Пустой вагон

               

За тусклым стеклом мелькали городские окраины: длинный забор промзоны с граффити, свалка металлолома, ряд гаражей, грязная дорога тянулась вдоль ж/д полотна и мужик в оранжевой куртке вперил в состав равнодушный, усталый взгляд.
Проводница двигалась по своему вагонному царству с достоинством владычицы и, казалось, могущество всех акционеров РЖД вместе взятых, не в силах было сдержать напор её большого тела, что теснило, распирало форменную куртку, готово было вывалиться наружу, и пока она проверяла мой билет, я со страхом косилась на несколько блестящих пуговок, которые, по идее, должны вот-вот отскочить. Билет мой был до Синедара. Проводница пожелала счастливого пути, и подобие улыбки мелькнуло на её царственном лице.
Кто-то закопошился сзади, укладывая вещи. Пассажиру давалось это с трудом, он сопел, то и дело толкая меня в спинку. Я отодвинулась, толчки не прекращались. Я повернулась и попросила быть поаккуратнее.
– Вам не мешают, женщина, – огрызнулся пассажир, – сидите себе, у меня такой же билет как у вас, между прочим, и мне надо вещи уложить.
– Вообще-то, багажник для сумок там, – показала я рукой, как можно спокойнее.
– И советов у вас не спрашивают, – рявкнул мужик, – не нравится, переходите в СВ.
Он с тройной силой продолжил борьбу со спинкой моего кресла. Я вздохнула, постояла между сидениями, ответив улыбкой на сочувственный взгляд соседки, и вышла в тамбур. Поезд набирал скорость. За окнами уже мелькали леса, покрытые снегом; небольшие селения, названия которых прочесть невозможно; шлагбаумы, переезды; вот заглохший самосвал на дороге и водитель медитирует перед капотом; мальчишки, катавшиеся с ж/д насыпи, махали поезду. Я решила пройтись по составу. Ехать еще долго, так что можно проверить как у них тут, узнать где вагон-ресторан, а может и правда, перейти в другой вагон.
Оглушительный грохот сдавил сердце. Пахнуло холодом. Пол зашатался под ногами. Я всегда очень боялась проходить эти межвагонные пространства. Захлопнув дверь, я оказалась в другом вагоне. Он был таким же сидячим, но народу гораздо больше, и свободных мест не наблюдалось. Следующим был купейный, проходя по ковровой дорожке, я старательно обогнула девушку с ребенком, которая показывала малышу серого волка в окне. Все двери, были закрыты, кроме одной, где сидела большая шумная кампания. Выделялся один визгливый голос женщины, показавшийся неприятным. “Вот какие еще соседи бывают” – успокоила я себя. Дальше был вагон-ресторан и я попросила чаю. Девушка за стойкой налила кипятка в стакан. Чайный пакетик, два кубика сахара и тончайшую дольку пол-лимона она уложила на блюдце, не отвлекаясь, однако, от разговора с напарницей, они обсуждали какого-то Максимова. Не считая,  девушка сгребла мою мелочь – карты не принимали.
Я поставила стакан на дрожащий столик. Раздалось знакомое каждому, классическое и можно сказать, фирменное дребезжание подстаканника. Я уселась, опустила в горячую воду пакетик, лимон, а сахар решила не класть. Зал был пустым, лишь в углу пил пиво задумчивый человек в сером костюме, наверное, командировочный. Покончив с чаем, насмотревшись вдоволь на снежные поля, я решила пройтись дальше.
Пространство следующего вагона было гораздо длиннее и, главное, шире предыдущего. У входа все было завалено столами и стульями, вычурными, даже с позолотой, мебель расставляли официанты.  “Это, должно быть, VIP-зал ресторана”, – решила я. Охранников не было, так что без труда  удалось  проникнуть внутрь. Я принялась внимательно разглядывать зеркала по бокам вагона. Конечно, это их сложная конструкция производила впечатление такого размаха, но вагон, действительно, казался бесконечным.
Потом я увидела музыкантов. Судя по всему, был перерыв в репетиции, они пили кофе и болтали. Ближе всех ко мне стоял парень лет тридцати, в синей майке, должно быть скрипач – инструмент подрагивал на соседнем стуле.
– Я так обожаю Моцарта, – неожиданно для себя сказала я.
Все замолчали. Выдержав паузу, скрипач обернулся.
– Правда? – спросил он. – Что конкретно вы любите? Может мы вам сыграем?
– Реквием! – брякнула я, первое что пришло в голову, – Реквием можете?
Музыканты  захохотали.
– Конечно можем, – воскликнул скрипач, – только слезы, только минор.
– За работу! – хлопнул в ладоши пожилой дядечка в очках, – наверное их дирижер.
Музыканты взяли инструменты. Дирижер взмахнул руками и чистые прекрасные звуки перебили грохот вагонных колес, крики официантов, звон посуды, музыка заполнила пространство вагона, полилась куда-то вдаль. Впрочем, мелодия совсем не походила на Моцарта, кажется, это был Radiohead и скрипач подмигнул мне. Пожав плечами, я двинулась дальше.
За оркестром начинался пустырь. То есть, так я назвала бы это место, находясь на улице. Половое покрытие весьма удачно имитировало высохшую на солнце траву, уплотнения местами напоминали кочки. Дальше шел плавный спуск, и я увидела нечто очень похожее на высохший пруд, а за ним и совсем уж невообразимое – недостроенная или может уже разрушенная, пятиэтажка с выбитыми стеклами. Изощренные вкусы у этих богачей, – подумала я, – сколько же надо денег вложить, чтоб так реально воссоздать окраину какого-то поселка и главное – зачем? В открытой двери подъезда, что казалось, шаталась на ветру, торчали  козлы, обляпанные краской. Стоя на возвышении, я принялась снимать на айфон этот дом, пруд, покрытие на полу, отдельные фракции которого – можно сказать, былинки, – колыхались. Я стала снимать пейзаж через них, пытаясь, хотя бы с помощью видоискателя понять, что тут не так, обнаружить хоть один прокол этих супер-дизайнеров. Но, кажется, все было совершенно, отлично передавались даже скука и бесприютность окраины. 
Я так увлеклась, что не заметила, как подошла проводница.
– Извините, здесь запрещено фотографировать.
Я вздрогнула. Передо мною стояла красивая девушка с большими глазами, пухлыми губами и короткой челкой, что торчала из-под фирменной пилотки. На кармане висел бейдж: “Елена. PR-отдел”.
– Покажите, пожалуйста, ваши фотографии, возможно их придется удалить, – сказала девушка.
Я послушно протянула айфон. Елена начала смотреть снимки и ахнула:
– Как красиво! Можно мы их используем? Договор с вами составят.
– Пожалуйста, – я была польщена.
– Перешлёте мне их по блютузу?
Я вошла в настройки, Елена полезла в карман за телефоном и через мгновение уже ахнула я. В её руке был айфон (я заметила яблочко) в форме… сердца. К тому же прозрачный. И не просто прозрачный, а голубоватый, как льдинка.
– Ух ты!
– Это флагманский айфон. Apple пока что исследует рынок, стоит ли такие выпускать. Сейчас их по несколько образцов в разных странах. А наша  кампания скупила всю партию для Восточной Европы.
Я с уважением посмотрела на Елену:
– И как?
– Очень хорошо. Смотрите, как удобно лежит в руке, – Елена покрутила передо мной синим прозрачным сердечком, зажатым длинными тонкими пальцами с лаком фирменного цвета – густо-малиновым, – но здесь интерфейс абсолютно другой, к нему надо привыкать, – сказала она. В этот момент что-то вроде семафора сверкнуло сзади, и мы обернулись. Над пятиэтажкой показалось небо, я и не заметила, что там есть небо, до этого верх был просто серым. Теперь появились облака, которые раздвинулись и над крышей дома, далеко, совсем далеко, где-то на горизонте, показались вершины гор. Они были покрыты снегом. Не сговариваясь, мы принялись фотографировать.
Потом Елена повела меня к выходу:
– Это экспериментальный вагон. Мы тут опробываем новейшие технологии, вы даже не представляете, сколько ученых над этим работает. Только в отличие от Сколково, у нас другая политика – никакого пафоса и рекламы. Мы стараемся не привлекать к себе внимание, но это же производит впечатление, правда? Только, к сожалению, последние снимки вам придется стереть, – перешла она на деловой тон уже на выходе и стала терпеливо ждать, пока я удаляю фотки. Мы перекинулись несколькими дежурными фразами, и я поняла, что она родом из Синедара. Официанты, между тем, заканчивали приготовления к банкету, и столы, покрытые белыми тугими скатертями до пола, располагались в строгом порядке, на каждом, словно на елке, была позолоченная макушечка шампанского, и, как шары, торжественно сверкали бокалы.
– Теперь мне пора, – сказала Елена, – работа ждет. Вы еще под впечатлением?
– Все абсолютно софистикейтед! Очень футуристично! – честно заверила я, открывая дверь в тамбур.
Вагон-ресторан заполнялся пассажирами, в купейном было тихо, пройдя такой же сидячий, я оказалась в своем вагоне. Пассажир сзади спал, откинув голову назад и открывши рот. Я перешагнула через его разутые ноги в черных носках посредине прохода, понятно, из-за сумок их особо не протянешь. Соседка справа разгадывала судоку, соседка слева равнодушно смотрела в окно. Я села на свое место. Наша проводница проплыла мимо со щеткой в руках, странно, но все пуговицы были на месте – наверняка без технических новинок здесь тоже не обошлось. Впечатления переполняли.
– А знаете, – обратилась я к соседке справа, – я сейчас была в таком вагоне, экспериментальном, в начале поезда.
– Да, очень интересно – промычала соседка и снова уткнулась в судоку, шевеля губами.
Я вздохнула. Перед глазами стояли вершины гор над крышей пятиэтажки. Поезд сбавил скорость, мы прибывали на станцию Говорково, стоянка 5 минут. По перрону лениво ходили люди, запорошенные снегом. Напротив сияла надпись “Товары в дорогу”,  видать там скучала продавщица, так как снег у её окошка был безупречно ровным. Двое парней в шапках на затылке вошли вагон, громко стуча ботинками, сбивая снег. Поезд тронулся. Я закрыла глаза. Тут проводница включила плазму и начался какой-то современный фильм, отечественного производства. Наверняка, популярный, так как многие засмеялись на первых же кадрах. Звук был громким. Наушники в вагоне не предусматривались. Сосед сзади зашевелился. Я снова вышла в тамбур. Темнело. Среднерусская тоска от вида этих белых полей с безоглядными далями, с горстками огоньков вдали, от луны, что мелькала меж деревьев, стала охватывать меня. Когда мы проехали слепое село, со сломанным куполом церкви, я решила вновь пойти в тот вагон.
В ресторане уже был аншлаг, кампания из купейного переместилась сюда. Я узнала их по женскому голосу, что стал еще громче, и разглядела его обладательницу, ею была моложавая тетенька с рыжими волосами в блестящем розовом свитере.  “Мальчики, – кричала она, – и снова за именинника!”
 “Не плохо придумано, день рождения в поезде” – отметила я про себя.
В тамбуре того вагона проводница возилась за дверкой пульта, и к счастью,  ничего не видела. Я толкнула дверь. Она была заперта. Я толкнула еще и еще, покрутив ручкой. Постучала, может официанты услышат? Тут проводница выглянула из-за дверки.
– Что вы хотели, женщина?
– Мне туда надо, там банкет начался, видно поэтому закрыли. Я Елену знаю, из пиар-отдела, которая с новым айфоном ходит, вы не могли бы её позвать? Мы земляки.
Проводница странно посмотрела на меня:
–  Что за банкет? У нас нет никакой Елены.
–  Не может быть. Я была час назад в этом экспериментальном вагоне, там музыканты, горы, пятиэтажка – высокие технологии.
Тут у проводницы что-то затрещало на щитке, она стала крутить ручки, при этом, видно, к кому-то обращаясь:
– Слушай, Петрович, везет мне на пассажиров, на той неделе мужик со второй полки упал пьяный, даже не проснулся, прошлым месяцем парень в бойлер чуть не нассал, лунатик, как Максимов сказал. Помнишь? А сейчас тут одна горы в поезде ищет.
Они засмеялись, потом проводница обратилась ко мне:
– Нет там, женщина, никаких технологий. У нас все по-старинке. Я уже второй год езжу, по данному направлению, четыре через три, и ничего такого не видела, ни гор, ни музыкантов, эх, и банкетов к нас даже не бывает. Вы бы шли лучше на своё место,  проспались, да не ломайте имущество, не надо так стучать. Никто вас там не услышит.  Это пустой вагон.