Туфли

   Базар,  обнесённый плотным  красным забором,  оклеенный всевозможными  плакатами,  занимал  огромную  площадь  в центре города  Омска.  Внутри его  длинными  рядами  вплотную  друг  к другу  стояли  дощатые магазинчики,  набитые  всевозможными  товарами,  вернее рухлядью.

  Покупатели, в основном из сельской  местности, рылись  в них, выискивая нужный товар.  К двенадцати часам дня  воздух  наполнялся жарой;  народу – не  протиснуться.

  Шура долго ходила  между этими  рядами,  высматривая выходные туфли. Шура стройная блондинка  с  овальным  лицом, уже отчаявшись  найти  туфли,  остановилась  передохнуть, обливаясь  потом,  перед последней лавочкой у восточных  ворот.  В  лавочке  сидел  старый лысый  китаец с длинными  усами.  Вдруг  он участливо  заговорил  с китайским акцентом:  «Сё  ищете  мадам?»  «Выходные  туфли  тридцать  восьмого размера  не могу найти», – с  горечью  в  голосе проговорила  Шура.

  Китаец  наклонился  под  прилавок,  порывшись  в вещах,  поставил  перед Шурой  обувь.  Шура была  ослеплена туфлями. Ей  так  они  понравились, что, несмотря на  дороговизну, она решила  потратиться.

  Туфли были из натуральной  кожи. Покрытые  чёрным  лаком, чуть  суженные в  носках,  на  невысоком  каблуке  с  серебряной застёжкой в виде бабочки  с  золотой каёмкой.  Не  туфли, а черевички.  Шура примерила их. Ногам  было  так  удобно,  мягко, словно  мастер  шил  на  её размер.  Довольная покупкой, Шура  пошла  искать  свою  подводу,  с которой приехала из  деревни.  Установилась  полуденная жара.  Солнце,  неприкрытое  облаком стояло  в зените  и  сильно  припекало. У  Восточных  ворот  стоял  цирковой  шатёр для  акробатов-мотоциклистов, бешено  играла  музыка.  От  гудков и звона городского  транспорта, от  громкой цирковой музыки,  от  рёва мотоциклов,  от людской толпы у  женщины разболелась  голова.  От  одуряющего  запаха  съестного,  от  солений – перевернуло  в желудке: хотелось  есть.  Шура зашла в пельменную  и  встретила там своего  утреннего  извозчика.

  Шура  женщина двадцати  восьми  лет,  статная, полногрудая,  всего  как год пришла из  армии.  Служила в артиллерийском  взводе, охраняя  морские границы.  Придя домой в августе  1945  года,  не встретила  мужчин  своего  и  последующих  годов рождения.  Все убиты на полях  сражений.  А  те, что  выжили, приходили  без  рук, без ног, изуродованные,  искалеченные  войной. Надо  было  искать  мужчину, создавать семью. А ходить  в клуб не в чем.  Вот и  решилась  на дорогую  покупку.

  Туфли  так  шли к  её военной юбке!  В деревне все ахали, восхищались,  говаривали:  «И  где ты  такие  туфли  купила?»

  После каждого  редкого  похода в  клуб  Шура протирала  туфли  полувлажной  мягкой тряпочкой  и ставила сушить  на подоконник.  Ходить  в  туфлях  было  некогда: работала  дояркой,  ежедневно  вечерняя дойка.

  Изба  её совсем осела, и  окна располагались  всего на метр выше уровня земли. Сруб  стоял почти  готовый.

  Июль  стоял  жаркий, ягодный.  В  этот  год  ягод уродилось  много. В деревню  наезжало  множество  гостей из  города,  особенно  в  субботу и  воскресенье.

  К соседке, к  бабке  Тереховой, в гости  приехали  дочь  и  сын.  Оба они  служили  в милиции.  Сын  шофёром,  а  дочь  секретарём-машинисткой,  поэтому  имели  возможность  приезжать  на служебной  машине.

 Шурино  и Тоньки Тереховой детство проходило  рядом:  вместе  играли,  вместе ходили  в  школу.  После  седьмого класса  брат  забрал в Омск,  устроил в милицию  перебирать бумажки,  затем  выучилась  печатать  на  машинке, и  карьера  пошла вверх. 

  Тоня  выросла,  стала  иметь  городской лоск,  возмужала,  похорошела  и  была в расцвете  такой женской красоты,  когда одинокие  и  женатые  мужчины  заглядываются и  готовы завязать знакомство.  Она уже  имела  неудачный  опыт  замужества,  развелась  и  сняла квартиру на двоих  со  своей деревенской  однокашницей.  Теперь  она работала  при большом  начальнике.
  Высокая,  с  утончённой талией, брови  нарисованы, губы накрашены красной помадой.

  Женщине  захотелось  увидеть  бывшую  подругу  детства  и  просто  поболтать. После взаимного  приветствия  у раскрытого  окна,  где  стояли  злополучные  туфли,  разговор перешёл на  них.

  – Какие  туфли  красивые!  Где  купила? – спросила с  завистью  Тоня.
  – В Омске  на базаре. У  китайца  в лавочке  у  восточных  ворот, – ответила  Шура. – Долго  искала.
  – Куда  ходишь в  них? Коров  доить?  Продай мне,  я  тебе даже больше  заплачу, – просила  Тоня.
  – Не  твоё дело,  куда мне  в них  ходить! – отрезала  Шура.

 Обменявшись  незначительными  фразами,  видя,  что  хозяйке некогда,  она торопилась  на вечернюю  дойку,  Тоня пошла домой,  захватив незаметно  туфли.  Шура второпях  не  убрала  их  и  второпях не заметила пропажи.

  Уже  на дойке  она  вспомнила,  что  не  убрала  туфли,  и  на сердце стало  тревожно. Придя с работы,  она хватилась  туфель.

  – Мама,  ты не  убирала  туфли  с окна? – сразу с порога спросила  встревоженная Шура.
  – Я  закрывала  окно,  никаких  туфель там  не  было, – сказала  удивлённая мать.
«Тогда это Тонька взяла», – подумала  Шура,  потому  что Тонька уже  в детстве была  вороватой  девочкой.

 Ночь  быстро  сгущалась,  а  Шура всё искала туфли.  Переспросив  соседей  и  сестёр,  которые  ничего не  видели,  Шура  легла  в  глубоком  расстройстве.  Ей долго  не  шёл  сон.  Но  когда  она  заснула,  её  привиделся  кошмар.  Для  притока  свежего  воздуха окно  на  ночь оставляли открытым,  задёрнутым  ситцевыми  занавесками. Вдруг  занавески  раздвигаются, появляется безобразное лицо ведьмы.  Будто  крадётся она к туфлям под  кровать.  Хвать  их и на ноги. Давай танцевать  в них.  Кружиться по  избе.  И  вот  уже не  ведьма, а Тонька. «Я так  и знала,  что  ты стащила!» – громко  проговорила  Шура  во  сне.  От  её голоса всё вздрогнуло  и  улетучилось. Шура проснулась.
 
 Было  уже  шесть  часов  утра. Солнце поднималось  быстро, освещая всё, что  стоит, лежит, летает  на  поверхности  земли.  Громко  запели  скворцы, зачирикали  воробьи,  закудахтали  куры.  Уже  петух  прокукарекал  несколько  раз,  замычали  коровы,  прося  хозяев избавить  их  от  ночного  накопления  молока.

  Не выспавшаяся Шура пошла  на работу.  Из  её головы никак  не выходили  туфли.

  Утром  после  дойки  решилась  идти  к Тонькиной матери,  Марии  Тереховой,  которая славилась  в  деревне  умением  гадать  на  картах.  Бабка  уже седая,  согнутая,  сказала,  что  она  не видела у Тоньки никаких  туфель,  но  Тонька  почему-то  торопилась  и  сразу  после  обеда уехала  в Омск.
 – Обошла  всех  соседей,  никто  не  видел, – чуть  не плача говорила  Шура. – Тётя Маша,  погадай  мне  на картах.  Ну,  кто мог  взять?  Как  сквозь  землю  провалились!

  Тётя Маша  согласилась, раскидала специальные карты. «Туфли твои  у  крестовой  дамы. Тебе  предстоит  длинный  путь за  ними  и  неприятная встреча с  дамой в казённом  доме.  А  узнаешь  о  них от винновой дамы  при ближайшей дороге».

  Прошло  три дня.  Шура,  возвращаясь  с дойки,  неожиданно  встретила  знакомую  Дусю  Ковалёву.  За разговором  о  том, о  сём  Шура  рассказала о судьбе туфель,  которые не раз  видела Дуся на Шуриных ногах.
  – А  я  видела  у Тоньки Тереховой, ну  точь-в-точь,  ходит  в  твоих  туфлях. Я  ещё  удивилась. Наверное, Шура  продала,  подумала  я. – рассказывала  Дуся Ковалёва.
  – А  ты  знаешь, где  она живёт? – спросила  Шура.
  – Рядом  со  мной.  Мы одну  квартиру  снимаем.  Поехали  завтра.  Завтра Пётр  Алексеевич едет на базар  мёд продавать.  Приплатишь  ему – он  довезёт  до Омска и обратно.

  Они  сходили  к  Петру Алексеевичу,  договорились.  Он  не против  был  взять  двух  пассажирок.  Путь далёкий, 80  километров.   

  Пётр Алексеевич  имел за плечами  шестьдесят  лет жизни,  выглядел  ещё  молодцом.  Водил  хозяйство на  пару  с женой,  имел  пасеку, часто  ездил  в Омск  на базар  с  продуктами сельского  производства.  Волосы, брови, усы  на  его  узком лице  давно  поседели.  Сам  он был высокий, но  сутулый.

  С  утра  пораньше, как и договорились,  ещё только-только стало  светать  и  небо окрасилось  яркой зарёй,  две  пассажирки  явились  на двор  к  Петру Алексеевичу,  который хлопотал  у подводы.  Подвода  уже готова.  Осмотрел  колёса, смазал.  Две лошадки,  Карюха и Гнедуха,  запряжённые  вместе, нетерпеливо  фыркали, предчувствуя дальнюю  дорогу. «Ну,  все  в сборе?» – спросил  Пётр  Алексеевич.  «Все!» – ответили женщины. «Ну,  тогда  поехали! – перекрестившись,  сказал Пётр Алексеевич  и  тронул  лошадок, – Но,  мои  хорошие!»
Лошади тронулись  и  побежали споро.
 
  Часам к  десяти  въехали  в  Омск  и  были  на  центральном  рынке.  Базар, наполненный народом, вовсю  уже работал.

  Дед распряг  у коновязи  лошадей,  задал им  сено  и  с  помощью женщин  отнёс  флягу мёда  в медовый ряд,  где  уже  стояли  продавцы.

 Женщины пошли на  квартиру, которая находилась за улицей Герцена  в  середине  квартала.  Перед  ними  предстали  высокие деревянные ворота  с  железным  витым  кольцом,  изнутри  видна массивная щеколда,  которой закрывали  ворота  на  ночь.  На  ворота прикреплены деревянные  украшения.  В центре их,  на высоте, смотрелось  солнце с распростёртыми  лучами.  Столбы украшали вырезные из дерева цветы.  За  воротами  возвышался двухэтажный особняк из  красного  кирпича.  За  особняком – кирпичный флигель, бывшая кухня,  где жили  девушки.

  Поместье  принадлежало  когда-то богатому купцу,  который ушёл  из жизни, и хозяйство  его пришло  в упадок.  Хозяйка занималась  продажей цветов,  поэтому в ограде, повсюду  были  цветы,  особенно  по  сезону тюльпаны. Тропинка,  поросшая мелкой  травой,  привела их  к дверям  квартиры,  чтобы попасть  в неё  нужно  переступить  вниз  две ступеньки. Порхали  над  цветами  бабочки. Мирно  сновали  стрекозы.
  Дуся порылась  под  крыльцом,  достала ключ. Женщины вошли  в комнату,  где стояли  по  обе стороны две кровати,  аккуратно  заправленные.  В  углу,  у  входа,  печь-плита, обеденный  стол, между кроватями  старинный столик на трёх  ножках.  На  нём  стоял небольшой осколок трельяжного  зеркала,  стояли  кремы, пудра,  духи, краски.  Сразу видно,  что живут женщины.  Прямо  окно  с  цветастыми  занавесками.

  Шура обвела взглядом  комнату, и  её взгляд  наткнулся на туфли, стоящие под  кроватью.  Сердце её учащённо  забилось. «Вот  мои  туфли! – воскликнула она.  «Вот  наглая  воровка!» – возмущённо проговорила Дуся.   «Дуся,  ты знаешь, где находится милиция,  в которой  Тонька работает?» – спросила Шура.   «Там,  у базара  с  северной стороны.  Идём,  я  тебя  провожу» – предложила  Дуся.

  Женщины  пошли,  закрыв на ключ квартиру  и  положив его  под  ступень.  Хозяйка,  полная,  в ярком халате,  поливала  из  шланга цветы.  Она подозрительно  посмотрела  на  Шуру.   «Да  это  из  нашей деревни,  не бойтесь!» – успокаивающе  проговорила  Дуся.

  Перейдя улицу Герцена,  они  вновь  очутились  на шумном  рынке.  На  базаре  распространялся терпкий запах  солёных  огурцов,  укропа,  жареной колбасы,  восточных  пряностей.   Торговцы  из  Средней Азии,  Закавказья  раскладывали  горками  помидоры,  яблоки, груши,  урюк  и  наперебой  с  восточной ласковой улыбкой  приглашали  женщин  купить что-нибудь.

  Женщины прошли   базар и  остановились  у восточных  ворот, где стояла лавочка китайца.  Но,  ни  китайца,  ни  лавки  уже не было.  Прошли  вдоль  стены базара  и  прямо  упёрлись  в  приземистое  длинное  деревянное здание  с  деревянным,  старинным  крыльцом, на  котором  стояли два  милиционера.  Неподалеку воробьи  купались  в толстом  слое  пыли, устраивали  драки  между  собой и  громко  чирикали.  Солидно  расхаживали  голуби,  приглашая воркованием  голубок.

 Милиционеры  подозрительно  посмотрели  на  женщин  и  строго  спросили:      – Вы в  какой  отдел?
 – Мы  к  самому начальнику, – сурово  сказала  Шура.
 – Начальника  нет. Он  в командировке,  заместитель  за  него – пояснил  рыжий  милиционер.
  – А  Терехова Тонька  работает у вас? – спросила  Шура.
  – Да,  работает,  у заместителя – двусмысленно  улыбаясь,  сказал второй  милиционер.   
  – Сидоров отведи женщин  в отдел  Горбатовского, – попросил  второй  милиционер.   
  Милиционер  по  фамилии  Сидоров повёл  женщин  по  узкому коридору.   Пройдя  бесконечное  множество  дверей,  милиционер открыл  дверь  в  комнату,  где сидело  несколько женщин, быстро  печатавших  на  машинках.  Оттого  в  кабинете  стоял шум.       
  – Товарищ  Горбатовский, к  вам  женщины! – обратился милиционер к  низкорослому  упитанному  подполковнику,  стоявшему  около  одной машинистки  с  какими-то  бумагами.    
  – Вот  этот  и  есть заместитель, – указал  на  него  милиционер.  Повернувшись, он  пошёл к  выходу.            
  – Что  вы  хотели? – обратился к  ним  подполковник. 
 – У  вас воровка работает, Тонька Терехова! – громко  объявила  Шура.      
  – Что,  воровка, хорошо  в милиции  пристроилась?!  Чтобы воровать было  удобнее! – дополнила  Шура.    

Увидев соседку, с  которой когда-то играли, Тонька смутилась.  Все  сидящие  женщины  перестали  печатать  и  стали  с  ехидной  улыбкой  слушать  громкое  дело.  Исполняющий обязанности начальник,  молча, уставил на  Тоньку  свой недоумевающий  взгляд.   
 – Никаких  туфель,  товарищ начальник,  я  не  воровала  у  этой женщины.  Я  купила  их  в  магазине  на  Любино, – побледнев,  стала  оправдываться  Тонька.
 – Спокойнее,  женщины,  расскажите  всё подробно, о  каких  туфлях  вы говорите! – категорично  заявил  начальник.
  – Не  воровала?  А  это  что? – Шура вынула из  сумки  туфли.
  – А  вот  и  свидетельница, – указала  она на  Дусю, стоявшую  за  её спиной. – Мы  сейчас  из  твоей квартиры.
  – Воровать  чужие  вещи – это  тоже  кража, – заявил  заместитель начальника, не зная как выйти  из  щекотливого  положения.
  Тонька, увидев прячущуюся за спиной  Шуры Дусю,  замерла  на  полуслове  и  на  выдохе проговорила:  «Чтоб  твоей ноги  не было  в комнате!»
  Выслушав  весь  рассказ  потерпевшей  и  свидетельницы,  заместитель  начальника заверил Шуру,  что  он  окончательно  разберётся в этом  и  виновная будет  наказана.
  – А  вы подтверждаете,  что  туфли  принадлежат  этой  хозяйке? – спросил  он  Дусю.
 – Да-да, я видела  в  деревне, в клубе  на  Шуре,  а  в  городе  смотрю – Тонька в них блистает.  Они  соседи,  почти  рядом  живут, – сказала  Дуся на одном  выдохе.
  – Возьмите  туфли. Вы,  женщины,  свободны,  можете  идти  домой.  Не  беспокойтесь,  дело  будет  улажено, – заверил  их  заместитель.

  Женщины повернулись  и  пошли  по  длинному коридору  к  выходу.  Тонька померкла  в глазах  сотрудниц.  Сойдя с  крыльца,  две женщины горячо  распрощались.
  – Пойду  вещи  перетаскивать  на другую  квартиру,  а  то  к  ней  хахаль  этот  полковник  ходит,  а я  им  мешаю, – сказала  Дуся.

  А  Шура  пошла  искать  подводу,  на  которой ехала  утром.  Она вспомнила,  что  с  утра ничего не  ела.  Запах  пирожков аппетитно  действовал  на  её желудок.  Пришлось  растратиться,  купить  домой  два килограмма  копчёной  колбасы,  килограмм  ливерной колбасы,  связку баранок.

  Пётр Алексеевич  удачно  распродал флягу мёда.  Закупил  всё,  что  ему надобно  по  хозяйству,  а  жене  купил  отрез  красивой ткани  и  уже  собирался в  обратный  путь.  «Вот  ты как  раз  подошла.  Ну,  что  поехали?  Как твои  дела?»   «Успешно!» – ответила Шура.

  Проверив  снаряжение  на  лошадях, обойдя телегу и  проверив  колёса,  хозяин  уселся  удобнее  на телеге,  пригласив  попутчицу последовать  его  примеру  и,  перекрестившись,  тронул лошадей вожжами. Чуткие  лошади, повинуясь  хозяину, слегка  побежали.

  У  Шуры разболелась  голова от  сегодняшних  событий,  от  звона и  гудков  городского  транспорта,  от  людской сутолоки,  от  цирковой музыки,  от  рёва мотоциклов.  На  восточной стороне,  сразу за базаром,  устроился цирк  вертикальной  езды  на  мотоциклах.  Вокруг  раздавался рёв  моторов,  музыки,  сопровождавшей трюки мотоциклистов.  Шура думала о  потерянном  дне, так  редко  бывавшие  выходные.

  Незаметно  доехали до  Иртыша, до  переправы.  Им  повезло:  как  раз  паром  набирал транспорт.   Медленно  развернувшись,  он  пошёл  наискось  реки  к противоположному  берегу.
               
 Шура стояла  у  перил и  смотрела  на быстрое  течение  реки  с  круговертью.  «Вот  так  и  жизнь  протечёт, как эта  река  и  будет  тебя крутить  в  водовороте,  как  эту  щепочку!» – подумала  Шура  и  непроизвольно  угадала  свою судьбу.   Паром  причалил  к  пристани;  подводы одна  за  другой  покидали  его.

  В  деревню  въезжали, когда  уже  шло стадо  коров,  поднимая ногами  густую  пыль.  Солнце  клонилось  к  закату,  потянуло  вечерней прохладой. На  горизонте  образовывались  красивые очертания облаков, напоминая город  с  его  нагромождениями  домов. С озера  цепочкой,  один  за другим,  возвращались  домашние  гуси,  о  чём-то оживлённо  гогоча.
  – Напрасно,  наверное, съездила!  Намучилась  только – с состраданием спросила  встречающая мать,  видя уставшую  Шуру.
  – Нет,  не  напрасно, – ответила  дочь,  и  рассказала  всё,  как  было.   

   В окно  заглядывала  полная ясная луна;  её свет  медленно  прокрадывался  по  полу к  туфлям,  стоящим  под  кроватью.  Она осветила  их,  и серебристые  бляшки  засверкали  перламутровым  цветом.  Шура слышит  сквозь  сон,  как  невидимый человек  ходит  в них  по  лунной  дорожке,  подходит  к  окну  и  хочет  исчезнуть  в  лунном  сиянии,  унося с  собой  туфли.   Во  сне  Шура  закричала:  «Снимай  сейчас  же!»  И  крепко  вцепилась  в ноги  исчезающему человеку.  И  тут  же  проснулась  от своего крика.  Она  пошарила  рукой  под  кроватью:  туфли  как  стояли,  так и  стоят. И  вновь голова её упала  на  подушку, и  Шура  заснула  крепким  сном.

  Прошёл  месяц.  Стояли  последние жаркие дни  июля.  Как-то  на  выходные  приехала Дуся из города.  Подруги  встретились  неожиданно.  Дуся похорошела.  Длинные  вьющиеся каштановые  волосы  ниспадали  ей  на  плечи. Подмалёванные  губы,  ресницы,  накрашенные  губы, лёгкое  платье – всё  говорило, что  она горожанка.

  Дуся рассказывала,  что  Тонька, придя  с  работы,  закатила  скандал,  назвала  Дусю  шпионкой и  предательницей.  На что   Дуся,  молча  с  вещами,  перешла на другую  квартиру,  находящуюся  неподалеку.   Она  давно  думала  разорвать  отношения  с  Тонькой.  А  Тоня с  работы не  была  уволена,  отделалась  устным  выговором. 

Тоня вышла  замуж  за  подполковника.  У  них  родилась  дочка.   Дуся вышла  замуж  за  инженера.  У  них  с  мужем  свой  коттедж,  благоустроенный дом  с садом, машина.  У  Шуры жизнь  не сложилась. Она вышла замуж за  лесника  и  уехала в глубинку  в  семи  километрах  от  центральной  усадьбы.

  А  туфли  Шура через  год  отдала   второй  сестре,  которая  ходила  в  них  только  до  места  работы.  А  там снимала  их  и обувала другие,  специально  предназначенные для мытья полов.

  Через  несколько лет  туфли  потеряли блеск  и  красоту. Пришлось  просить  местного  мастера отремонтировать  их.  Ещё через  два года  туфли  совсем  износились. Хозяйка с  жалостью  посмотрела на них  и тяжело  вздохнула:    – Надо покупать  новые, – решила  она. – А  эти  пойдут  вместо  тапочек.