Клавдия и Катя

Клавдия заменила Кате и мать, и отца. Сначала их родители жили неплохо. Отец и мать работали на стройке. Заработали хорошую по тем временам отдельную, трехкомнатную квартиру. А потом мать решила уйти со стройки. Подруга уговорила её устроиться проводницей: «Денег больше заработаешь, вещей привезешь себе, девчонкам и на продажу останется». В поездке мать бывала долго, иногда по две недели. Отец сердился, – дом не ухожен, девчонки без матери растут. Мать обещала все бросить и вернуться на стройку, но время шло, а все оставалось по–прежнему.
У отца завелись новые друзья, стал часто приходить домой навеселе. А потом и совсем спился. Куда бы он ни устроился, отовсюду его выгоняли за пьянку. Потом он сильно заболел, целый год лежал в больнице. Когда его выписали домой, за ним приехал родственник из деревни и увез с собой «напоправку». Больше отца девочки не видели. Говорят, он деревне вскоре умер. Мать продолжала работать проводницей в поездах дальнего следования. Приезжала домой, отсыпалась, видела, что девчонки живы – здоровы, оставляла им продукты, немного денег и снова уезжала.
Все Клавины детские воспоминания были связаны с сестрой: она купает Катю, кормит, собирает в садик, а потом и в школу, водит по врачам. Запомнилось – Катя не любила участкового врача в поликлинике.
– Почему она на тебя всегда сердится: «Ребенок ребенка привел!», что мы ей плохого сделали – чуть не плакала Катюшка по дороге домой.
А врач, пожилая женщина, действительно всегда сердилась, когда одна сестра, сама еще совсем девчонка, приводит в кабинет четырехлетнюю Катю. Она подолгу слушает, как стучит Катино маленькое сердце, потом сама себе капает капли, тоже, наверное, болеет. Однажды перед Новым годом сердитая врачиха вручила Клаве пакет:
– Одежда почти новая, внучки вырастают из всего очень быстро, – сказала хмуро и отвернулась.
Дома раскрыли пакет. Не почти новая, а новая одежда, внутри бирочки не спороты. Белоснежные колготы, бирюзовое платье, все было как раз в пору Кате. И для Клавы там были обновки. Клава на утреннике в садике налюбоваться не могла на сестренку, самая красивая, все вокруг говорили, «какая красивая девочка». А врачиху эту девочки больше не встречали: то ли уволилась, то ли ушла на пенсию, так и не поблагодарили ее девчонки за радость. Повзрослев, Клава поняла, что им с сестрой очень везло на хороших людей.
Клава всегда ходила на родительские собрания вместо мамы. Она сама окончила эту школу и, хотя училась «так себе», и после девятого класса ушла в швейное училище, учителя в школе ее уважали. От всех денежных поборов сестренок освободили, кроме того, бесплатные обеды для Кати, продленка, а на лето Клаве помогали устроиться в пионерские лагеря на все три сезона. Клавина должность называлось подсобный рабочий – она мыла посуду в столовой. Было хорошо им обеим: Клава немного денег зарабатывала за лето, и младшая сестренка была рядом, – ее записывали в какой–нибудь отряд. Кате, с её слабым здоровьем, был необходим свежий сосновый воздух.
После окончания училища Клава работала на «Северянке» – шили женскую одежду, но совсем недолго. В перестроечные годы дела на фабрике пошли плохо, зарплату не выплачивали по несколько месяцев, на летние месяцы всех отправляли в отпуск «без содержания». Пришлось сменить профессию: Клавдия пошла работать гардеробщицей в Оперный театр, но Катю уговорила учиться тоже на швею.
– Швея – профессия женская. Даже если на фабрике работать не будешь, то дома, по заказчикам можно подрабатывать.
Так и случилось. После окончания училища Катя устроилась работать на почту. Клава работала там же, в Оперном. Она уже вышла замуж, родила двух мальчишек – погодков и ей очень нравилась работа по вечерам. Днем можно всю домашнюю работу переделать, а если кто–нибудь из детей приболеет, то и больничный лист не обязательно брать – на работе не любят, когда часто на больничном сидят. Катя и Клавдия обе подрабатывали шитьем и жили все вместе в той же трехкомнатной квартире в Академгородке, которая осталась после родителей. Матери к тому времени уже не было.
Через год после рождения Ксюши Катя вышла на работу в то же самое почтовое отделение, где работала раньше. Здесь Катя и познакомилась со своим мужем, отцом Мишки.
– Катюша приходит как–то с работы и говорит мне, – рассказывает Клава, – к нам на почту уже месяца два мужчина ходит, серьезный такой, все письма «до востребования» ждет. Мы с ним уже почти друзьями стали. Он в наше домоуправление устроился работать сантехником, чтобы комнату получить. А у нас, Клава, все краны то не закрываются, то не открываются. Может, пригласим его посмотреть.
– У Катерины никакая хитрость никогда не получалась – все на лице написано, – продолжала Клавдия. – Ну, пригласили. Я пирогов напекла. Краны отремонтировал, но плохо, текут. Пришлось еще раз звать. Снова пирогов с капустой напекла. А сама вру, что пироги Катерина печь мастерица. В общем, подружили они с месяц – даже в кино ходили, а я с Ксюшкой сидела. Потом он, Николай его зовут, пришел ко мне и говорит:
– Клавдия Степановна, мы с Катей решили жениться. Вот я и пришел к Вам, как положено, руки Катерины просить.
Смотрю я на него и думаю: «Скорые вы какие, совсем друг друга не знаете. А с другой стороны Кате опора нужна, и дитё у неё на руках, и здоровье никакое. Да и какое у меня право распоряжаться её судьбой. Помочь, когда надо помогу, а жизнь свою пусть сама строит». Николай заволновался:
– Клавдия Степановна, Вы не подумайте, что я летун какой. У меня своя беда. Невеста у меня была в Камне–на–Оби. Решили мы с ней в город перебраться. Договорились, что я уеду первый, устроюсь на работу, с жильём решу, а потом и она приедет. Все так хорошо у меня получилось: и работа есть, и комнату снял, и жильё от работы обещают. Я ей все и написал. Она молчит, не отвечает. Я телеграммы шлю – нет ответа. Я переговоры заказываю – приходит её сестра, и говорит мне, что Вера замуж вышла. Завод у нас решили поднимать, вот инженеры и приехали, человек шесть. Она, Вера, с одним из них и сошлась. Любовь, говорит сестра, у них неземная. Я, конечно, переживал сильно. Спасибо Катюше, с ней мне легче, такой она человек удивительный, добрая, понимающая. Вы не думайте, Клавдия Степановна, я Катю не обижу, и Ксюшу, как свою, любить буду. – Сказал, а сам аж мокрый весь, волнуется, руки дрожат.
– Ну что поделаешь, вы люди взрослые, – говорю – смотрите сами. Я не против.
Так они стали жить вместе. Со свадьбой не торопились, жили хорошо, через год Мишка появился, а еще через полгода, чувствую, не ладно у них стало. От Коли спиртным стало часто попахивать, Катя с заплаканными глазами ходит. Я смотрела, смотрела, потом решила вмешаться:
– Что у вас случилось, Катерина? Может, помочь чем?
– Ой, Клава, в этом никто не сможет помочь, чужому сердцу не прикажешь, – Катя едва сдерживала слезы.
Оказывается, Вера эта, бывшая невеста Николая разошлась со своим мужем, и давай Николая доставать всячески: и письма через знакомых передавала, и на работу звонила. Николай вроде и не отвечает ей, а сам переживает сильно. Ему и Катю жалко, и сын здесь, а сердце там. Видит Катерина, что совсем он измучился и их измучил – на детей кричать стал, Катя все не так делает –  и решила она ему помочь. Посоветовала она ему домой съездить, мать проведывать, и все свои дела на месте решить.
Уехал наш Коля на недельку, да до сих пор и не вернулся, вот уже пять лет прошло. Хороший человек Коля, да видно слишком мягкий, несамостоятельный. Когда Катя умерла, мы ему написали, все же Мишка его сын. Они с Катей не расписаны были, но в метрике мальчишка на него записан. Так вот, ни ответа, ни привета на наше письмо от Николая мы не получили. Может, не передали ему, а может, не ответил сам, боится, что Мишку взять ему придется. Говорят, у него там уже свои дети народилось.
Рита слушала рассказ Клавы, всматривалась в лицо молодой белокурой женщины на фотографии и думала о том, как странно жизнь распорядилась Катиной судьбой. Так мало ей было отпущено. Жалеть умела, любить умела, но так и не встретила настоящую любовь. И все равно, со снимка на Риту смотрела счастливая женщина – она обнимала двух своих детей. Они были и её любовью, и её счастьем.
Каждый раз, когда Рита приходила к Клавдии она хотела ей сказать про часы. Очень старинные, темного дерева, с оригинальным маятником, на котором старинным вензелем было написано «К А», часы висели на самом видном месте, но не шли. Нельзя держать в доме часы, которые не идут, плохая примета.
– Знаю я про это, – ответила Клавдия, – мастера надо вызвать на дом, а это очень дорого. В мастерскую не понесу, очень старинные и дорогие эти часы. Передаются они по наследству. Они принадлежали еще нашей прабабке.
И Рита услышала еще одну удивительную семейную историю. Рассказывать Клавдия была мастерица.