Шарик

Наденька спускается на станцию "Арсенальная". На голове у нее большая шерстяная шапка, на ногах - сапожки с помпонами. Длинный цветастый пуховик на всей Наденьке сразу. Во рту у нее красный шарик. Надувной, яркий, в любом магазине таких можно пачку купить - дешевле, чем кофе выпить. Надувается где-то на половину - сдувается. Опять надувается.

Наденьке семьдесят три года. Но это секрет, никто об этом не знает, да и незачем это. Наденька и сама не знает точно своего возраста - сбилась когда-то, а вспоминать было лень. Да и не хотелось вспоминать - ну что ей скажут эти цифры? Что они вообще о ком могут сказать?

Выглядит Наденька, как обычная девочка-подросток. Гладкая кожа, трогательные кудряшки торчат из-под шапки, тонкие пальцы с коротко остриженными и крашенными в разные цвета ногтями. Большие светло-голубые,  прозрачные почти, глаза. Шар во рту. Надувается - сдувается. Сдувается - Надувается.

Сейчас утро, час пик. Люди толпятся на эскалаторе, толпятся на станции, толпятся в вагонах. Каждый из них куда-то спешит - именно поэтому все вместе двигаются очень медленно.
Наденька любит час пик, любит метро и теплую тесноту забитых вагонов. Чем больше людей вокруг Наденьки - тем быстрее надувается и сдувается шарик.
Она заходит в вагон и становится в угол между дверью и сиденьями. Там уютно. Она никогда не поворачивается лицом к дверям - ей не нужно выходить, а самое интересное все равно происходит внутри. Еще она никогда не садится - не потому даже, что в час пик всегда достаточно мелочных старух, рядом с которыми совершенно невозможно получать удовольствие от сидячего положения (Собственно, довольно скоро, часам к десяти, концентрация старух упадет до вполне комфортного минимума). Наденька не садится потому, что снизу плохо видно людей. А ей очень важно видеть, кого она грабит.

Надя незаметный грабитель, можно сказать - самый незаметный из грабителей. Если она пройдет мимо вас со своим шариком, вы ни за что не догадаетесь, что вас обокрали; о том, что именно пропало, вы тоже не узнаете. Никогда.

Надя ворует время. Есть такие люди - немного, но есть. Нет, это не заговор, и не общество эдаких темпоральных вампиров. Нет никаких тайных врагов человечества, строящих козни против честных людей (человечество само вполне справляется с этой работой).

Наденька знает,  что есть и другие, как она. Видела издали. Первый раз на  новый год в далеком 65-том. Большие праздники хороши для мелкого - и не очень - воровства. Кто кошелек свиснет в толпе, кто пару минут вытянет из-за пазухи... Вот и ходила в праздничной толчее с шариком, мгновения всеобщей радости - они ведь самые вкусные. Но вдруг почувствовала, стоя перед главной елкой города, за пару минут до курантов, что минуты эти текут быстрее, чем обычно, и куда-то... не туда, что-ли. Не могла тогда сформулировать своих ощущений, но явственно чувствовала - что-то не так. Довольно быстро нашла в толпе мужчину средних лет с маленьким велосипедным насосом в руках. Шланг насоса прятался в кармане зимней дубленки, руки мужчины медленно двигали ручку насоса вверх-вниз, и видно было что ему неловко и немного страшно.
Не испугалась, не разозлилась - но быстро ушла тогда с площади, бродить по зимнему городу, вроде бы в сторону дома, но на самом деле просто так, без цели. Ходила и думала: "я не одна такая"; думала: "есть кто-то еще". А больше ничего не думала, а просто смотрела на дома, на темное небо без звезд, на прохожих с шампанским и уличные фонари. И ощущала, как внутри становится легче и проще.

С тех пор видела "своих" еще 15 или 16 раз, и знала, что её тоже видели. У кого настенные часы в руках, у кого сачок, а недавно видела парня (парня ли?)  с карманным аккумулятором на солнечной батарее. Ни разу не подошла, не заговорила и не дала понять, что все знает. Во-первых, и так видно, что знает - ощущения от "своего" и захочешь не проигнорируешь, а во вторых... Ну о чем им говорить? Понятно же, что от смерти каждый бегает в одиночку, тут в компании делать нечего.
Может, поэтому и к ней за эти годы так никто и не подошел.

У Наденьки есть шарик. Фокус не в нем, конечно, это не волшебная вещь, всего лишь костыль: нужен хоть какой-то процесс, просто чтобы знать, когда впитываешь, а когда нет. Надя выбрала вот такой - а если совсем уж честно, то ничего она не выбирала – просто в первый раз вдруг,  совершенно неожиданно для нее самой, это получилось со сдувшимся красным шаром. А когда получается - обычно не экспериментируют с новыми способами. Зачем?

У Наденьки есть принцип: если в вагоне оказывается младенец, совсем уж старый или сияющий от счастья человек - шарик отправляется в карман, и на станции прочь из вагона, ждать следующий поезд. Она слишком хорошо знает, что у новорожденных, глубоких стариков и безнадежных счастливцев каждая секунда на счету. В остальном - никаких поблажек. Людей в вагоне почти всегда много, каждый из них теряет какие-то секунды, минута - максимум, не о чем говорить…  Если, конечно, речь не о ТОЙ САМОЙ минуте. В этом случае - человек влип.  Полминуты, чтобы не успеть на самолет, секунды, чтобы разминуться с самым-важным-человеком-в-жизни, мгновения, на которые опоздает скорая... ТА САМАЯ минута может принимать разные формы, и никогда заранее не скажешь, какая из минут окажется той.
Но никто и не говорил, что Мир справедлив. А значит, не должна быть справедлива и Наденька. 

Вечером Наденька выходит на станции Арсенальной, запахивает длинный цветастый пуховик, поправляет шапку и идет в ближайший минимаркет, купить кофе и корм. От минимаркета до небольшой квартиры на пятом этаже монументального сталинского дома рукой подать - и одного раза шарик не успевает надуться, тем более что прохожих на улице всего ничего. Февраль, полдесятого, все по домам.

Магнитный ключ. Длинный прямоугольный ключ. Маленький ключик от верхнего замка, непонятно зачем он нужен, но пусть. "Ах, живете в самом центре, как удобно!... Ах, какие высокие потолки!... Ах, это ваша библиотека? Какое удивительное собрание!"... Некому так говорить. У Нади не бывает гостей.

Разувается, говорит - громко и ласково:
- Шарик! Шарик, я дома!
Знает, что глупее клички для пса не придумаешь, но такая уж сентиментальная дуреха. Когда-то в детстве папа читал ей глупую добрую книжку, сейчас уже не вспомнить ни названия, ни даже о чем она была. Наденька помнит только ощущение острого сказочного счастья, и главную героиню Катю, которой родители подарили щенка по кличке Шарик. С тех пор другие собачьи имена кажутся фальшивыми. Поэтому приговаривает, снимая пуховик: "Шарик, Шаааарик!..." - хотя и знает отлично, что никто, конечно же, не прибежит, не начнет скакать вокруг, виляя хвостом и норовя лизнуть красный от мороза нос...
В комнате, возле кровати лежит, закрыв глаза, старый фокстерьер. Наденька подходит к нему, осторожно садится на корточки и гладит - нежно и медленно, чтобы не потревожить. Но пес, конечно же, открывает глаза, виляет вяло хвостом и тихонько поскуливает - раз, второй. Боли в этих звуках нет - только усталость. Лаять сил уже нет, хозяйка, но я тебя вижу, я тебе рад...

Сколько уж раз ругала себя, что дура, что раньше надо было думать, куда только смотрела... Понятно куда - всегда страшно пробовать новое: а вдруг не получится? А когда выбора уже нет, и пробовать приходится, нередко оказывается что все,  поезд ушел. Когда смерть уже пришла за тобой и стоит над левым плечом - и так-то каждые сутки за десять идут, а уж у старого умирающего пса - тем более. Братья наши меньшие живут быстрее нас, и старятся соответственно.
Пятнадцать лет; собаки - тем более породистые - столько не живут.
Пятнадцать долгих счастливых лет. Пятнадцать коротких наивных лет. Пятнадцать чертовых лет.

Сутки за десять - и это не метафора. Сколько бы не накопила Наденька за короткий зимний день, этого хватит как раз до завтра. Смерть - прожорливая тварь, и не готова довольствоваться малым: что есть, все мое.
И того, что приносит Надя– явно недостаточно.

Когда выбора уже нет, оказывается, что поезд ушел. Вот только у тех, кто по-настоящему понял, НАСКОЛЬКО нет выбора, нередко вдруг появляются силы добежать и впрыгнуть в последний вагон. Даже если поезд уже набрал ход.

Наденька наклоняется к самому носу старого умирающего пса и выдыхает. Не так, как раньше. Долго-долго, столько, сколько не выдохнет человек с самыми большими легкими в мире. Столько, сколько невозможно выдохнуть. Но у Наденьки получается.
 

… Надежде Павловне 73 года, но об этом никто не знает. Она и сама не помнит уже, сколько ей лет. Выглядит Надежда Павловна на все 80. Седые кудри, глубокие морщины, тонкие губы, веселые бабушкины лучики вокруг глаз, тонкие узловатые пальцы с короткими, крашенными в разные цвета ногтями. Когда-то светло-голубые, а теперь уже совсем прозрачные глаза.

Надежда Павловна садится за свой старый, мерно гудящий компьютер. Надо закончить перевод. Хорошо, что память в этом возрасте у нее все еще крепкая, как в юности, и все три языка, так легко выученные когда-то на филфаке, все так же в её полном распоряжении. Зарабатывать переводами с её опытом несложно, несколько часов каждую ночь - денег, полученных от заказов, хватает на все. Да и много ли ей надо.
Надежда открывает файл с незаконченной работой, и с головой уходит в немецкий текст.

...А вокруг бегает, скачет, виляя хвостом и норовя прыгнуть и лизнуть в нос, веселый трехмесячный щенок.

ЛиС