Путешествие в Лужицы весною 1839 года Л. Штура

Денница (Jutrzenka) – Литературная газета
 
Путешествие в Лужицы весною 1839 года Л. Штура
Врожденная любовь к своему народу, которая постепенно усиливалась во мне, по-мере-того, как я короче узнавал себя и моих соотечественников, с каждым годом возрастала в моей душе, воспламененная произведениями нашего несравненного Коллара. Она заблаговременно привязывала меня ко всему тому, что мне казалось необходимым для познания разных поколений нашего народа, и что возбуждало во мне желание оказать хотя некоторую услугу нашей народности, так медленно развивающейся. Давно уже мне хотелось посетить Словянство, еще уцелевшее в север-западной части словянской земли, обитаемой и возделываемой нашим великим поколением. То были Лужицы (Lausitz, Лузация?), которые влекли меня к себе особенно потому, что в них наиболее сохранились остатки древнего Словянства, некогда широко раздвинувшего здесь свои границы, тогда-как в других странах, издревле чисто-словянских, не осталось и малейших следов древних обитателей. Они привлекали к себе мое внимание еще потому, что почти в нашем веке открылось в них печальное зрелище упадка словянской народности, вытесняемой чужеземщиною. Быть может, уже скоро спадет последняя завеса над могучим некогда Словянством, обитавшим за Одрою и Лабою ...Эти страны были последними, оборонительными местами Словянства на западе против чужеземщины, которая сильно напирала на них, и потому неудивительно, что они, будучи долго осаждаемы, более других словянских стран потерпели от иноплеменников, в чем мы легко можем убедиться, если взглянем на их положение. Утвердительно можно сказать , что в этих обширных странах издревле обитало несколько миллионов Словян, теперь же, находится их только несколько тысяч в Силезии, Лужицах, Поморьи и в окрестностях Люнебурга, да и те мало-по-малу изчезают, особенно в последних двух странах, так, что при конце текущего столетия, из всего Словяства останется небольшое число. Каждый истинный Словянин должен принять в них искреннее участие, как бы ни были слабы и незначительны их остатки. Не смотря на свою малочисленность и на все пагубные войны и смуты, имевшие вредное влияние на нашу народность, они еще сохранили язык и древние обычаи своих отцев. Наконец мы видим в них потомков тех богатырей, которые, как бы стоя на страже, вели войну с чужеземщиною за все Словянство и, после отчаянной борьбы, пали жертвою за своих единоплеменных братьев. Они защищали нас от угрожавшей нам бури, следовательно мы должны обратить глубокое внимание на эти почтенные остатки и, если можно, подать помощь против угрожающего им истребления; мы должны стараться присоединить их к себе в литературном отношении, возбуждая и питая в них дух народности. Это легко нам исполнить, если, при появлении у них народной литературы (на что есть надежда в Лужицах), мы станем принимать в ней ревностное участие. Кроме того тамошним нашим братьям мы еще должны внушить, что-бы они, по-возможности, держались сильнейших из своих соплеменников и старались бы ознакомиться с их литературою, по-тому что сами они теперь уже немногочисленны и подвержены сильному нападению чужеземщины, следовательно легко могут утратить дух словянской народности, если только не будут искать поддержки у своих соплеменников.
И так я отправился в Лужицы, скрывая в душе глубокую горесть, внушенную мне прекрасными, трогательными стихами Коллара, который сравнивает Лужицы с двумя тонущими челноками. По пути я заехал в Липск (Leipzig)—город столь знаменитый своими типографиями и многочисленными книжными лавками, также древнею торговлею, которой некогда дали начало наши предки; город, еще до-сих-пор носящий название на их языке, хотя переиначенное. Во время моего приезда была пасхальная ярмарка. на которой толпилось множество народа, как из европейских стран, так и из Азии и Америки; много было также русских, польских, чешских и сербских Словян, особенно последних.
Сербов можно было узнать по их народной одежде. Я радовался их огромным, торговым предприятиям, опираясь на мысль, что народ посредством торговли богатеет и становится могущественным. Этому мы видим примеры во все времена и у всех народов.
Вспомним древние, богатые поселения предприимчивых финикийцев и взглянем на нынешнюю богатую и могущественную Англию, которая только посредством смелых торговых предприятий распространила свое владычество в других странах и утвердила внутреннее, народное богатство. Владычеством своим над большею частью Восточной Индии Англичане обязаны торговле, ибо восточно-индийская компания, основанная в 1600г. и утвержденная правительством, имела главною целью торговлю с этою страною. Когда же оказалось, что без самостоятельного владычества в Индии, торговля не может приносить выгод, то компания, поддерживаемая своим правительством, стала помышлять об этом владычестве, которое в наше время более и более увеличивается и, может быть, распространится над всею Индиею, если только не вступит в соперничество какая нибудь другая, могучая сила. Известно, что восточно-индийская торговля доставляла и до-сих-пор доставляет Англии безчислеиные сокровища. Россия, в последнее время, обращает особенное внимание, как на распространение своей торговли преимущественно в Азии, так и на усовершенствование фабрик: необходимое условие цветущего состояния торговли, что, без сомнения, должно вести за собою необыкновенные следствия. Тогда богатеющий край безпрестанно будет стремиться к улучшению своего положения и к удобствам жизни; распространится просвещение; средний класс народа — эта основа могущества и благосостояния каждой страны — станет на высшую степень образования и вполне разовьется общественная жизнь. Немцы говорят о Русских, что они, хотя и способны к мелочной торговле, однакож не имеют склонности к огромным купеческим предприятиям. Англичане не только словом, но и делом подтверждают это предположение; потому что они опасаются за свои купеческие выгоды, видя успехи русской торговли и распространение ее внутри Азии. Таким образом русское Правительство, заботясь об успехах внутренней промышленности и торговли, поддерживая и поощряя купеческие общества, способствует благосостоянию народа; ибо только этим путем можно достигнуть полного во всем успеха, проистекающего из внутренней жизни народа. Правда, что страна, исключительно занимающаяся внешнею торговлею зиждется еще не на самых прочных основаниях, находясь в зависимости от других; кроме того она может лишиться сил и могущества, и по многим причинам, из которых главная заключается во внешней торговле, может быть раздроблена и уничтожена, что доказывают нам древние республики: финикийская, карфагенская и т.д, в новейшее же время Венеция и Генуя; но, не смотря на это, Слонянам нельзя опасаться, чтобы у них усилилась внешняя торговля, и взяла бы верх над другими отраслями народной промышленности, как в Англии; ибо земля заселенная Словянами, большею частью плодородна и обильно вознаграждает труды ее возделывателей, которые более и более будут привязываться к ней, имея врожденною наклонность к землепашеству. Притом самое географическое положение Словян не благоприятствует отправлению внешней торговли. И так, нет причины опасаться, чтобы торговля и промышленность у Словян препятствовали успехам земледелия и своим перевесом могли бы истребить у них эту отрасль народного благосостояния, заключащую в себе источник богатства. Напротив того, Словяне могут почитать себя счастливыми, находясь в таком положении, что земледелие, торговля и промышленность должны у них идти рука-об-руку.
Эти обстоятельства чрезвычайно важны, потому что по ним можно судить об успехах народного образования.
Может быть, подобное соединение произведет и у нас благодетельные следствия. Принимал в соображение, что земледелие есть твердая основа общества, между тем как промышленность и особенно торговля способствуют свободнейшему и скорейшему развитию оного, — легко можно предугадать счастливую будущность Словян, которой они достигнут без насильственной поспешности, ровным, твердым спокойным шагом.
Как же мне было не радоваться, видя наших соплеменников на знаменитой липской ярмарке, между которыми особенною деятельности отличались Сербы. Предприимчивость в торговле делает Сербов самыми богатыми людьми в Венгрии, исключая дворянство, обладающее большими поместьями. Эту предприимчивость отсталый Маджар приписывает пронырству, сам не отваживаясь пускаться ни в какие большие предприятия.
Нашедши свободное время, я поспешил в сад Гебгарда, находящийся при реке Эльстере, где поставлен памятник несчастному Понятовскому. К моему описанию этого памятника (в лит. газете: Цветы) я намерен присоединить еще некоторые дополнения и поправки.
Близ памятника стоит небольшой, красивый домик; в нем показывают приходящим несколько портретов Понятовского и картину, которая представляет его в ту минуту, когда он на лошади хотел броситься в Эльстеру, бывши уже ранен. Эта картина очень хорошей работы. Там же хранится пистолет, из которого Помятовскйй, бросаясь в Эльстеру, выстрелил в последний раз в прусского солдата нанесшего ему смертельную рану. Здесь погребено было его тело, но после перевезли его в Польшу, также как тело Костюшки из Солотурна, и погребли в Кракове.
Вакации в здешнем университете еще продолжались, и потому я не мог быть в сербском обществе, которое существует здесь уже более ста лет и считает в числе своих членов университетских слушателей; я был в нем уже на возвратном пути. Биржа немецких книгопродавцев, с громкой надписью: Deutsche Buchhandler—Bo’rse, заставила меня глубоко вздохнуть, когда я подумал о словянских странах и о нашей бедной, книжной торговле, которой не достает деятельности, скорости и предприимчивости. Просвещение находится у нас еще не на высокой степени, следовательно мы должны распространять его, если хотим, чтобы увеличилась книжная торговля, именно потому, что участь последней зависит от первой. Если только просвещение станет у нас на высшую степень и общество будет принимать большее участие в литературе, тогда распространится и книжная торговля, на что, между-прочим, не будем терять надежды.
На другой день по приезде, я оставил Липск, севши на паровоз, который через три часа и пятьдесят минут доставил нас в Дрезден, отстоящий от Липска на 15 миль. Железные дороги будут иметь чрезвычайное влияние на общественную жизнь; но мы когда-нибудь поговорим об этом обширнее.
Дрезден (по чешски: Драждяны), город при Лабе (Elbe), некогда основанный нашими словинскими предками, теперь, кроме названия и лужицких кормилиц, уже не имеет ничего словянского. Местоположение его прекрасно. Отлогая возвышенность, протекающая мимо Лаба и прекрасный мост, немногим чем отличающийся от моста чешской Праги, придают ему необыкновенную прелесть. По реке идут пароходы, таким образом из Чех быстро можно перенестись в Гамбург и в Немецкое море: какая выгода для торговли! Я провел здесь несколько приятных часов вместе с моим ревностным земляком Грабетою, придворным капелланом, который вызван был из своего отечества к саксонскому двору. Князь Иоанн, будущий наследник престола, учился у него чешскому языку по своей охоте и оказал в нем большие успехи. — Земляк разсказывал мне, что прямодушный князь принял под свое покровительство словянский язык в саксонской Лужице и объявил, что будет защищать его от беззаконного притеснения. Несколько лет тому назад, в саксонском совете, разсуждаемо было о непременном истреблении Словянщины в Лужицах, но, благодаря высокому покровительству князя Иоанна, также искреннему усердию доктора Миллера, тогдашнего министра просвещения, отклонена была угрожавшая ей опасность; по-крайней-мере позволено было преподавать в начальных училищах Закон Божий на отечественном языке.
Чем реже случаются примеры такой справедливости, относительно Словен, в немецких странах, тем более заслуживают они нашего внимания.
Здешние музеи еще не были открыты, и потому я вскоре отправился в путь, прямо в Лужицы.
Моя дорога пролегала по лесистой, прекрасной стране, где я встречал деревни, некогда бывшии словянскими и теперь совершенно онемеченным. — Доказательством тому, что они основаны Словянами, служит их местность и самые названия, которые уже теперь или искажаются жителями, или совершенно онемечиваются. Еще между простым народом чаще услышишь словянские названия, чем между людьми образованными; да иногда на придорожных столбах встречаются первоначальные названия лужицких деревень и городов, и то такие, которые трудно переиначить или онемечить; и потому значение их темно для Немцев. — К таким названиям принадлежит напр. Ратибор, а к совершенно онемеченнымъ: Weisig (Бела); переиначенных же есть множество; вот примеры: Uist(Уезд); Lohsa(Лазы); Bautzen (Будешин), Go’rlitz (Згорелец, Zholerec), и др. Тут вспомнил я и о Венгрии, где также переиначиваются и пишутся на придорожных столбах наши народные имена, напр. Бановцы(Бан), Озоровцы (Озор) и мн. др. Достойно замечания, что эти имена подобным же образом употребляются и на латинском языке, как бы для того, чтобы более придать им латинский характер. Для нас, Словян, очень важно, как наша народность всюду, сколь можно, истребляется и изглаживается. Продолжая свой путь, я увидел Слоупско, торчащее на высокой горе, по правую сторону. Сердце мое наполнилось горестью, когда я вспомнил Колларов сонет: Пышное Слоупско, замок древних Моков - и т.д. Грустно смотреть на бренные остатки бытия и славы своих родичей: они обращают мысль нашу к былому счастью и вместе с ним к преходящим бедствиям, давая нам живее чувствовать настоящее положение. Когда я сел в почтовую карету, чтобы ехать далее, то нашел в ней двух Словян, одного по имени Ивана Мужика, будешинского обывателя; другого Станислава Крупинского, поляка и купца из Одессы. Они возвращались домой с липской ярмарки. Эти добрые люди разговаривали между собою по-словянски, каждый на своем наречии. Я с ей час же завел с ними речь; объяснил им вкратце взаимные отношения их племен между собою и потом сделал подробное сравнение всех трех наречий; при чем они имели случай показать свои познания и быстроту соображений, потому-что все выводы из наших суждений они переводили с одного наречия на другое. Мы говорили также о лужицких Сербах и о том, как истребляется их язык, в чем с прискорбием сознавался бывший с нами Лужичанин и сожалел, что Словянщина, изглаживается разными способами: то насильственным введением Неметчины во все училища, то постановлением не выслушивать в суде жалоб на сербском языке и т.п., наконец прибавил, что он ни на одном языке так хорошо не может молиться Богу, как на отечественном, почему никогда не ходит в немецкую церковь, но всегда охотно присутствует при сербском Богослужении. Вместе с нами была также одна Немка из Лужиц, которая ничего не понимала по-сербски. Она стала жаловаться на неблагочестие сербского народа, который в Опицах, в верхне-лужицком местечке, во-все не ходит в церковь, когда служба совершается по-немецки, и толпами теснится в ней тогда, когда она совершается на сербском языке. Я удивился ее словам и заметил ей всю ничтожность ее суждений, подумавши про себя, что наша почтовая карета в малом виде представляла то, как поступает с нами свет и каковы его суждения об нас, суждения, который из неприязни, или легкомыслия наших соседей, уже сделались столь обыкновенны в этом образованном свете. Через три часа езды от Будешина я уже услышал сербский язык и узнал одушевленные, приятные словянские лица. При взгляде на них я исполнен был какой-то грустной радости, думая, что эти лица вскоре совершенно изменит холодный отпечаток чужеземщины, уже пробивающая на них. В тот же день, по выезде моем из Дрездена, я прибыл в Будешин, где простился с прежним моим сопутником Крупинским, который поехал далее, и получил от другого моего сопутника, Мужика, приглашение посетить его во время моего пребывания в Будешине.
Будешин, главный город верхней саксонской Лужицы, с 10,000 жит., при реке Спрове (Spree) отличается прекрасным местоположением. Он окружен горами и холмами, которые к востоку и северу значительно возвышаются и до-сих-пор носят словянские названия, как то: Чернобог, Прашица и др. Около них сохранилась еще словянская народность в своей чистоте, не смотря на то, что чужеземщина грозит ей опасностью из главного города. Первым намерением моим было посетить здешнего священника Андрея Лубенского, ревностного Серба, написавшего предисловие к Зейлеровой сербской грамматике. Он меня принял очень радушно и радовался, что и отдаленные Славяне принимают участие в своих лужицких братьях о которых я услышал от него много печального. Он разсказывал мне также, что мещане и зажиточные обыватели ежедневно более и более онемечиваются, прочут в Немцы своих детей, и что народный язык незаметно ограничивается только сельскими хижинами, находя в них убежище от угрожающего ему истребления. Он с прискорбием также заметил, что, со времени его детства, многие поселяне совершенно онемечились, и что Богослужение, совершавшееся прежде на сербском языке, теперь совершается на немецком. - Окончание следует
Денница (Jutrzenka) – Литературная газета, посвященная Словянским предметам и издаваемая Петром Дубровским. Варшава, Первая часть. 1842г. с.3-8
https://vk.com/doc399489626_459150965 41Мб
Людевит Штур. Путешествие в Лужицы весной 1839
https://proshkolu.ru/user/baobab57/blog/556040/
Денница (Jutrzenka) – Литературная газета
http://sinsam.kirsoft.com.ru/KSNews_820.htm