Исповедь бомжа. 11 глава

     Следствие по делу Константина шло почти четыре месяца. Видеться с ним до суда не разрешали, даже матери. А у меня особого желание видеться с сыном, не было. На суде Косте дали бесплатного адвоката, от государства и надо отдать ему должное, адвокат защищал хорошо, предоставляя аргументы в защиту своего подзащитного. Прокурор запросил одиннадцать, но судья дал восемь лет. Потерпевший остался жив, но на суд пришёл только один раз и рассказал, как на него произошло нападение. В общем, только и увидели мы с Натальей сына на суде. И меня очень удивило его безразличие к происходящему вокруг него. А когда ему дали последнее слово, он только и сказал, что ему нечего сказать. А на крик Натальи:
     - Костя? Сынок!
     Константин лишь усмехнулся.
     - Не жди меня, долго очень, - только лишь он и сказал.
     А на меня он даже ни разу не посмотрел. Любил ли я его? Я и сам не знал. Да, парень родился от меня, но и всё. Вырос без моего участия, да и относился ко мне, как к чужому, даже руку на меня поднял. Что уж теперь. Не дожидаясь, когда его уведут, я покинул зал заседаний суда и подождал, когда выйдет Наталья. Она плакала, мне стало жаль её. За эти месяцы, она будто постарела лет на десять.
     - Поехали ко мне. Отдохнёшь, поешь, домой завтра поедешь, - предложил я.
     Она не ответила мне ни согласием, ни отказом и я, взяв её под руку, повёл к остановке.
     Люба, когда вечером пришла с работы, ничего не сказала. А Евдокия Павловна участливо готовила на стол и тихо говорила:
     - Что же тут поделаешь, Наталья? Главное, жив твой сын, выйдет, может изменится парень. Эх, ну почему так себе жизнь-то ломают? Глупый. А ты не убивайся так. Чай не умер, выйдет.
     - Спасибо Евдокия Павловна. Какой-никакой, сын мой, - только и ответила Наталья.
     - Ну что? Сколько дали Косте? - спросила Люба, войдя в комнату.
     - Восемь лет дали, - ответил я.
     Наталья так ничего и не поела, всё время плакала.
     - Наталья, хватит плакать, себя изведёшь, а у тебя дочь на руках, её ещё вырастить надо. Будешь ездить к нему, кажется, в три месяца один раз разрешается свидание, - сказала Люба.
     Евдокия Павловна заставила Наталью выпить горячего бульона, с трудом, но Наталья выпила и легла спать. Уснула она сразу, видимо последние дни вымотали её окончательно.
     - Жаль её, вот ведь вырос оболтус. Знал бы, сколько горя матери приносит, - сказала Люба, с сожалением посмотрев на спящую Наталью.
     Утром я проводил её до поезда и она уехала.
     Много лет я не видел Наталью, к сыну я не ездил, знал, что мне он рад не будет. Но и с Любой отношения стали натянутыми. Видимо, Костя что-то надломил, а может просто притёрлись друг к другу, но тем не менее, я чувствовал, что Люба по отношению ко мне изменилась. Правда, о разводе речи не было, жили вместе под одной крышей и всё.
     Лена выросла, стала очень красивой девушкой, со светлыми волнистыми волосами, нежной кожей и прекрасной фигуркой. Она закончила школу, поступила в институт, хотя желания учиться, у неё не было. Познакомилась с парнем, иностранцем, кажется девочка влюбилась и заявила, что бросает учёбу, выходит замуж за иностранца и уезжает с ним в Америку. Мы были в шоке, особенно Люба, единственная дочь уезжает, но решение Лены было твёрдым. Со слезами собирая Лену в дорогу, Люба вроде смирилась с этим после того, как дочь сказала ей, что через год она может вызвать мать к себе.
     Евдокия Павловна часто болела, а после отъезда любимой внучки и вовсе слегла. Правда, Лена звонила часто, рассказывала, как хорошо и богато живёт во Флориде. До сих пор не могу понять, как ей вобще удалось уехать за границу, может у её жениха связи были, вроде отец его в Москве, в посольстве работал и сам всё организовал. Но как бы то ни было, Лена уехала и кажется, жила неплохо.
     После смерти Евдокии Павловны, Люба стала настаивать на том, чтобы мы продали квартиру.
     - Ну зачем нам четырёхкомнатная квартира, Серёжа? Мамы больше нет, Лена в Америке, да и я скоро поеду к ней, мне деньги нужны, - говорила она.
     - А как же я, Люба? Ты хочешь меня одного оставить? - спросил я.
     - Но ты не являешься отцом Лены и тебя не выпустят из страны, пойми. А я, как мать, имею право поехать к дочери. И потом... возвращаться назад, я не собираюсь, Серёжа. Ничего меня здесь не держит, - ответила Люба.
     - Понятно. Значит и я уже не держу... жаль. Оно конечно, стар я уже, стал никому не нужным. Конечно, находи людей, продавай квартиру. Мне и однокомнатной хватит. Много ли старику надо? - со вздохом сожаления сказал я.
     - Ты всё и сам понимаешь. Между нами давно нет никаких чувств и даже привязанности. А дочь у меня одна, кроме неё, у меня никого нет. Скоро она родит, понимаешь? У меня внук или внучка родится, я им нужна. Прости... - ответила Люба.
     Продавали квартиру месяца два, пока клиента нашли, пока квартиру мне отыскали, в общем, переехал я в новую квартиру из старого фонда, перевёз только самое необходимое. Почему-то, захотелось взять с собой этажерку Евдокии Павловны и её старинный столик. Казалось, только она и относилась ко мне хорошо.
     Люба уехала, забрав деньги, с тем, чтобы уже никогда не возвращаться в страну советов. Я остался один и часто стал задумываться, а для чего я вобще жил? Ни семьи, ни детей, если не считать Костю, который и не признавал во мне отца.
     Пару раз приезжала Наталья, очень постаревшая, пополневщая от тревог и тягот жизни. Родителей она похоронила, ушли в один год. Муж её, Виктор, тоже умер, пил много и заработал цирроз печени. Дочь уехала в Новосибирск, там вышла замуж, к матери приезжала редко. Получалось и Наталья осталась одна. Вот я и думал, не разошлись бы мы с ней тогда, как бы сложилась наша жизнь?
     В начале девяностых я узнал, что Костя вышел из тюрьмы, Наталья, конечно, была очень рада. Но от прежнего Кости ничего не осталось. Озлобленный, жестокий, обиженный на всех и вся, он даже говорил сквозь зубы. В деревне он оставаться не хотел и заявился ко мне.
     - Ну что, батя, здравствуй, что ли, - сказал Костя, вваливаясь в квартиру и оглядываясь.
     - Вернулся, значит... Мать как? Что же она с тобой не приехала? - спросил я.
     - Болеет она, постарела совсем. А ты тоже, смотрю, постарел. Один живёшь? А где же бабка, жена, дочь? - спросил Костя и беспардонно открыл холодильник.
     - Евдокия Павловна умерла четыре года назад. Лена замуж вышла, в Америку с мужем уехала, Люба к ней поехала, - ответил я и поставил на плиту чайник.
     - В Америку? Надо же. Красивая девка была, - сказал Костя, нарезая хлеб и колбасу.
     - Что собираешься делать? Чем заниматься будешь? - спросил я.
     - Хм... чем я могу заниматься? Образования у меня нет, заводы не работают. Посмотрим... поживу у тебя, осмотрюсь, может и найду подходящую работу, - ответил Костя.
     И остался. Только работать он не хотел, вымогал мою пенсию. Много пил, стал приводить в квартиру дружков, а то приводил и женщин. В такие дни, он просто выгонял меня из квартиры. Одна комната, мне там места не было. Да я и сам не хотел с ним оставаться, честно говоря, боялся. В пьяном угаре, Костя был ещё злее и беспощаднее.
     Однажды он пришёл один, грустный такой и сообщил, что умерла Наталья, мать его. Соседи её похоронили, на похороны вроде дочь приезжала, а Костя поехал в деревню уже после похорон. Со своей сводной сестрой, Костя не имел особого желания общаться. Недолго думая, через полгода, он почти за копейки продал дом, деньги промотал.
     А я то, грешным делом, подумал, что может быть поехать к ней, к Наталье и уже с ней доживать свою старость. А оно вон как вышло. Только и дома я оставаться не хотел, собрал свои пожитки и ушёл... куда и сам не знаю. Только бы не оставаться с ним, с единственным своим сыном. Зверем он стал, часто без причины руку на меня поднимал, вот я и не выдержал. Из этого района подальше, чтобы не дай Бог, не встретиться с ним ненароком.
     Вот и поселился в подвале, с двумя такими же, как я. Грустная история жизни, думаю и читать то, что я написал, никому будет неинтересно. Это я так, от нечего делать написал. А может и уроком кому-нибудь будет. Жизнь то, она очень короткая, время вспять не воротишь. Ошибки-то каждый совершает, да только не каждому эти ошибки исправить можно. Сейчас я чувствую, немного мне осталось и оборачиваясь на свою жизнь, думаю... что самые лучшие мои годы прошли на войне. Именно на войне. Там я прожил не зря. Что стало с Костей, я не знаю, но думаю, он тоже закончит свою жизнь невесело. Но это его жизнь, в которой меня нет и не было. А был ли я вообще?
     На этих строках, записи заканчивались.
     Дочитав последние строки, мне очень захотелось узнать, как умер этот человек и я с утра пошёл к дому, в подвале которого и нашёл эти бумаги. Расспросив жителей, я узнал, что да, жил тут старик, обросший и грязный такой, побирался у церкви, иногда его кормили соседи. Месяц назад нашли его мёртвым, куда увезли и где похоронили, никто не знал.
     Вот так, в нескольких бумагах описана вся жизнь данного человека. Только после того, как я почитал его исповедь, я и к своей семье стал относиться бережнее, и переосмыслив свою жизнь, понял, ведь старик был прав, жизнь слишком коротка и быстротечна, чтобы мы могли растрачивать её попусту.    
     Сжигать записи я не стал, подумал, может ещё кто захочет почитать. Отнёс в библиотеку, там от старой папки сделал обложку и подписал крупными буквами: "Исповедь бомжа".
     А вдруг, кто-то и почитать захочет? Поучительно, вроде.