Глава 3 Сосновые шишки
Шли девяностые годы. Марк уже третье лето проводил в Калиновке. Ему здесь нравилось. Когда было жарко, он спал на раскладушке на сеновале. Утром пели петухи, а сквозь сенное оконце пробирались солнечные лучи. Он прочитал об этом в бабушкиной книжке, да, кажется, и в школе учили: «Проснулся: в широкие щели сарая глядятся весёлого солнца лучи. Воркует голубка; над крышей летая, кричат молодые грачи».
Бабушка любит Некрасова, а Некрасов и Тургенев любили деревню, с ружьишком гуляли по лесам и лугам, да болотам. Правда и заграницу часто ездили, как и теперешние новые русские. Кое-кто в классе уже ездил отдыхать в Испанию, да в Италию. Но Марк рад, что хоть деревня у него теперь есть, добрая баба Таня привечает.
У Марка нет ни сестры, ни брата, но теперь у него есть Инночка, правнучка бабы Тани, и у неё, кроме Марка тоже никого нет. С Инной он ладит, девчонка не вредная, всем его угощает, то морковку тащит, то репку. Зовёт его «дядя Марк», ему смешно, но он тоже зовёт её «племянницей».
С деревенскими мальчишками подружился, они угощали его семечками, и относились к нему уважительно, как к равному, не то, что городские. Там уже чувствовалось расслоение.
Бабе Тане Марк старался помочь, так мама велела. В первое лето он починил забор, а во второе - напогребницу. Да, вот так, взял топор, доски, потесал; потом взял молоток, гвозди и приколотил дощечки, куда надо. И, всё получилось. Не боги горшки обжигают.
Баба Таня довольна, похвалила, соседи одобрили: «Молодец, парнишка»! Воду с колонки вёдрами таскал, а на чай ходил или на родник или в колодец единственный, там воду надо было выкачивать. Картошку мотыгой окучивать научился, тоже невелика премудрость.
Сложнее было с заготовкой дров. Вручную дрова уже никто не пилил, нанимали бензопилу, то есть, того, кто ею владел. А вот колоть приходилось Марку. Но он и этому научился. Колол понемногу каждый день, а потом в поленницу укладывал. И всегда с вечера приносил в дом охапку дров для печки, потому что баба Таня топила её рано, когда ребята ещё спали.
Но печку топили не каждый день, в сенях уже стоял газовый баллон. Да, газ был только баллонный, сначала ведь надо было в чужие страны газ отправить. Так ещё со времён Хрущёва повелось, а вот при Сталине, говорят, так не было, конечно, речь не только о газе. Так вот, в своих деревнях люди пусть перебиваются, как могут. А ведь газ - это ещё и отопление, и горячая вода, тогда и с дровами заморочек бы не было.
Но никто не стремился облегчить участь деревенских жителей. И вот они потихоньку оттуда почти все и убежали. А кормить-то, кто страну должен? Из-за границы замороженные продукты привозить начали, надо же их производителей поддержать.
А ещё Марк научился косить траву. Для козы и двух козлят заготавливал целый стожок на зиму, по верхушкам враз намашет.
- Бери пониже! - говорила баба Таня, - Что ты только головки у цветов сшибаешь?
- Самая вкуснота! - оправдывался Марк.
- Козы поглодать любят! Пусть и стебли будут! - смеялась бабушка.
Потом сено сгребали и расстилали перед домом. У Инны были маленькие грабли. Марк работал большими граблями. Сено несколько раз переворачивали и, не давая пересохнуть, а то будет невкусным, убирали на сеновал. Что бы делали без Марка?
Правда, в первое лето небольшое происшествие было. Напоили его деревенские дружки самогонкой. Ну, как откажешься, подружиться ведь с парнями надо было! Рвало его потом, чуть концы не отдал. Но баба Таня вылечила и слово с него взяла, больше самогонку не пить. Да ему и самому не понравилось. Так же, как и курить. Тошнило его от этого. Да и маму бы не стал огорчать. От Софьи Петровны всё скрыли. Бабушка не выдала, разве можно такую хорошую женщину расстраивать.
Та приезжала через выходной, работы было много, вечерами ещё частные уколы делала, как простая медсестра. Старалась подработать для Марка. Но весь отпуск тоже проводила с ними в деревне.
Пекли пироги со всем, что под руку попадалось, с щавелём, с ревенём, с морковью, с луком. Размачивали сушёные яблоки, пропускали через мясорубку, добавляли изюм и сахар, ах, какая вкуснота, не хуже, чем чистый клевер для коз. А потом новые ягоды и яблоки поспевали. Яички были от своих курочек, свежие, деревенские.
Прикупали и творожок, тогда в деревне коровы ещё были. Блины, оладьи, жареная картошка, каши с тыквой, молоко, - еда была хорошая, натуральная, без всяких там добавок, не то, что расфасованная еда в городе. А как же мясо и рыба? Рыбу ловили в речке, благо она ещё там сохранилась, или на озере. Там разрешалось поймать на удочку несколько карпов. Мясо ели редко, иногда варили суп из тушёнки или покупали свиные или говяжьи рёбрышки у местных производителей. Вместо мяса ели грибы.
Марк стал заядлым грибником. Теперь он мог отличить подосиновики от подберёзовиков, а маслята от сыроежек. А если шли белые, то есть, боровички, это вообще был класс! Заглядывали друг к другу в корзинки и считали, у кого больше. Лисички бабушка сначала отваривала, а потом жарила в сметане. Объедение. А грузди, прежде чем засолить, вымачивала в воде под грузом.
Многое почерпнул для себя Марк из того, чего он раньше не знал. Но он не только работал на бабушкином подворье, он купался в озере, загорал, общался с пацанами и даже с девчонками заигрывал, но это так, чтоб от ребят не отставать. В город возвращался загорелым и посвежевшим. С бабой Таней они стали совсем родными.
Наступило третье лето. И в Калиновке и в Белых Горах уже начинали строить дома, похожие на коттеджи. Марку исполнилось семнадцать. И он подрядился на строительстве одного из таких домов. Он ещё весной поступил учиться в университет на юридический факультет в своём родном областном городе Н.Н.. Его приняли с подготовительных курсов на бесплатное обучение, то есть, на бюджет. В школе он учился хорошо. Это были последние годы, когда это можно было сделать без взяток. Потом начнётся сплошное безобразие, когда поступить на бюджет станет дороже, чем на платное отделение.
Как только он получил аттестат, так сразу же уехал в деревню. Отдохнуть ему хотелось, но было желание и заработать. Конечно, документально его не оформили, возраст не тот, не было ещё восемнадцати. А так работать разрешили. Подсобным рабочим. Но через две недели научили кирпичи класть. И поставили на стенку.
Сначала ему было очень тяжело, подумывал, не сбежать ли. Но и гордость в нём взыграла, другие могут, а я нет! Да и про маму думал, сколько можно на её шее сидеть? И вытерпел. Зубы сцепил и выдюжил. А потом втянулся. Да так привык, что после работы, искупавшись в озере и поужинав, обнимал десятилетнюю Инночку, и так в обнимку, шли они прогуляться вдоль деревни. Но спать ложился засветло, не гулял по ночам, как другие, ведь вставать надо было рано. На работе сонные мухи не нужны. Парни, кто по ночам гуляли, не работали, а на своих огородах носом клевали, а кое-кто и спал до обеда. Отцы ведь у них были, можно было и пофилонить.
Заплатили Марку хорошо, не обманули. Спасибо строителям. Он старался, и его не обидели. Он купил себе велосипед, для деревни вещь необходимую. И катал теперь Инночку на велосипеде, то сзади посадит, то спереди на раму. А ещё купил себе золотую цепочку. Хотелось, чтоб как у других парней. Мода такая тогда была.
Но мечты Марка не были так банальны, ещё, мол, мотоцикл купить и печатку. Хотя было бы хорошо. Но нет, он мечтал о машине. Несколько лет назад он мечтал о мерсе, а сейчас его мечты становились более реальными. Купить бы крутую девятку, да на них, кто ездит? Новые русские. Неплохо бы подержанную шестёрку, тоже хорошая машина, особенно, если купить первого выпуска, металлическую, без пластмассы, а то более поздние сильно бренчат. А первые ездят мягко, бесшумно, отличная машина. Да сколько ж это надо копить? Он уже понял, как достаются деньги.
Своим трудом заработаешь лет через десять. Кредит выплачивать столько же, да и не дадут ему. Ему ещё выучиться надо, потом устроиться на работу. А машину хотелось бы сейчас. Приехать в деревню к своим парням покрасоваться. Маму привезти на машине. Инку с бабой Таней прокатить до Белых Гор, там у них участок есть, где их дом сгорел, они там картошку сажают. Картошку оттуда привезти. Его бы зауважали. Хотя и сейчас все к нему хорошо относятся.
А в университет приехать? Сейчас ещё мало у кого из студентов машины есть. А ведь некоторым деньги словно с неба валились, он это видел, откуда они их брали? А ещё, купаясь в озере, он смотрел на возвышенный берег и в мыслях видел, как над озером строится его особняк. Так ему этого хотелось, что внутри всё словно загоралось.
А ведь когда-то мальчишки мечтали стать лётчиками и космонавтами. Времена изменились. Но может кто-то и мечтает? Мечты у всех разные. Но нельзя сказать, чтоб Марк мечтал только об этом. Какой-то след оставила в нём и романтическая литература, Том Сойер у его тёзки Марка Твена, и Джим Хокинс в «Острове сокровищ» Роберта Стивенсона. Там тема «быстро разбогатеть» очень прослеживалась.
Вот если ты, например, романтик, и скажешь девушке, что подаришь ей луну, то она ответит: «Как замечательно! Я видела в ювелирном магазине золотой кулон с лунным камнем. Подари мне его, милый»! Вот у Джека Лондона один герой по имени Билл Робертс подарил своей девушке Лунную долину, землю, на которой они стали жить. Но чего это ему стоило? Он стал боксёром, и его каждый раз чуть не убивали. Вообще, у Джека Лондона героям доставалось, эта золотая лихорадка, например. Как они там замерзали в снегах Аляски. Ну, да, ведь он описывал жизнь. Там тоже некоторым везло, но только самым упорным и отважным.
Итак, если нельзя разбогатеть, работая на стройке, то хорошо бы клад найти, где- то ведь они ещё остались? Он читал довольно много книг и вычитал про места, где бы они могли сохраниться. Надо сказать, места труднодоступные, на затонувших кораблях, например. Но чтобы клад оттуда достать, надо денег потратить больше, чем стоимость этих самых сокровищ.
А вот, например, сокровища мальтийских рыцарей, ведь до сих пор они покоятся, где-то около Африки, на дне илистого дна, там, где были потоплены адмиралом Нельсоном корабли Наполеона. Но для этого надо быть водолазом. А как им стать? В Армию, что ли, пойти водолазом после института? От Армии косить он не собирался. Марк был честолюбив. Вот так и сочетались в нём эти две ипостаси: романтическая и прагматическая.
Итак, он уже понял, что «с трудов праведных не построишь палат каменных», а клад найти невероятно трудно. Тогда как же можно разбогатеть, если он не принадлежит к власти и не может получить даром социалистическую собственность? Если у него нет отца, который может это сделать? Если он ни от кого не получит наследство? Не пойдёт же он убивать и грабить? Если бы даже он и смог делать это, как Дубровский, то ведь за это сажают в тюрьму!
Марк не знал, что по свету ещё гуляет его величество «счастливый случай», который выпадает только тем, кто этого очень хочет, очень желает и, таким образом, к себе притягивает. Но счастливый ли он на самом деле? И стоит ли им воспользоваться, а не бежать ли от него, как чёрт бежит от ладана? А ответ лежит в сфере нравственности, которой у нас уже, похоже, больше нет. И поэтому, вряд ли кто откажется от этой приманки.
Они любили пить чай из самовара. У бабушки Тани их было два: старый медный, его чистили песочком или тёртым красным кирпичом, и светлый более новый из какого-то сплава, его можно было чистить зубным порошком. Самовар ставили к печке, на обитую железом площадку. Сверху над ним была маленькая печурка – отверстие, квадратной формы, прикрытая вкладышем.
Специальный железный рукав в виде буквы Г одним концом надевали на самоварную трубу, а другой конец рукава вставляли в печурку. Печурка выходила в печку, и через печную трубу дым выходил на улицу, так как задвижка в печке открывалась. Такова была конструкция всей этой самоварной системы. А теперь, как она функционировала.
В первую очередь в пузатый самовар заливалась вода, чистая колодезная, а ещё лучше родниковая и закрывалась крышкой. Без воды самовар не ставили, он мог и расплавится. В самоварную трубу – утробу клали угли, иногда горячие из печки, иногда холодные, печка ведь не всегда топилась. И тогда угли разжигали лучинками, которые настругивали из берёзового полена большим ножом.
Затем трубу нахлобучивали старым дедушкиным кирзовым сапогом, схлопывали его, как гармошку несколько раз вверх-вниз, угли разгорались. Внизу самовара из дырок - поддувал выскакивали искорки, поэтому самовар должен был стоять на железном подносе или пол под печуркой обивался железным листом. Всё было продумано, всё приспособлено. Противопожарные меры.
После того, как угли разгорались, сапог убирали, надевали на трубу железный рукав, по которому дым от горящих углей шёл прямо в печку. Заслонка у печки должна быть закрыта, чтобы дым не пошёл обратно в кухню, а задвижка, наоборот, открыта, как уже говорилось. Эти милые подробности деревенского быта так и встают перед глазами, когда об этом вспоминаешь.
Итак, вода в самоваре закипала, и детям говорили, что самовар запел песенку. А если самовар не поёт? Бывали и такие случаи. Забудет бабушка воды налить, самовар раскалится, но шумной мелодии нет. - Что-то самовар не поёт? - и вот тут и вспомнит, чего ему не хватает. Бросается к самовару с прихватками, снимает рукав, крышку, и быстренько льёт в него воду, которая тут же шипит, закипает, пар валит клубами, но самовар спасён. Домочадцы добродушно хихикают: «Баушка забыла воды налить!»
И только после того, как самовар вскипит, его ставили на стол, на большой расписной поднос. Снимали крышку и клали на выемку чисто вымытые яички. Они не проваливались. Крышка закрывалась, и яички варились на пару, вкрутую или всмятку, в зависимости, когда их оттуда вынешь.
Затем под краник ставили фарфоровый чайник, открывали его и ополаскивали кипяточком. Затем заваривали чай, желательно цейлонский или индийский. Да ещё ставили этот заварной чайник наверх, на конфорку, в виде чаши, которая закрывала трубу, ещё попреть.
Затем подставляли чашки с заваркой, и наливали в них кипяток. А ещё в советские времена в магазине продавали сухой кисель, малиновый или вишнёвый, он был натуральный и очень вкусный. Его тоже заваривали кипяточком под краном самовара. Сколько ложечек положишь, такой густоты и будет.
Иногда в самоварную трубу вместо углей или вместе с углями клали, что бы вы думали? Обыкновенные сосновые шишки. За ними специально ходили в лес с корзинкой, как за грибами. В тот день баба Таня обнаружила, что шишки закончились. И она послала Марка в лес.
- Сходи-ка, Маркуша, за шишками, а то нам с Сонечкой, твоей мамой, скоро чайку вскипятить будет нечем. Да шишки потвёрже выбирай, да не перепутай сосновые с еловыми.
Она протянула Марку корзинку, а Инночка глядела во все глаза, ей тоже в лес очень хотелось пойти, но бабушка не пустила, мальчишка, всё-таки, элемент ненадёжный, ещё потеряет девчонку, ну, как отстанет от него, да заблудится?
- Мы с тобой в другой раз сходим! - пообещала она Инночке.
Марк схватил корзинку и, посвистывая, да подпрыгивая, полушагом, полубегом, угонись-ка за ним, пустился в лес, в тот самый сосновый, который темнел зубчатыми верхушками сразу за селом.
Высоко в небе заливались жаворонки. Почти прямо перед ним мелькали то стрижи, то ласточки. Их можно было бы даже спутать, такие же острые крылышки, выгнутые серпиком или полумесяцем, что одно и то же, если бы не раздвоенные хвостики и красные шапочки на головке у ласточек. И те, и другие порхали, гоняясь за мошками. Всем нужно пропитание.
На опушке леса Марк заметил машину и как раз такую, о которой он мечтал. Он остановился, полюбовался ею, машина была пуста. Он вздохнул, жаль, что не его, и пошёл дальше в лес по тропинке. Зачем в лес приехали, за грибами, за ягодами или просто погулять, и как можно машину одну оставлять - эти мыслишки возникли ниоткуда и улетучились в никуда, какое его дело!
Он решил, что с краю леса шишки, наверняка, уже собраны, и пошёл прямиком вглубь, не то, чтоб далеко, но подальше. Быстренько набрал корзинку и хотел было назад возвращаться, как вдруг из-за сосен вышли два бандита, а третьего они вели связанным, да, руки у него были связаны за спиной, и сам он был опутан верёвкой. Поэтому Марк и подумал, что это были бандиты, а не просто какие-то мужики, да и внешность у них была подходящая, мордастые бугаи.
- Опа! - воскликнул один из них, заметив Марка, и приближаясь к нему. - Не повезло тебе, пацан! Не в том месте и не в то время! Замри и не дёргайся! Дашь дёру, пришью сразу! - тут Марк увидел у него в руке пистолет.
От страха у Марка корзинка вывалилась из рук, и шишки рассыпались по траве. Бандиты привязали третьего к дереву, и недолго думая, застрелили. Одна пуля - в грудь, другая - в голову.
- Вот так мы поступаем с предателями, - повернулся стрелявший к Марку.
Затем направил пистолет на еле живого от страха парнишку.
- Ты - свидетель, а свидетелей убирают! - произнёс он, но в его словах почудился Марку скорее вопрос, чем утверждение, и лучик надежды вспыхнул в его сердце, хотя внутри всё похолодело.
- Дяденьки! - прохрипел он, не узнавая свой голос. - Отпустите меня, я никому ничего не скажу, я ведь вам ничего не сделал! Я не скажу! Я здесь не был и ничего не видел! Отпустите, у меня мама больная! - молил он их, не веря, что они его послушают, понимая, что, видимо, настал его последний час.
- Гляди-ка, про маму вспомнил! - ёрнически – умилительно воскликнул стрелявший, но второй его остановил.
- Опусти пистолет! А ты, подойди ближе вместе с корзинкой!
Марк поднял корзинку с остатками шишек и ватными ногами приблизился к непрошеным гостям.
- Как тебя зовут, и где ты живёшь?
- Я - Марк, а живу у бабы Тани.
- Ты - городской?
- Да.
- Работаешь, учишься?
- Только что поступил на юридический.
- Юристы нам нужны. С кем ты живёшь в городе?
- С мамой.
- А отец?
- Он нас бросил.
- Как его зовут?
Марк назвал имя и фамилию отца.
- Неужели тот самый?
Марк кивнул.
- Тебе помогает?
- Нет!
- А негодяй, всё – таки!
- Все они такие! Похуже нас будут! Только свиду чистенькие! - язвительно добавил первый.
- Говори свой адрес и телефон, если есть! И не вздумай хитрить! Из-под земли достанем
Марк назвал свои координаты. И тут произошло неожиданное, невероятное, то, чего Марк никак не мог ожидать. Этот, который устраивал допрос и был без пистолета, по крайней мере, в руках у него ничего не было, вытащил из внутреннего кармана лёгкой куртки пачку денег, взял у Марка корзину, вытряхнул остатки шишек, и, помахав деньгами перед его носом, сказал:
- Видишь их? Это денежки! И очень большая для тебя сумма! Я даю их тебе не за молчание. За молчание я дарю тебе жизнь. А деньги - это задаток! Потом отработаешь. И не вздумай пикнуть, сам знаешь, что тебе будет. Запомни: ты - свидетель!
Он бросил пачку денег на дно корзинки и протянул её Марку.
- А теперь, собери все шишки обратно!
Марк послушно, дрожавшими руками начал забрасывать шишки обратно в корзину, и денег не стало видно.
- Мы тебя найдём. Будешь пока выполнять мелкие поручения. Учись хорошо, чтоб знал все законы, и как их можно обойти. И помни, отныне ты принадлежишь нам. А то, что здесь было, выучи, как урок. Пошёл вон!
- Спасибо, дяденьки! - пробормотал Марк. За минуту машинально подобрал остальные шишки, и, не глядя на убийц, поторопился восвояси, но слышал, как другой сказал:
- Может, зря мы его отпустили? - а тот ответил: - Видишь, какой жадный, все шишки подобрал. Мы ему заплатили. Будет молчать. Лицо у него неглупое. Он нам ещё пригодится. На ратные дела, похоже, не способен, но вот, как юрист, нам понадобится, пора наш бизнес выводить из подполья.
Марк даже замедлил шаги, чтобы дослушать, что они про него говорят, хотя ему было страшно. Они шли следом за ним.
- А для легального бизнеса нужен вот такой интеллигент. Вырастим своего менеджера. Слышал такое модное словечко. Переговоры, сделки, юрисдикции. Ты что ли пойдёшь со своей рожей?
Марк оторвался от своих новых благодетелей, вдруг передумают, и бегом помчался домой. В душе всё прыгало от радости, что он смог вырваться из такой страшной ловушки судьбы, убежать от такой беды – напасти и, что просто остался жив. Но на смену ликованию приходило и тревожное чувство, змея сомнений медленно заползала за пазуху.
Что с ним будет в ближайшее время, что потребуют от него эти страшные люди? Вдруг заставят перевозить наркотики, и его поймают и посадят в тюрьму? Но вроде бы они говорили о чистой работе, документы оформлять, ходить на переговоры, да какой же он ещё переговорщик, такой салага! В Армию и то ещё целый год не сбежишь. А перед глазами так и стоял, привязанный к дереву с опущенной головой, словно вымазанный кетчупом, как в кино, их бывший подельник.
На какое-то время Марк даже про деньги забыл, просто поставил корзинку в сенях, отдышался и всё! Но через полчаса, когда немного пришёл в себя, конечно, вспомнил, достал их из-под шишек, пересчитал и спрятал в потайной карман своей куртки. А куртку стал беречь, как зеницу ока, пока не уехал в город и не перепрятал их в своей комнате.
И маме ни гу-гу! Она всецело доверяла сыну, у неё не было ни тени сомнения в том, что у Марка нет от неё никаких секретов. Он всегда ей всё рассказывал, но рассказать такое, да ещё больной матери, ему никогда даже в голову бы не пришло.
На другой день вся деревня гудела от новостей, в лесу нашли застреленного мужика, приехали следователи, всех опрашивали. Разговоры, сплетни, пересуды, и только Марк был безучастен, нем, как рыба, и вёл себя так, словно это его совершенно не интересовало.
И когда парни взахлёб рассказывали разные подробности, кто-то видел машину, кто-то первым наткнулся на несчастного и чуть не упал в обморок. Кто-то перепугался до смерти, когда этот закричал, и так далее. Когда все эти ужасы смаковали, Марк со скучающим видом смотрел по сторонам. И когда они позвали его в лес посмотреть на то место, то он отказался, вяло произнеся:
- А какое мне дело?
Пережить всё заново? Нет уж, увольте!
Свидетельство о публикации №218020502080