Исповедь старика

Двое парней с ружьями в руках через густой стланик вышли к Крохалиному озеру. Почти полностью заросшее деревьями и невысоким камышом, оно только с одной стороны было открыто.  Эта часть берега, усеянная мелким морским песком, привлекала своей красотой.  Когда-то давно здесь находился фарватер, который связывал озеро и море воедино. Название «крохалиное» придумали местные старожилы, потому что крохали огромными стаями устраивали здесь гнездовья и выводили свое потомство. Со временем водное соединение замыло песком, но утки все-таки залетали сюда, прячась от ветра или шторма.
Серега с Женькой залегли за бугром и осматривали в бинокли побережье. Стояло раннее майское утро, крайний день разрешалось охотиться, и друзья решили не упустить этот момент. Но больше всего они хотели увидеть старика, про которого среди охотников ходили легенды. Этот человек слыл любителем пострелять пернатых и ходил со странным ружьем, которое заряжалось со ствола.  Вот парни и решили подкараулить деда, чтобы хоть одним глазом взглянуть на раритет. Со слов товарищей пожилой мужчина наведывался сюда   в последний день открытой охоты и стрелял только один раз.
- Может он не придет сегодня? Надоело ждать, - заговорил Серега.
- Терпение, мой друг, - отвечал Женька, - терпение. Мужики говорили, что он обязательно придет. Подождем еще немного.
Ожидание не пропало даром, со стороны города на узенькой тропке появилась фигура человека, ведущего велосипед. За его спиной висел длинный ружейный чехол.
- Вот и дед пришел, давай смотреть, - обрадовался Серега.
- Что же у него за мортира?
Старик снял с багажника сумку, велосипед поставил в кусты, обулся в болотные сапоги, вытащил три утиных чучела и пошел в воду. Зашел далеко, метров пятьдесят от берега, и выставил свои деревянные муляжи. Одинокая ель ближе всех остальных деревьев выдавалась к озеру.  Дед, покопавшись в хвое, вытащил полутораметровую железяку с рогаткой на конце и воткнул в землю рядом с елкой. Затем, усевшись на траву, принялся заряжать свою пушку. Парни видели через оптику, как он железным шомполом забивал пыжи со ствола. Потом старик достал металлическую коробку и насыпал  горсть дроби. Утки сидели по несколько табунков на середине озера, вот-вот ожидался перелет. Если взлетают несколько птиц, то непременно срываются с воды и все остальные. Зарядив ружье, дед встал за ель, а ствол положил на рогатину. Вытащив из кармана манок, он начал неистово крякать. Со стороны послышались отзывы селезней. Через какое-то время небольшая утиная стайка плюхнулась рядом с чучелами. Выждав удобный момент, когда утки сойдутся вместе, охотник нажал на курок. Раздался страшный грохот, клубы дыма и огня вылетели из ствола.  Похоже старик стрелял дымным порохом. Когда облако рассеялось, на воде остались неподвижными четыре шилохвости. Женька с Серегой решили подойти ближе. Дед не спеша положил ружье и пошел за трофеями.
- Здравствуйте, дедушка, - поздоровались парни.
- Здорово, ребята. Наверное, ружье подошли посмотреть? Вот оно лежит, смотрите, коли есть интерес, - ответил он.
Друзья тут же принялись разглядывать длинный шестигранный ствол.
- А какой у вас калибр? – спросил Серега.
- Да бог   его знает, отец говорил, что восьмой, - дедок потер ладонью правое плечо, - отдача уж больно сильная, будет синяк до самой ключицы. А так, ничего, стрелять можно.
Парни заметили у него на щеке и шее глубокие увечья. Женька спросил:
- Извините, конечно, но скажите, откуда у вас такие шрамы? Наверное, на войне получили?
- Нет, ребята, в войну немецкие пули, к счастью, стороной обошли. Это в пятидесятом году меня медведь задрал, - улыбнулся дед.
Он вдруг сдернул с себя вязаную шапку, натянутую до самых глаз.
- Вот, гляньте, как он меня изуродовал.
От шеи старика до половины головы шли широкие полосы крупных шрамов, правого уха не было вообще. Вместо него торчал какой-то рваный обрубок. Грубые толстые швы на коже были сделаны явно не хирургом. Редкие седые волосы клочками росли лишь около лба. Парни с ужасом смотрели на обезображенную голову старого человека.  Им от этого зрелища стало не по себе.
- Вот так, ребятёшки, с меня зверюга скальп снимал. Я в ту пору на полуострове Шмидт работал егерем, добирался туда на лошади за шестьдесят километров по дремучей тайге. Так получилось, что нарвался я на медвежью свадьбу. Зверя тогда было слишком много, как сейчас бродячих собак в городе. Молодой еще, ничего не боялся, а уж медведя тем более. За войну столько фрицев положил, вот там действительно страшно. А тут я здоровый парень, еще и с карабином медведя напугаюсь? Да никогда. Ехал я по дороге верхом на мерине, насвистывал,  песни пел, как конь вдруг заржал и встал на дыбы, я вывалился из седла, но уздечку не бросил. Мерин меня по тайге поволок, пришлось повод отпустить, иначе разбил бы меня об деревья насмерть.
Дед вытащил кисет и листик бумажки, ловко свернул самокрутку, запах махорки приятно защекотал ноздри парней.
- Только начал снимать с плеча карабин, вижу, стоит медведица, а рядом с ней здоровый медведина.  Видно помешал я им сделать свое дело, он и бросился на меня. Зацепил своей лапищей по голове, я кубарем покатился, но на курок успел нажать. Пуля в сторону ушла, но медведи выстрела напугались и бросили меня.
Старик замолчал, видимо, даже сейчас ему было тяжело вспоминать эту историю.
-  А как же вы выжили после таких ран? – спросил Серега.
Мерин у меня умным оказался, пришел в стан, где напарник мой оставался. Хорошо, что расстояние составляло всего километра три. Когда он поехал меня искать, я уже без сознания валялся, крови много потерял. Товарищ привез меня на место и начал раны зашивать суровой ниткой. Хирург с него никудышный, но кое-как заштопал. Царство ему небесное, хороший был мужик. Он меня и выходил, целый месяц в зимовье я тогда пролежал. Знал он травы всякие, всегда собирал их и сушил, вот чем он меня только и не потчевал. Сам домой не поехал, остался до конца со мной. Детей у него пятеро, он уже в то время пожилой был, но ведь не бросил. Земля ему пухом. Жена тогда  испугалась моей морды и не стала со мной жить. Да я и не в обиде. В зеркало гляну – Квазимодо и то симпатичнее.  С тех пор, парни,  я и живу один. Ни детей, ни жены, как перст один-одинешенек.
Женька открыл рюкзак и вытащил китайский термос:
- Давайте чаю попьем.
Старик протянул ему свою кружку:
- Чайку с удовольствием, он душу греет.
Попив горячего чаю, дед продолжил свой рассказ. Видимо, надоело ему одиночество, и он рад был хоть кому-то излить то, что его мучило всю жизнь.
- Озлобился я на медведей после того случая и стал их истреблять. Много пострелял косолапых на своем веку, а ближе к пенсии злость у меня пропала. Вдруг стало их жалко, стал сентиментальным, ведь звери ни в чем не виноваты, разве только в том, что родились на свет. Но вот более жестокого народа, чем нивхи, я не видел. Эти аборигены богаты фантазией, выдумывают самые коварные способы добычи животных. Если хотите послушать, я вам расскажу об этом.
Друзья переглянулись и сказали в один голос:
- Конечно. Очень интересно.
Взяв предложенную сигарету, он затянулся:
- Слабенькие ваши сигаретки, немцы такие курили. С самого фронта привык я к махорке, лучше для меня нет. Ну, слушайте… На Шмидте есть обрывистое место, на краю тайги большой глинистый уклон. На нем растет на половину заваленный  листвяк до самого конца обрыва. В теплое время года, особенно после дождя, медведи идут кататься с горки. Как мы на санках, так и они на задницах. Садятся, и, скользя вниз, даже орут от радости. Больно нравится им это занятие. Я не один раз наблюдал за ними, интересно смотреть. Так вот, нивхи начали  ставить на медведей петли. Делали они их из тросика, привязывали в середине горы к дереву и устанавливали на медвежьей катушке. Косолапый со скоростью летел вниз, петля захлестывала его и затягивалась. Он орал, но освободиться не мог, от его попыток  петля затягивалась сильнее. Обычно на рев приходили аборигены и добивали животное, но были случаи, когда мы находили мертвых особей. Нивхи не думают о жестокости, они просто берут свое из тайги. Наверное, убеждены, что все на острове принадлежит им, и рыба, и звери. Недаром их в Красную книгу записали, как вымирающих, - со злобой добавил он.
Старик закашлялся и вновь потянулся к махорке.
- Сегодня шурпу с уткой сварю, ох и вкусная штука. Теперь только осенью сюда приду, если ноги не протяну. Здоровьишко плоховатое стало.
Друзья поднялись с травы, чтобы размять затекшие суставы.
- Что, ребята, надоело старика слушать? А я еще кой-чего хотел вам рассказать.
Парни с удовольствием присели снова, им интересен был этот старый человек и его рассказы.
- А слышали вы про охоту на медведя с клубком? Из капроновой веревки скатывают шар размером чуть меньше футбольного мяча. На поводки привязывают большие самокованные крючки, ну, наверное, штук тридцать. Заматывают так, чтобы острые концы крючков сплошь покрывали шар, словно репей. Прикоснуться к нему нельзя, сразу вонзится в руки. С этим клубком идут охотиться на медведя, заранее выследив его. Обычно шли вдвоем, один страхует с ружьем, другой несет шар с крючками.  Узрев косолапого,  смело бежали вперед и бросали в него свое самодельное оружие. У мишки реакция отменная, он отбивает его лапой, а крючки сразу втыкаются под кожу. Второй лапой он пытается оторвать шар, но попадается в ту же ловушку . Медведь садится на задницу, делает попытки отбиться задними конечностями. Все, он полностью связан, и лишь ревет от боли. Тут-то его и убивают. Этот способ охоты самый старый, мне еще мой дед рассказывал. Вот такие изобретатели-душегубы живут у нас на острове. Ладно, парни, утомил я, наверное, вас своими байками, вам тоже пострелять надо. Приходите сюда первого сентября, мне есть, что вам рассказать.
Друзья простились со стариком и пошли обходить озеро.  Каждый из них хотел, чтобы этот старый охотник обязательно пришел сюда еще и рассказал что-нибудь из своей нелегкой жизни.
Незаметно наступила осень. В первый сентябрьский день двое парней подошли к озеру. Деда не было видно, да и следов у ели тоже. Напрасно они ожидали старика и приходили сюда вновь, он так и не появился. Зря расспрашивали всех встречных, о дедушке никто ничего не знал. Видимо, слег он от болезни, а может и ушел в мир иной.