Чернь

Когда на приборной доске тревожно замигал оранжевый датчик двигателя, Киреев чертыхнулся и нажал на тормоза. Машина боком поползла по обочине, погружаясь в мокрый раскисший снег прямо возле столба с надписью “Чернь”. Выключив уставший мотор, Киреев посмотрел на уходившее под гору зимнее безнадежное шоссе, окруженное мокрыми разломистыми тополями и грязноватыми мелкими домишками, и уткнулся подбородком в руль.
“Господи, прям какой-то прошлый век… И надо же так залететь шестого марта. Вот, не зря Машка закатила истерику. Бегал бы сейчас по магазинам, искал подарок. Мог бы сегодня и не ехать, ведь никто не посылал. Сам решил до праздника обернуться, чтоб потом отдохнуть, расслабиться, с Машкой в ночном клубе оттянуться. К ней бы поехали... Вот теперь расслабишься. Влип...”
Невысокий косой забор метров через сто заканчивался заправкой. “Может, у них там мастерская есть? Хотя в этой дыре...” . Киреев, приоткрывая дверцу,  слегка задел невысокого мужика в черных дутиках и защитной расцветке куртке, вынырнувшего из узенького проулка.
- Простите, – буркнул Киреев, так и зависнув над обочиной.
Чертыхнувшись, мужик посмотрел на согнувшегося Киреева, перевел взгляд на машину с московскими номерами и шмыгнув носом, прохрипел:
- Кхе-кхе, ничего.
Отступив в самую грязь, он поддернул брезентовый чехол, висевший на правом плече.
- Скажите, здесь где-нибудь автомастерская есть? – поинтересовался Киреев, не сводя глаз с  чехла, в котором могло лежать что-то смахивающее на  ружье.
Прищурившись, мужик зыркнул и пожал плечами:
- Есть, конечно.
- Охотимся? – неизвестно зачем спросил Киреев  кивнул на чехол.
- Рыбачим, – ответил мужик. – Езжай сейчас прямо вниз по трассе, там будет памятник Тургеневу и Толстому, а а через километр на той же стороне– мастерская. Вывеска там есть, синяя такая. Запомнил?\
- Запомнить несложно, спасибо, – кивнул Киреев и переспросил: –  Толстому и Тургеневу памятник?
- Тургеневу и Толстому, – как-то насмешливо поправил мужик. – Вон даже отсюда их головы видны. Видишь?
- Угу, – буркнул Киреев, вглядываясь в серую панельку, окутанную клочьями тумана. – А чего им здесь памятник стоит да еще двоим сразу? Жили что ли или писали?
- Жили, писали, охотились.
- Ну хорошо, а в вашей Черни-то они чего делали? – Киреева начало разбирать некоторое любопытство.
- Как чего? Был большой по тем временам уездный город – начальство, трактиры, торговые ряды те же. Купцы здесь покупали-продавали. Вот сюда баре и съезжались – продать-купить, в трактир или просто в гости.
- Значит, хорошо жили?
- Не знаю. Не жил, не участвовал. А так земля здесь была хорошая, урожайная, жизнь тут всегда била ключом.
- А сейчас как? Все так же как при барах? – с усмешкой спросил Киреев.
Взгляд мужика снова стал настороженным и недоброжелательным. Он посмотрел на Киреева и нехотя процедил:
- Нормально.
Сообразив, что его шутка  и вправду неуместна, Киреев быстро попрощался:
- Спасибо за подсказку. Значит, вон туда вниз?
- Туда, туда –  проговорил мужик и, поправив чехол, через несколько секунд исчез...
Киреев прикрыл глаза, чтоб сосредоточиться, продумать, что и как делать дальше. Но вместо этого перед мысленным взором побежала с горки на горку грязно-желтая посыпанная песком трасса, черные безбрежные поля. Он встряхнул головой и вновь огляделся – все та же лента шоссе, голые деревья, те же в пролежнях пахоты поля и подслеповатые деревенские дома, сбегающие по склонам бесснежных оврагов.
“И вправду – чернь какая-то. Вот дыра-то. Тут еще оказывается Толстой с Тургеневым встречались!”
Через минуту слева появилось пара трехэтажных облезлых панелек и, ближе к дороге, памятник писателям. Серые в цвет низкого зимнего неба фигуры под три метра ростом, то ли из камня, то ли из крашеного металла, одиноко и зябко высились посреди скверика с несколькими березами.
Киреев оглянулся и заметил на той стороне длинное похожее на новый сарай здание с расчищенной от снега асфальтной площадкой. “Похоже, это и есть мастерская, судя по памятнику и разбитым “Жигулям.” Ага, вон и синяя вывеска с колесом”.
Осторожно, почти не нажимая на педаль газа, он въехал во двор через раскрытые кованные ворота и заглушил мотор.
“И о чем все-таки эти властители, так сказать, дум и могли беседовать в этом убогом месте ?” –  рассеянно думал он, шагая по двору и пытаясь хоть что-то вспомнить из школьного курса литературы или из того небольшого количества произведений русской классики, которые он когда-то читал. Но в голову ничего, кроме тургеневских девушек и зеркала русской революции, не приходило...
Пройдя через узенький тамбур с пустой вешалкой и огнетушителем, Киреев оказался в небольшой комнате, обклеенной обоями в желтых и зеленых разводах. Окинув ее быстрым взглядом, он отметил, что она достаточно уютна – крашенный и чистый деревянный пол, пара кресел, между ними – журнальный столик с торшером, на подоконнике – горшки с традесканцией и геранью. За стоявшим в углу письменным столом сидела миловидная молодая женщина в накинутой на плечи теплой куртке-аляске. Она что-то печатала на компьютере, поглядывая на лежавшие перед ней листы бумаги. Подробно черт ее лица в приглушенном свете торшера Киреев не разглядел. Приятное, с правильными мягкими линиями, такое русское и милое...
 - Здравствуйте, вы что-то хотели? – спросила девушка,  не поворачивая головы и продолжая стучать по клавишам.
- Да, у меня датчик двигателя вдруг загорелся. Сказали, что у вас ремонтируют машины. Можно ее посмотреть? – ответил Киреев.
- Можно, –  кивнула девушка, на секунду повернувшись и мельком взглянув на посетителя. –  Сейчас позову механика, подождите.
Пока она звонила по телефону и разговаривала с каким-то Мишей, Киреев успел заметить большой настенный календарь в углу рядом со столом, на котором была напечатана на пол листа фотография знакомого памятника.
“Этот, что по приятнее, наверно, Тургенев. Все о девушках и любви писал. Сам, говорят, никого особо не любил, – вдруг подумал Киреев. – А второй получается – зеркало русской революции.  Чего хотели? Охотились, в гости ездили, книги писали. Теперь вот им памятник!”
Он чуть было не подумал “забавно,” но тихий и спокойный голос девушки вытащил его из рваных путанных мыслей и вернул в комнату:
- У вас  ключи от машины с собой?
- Ключи? Ах, да простите, засмотрелся на календарь. Нет, ключ в машине, – ответил Киреев, похлопав по карману куртки.
- Хорошо, сейчас Миша займется вашей машиной, а вы пока можете подождать здесь или прогуляться. У нас есть что посмотреть.
- Да, нет спасибо, я так, проездом, памятник писателям я уже видел, – торопливо ответил Киреев и пожал плечами.
Внимательно поглядев на него, девушка  предложила:
- Тогда можете снять вашу куртку и посмотреть журналы. Проверка машины займет примерно полчаса. Не волнуйтесь, починят.
Повесив куртку, Киреев погрузился в  кожаное кресло и потянулся было за журналом, как взгляд его невольно скользнул по девушке. Он уже привык к зимнему полусумраку в комнате и теперь заметил, что у девушки тонкие черты лица, высокий лоб и светлая, почти белая кожа в легких веснушках. “Кого-то она мне напоминает”.
- Мне, конечно, были интересны местные достопримечательности,  хотя, честно говоря, я пока ничего особенного в этом памятнике я не заметил, кроме того, что это – Толстой и Тургенев,  – иронично заметил Киреев, все еще рассматривая девушку.
Та, почувствовав на себе взгляд посетителя, поправила сползавшую курточку и ничего не ответила. Кирееву стало неловко, он опустил голову и все-таки взял какой-то автомобильный журнал. Пауза продолжалась несколько минут. Девушка по-прежнему что-то печатала, Киреев украдкой поглядывал на ее.
“Да, кого-то она все-таки мне напоминает. Глаза... Такие задумчивые и даже грустные. Как там – тургеневские девушки? Может быть...”
Перевернув пару страниц, Киреев отложил журнал. Его взгляд опять скользнул по стенам, по гладко зачесанным волосам девушки, отливавшим серебром в свете монитора.
- Удивительно, но я почти ничего не помню, что нам преподавали в школе по  литературе, – кивнув на календарь, решился нарушить молчание Киреев. –  А то, что такие писатели как Толстой и Тургенев встречались здесь …
Едва оторвавшись от экрана, девушка как-то негромко проговорила:
- Да, встречались и именно здесь. А что не знаете, так и не удивительно – мы все учились понемногу...
- Ну, да, – пробормотал Киреев. – Это мне знакомо... Учился...
При этих словах по губам девушки мелькнуло подобие усмешки, но она сразу опустила голову, отвернулась.
- Впрочем, каждому интересна своя жизнь. Да и какая польза от того, что ты узнаешь чужую жизнь по этим книгам и романам, ведь твоя-то жизнь от этого особо не изменится?
- Лучше учиться по книгам, чем набивать шишки самому, – сказала девушка.
Ее голос прозвучал тихо и твердо, но показался Кирееву немного напряженным.  И эти ее слова… К чему она их сказала?   
Киреев почувствовал в словах незнакомки какой-то вызов. Он откинулся на спинку кресла и постарался ответить как можно спокойнее:
- Писатель мог написать и совсем по-другому и ответы на всякие там судьбоносные вопросы могли быть другими! Например, написал бы Толстой  “Войну и мир” как-то иначе, так может и не стал бы зеркалом русской революции!
- Он, конечно, не зеркало, но он отразил мир, который мы уже не узнаем, свои идеи и представления о нем.
- А у нас могли бы быть другие идеи и мысли, если бы он написал иначе? И как тогда мы бы строили свою жизнь? Ведь человек строит свою жизнь исходя из опыта прежде всего тех, кто жил до него,  приспосабливая его к своим обстоятельствам. Особенно если это так сказать, гиганты мысли, как Толстой или там Тургенев.
Киреев заволновался, подался вперед, журнал выскользнул из его руки и с шелестом упал на пол.
- Конечно, – серьезно ответила девушка. – Но какой она могла бы  быть, мы уже никогда не узнаем.
Киреев усмехнулся и, подняв журнал свернул его в трубку. “Странно, ни с того ни с сего какой-то  разговор о литературе. Зачем мне это? Какая-то ерунда.”
Он вдруг почувствовал, что  расстроен этой почти нелепой ситуацией и свои не очень уместным и внезапным волнением. При этом, глядя на девушку, он явно не знал, что сказать в ответ. Разве что банально поддакнуть.
Зачем говорить о какой-то литературе? Мало ли кто что там писал и думал. Ему все равно не интересно смотреть на себя и свою жизнь через призму чужих идей и представлений, тем более писателей из давних времен.  В ней и так хватает всяких нелепых случайностей. Ну сломалась его машина, пришлось заехать в мастерскую в этой дыре и причем здесь писатели, другая жизнь? И этот ненужный обрывистый разговор с незнакомой девушкой о какой-то литературе. Жизнь у него будет завтра в ночном уютном клубе, если, конечно, эта поездка сегодня закончится благополучно... 
Он чуть слышно вздохнул – нет, лучше не о книгах, а просто поинтересоваться, как и что.
- А вы где-нибудь учились, что так хорошо все знаете, так вот со знанием дела говорите о литературе? Кстати, как вас зовут? А то мы вот говорим...
- Да, одиннадцать лет назад закончила пединститут. Зовут... Катя Мельникова ...
Киреев замер, чуть отклонился на спинку кресла словно от внезапного толчка в грудь, но тут же подался вперед и, подняв голову, посмотрел на девушку. Катя? Неужели? Ну та с филфака?
- Катя? – вздрогнув, он распрямил спину и едва слышно повторил, – Катя...
Странно, очень странно. Одиннадцать лет и он ее не узнал. Почему так?
Да-да, конечно, это было на четвертом курсе,  он был на математическом, а она – на филфаке вроде. Конечно, Тургенев… Он тогда  и встретил ее  на какой-то совместной вечеринке в общаге филфака!  Да-да, эти мягкие черты лица, застенчивый взгляд! Ну, конечно, как он мог не вспомнить её? Ведь тогда он попытался поухаживать за ней, даже погуляли потом...
Видимо, изумление на лица Киреева было настолько неподдельно, что Катя сама пришла в явное замешательство и прошептала:
- Простите, Павел, что я вот так не сказала сразу. Подумала, раз не узнали, может и не надо...
- Катя, вы знаете, здесь так мало света, – пробормотал Киреев. – Кто бы мог подумать….
- А вы, Паша, почти не изменились, – проговорила она. – Вы как вошли, так после первых слов я сразу вас вспомнила...
На его невнятный вопрос “как она?”, Катя ответила, что после института ей пришлось вернуться в Чернь – мама сильно болела. Зарплаты школьного учителя не хватало даже на лекарства, потому она пробовала работать в разных местах, пока наконец не устроилась в автосервис. Сказать, что довольна работой, нельзя, но по местным меркам это – неплохие деньги...
Слушая неторопливую речь Кати, Киреев почувствовал, что ему как-то стало не по себе от ее слов, мягкого голоса. Значит, решила остаться в этой глуши ради родителей, пошла на какую-то левую работу, печатает все время что-то наверно, какие-нибудь накладные. И ничего... По-прежнему интересоваться литературой, историей, и вот так спокойно, как-то мирно о своей жизни рассказывать...
Киреев вдруг почувствовал, что в комнате стало жарко и что у него начинает кружиться голова. Заметив, что Киреев все еще смущен, Катя как бы невзначай спросила, чем он занимается.
- Да так, – проговорил тот, – менеджер по продажам в одной компании. Вот еду по работе...
Он замолчал, глухая вязкая тишина повисла в комнате, и ему показалось, что даже света в комнате стало еще меньше.
- Да, понятно, – как-то быстро кивнула Катя и покосилась на бумаги на столе. – Я вот тоже с отчетами вожусь, бумажки перепечатываю.
“Да, литература и жизнь. Она, конечно, не изменилась, как была скромной и смущенной, так и осталась. Вот ей еще надеть бы ей что-нибудь вроде длинного бело-розового платья с оборками, такого же цвета шляпки, букетик полевых цветов в руках… Да, тургеневская девушку... ”
Он отвернулся, делая вид, что смотрит на серый мартовский двор... Катя начала переворачивать страницу за страницей, словно что-то пытаясь найти в мелких печатных строчках. Едва слышный шелест нарушал неловкую ломкую тишину.
Через пару минут боковая железная дверь мастерской противно скрипнула, запахло бензином и в комнате появился невысокий мужик в замасленном комбинезоне. Не глядя на Киреева, он подошел к столу и протянул Кате лист бумаги.
- Миша, машина готова? Так быстро? – спросила она смущенно, не глядя при этом на него.
- А чего там смотреть? Вот результаты диагностики, – ответил механик и обратился к Кирееву.  – Кислородный датчик контроля выхлопа у вас полетел, вот и загорелась лампочка. Поменять его сможем только часа через два, когда подвезут новый из Тулы. Будете ждать?
“Ждать? А надо ли?” – подумал Киреев и, увидев, что Катя как-то странно быстро отвернулась к компьютеру, почувствовал, как что-то кольнуло в груди, заныло слева...  И тут же появилось суетливое желание поскорее подняться и уйти. Ему вдруг стало душно, даже начало подташнивать. Запах бензина, затхлого  помещения подкатил под горло. Нет-нет, надо валить.
- Нет, так долго я ждать не могу, я должен быть к обеду в Орле, меня ждет заказчик. Я смогу доехать до города без ремонта? – спросил Киреев и, бросив журнал на столик, поднялся.
- Куда угодно. В основном, машина в порядке. Вот ваш ключ.
Сунув Кирееву ключ в руки, механик вышел. Едва закрылась дверь, как загудел принтер и через пару секунд Катя протянула квитанцию. Расписываясь, Киреев заметил, что ее лицо слегка покраснело, а пальцы мелко вздрогнули. Поставив закорючку на квитанции, Киреев распрямился и неожиданно для себя спросил:
- Это – муж?
Ее взгляд скользнул поверх Киреева и уперся в металлическую дверь.
- Нет, но ухаживает, – негромко ответила она и попыталась оторвать корешок квитанции.
Лист треснул и разорвался пополам. Киреев хотел было что-то сказать, может, даже пошутить, мол, и жизнь, как бумага, рвется не в том месте и наискосок, но вместо этого пробормотал:
- Спасибо, квитанции не надо... – и встретившись с Катей взглядом, он торопливо добавил. – Я, в общем, поеду. Приятно было встретиться... До свидания.
Бывшая сокурсница как бы через силу улыбнулась, ее губы чуть дрогнули:
- Да, вот и о литературе немного поговорили... До свидания.
Надевая куртку, Киреев никак не мог попасть в рукав. Досадно поморщившись, он просто перекинул ее через плечо и подойдя к столу, протянул Кате руку. Ее мягкая теплая ладонь едва ответила на пожатие.
Выйдя во двор, Киреев огляделся и вздохнул –  небо потемнело, наступили такие странные полуденные сумерки и пошел крупный, густой снег. Кружа и замирая каждое мгновение, он падал на серые крыши, скрывал на обочине следы от человеческих ног и колес машин и застилал черные склоны холмов и тонкую еще не замерзшую ленточку реки, петлявшую у их подножия, плотным покровом. Казалось чья-то невидимая рука бережно укрывает этим белым холстом замерший городок – его тополя, заборы, дома и памятник становятся почти неразличимыми, невидимыми на безбрежной равнине, что на горизонте сливается с низким и плотным небом
Голова слегка закружилась. “Может, на обратном пути и вправду заехать? Ведь когда-то встречались... Хотя... Да, Тургенев, Толстой... Боже мой...”
Несколько снежинок упали и растаяли на его покрывшихся легкой щетиной щеках.
“Как быстро меняется погода, придется ехать медленно, – подумал Киреев, вытирая лицо, и посмотрел на часы – было начало двенадцатого. – К обеду успею.”
Перед поворотом на уже порядком заснеженную дорогу он на мгновение притормозил и поглядел в зеркало заднего вида – в нем отражался смутный залитый голубым светом экрана женский профиль в проеме узкого и низкого окна. “Да, какая странная встреча...” 
Педаль газа резко ушло в пол, машину занесло, колесо забуксовало на разбитой обочине, выбрасывая куски земли.  Чуть завалившись набок, Киреев переключил скорость, выждал пару секунд и осторожно отпустил сцепление. Задрожав, слегка вильнув в сторону, машина выкатилась на дорогу и, продавливая в нем колею до черного асфальта, медленно двинулась под крутой уклон.