Рассказы о Буграх. Мешковы. Ч. 2

РАССКАЗ Александры Леонидовны Мешковой, записан 12 июля 1990 года. Продолжение

Однажды мама с отцом (дедом Петром) ехали на телеге с мукой с мельницы (там теперь мотодром). Видят, едет весёлая компания, впереди сидит гармонист лет двенадцати,  в красной рубахе.
Дед говорит: «Гляди-ка, парнишонка в красной рубахе, ишо играт! Да ить как хорошо-то!»

И вот этот гармонист стал роднёй. Но отец этого не увидел.
   
Мама после смерти родителей осталась одна в доме. Хозяйство было большое: лошадь (и не одна!), корова, и овцы были, и куры.

Почему она мужа постарше не нашла, ведь папа был моложе её на год? И как они познакомились, если в разных деревнях жили? 

Может, папин старший брат, Василий Иванович? Пронырливый был, может, он нашёл. Когда папу отделили, ему ничего не дали из хозяйства. А хозяйство было большое, лошади, коровы… Василий Иванович занимался торговлей скотом.

Папа был младший брат, что называется, на посылках, а тут у невесты хозяйство большое и ничего выделять не надо.
Помню, Володя (брат) выговаривал дядьке Андрею: «Нехорошо вы поступили с папой, отделили и даже узды не дали».

Мама в конце 1920-ого или в начале 1921-ого года замуж вышла. Маме было восемнадцать  лет, а папе – семнадцать.
Долго в огороде стояла красивая маленькая кошёвка (легкие сани для выезда – В.Т.),  в которой мама ездила венчаться.
Мы в ней потом играли.
 
(В семье сначала родились две дочери: Александра (Шура) – в январе 1922 года, Зоя – в июле 1924 года. Старший сын Владимир родился в октябре 1926 года, средний – Леонид – в августе 1929-ого. Самый младший сын Виктор родился в ноябре 1937 года - В.Т.).

Жили мы все в том же доме, который строил мамин отец. Правда, после он уже перестраивался, я помню, что он был не такой, но на этом же месте.
В доме было две комнаты: изба и горница. Зимой горница заколоченная стояла – топить нечем.  Все в одной избе жили.
 
Потом стали в горницу квартирантов пускать. В разные годы жили у нас учителя, завхоз, бывшие раскулаченные с Урала – Новосельцевы. В 1938-м ушли последние квартиранты – трое учителей, и мы стали жить в горнице. Нас уже было семь человек, младшему брату Вите второй год, мне - шестнадцать.

Чем печь топили? Носили из рощи вязанками прутья, валежник. В то время у нас была своя корова, купили лошадь. Лошадь и раньше была, но у нас её украли. Мы, дети, пасли её, оставили на время без присмотра, пришли, а её нет.

В Буграх был колхоз - «8 марта» назывался. Мои родители в колхозе не были, мы все маленькие были, не от кого в колхоз было идти. Коммуну начали создавать в Буграх в 1928 году.  А в 1929-м родился Лёня. Так что нас было четверо, мне, старшей, семь лет было.

В 1930-1931 годах папа работал на пароме: «Отдай чалку, прими чалку!» Матрос считался. А паром возил катер. Инвалидишка его звали: боком как-то ходил.

Когда паром не ходил, мы с мамой ездили на лодке. Мне с ней никогда не было страшно. Как она любила природу: и воду, и лес, и цветы, и грибы. Обь была широкая, а теперь там одни мели. Глубина была…! Пароходы ходили. «Дачник» был. Большой пароход.

Ели овощи: картошку, морковь. Помидорами объедались. Они были и на полатях, и в тазах, в ванне. А гнило-то их! Выбирали - знаешь какие? – с малиновым оттенком, а дно жёлтое.
Никаких удобрений не было. Мама сыпала золу, вносила навоз. Если что заведётся на растениях – поливала чистым дёгтем.
Дыни, арбузы мама садила. По целой кадушке насаливала арбузов, но ели мы их после бани.

А зимой ели парёнки: брюква, морковь, свёкла. Пластами мама нарежет, поставит (чугун) в печь. Потом стали в этот чугун огромный добавлять  сахарную свёклу. Это и первое, и второе, и третье.
Тыкву пареную ели с удовольствием. Кулагу делали из ржаной муки: заваривали ржаную муку, что-то туда добавляли. Получалось вроде сметаны, сладкой казалась (кулага). Но ложками её не ели, только хлебом макали.

Потом стали голодно жить. В 1933-м году карточки ввели. У мамы были кофточки, косынки, скатерть филейная чёрная вышитая, белая вышитая скатерть… - свезла их на хлеб. Две филейные косынки – кремовая и чёрная – их надевали раз в год на Троицу, также подзоры. Ещё что-то было, не помню, как называлось, но надевалось на спинку кровати, кружевом вышитое.  Всё на хлеб свезла.
Серёжки были маленькие, свезла за полпуда гречневой муки. Мама, по-моему, была сфотографирована в этих серёжках.

А папа нас кормил, когда мама на базар ездила. Один раз он из гречневой муки настряпал блинов. Чугун брал рукавицами. Одна, в саже, чёрная упала в чугун с чаем, а мы пьём и не знаем, что там рукавица. Потом уж, когда последнее допивали, поняли.

Потом папа после парома (там мало платили) перешёл на каменный карьер. Там платили до 300 рублей, это были большие деньги. И я ему туда носила обед летом: картошку сварю, обжарю на сковороде, огурцы малосольные. Овощей-то у нас много было.

Уже карточки отменили, это был, наверное, год  1935-й.
Корову купили в 1936-м. Как мы были рады, что у нас есть молоко. Первый год корова немного молока давала, потом весной отелилась и молока стало много и мама его продавала.
Мама в ту зиму болела воспалением лёгких. Как я доила, как у меня мёрзли руки – сил нет. Папа держит, а я – дою. Мы с сестрой носили молоко в город продавать. Носили молоко пешком, через Обь шли. Разнесём молоко часть по домам, часть у магазина продадим, купим хлеба и домой.

Мама к весне поправилась. Утром разнесёт молоко, затем нагрузит корзину зеленью, овощами и едет на базар продавать. Базар был далеко. Где она эту силу черпала?

А вечером (огород) поливают. Семьсот корней помидор, столько же капусты. А луку сколько, моркови!  И жили торговлей.
В войну мама ничего не получала – папы не было. Пришёл он с фронта инвалидом – ему назначили пенсию 20 рублей 20 копеек. Работал сторожем в бугринском магазине.


На фото: дом Мешковых в Буграх. Снимок 1970-х гг.(?)

Полная обновлённая версия 2022 года, включающая обе части, здесь:
Рассказы о Буграх. Мешковы  http://proza.ru/2022/01/31/776