Три королевства

В детстве я каждое лето уезжал на месяц к дедушке и бабушке в таёжное село Курмач-Байгол. А два остальных месяца проводил в районе Парка Победы в Горно-Алтайске у других бабушки и дедушки. Так что летом у меня всегда были: река-лес, грибы-ягоды, много друзей, рыбалка-игры, почти полная свобода от восхода до заката, не считая обязательных обедовужиновзавтраков  и сенокосно-огородных работ.

В детстве у каждого, наверное, должно быть своё королевство, где чувствуешь себя своим и вокруг всё твое. То есть ты не думаешь, конечно, что вот этот лес, эта река мои, но ты понимаешь, что они тебе доступны, ты можешь пойти тут куда захочешь и делать что пожелаешь. Мне кажется это очень важно. А если есть с кем разделить это место, есть с кем играть, то это вообще счастье. Время летит незаметно до самых летних сумерек, а это - ого как поздно! И потом, когда лежишь в постели, перед глазами всё мелькают травинки, жуки-пауки, песок-камушки, мальки-крылышки, отражения-тени в воде, стучит сердце, оттого, что прячешься за поленницей, или взобрался на высокое дерево и видишь весь мир. А потом падаешь с этого дерева вниз, тело вздрагивает, просыпаешься, уф, это не на самом деле, и снова закрываешь глаза, и спишь уже до самого утра крепко, как уже после, наверное, никогда.

У меня целых два королевства, две ватаги друзей-братьев, войнушки-прятки-расколдуйтеменявороногоконя, рыбалка-охота, шишки-картошка, хлеб с маслом, посыпанный сахаром или с намазанным сверху вареньем, змеи-жабы, жуки-бабочки, ящерицы-вороны. А ещё рогатки-самострелы, царапины-раны, лужи-родники, шпаги-самолёты, игрушки-книжки, муравьи-гусеницы, и везде черемуха. Черные ягоды во рту, на футболке, в карманах, черные ягоды, падающие в воду, плывущие по воде, обманывающие мальков.

И так каждый год, по кругу, хотя лето кажется вечностью, оно всё равно кончается, но детство всё равно бесконечно, но и оно кончается, но жизнь вся-вся впереди краёв не видать, но и жизнь как-то вот она вся как на ладони, и зачерпнуть по новой негде, и занять не у кого. И вот каждый год по два королевства, каждый год природа, друзья и я.

Но вот мама с папой разошлись. И одно королевство, ближайшее ушло в тень, погасло. А потом, когда пришел туда через много лет, там уже другие дети, и всё застроено чужими домами, улица связистов, блин, и представляются мне такие связисты-немцы времен второй мировой, и они всё тянут свою связь куда то везде и всюду, всё опутали своей связью-грязью. И нет ни диких яблонь, ни черёмухи, и некуда забраться и посмотреть на мир вокруг. И только река совершенно такая же с теми же ямками и перекатами, только река не предаёт, и родник дедушкин тужится и бьёт и бьёт из под земли, и зубы ломит по прежнему от его сладкой воды. А остальное стало чужим. И смотреть только себя расстраивать.

Но и во втором королевстве постепенно всё течёт. Исчезают бабушка и дедушка, а  с ними и всё остальное. И тут даже река меняет своё русло. И не с кем разделить не то что игры и радость, а даже печаль, боль, что родное-близкое уже не родное и не близкое.

Да, я всё понимаю, жизнь идёт, всё меняется. Нет каких-то «моих», «твоих», «наших» мест, всё общее, и на земле не останется следа от наших туфлей-ботинок, сапог- кроссовок, кед-балеток, всё пройдет как белые и красные розы, дым-крым, ланкастеры-йорки, буденные-деникины, нечего оглядываться, нечего жалеть. И всё же и всё же. Нужно место для перезагрузки, куда можно приползти раненным и отлежаться, откуда можно отстреливаться, где можно затаиться как лаптевы в море лаптевых, или зеленом тайги или синем-бело-золотом. Это уже инстинкт и условный рефлекс, каждое лето мне надо где-то побыть не там, где всегда весь год я пребываю, побыть до конца собой или другим собой, побыть с этой рекой-лесом, водой-бедой, со скалой-корягой поговорить, дождём-костром очиститься.

И как-то само нашлось такое место. Третье королевство. Недалеко-неблизко. В самый раз. И вот вроде дорога, люди, а  всё же ночью дико и глухо, и зверь ходит и река не шутит, а может и об скалы швырнуть, и в пропасть и, вообще, отрезать тебя на острове от всего мира, живи тогда, как хочешь, и радуйся. И друзья-авантюристы нашлись. Сначала из клуба «Контакт» коммунары, потом друзья по танцевальным коллективам «Ва-банк» и «Прелестинка». Я даже Г.И., своего хореографа, пристрастил к этому делу: жить в палатке, на природе. И всё время вокруг одного и того же места, возле острова, то ближе, то дальше, вдоль берега то тут, то там, а иногда и у водопада ниже по течению. И везде найдётся пляж песочный или, на худой конец, каменистый. И компании-то иногда собирались о-го-го по тридцать человек, кто-то приезжал, кто-то уезжал на день, на ночь, а двое-трое дикарей всегда оставались по неделям.

И снова костры, вылазки на ближайшие вершины, купание, строительство плотов, чай с песком, суп с песком, плавки с песком, муравьи прокладывают путь караванами к сахару, шишки впиваются в ребра сквозь карематы, хвоинки застревают в сандалиях. А вечерние посиделки у костра, игры-истории, и даже целые представления с мнимыми похоронами, нашапанночкапомерла, факельным шествием. А днем на пляже закапывание в горячий песок, и матч по грязевому футболу, потому что есть такое место, где грязь по колено, и можно так увазюкаться, до неостановимого смеха, до дрожи в коленках, до разбитых и заляпанных грязью очков, лбов, купальников, шорт. Вы думаете: девушки в эту игру не играют? Ах, не знаете вы наших девушек! Грязный мяч, летящий в лицо, это же сколько счастья! С хлюпоньем выдирать из месива ноги и тянуться к воротам. Сталкиваться и бороться, как в американском футболе. Будь у меня возможность каждый день играть в  такой вид спорта, я бы играл. Но только соберите мне, пожалуйста, тот состав, кто там? Наташа, Сынару, Таня, Лена, Вова, Костя, Саша, Женька, Серега, кто там ещё? Отзовитесь! Ах, не слышат! Всех собрать, короче, и всё, вселенная, забудь про меня, про нас.

Но потом вокруг сжималось кольцо турбаз, дорог, по реке гоняли рафтёры, да и сами мы стали приезжать туда на машинах, да с магнитофонами, да со столами, стульями, иногда и с углем-дровами, коктейлями-мать-твою-так. Ну, надо вам, чем водка-то плоха? Коктейли… скоро и на Белуху можно будет на машине приехать, попивая коктейль и обсуждая по сотовому дела. Не, я так не согласен.

Никто теперь не переплывает Катунь, как мой друг Костя. Не строит плоты, как мы. Есть же рафты, байдарки. Никто не ходит ночью закутавшись в целлофан по лесу (потому что так страшнее), не кто не вставляет в кору деревьев стёклышки днем, чтобы ночью позвать девушек на прогулку и ненароком посветить в сторону дерева со стёклышками (а там - ну прямо глаза дьявола!). Никто не ходит ночью по тропе в пятьдесят метров над рекой, вниз обрывище, лететь и лететь, жуть. Никто не купается в глубине, не ждёт на острове, когда его половодье отрежет от большой земли, чтобы потом думать, как же из этого положения выбираться.  Да что там, никто не делает супа-из-всего-что-осталось, а строгают на пластико-алюминиевых столах салатики на разделочных досках, привезённых из дома. И все эсэмэсятся, чатятся, без конца звонят куда-то. Хайп-йотафонэмтээс мать твою так! Грёбаная сотовая связь! Чудо облегчающее жизнь превратилось в убивающее волшебство волшебство (тут нет повтора).

Но тогда, в 99 году, мне ещё нужен был этот берег, этот поход, друзья, костры, дикая жизнь, обрывающая все связи, кроме сиюминутных, когда человека рядом начинаешь ценить, как родного, и общение переходит на иной уровень, потому что непрерывно, ежесуточно, и вокруг опасности, и люди становятся настоящими, какие они есть. И в конце так привязываешься, что не хочется уезжать-расставаться. Прямо как в детстве, когда садился в вертолёт и надо было улетать из деревни, или в другом королевстве, когда тебя звали домой, «уже же ночь, Серёжа», какая ночь? Вы чего, самое интересно только начинается, мы играем, ну мама, ну ещё немного, ну, пожалуйста! Ах, хорошо, что со смертью так не будет, потому что там, в старости, уже и друзей-то не останется, и сам уже смертельно устанешь от этих игр, и даже никто не скажет «уже же ночь, Серёжа, пора», разве что ты сам себе такое тихо прошепелявишь, и выплюнешь трубку аппарата искусственного дыхания.

© Сергей Решетнев