Или десять?

Тонкина работа заключается в том, что по утрам ей с девятого этажа сбрасывают несадиковую  Ясю. На весь день. А вечером, придя с работы, Ясины родители расплачиваются с ней малой денежкой или продуктами.

Еще Тонке капает денежка «по утере кормильца». Их с дочкой папа – как лучше сказать? - не так давно, или недавно? – ушел-уехал в края, из которых возврата нет. Оставил только по себе памятку в виде денежки «по утере кормильца».
 
Дочка Онка в первом классе. Учится не очень хорошо. Да и с чего бы ей хорошо учиться, если она приходит домой, а тут Яся, соскучившаяся по общению с себе подобными.
И еще две собаки – нервная, чувствительная афганка Бетти и безотказная, за какой бок ее ни возьми – пуделиха Тетти.
Еще иногда к ним до пары (до тройки) приводят из соседнего подъезда бультерьериху Одри. Ее хозяева вынуждены навещать в больнице престарелую родительницу, а Одри ни за что не желает оставаться дома одна. Воет на весь подъезд, и обдирает стены. В обществе Бетти и Тетти она успокаивается, и нет тогда добродушней особы, чем поросенок-булька Одричка. Хотя, если посмотреть на ее клыки – закачаешься!..

Квартира ходит ходуном, но Тонке это нравится. Ходун – признак жизни. Насмотрелась она  на кладбища. Пришлось. Вот где тишина! Нет, уж лучше ходун - из всех ходунов самый ходуновый! А дети видят, что мать не запрещает ходуном ходить, и ходят.

Иногда Тонка все же не выдерживает особо сильных собачье-детячьих  потрясений, и сбегает на балкон. Тянется, будто птенец  из гнезда – к спокойному воздуху, к примыкающей к балкону другой жизни. Ей хочется, чтобы рядом был ровесник, пара, а не это неуправляемое войско. Хочется расчистить все свои насобиравшиеся в мозгу завалы, навысказываться, наделиться, наплакаться, насмеяться. Чаю  назавариваться, пирогов напечься. Потереть ровеснику спинку в душе. Угомонить детей, а самим улечься на широком диванчике, в родные пелены.

После утери кормильца, Тонка сложила диван вдвое. Ночью прислоняется к спинке, укутывается в оставшееся общее одеяло, и засыпает, вроде как и не одна.

Высунувшись далеко за берег балкона, Тонка видит, как по двору идет Бедэску. Это племянник Ниды, соседки с пятого этажа.
У Бедэску мучнисто-белое лицо, курчавые черные волосы и широкие бедра. На лице всегда одна и та же, будто что-то знающая, полуулыбка.

Тонка смотрит на Бедэску, и думает: может, с ним можно хоть в театр пойти? Или в тополиный вечер просто прогуляться до перекрестка и обратно? А потом опять. До перекрестка и обратно.

Когда Бедэску доходит до двери подъезда, и начинает открывать ее, он всегда задирает голову кверху и смотрит на Тонкин балкон, а так же, на иногда свешивающуюся с него Тонку. И тогда его полуулыбка превращается в полную. Как луна в полнолуние.

-Нида, - говорит Тонка соседке, - пусть Бедэску заходит к нам. Может, с ним можно будет в театр сходить?
Нида поражена наивностью Тонки. Вся семья Бедэску изо всех сил скрывает от города его ненормальность. Но понимают, что безуспешно. Хотя он всегда опрятно одет, чисто вымыт. Разговаривать с людьми ему запрещено, а то еще ляпнет, чего не надо.
Вообще-то, Бедэску даже  работает. На заводе металлоизделий. Совершает одну и ту же примитивную операцию. Надевает картонный цилиндр на металлический. Оп! Потом следующий картонный цилиндр на металлический. Еще раз - оп. И так далее.
У всех рабочий день по 8 часов, а у Бедэску – шесть. И все понимают, почему это так, и не выступают.
Нида думает, пристально глядя на Тонку: мало ли что! все на свете бывает!..
- В театр? Да, с ним можно сходить в театр,.. - она старается придать голосу уверенности.

 А то получится, что она предает Бедэску!
– Конечно, и в кино можно!

Она уже сама верит, что с Бедэску можно сходить в кино. Почему нет?

Не выдержав и дня, Бедэску появляется на пороге Тонкиной квартиры. Тут же определяет удобное для себя место – разлапистое  кресло в холле. Плюхается в него, и начинает озирать окрестности. Все ему здесь ужасно нравится. По всем поверхностям валяются альбомы с каляками, цветные карандаши, краски, кисточки, раздербаненный на кусочки пластилин. Банка с водой для краски опрокинулась. Беттичка с аппетитом подобрала пролитое. Теттичка долизала за ней.

Онка догоняет Ясю, потом Яся  Онку. Они изображают сцену из только что просмотренного мультфильма.
Тонка достает из духовки свежеиспеченный капустный пирог под названием «дешево и сердито». Слоеное тесто покупается в магазине. Капуста – самый недорогой товар. Немного луку, немного морковки, если есть – пара яиц, и начинка готова.
Дальнейшее не стоит и описывать – слишком просто: раскатать на два слоя тесто, выложить начинку, защипать края. Проткнуть ножом дырочки в верхней корке. В смысле, будущей верхней корке! Всеми любимой верхней корке!

Бедэску сидит в кресле – в одной руке у него бокал с чаем… – так говорят в их доме (на улице, и в городе) про чашку – бокал.
В левой руке, то есть, у него бокал с чаем, а в правой капустный пирог. Большоооой кусок. Третьей рукой он зачерпывает мед из блюдечка. А когда не хватает третьей руки, то и четвертой.
Яся и Онка едят пироги на ходу, доигрывая в мультфильм. Из их замасленных лапок то и дело скатываются кусочки капусты, сыплются душистые крошки. Беттичка и Теттичка начеку. Как пылесосы, мгновенно уничтожают оброненное. Будто и не было.

Ах, но Тонке все равно неймется!

Бедэску при ближайшем рассмотрении оказался не театральным и не прогулочным. Он умеет только молчать, улыбаться, и иногда, на пике пирогового счастья, воспитывать детей, которых считает значительно глупее себя.
-А ну-ка, руки мыть!
И доволен собой ужасно! Сидит в теплом, светлом доме, участвует в большой жизни – на самом главном месте сидит, между прочим, всеми уважаемый и обслуживаемый!

-Тонка, - говорит он где-то через неделю. – Нам бы надо пожениться. Только...
Он краснеет: - Я не совсем такой, как другие. Мой организм не умеет того, что нужно, понимаешь?.. В общем, я ничего не могу... Но ведь это неважно?
Он с надеждой смотрит на Тонку. – Ты мне так нравишься! Я тебя люблю!

Он зарывается мучнистым лицом в свои любимые спортивные шаровары, и ждет ответа.

Тонка, вместо ответа, начинает отдирать от детей налипшую на них драку. Потом надо развести их по комнатам, и дать Онке хотя бы полчаса чистых. На уроки.
Яся ноет под дверью. Ей без Онки скучно.

На следующий день Тонка приходит к Ниде, и просит, чтобы Бедэску больше не приходил. «Он не театральный», - смущенно говорит она.
Нида покорно кивает головой: больше не придет!

Какое-то время Бедэску не приходит даже к Ниде.
Потом опять начинает появляться, но голову к балкону Тонки не задирает. А в остальном – такой же, как всегда.

...Несадиковая Яся оказалась  и нешкольной. Родители нашли ей домашних учителей.

Онка после восьмого класса пошла в училище, научилась делать всякие керамические разности. Подружилась с сокурсницей. Получив дипломы, барышни уехали в маленький городок, сняли часть деревянного домика с садом, установили печь, и стали производить на свет керамические изыски. Наделают, обожгут, развезут по туристским тропам, а потом объезжают барские поля, собирают зажитое. Копеечное, конечно, зажитое, но на еду хватает.
Иногда девчонки навещают Тонку, и всегда дарят ей очередное керамическое чудо. У Тонки вся стена закерамичилась их талантами.

Родовая придурь настигла Ниду уже на пенсии. Ей стало казаться, что соседи, живущие над ней, устроили в комнате каменоломню, и по ночам вытачивают многочисленные маленькие фигурки, получают дополнительный доход. Днем-то они уходят из дома, работают. А ночью вот так подхалтуривают, на ее, Нидиной, голове. Спать не дают совершенно! Нида писала жалобы в управляющую контору. Приходили с проверкой, и тихо уходили.
Врач прописал Ниде таблетки, но она их то пила, то забывала. Кто-то из несведущих соседей в ответ на ее рассказы о каменоломне, предложил обменять квартиру на другую. Без каменоломни над головой. Она очень загорелась этой идеей. Но через два года пал последний риэлтер, по наивности соглашавшийся иметь с ней дело. Ни одна из квартир, которые ей предлагали, Ниде не подошла. Там балкон зарос деревьями – темно, там комната на 20 сантиметров меньше...

Тонка тоже со временем  потеряла сон. На балкон она по-прежнему выскакивает, и тянется за перила, куда-то в другую жизнь, и вот уже вроде бы  вдыхает воздух этой другой жизни, еще чуть-чуть, но тут ей снизу кричат: мадам! вы сейчас свалитесь!

Тонка машет рукой и уходит к себе.

В квартире сделали ремонт, кое-что выбросили. Посреди холла уже не стоит любимое кресло Бедэску. Уехало на помойку.

Только на паркете осталось темное пятно, нагретое Одричкой, любившей тут всхрапануть, примостившись животиком кверху.
Тонка так любила прилечь с ней рядом, почесать задранную кверху голову с короткой белой шерсткой. Ласково потеребить шелковое пузико с восемью сосочками. Или их было десять?..