На пленэре

 
       Начало сентября. Раннее утро. Туманище-растуманище
такой, что на расстоянии вытянутой руки смутно угадывают-
ся берёзы вдоль дороги, подёрнутые первой позолотой.
       Сергей Иванович – приятель, и я решили с этюдниками
заглянуть к хорошо знакомому пасечнику. Уж больно живо-
писно он расхваливал удачный лог, где стоял третий год под-
ряд. Постоянно кочевал – менял места, а тут обосновался, и
видимо, окончательно.
       Мы всё откладывали поездку, а он напоминал, и вот – от-
важились. Сергей Иванович в своё время окончил педагоги-
ческое училище, художественное отделение, можно сказать –
кистью хорошо владеет. Профессионально. Выставлялся и не
раз. Я за ним тянусь, как свободный художник. Оба влюблены
в красоты родной природы. Что нам ещё надо? Он заехал, и
мы отправились.
       Машина, урча натужно, взбирается на взгорок. Туман под
нами сплошной белёсой пеленой. Видны лишь верхушки ку-
дрявых деревьев. Просыпающееся царство берёз. Первые лучи
солнца скользнули по ним, словно погладили ласково рукой.
Вот блеснули, покрытые росой, металлические перила мо-
ста через Уксунай. Притормаживаем. Делаем несколько сним-
ков. Внизу, под мостом, вода шумит на перекате, пенится и
сворачивает вправо. Река меняет русло.
       Старое перегорожено наносным илом да песком, порос-
шим уже молодой порослью тальника. С моста обзор лучше:
по обе стороны от неширокой здесь, берущей своё начало из
Салаирской тайги, речки. По левую сторону яркая, фиолето-
во-красная черёмуха-красавица. Она колоритно выделяется
на фоне осенних, но ещё держащих зелёную листву кустов
тальника. Высоки и круты охристого цвета глиняные берега.
       Вода вдали в тумане, словно молочная с кисельными бе-
регами. Одинокий рыбак забрёл в болотных сапогах и ловит
на удочку. Напротив него с другого берега наклонилась ива.
Её отражение заметно смазано быстрым течением озябшей
воды. Прохладно. Тихо. Природа просыпается.
       Возвращаемся к машине, осторожно ступая через под-
гнившие местами широченные плахи моста. Едем дальше по
верх-коптельской дороге, зажатой лесозащитной полосой и
молодняком, успевшим перебежать бывшую трассу и успешно
прижившемся на её солнечной стороне. Дорога тянется вверх.
       Она ещё дюжит, можно и скорость прибавить. Когда-то по ней
денно и нощно сновали из тайги гружёные строевым долго-
тьём мощные лесовозы на нижний склад Тогула. Подъёмные
краны выгружали брёвна-кругляк и укладывали в штабеля,
поскрипывали, словно журавли, наклоняя свои длинные шеи.
       Порожняком машины шли вновь в тайгу веселее: план надо
успевать выполнять. Прибыльно жили люди. Работы хватало
за глаза. Заработок радовал.
Сейчас – тишина. Застой перешёл в забвение. Сёла, что сто-
ят вдоль трассы в умирающем состоянии. Нам туда не надо.
По пути ещё притормаживаем пару раз: у придорожного
величаво возвышающего освещённого креста, что к Баженов-
скому пруду дорогу указывает, там, вдалеке, едва просматри-
 
 
вается уютный домик и банька – место отдыха для избранных.
Закадрили и – дальше.
Ловили в объектив фотоаппарата солнечные лучи, кото-
рые пробивались небольшими, но мощными прожекторами
сквозь кроны тополей, берёз и сосен. Незабываемое впечатле-
ние.
       А уж какие виды на поля открылись! Да по обе стороны
дороги. Слева ещё неубранная гречиха в коричнево-фиолето-
вом наряде, справа пшеница уже длинными валками до само-
го горизонта. Погода позволяет, и не сегодня-завтра комбай-
ны обмолотят их, оставив за собой копёшки соломы.
       Такие бескрайные дали нашей холмистой местности от-
крываются, что так на полотна и просятся. Какие панорамы
можно писать. Куда там триптиху с ними тягаться!? Холмы,
лога, перелески, далёкая полоска темнеющей тайги, и высо-
кое небо с выцветающей синевой уходящего лета. Хоть и сен-
тябрь, и осени приметы в глаза бросаются то тут, то там, но до
золотой её поры, до бабьего лета недели полторы подождать
надо.
        С трассы сворачиваем и просёлочной вдоль убранного
поля овса, ближе к логу с берёзками да кустарником, к пасеке,
привела нас она. На солнечной открытой стороне, защищён-
ной с тыла массивом берёзового колка, ульи, ульи, ульи – не-
сколько длинных рядов.
        Для непосвящённых поясню, а посвящённые сами могут
добавить, если я что и упустил. Будка на колёсах для отдыха
пчеловода – как пункт сезонного проживания. В ней обычно
стол, лежак – кровать походная, да пара табуреток. Газовая
плита и прочий необходимый инструментарий: медогонка,
фляги под мёд, спецодежда: халат, лицевая сетка, дымари – и
другая, но необходимая мелочь. В бытовке никого не оказа-
лось, и мы, переглянувшись и поняв друг друга с полувзгля-
да, дуэтом по-медвежьи, шутя, грозно рявкнули в сторону,
где среди ульев высилось несколько пирамидальных привоев
из длинных жердей – там удобнее и привычнее снимать рои
именно с них.
        Вскоре с ведром воды появился и пасечник: «А, ведмеди,
на автолесапеде, я вас сразу услышал, когда вы дверками за-
хлопали авто своего». Мы тепло поздоровались. И он, продол-
жая, добавил: «Ложок проезжали – ничего не заметили? Вчера
пара медведей там наследила. У них тут постоянная миграци-
онная тропа проложена – аккурат на овсы. А тут овёс убрали
на днях. Облом у них вышел. Теперь очередь – пасеки прове-
дывать. Я их повадки досконально изучил».
        Мы стояли у молоденьких, но высоконьких кудряво-пу-
шистых берёзок.
– Кайфу не хотите с утречка испытать!?
– Кто ж его не хочет, – ухмыльнулись мы, предвкушая если
не медовушки, то чая с сотовым мёдом отведать.
– Точно, хотите!? – переспросил приятель, – только без
обиды чтобы!
– Да не томи! Угощай давай.
– Щас, угоститесь! – и он, резко тряхнув берёзку, под кото-
рой мы стояли, отпрыгнул в сторону!
        Вот тут-то мы и реванули, не сговариваясь на дурнину.
Нам показалось, что целая бочка невесть откуда взявшейся
ледяной воды устроила такой душ.
– Я же предупреждал! – хохотал приятель.
– Так если б такое знали! – возмущались мы.
– Теперь уж точно будете знать и помнить про мой кайф с
утречка.
        Пришлось снимать куртки, встряхивать их и вешать на ко-
лья у горевшего костра.
Пчёлки начинали свой трудовой день. Ещё было что соби-
рать с желтеющего рапса – окультуренной сурепки, да позд-
них, но редких медоносов. Конечно же этот мёд для зимовки
пчёл не годится, и, натасканный в магазины, он будет послед-
ней качкой в этом сезоне. В пищу очень даже уйдёт. Ребятиш-
ки охочи до только что откаченного мёда: хлебом чашку ма-
хом вымакают да молочком запьют!
        Отведав медовушки, мы отправились на смотрины. Сооб-
ща выбрали заманчивую композицию: поле, перелески, изгиб
блеснувшей под солнцем речушки и сине-фиолетовая даль
тайги. Установили этюдники, укрепили на них грунтованый
картон и углубились в работу. Вскоре пейзаж, узнаваемо, стал
переноситься у обоих и очень даже похоже. Пасека за нами, в
стороне – пчёлки не докучали.
        Пасечник Валерий потом отыскал нас и с интересом на-
блюдал за нашим таинством. Нужная краска время от време-
ни выдавливалась из тюбиков. Кисть окуналась в маслёнку с
растворителем (тройником). Краски смешивались и наноси-
лись кистью, а когда в работу вступал мастихин, то шлёпались
на картон: нужная краска на нужное место. Обычное для нас
дело.
        Потом он исчез, а когда появился, мы заметили в его ру-
ках алюминиевые кружки и полторашку знакомой запаши-
стой медовушки. Знатная она у него. Особенная. Нас, немного
погодя, сразу же потянуло на песни. Мы угощались и пели,
мазки наши становились размашистей и вольней. Он залюбо-
вался нашими этюдами: схожестью, красками, настроением.
Протянул: «М-да, а вот мне Господь не дал такого таланта».
Когда песни закончились, Валерия потянуло на байки из его
походно-сезонной жизни.
        Среди многих нам особенно запомнились две. И обе про
медведей. Со счастливым, чтобы не переживали заранее, кста-
ти, концом. Для каждой у него была своя предыстория, словно
присказка. Первой шла про окоп Трумэна. Вот такую справку
он нам и выдал.
       «Гарри Трумэн – президент США в годы Второй мировой
войны, стойко переносил все тяготы и напряжение военного
периода и держался даже лучше, чем некоторые его предше-
ственники в мирное время. Проблемы, президентские обя-
занности не состарили Трумэна, не истощили его жизненные
силы. На вопрос, как это ему удавалось, Трумэн ответил: „У
меня есть окоп для ума“. И пояснил, что так же, как солдат
прячется в окопе, чтобы защитить себя, он уходил в свой
„окоп для ума“, где полностью от всего отключался».
        После этой тирады мы разом, словно икнув, выдали во-
просительно: «И?..» На что он нам охотно ответил, что на па-
секе даже собаку не держит. Спать она ему, видите ли, мешает:
то на барсука лай подымет, то на зайца или лису. После них в
общей очереди следовал дикий козёл, затем лось. Лось пова-
дился из бочки пить, в которой соты бракованные вымачивал
от остатка мёда. А уж если мишка появится, то пёс под будку
забивался и жалобно поскуливал, будто жаловался.
– И ты, как былинный богатырь, один на один с ними? –
ахали мы.
– Выходит так! Но до рукопашного боя у нас не доходило.
Я бдел!
– И как же? – удивлялись мы, заканчивая этюды последни-
ми небрежными, как нам сейчас казалось, мастерски обобща-
ющими мазками.
– А окоп Трумэна на что!?
– Ну и где твой окоп? И что ты в нём делаешь?
– Постреляю и сплю до следующего залпа!
       Мы вернулись. Куртки наши высохли от утреннего душа.
Нас ждал походный обед. Но перед этим мы увидели, действи-
тельно, в стороне от костра окопчик с лежаком и знатным ту-
лупом.
– Я же не обманщик какой, – протянул Валерий. – Всё по
плану. Всё проверено, а главное – срабатывает без осечки. Как
услышу устрашающе далёкий рык, а ночью хорошо слышно,
так горсть патронов и швыряю в костёр, а сам на дно окопа.
И – замираю. После такой страшной пальбы уж точно не за-
явится!
– А если?! Вдруг! – засомневались мы.
– Вы что? Мне патронташ как пояс шахида предлагаете? –
хохотнул Валерий. – Не дождётесь!
        Мы предложили ему, на выбор, один из этюдов. Посколь-
ку пейзажи были почти одинаковы, выбрать он затруднялся,
тут же предложили угадать, в какой руке. Он выбрал и сразу
украсил картинкой свою бытовку, приговаривая, что на стене
высохнет, а запах скипидара ему тоже нравится.
       Отобедали, и он вызвался нас проводить. По дороге рас-
сказал ещё одну историйку, как медведь у него прошлой осе-
нью самый крайний улей уволок. «Метров триста пёр. Потом
соты выворотил. Нажрался и ушёл. Вот таким тихушным ока-
зался.
       Улей я по следу отыскал. Травища выше пояса, так я словно
по аллее шествовал. Он протоптал. Сбил я тот улей тогда за-
ново крепкими гвоздями, внутрь наложил булыжника, что с
речки набрал. Крышку прибил. Проволокой обмотал и мёдом
вымазал. Неподъёмный. Как он его только, дурила, пёр!?
Раздолбал под орех, пока до «мёда» добирался. В щепу ведь
разнёс. А как сообразил, что его провели, жутко орал на весь
лог. Очень обиделся! Я тогда патронов не жалел. Успевал под-
брасывать...»
– Приезжайте ещё.
– А то! Конечно же заглянем! Кайфа хлебнуть!
– Я же предупреждал.
       Дал каждому в пакете по рамке сотового запечатанного
мёда, чтобы домашних угостить и дорогу к нему не забывали...
       Мы тепло распрощались и – уехали.