Типа сказочка

Про то как они встретились, жили, но счастья так и не нажили

А вот поделюсь с вами сказочкой, что поведала мне одна несчастная тетенька, которая услышала ее от своей бабушки, которая давно умерла.

Итак, жила-была девочка. Хорошая, можно сказать, девочка - маме всегда помогала, на кухне там, или где еще…. А в свободное время любила эта девочка читать книжки сказочные, добрые, можно сказать, книжки, про принцев там разных, на белых конях, да в белых же одеждах.

Росла себе девочка, росла, и не заметила за своей помощью маме как сделалась девицей красной, с косой до пят и глазами волоокими. Глядь – а принца все нет и нет!

Занервничала девица, в зеркало бывало глянет, и хороша вроде, и стан лебединый упорными тренировками да диетами соорудила себе, а нейдет принц на красоту такую и все тут! Печалиться начала, заболела даже.

Прослышала про беду ее птичка невеличка. Маленькая такая, серенькая, невзрачненькая, можно сказать, птичка. Дай, думает, помогу девице словом добрым, советом ласковым. Прилетела к девице, села на окошко резное в горенке, что располагалось на девятом этаже хором твердокаменных, да и как рявкнет в форточку человечьим голосом:

- Ты чего ето, дескать, девка удумала?! Так ведь недолго и страшилкой остаться на веки вечные! Страшилкой и консервой нераспечатанной, плодом перезрелым, который и срывать-то никто не захочет! Глянь вокруг, сколько мужиков шастает! Ну и драные у него портки, ну и дырявые башмаки, так ведь мужик он и есть мужик: заклей башмаки, зашей портки и лепи с него хош прынца, а хош и короля!

Покраснела девица на слова такие, схватилось за сердышко, что канарейкой невостребованной забилось в клетке ее девичьей, и отвечает птичке нашей:

- Ты чего ето, ворона ощипанная такое несешь? Каки-таки портки? Каки-таки башмаки? Дуй отсендова, покуда я в тебя, стельву, из рогатки не засадила!

Птичка вздохнула, плюнула в сердцах, да и улетела.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Год прошел, другой, вот уже и десяток миновал. Первые морщинки взбороздили безупречное некогда чело. Делать нечего – вспомнила девица слова птички серенькой и призадумалась: а ну как права замухрышка  и взаправду принц где-то рядом ходит, но не простой принц, а заколдованный злодейкой-судьбой? Много дней и ночей провела она в задумчивости – все решает: где ж ей принца-то раздобыть, которого расколдовать требуется?


И вот сидит она однажды на лавке подле хором твердокаменных и думу свою думает. Глядь, а к ней мужичок подсаживается и роообко так посматривает, глазами уставшими многочеговжизниповидавшими, глазами печальными многострадальными. Глянула на него девица раз, другой, третий: портки вроде не драные, но зашитые, зато про башмаки и спрашивать не требуется – сверху видать, что истрепаны до дыр. А глаза такие добрые-добрые, благородные, можно сказать, глаза. «Батюшки, так ведь ента и есть прынц! Как есть, прынц!», - подумала и обмерла. А мужичек тем временем речи ведет сладострастные, за ручки трогает, да в горенку твердокаменную увлекает. Не в ее горенку – в свою. Потому как принцам, даже заколдованным, по штату положено свои горенки иметь, чтобы уводить туда, значит, девиц красных /или тетенек, как получится/.

И зажили они в мужичковой горенке. Для мужичка поначалу в диковнку было, что девица его все принцем кликала и при малейшей возможности расшаркаться норовила, но потом попривык. А девица все никак не угомонится – так и сыплется из нее как из рога изобилия: и конь-то белый принцу, и солнышко-то он ее ясное, и ресторации для него самые лучшие /не гоже принцу-то по забегаловкам шляться/, и много еще чего, чего раньше мужичку и присниться не могло и к чему теперь пришлось привыкать.

Ликует девица – удачно идет превращение. Все чаще задумывается мужичок: «А может я и в самом деле принц, а ни какой не горемыка-неудачник? Не может быть, чтобы она просто от дури своей вот так вокруг меня увивалась, да златом и почестями осыпала!».

И вот однажды чудо случилось. Встала девица как-то по утру, заварила кофе покрепче, /как любит Его Высочество/, да и понесла ему в постельку мягкую, лебяжьего пуха перина. А принц тут как тут, стоит подбоченясь пред зеркалом, величием своим любуется. Завидел девицу и говорит: желаю, говорит, на днях отправиться в круиз по государствам Западной Европы – позаботься об необходимом.

Девица так и обмерла: случилось, сбылось, стряслось, явилось чудесное и бесповоротное превращение! Расшаркалась и вон из дому, добывать все необходимое для путешествия принца. Не могла ведь она сказать Несравненному, что денег на путешествие нет, а ну как расстроится Яхонтовый, узнав, что все было потрачено на его превращение. Что делать? Вспомнила тут об бабенке ушлой, талантливой, можно сказать, по части добычи денег, бабенке, да и ринулась к ней.
Бабенка выслушала причитания девицы и говорит:

- Так и быть, - говорит, - достану я тебе денег, но с условием – подпишешь мне бумагу, по которой, в случае чего, горенка твоя, что расположена на девятом этаже хором твердокаменных, отойдет мне.

Ахнула девица на такую удачу, да и подписала бумагу. А как тут не подпишешь, когда счастье само в руки так и ползет? Сбегала, оформила поездку, накупила принцу нарядов, - ну и себе немножко, - и вернулась домой.

А принц тут как тут: докладай, говорит.

Доложила. То, что ты, говорит принц, нарядов мне купила, хорошо, а то старые уже пообносились. То, что ты поездку быстро оформила, тоже хорошо. Но вот одежку ты себе зря набрала, потому что ты, говорит, девка в туфлях стоптанных, никуда не поедешь, а останешься стеречь горенку. Сейчас кругом воровство и разбой, и нет никакого доверия к запорам и сигнализациям там всяким разным.

Залилась тут девица слезами горькими: как же она, дура стоеросовая, сама не догадалась, что горенку их стеречь надобно? Как посмела принца огорчить? И хлоп ему в ноги: прости, мол, Высочество.

Похмурился принц для блезиру и отвечает  ей: ладно, де, будет у тебя время замолить грехи верной службой. И укатил себе в круиз по Европе.

Заскучала девица, затосковала, но и миссию на нее возложенную несет справно – охраняет горенку пуще глаз своих. День и ночь бдит, забыв про сон и еду, покуда принц ее по государствам заморским раскатывает.

Неделя проходит, другая, месяц, два – возвращается принц. И не один – принцесса белолицая да пышнотелая рядышком стоит, носиком точенным поводит: дурно, де, у вас тут попахивает.

А как не попахивать, когда в тосках и бдениях девица и вовсе о себе забыла? Смутилась девица, платочек засаленный в руках мнет, «кто Вы?» - интересуется. А принц ей отвечает,/ расшаркавшись пред принцессой/: это, дескать, Ее Высочество принцесса, жена моя. Она, говорит, жить теперича здесь будет, а потому тебе, старуха замызганная, здесь делать более нечего. Убирайся, говорит, обратно в свою горенку.

Кака-така старуха? Бросилась девица к зеркалу и правда: глянула на нее из зеркала старуха не старуха, но особа вида весьма неприглядного, в годах и морщинах.

Делать нечего – собрала свой нехитрый скарб в узелок и убралась.

Подошла к своей горенке, а войти не может, потому как дверь в нее  превратилась из дубовой в почти сейфовую. Вспомнила опять о бабенке ушлой и ринулась к ней. А бабенка ей и отвечает: ты, де, претензии себе предъявляй, срок платежей истек, так что ступай себе с миром, покуда руки-ноги целы.

Пригорюнилась бывшая девица и побрела к родителям. А они ее и на порог пущать не желают:

- Говорили мы тебе, предупреждали. Не послушалась нас, протюкала все наследство, опозорила. Убирайся теперь восвояси – знать тебя не желам!

Хорошо хоть бабка у нее еще жива оказалась. Бедная, но добрая, надо отметить, старушка. Приютила она бывшую девицу, накормила, отмыла, добрым словом утешила. Потому как сама когда-то была девочкой хорошей, маме помогала, да книжки сказочные почитывала, про принцев там разных, на белых конях, да в белых же одеждах…

P. S. Сказка ложь да в ней намек, красным девицам урок.