Розовый джинн из синей бутылки. Глава 11

Глава 11. Крысеныш Костябка
 
      «Умойся, ешь, иди в школу, положи, принеси, повесь одежду в шкаф, сходи в магазин, помой посуду, вымой руки, сделай уроки, покажи дневник», - каждый день она повторяла одно и тоже, почти в одно и тоже время, словно я был мальчикомашиной, которую мама Эмма заводила по утрам, как старый будильник, который стоял рядом с микроволновкой.
 
      Наверное, оттого, что я не сопротивлялся, она почти не замечала, что во мне есть мое время, и оно тикает не так, как ее. Я боялся и слушался. Мы жили молча, если она не ругалась. Она ходила на какую-то йогу вместе с тетей Людой по выходным. А я в школу, домой, в художественную школу, чтоб ей пусто было, иногда гулял с Мякишем. Но редко, много гулять мама Эмма не разрешала: «Сиди дома и учи уроки», - говорила она.
      «Хоть бы кота завели или собаку», - тоскливо думал я. Но знал, что это невозможно. Она не любила животных.


      И вдруг совершенно неожиданно у нас появился необычный жилец. Его принесла тетя Люда на Новый год. Мы оторопели, когда она появилась перед накрытым столом с тортом в одной руке и клеткой с хомяком - в другой. Вот это подарок!..
     - Фу, какая гадость! – сморщилась мама Эмма. – Зачем это, Людмила Ивановна?! Ты же знаешь, я не люблю зверей,  тем более крыс!
     - Во-первых, это не крыса, а хомяк! Во-вторых, Эммочка, грызуны – на счастье! На счастье! И Лешику веселей будет! – капризно повторила она, сунув клетку в руки Эммы Станиславовны, та, как автомат, передала ее мне.
     – Завтра отнесешь эту крысу в школу!..
     - Сейчас каникулы! -  возбужденно выпалил я. – В школе никого нет!
     -  Тогда после каникул.


     Я, счастливый, убежал в свою комнату. Хомячок был забавный. Черное  пятнышко на передней части серого тельца было похоже на жилеточку, а сам он - на умного старичка-кучера из фильма про Золушку, с загадочно блестящими глазками, розовым носиком и постоянно шевелящимися, мерцающими усами. Розовые лапки точь-в-точь ручки с пальчиками. Клетка была малюсенькая. Я тотчас вспомнил, что в кладовке пылится старый мутный аквариум, заложенный газетами, и решил переселить его в новую «квартиру».

      Пока мама Эмма, Людмила Ивановна и Света Николаевна с мужем Егором Павлычем празднично сидели перед салатами, апельсинами и телевизором в ожидании речи президента, я прокрался в кладовку, достал аквариум, вымыл его тряпочкой и перетащил в свою комнату. Там настелил бумажек на дно, выстриг для подстилки теплый лоскут из старой шубы мамы Эммы, которая висела и пылилась в кладовке (если бы я знал, что мне за это будет!..). В крышку от мыльницы насыпал геркулеса, в капроновую крышку налил воды и переселил хомяка в новую квартиру. "Ну, как тебя назвать?"


    Хомячок быстро всё обнюхал и стал яростно царапать стекло в углу, пытаясь выбраться наружу. Зря, царапка, свободы тебе не видать. Стекло толстое, его не процарапать! Поверь!
    Но хомячок не верил, отдохнув, он снова яростно царапал стекло, уткнувшись носиком в угол. «Смирись! Так ты заболеешь и умрешь», - пытался я уговорить его. И подумал, что я в своей жизни тоже чем-то похож на этого хомячка. Также мечтаю вырваться на свободу, но куда?..
     «Дурачок, даже если я сейчас выпущу тебя на свободу, это будет клетка моей комнаты! На улице тебя раздавит машина, или съедят кошки, или помрешь с голоду. Зачем тебе такая свобода? Ты не Великий Костя, который ничего не боится, ты - Костябка, маленький Крысеныш Костябка, мечтающий о свободе. Жалко, что маме Эмме не доказать, что ты не крысеныш, а хомяк. Она видит в тебе крысеныша», - уговаривал я.


      Хомячок затихал только на ладошке, когда я брал его из аквариума и гладил пальцем по пушистой мордочке и спинке. Он замирал, жмурился, мерцая усами, смотрел мудрыми кроткими глазками, крошечные лапки как ручки доверчиво держали мой палец. Я вздыхал и с радостью думал: «Ну вот, теперь хоть кому-то я нужен. Свободы нет, Костябка, смирись, главное, найти того, кому ты нужен просто так, за то, что ты есть, а не за то, что ты хорошо учишься и ходишь в художественную школу…».
    
     Но Костябка не смирился. Он день и ночь царапал угол в аквариуме до конца каникул, пытаясь вырваться на свободу. Я зря надеялся, что мама Эмма забудет про него, после каникул она сказала:
     - Спроси у ребят, может, кому нужен этот крысеныш? У вас есть в школе живой уголок?
     - Нет у нас никакого живого уголка! – ответил я.
     - Или пристраивай, или выкидывай! Мне эта вонь в квартире надоела! Иначе я выкину его сама!

     В школе я предложил Костябку Мякишу, как от сердца отрывал.  Мякиш обещал спросить у матери разрешение. «Конечно, разрешат! Ему бы, Мякишу, не разрешили!.. Ему всё, пожалуйста», -  с завистью думал я, возвращаясь из школы.  Заглянул в аквариум и охнул. Костябка лежал в мыльнице на спине,  носом и лапками кверху, как в гробике. Помер!.. Надо же, умер, как человек, не смирившись с тюрьмой…


      Ночью я долго не мог уснуть, оплакивал хомячка. Слезы  затекали в уши, от них я глох, казалось, столько слез не бывает, а они все лились, я содрогался, пытаясь проглотить душащий ком в горле. И вдруг я понял, что вместе с хомячком оплакиваю себя. Ведь это я - Крысеныш Костябка в жизни мамы Эммы, она никогда не увидит меня другим.

(Продолжение гл. 12)