Гнездо для сына

ГНЕЗДО ДЛЯ СЫНА

Весь день мело. Снежные комья летели прямо в окно. В трубе завывал ветер. Нина закрутила узлом на затылке расплетённые волосы, всунула в тапки отёкшие к вечеру ноги и, подбросив дров в печку, поставила чайник на раскалённую плиту.
Непогода напомнила ей тот предновогодний буранный вечер, с которого всякий раз начинаются её воспоминания, где она ищет и не может найти свою ошибку, свою вину. И это мучает её.
Это было семь лет назад. Буря повредила электролинию. Отключилось электричество. Нине было страшно одной в маленькой общежитской комнате. Сын Серёжа с осени был в армии, и она скучала без него. Они никогда не разлучались. Только за год до армии, после окончания строительного техникума, Серёжа уезжал со стройотрядом в трудовой молодёжный лагерь.
Нина отодвинула на край стола конверты и бумагу, приготовленные для писем, облокотилась, прикрыв ладонями пухлые щёки с выразительными ямочками, которые не давали лицу становиться хмурым. Карие её глаза задумчиво всматривались в бушующие за окном снежные вихри, а мысли возвращали в ту кромешную темноту, в тот буран.
Свет тогда дали поздно вечером. Нина растопила печку, придвинула к ней табуретку с валенками, чтоб просохли, а на плиту поставила чайник. В комнате стало тепло и уютно, и она стала писать письмо Серёже, подробно описывая испугавшую её непогоду.
Тихий стук оторвал Нину от письма. Она открыла дверь. В комнату вошла девчушка – худенькая, бледная. Из-под обледенелых ресниц – огромные синие глаза. Замёрзла, как сосулька, вот – вот зазвенит. Шубка изрядно поношена, коротковата. Шапочка вязаная. Короткие сапожки. В такую-то погоду!
«Не по нашей зиме одета, - подумала Нина, - значит, приезжая».
Окоченевшими руками девушка держала закутанного в одеяло ребёнка. Через плечо перекинута сумка с вещами.  Нина взяла ребёнка, развернула одеяло и положила спящего малыша на диван, ближе к печке. Гостья поставила дорожную сумку у двери.
- Здравствуйте. Вы – Нина Андреевна?
- Да. Проходи. Раздевайся.
Нина подала девушке нагретые валенки и налила в чашку горячий чай. «Кто же она? – терялась в догадках Нина. – Что с ней случилось? Почему приехала ко мне?»
- Как тебя зовут? – спросила она.
- Оля.
Имя ни о чём не сказало.
От горячего чая лицо Оли порозовело. Она отогрелась и понемногу разговорилась.
- Нина Андреевна, я к вам приехала. Кроме вас у меня никого нет, совсем никого. Я сирота. После детдома у тёти жила. Теперь и её нет.
Малыш проснулся и громко заплакал. Оля взяла его на руки.
- Нина Андреевна, а это ваш внук. Коленька.
«Ничего себе, подарочек к Новому году», - подумала Нина, сбитая с толку.
Она посмотрела на звонкоголосого Коленьку и… Невероятно. На неё смотрел её маленький Серёжка. Только глаза, как у матери – большие, синие. «Надо же так повториться, - удивилась Нина. – Почему же Серёжа ничего не рассказал?»
Она взяла у Оли малыша. Тот успокоился и снова заснул. Появление внука волновало и тревожило Нину, и она смотрела на него долго и внимательно.
Коленька крепко спал на диване, а Нина с Олей ещё долго говорили.
- Нина Андреевна, Серёжа обо мне вам не говорил?
- Нет. Расскажи всё сама, Оля.
- Познакомилась я с ним в молодёжном лагере.  Часто встречались. Он мне ваши письма читал. Я из писем знала, что вы -  штукатур и бригадир. Вы так хорошо Серёже о своей бригаде писали. Я тогда поняла, что вы добрая.
- Прости. Серёжа знает о Коленьке? – прервала Нина Олю.
- Нет, не знает. Не было никаких обещаний. Просто Серёжа мне очень нравился. Вот и всё. Мы уехали домой каждый со своим отрядом. И всё, - вздохнув, повторила Оля.
Уложила Нина Олю рядом с Коленькой. Для себя Серёжино кресло – кровать раскинула. Ей не спалось. Неожиданный приезд Оли с Коленькой всё осложнял. Одной зарплаты на троих не хватит. Но нечаянного внука за порог не выставишь. Но больше тревожило другое. Как всё рассказать, объяснить Серёже? Похоже, Оля не вошла в его жизнь. Встреча была случайной.
Измученные дорогой, Коленька и Оля крепко спали. Ветер уже не гудел в трубе. Непогода утихала.  Нина встала, включила настольную лампу и села дописывать письмо сыну: «Серёженька, а у меня такая радость, подарок к Новому году! Ни за что не угадаешь… Ко мне Оля приехала. Да не одна. С Коленькой. Это твой сынок. Он славный. Он так похож на тебя…»


***

Зимовали трудно.  Нининой зарплаты не хватало. Скоро исчезли и небольшие сбережения, которые хранила она к Серёжиному возвращению. Но зато вечерами встречали Нину широкая Коленькина улыбка с четырьмя торчащими зубами и напевный говор Оли.
- Нина Андреевна, - улыбалась она и брала из озябших Нининых рук застывшую на морозе сумку, и пока та переодевалась, разогревала ужин.
Простенький ужин и горячий чай успокаивали и отодвигали заботы. Оля была хорошей собеседницей, а главное – слушательницей. Она слушала молча, не сбивая рассказ, и только взгляд синих глаз то теплел, то застывал задумчиво.
- Я, Оля, как и ты, одна с Серёжей осталась. Мы с его отцом в строительном институте учились. Серёжа родился, и мы решили, что я буду с сыном, а он окончит институт, а потом и я. Когда Серёжа подрастёт, учиться стану. Но не получилось, потому что муж погиб на стройке.
- Но у вас родители были.
- Да. Но материально помогать они не могли, семья была большая.
У Оли был красивый голос. Она тихо напевала, укачивая Коленьку. Иногда Нина просила спеть хорошую песню и тоже подпевала.
Так незаметно вошли к ней в душу Коленька и Оля. Особенно Коленька. Он так напоминал Серёжу.
Сына сообщение матери не тронуло. В его письмах не было ни  слова об Оле и Коленьке. А Нина продолжала писать о них в каждом письме: «Серёжа, Коленька начал ходить, зовёт меня «ба – ба» и узнаёт тебя на фотографии. А Оля – просто молодец. Приду с работы, а у неё обед готов и в комнате всё чисто. Мне с ними хорошо. Мы все трое ждём тебя».
Оля не сводила с Нины глаз, когда та читала Серёжины письма. Оля всё понимала.
- Нина Андреевна, может мне уехать?
- Может, Оля, и так. Но куда ты поедешь? И я уже не могу без вас.
- Но, Серёжа…
- Мой сын не подлец, Оля. Подожди. Всё наладится. Я знаю Серёжу. Он ещё сына не видел…
- Нина Андреевна, вы мне, как мать. Я всегда буду вам благодарна. Трудно вам с нами. Я уже не раз пыталась устроиться на работу. Пойду с Коленькой гулять и захожу… Я говорила вам, что у меня неплохая специальность после окончания финансового техникума. Но без прописки на работу не берут.
- Знаю, Оля. Не прописывают. Я в ЖКО уже всех начальников обошла. Решила идти на приём к председателю горисполкома. Говорят, она – женщина строгая, от закона не отступит и вряд ли поможет. Но пойду! На завтра записалась.

На следующий день Нина сидела в кабинете и нескладно излагала свою просьбу – прописать к ней Олю. Председатель, женщина со строгой гладкой причёской, в тёмном костюме, внимательно выслушала и спросила:
- А сын-то что же? Почему брак не зарегистрировали?
Нина вздохнула и рассказала Олину историю.
- Да… - задумчиво произнесла строгая женщина. – Я сама – мать. Не знаю, как бы поступила, но поступок достоин уважения. Мы вам поможем.
Нужная справка была получена.

Весной стало легче. Оля работала в магазине, Коленьку отдали в детские ясли. Да только вот Серёжа… Не волновала его внезапно появившаяся семья. «Мама, постарайся, чтоб к моему возвращению ни Коли, ни Оли с тобой не было», - написал он.
Этого Нина сделать не могла. Прикипела она к ним, стали они для неё родными.
- Оля, давай-ка мы Серёже Коленькину фотографию пошлём, - улыбнулась удачной мысли Нина. – Заезжий фотограф  снимки хорошо делает. Сфотографируем Коленьку в новом матросском костюмчике .
Снимок получился чудный. Пряди светлых вьющихся волос падали на матросский воротник. А синие Коленькины глаза смотрели удивлённо и доверчиво.
Письмо от Серёжи пришло не так скоро, как ожидала Нина. Зато от первых строчек потеплело на душе: «Здравствуйте, мама, Оля и Коленька…»
- Серёжа получил Коленькину фотографию? – спросила Оля, увидев Нинину улыбку.
- Получил. Ребята, пишет, сказали, что сын – просто чудо. От такого не откажешься.
- Друзьям-то понравился, а… Серёже?
- Снимок с собой носит.
- А обо мне… ничего Серёжа не пишет?
- Написал, что ему сейчас трудно принять решение. Ты и сама, Оля, пойми. Ему надо привыкнуть к мысли, что у него есть сын, семья. Дай ему время.
А время шло, и Серёжа всё чаще радовал, спрашивал о сыне и Оле. И, наконец, пришло письмо Оле.  Нина ни о чём её не спросила, но по её розовеющему улыбающемуся лицу поняла, что письмо было хорошее.
«Теперь всё наладится», - облегчённо вздохнула она.


***
До Серёжиного возвращения оставались считанные дни. Нина волновалась. Как встретится он с Олей?
И всё – таки Серёжа приехал неожиданно, не послав им телеграмму. Было воскресенье. Нина готовила ужин. Оля гладила бельё. Коленька играл в «паровоз», составив в ряд стулья, и гудел.
Серёжа вошёл тихо, без стука.
- Здравствуйте. Вот и я.
Он возмужал, раздался в плечах. Волнистые волосы из светлых стали темно – русыми, взгляд карих глаз – спокойнее и строже. Улыбка на лице промелькнула коротко и сдержанно.
Нина бросилась к сыну. Обнимая его, что-то говорила, о чём-то спрашивала и не слышала, что он отвечал. Потом опомнилась. В комнате тишина. Коленька не гудит. Оля стоит у стола, вцепившись рукой в утюг, и смотрит на Серёжу каким-то отчаянным взглядом. Тот молча смотрит на неё. Коленька разрядил напряжение:
- Бабуля, не плачь. Это мой папа приехал.
Все засмеялись. Оля оторвалась от утюга и медленно подошла к Серёже.
- Серёжа, - прошептала она.
Нина увидела, как неловко подгибаются Олины ноги и она опускается на них.
Нина  на ходу схватила с вешалки плащ:
- Я быстро. Я за хлебом, - скороговоркой выпалила она, выбегая из комнаты.
Когда она вернулась, Серёжа сидел на диване и задумчиво смотрел в окно. Одной рукой он прижимал Коленьку, который ёрзал у него на коленях, рассматривая значки на гимнастёрке. Другой рукой он осторожно обнимал Олю.  Её голова легко касалась Серёжиного плеча, лицо было заплаканное, но счастливое.


***
Незаметно пролетели пять лет. Коленька вырос и готовился к школе. Серёжа заканчивал политехнический институт. Оля училась заочно в финансовом. Жили они теперь в двухкомнатной квартире.
Нина не сразу заметила, как на их безоблачном небосклоне появились первые тучи. Всё  чаще хмурился Серёжа. Оля реже заглядывала к ней по вечерам.
«Устают. Работают и учатся. Не до праздных разговоров, - думала Нина. – Серёже скоро диплом защищать. Оля ещё и во Дворец культуры в хор продолжает ходить. Хотя бы хор пока оставила».
Но она, особенно в последнее время, шла туда, как на праздник: надевала нарядное платье и долго крутилась у зеркала, собирая длинные волосы в кокетливый пучок.
Однажды поздно вечером Серёжа вернулся без Оли. Обычно после занятий в институте он заходил за ней во Дворец, и они возвращались вместе.
- Мама, Оля не вернулась: - голос Сергея был тревожным.
- Нет. Ты заходил за ней?
- Да. Репетиция кончилась раньше. Оли уже не было.
Следом впорхнула взволнованная Оля
- Серёжа, ты заходил за мной?
- Да. Почему не подождала? Так поздно шла одна по городу.
- Я не одна. Меня Славик проводил.
- Славик… - горько усмехнулся Серёжа.
Оля опустила голову.

Ночью Нина слышала, как всхлипывала за стенкой Оля и приглушённо говорил Серёжа:
- Сама решай, с кем останешься.
Нина вздрогнула. «Нет, я просто что-то не поняла», - успокаивала она себя.
Утром, когда Серёжа ушёл на работу, а Оля пила на кухне чай, Нина не выдержала:
- Оля, кто такой Славик?
- Руководитель хора. Живёт в общежитии. Это рядом. Нам с ним по пути.
- По пути, значит, - Нина внимательно посмотрела на невестку.
Та вспыхнула и опустила глаза.

Через несколько дней Серёжа уехал на преддипломную практику в другой город.
- Почему в нашем городе не остался? – спрашивала Нина.
- Так надо, мама.
Оля вернулась поздно, распахнула дверь в пустую комнату и спросила:
- Серёжа уехал?
- Да, - вздохнула Нина.
Ночью, просыпаясь, она слышала тихий Олин плач и по-своему жалела её. Но особенно больно было за сына.
В первом же письме с практики Серёжа написал, что договорился с работой и после защиты диплома вернётся туда. Нинино сердце сжималось от предстоящей разлуки с сыном.
За неделю до возвращения Серёжи с практики уехала и Оля вместе со Славиком. Накануне вечером она осторожно открыла дверь и вошла к Нине в комнату.
- Вы не спите?
- Письмо Серёже пишу.
- Нина Андреевна, - Оля присела рядом на маленький Колин стульчик и положила голову Нине на колени. – Мама… Мама вы моя. Роднее вас нет никого у меня, - плакала она. – Я так виновата перед вами… Перед Серёжей.
Нина чувствовала, как от Олиных слёз намокает на бедре тонкий домашний халат, но не утешала её.
- Что мне делать? – всхлипывала Оля. – Я люблю Славика.
Нина легко коснулась спутанных Олиных волос:
- Не судья я тебе. Поступай, как считаешь правильным. Коленьку оставляй. Не обижу. Знаешь, как я его люблю. Я всех вас люблю и за троих говорю. Потому моя беда в три раза больше.


***
Громко засвистел на плите вскипевший чайник. Нина поставила его на стол, заварила чай и достала малиновое варенье.
На кровати заворочался Коленька. Нина подошла, поправила одеяло. Внук пробормотал что-то и снова заснул.
- Спи, Коленька. Даст Бог, всё наладится у твоих родителей, - прошептала она.
Вот и сегодня письма от Серёжи и Оли пришли враз. Для Нины это был добрый знак. Очень рад был письмам Коленька. Перед сном он написал короткие письма папе и маме, похвалился своими отметками. Нина посмотрела на два маленьких листочка с неровными крупными буквами и решительно придвинула к себе конверты и почтовую бумагу. Но вначале она ещё раз перечитала письма от Серёжи и Оли.
Олино письмо было, как всегда, со множеством вопросов о Коле, а в конце, как и в предыдущем письме: « У нас со Славиком  проблемы с жильём, и я не могу пока взять Колю».
- Проблемы, - усмехнулась грустно Нина. – Не ладится у них со Славиком. Вот и проблемы. Не сладко, видно, ей с ним. И сюда как возвращаться? Гнездо разорено…
Серёжа писал скупо. Коротко о работе, ещё короче о себе – Жив, здоров. В последнем письме Нина писала ему, что он мужчина и должен держаться, что время лечит, что впереди целая жизнь и он встретит добрую девушку. Сын написал: «Мама, клин, видимо, не всегда выбивают клином. Я полюбил Олю…»
Нина бессильно опустила руки на колени. Не её ли это вина, что лепила она долго и терпеливо по своему разумению гнездо для сына.
Оле Нина ответила первой. Она подробно написало о Коле, ответила на все её вопросы. А в конце письма написала: «Оля, хочу, чтоб ты знала. Что бы с тобой не случилось, ты не одна. У тебя есть мы – твоя семья, и мы всегда тебя ждём».
Письмо сыну писалось трудно. Из тревожных горьких мыслей родились строки: «Сынок, я чувствую себя виноватой перед тобой. Мысленно я « проживаю» каждый день с того морозного вечера, когда Оля с Коленькой постучали в мою комнату и навсегда вошли в мою жизнь. Хочу и не могу понять, когда я ошиблась и в чём моя вина…»





Рецензии