Рыжий, из цикла Былинки

Виталий Богомолов


Рыжий


Увидел я этого парня впервые шесть с половиной лет назад, на автостанции в районном городке Хорошанке, куда ездил оформлять документы на участок земли-кормилицы в десять соток. Опираясь на две трости, парень с трудом волочил цепляющиеся друг за друга ноги, безжизненно вывернутые ступнями вовнутрь. Весь мучительно дёргаясь, он с каждым переступом трости – подтягивал беспомощные ноги, и так передвигался.
С жалостью подумалось тогда: и куда же это гонит нужда тебя, паренёк, такого инвалида?..
В областном городе вышел я из автобуса раньше автовокзала, парень ехал дальше…
Какое-то время спустя, я увидел его сидящим на асфальте перед Центральным рынком города – он просил подаяние.
От областного центра до Хорошанки шестьдесят километров, и такой калека – тут невольно запомнишь…
С тех пор я стал замечать его, он сидел часто возле Центрального рынка, и лишь однажды я увидел парня возле цирка. Возле рынка место всё-таки удачнее: людей больше, подают хорошо.
Он всегда сидел на асфальте, трости рядом; перед ним – для денег – коробочка, кружка или кепка.
Потом я перестал бывать в той стороне, изменился мой маршрут…
Прошло несколько лет. И вот четвёртого апреля, под вечер, после пяти часов, когда рынок уже не работал, но ещё не был закрыт, я шёл по его территории, выбирая места, где поменьше бурой жидкой грязи. Весна, таяло, и всюду было непроходимо, да ещё унылый дождик моросил, прибавляя воды.
Приближаясь к центральным воротам, увидел я этого парня, рыжего инвалида: он нёс большую коробку, прихватив её край пальцами правой руки к рукоятке трости. Доковыляв до выхода, который был разделён пополам перилами, сваренными из труб, парень повис левой подмышкой на трубе перил и принялся разбирать коробку, чтоб превратить её в плоскую картонку.
Когда он с этим справился, то двинулся дальше.
Я невольно замедлил шаг и, грешным делом, стал наблюдать за ним. Лицо парня было конопатым, сплошь усыпанным веснушками, рыжие пронзительно яркие волосы пышным золотом спадали ниже плеч.
Куртка, джинсы, кроссовки – всё было мокрым и ужасно грязным, особенно колени и зад, штанины, рваные внизу. Кроссовки от постоянного волочения ног по асфальту были изодраны и едва держались на ногах, он постоянно пытался удержать их, останавливаясь и стараясь всунуть ногу обратно в сползающую кроссовку.
Добравшись до середины рыночной площади, парень бросил картонку на грязный и мокрый асфальт и обессиленно упал на неё коленями. Промокшие кроссовки поправил теперь руками, натянув их на пятки, уселся на ягодицы, положил трости рядом. На лице его отпечаталась гримаса постоянной улыбки, навсегда запечатлевшей превозмогаемое страдание.
И подумалось мне: что же гонит его за шестьдесят километров за подаянием? Нужда? Но ведь такому инвалиду, наверное, пенсию платят? Влечёт неодолимая страсть к деньгам, наркотическая радость от подаяния? А может, потребность хотя бы вот в таком общении с людьми, в их мимолётном внимании? Или, может, пьяницы-родители выгоняют на промысел своё безответное дитя, чтоб на добытые им деньги усладить себя?
Ради чего терпит он муки, страдания и в дороге, и здесь, целыми днями перенося непогоду, дождик, холод?.. А может… – я содрогнулся, – мафия эксплуатирует его?
Ответа я не знаю.