Дезертир

I.

- А я сегодня Дэзика видел!... - как-то задумчиво-удивлённо ляпнул Пашка.
- Кого?... Его?! ...
- Ага, Дезертира...

Мы сидели в располаге, в относительном тылу, занимаясь тем, чем обычно занимаются в войсках, когда нет боя и есть свободное время: капитан Жека с позывным Умник нашивал на разгрузку дополнительные петли, чтоб взять с собой ещё один ствол, лейтенант Лёха с позывным Гусар на выданном телефоне сохранял очередную свою поэму в виде черновиков СМС, я пытался читать вузовский учебник по истории архитектуры, и только капитан Сотник, Пашка, только что вернулся с боевых.

Я с укоризной посмотрел на Пашку. Вообще-то видеть Дезертира - плохая примета. Не такая плохая, когда он приходит к тебе, и, конечно, совсем не такая, как когда Дезертир встречается и спорит с Мародёром (ибо если Дэзик срётся с Мариком - значит, совсем сейчас здесь будет полный гаплык), но всё же. И Пашка Сотник эту примету знает не хуже, чем я, и знает, что все вокруг знают эту примету и эту сугубо-солдатскую страшилку, не хуже гроба на восьми колёсиках для пионеров или чёрного альпиниста для туристов, и не меньше меня обеспокоен боевым духом батальона, но всё же заговорил об этом...

- Где?!?!

- Да с той стороны ленточки, через прицел...

Отлегло. Я сам видел Дезертира. Последний раз в начале августа 14-го. Под Харцызском.Я тогда ещё был каменщиком в "Ритуальных услугах", и от бессилия и злобы только сжимал кулаки. А он сидел на броне бэтра вместе с всучьими аэромобильщиками, и набегающий ветер трепал его длинную седую бороду и длинные седые патлы, выбивающиеся из-под каски. И тогда смутная тень надежды поселилась в моём сердце. Оказалось, что надежды на Иловайский котёл и Амвросиевский разгром.

Вот поди ж ты, Дэзика видел, а Марика не приходилось.

- И что он делал?

- Кормил всучат-танкистов и артиллеристов. Из котелка кормил, своим. Долго, должно быть, уже там.

По легенде, Дэзик очень хорошо готовит. И любит мыть посуду. Но сам не ест - нет, если нужно, там, показать, что не отравлена, что вкусная, съест ложку-другую, но как бы через силу. Просто не хочет. Всегда есть не хочет. А солдату вкусная и питательная жрачка всегда достаются крайне редко, потому к Дэзику всегда тянутся рядовые. А он смотрит, рассказывает и выбирает.

- И как?

- Не, не убили. Поели и вместе куда-то пошли.

- А жаль.

По легенде, Дэзик приходит в те войска, которые скоро будут драпать. Приходит не только как сигнал, что скоро беда, но и для смены. Дезик, в отличие от Марика, смертный. И тот, кто убьёт Дэзика, очень скоро, от часов до суток, сам станет Дэзиком. Дезертирует, забудет себя, вспомнит, возьмёт в себя всё про прежних Дэзиков, обрастёт длинной седой бородой и спутанной шевелюрой, и станет ходить вокруг всех войск и войн, готовя вкусную еду и рассказывая свои увлекательные истории.

- А хоть какое рассказывал?

- Побойся Бога, там больше километра расстояние!

- Не, что не слышал, то ясно, какое? Грустное или весёлое?

По легенде, Дэзик всегда хороший рассказчик. И если рассказывает, то невозможно не заслушаться. И если рассказывает весёлое, то будет впереди очень страшное, но большинство слушателей потом выживут, хоть и дезертируют, чтобы потом сравнить и порадоваться тому, что они живы. А вот если рассказывает грустное, то после того, что впереди, большинству слушателей не жить...

- Смеялись...

- Это хорошо, что смеялись, нам упорного сопротивления не надо.

- Вот и я о том же. А что, командир, есть хоть какая-то надежда на Приказ?

Я только вздохнул и развёл руками. Даже в своём, офицерском кругу мы старались лишний раз не обсуждать этот вопрос, а так как нелишних разов уже три года не предвиделось - просто молчали. А смысл попусту воздух сотрясать?...

Хотя, если Сотник видел через прицел с той стороны ленточки смешащего Дезертира...

*   *   *

II.

Я - Дезертир, я братец Мародёра. Нас трое было. Трое нас и есть. Нас проклял и отрёкся младший, Воин, Забыв родство для глупого слова Честь....

Вот не даётся мне ритм в последней строке, уже вторую сотню лет не даётся... Хотя да, нас всегда по жизни было трое. Мародер, старший; я, средний, Дезертир, и младший, Воин. И Воин нас действительно проклял. И с тех пор мы порознь, хотя всегда где-то рядом.

Умом я понимаю, и даже, порой, кажется, вспоминаю, что не всегда я был Дезертиром, что где-то и когда-то, в слепяще-жёлтых песках, где жара и сушь, и где вода - это жизнь и радость, а не хлюпающая под ногами, тающая и затекающая во все щели и стынущая ледяной коркой на ветру жуть и смерть, в полной противоположности этим степям Донбасса я ещё не был Дезертиром, но стал им... Но так же я уверен, что мы были всегда. И что всё в этом мире - с нами и о нас. И даже Каин и Авель - это Марик и я, и только легенда переврала, спрятала третьего нашего брата, Воина, и даже имя его забыла...

Я иногда лихорадочно пытаюсь вспомнить это его имя. Ненавистное, жгущее самим фактом своего существования имя. Ведь всегда - всегда! - мы с братом не можем простить младшенького, выдумываем и строим ему козни ода страшнее другой, мечтаем убить его, предать, продать, сжечь, смешать с землёй и развеять по ветру, а, когда встречаемся - оказывается, что мы - бестолочь, суета и виновны по жизни, а он - во всём прав, что мы в дерьме по уши и вообще на грани своего существования, а он прав, в силе и славе, и только на него одного у нас и может быть надежда.

И он выговаривает нам, жжёт, хлещет с размаху словами - нет, не по щекам, по самолюбию, самоуважению, по основам понимания жизни, - а потом спасает нас, проклинает и уходит. И мы с братцем опять остаёмся в нищете и бесполезности, остаёмся начинать всё с начала - и ненавидеть его как в первый раз...

Я хожу по войскам, я хожу по полям битв и обозам, я смотрю на солдатиков и вижу. Вижу, что не попадаю я никогда туда, где в каждом из солдатиков больше Воина. Нет, по частям есть и Воин, есть и Марик, есть и я. Хожу, кормлю, понимаю и развлекаю. И выбираю.

Мне нужен такой, в котором Воина осталось ровно настолько, чтобы подчиняться нам, Мародёру и Дезертиру, но в то же время быть готовым ради своих идеалов сделать неприказанное - убить меня. И тогда я буду прощён, и тогда я смогу перестать быть Дезертиром, стану просто грешным, слабым, хнычущим существом, предавшим лучшее в себе - Воина - ради того, чтобы не было больно и стыдно. Отчасти Каином, бросившим в меня камень. Отчасти камнем, который летит в обижающего самим фактом существования своего. Нет, не Человеком. Но душой заблудшей, которая, быть может, сможет заслужить право на прощение.

Потому что нет права на прощение у ненавидящих творящих добро тебе. Как нет права на прощение у меня и Марика, ненавидящих Воина, но принимающих помощь его каждый раз. И чем больше я думаю об этом, тем больше моя надежда, становящаяся почти уверенностью, что скоро - ой как скоро! - я своего убийцу-сменщика найду. И точно вспомню имя младшего брата своего. Хотя последние дни мне кажется, что я всегда знал имя его, ибо имя его - Рус.