Тело женщины... продолжение гл. 10

                Большое счастье маленького чина
               глава десятая, повествующая о головокружительной карьере
                капитана милиции и тайных причинах этой самой
                головокружительности.

  Тарарушкин был счастлив.

  Он сидел за просторным столом, в ещё более просторном, совершенно отдельном и абсолютно персональном кабинете, достаточно светлом и на редкость уютном. Огромные окна и огромные двери, дубовые панели и роскошная люстра, три телефона и селекторный пульт, красная ковровая дорожка от самой двери, до самого стола и маленького столика (перпендикулярно к нему) с двумя креслицами «ви за ви» – всё, по чему медленно скользил и на чём подолгу останавливался восхищённый взгляд его, всё радовало душу, возвышало её.

  Впервые усевшись за этот просторный стол в этом просторном кабинете, Тарарушкин постоянно передвигал с места на место чернильный прибор с электронными часами, календарём и микрокалькулятором (количество преступлений на душу населения и процент их раскрываемости «по горячим следам» и отчётные цифры всех обобщённых показателей, за «определённый период», были настолько баснословными, что сосчитать их каким-то другим способом, кроме калькуляторного, было практически невозможно). Двигал он также баночку с карандашами и ручками, откручивал на одном конце стола и прикручивал к другому агрегат для механической заточки карандашей, переставлял с места на место телефоны, пока не повыдёргивал из распределительной розетки их соединительные шнуры. Потом он долго возился с этими шнурами, чтобы водрузить их на место. Когда в одной из трубок загундосил зуммер и зазвучал чей-то голос, Тарарушкин обрадовался, хотел было положить трубку и приниматься за другой телефон, но вдруг услышал в трубке свою фамилию: «Та-ра-ру-шкин, – нараспев произнёс чей-то голос, – чёрт знает что: надо же было иметь фантазию, чтобы назначить на пост начальника горотдела милиции человека с такой дурацкой фамилией». «Да плюнь ты… – сказала та же трубка, но уже совсем другим голосом. – Предан, как пёс: лижет с адской готовностью, аж поскуливает от удовольствия. Забот никаких: свой в доску. А «баба» у него – пальчики оближешь…». Дальше трубка, мечтательно вздыхая и недвусмысленно похохатывая, стала описывать интимнейшие подробности достоинств его, Тарарушкина, жены, которые не были известны даже ему самому – её законному супругу.
 
  Воспитанный в нравственно здоровом деревенском климате, Тарарушкин, багровея от стыда и обиды, дослушал разговор невидимых собеседников. Уяснив настоящую причину, по которой он, скромный, но на редкость исполнительный районный участковый, старший лейтенант милиции был повышен в чине и переведен в город на столь значительную должность, Тарарушкин впал в отчаяние. Он-то, простак, наивно полагал, что получил чин и должность за безупречную службу, беспрекословное подчинение приказам командиров и начальников, дисциплинированность и смелость… А оно вон как, обернулось… А его любовь с первого взгляда… его драгоценная жёнушка… так вот она какая оказывается... Он покончит с собой. Прямо здесь, сейчас. В этом ставшем вдруг ненавистным ему кабинете. Он выстрелит себе из табельного оружия прямо в лоб, в тот, дурацкий, в котором зародилась мысль, что ему дали новую должность «братья по классу», как молодому, подающему надежды, перспективному, смелому и честному специалисту по борьбе со всякого рода… Боже: его же весь район в город провожал! Митинг был – яркое политико-массовое мероприятие. Речи были. Напутствия. Его отец, Тарарушкин-старший, все ордена и медали за всю прошлую войну нацепил. Прослезился на радостях… А оно вон как выходит…

  Тарарушкин стал глубоко несчастлив. Он был убит горем. Он обречённо ходил по просторному кабинету, в котором ему вдруг стало тесно. Он ходил по кабинету, в котором всё оказалось чужим и ненужным и ничто уже не радовало глаз. На смену мыслям о самоубийстве пришла мысль о страшной мести его неверной жене и её вероломному «покровителю». Но если с женой дело обстояло более чем просто – её, скажем, можно было задушить подушкой в брачной постели – расправа с «коварным соблазнителем» становилась вопросом почти неразрешимым. Во-первых: он его не знал. Во-вторых: он не имел каких-либо данных о его чине, должности, о его физических кондициях. Навыки же рукопашного боя, освоенные им на каких-то однодневных учебных сборах в каком-то юбилейном году, к которому они и были приурочены, не могли служить ему гарантией успеха при выяснении отношений чисто «по-мужски», случись им состояться.

  Жизнь потеряла смысл. Тарарушкин достал из ящика дубового стола девственно-чистый лист гербовой бумаги и старательно, как делал это всегда, достаточно внушительными, почти крупными буквами, вызывающим образом вывел: «РАПОРТ»
Большего ему, не взирая на грандиозность его первоначальных замыслов, осуществить не удалось: в кабинет вошёл дежурный офицер и доложил:
-Товарищ капитан, к вам посетитель.
-Пригласите.
-Но…
-Что ещё за «но»? Вы что Устав не знаете?
-Никак нет – знаю.
-Если знаете, говорите – «так точно».
-Виноват, «так точно».
-Так что там?
-Не «что», а «кто», извиняюсь. Там какой-то сумасшедший.
-Как сумасшедший? – «не врубился», горюющий вовсю начальник.
Офицер неопределённо сдвинул плечами и недвусмысленно «поколупался» указательным пальцем в виске.
-Ннне понял… – нетерпеливо-выжидательно посмотрел на него начальник.
-Там… – замялся и указал в сторону двери.
-Конкретнее, пожалуйста.
-Там заявитель. Говорит, что по дорогам области разъезжает банда вооружённых грабителей с чёрными чулками на головах, в чёрной машине марки «волга». Номерной знак машины 02-75 КИЕ.
-Так задержите их! Найдите эту чёртову чёрную «волгу» 02-75 КИЕ и задержите. И доложите. По Уставу.
-Слушаюсь! – по-военному чётко отчеканил заместитель (это был именно он) чем вызвал ответное желание начальника отдать не менее чёткую команду:
-Кру-гом! – взвизгнул Тарарушкин и закашлялся.
Заместитель ловко выполнил команду и, улыбаясь, вышел.

  Улыбаться было чему. Характер нового начальника был ему неизвестен. В том, что он будет «лезть из кожи», чтобы выслужиться, понравиться вышестоящему начальству, заслужить авторитет и доверие (с этого все начинают) он был полностью уверен. И это-то и было ему, как говорится, «на руку». Суть же вопроса заключалась в следующем: чёрная «волга» 02-75 КИЕ – персональная машина «первого лица» области. Как можно было арестовать машину первого секретаря обкома партии, «зам» представить себе не решался. Новый «нач»-выскочка, как впрочем и всякий «нач» такого калибра, не вызывал особых симпатий у кадрового «мента», который протёр в кресле «зама» двадцать пар форменных штанов, будучи этим самым «замом» у двадцати начальников… И хоть у него никогда не возникало желания подсидеть очередного начальника и занять его кресло, желание изрядно напакостить любому и каждому из них было у него постоянным и незамедлительным. И было это, как говорят вегетарианцы во время Великого поста, «проще пареной репы»: позвонил «куда следует» – извинился, сказал «кому следует» – извинился… Вся технология, после которой в кабинете начальника Тарарушкина раздался торопливо-нетерпеливый звонок.

  Тот поднял трубку.
-Что у вас там с телефоном? – услышал он в трубке и едва не выпрыгнул из штанов: это был тот самый голос, что давеча похабнейшим образом описывал интимные достоинства его дражайшей супруги.
Мысли забегали, как застигнутые врасплох тараканы. Выстрелить! Сейчас!
Немедля. Из табельного оружия. Выстрелить прямо в телефонную трубку, в которую говорит коварный соблазнитель, чтоб голова его… вдребезги!
-Что вы молчите, чёрт вас возьми? Вы что язык проглотили? – снова рявкнула трубка.
-Никак нет! – спохватился Тарарушкин, чувствуя, как с него начинает сползать форменное галифе. Он перебросил трубку из одной руки в другую и освободившейся рукой стал поддерживать сползающие штаны. Штаны потяжелели, но сползать, вроде как перестали.
-Доложите обстановку. – голосом не терпящим возражений проговорила трубка.
-Так точно! – спохватился Тарарушкин, хоть доподлинно не знал, не мог даже представить о чём он будет докладывать. Однако же (плут!) нашёлся:
-Докладывает начальник городского отделения милиции капитан Тарарушкин…
-Короче.
-Согласно оперативным данным…
-Ещё короче! – рявкнула трубка.
-Бандиты в чёрной «волге»…
-Послушайте, прекратите клоунаду. Какие бандиты? Какая «волга»…
-«Волга» чёрная. Номерной знак 02-75 КИЕ. Разыщем – доложу.
-Вы в своём уме? – трубка разрядила в ухо незадачливого начальника Тарарушкина обойму ненормативной лексики. – Чёрная «волга» 02-75 КИЕ – моя персональная машина. Немедленно отмените приказ о розыске. Шутника, который сообщил о бандитах в чёрной «волге» отправьте в психушку.Немедленно!
-Как?
-А так: вызовите спецбригаду и отправьте. Всё.

  Тарарушкин сел.
 
  Два чувства властно овладели им: чувство возмущения и чувство страха. Теперь он достоверно знал личность «змея-искусителя», разрушителя его семейной идиллии, «подточителя» нравственных устоев и осквернителя патриотических побуждений. Это «он», – человек, легко перечеркнувший всю жизненную перспективу честного труженика правоохранительной системы. «Он», с комфортом разъезжавший на своей (вот уж действительно чёрной) «волге» – в то время как Тарарушкин в бессонных ночных бдениях готов был подставляться под бандитские пули – «он» бесстыдно и беззастенчиво, льстивыми речами и заманчивыми посулами склонял к прелюбодействию его любовь, его законную супругу. И та поддалась…

  Тарарушкин до боли сжал зубы. Сжал с такой невероятной силой, что эмаль какого-то зуба не выдержала: хрустнула и откололась. Капитан в сердцах сплюнул острый осколок, не почувствовав ни боли, ни сожаления. Ну что же: наступил его черёд отомстить за причинённые страдания, за нанесенную обиду, за поруганную честь. Завтра весь просвещённый мир узнает о владельце чёрной «волги» 02-75 КИЕ, занимающемся постыдным промыслом в свободное от работы время. О проклятый оборотень! Завтра ты будешь  ползать в ногах пока ещё безызвестного милицейского капитана и слёзно молить о пощаде. Скандал будет грандиозным! И за раскрытие истинного лица высокопоставленного оборотня, Тарарушкин обязательно получит именные часы из рук самого министра внутренних дел или, в худшем случае, какую-нибудь медаль за безупречную службу. Таким было чувство возмущения.

  Но было и другое чувство.
И оно отрезвляло. В самом деле: кто он такой – капитан Тарарушкин? «Без году неделя» как начальник городского отделения милиции. И всё? Фи-гура. Его соперник, как минимум, депутат Верховного Совета, член ЦК, не говоря уже о том что член бюро обкома, первый секретарь… Страшно подумать… У него иммунитет, связи, знакомства, власть… Что ему стоит  упечь какого-то там Тарарушкина в психушку за какие-то там абсурдные обвинения в какой-то там безнравственности. И что такое «вообче» понятие «нравственность» для сильных мира сего? Преступления, совершаемые на служебной машине? Это надо ещё доказать. Уж лучше он отправит в психушку того, кто заявил об этом и посмотрит, что с ним будет. А потом и решит, как быть дальше.
-Введите задержанного, – распорядился немедля.
-Он не задержанный, – осмелился возразить дежурный.
-Не задержанный?
-Никак нет!
-Задержим.
-Но… он явился добровольно.
-Хорошо – введите.
-Войдите, – дежурный гостеприимно распахнул перед посетителем двери.
В кабинет вошёл по-военному подтянутый, широкоплечий, меднолицый молодой человек, похоже, ровесник самого Тарарушкина. Казался он независимым, держался с достоинством.
-Я слушаю, – рявкнул Тарарушкин и указал на стул.
Тот поблагодарил и сел.
-Я хочу сделать заявление.
-Устное,  письменное?
-Как скажете. Сути дела это не меняет.
-А в чём, простите, суть дела?
Тарарушкин ведь знал, о чём речь, но тянул время, чтобы дождаться приезда спецбригады, которую оперативно вызвал.

  Спецбригада задерживалась. Перевозка уже стояла внизу, у подъезда, и дюжие санитары переминались с ноги на ногу, ожидая пока их юбочник-доктор «доклеивал» в коридоре молоденькую девушку, ожидающую приёма у какого-то следователя. Доктор что-то живо ей описывал, трогал её за локоток. Она смущалась, кокетничала, краснела и смеялась, прикрывая желтозубый рот импортной косметичкой, служившей ей одновременно и кошельком. Когда, наконец, знакомство состоялось, отношения выяснились, свидание «назначилось», согласие было получено и место встречи определено – доктор дал знак санитарам войти в кабинет и, убедившись, что данный «пациент» общественной опасности не представляет, вошёл туда сам.

  Алексей оценил ситуацию мигом и противная мелкая дрожь, как там, в Афгане перед каждым боем, охватила его. И её можно было «снять», только ввязавшись «в драку». Но с кем? С этим доктором молочно-восковой спелости, чья дурашливая радость, сияла на лице плутовато-самодовольной улыбкой? Или с этими санитарами, похожими на тренировочные мешки в боксёрском зале. Может, с этим капитаном, растерянным, как на пожаре, который не понятно перед кем изо всех сил втягивает отвислое брюшко, стараясь сохранить молодцеватость и служебную выправку. Нет: ему здесь нет достойных противников. Надо сделать глубокий вдох, успокоиться, подавить в себе приступ возмущения и праведный гнев. И посмотреть, чем всё закончится.
-Как вы себя чувствуете? – усаживаясь поудобнее, спросил доктор.
-Как греческий бог, – спокойно ответил Алексей.
-Это как же?
-Намного лучше, чем обычно. А ваше самочувствие, доктор…
-Спасибо – нормально.
-Они утверждают, – счёл необходимым вмешаться Тарарушкин – что в чёрной «волге» 02-75 КИЕ разъезжают бандиты с чулками на головах, грабют в маршрутных автобусах граждан и похищают молодых женщин, у которых остаются маленькие дети.
-После похищения? – слукавил доктор.
-Ннне понял… – не понял начальник.
-Что ж… – доктор поразмыслил, погладил плохо выбритый подбородок. Вид кабинета и его начальника, и эти бесчувственные «Голиафы» – больничные санитары, готовые в угоду своим  садистским наклонностям снять шкуру с кого угодно и выдубить её на дамские сумочки – стоит лишь объявить его недееспособным – действовали на доктора удручающе. И потому он уже мысленно обольщал свою новую знакомую: раздевал её, тщательно отглаживал её упругие розовые выпуклости, упивался их румяной свежестью… – Что ж: вполне может быть, что в чёрной «волге», какой, простите, номер? Вот, вот 02-75 КИ, что? Да – КИЕ разъезжают бандиты с чулками на головах и грабят ни в чём неповинных граждан. И ещё похищают молоденьких, и, я так думаю, хорошеньких женщин, у которых после этого остаются маленькие дети. После этого… М-да: несколько гипертрофированное, но вполне адекватное восприятие. Ваш клиент здоров. –

  Доктор еще раз внимательно посмотрел на пациента и решил про себя, что вид этого молодого «Давида» внушает уважительный трепет.
-Адэ… Что? – переспросил начальник Тарарушкин. Он жутко не любил этих молодых учёных умников за их заумненькие словечки, из-за незнания которых чувствовал себя в «приличном» обществе, как паук в тёмном углу общественной уборной.
-А-де-ква-тно-е – Это, я бы так сказал, восприятие, соответствующее действительности. – любезно пояснил доктор и встал, собираясь покинуть кабинет.

  Когда же, проводив доктора до двери, Тарарушкин сказал, что чёрная «волга» 02-75 КИЕ – персональная машина первого секретаря обкома компартии, и тот лично распорядился отправить заявителя в «психушку», раздевшаяся было в мыслях молодого эскулапа его новая пассия, стала поспешно одеваться.
-Это в корне меняет дело, – констатировал доктор, и спросил Алексея: – Уважаемый, вы не изволили ничего перепутать?
-Нет. Категорически. – с готовностью заявил тот.
-А вот товарищ начальник… э…
-Тарарушкин, – подсказал Тарарушкин.
-Товарищ начальник Тарарушкин утверждает, что чёрная «волга» – персональная машина очень большого чиновника. – осторожно заметил доктор.
-Ну и что? – нисколько не смутившись, спросил Алексей.
-Тоесть, вы допускаете мысль о том, что на персональной машине секретаря обкома партии
-Первого секретаря, прошу простить – уточнил бравый Тарарушкин.
-…что на персональной машине первого секретаря совершаются уголовные преступления? – доктор выпучил глаза и мотнул головой так, словно на голову ему попал футбольный мяч, который надо срочно и, главное, точно послать в ворота противника.
-Вполне допускаю.
-И вы допускаете возможность того, что это самое должностное лицо, на чьей персональной машине совершаются преступления, может совершать их само? – «выложил» ответную подачу доктор.
-Вполне допускаю. Только для того, чтобы грабить людей уважаемому должностному лицу не надо натягивать на голову чулок и пользоваться служебной машиной – он может с успехом грабить кого угодно и сколько угодно, не выходя из собственного кабинета. – Алексей встал. – Я могу быть свободен?

  Доктор, получивший университетский диплом «с отличием» за свои теоретические знания и уже кое-чего добившийся за время своей непродолжительной практики, впервые по-настоящему убедился, что сделал правильный выбор, избрав профессию врача-психиатра. Слушая Алексея, он убедился, что «пациент» здоров и нравственно, и физически. К тому же он полностью разделял его мысли и готов был дружески обнять его, не боясь быть уличённым в нетрадиционной сексуальной ориентации. И он бы обнял этого мудрого и мужественного парня. Но тогда бы его самого закрыли в палате вместе с ним. А он, во что бы то ни стало должен был помочь этому парню выбраться из дерьма, в которое его упорно окунали «чиновные тарарушкины».
-Я свободен? – повторил вопрос Алексей.
-Да, конечно, вы очень свободны, но… я бы хотел просить вас проехать с нами. Нужно небольшое медицинское освидетельствование… – и мягко добавил: – Пожалуйста…
-А вы понимаете, что это противозаконно?
-Я понимаю, очень понимаю, но поймите и вы: – как можно деликатнее сказал врач, – ваше заявление содержит некоторые идеологические несуразности. Оно может вызвать нежелательные реакции: скажем, полное понимание и поддержку ваших слов определённой категорией граждан. И в связи с этим, брожение в умах какой-то части народонаселения, и некоторую дестабилизацию политической обстановки со стороны определённых слоёв общества… – говоря всё это, врач настойчиво и незаметно подмигивал «больному» и тот это понял. – Так что если вы не будете сопротивляться…
-Я не буду сопротивляться.
-И ладненько… - подытожил врач.
Алексея «увели».

  Тарарушкин потирал руки. Потирал он их от удовольствия, под столом, тайно, сохраняя при этом деловое выражение лица и крайнюю на нём озабоченность. Операция удалась!

  Тарарушкин был счастлив.