Гибель Прекрасного

Чудовища становятся вокруг Прекрасного, смеются и ждут его гибели. Когда Прекрасное погибает, чудовища ищут новое Прекрасное, обреченное на гибель. Чудовища не умирают, они перерождаются в сверхчудовищ. Прекрасное не возрождается, оно создается с нуля.

                1

день

Я ничего не знаю о жанрах. Думаю, что первобытный человек не думал о том, к какому жанру относится его первое изречение. Сам факт произошедшего должен был шокировать его, а после обрадовать. Ведь даже первобытные могли радоваться новизне, которая по крайней мере не убивала их.
А в каком жанре Вселенная создала саму себя? В жанре самоизвержения? Может быть, в жанре бесконечности пустоты? Нет, я ничего не знаю о жанрах. И я предпочел бы остаться свободным в своем невежестве относительно подобных вещей.
Сегодня Прекрасное посетило меня внезапно в образе прошу-для-себя-немного-уверенности. И если мысли материализуются, то сегодняшнее Прекрасное доказывает мне, что мысль о нем очень сильна.
Зачем ему уверенность? Уверенность подавляет красоту, гасит очарование, привлекает внимание обыденности, иногда чудовищ… Хотя последних, конечно, больше привлекает беззащитность Прекрасного. И, как ни крути, как не выстраивай бетонные стены вокруг сердца, можно даже называть это уверенностью, но чудовища найдут тебя… рано или поздно… Если, конечно, Прекрасное в тебе еще живо.

                ***

Зимнее солнце - это просто какая-то насмешка. Оно такое яркое, но совершенно не согревает. Оно словно дразнится: “Подожди, посмотри на меня, я тебя согрею… но не сейчас. Нет, не сейчас. Всему свое время.” И ты ждешь, надеешься, когда явится ТВОЕ солнце, когда оно будет искренним, способным сдержать обещание, дать тебе тепло, дать тебе Прекрасное…
*Здесь писатель замыкается в себе, уставившись в стену. Сил хватает лишь на то, чтобы поддерживать рукой голову, чтобы она не отвалилась к черту.*
Какой смысл во всей этой холодной пелене самообмана? Срывай с нее мантию снова и снова, но никогда не добьешься ее обнажения. Истины нет! Ее не придумали. Те, кто живы - слишком ленивы, тот, кто не обладает самосознанием - не владеет и понятиями, а тот, кто мертв - утратил право голоса. Ему проецировали это откровение - жизнь! Но он был ленив и жаден, скуп на слова, скуп на мысли. К мертвым мы не взываем. Мертвые поглощают Прекрасное, что по своей силе равноценно самой жизни. Нет. Мертвые нас не интересуют. Нас интересует память о них, те вульгарные моменты, что разоблачают нашу страсть к самоистреблению.

                ***

Мне захотелось выйти на воздух, несмотря на колющий морозец. Ветер снова пытался меня сокрушить, сбить с ног, вмять в столбы, поднять вверх и с триумфом сбросить вниз. Бешенство снежинок вихрем устремилось в мое лицо, за воротник, в капюшон: это щекотно и смешно. Какая-то пухлая женщина кивает и говорит в трубку “да, в деревне”. Молодой мужчина в красном трико на костылях стоит у супермаркета и всматривается в снег, словно выбирая между вариантом “продолжить путь” и “остаться здесь”. Уборщица смотрит на меня, как на ненормального, когда говорю ей “спасибо” за утреннюю уборку. Все это элементы реальности, которые кажутся абсурдом. Но другой реальности у меня сейчас нет.



вечер

Мой отец не всегда был сволочью. Иногда он водил меня за ручку в детский сад. Однажды он даже подарил мне цветные карандаши на новый год. Я попросил его об этом. Он тогда очень гордился собой. Только с возрастом я осознал, что довольно странно получать в подарок на день рождения или новый год канцтовары или повседневную одежду, которую родители должны покупать ребенку и в обычные дни.
Еще мой отец любил повторять различные идиотские фразы своего отца, например: “Кости есть, а мясо само нарастет.” Совершенно неудивительно, что за последние пятнадцать лет мы ни разу не поинтересовались друг у друга, как у нас дела. Я всегда был в поиске Прекрасного, он - в поиске других чудовищ подобных себе. Лучшим решением для нас было разойтись: к взаимному уничтожению мы были тогда не готовы…

                2

день

Мне кажется, что будучи подростком, я понимал себя гораздо лучше. С возрастом заблуждения о самом себе становятся глубже. Когда ты ребенок, тебе не страшно умереть за идею, потому что ты ничего не знаешь о смерти, а твоя идея совершенна. Прекрасное истончается с годами, как неплотная ткань, которую используют изо дня в день. В какой-то момент ты понимаешь, что Прекрасного больше нет, на его месте зияющая дыра, черная, страшная, мокрая, холодная. Тебе даже смотреть на нее тяжело, не говоря о том, чтобы протянуть руки и попытаться заполнить хоть чем-то эту пустоту. И все начинается с самого начала. Ты бродишь по миру среди одинаковых тел, грубых и монументальных. Стараешься разглядеть среди куч мусора крупицы Прекрасного, хотя бы отдаленно напоминающие жизнь.
Так опасно на секунду остановиться в толпе, замереть, прислушаться, увидеть, как голые ветки мечутся из стороны в сторону на фоне неба: оно такое грустное, вневременное. Тебе хочется схватиться за него, не вырвав ни кусочка, плыть, зацепившись, словно за конвейерную ленту, и плевать, что в конце пути можешь оказаться НИГДЕ. Прекрасное внутри этого неба, стоит лишь поднять голову и пустить слезу. Слезы преломляют действительность, отражают свет по-новому, ты можешь увидеть невиданное, освободиться от толпы.
Небо не станет сопротивляться, ему все равно. Облака будут просачиваться через поры на твоем лице, твоя кровь приобретет небывалую свежесть, легкие будут разрываться от восторга, но твои мысли будут заморожены, потому что они больше не нужны тебе здесь…
Ты открываешь глаза и мягко смотришь по сторонам: небо вернуло тебя, и ты понимаешь, что время восстановилось. Бытовые вопросы обрушиваются на тебя снова, будто ведро ледяной воды. Шум города зловещ, ты зажимаешь уши руками, но это не помогает. Толпа несет тебя вперед, нервно подталкивая, с издевкой шепча: “Иди. Иди. Иди. Скорее. Скорее. Скорее.” И ты идешь, идешь, идешь. Скоре. Скорее. Скорее. Это никогда не закончится. Чудовищам все равно, сломаешься ты прямо сейчас или, скажем, завтра. Жертвы будут всегда: мелкая мошкара в паутине, польстившаяся на сладенькое… или гнилое.

                ***

Звук работающего обогревателя. Это похоже на горячий египетский ветер в середине июля. Конечно, сложно представить себя в Египте, сидя в подвале посреди всей этой чертовой техники. Хочется заорать и разбить всю это дребедень, чтобы щепки летели во все стороны, а потом прыгать, прыгать, прыгать на этой куче пластика и стекла, получая удовольствие от собственного безумия.
Мое начальство предпочитает считать меня роботом, нежели существом из плоти и крови. В наше время никому нет дела до чужих ощущений. Некоторым и свои собственные ощущения неведомы. Бедняги. Эмоциональные инвалиды. Иногда проще запереть себя в кокон, чем лоб в лоб столкнуться с неприветливой реальностью. Но и у них нет другой реальности… сейчас.

                ***

Грязное тряпье несется по городу с таким видом, словно высший разум вложил в его тряпичный мозг цель: во что бы то ни стало достать целлофановый пакетик для демонстрации его другим высшим разумам, ведь последнее, что они видели перед своей многовековой спячкой - это появление первой на Земле обезьяны.

                3

день

В юности мне часто являлись демоны после полуночи. Они материализовались из ничего, ткали сами себя из темноты комнат, лишь смазанными очертаниями выдавая свое присутствие. Наверное, они приходили просто посмотреть на меня, понаблюдать за моей мятежной душой, но языческие символы на моем теле отпугивали их, и демоны отступали, прятались. Позднее символы извратили свою суть, они стали приманивать чудовищ, излучая странное свечение, словно из могилы. Я заметил это не сразу,  интуиция помогла мне отделять одно явление от другого, создавая таким образом своеобразную ментальную пряжу из своих мыслей. Издалека почуяв пульсацию чудовищных шагов, я отказался от символов. Безжалостные ищейки потеряли мой след… на какое-то время.
Тогда я сам не понимал, что взращивал в себе Прекрасное. Я не ведал, сколько уходит на это психической энергии. И, конечно же, я не мог бы почувствовать, в какой момент Прекрасное сформировалось окончательно. Мне бы стоило оберегать взращенное таким трудом, но я терял его снова и снова. Временами я восстанавливался, после чего мог отправляться на очередные поиски того, что считал в те годы благом…

                ***

Пожилой мужчина лет восьмидесяти на вид заходит в книжный магазин, протягивает продавцу наручные часы и просит его вскрыть заднюю крышку.
- Но у нас не ремонт часов, - недоуменно отвечает молодой
человек. В нем нет раздражения, скорее ситуация кажется ему немного странной.
- Это я знаю, но вы просто попробуйте открыть, мне нужно заменить батарейку, - почти с отчаянием и очень тихо говорит старичок.
- Но чем же я ее вскрою? - спрашивает уже с жалостью к своему собеседнику продавец.
- Понятно, - мужчина глубоко вздыхает и уходит прочь в поиске человека, который сможет ему помочь.
Для этого старика футуристическое уже здесь. Он выходит в мир, который теперь с трудом удается опознать, как действительный, в мир, где никто не может вскрыть наручные часы.
Продавец начинает думать о том, каким он сам будет лет через пятьдесят, если доживет, конечно. Уже в настоящем ему кажется удивительным, что книжные магазины все еще существуют, в то время, когда цифровое берет верх над материальным. Не станет ли он таким же нелепым и беспомощным стариком, который выйдет однажды из дома в поисках человека, который продаст ему настоящую книгу. Если бы Вирджиния Вулф родилась на сто лет позже, ее мироощущение пошатнулось бы гораздо раньше, потому что темпы современной жизни многократно опережают наши возможности, а творческие люди такие чувствительные, им тяжелее всего в этом черством мире. Технический прогресс подобен нашествию саранчи. И если вы никогда не видели этого бедствия своими глазами, то легко можете найти подходящее видео на YouTube.

                ***

Женщина, мать двоих детей, обучающихся в средней школе, как громом пораженная, остановилась у края большой лужи. Снег ночью снова подтаял, а городские службы решили подождать, когда вода снова примет твердое состояние по неизменным законам природы. Тучная, некрасивая, с красной лакированной сумкой в руке, которую неудобно повесить на плечо, в потрепанных сапогах с низким каблуком и бордовом пуховике, имитирующем наличие талии за счет дугообразных швов на спине, женщина впервые в жизни испытала желание не обходить лужу, а упасть в нее, хлебать грязную жижу, громко чавкая и посылая прохожих куда подальше. В этот момент она почему-то вспомнила, что уже два месяца совсем не брила ноги. А для кого? Для своего мужа, которому пузо мешает управлять автомобилем? Для начальника, который начинает облизывать потрескавшиеся губы, когда смотрит на упругий зад мальчишки-курьера? Для репетитора дочери по английскому, который со своим зрением слона от скрипки не отличит?
- Когда я перестала верить в красоту? - едва слышно пробормотала женщина, глядя на муть и кусочки тающего льда у себя под ногами. Неожиданно она взглянула на свою безобразную красную сумку и с холодной яростью швырнула ее в лужу.
- Пора купить новую! - гордо сказала она, развернулась, словно по команде и бодро зашагала в сторону автобусной остановки, больше не обращая внимания на особенности тротуаров и окончательно забыв про свои небритые ноги.

вечер

Могут ли мысли разных людей в разных точках Земли стремиться навстречу друг другу, словно светлячки, летящие к общему источнику света? Могут ли эти мысли соединиться в более-менее понятную концепцию о человечестве? И если они оторваны от реальности так же, как некоторые из нас, то в праве ли мы присвоить им ярлык “незначительные”?
Женщина, довольная покупкой новой сумки, сталкивается с грустным стариком на выходе из торгового центра. Что-то золотистое выпадает у старика из рук, и женщина, считая себя неуклюжей, нагибается для того, чтобы поднять эту вещицу. Она понимает, что это наручные часы, очень старые, стрелки которых застыли в ожидании, а стеклышко корпуса испещрено мелкими царапинами.
- Простите, я вас совсем не заметила. Вот ваши часы, надеюсь, они не разбились из-за моей неловкости, - дама протянула мужчине его часы и ее щеки немного покраснели.
- Ничего страшного. Они уже давно не ходят. Сегодня мне захотелось вернуть их к жизни, но я не смог открыть крышку, чтобы заменить батарейку. Это оказалось сложнее, чем я думал, - сказал старик, приняв от женщины свои часы и покрутив их в своих морщинистых руках.
- Вы серьезно? Дайте-ка сюда, - она нахмурила брови, рассматривая металлический корпус, - Подождите секунду. Здесь должна быть небольшая ямка, ее нужно поддеть чем-нибудь и крышка откроется. Главное, найти подходящий острый предмет, - а про себя подумала, что все-таки не растеряла всю свою практичность, вовремя вернувшись за выброшенной сумкой. Она достала ее из лужи, словно мертвую рыбу, переложила содержимое в карманы пуховика, благо вещей было немного, после чего что есть силы швырнула сумку в подтаявший сугроб. Среди тех вещей была острая розовая пилочка для ногтей. - Вот так, - она подковырнула пилкой крышку. - Теперь готово, - сияя от радости, женщина демонстрировала старику его часы. - Теперь вы можете, как вы сказали, вернуть их к жизни.
- Бог ты мой! Спасибо, дорогая, - с нежной теплотой в голосе, чуть ли не плача, промолвил мужчина.
В этот момент, пожалуй, эти двое и сами вернулись к жизни.
В то же время косматое чудовище с трехдневной щетиной на другой стороне улицы повернуло голову в их сторону…

                4

день

Когда остаешься совсем один, то перестаешь думать о завтрашнем дне. Глупо строить планы на одинокое существование в будущем, когда в тебе так много любви, но не с кем ею поделиться. Мир не жесток. Люди жестоки. А любопытство - самое страшное в них. Только из любопытства мы готовы смотреть, как умирает ближний, смотреть на гибель Прекрасного только ради того, чтобы знать, как это бывает. Лучшие в мире вещи гибнут, зажатые по углам, издавая предсмертные хрипы, захлебываясь чувством несправедливости. Давно прошли те времена, когда людям можно было что-то доказать, взять обеими руками за плечи и повернуть в правильном направлении. Если вы живете здесь и сейчас, будьте готовы к тому, что ваши еще нерожденные дети уже запрограммированы на остервенелое и неограниченное потребление. Экономика хочет жить, становясь осязаемой, осуществляя сбыт миллиардов тонн пластика, красиво оформленного под вашу новую мечту. Я так и вижу, как в одно и то же мгновение в разных точках планеты двурукие существа берут в ладошки свои новые мечты и восклицают: “Ах, как прекрасен мир! Да здравствуют технологии двадцать первого века!”
Тут же мы быстренько отматывает историю на несколько миллионов лет назад, где обезьяна удивленно и радостно смотрит на палку и говорит: “Ой!” Ну разве это не очаровательно?!

вечер

Метель и не думала прекращаться. Сколько килограммов шерстяных вещей нужно обмотать вокруг себя, чтобы согреться в этом ледяном аду? Какой идиот решил осваивать эти земли? Здесь даже спустя тысячи лет невозможно жить, не впадая в уныние. так обидно просто находиться здесь, когда на Земле такое огромное количество уютных и приветливых мест, пригодных для жизни.
Читая заметки русских поэтов столетней давности, я нахожу забавными их жалобы на холод, сырость, тоску, постоянную темноту за окном. Что же добавилось к этим безрадостным картинам бытия в наше время? Пожалуй, несколько десятков киловатт электрического света на душу и, конечно же, наши пластиковые мечты.
Протяжный многочасовой гул эскалатора.  У него своя песнь: вчера, сегодня, завтра, всегда… Я мысленно строю музыкальные интервалы от этого звука, а после негромко напеваю получившиеся секунды и терции. Хочется делать это снова и снова: “Дууу-дуууу, дууу-дууу”.  Энергичная музыка в торговых залах не позволяет посетителям быть застенчивыми, она окутывает их с ног до головы, задорно подталкивая к новым приобретениям.
Множество людей прекрасно осваиваются во времени, не прибегая к хитрым приемчикам, успешно заманивая собеседников в паутину своих мыслей. У них все замечательно, если маска не слетает с лица в неподходящий момент. Меня всегда удивляла их неспособность увидеть себя внутри временной воронки, извлекать свое сознание из этого бурного потока, ставить свою маленькую фигурку посреди темной пустой комнаты и подвергать всяческому анализу. Они не могут увидеть себя вне времени, потому что сплетены с ним неразрывной связью.
Что касается меня, то я никогда не был на “ты” со своими часами. Время смотрит на меня отстраненно, с холодком во взгляде, в котором проскальзывают блеклые обрывки моего образа. Оно словно говорит кому-то: “Да, мы изредка соприкасаемся, но каждый сам по себе”. Мы подобны двум озверевшим молекулам, которые всегда буйствуют где-то рядом, но знают, что столкновению не бывать. Когда я обрету свое время, для меня все будет кончено.

                5

день

Невозможно достоверно описать ощущения зарождения нового Прекрасного, но если вы готовы к поиску новой любви, то обязательно почувствуете в себе эти трепещущие ростки. Достаточно окрепнув после потрясений, вас на какое-то время оставит тревога из-за присутствия хищников, которые вечно на вас охотятся. Сила дает чувство безопасности, хотя это, конечно же, одна из популярных в наше время иллюзий. Если вы боитесь скептиков и готовы расстаться ради них с мыслями о собственном счастье, лучше сразу бросайтесь под мост, на давая миру зря тратить попытки на явление Прекрасного глазам вашего сердца. Один плохой день не может отравить существование всего мира, нужно иметь волю, чтобы осознать это и дать себе шанс продолжить движение завтра.
Сознания окружающих - это маленькие огоньки на фоне неба, иногда они становятся одним цветом с вами, и вы можете немного полетать вместе, но если вашего общего света становится очень много, вы уже не можете отделиться друг от друга. Когда два ядра Прекрасного сливаются в одно, они образуют Сверхпрекрасное. Это мы и привыкли называть Любовью…


ночь

Пропасть времен... По краям
Ты и я. Смотришь сквозь меня.
Заряжены на смерть или любовь:
Выбирай!
Слова будут лишними,
В этом хаосе я
Чувствую лишь тебя
Кожей.
Долго. Несбыточно. Опасно.
Триумф стереотипов.
Жажда бесконечности
Чувств.
Брось. Уходи. Не тревожь.
Каменное сердце расколото
На куски, и мир
Умирает...
Что моя боль для тебя?
Я из тонкой материи
Создан.
А ты???
Кинь цветок в пропасть,
Узри гибель прекрасного,
И пусть время станет безымянной могилой
Моей любви...


январь - февраль 2018


Рецензии