Агава

               Она лежала не шелохнувшись. Ветер не утихал, было ощущение, что еще один неистовый его порыв и брезент сорвет  и унесет в непроглядную белую даль. Под  жестким промерзшим брезентом слышалось дыхание, сопение и повизгивание других таких же, как она собак. Был нелегкий день, а ночь застигла их в заснеженной пустыне пургой. Несмотря на бушующую непогоду собаки уснули. Еще один день пути, посылка будет доставлена,  и им дадут однодневный полноценный отдых. На утре ветер начал ослабевать.  Агава проснулась первая, не было слышно звуков шумного ветра, брезентовое покрывало больше не било ее по спине и не срывалось с петель. Она поняла, что ураган устал и им скоро в дорогу.  В подтверждение ее мыслей край полога приподнялся и глаза ослепил нестерпимой болью белый свет – это был снег. Он был повсюду от горизонта с одной стороны до горизонта с другой.  Погонщик, его звали Михаил, поставил перед проснувшимися собаками миски одни полные вяленой рыбой, другие - водой. До самого пункта назначения другой еды не будет. Агава принюхалась и сглотнула слюну, вспоминая, как вкусно пахнет домашний хлеб и мозговая косточка.
        Агава родилась в доме одного замечательного человека. Она не помнила, как это произошло, но этот дом она запомнила навсегда.  Он был  большой,  и запах этого дома нравился ей до умопомрачения. А еще в этом доме жила большая семья и дядя Ваня – самый главный в нем человек. Он был настоящий хозяин.
Когда хозяин уезжал работать, а это было всегда надолго, Агава оставалась одна. Нет, конечно, в доме было много народу – его дети, жена, но ей недоставало только его одного. Почему? Да просто потому, что дядя Ваня, был не только ее хозяином, он был ее другом.  Он не только кормил ее, но и рассказывал,  что есть что.  Что на небе – это там высоко, куда недопрыгнуть, есть солнце, которое согревает землю и все и всех, кто на ней живет или произрастает.  Это тот оранжевый шарик как она видела на тарелке в кухне, где готовит хозяйка, только солнце далеко и греет, а апельсин маленький и не греет.  Апельсин  ароматный и им можно даже поиграть, покатать по полу.    Агава это маленькое солнце трогала и нюхала.  Чудо как хорошо. Но оказывается этот апельсин, который высоко – это солнце.  А раз так сказал дядя Ваня,  значит,  так оно и есть.
Так вот хозяин уехал, а Агава лежала на крыльце около дома, виляла хвостом, отгоняя им назойливых мух и скучала. В этот период пока его не было, дни тянулись очень медленно и тоскливо. Но Агава не отчаивалась, она точно знала, что он вернется, и поэтому придумывала для себя разные занятия. Одним из таких занятий – было наблюдать за маленькими  жучками - муравьями. Эти жучки были такими интересными – они бегали по земле, отыскивали нужное им в их хозяйстве и тащили это в свой «дом» - горку из соломинок, сухих травинок и листиков. Они были очень быстрые и очень трудолюбивые. Каждый раз,  наблюдая за жизнью этих муравьев, Агава старалась взять в  поле своего зрения только одного жучка и почти всегда ей это удавалось. Вот один муравьишка нашел хлебную крошку, поднял ее себе на спинку, и потащил  изо всей силы  к своему убежищу.  Но на его пути  был большой, по сравнению с ним, камень.  Он уронил хлебушек, пробежал дальше, потом вернулся, поднял его и опять побежал, огибая камешек со стороны неглубокой ямки.  Муравьишка  ловко ее преодолел, но запнулся о сухую соломину, снова упал,  хлебец покатился в ямину. Муравья это не остановило, он спустился в ямку, поднял такую нужную ему находку и снова пустился в путь. Через одну секунду он скрылся под сухим листом, упавшим  на землю  когда-то с дерева, и затем окончательно пропал  из вида. Агава огляделась, но маленького забияки нигде не было, она понюхала землю в том месте, где исчез наблюдаемый объект, но запах пыли и сухой травы ничего ей не сказал. Она отошла подальше от муравьиного царства,  упала на спину и стала кататься по теплой и пыльной дорожке.  Потом  Агава посмотрела в небо, где солнце – апельсин, и ей было весело и приятно думать, что она часть природы - так говорил дядя Ваня.
               
 Упряжка неслась по бесконечно белой и холодной пустыне.  В цуговой упряжи* шло восемь ездовых собак: сибирская хаски, аляскинский маламут, три самоеда и три гренландских ездовых. Справа от Агавы шел вожак маламут по прозвищу Баламут. Он конечно немного дурной, с  вечными придирками на своих сотоварищей, но в деле незаменимый лидер, никто из упряжи не смел ему перечить, и все дружно тянули  потяг. На Агаву возлагалась тоже очень серьезная задача – отыскивать самый короткий и безопасный путь. Долгие месяцы тренировок и испытаний принесли  свои плоды. Она штурман. Работа штурмана была не менее ответственной, чем у Баламута, но Агава добросовестно выполняла свои обязанности  и старалась ничем не выделяться из стаи своих друзей.  Солнце светило белым туманным светом.  Искрящийся белый снег, разлетался в разные стороны из-под  лап  упряжки гончих собак и возка с одним человеком. Как Агава определяла правильный маршрут - было сплошной загадкой. Ведь на протяжении всей дороги не было ни одного деревца, ни одного  селения или ветряка. Она уверенно шла в упряжи, периодически вытягивая голову по направлению движения, и, прикрыв глаза, ноздрями вдыхала северный арктический ветер.  По прибытии на стоянку Михаил распускал  упряжь с собаками, кормил их, гладил Баламута и Агаву, и давал им по куску сахара. А потом шел по своим делам. Все повторилось  и в этот раз. Станция состояла из трех небольших домиков. Один был металлический с антенной и флагом. Другие два деревянные, только один большой с навесом,  под которым улеглась на отдых стая усталых собак.  А другой совсем маленький с одним окошечком почти под самой крышей.  У этого домика очень пахло мятой и сухой березой.  За металлическим домом-контейнером стоял большой ветряк.  А сбоку от него – металлический сарай, на крыше которого, грациозно покачиваясь, возвышался метеозонд. У большого дома еще стояла собачья будка, из которой выскочил навстречу  «непрошенных» гостей, виляя хвостом,  станционный хозяин по прозвищу  Север и огласил пространство приветственным лаем.  Он был с Агавой одной породы  сибирской хаски, поэтому к ней питал особый интерес. Но Баламут не любил чужака и никогда не подпускал Севера к своей подруге.  Он тут же подошел к ней и улегся рядом. Агава не смотрела на них, сейчас эти показные выступления ее нисколько не волновали.
Агава лизала полученный кусок сахара и слышала, как Михаил говорил человеку,  вышедшему ему навстречу  из синего металлического домика: «Вот Николай Фомич, принимай груз.  Надеюсь, что успели и твоему товарищу помогут эти лекарства. А в этих мешках провизия, и немного дровишек  до следующей посылки хватит. Все как радировал, полностью по списку. Погода нелетная, вот и пришлось мне с моими подопечными прогуляться».  «Благодарю, Мишаня, если бы не твои собачки, туго бы Сёме пришлось. Пойдем быстрее,  ему нужно срочно укол с антибиотиком сделать и что-нибудь жаропонижающее дать, да и тебя с дороги накормить и обогреть. Только сначала  отправим радиограмму о прибытии груза». И они вошли в домик с антенной.
 Вечерело. Рядом со станцией крутил лопасти великан-ветряк. На крыше  странного маленького металлического домика Российский флаг развевал северный умеренный ветер. Агава поняла, что ветер в норме, и что до утра можно спать или вспоминать то, что с ней  было очень, очень  давно…


Перед  отъездом дядя Ваня принес  в дом какое-то оранжевое чучело, меньше самой Агавы,  шипяшее, мяучащее, и сказал, что пока он будет находиться  в отъезде, она  с ним должна поиграть, и вообще, научить его - котенка всему тому,  чему  он ее научил.  Вот это номер, она должна играть и учить этого рыжего всем тем играм и всем их секретам!?  По крайней мере, ей так казалось, что у них были свои секреты… Вот это да!  Агава не верила своим ушам. А потом,  вдруг, дядя Ваня спросил у хозяйки, как они его назовут,  и его жена ответила: «Раз он такой рыжий – будет Апельсинчиком».  Возмущению Агавы не было конца, она прыгала, тявкала, тыкала носом в этого Апельсичника, прогоняя его от ее лучшего друга.  Рыжий  царапнул Агаве нос острыми  когтями, и собачке  пришлось отступить. Убегая Агава слышала, как хозяин сказал: «Ревнует, но это скоро пройдет».
В ее ушах неслось «апельсинчик», «играть», «учить», «ревнует», … ну уж нет…
 Но этого делать и не пришлось, когда Агава успокоилась, она решила действительно поиграть с этим чучелом-мяучелом, но он оказался  через чур  ленивый и  неумелый – игры его не интересовали, он постоянно отирался на кухне в ожидании очередной порции какой-нибудь вкуснятины, то ему рыбий хвост бросят, или кусок колбасы перепадет, так что кухня стала его любимым обиталищем.  Получив отказ от кота, который выразился в ленивом покачивании хвоста и закатывании маленьких,  масленых  глазок, Агава ушла, похлопывая себя по бокам пушистым  хвостишкой. 
Агава  была разочарована, она то думала, что он с разбегу бросится играть с ней. А она будет, поглядывая на него сверху вниз, назидательно учить его как правильно играть – бегать за мячиком, прыгать с дивана на табурет и обратно, прятаться за печкой пока не видит хозяйка.
За печкой было всегда много всякого: сухих палок, щепок, старых газет, опилок и немного угля.  Хозяйка не могла достать до края котла, она так и говорила: «Убрать бы этот хавоз,  да руки не доходят».  Агава тогда думала, как это «руки не доходят»?  Они же люди и не могут ходить на руках.  Но вопрос так и остался без ответа. Агава любила прятаться за печку, но боялась, потому что если эта чистоплотная женщина увидит ее бегающей по дому,  измазанной углем,  и в щепках, свисающих с нее словно сосульки с елки,  то будет ее чистить веником как половик у двери, а этого она допустить не могла. Это было не очень больно, но очень неприятно.
Итак, удалившись из дома, Агава улеглась на крыльце и стала думать о Дяде Ване, что-то он долго не возвращается.  Она зажмурилась от настоящей неги приятных воспоминаний о друге и заснула.
Сон чудесный: она бежит по полю, впереди ее бежит дядя Ваня, он в белой рубашке и белых брюках, а в руках какой - то аппарат с круглым стеклом, вот он останавливается и кричит: «Агава прыгай» и она прыгает, потом «Крутись» - и она крутится, бегает за своим хвостиком, он нажимает на какую- то кнопочку, щелчок и опять: «Агава сюда, Агава туда» - чудесно.  Вдруг откуда не возьмись туча и наступает полная темнота, хозяина нет.  Ничего не понимая, Агава просыпается.
На крыльце, заслоняя солнце, стоит хозяйка и говорит: «Агава, сходи за газетами, а может  письмо от Ивана пришло, что-то его долго нет» - она грустно вздыхает, наклоняется к собаке: «И ты ведь его ждешь,  собака!»  Агава поняла,  о чем говорила хозяйка, и побежала вниз с лестницы.  Почтовый ящик был в самом низу, почти у калитки.  Она открыла ящик, как ее учил он,- нажатием лапы на низ ящика, который сразу же открылся, и из него на землю полетели газеты и конверты, все в зубы и наверх по лестнице. Вот она уже у ног хозяйки, та благодарно погладила Агаву по спине и взяла у нее содержимое ящика.  Стала перебирать газеты, письма, но того заветного письма от дяди Вани, похоже не было…  Она еще раз посмотрела на Агаву, мол ничего нет и глухими шагами поплелась к двери дома.  Но Агава знала, он все равно вернется.
И он вернулся. Как она радовалась, прыгала ему на грудь, лизала его щеки, пахнущие смолой  и ветром, вертелась вокруг его ног. Его обувь всегда была с запахом придорожной пыли,  терпких трав и пота,  но на этот раз был еще какой-то новый неведомый запах  и он ей не понравился, только потом хозяин ей сказал, что это запах крови.  В этот раз на работе он повредил себе ногу. Когда рана зажила, дядя Ваня взял Агаву с собой на прогулку, на реку. Агава и одна бегала на реку, ей нравился запах воды и прибрежной тины. А песчаный берег, этот  песок, осыпающийся под ее лапами очень ее веселил.  Как обычно, дядя Ваня похлопал по теплой Агавиной спинке, при этом громко говоря: «Пошли, лохматая, открывать этот большой мир»,-  и  зашагал своими огромными ногами по нагретой за целый день земле.
Дядя Ваня любил рассказывать Агаве разные смешные истории и просто случаи из жизни, а Агава слушала и думала, что так будет всегда…
На берегу реки они забрались в лодку, Агава уселась на носу, обнюхивая место впереди лодки. Мотор заревел,  и лодка понеслась против  течения на другой берег.  Другой берег хозяин называл островом.  Остров по своему виду напоминал длинную косу, один конец которой примыкал к нашему берегу, а по протяженности он был равен полуторачасовому бегу Агавы с одного края острова на другой. Лодка неслась по воде с огромной скоростью, брызги плюхались о борт, попадали Агаве на ее нос, она встряхивалась  и тявкала от удовольствия, дядя Ваня смеялся.   Причалив, они спрыгнули на илистый песчаный берег  и пошли сначала вдоль него, а потом повернули вглубь острова. Агава забегала вперед, потом возвращалась, бежала рядом с этим большим человеком, от которого исходил какой-то особенный пряный запах.  Агава не могла им надышаться, так он ей нравился.  Ей было хорошо и весело, и свое отношение к этой прогулке она показывала вилянием своего хвостика и подпрыгиванием.
Хозяин видел  радостно-возбужденное настроение Агавы, понимал, что собачке нравиться эта прогулка, он тоже решил побегать, крикнул Агаве: «За мной» -  и пустился с ней наперегонки.  Они  долго бегали пока не устали и не упали на землю в полном изнеможении. «Хорошо» - то ли сказал хозяин, то ли она подумала, но это было неважно, им действительно было хорошо, от запаха травы и поднятой ими пыли щекотало в носу, они лежали под ветвями тонких ив.
Дядя Ваня сказал Агаве: «Посмотри на ивняк, у нее тонкие ветки, но пластичные,  которые при большом ветре могут  сгибаться и склоняться почти до земли. Когда ветер утихает, непогодь отступает,  и ветви расправляются и  не сломаются.  А вот большое дерево с мощным стволом в непогоду может сломаться, может само выстоит перед ураганом, но большие ветви обломятся и упадут.  О чем это говорит? Не всегда большой может противостоять большому.  Маленький, но более приспособленный к тем или иным условиям, может выдержать больший натиск. Так что Агава не все в этой жизни просто. Агава почти  ничего не поняла из того, что говорил хозяин, а  про иву - ей  показалось, что  поняла.
Они долго гуляли по острову, слушали пение птиц, шелест ивняка, было впечатление, что деревья разговаривают между собой о чем - то о своем, но очень важном. Агава опять бегала, спотыкаясь о неровную, заросшую высокой травой землю, падала, забавно урчала, пыхтела,  поднималась и снова бежала за своим спутником.  Возвращались они поздно, на улице уже темнело,  в начале и в конце улицы горело по  фонарю, а в домах светились окна, и казалось, что из них – этих окон на улицу льется нежное тепло,  ласкающее, согревающее  все внутри.  Агава удивилась, ей был приятен этот оконный свет.
Дома их ждали, хозяйка накрывала на стол,  с верхнего этажа доносились веселые голоса детей, дядя Ваня пошел к ним. А Рыжий уже облизывал свои усы, - его миска была пуста.  Дядя Ваня привел ребятишек и  все сели за стол и начали есть.  Со стола шел необыкновенный запах только что сваренных щей и  яблочного пирога. От этого запаха Агава даже пошатнулась и тихонько заскулила, внутри нее кто- то урчал, она  нагнулась,  прислушалась, покружилась, но урчанье продолжалось.  Агава была в растерянности, но желание утолить свой голод,   нежели  свое любопытство  было больше,  и она стала ластиться возле ног хозяйки. Ей не пришлось долго ждать – ее тарелка была доверху наполнена вкусной похлебкой с  мясом на сахарной косточке. По мере того как она опустошала тарелку с едой,  этот « кто-то или что-то» внутри переставал урчать.  Агава была довольна,  она всегда получала огромное  удовольствие от поедания  пищи.
Кот издали смотрел на Агаву, не решаясь приблизиться,  монотонно вилял своим крючковатым  хвостом, словно маятником  от часов, которые висели  на противоположной стене.  Это означало лишь одно  – задумывает что-то хитрец. Агава давно дала ему понять, что ее тарелка – это ее тарелка, и что Рыжий может есть только из своей миски. Хозяйка знала, что он изрядный шельмец, то рыбу со стола утащит, то сосиску, но все равно гладила его и ласково называла Апельсинчиком.
Фи – Апельсинчик, и за что только она его любила,-  рыжий, глаза мутные, хвост, вечно пахнущий рыбой, будто он им, этим хвостом рыб и ловил и им же ел. Что ни говори, а опасный тип, так думала Агава, держа кота взглядом на нужном расстоянии, грызя сладкую косточку. Потом, когда все поели, наставало время чаепития.  Хозяйка знала пристрастие собачки к пирогу с яблоком и ей преподносила целый кусок, как и остальным домочадцам. Ох, какое это было наслаждение.
Один кот был равнодушен к этому пирогу (вот если бы он был с рыбой, на крайний случай с мясом). Его больше интересовала сметана, оставшаяся после ужина на столе, он с нее глаз не сводил. Развалившись на диване у стола, он томно мурлыкал и хитро подсовывал свою голову под левую руку хозяйки.
Агава уже знала, чем это кончится, - хозяйка, убирая со стола, отдаст сметанку своему любимчику, но ничем не выдавала своего предвидения.
Дети поели и побежали наверх играть, они позвали за собой Агаву, но она  хотела  оставаться возле своего друга и всем своим видом показала, что никуда не пойдет.

Спустя несколько дней произошло нечто необычное – Агаву наказала хозяйка, причем  незаслуженно, виноват в содеянном был Рыжий. Так вот по порядку. Агава утром пошла на кухню попить.  Она только проснулась, поэтому шла, не обращая внимания на шипящую возню за печкой и мокрый пол около плиты, который почему то пах мясом. Намочив лапы, Агава уселась их облизывать и тут появляется хозяйка.  «Боже милостивый» - восклицает она, «кто вытащил мясо из бульона?» и смотрит подозрительно на Агаву,  которая уже добралась языком до мокрого хвоста. Собаке бояться было нечего, она знать не знала ни про какое мясо и продолжала делать свое дело. Хозяйка закричала: «Ух,  негодница, утащила мясо и  даже ухом не повела!»  Агава огляделась, на кухне была только хозяйка и она, и тут только до Агавы дошло, что кричат на нее, так как больше кричать было не на кого. Агава хотела понять, почему на нее кричит хозяйка и упоминает про какое то мясо, которого она не видела, и  тем более не ела. Вдруг,  она увидела в руках хозяйки веник и побежала что есть мочи из кухни, но не тут - то было, этот  веник догнал ее как раз у двери, стукнув  колючим веерком связанных сухих веток.  Агава взвизгнула и ударилась о дверной косяк,  в голове зашумело, и она упала на пол. Ей было очень обидно и больно, и,  заскулив, она метнулась на второй этаж.  Вдогонку ей доносилось: «Ах, ты наша скромница...».   Агава была в отчаянии, забилась под стол для глажки белья и оттуда больше не высовывалась, но ей было слышно,   как громко со скрипом спускался по лестнице вниз хозяин. О чем  говорила  хозяйка с хозяином,  Агава не слышала, но спустя час дядя Ваня позвал ее погулять на реку. Агава подпрыгнула, лизнула его руку, и побежала вслед за ним. Ей хотелось все ему рассказать, поведать о том, как незаслуженно она пострадала, что она ничего плохого не делала, но бежала за ним молча.  У самой воды дядя Ваня взял ее на руки и сказал: «Садись, лохматая, буду тебя фотографировать», - Агава отпрянула, что это значит «фотографировать»? Что тоже ее бить будет? Она вся съежилась и замерла в ожидании шлепков. Но к ее большому удивлению, дядя Ваня посадил ее в лодку и сказал: «Позируй,  чудушко!» - и достал из сумки, что была у него на плече аппарат с круглым стеклом, тот,  что ей приснился перед его приездом.  Агава повеселела.  Хозяин стал ей рассказывать, что значит позировать,  - она прыгала, бегала, крутилась, а он подбадривал и показывал лучшее место, где нужно было сфотографироваться. Так прошло полдня, за это время Агава успела не только устать от этой игры с аппаратом, издающим щелкающий звук, но и понять, что дядя Ваня на нее не сердится и бить ее не собирается. Хозяин улегся на песке возле лодки и стал рассказывать Агаве историю, которая с ним приключилась много лет назад.  Но собака почти не слушала его, она устала от нервного перевозбуждения и нового для нее занятия – позирования, и сон постепенно сморил ее.
Вернулись они поздно. Семейство давно пообедало, на столе было накрыто для дяди Вани, а на полу в миске стояла похлебка для Агавы. Значит,  хозяйка больше не сердится, значит, Агава прощена. Собака уже забыла, что она совсем не виновата в случившемся недоразумении.
Через несколько дней приехал повидаться со своим братом дядей Ваней и его семьей один человек, звали его все дядя Саша. Только Дядя Ваня звал его «брат». Увидев Агаву, он воскликнул: «А это что за чудо такое? Какой породы невиданный зверь? Похожа на маламута, но окрас бурый и глаза голубые, а шерсть очень длинная.  Странной породы у вас собака, брат». Но дядя Ваня только улыбнулся и ответил, что она очень умная и добрая, а это самое главное. Агава удовлетворенно зашагала на свое излюбленное место на крыльце около дома.
 
Время шло. Агава подросла, дети тоже выросли и разъехались кто куда. Одна хозяйка всегда была дома, и вместе с Агавой всегда ждала дядю Ваню. Но однажды он вернулся и почти совсем не выходил из дома. Хозяйка сказала Агаве, что он заболел, и чтобы она пока его не тревожила.  Через несколько дней его не стало.  Агава выла всю ночь, но развеять ее тоску никто не мог. Ее заперли в сарае и не выпускали. Она и не рвалась на волю, безмерная печаль окутала ее сердце. Что с ней Агава не понимала, но хозяином больше не пахло. Нет, конечно, запах его тела оставался на разных предметах, к которым он когда-то прикасался.  Но того запаха, который окутывал все пространство вокруг, такой пряный, терпкий аромат, его не было. Собака стала чахнуть.
И вот в один морозный и солнечный день к ним пришел человек и сказал, что он от дяди Саши. Хозяйка долго разговаривала с гостем, а потом повела его в сарай, туда, где лежала Агава.  Увидев собаку, гость оживился и громко произнес, что эта собака настоящая сибирская хаски, и, что негоже ездовой собаке лежать в сарае без дела.  Агава приподняла голову, принюхалась  и внимательно посмотрела  на этого человека. Он был ей приятен.
Хозяйка сказала Агаве: «Вставай, Агавушка, тебе идти  пора».
Упряжка много часов терпеливо ждет команды хозяина - собаки свернулись в клубки и уткнули, носы в пушистые хвосты. Бывает, что и снегом их занесет, но они все равно будут лежать на том же месте, изредка приподымая головы и, прислушиваясь, не возвращается ли Михаил. Ночь прошла спокойно. Утром пришел погонщик, покормил отдохнувших за ночь собак и сказал, что времени для большого отдыха у них не будет. С Атлантики идет ураган и им срочно нужно возвращаться. Баламут и Агава мигом встали с нагретых мест, и вся стая как по одной команде последовала их примеру. Михаил тщательно проверил упряжь, погладил вожаков и вернулся в дом за рюкзаком.  Из дома через несколько минут вместе с ним вышел Николай Фомич, пожал ему руку и напутствовал готовую отправиться в путь стаю: «Бегите, мои хорошие быстрее ветра!» Вожаки медленно повели за собой упряжь, команды для быстрого бега еще не последовало. Север  нагнал уходящий караван, подбежал к Агаве и на бегу лизнул ее в нос. Баламут ничего даже возразить не успел, только хмуро глянул на отстающего  соперника.  Север, виляя перышком-хвостом, вернулся к будке, улегся на мерзлой дерюге и тоскливо смотрел вслед удаляющейся стае. Он знал, что Агавины синие глаза цвета весеннего неба, он не забудет никогда.
               
Агава не раз получала от Севера такие знаки внимания, но стая есть стая. В ней свои законы и нарушать их никому не положено, даже такому милому созданию как этот Север. Он остается на станции, а ее работа отыскивать нужный для всей стаи путь. А Баламут всегда рядом, он хоть и баламут, но надежный и проверенный друг. Когда солнце стало садиться, воздух окрасился вечерней темнотой, а горизонт опоясался  розово-туманной поволокой, тогда вдруг ветер сменил направление, и началась метель. Впереди почти ничего не было видно, налетающий мокрый снег слепил глаза, Агава замедлила движение. Она ждала команды остановиться, но сдерживающий повод не был натянут. Михаил кричал «вперед, вперед» и они шли вперед. Стая чувствовала нерешительность действий Агавы и Баламута и начала рваться в разные стороны. Ветер усиливался, снегопад пошел сплошным бураном, стая налетела на замерзшую глыбу льда. Возок перевернулся, Михаил что-то прокричал, но шум ветра заглушил его команду. Собаки рвались с потяга, Баламут непрерывно рычал и призывал стаю к порядку. Когда собаки угомонились,  бежать стало значительно легче. Они понеслись со всей прытью, на которую только были способны. Агава никак не могла унять Баламута, чтобы стая остановилась, но он непрерывно рычал. Она уже поняла, что упряжь идет без каюра, и нужно было возвращаться на то место, где упал с возка Михаил, но Баламут никак не хотел останавливать стаю. Тогда Агава пошла на хитрость и резко остановилась, так что вся стая как будто споткнулась и в полной неразберихе попадала на мокрый снег, потяг со шлейками запутался. Баламут строго рыкнул на Агаву, но та только головой мотнула в направлении пустого  возка. Баламут взревел, ветер слился с его могучим голосом, метель показала свое превосходство. Агава рвалась, металась, лапами сдирала с себя шлейку, но крепление было очень прочным, и выбраться она не могла. И тут Баламут вцепился зубами в кожаный шнур крепления и перекусил его, Агава была на свободе. Вожак остался со стаей собак, снег быстро покрывал их пушистые тела, а Агава пошла в обратную сторону в поисках своего хозяина. Еле уловимый запах скрывался в порывах налетающего ветра, снег колкими ударами застилал слезящиеся глаза. Она уже чуть не ползла в направлении упавшего с возка погонщика. Пушистая шкурка превратилась в обледенелые сосульки, которые свисали по бокам и цеплялись за мелкие бугорки и застывшие волны, запорошенные снегом, глыб льда. Иногда клочки шкурки, сбитые в сосульки, впивались в изрядно побитое ветром о кочки тело. Но останавливаться было нельзя, снежные вихри могли мгновенно засыпать бедное животное, и ей невероятным усилием воли приходилось вставать и идти дальше. И вдруг Агава ясно почуяла запах Михаила. Да, он рядом, но где? Она вытягивала голову, всматривалась в буранную темноту, но его нигде не было видно. Внезапно собаку подхватило, как ей показалось, налетевшим порывом ветра и подбросило ввысь. На самом деле островок обледенелой кучи снега под ее тяжестью  обвалился, и Агава полетела вниз в огромную яму. Собака не сразу поняла, что произошло, и лежала, боясь пошевелиться. Прислушалась, здесь ветер не так сильно надрывался, стараясь заглушить биение ее сердца.  Открыв глаза, огляделась. Снег падал, но не бил ее тело. И запах, запах ее хозяина. Он здесь, он совсем рядом. Яма была действительно огромна, но человека не было видно. И Агава принялась изо всех сил прокапывать вокруг снег. Вот запах сильнее, еще, еще, уже совсем близко…. Да, лапы собаки натыкаются на его тело. Она его полностью откапывает, но он без сознания и на лбу застыла густая кровь. С мгновения их неудачного падения прошло, наверное, часа полтора. Агава облизала его рану, приклонила голову к груди Михаила, понюхала. Да, он дышит, он жив. Агава радостно тявкнула, лизнула хозяина в щеку и несколько раз обежала вокруг него. Да, она его нашла, осталось только притащить Михаила к ее стае. Прикусив  зубами ворот куртки погонщика, Агава потащила его из ямы. Тянуть пришлось  долго, он был для нее очень тяжел. Она несколько раз останавливалась,  бросала ворот и тяжело дыша, подбегала и припадала к груди человека. Живой.  Это ее подстегивало, и она снова принималась тянуть его изо всех сил. Вот, еще немного…. и они наверху, где вой ветра, и его ураганные порывы сшибали с ног.  Агава упала рядом с неподвижным телом Михаила, но долго лежать нельзя. И она, еле переведя дух, опять потащила его к возку. Снег целыми охапками сваливал ее на образовавшийся наст, и тело погонщика тоже валилось на мерзлое покрывало, оно было полностью во власти этой умной собаки. А ее тело, в свою очередь, было полностью во власти бушевавшей стихии. Темнота заполнила все пространство вокруг, но Агава точно знала направление, в котором нужно двигаться дальше. Но двигаться она больше не могла, тело ее не слушалось, мышцы оцепенели, в горле стоял ком горечи, от которого ей трудно дышалось. Агава сглатывала постоянно накапливающуюся в гортани слюну, все тело колотило мелкой дрожью, она не дышала, она хрипела…. Ей было обидно, что она так и не добралась до возка, не помогла раненому Михаилу, и они здесь, среди снежной пустыни должны погибнуть... Несколько минут бездействия, и их почти полностью покрыло снежным покрывалом. Собака  засыпала, и в этом сонном забытьи ей чудился голос дяди Вани: «Не всегда большой может противостоять большому.  Маленький, но более приспособленный к тем или иным условиям, может выдержать больший натиск. Не все в этой жизни просто». Она встрепенулась. Нужно выжить, нужно обязательно выжить и нужно, чтобы выжил новый друг  – Михаил. Вдруг, может ей показалось, она услышала вой Баламута. Нет, точно он повторился, значит, стая, где то совсем рядом. Агава привстала, из горла вырвалась кровавая пена, она ее отрыгнула, опять схватила ворот куртки хозяина и потащила такую драгоценную ношу вперед, превозмогая боль и усталость. Метель, рвавшая и метавшая несколько часов подряд, стала отступать, и штурман Агава вернула своего погонщика на место падения. Стая была полностью под снегом.  Приблизившись достаточно для того, чтобы ее услышали, Агава попробовала залаять, но из горла вырывались только тихие слабые хрипы. Баламут учуял запах Агавы и встряхнулся, снег полетел в разные стороны, открывая замерзшее тело пса. Несколько собак последовали его примеру. Стая была жива. Радость Агава показала покачиванием хвоста, на большее у нее просто не было сил.  Баламут не был на привязи, Агава поняла, каким образом он освободился из упряжки, и упала, закрыв глаза. Вожак затащил на возок сначала Михаила, а потом Агаву. Обнюхал их со всех сторон, убедился, что они живы, и повел упряжку на базу. На рассвете они были на месте.
Поселок спал. Даже охотничий пес Вислоух из дома, который был первый на въезде в поселок, не выбежал встречать прибывшую упряжку. После ушедшего урагана, в наступившей тишине спалось всегда крепко.  Баламут не стал нарушать эту тишину и повел стаю с возком прямо к дому доктора.
Агава лежала у кровати Михаила. Доктор разрешил ей в качестве исключения находиться в его палате. Оба шли на поправку. Она была счастлива, что им удалось выжить, и ласково смотрела на Михаила, иногда смаргивая и надолго прикрывая глаза. Он читал ей статью в газете о том, как вожаки упряжи спасли всю стаю и погонщика от грозящей им смерти.



*Каждая упряжка - это маленькая стая со своей иерархической структурой, во главе которой стоит человек. Он управляет этой стаей через одного-двух вожаков. Один вожак умеет наилучшим образом выбрать дорогу, другой вожак организует работу всех собак упряжки, бдительно следит, чтобы они работали в полную силу и подчинялись хозяину. Вожаки вовсе не обязаны сильнее всех тянуть потяг - главная их задача заставить упряжку работать даже тогда, когда собаки уже устали.