Люди и ангелы

     Он поправил свои очки, слегка жмущие на переносице, откинул назад черные, развевающиеся на ветру волосы:

     - ты никогда не умела разбираться в мужчинах, ждала того, чье сердце делится на сто, не веришь в того, кто имеет одно сердце, в нем озеро, в озере лебедь...

     Учит, высокий, такой высокий.Черное одеяние трепещет, тонкими струйками обвивая напряженное, стройное тело легкоатлета. Мой ангел...мой новый гуру.
     Я уже почти привыкла к нему и к его попыткам быть строгим в своих указаниях. Прежний был добрее, часто обнимал, целовал в щечку, подавал белоснежный платок, когда плакала, гладил по волосам, повторял: "все будет хорошо, ну что ты, детка". Этот только смотрит в бесконечную даль без горизонта, ведь какой горизонт там, над тучами, в стратосфере, где нет даже воздуха, чтобы набрать полные легкие и выдохнуть с наслаждением. Там пустынно, но так прекрасно, особенно на закате. Не знаю почему он выбрал эту башню для наших встреч, но он выбрал и я полюбила ее.
     Прежний встречался в театре, да, в театре, мы сидели в зале, шли репетиции, шли спектакли и он рассказывал про то, как я вляпалась в этот спектакль под названием "жизнь", себя называл "режиссером", повторял: "я научу тебя управлять этим сборищем актеров, твое место не там (указывал на сцену), твое место здесь" (указывал на кресло рядом). Я любила его дочерней любовью, когда мы прощались, когда он сказал, что уходит и придет другой, молодой и дерзкий, я испытала безумное отчаяние брошенного в пустыне ребенка и он снова гладил мои волосы и повторял: "все будет хорошо, детка, вот увидишь". Его седые волосы всегда были гладко причесаны, там где был он, не было ветра, чтобы их растрепать. Я плакала: "как же я теперь в театре этом одна, без вас? меня же заклюют" - "что ты, хорошая? театра больше не будет".

     И вот мы на башне с другим. Очки в тонкой золотистой оправе, узенькие такие, как его глаза за отсвечивающими, бликующими стеклами; с длинными, развевающимися на ветру прядями цвета воронова крыла. И он не улыбается и не гладит меня по волосам, он отвечает кратко, четко, отрывисто и сразу убегает по делам быстрой походкой легкоатлета, словно близок финиш. Может он просто боится смотреть мне в глаза?. Молодые ангелы так отличаются от старых. Но я уже полюбила его и матовые костяшки на руках, выпирающие, когда он крепко сжимает их, боится, что я легкомысленная, снова нарушу правильные предписания, данные мне "как жить". Я такая - своенравная, это знает вся ангельская братия и мало кто хочет брать меня по свою опеку.
     Но я люблю уже его и эту башню над облаками, которую он выбрал для наших встреч.Каждый раз, когда я хочу нарушить инструкцию, у меня возникает за спиной видение башни и его очки и волосы; я осязаю затылком и лопатками, как его губы сжимаются в тонкую бледную ниточку - "поняла, поняла, я не буду это делать, я держусь, я тебе клянусь, я держусь, если я не удержусь, ты протяни ниточку на пути, мои коленки ее коснутся и я буду стоять как вкопанная, ни шагу лишнего, ни шагу, обещаю тебе, обещаю". Может лукавлю и тянет нарушать, но мне так нужны эти тонко сжатые губы, эта башня в небесах за спиной, это ощущение, что за тобой приглядывают, эти ниточки на пути, невидимые никому, кроме меня, стоп-ниточки "дальше нельзя".
     Я люблю ангелов. Я люблю этот мир между людьми и богами. Они почти как мы, но они лучше.

     Странные дороги бывают у каждого из нас, можно удивляться или негодовать по поводу своих судеб, знаю только одно - мы сами заключаем договоры на все это и сами подписываем долговые векселя.

 06.02.18, Минск, 11.15.