня и иди дорогой своей.
Староста склоняется над мальчиком, оголяя затылок. Мансуров подходит к старосте.
МАНСУРОВ (еле выговаривая)
Возьмёшь раненных?
Староста отрицательно качает головой. Мансуров, шатаясь, проходит мимо, опираясь на ограду, уходит огородом, спотыкаясь и хромая. Староста плачет.
СТАРОСТА
За что, Господи, за что детей своих в трату отдаёшь? Ужель, смотреть, как твари рвут друг друга – тебе спокойней за других, да? (кричит) Ты, что не слышишь? Тогда бери! А-ну, обоих!
Староста встаёт с внуком, смотрит в небо. Небо остаётся безмятежно спокойным к крику старосты и безмолвным… Староста мальчика пытается поставить на ноги.
СТАРОСТА
Вставай на ноженьки, ну, оживи! Господи, ну, что тебе стоит! Ты же можешь: скажи быть! Ну, оживай же!
Староста встряхивает мальчонку. У мальчика подворачиваются ноги и он падает. Староста рвёт на себе волосы, падает на колени. Слышится гул начавшейся артиллерийской канонады.
НАТ. Поле. Режим. Утро.
По полю идёт Мансуров.
НАТ. Лес. Режим. Утро.
Ирина сидит на парашютных сумках, закрыв уши руками. Гул артиллерийской канонады. Она открывает уши, смотрит на раненных. Годовиков бьётся в тихой истерике на земле. Михаил Евгеньевич смотрит на Ирину с мольбой. Ирина вскакивает на ноги, выбегает на край оврага, куда-то убегает. Михаил Евгеньевич пытается приподняться, смотрит на парашютные сумки. Неожиданно в овраг спускается Ирина, она стягивает за собой раненного в голову и в бок Сухорукова. Она хватает бинт, вытирает на лице Сухорукова, кровь, бинтует его.
ИРИНА
Как же это, а? А Пахжин где?
СУХОРУКОВ
Голову по касательной и бок только порвало чуток, повезло. Думал всё – не найду вас.
Сухоруков с радостью и надеждой смотрит на Ирину.
ИРИНА
А Пахжин где?
СУХОРУКОВ
Нету больше Пахжина. У дороги попали под артналёт и хоронить не надо – раскидало Игорька по деревцам. А меня, вот: повезло – одним словом. Мансуров не возвращался?.. Кулачко?
Ирина отрицательно качает головой. Годовиков весь в поту приходит в себя, слушает, раскрыв рот. Сухоруков кивает на раненных.
СУХОРУКОВ
Ночью, видимо, пробиваться наши начнут из колечка, неспроста налёт-то. До них рукой подать, чувствую… Надо идти, что думаешь? Сидеть нельзя на одном месте.
ИРИНА
А раненные?!
СУХОРУКОВ
А хрен их знает, как чемоданы без ручки! Не знаю! Решай, ты же старшая!
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ
Уходите! Я офицер! Я приказываю вам. Оставьте гранату, наган и уходите! Я всё сам решу…
Годовиков встаёт и тут же падает, садится. Болью его лицо перекошено. Он близок к тому, чтобы потерять сознание, долго силится что-то сказать.
ГОДОВИКОВ
Я могу идти. Я смогу!
СУХОРУКОВ
Скверное дело Годовиков, ну, кто тебя понесёт-то? Сам подумай!
Неожиданно в овраг спускается Мансуров.
МАНСУРОВ
Почему охранение не организовано? Где Кулачко?
Ирина подбегает к Мансурову, пытается его усадить, осматривает рану на затылке, бинтует. Мансуров пытается отбиться от рук Ирины.
МАНСУРОВ
Кулачко где?
ИРИНА
Не приходил.
МАНСУРОВ
Сухоруков в охранение на тот склон!
Мансуров кивком указывает направление. Сухоруков, придерживая раненный бок уходит в охранение. Мансуров подсовывает руки Ирине.
МАНСУРОВ
Давай сначала руки.
Ирина смотрит на руки Мансурова и не знает что делать.
МАНСУРОВ
Потуже стяни, похоже кости сломаны, а нам с тобой до штаба добраться надо. Подбери хвостик, синичка – полетаем ещё!
ИРИНА
А раненные?
МАНСУРОВ
По ручью вниз, а там до реки – сообразим. Не первый раз в армии!.. А, помещик, как настрой? Никому ты в своём имении не нужен, кроме нас, а это, значит: Родины, понял?
Михаил Евгеньевич отворачивается, его подбородок дрожит.
МАНСУРОВ
Тут, что без меня паника была? А-ну, собраться! Отлично перевязываешь актриса – у тебя талант. Кончится война я к тебе на спектакль нагряну, видно, что ты с огоньком! (оглядывается) Пахжин тоже?..
Ирина, не переставая бинтовать, кивает головой в знак согласия.
МАНСУРОВ
Отчего я театр не любил? Сам не пойму. Не верил я там ничему, особенно актрисам. Кричат чего-то со сцены, рожи корчат, а настоящий-то театр здесь!
ИРИНА (заканчивая перевязку)
Поэтому я из театра и ушла. Перестала верить сама себе. Что-то случилось, не смогла больше, искала, самое главное, понимаете? А с руками, что у вас? Буд-то из ладоней мясо щипцами тянули…
Жаринов стонет. Ирина ждёт ответа от Мансурова, придерживая уши  руками, готовая их закрыть.
МАНСУРОВ
Меня, Ир, сегодня тоже впервые мысль накрыла: отчего Иисус с гвоздей не смог оторваться. Можно, если захотеть.
Ирина не находит, что сказать, смотрит со страхом и уважением на Мансурова.
МАНСУРОВ
Ну, что, Годовиков?..  Сам напросился с нами! Терпи! Ну… Мы сможем, иначе, зачем жить вообще?.. Я сейчас, подождите…
У Мансурова кружится голова. Он вынужден зажать свою голову руками, сидит молча. Слышно, как скрипят его зубы, перетираемые сжатыми челюстями. Сухоруков сбегает в овраг. Он встревожен.
СУХОРУКОВ
Немцы!
Мансуров не реагирует, сидит молча. Ирина бежит с Сухоруковым, застывает у края обрыва. Они смотрят вдаль. Сухоруков передаёт Ирине бинокль. Ирина смотрит.
СУХОРУКОВ (с тревогой)
Мансурова гвоздями прибивали?
ИРИНА (не отрываясь от бинокля)
Отстань!
СУХОРУКОВ
Не разберёшь, похоже, с немцами Кулачко. Вон, видишь, еле идёт, вон, его подталкивают. Похоже, это он сюда немцев ведёт…
ИРИНА
Так…
Ирина передаёт бинокль Сухорукову, сбегает в овраг, раскрывает сумку, достаёт гранаты. К ней подбегает Сухоруков.
СУХОРУКОВ
Запал надо вкрутить.
Сухоруков помогает Ирине вкрутить запал в гранату.
ИРИНА
Так. Значит, я дёргаю колечко и всем привет?
СУХОРУКОВ (не понимая, что происходит)
Да.
Ирина что-то обдумывает.
ИРИНА
Значит, Кулачко… Пойду поговорю с ним, думаю, он передумает показывать где вы сидите. Я иногда бываю убедительной, а, Сухоруков? Бываю или нет?
СУХОРУКОВ (не отдавая отсчёт своим словам)
Бываете…
Мансуров приходит в себя, он встаёт на ноги, его пошатывает. Он держится за виски, пытается вникнуть в реальность, смотрит на Сухорукова. Ирина прячет гранату в карман.
МАНСУРОВ (Сухорукову)
Докладывай!
СУХОРУКОВ
Немцы!
МАНСУРОВ
Сколько?
СУХОРУКОВ
Много.
МАНСУРОВ
Сколько? Считать разучился?.. К бою!
Ирина выбегает из оврага, петляя, бежит в сторону от немцев.
Мансуров берёт автомат, подталкивает Годовикова. Годовиков в здоровую руку берёт автомат, начинает ползти к краю обрыва. На взгляд Михаила Евгеньевича Мансуров отмахивается.
МАНСУРОВ
Тебе потом.
Мансуров подползает к краю обрыва, смотрит.
МАНСУРОВ
Хорошо, что актриска убежала.
СУХОРУКОВ
Ага. Взяла эфку и дёру, сказала, что с Кулачко поговорить хочет. Сдрейфила, конечно!
МАНСУРОВ
Что!? Дай бинокль!
Сухоруков передаёт бинокль. Мансуров молча смотрит.
СУХОРУКОВ (суфлирует происходящее)
К ним идёт, дура, сдаётся! Кулачко, точно он. На неё показывает. Смотри, её за волосы схватили…
МАНСУРОВ
Сдаётся? Она же еврейка!..
До Сухорукова доходит весь смысл задуманного Ириной. Сухоруков отводит глаза. Взрыв… Мансуров освобождает глаза от бинокля. Его глаза горят ненавистью, кадык ходит ходуном… Сухоруков съёживается, прячет глаза.
МАНСУРОВ (говорит на родном языке)
Красавица! Ах, какая красавица… Весь род немецкий жрать землю будет, пока не нажрётся, клянусь всеми отцами отцов, которые выводили мой род на свет. Отомщу! И даст мне вышний жизни, пока не исполню я клятву свою! (далее на русском хладнокровно) Уходим!
Годовиков плачет, спускается в овраг, оглядывает всех.
ГОДОВИКОВ
Как же теперь жить-то, а? Я, я люблю её!
Годовиков бьёт себя здоровой рукой по ране, плачет.
Мансуров подталкивает Годовикова к носилкам, а сам нагибается над Жариновым, перекатывает его с носилок, проверяет сонную артерию. Тихо.
МАНСУРОВ
Прощай Жаринов, прости ты нас…
МАНСУРОВ
А-ну, взяли!
Трое бойцов поднимают носилки. Мансуров несёт носилки на предплечье. Годовиков плачет.
МАНСУРОВ
Она (сглатывает слюну) не любит стонов!
МИХАИЛ ЕВГЕНЬЕВИЧ (уткнувшись лицом в носилки, воет тихо и протяжно)
Актриса…

ТИТР:
Актриса Качуевская Наталья Александровна погибла в бою, спасая раненых, 20 ноября 1942 года. В 1997 году посмертно присвоено звание Героя Российской Федерации. В честь Натальи Качуевской названа открытая в 1972 году малая планета 2015 Kachuevskaya.