А то был конец марта...

      Сейчас февраль, к нам на Кольский полуостров уже солнышко пришло, и трудно дома усидеть.
     Я проснулась рано-рано, ни о каком солнышке ещё и думать не приходится, да и морозно. А всё равно внутри меня как будто пружинка какая-то на полном заводе: ни улежать, ни усидеть, ни чем-нибудь мирным, домашним не даёт заняться. Ночью, видно, шёл снег, весь мир засыпан новым снегом; а к утру небо очистилось, и луна жжёт-пылает... Ну и почему я должна дома сидеть? Что старая - так оно мне и лучше: никакие дела не мешают. Что хочу, то и делаю...
     Ну вот, я встала, оделась потеплее - и на улицу. Посёлок спит ещё, и на свежем снегу - ни следочка! Деревья пышные, как застывший дым; февральский воздух - объедение; и луна сквозь ветви вслед за мной... Хруст и скрип...
     Я пошла по дороге в сторону Пятого километра, потому что зима, сейчас в лес не свернёшь: очень там след глубокий. Только по наезженной дороге и можно идти. Я и шла себе, гуляла. И луна за мной, между ветками, вдоль дороги...
     И пока я так гуляла в сопровождении луны, дыша вкуснейшим морозным воздухом и поскрипывая снегом, накрыли меня воспоминания. мне вспомнилась первая моя вылазка с ночёвкой в лес под Ленинградом. А был то конец марта...

     Это был первый год как я замуж вышла. Мы ещё с Кириллом даже не успели расписаться, но я уже перебралась к нему. Кирилл у меня был... Ну, в общем, не вдаваясь в подробности, - мой муж был старше меня, и намного, на двадцать один год. Ну, не важно, в общем... Он работал на ЛЭМЗе (завод такой был в Сосновой Поляне); а комнату снимал в частном доме, пока решался вопрос о предоставлении ему жилья. Ему по реабилитации жилплощадь в Ленинграде было положено дать...
     Тогда в Сосновой Поляне не было ещё многоэтажек, а были деревенские дома. И огромный запущенный парк, до самой Стрельны. Лесопарк - это точнее: очень уж запущенный... Вот в одном из домиков (на улице Чекистов, по иронии судьбы)  Кирилл снимал комнатку на чердаке, маленькую, но с печкой. С печуркой такой. И с маленьким окошечком. И вот туда я к нему перебралась... Что было довольно смело: я ведь жила по лимитной прописке. Оставив работу, при  которой мне дали прописку, я рисковала быть выселенной тут же из Ленинграда. Одна страховка: наше заявление уже лежало в ЗАГСе...
     Однако, это всё бюрократические подробности, кому они интересны... И я не об этом...

     Так вот, жили мы на этом чердаке. Была у нас печурка, было окошко; хозяйский кот приходил погостить. Все наши вещи помещались в сундучке таком деревянном, самодельном, с которым Кирилл прошёл почти все свои этапы, и в моём чемодане. Стол ещё был и кровать. А за водой я ходила к колонке.
     Мне это нравилось. Нравилось, как лёд блестит вокруг колонки, как вода звенит, наполняя светлое жестяное ведро. То солнышко, то снег идёт. Весна ещё только подступала.
     Мне нравилось приходить домой, растапливать печку (Кирилл научил), готовить обед для мужа и ожидать его с работы. Мне было приятно, что вот - я взрослая замужняя женщина, готовлю обед, жду с работы мужа. Мы вместе обедаем, идём гулять... Как ново, как здорово, как... значительно!..
     Тесновато, это да. И комната к утру выстывает, так что суп замерзает в кастрюльке, покрывается льдом (я кастрюльку на пол ставила, а там всё время холод).
     Занималась я (в университет готовилась) за столом, накинув пальто, пока печка не разгорится и комнатка не согреется. А читать укладывалась на кровать и закутывалась в одеяло...
     Но это всё мелочи, совсем неинтересные мелочи.
     Важно было то, что подступала весна. С весной должны были начаться наши лесные походы, которые мне Кирилл обещал. Он раздобыл для меня высокие клееные сапоги, завернул их ботфортами, до колена, чтобы мне легче было ходить. Принёс откуда-то с известной ему барахолки морскую шинель,и тельняшку, и форменку, и всё подогнал под мой размер на хозяйской швейной машинке (он и это умел!.. Он вообще всё умел). А у самого Кирилла шинель была - обычная, серая шинель.

            (продолжение следует)