Жертва

С Блоком под боком, товарищи!


Утро. Кофе. Утро. Лень.

Все, что можно сказать.

День – странный. Литр перестал жить в три. За новым он не пошел. Лень.

Вечер – тоска, даже хандра, а толку-то…

Ночь – бессонница. Звездная пыль, жгучий неоновый свет. Какой ядовитый! Жуть!..

Дойти до снотворного? Лень…

Самолет заходил на посадку. Вот и все. Больше ничего этого нет. Нет целой жизни. Нет будущего и настоящего. Одно прошлое, одно прошлое…

Он летел с международной конференции по литературе. Попал туда он, конечно, чудом. Но ведь попал! Это был для него настоящий рай. Не больше, не меньше. Счастье… Знаете ли вы, как хорошо человеку, который занимается любимым делом? Едва ли. А ему это было доподлинно известно.

Но теперь он возвращался. Хочется добавить «домой», но он совсем не знал, был ли теперь его родной город домом… Не знал. Теперь он серьезно сомневался. В каждом своем шаге, в каждом движении. Его смущала всепоглощающая пустота. Нет, это не романтическая пустота русской души. Эта пустота – болезнь. Болезнь, высасывающая из человека все силы. Человек становится вялым и апатичным. Теперь он был таким. Он равнодушно смотрел в иллюминатор. Видел в нем ночь и гирляндой раскинувшийся маленький город. Маленьким город этот, конечно, назвать сложно. Но он считал его таковым. Вот и мы будем считать так же.

Посадка была довольно жесткой. Пилот до последнего чего-то ждал и достаточно поздно выпустил закрылки. Самолет лихо плюхнулся на шасси. Потрясло. Скорость сбросили еле-еле. Он уже подумал, что пилот пойдет на второй круг. Но, к счастью, самолет встал. Аплодисментов не было. Это было понятно. Сонные пассажиры, взбудораженные тряской, с недовольными лицами вылезали в проход. Он сидел. Зачем вставать? Первыми к выходу идут пассажиры бизнес-класса. Он это хорошо знал. Хотя это, наверное, знали все.

Он снова уставился в иллюминатор. Подъехали за багажом. Чемоданы безжалостно швыряли на специальную платформу. В столице такого бы не допустили. Хотя другого в этом месте ожидать было бессмысленно. Все вышли. Теперь надо было идти и ему. Он аккуратно встал и, ловко схватив свою сумку из-под сидения перед ним, начал не спеша идти вдоль прохода. Ближе и ближе к выходу. Вот и выход. Стюардесса желает приятного дня. А зачем ему теперь приятный день? Хватит…

Он выходит из самолета. Холодно. Минус двадцать восемь, не меньше. Трап скользкий. Он осторожно спускается по трапу и залезает в автобус. Добро пожаловать! Но куда?..

Такси. Светофоры. Яркие, но однотипные огни. До тошноты знакомые баннеры, ужасные дороги и паршивое настроение. Добро пожаловать…

Вот он дом. Вернее, здание. Старая пятиэтажка. Одинокая, злая, уставшая. В этом городе все устало. Апатия, вялость, меланхолия. Добро пожаловать.

Он поднялся на третий этаж. Мать, наверное, спит. Он отпер дверь и вошел. Добро пожаловать.

Бросил куртку и улегся на кровать. Не спал. Только думал, думал и думал. Дальше ему было все знакомо.

Утро. Кофе. Утро. Лень.

День – странный.

Вечер – тоска, хандра.

Ночь – бессонница.

И все. Цикл. Пу-сто-та…

Он знал, что все пройдет. Пройдет тоска. Пройдет тотальная апатия. Пройдут однотипные дни. Но эти знания не спасали ноющую его душу. И несколько дней о пытался прийти в себя. Не плакал. Но от этого было только хуже. Хорошо ведь женщинам? Поплакал и боль утихла. А ему так нельзя. Вернее, у него не получается. Обидно.

Что было потом? После этих бессмысленных дней? Он не вспомнит. Жизнь. Обыкновенная бетонная серая жизнь начала его заглатывать. Потом он совсем с нею свыкся. Теперь он снова такой, какой был до поездки. Никто.

Дни текли спокойно и размерено. Вместо жгучей пустоты внутри появился легкий холодок спокойствия и обреченности. Все так, как должно быть. И он такой, каким ему быть суждено.

Когда он, наконец, пришел в себя, к нему начали липнуть его друзья. Те, о ком он не вспоминал, да и не хотел вспоминать. Был лишь один человек, о ком он помнил. И этот человек так же, как и другие, тоже вскоре занял свою нишу в повседневности его.

Везде лишь один вопрос: « Ну что, как отдохнул, а?». Нет, конечно, изредка слышались и иные реплики: «С приездом!», «Поздравляю!».

Но поздравлять было не с чем. Как можно поздравлять с потерянным раем? С растраченной жизнью? С ледяной смертью раскаленной души? Он этого не понимал. Не понимал, но всегда отвечал «спасибо», сам не зная для чего. Нет, первые несколько минут он был рад видеть знакомых людей. В них он искал спокойствие от сокрушительного удара разлучницы-судьбы. Но не смог найти ничего. Все жили обыкновенной жизнью.. Прекрасно обходились без него. В конце концов, он и эти мысли смог отбросить. Он стал частью того мира, откуда ему ненадолго удалось взлететь. Он снова упал на землю.

Суета беспощадна. Вы замечали, как суета влияет на вас? Меня утомляет, даже доводит до изнеможения. А его убивала. Убивала долго и больно. Она разъела его изнутри. Ну а теперь все. Он не беспокоится, его не волнует расставание, сам он понял, что не нужен ни друзьям, ни знакомым, ни жизни вообще. Он себя потерял. Наверное, именно с этого момента все события в его интерпретации получили фатальный характер…

Утро. Кофе – обреченность.

День. Дела – тюрьма.

Вечер. Лень – уныние.

И только ночь все еще бессонница.

Почему-то он вообразил себя тем, до кого никому нет дела. Он тараторил и тараторил о том, что все его бросили, покинули, оставили, а сами прекрасно живут где-нибудь. Он был неправ. Лучший друг его – Саша - всегда был рядом, поддерживал его, помогал жизни быстрее его проглотить. Когда же это удалось, отношения между Сашей и им стремительно начали восстанавливаться.

Жизнь текла своим чередом. Проблемы поглощали уцелевшие кусочки разорвавшегося сердца. Но он этого не замечал. Хорошо было только от одной вещи – у него был друг, с которым он снова начал общаться. Будущее было туманно. Он боялся будущего. «Как все ужасно»,- думалось ему каждый божий день. «Как паршиво».

Паршиво, однако, не было. Вот уже он начал лгать. Все окончательно становилось на свои места. Одноклассники его презирали, друзья называли Лазарем. С первых же минут его появления в городе вновь стали слышны колкие слова: «Опять поет». И хотя он пел Лазаря, он искренне верил, что он одинок и беден. В этот раз мы от такой оценки воздержимся.

N-ным числом февраля он как обычно пошел в школу. Стандартное утро, стандартное расписание. Даже погода стандартная. Он вошел в класс и свалился на свое место. Приехал.

Все вокруг были заняты своими делами. Хотя бессмысленную болтовню делами, пожалуй, не назовешь… Он улегся на парту и снова «улетел» - то есть уснул. Проснулся только от третьего щелчка по носу. Какой-то урод щелкнул его, пока он спит. Забавно, что он всегда думал об этом «пока». Он ведь не ответил бы, будь он даже способен увидеть своего обидчика. Вернее, его ответом было бы простое: «Идиот, что делаешь!». Слабость это или сила даже он решить был не в состоянии. Но щелкали его редко. Засыпать дальше не было смысла. Щелкнули раз – щелкнут еще,- знал он, но в этот раз ни с кем он об этом не разговаривал. Лишь выругался про себя и погрузился в раздумья, тупо глядя на доску.

Казалось, ему было плохо. Он был бессилен понять почему, хотя нет, он не хотел понимать. Опять выбьется из колеи. Это была его последняя конференция. Теперь он хотел бросить писать.

Почему?..

Как раз это он хотел обсудить с Сашей, который вот-вот должен был подойти. И он пришел.

-Привет.

-Привет.

-Как дела?...

Он всякий раз задавал этот вопрос не случайно. Только он неминуемо предполагал реакцию типа «а у тебя?».

-Сойдет. Спал плохо. У тебя?

-У меня…,- у него дела были неплохи, но в ответ он сказал нечто из его авторских фразочек,- у меня очень неочень.

-Что опять? – оторвал Саша. Он ожидал фразы своего собеседника. Он считал, что любой разговор между ними сводится к этому.

-Случилось? Нет, нет… все не так плохо, разберусь сам.

«Не разберется»,- знал Саша и потому повторил,- что случилось?

- Ничего.

-И все же…

- Да все…

-Сказал «а» - говори «б»!

Они помолчали. Саша, наконец, расположился на своей половине стола и так же как он уставился на доску.

-Вить, пойми, я добра тебе желаю,- сказал Саша, стараясь вернуть своего друга к диалогу,- скажи же, что произошло?

- Спасибо, Саш… Я просто… Я просто подумал, что мне стоит перестать писать…

- Почему же?

- Я ездил на конференцию, ты знаешь… Ну и там мы оценивали тексты каждого. Мой текст очень сильно раскритиковали.

- Перестань… Критика – это лишь мнение, не мне тебе об этом говорить…

- Да, мнение. Просто это мнение тех, кто собаку съел в этом деле. Обидно очень… У всех получаются тексты намного лучше моих…

- Ты преувеличиваешь.

- Вовсе нет.

Они снова помолчали.

- Знаешь, я давно хотел бросить,- продолжил он.

- Не понимаю тебя. Тебе дан талант, а ты его не используешь.

- Талант. Это громко. Слишком громко.

- Не согласен… Впрочем, дело твое: хочешь – бросай.

- Да, наверное, брошу.

«Не бросит»,- был уверен Саша. И он был прав. Уже несколько раз он хотел перестать писать, но вновь и вновь тянулся к ручке, как к дозе наркотика. Он не мог по-другому. Писательство – его жизнь. Конечно, гением он не был. Не был профессионалом. Но профессионалов в семнадцать лет

– по пальцам пересчитать. А он ждать не хотел и поэтому оценивал свое творчество здесь и сейчас. Он разбивал свое творчество в самокритике, но критика других была ножом по его сердцу. Ему хотелось выигранных премий, славы и признания. Покажите мне писателя, который не хотел бы того же?..

Он был таким, как все. Максималистичен. Немного смешон. Он был идеалистом. Все или ничего. Все или ни-че-го. Поэтому его произведения были зажженными спичками при ветре в двадцать метров в секунду. Он был романтиком. Жаль только, что романтизм умер лет так…

- Это все, что тебя беспокоит?

-Все. Остальное чепуха.

-Ну, какая чепуха? Расскажи.

- Да нечего тут рассказывать.

- Ну как хочешь…

- Ладно, хорошо. Я не знаю, что мне делать. Надо выбрать, куда подать документы, а я не знаю, кем хочу быть.

- Может, подашь на юридический?

- Их как собак нерезаных.

- А экономистом?

- Я тупой.

- Перестань.

- Нет, я серьезно. Какой из меня экономист…

- Самый настоящий.

- Окстись.

- Сам окстись.

Больше они не разговаривали. День прошел по накатанной.

День – Уроки.

Вечер – тоска.

Ночь – бессонница.

На следующий день Саша в школу не пришел. Витя не придал этому значения. Не стал придавать. Но когда Саша не пришел в школу третий день подряд, Витя решил навестить своего друга.

После уроков он не спеша поплелся к знакомому дому на окраине. Серенький, маленький, двухэтажный. Он больше походил на старенький сельский домишко, нежели на городское строение. Это был «частный сектор». Такое словосочетание произносили всегда с презрением. Те,

кто не хочет «освобождать место». Звонок. Железная дверь забора отперлась, и перед Витей оказалась мать Саши. Она была бледной, уставшей.

- А что с Сашей? – спросил Витя, забыв поздороваться из-за своей растерянности.

- Он приболел. Температура под сорок. Сейчас он с отцом. В больнице.

- Господи, как же так! Он же был вот только в школе…

- Дня три продержали мы его, но сегодня повезли в больницу. Температура не спадала.

- Да уж… А какая больница?

- Третья городская.

- Знаю, спасибо… - он не успел договорить и убежал.

«Третья городская» находилась в трех кварталах от сашиного дома. Поэтому Витя бегом отправился туда. Трехэтажное , в бетонных заплатках, с крошащимся кирпичом зданьице. Грязный пол. Серые (вместо белых) стены. И нелепая суета. Нелепая, потому что в больнице было всего человек тридцать, да и те по разным этажам…

Но тем не менее суета.

«человек идет вперед. Вперед к своей цели. Сколько дорог идет параллельно… А ты идешь по своей. Смотришь налево-направо – знакомые лица. Ты улыбаешься им и идешь. И они идут. Но что делать, когда дорога, по которой ты шел, заканчивается тупиком? Та самая дорога, на которую так много было потрачено в начале, оказывается обрывом?.. Дорога назад? А есть ли она, эта дорога… Как забавно. Все то, что ты считал вечным рассыпается за секунду. Ты понимаешь, что все вокруг не то и не так. Куда спрятаться? Нужно ли прятаться? Может, так и должно быть… «Каждый выбирает по себе»… А что если ты сам не знаешь, что тебе нужно? Если ты уже сомневаешься в верности каждого своего решения?.. Что тогда?

Тогда остается холодная неопределенность и пустота, которая и начинает сжирать тебя. Не сразу, постепенно. Чтобы ты побольше помучился. Это так легко оборвать все это… всего-навсего принять решение. Но не можешь ведь… Не можешь… Каждое твое слово. Верно ли? Уверен ,а?.. Вот и оно. Когда зубы стучат, руки трясутся, ломит, обрывает дыхание. Когда судорожный смех сменяется паршивой действительностью и апатией. Что тогда? Поднимется ли рука? У меня все никак не получается понять, чего я не могу: решить или решиться. Не получается. Пу-сто-та. Лихорадочная, убийственная, жгучая, леденящая пу-сто-та. Сожжено все то, что было тобою. Тряска, апатия. Нет, главное не давать волю мыслям. Тошно от всего. Какие детские проблемы! Но вот он странный тупик. Все верное – ложи. Вся ложь – истина. Как тебе, праведник, а? Мордой в землю! Знай свое место, свинья!».

Палата жалкая. Саша выглядит больным. Почему выглядит?.. Он ведь болен. Ему бы помочь, а что я могу… Не знаю.

-Как ты?

Тишина. Такая странная тишина. А что, если больше он никогда не ответит. Не то, что не захочет… Не сможет… Что будет со мной?..

Какая ужасная дрожь.

Он стоял у кровати своего друга. Через час к нему подошла медсестра.

-Ты чего здесь делаешь?

-Стою.

-Иди, иди, сейчас он спит, иди…

Виктор потихоньку вышел. Он не знал, вернее, не понимал, что происходит. Вокруг. В нем самом. Все стало странным и непонятным. Странности обрели фатальный характер.

«Только бы с ума не сойти».

Домой пришел поздно. Сам не помнит, как оказался в постели. Не спал. Ночь, ведь,- бессонница.

Утро – Кофе.

День – уроки.

Вечер – тоска.

И снова ночь. Снова бессонница.

Доводилось ли вам терять смысл? Смысл всего? Многие отождествляют это состояние с потерей смысла жизни. Но Виктор потерял абсолютно все. Каждая максима казалась ему ложной и ничтожной. Все слилось в бессознательный поток.

Утро – Кофе.

День – уроки.

Вечер – тоска.

И снова ночь.

Замкнутый круг сжимал его. Его жизнь. Его сознание. Ему стало казаться, что и его самого скоро сожмет это кольцо и он задохнется. Задохнется с улыбкой от того, что все, наконец, кончилось. Все, что так больно резало ему что-то, некогда бывшее душой. Что там теперь он не знал. Самоубийство – думать.

Самоубийство – жить.

Самоубийство – существовать.

А может, прекратить все? Разом, а?..

«Дерьмо. Какие поганые и бездарные мысли возникают в твоей голове! Окстись, полудурок! Возьми себя в руки!». Но в руки себя взять не получалось. Трясло.

Утро – Кофе.

День…

Сами все знаете.

Что было дальше? То же самое. Сашу выписали, кстати. Они потом встретились в школе. Он думал о том, чтобы напиться. Может, обретет спокойствие? Почему люди пьют? Им хорошо?..

Почему курят? Может, курить?..

Нет, дело дрянь. Мысли – дерьмо. Ломка в суставах. Трясет.

- Что с тобой?

- Что?

- Ты вялый.

- Плохо мне.

- Заболел?

-Не знаю, жар какой-то.

- Может, температура?

- Нет… Нервное.

-Ох… Нервные штуки всегда ужасные…

Наверное. Наверное, правда.

Нервные штуки всегда ужасные.

Нет, правда, ужасные.

Не дай бог каждому…

Утро. День. Вечер. Ночь.

Утро. День. Вечер.

Утро. День.

Утро.

*

Стук в дверь. Никто не отвечает. Стук сильнее. Ответа нет. Соседка вызывает милицию. Дверь вскрыли. На полу труп Виктора. Рядом баночка с непонятным содержимым. Кажется, снотворное. Добрался-таки.

Потом похороны. На них ни слова про записку. В ней четыре слова:

« Как вам жалко жалости».

Тишина. Ти-ши-на. Такая хорошая. Такая… Такая…

-Кто-нибудь хочет сказать что-то о погибшем?

Встает Саша. Подходит к гробу, кладет руку.

- Он получил того, чего хотел. Да простит его Господь…

Молчание.

Утро.

День.

Вечер.

Ночь.

Ти-ши-на.

Пу-сто-та…