Тамбов - Кейптаун и обратно

     Отставной военный лётчик Мандрыкин Виктор Николаевич получил из юридической конторы «Клондайк» уведомление. На фирменном бланке. Трижды прочитал адрес – всё точно. Уведомляли, что г. Мандрыкин Иван Устинович, проживавший по адресу: город Кейптаун, ЮАР, и умерший тогда-то, оставил завещание, согласно которому, его недвижимое имущество, активы и вклады переходят в собственность ныне здравствующих родственников по линии г. Мандрыкиной (Зуевой) Е.А.

     Далее говорилось: «Для установления юридической правомерности получения доли завещанного наследства Вам надлежит явиться по адресу …» Предлагался и контактный телефон. Под документом стояла подпись: эксперт А. А. Альдов.

     Жена тоже прочла диковинную бумагу. Будучи женщиной не жадной до чужого и приученной к соблюдению семейного бюджета, она сказала:

     - Не ходи, Витя. Еще вляпаешься в какое-нибудь говно.

     - Не вляпаюсь я в говно, Надюша, - не обиделся Виктор Николаевич. - Видишь, пишут: "убедиться в правомерности", то-есть, всё по закону. Да и родня в Кейптауне…

     Жена послушно развела руки – ну-ну, многоумный супруг наш, вам виднее. Уточнять, где этот Кейптаун не стала.

     Назавтра он позвонил. Жена в тревоге слушала за дверью.
     На звонок радостно откликнулся приветливый тенорок, назвавший время и место встречи «вне стен конторы для обсуждения в приватном порядке нюансов ситуации».
     Выслушав мудрёную вязь слов, Мандрыкин подумал: "жена права".
     Но отступать не хотелось.

     В назначенное время Виктор Николаевич вошёл в кафе и за столиком в углу сразу признал эксперта. При рукопожатии почувствовал расположение – приятный человек. По приглашающему жесту эксперта они выпили за знакомство коньячку из хрустального графинчика и закусили лимончиком. Затем Альдов (он произнёс – Хальдов), улыбаясь открытым лицом, пояснил целесообразность встречи вне конторы:
     - За рюмкой, в доверительной беседе, мы ближе познакомимся и выйдем на необходимый уровень взаимопонимания. Ведь так, дорогой Виктор Николаевич? – и сам ответил: - Несомненно.

     Он снова налил, при этом Виктор Николаевич отметил, что в графинчике не убывает.

     - Вы разделяете мою точку зрения? Конечно! – продолжал эксперт. - Выйдя на желаемый уровень доверия, мы подпишем с вами – без помех – некие, сугубо предварительные документы. Скрепляющие, цементирующие, так сказать… Вы меня понимаете? Несомненно!

     Виктор Николаевич ощутил себя щепкой в мутном водовороте, несущем его куда-то. Он слегка потряс головой.

     - Вы меня понимаете?- продолжал напористо эксперт, не отводя цепких, проникающих в мозг, глаз.

     «У меня что, идиотское лицо? – подумал Мандрыкин. - "Понимаете? Понимаете?" Чего тут понимать?..»

    Выпили по третьей. Альдов сменил тон на размеренно-вялый. Из его слов выходило, что сумма наследства г. Мандрыкина И. У. своим далёким российским сородичам составляет всего 456,5 тысяч долларов США. Что по закону она облагается «категорическим» налогом грабительских размеров…

    - Вы следите за моей мыслью? – внимательно, как психотерапевт, Альдов вглядывался в лицо Виктора Николаевича. И снова налил из графинчика.

    И снова пораженный Виктор Николаевич увидел, что в графинчике не убывает.

    «Чёрт-те что, - подумал он, - уйти, что ли…» Но легонько коснувшись своей рюмкой рюмки эксперта, выпил и неожиданно ощутил полное избавление от чего-то томящего, докучного. И следом за этим – брезгливое нежелание вникать, разбираться, следить за мыслью.

    «Он хочет меня обуть», - начал догадываться Виктор Николаевич, одновременно фиксируя, что не слушает дальнейшие выкладки эксперта.

    - …Мой профессиональный опыт и служебные возможности позволяют реализовать вариант уменьшения налогового бремени. И, естественно, повышение размеров вашей доли наследства. Эта услуга, любезный Виктор Николаевич, будет вам стоить сущий пустячок-с… Если вы согласны, остаётся придать нашей договоренности статус долгового обязательства, - и Альдов жестом фокусника веером развернул перед Мандрыкиным три экземпляра заготовленного документа.
    Поверх листов уверенно лёг златопёрый «Паркер».

    - А остальные… претенденты – они в курсе? – поинтересовался Виктор Николаевич. – Согласны с вашим вариантом уменьшения бремени?

    - О, да! Одно подтверждение я уже оформил с вашей дальней родственницей. Дама весьма почтенного возраста. Нездорова. Вы с ней незнакомы. Второй клиент – ваш родной дед, Егорий Афанасьевич Мандрыкин, из Тамбова. К сожалению, тоже стар, неадекватен, на контакт не идет. Прошу вашего содействия в целях благоприятного завершения… Ко взаимному и обоюдному…

     Виктор Николаевич вертел в пальцах зажигалку и, нажимая на донышко, испытывал сладкое чувство, будто давил на гашетку.

     Альдов налил в рюмки и произнес с улыбкой:

     - Меня глубоко заинтриговала ваша аристократическая индифферентность… Простите за нескромность – вы, что, не любите денег? – Лицо выражало неподдельную скорбь.

     Виктор Николаевич оставил вопрос без ответа. Он не имел в себе чувственного отношения к деньгам. Возможно, потому, что никогда в жизни не имел самих денег. Офицерское жалованье, разумеется, не в счёт.

     - Надо посоветоваться, - бросил он. - Я дам знать.

     И первым покинул кафе, успев отметить, что к концу встречи Альдов заметно скис. Глаза сделались невыразимо печальными.


     В мясном ряду Тамбовского колхозного рынка, в просторном, как ларь для зерна, сундуке спал рыночный дворник Егорий Афанасьевич Мандрыкин, бывший поп. Ему более ста лет отроду. Точнее установить никто не берётся. Отлучен он был за окаянное пьянство и прелюбодейство. Находясь в поповском звании, он пил как по расписанию – десять дён до полного беспамятства, в одиночку, закусывая репчатым луком со своего огорода, после – две недели жил в абсолютной трезвости, благочестии и в трудах богоугодных. Потом – снова десять дён…

     Но это было и давно прошло.
     Последние лет тридцать он работал золотарём, а по совместительству – уборщиком на рынке. И пил ровно – каждый день. Жилья он лишился вместе с саном, не имел ни прописки, ни документов, удостоверяющих личность.

     Последнее обстоятельство и не позволило энергичному господину из Москвы получить подпись деда на денежных документах. Егорий Афанасьевич мог бы, при желании, обзавестись современным паспортом – он был дружен с начальником милиции (регулярно чистил у него выгребную яму), и тот не притеснял старика. Но для надобностей ловкого юриста, понятных деду как ясный день – объегорить старого Егория, делать ничего не захотел. Послать не посылал, но на «контакт не пошёл».
     В отношении представлявшейся возможности получить разом кучу денег дед Егорий выразился определённо:

     - У меня этого говнища – черпаком не вычерпать.

     Наличие или отсутствие на этом свете других претендентов на кейптаунское богатство деда и вовсе не волновало, так как многие из них, уже усопших, в своё время отказались от родства с ним. А их детки, возможно, и слыхивали о тамбовском старце Егории, но скорее как о герое фамильного эпоса. Настоящие родственные отношения с дедом поддерживал только внук Витька. Так что, если и предстоит семейный совет держать из-за свалившейся на голову напасти, то с ним. Он парень выдержанный и на халяву не падкий.

     Так размышлял дед Мандрыкин утром описываемого дня, лёжа в своем сундуке, замотанный в тряпьё с головой, косматой и тяжёлой.

     Откинув крышку сундука, дед долго шарил в суконных портках в поисках денег. Наконец, отличив карман от ширинки, извлёк две замурзанные бумажки достоинством по сто долларов США каждая. Он привстал в сундуке и гаркнул на весь рынок:

     - Розка, Розка, туды т-твою мать, к ноге!

     Не прошло нескольких секунд, как рядом возникли две головы – собачья, лягавой сучки Розы, и человеческая – дедовой наложницы, пятнадцатилетней темнокожей барышни по имени Роза. Обе преданно глядели на хозяина в ожидании указаний.

     - Розка, метлой в шоп! Мне – «Белую лошадь» и полдюжины «Holsten», себе – халвы, шербет, морс. А этой, - он ткнул пятернёй в собачью морду, - свежей требухи. На исполнение – пять минут.

     - Есть, сэр! – обе головы разом исчезли.

     На исходе пятой минуты обе вернулись «к ноге». Девушка Роза достала из юбок две щербатые пиалушки. Егорий Афанасьевич щедро плеснул в них и отпил сам из штофа.

     Все трое блаженно зажмурили глаза.

     Егорий Афанасьевич приник глазом к окуляру прибора всепогодного видения. В поле зрения показался объект – летательный аппарат без опознавательных знаков. Дед подождал малость: аппарат с дисплея пропал, видно, вошёл в «мёртвую» зону.
     Вскоре раздался близкий рокот мощной силовой установки. С рыночной площади сдуло многочисленных зевак. Аппарат мягко опустился. Хлопнула крышка люка.

     - Здорово, дед, - раздался Витькин голос.

     Встречу отмечали на сундуке. Егорий Афанасьевич хвастал новостями. Как летом ходил на Афон... Какую говноуборочную технику выписал себе из Германии...

     - Обнуляет до дна и одновременно удобряет грядки! Молодцы немцы – из ничего конфетку.

     Оба не касались деловой стороны встречи – не хотелось портить праздника.
     Привирая в мелодии, дед затянул пропитым басом:


                В Кейптаунском порту
                С пробоиной в борту
                «Жаннета» поправляла такелаж.
                Но прежде, чем уйти
                В далекие пути,
                На берег был отпущен экипаж...

     Младший Мандрыкин подтягивал.

     Когда решили обсудить «дело», дед вспомнил, что умерший завещатель, Иван Устинович Мандрыкин, доводился ему родным дядей. Который убёг давным-давно от неминучей погибели и, действительно, работал негром в алмазных копях... Был слух... до войны...

     - Так что, на халяву брать заработанное таким трудом... лично мне, бывшему священнослужителю – не гоже. И противно душе, - дед внезапно возбудился. - Давай, лучше помянем старика. Моя недвижимость – вот этот царский сундук, ему цены нет. Вот помру – а я точно помру – пусть в нём живёет Розка. У неё – ни жилплощади, ни родни. Кроме, конечно, меня. Ни даже никакого вероисповедания. Ничего нет!

     Егорий Афанасьевич дёрнул носом, смахнул скупую слезу...
     Розка, в утешение, прильнула к его плечу.

     - А это, что нам прислали из Африки, это Господь нас на вшивость проверяет. Так что, Вить, ты как хочешь, а я... Ну его... - и дед сказал куда.

     Виктор Николаевич, не скрывая радости и слёз умиления от дедовых речей, обнял старика.

     - Слушай, дед. Давай отдадим деньги Нельсону Манделе – он ихний вождь. На улучшение жизни угнетённого чернокожего народа. Дружественного нам, братского, так сказать, негритянского пролетариата. Роза! Как ты смотришь на это? 
     Мандрыкин-младший чувствовал всей душой актуальность акции и ожидал поддержки.

     Роза от внимания смутилась, но справившись с волнением, отвечала, что дед ей про Манделу не рассказывал. Но раз вождь, значит, человек хороший.

     - Я согласна: деньги – навоз, сегодня нет, а завтра – воз. Так меня дед научил. Мы, говорит, этого говнища хоть сундук набьём!

     - Наш человек! – воскликнул Егорий. - Перо и бумагу!


     Спустя незначительное время из-под их пера на свет появился текст обращения к президенту ЮАР Нельсону Манделе, из которого следовало, что претенденты на наследство гр-на ЮАР Мандрыкина И. У., подорвавшего здоровье на каторжных работах в алмазных копях страны и разделившего участь её коренного населения, убедительно просят принять в дар дружественному негритянскому народу унаследованные средства.

     Под обращением стояли подписи:

     Мандрыкин Е.А. – золотарь, г. Тамбов, мэрия

     Мандрыкин В.Н. – полковник в отставке, г. Москва

     Девушка Роза Бесфамильная – как есть представитель угнетённого
                негритянского народа.


     На следующий день обращение, продублированное в адреса МИД РФ, юридической конторы «Клондайк» и СМИ, было отправлено с Тамбовского почтамта.


     03.03.2007 г.