Армейский Новый Год

Часть 1-я. «Хлопоты и дела уходящего года».



«… Я уже полноправный «дед Советской Армии и Военно-Морского Флота». Так как вчера, 28 декабря 1988 года, уехали домой наши последние «дембеля» - Бутухан с Перовым и теперь мой призыв взял власть  в свои руки полностью… До Приказа остаётся 90 дней, а в ближайшей перспективе праздник Нового Года – второго и последнего года моей службы…»
Я написал эти строки и задумался. Уже несколько месяцев веду, своего рода, дневник  армейской службы. Записываю в него, что происходит вокруг и что особенно запоминается в повседневных солдатских буднях. По мере возможности, конечно. В караулах и нарядах это не всегда удаётся, слишком занят. Как и во время работы в штабе у подполковника Шахова. Он смотрит на мои занятия с некоей укоризной. Дескать, что за несерьёзное рукотворчество по сравнению с подготовкой тактических карт и планов мобилизационной готовности полка!.. Хотя, как раз-то в штабе, после основной бумажно-чертёжной работы, я часто остаюсь допоздна и навёрстываю упущенное в заполнении дневника. Или, как сейчас, в Ленкомнате. Где в данный момент нет никого, кроме меня. Однако в любую секунду может прозвучать команда к построению. Так и есть…
- Строиться на вечернюю поверку! –
голос дневального добрался до моих чутких ушей сквозь толщу внутри-казарменных перекрытий, длину спального расположения, площадку перед телевизором, его же негромкий звук и, разумеется, приоткрытую дверь Комнаты. Поэтому, проигнорировать его было никак нельзя. Себе дороже: это я понял в ряду многого понятого и усвоенного за пройденное в армии время. Так что, вздохнул и, закрыв книжку дневника, аккуратно спрятал его в свой тайник – незаметную нишу между батареей и подоконником.
«Когда-нибудь всё написанное сложится в очень интересное повествование о моей службе…» -
Так, обычно, я успокаиваю себя в минуту, подобную данной. Когда творчество приходится на время останавливать и возвращаться к текущему моменту бытия. Посмотрев беглым взглядом со стороны на местоположения тайника, я привычно нахлобучил шапку на густую шевелюру непослушных юношеских волос и вышел из Ленкомнаты на площадку.

В расположении возле вешалки уже толпились мои сослуживцы. Здесь были почти все из личного состава нашей доблестной батареи и каждый искал свою шинель. При этом, как обычно, кто-то бежал в соседнее расположение или вдоль наших коек, надеясь отыскать свою «серую, суконную». Кто же этого благополучно избежал (а таковых было, в принципе, большинство), не торопясь одевались и были готовы ждать отстающих у пожарного щита. Если бы не одно НО…
Дело в том, что дежурным по отделу сегодня заступил майор Щиголь, начальник автомобильной службы зенитного полка – очень принципиальный тип, для которого правила внутреннего распорядка превыше всего. Из-за этого своего качества он настойчиво выгонял всех уже одетых в шинели на улицу, дабы ждать там. Повторяя нудным голосом (и явно, не к месту), что «… дивизионная вечерняя поверка – это ритуал… и на ней должен присутствовать весь личный состав…» Так что, уже не обращая на него внимания, я не торопясь надел свою шинель, а когда услышал топот ног по лестнице, также поспешил вниз.

«Мороз крепчал и тёмное небо уже почти всё было усеяно звёздами…» -
вполне мог бы написать я, выйдя из двери казармы и, если бы, дневник был со мной. Поскольку, совершенно не погрешил против истины. Более того, мороз не просто «крепчал»… Он выдавливал слёзы из глаз, лихо щёлкал по носам поочерёдно всех впереди и сзади меня, пока ещё ласково, но чувствительно «приглаживал» уши. А ведь, развод ещё не начался. Что же будет дальше?..
Мы ещё выходили из казармы, а на плацу уже, как всегда, стояли танкисты, рем. бат, где-то за казармой слышался тонкий голосок запевалы батальона связи. Дружной толпой валила рота КЭЧ. Строевым шагом и с отмашкой рук нарочито бодро шёл 1-й мотострелковый полк.
– Артиллерия, строиться!! –
заорал Аскер.
«… Командир 3-го отделения первого взвода Аскербек Жикобаев. Он уже как второй месяц осваивается в должности нашего зам. ком.взвода. И весьма успешно. Его слушаются и уважают. Залогом тому – природная казахская хватка и бескомпромиссная резкость в принятии решений, плюс справедливость и искренняя забота о ближних. А как солидный довесок – год дисбата до прибытия в нашу часть. Но на это уже закрывают глаза, поскольку давно видно, что командир из него получается достаточно грамотный и устраивающий всех нас».
В снег летят недокуренные папиросы. Кто-то в порыве рвения, поскользнувшись, упал. Что сразу вызывает всеобщий восторг.
– Э-э!.. Давай, вперёд становись! Чего все назад лезете?!.. Заполняйте первую шеренгу!.. –
орут «деды» «духам» и «гансам», тем самым, предоставляя им возможность, хоть в этом деле, но быть первыми.
– Батарея!!.. К месту построения… Бего-ом, марш!.. –
это уже старший лейтенант Чепиль, командир взвода охраны. Он частенько совмещает свой вечерний моцион и общение с личным составом, тем самым показывая рвение к службе и старательность перед лицом начальства.
Я бегу во второй шеренге и передо мной воздымается достаточно широкая (особенно, по сравнению с соседскими и, к тому же, в шинели) спина Гены Лобанова, моего командира отделения. Он не так давно вернулся из «карантина» с погонами младшего сержанта и вместе со своими подчинёнными – Горбачёвым, Губановым и Ли-Зи-Фу, которые сейчас трудно, но постепенно обживаются в новом для себя коллективе.
– Артиллеристы, Сталин дал приказ!.. –
это подполковник Лебедев, наш дальний коллега, начальник артиллерии 2-го мотострелкового полка, а в данный момент – дежурный по ТУЦ. Он стоит посредине плаца, словно Наполеон, высоко подняв голову и засунув правую руку за борт шинели. У него багрово-красный от мороза нос. Он неотрывно смотрит на наш тщетный, по его мнению, разумеется, бег и усы, густо покрытые инеем, недовольно топорщатся:
Давайте быстрее, становитесь в строй! Всегда вы самые последние!.. –
А мы… Мы и так прём на всех парах. Даже обидно становится за его замечание. Пробегаем под насмешливыми взглядами и возгласами собравшихся на плацу и отталкивая строй зенитчиков, становимся на своё место. Здесь нас уже ждут сегодняшние ответственные офицеры: замполит, начальник связи полка и начальник склада РАВ прапорщик Сидорцев. У последнего из названных имеется персональное прозвище «Матроскин», потому что он пришёл в нашу часть после службы на флоте и единственный из прапорщиков дивизии носит под «сухопутным» кителем тельняшку.
– Становись!.. Равняйсь!.. Смирна-а!!.. –
командует дежурный по ТУЦ:
Дежурным по отделам… старшинам рот… замкомвзводам… провести поверку и доложить подполковнику Березину! –
Подполковник Березин – начальник полит.отдела дивизии, а сокращённо НАЧПО, стоит позади Лебедева, почти у самой трибуны и о чём-то оживлённо разговаривает с прапорщиком-дежурным по столовой.
Мы всем строем батареи поворачиваемся направо и Аскер со списком личного состава выходит из строя, становясь к нам лицом. Он называет фамилии по расхожей сержантской привычке не дожидаясь, пока названные лица откликнутся, а в ответ ему слышится беспорядочное: «Я!.. Я!.. Я!..»
- Товарищ подполковник, у меня всё! –
говорит Аскер, захлопнув книгу и обращаясь к замполиту. Тот ещё раз пробегает глазами по списку:
- Хорошо, Жикобаев… Все на месте!.. А, теперь, прошу познакомиться с молодым пополнением…
С этими словами он отошёл в сторону и мы увидели пятерых совсем молодых ребят с голубыми погонами на коротких, явно, вручную обрезанных шинелях и в шнурованных сапогах. У двоих из них – лычки младших сержантов.
– Десантура?..
– «Духи»?..
– с Афгана?..
шёпотом послышалось в нашем строю.
- Пусть представятся – кто такие, откуда прибыли!.. –
это уже вслух, за всех, тут же выкрикнул Петруха.
– Отставить разговоры в строю! –
оборвал замполит и обращаясь к Чепилю, приказал:
- Товарищ старший лейтенант, зачитайте список прибывших! –
- Слушаюсь! Младший сержант Липатов!.. Ефрейтор Мационис!.. Рядовой Сокольцов!.. Рядовой Лапуха!.. Рядовой Фогель!..
После каждой фамилии слышалось «Я!..» и её обладатель делал несмелый шаг вперёд.
– Теперь, по существу дела… -
вновь взял слово замполит:
Ребята прибыли из Могочи, служили в десантно-штурмовой бригаде. Младшие сержанты Липатов и Мационис – командиры отделений, отслужили полгода. Остальные призвались месяц или два назад. Все  прибыли к нам для дальнейшего продолжения службы. Прошу любить и жаловать!..
И уже обращаясь к «десантникам»:
… Теперь вы все составляете второе отделение взвода охраны. Командиром отделения назначается младший сержант Липатов. Встать в строй!..
– Целое отделение «духов» - это же сущая лафа!..
в нашем строю все начинают радостно шептаться, а кто-то и азартно потирать руки. Порядком, конечно уже, замёрзшие…
- Отдел, смирно! Равнение на середину!.. –
Мы все, кинув руки по швам, замираем на месте, а замполит, чеканя шаг, идёт к середине плаца. Он докладывает своему вышестоящему коллеге о «проведённой вечерней поверке», о том, что «замечаний нет и личный состав батареи знакомится с пополнением». Издалека не слышно, что говорит в ответ подполковник Березин, но видно, что он улыбается (это к тому, что нашего замполита он уважает больше, чем политработников с других полков) и делает наставление примерно такого порядка:
- Продолжайте заниматься с личным составом. Проследите, чтобы организованно «отбились». Проинструктируйте дежурного по роте… Как молодые, освоились?.. –

Поверка заканчивается быстро. Ни у кого, включая самое высокое начальство в лице НАЧПО, нет большого желания стоять на таком морозе. Поэтому, все подразделения с готовностью расходятся по казармам и через считанные секунды плац пустеет. Мы тоже спешим к себе «домой». Бежим быстро, как не бегаем, зачастую, во время маршей и кроссов. В узких дверях, изначально не рассчитанных на хорошую пропускную способность большого количества людей, как всегда, начинается давка. Каждый из стремящихся в тепло норовит попасть туда первым – так все основательно намёрзлись, пока стояли на улице! Несколько минут, а также серии гневных воплей сержантов  требуется, чтобы солдатская масса двух полков и одного батальона наконец-то просочилась внутрь, растёкшись затем по тёплым местам второго этажа… Вскоре и я уже внимал удовольствию от привычной обстановки, сбрасывал шинель, поглядывая на происходящее вокруг.
Все наши бойцы, тем временем, окружили новичков, осыпая тех самыми разными вопросами. Главными из которых были: «Откуда родом?» и «Есть курить?» Одновременно, в обоих расположениях и помещениях царила деловитая суматоха, которая всегда бывает перед отбоем. Майор Щиголь, как средневековый стражник, стоял напротив канцелярии у лестницы, никого не пропуская вниз. Дежурный по роте бегал туда-сюда, заставляя побыстрее наводить порядок одного дневального  и искал второго. Замполит выгонял рьяных любителей телевизора с площадки перед Ленкомнатой. При этом успевал делать внушение Гене Лобанову, поскольку на табличке «ОТВЕТСТВЕННЫЙ ЗА РАБОТУ ТЕЛЕВИЗОРА - …» значилась его фамилия. Правда, там было указано звание «рядовой», а не «мл.сержант», потому что я писал эту табличку сразу после нашего возвращения из последней командировки и Гену не успели отправить в «карантин» (где он и получил повышение в чине). Но, во всяком случае, он обидчиво шмыгал носом, когда ему указывали на табличку и искоса поглядывал на свои теперешние погоны… Я подумал вскользь, что и мне добавится работа – переписывать табличку. Но замполит пока не обращал на меня внимание, поэтому я спокойно прошёл в Ленкомнату и вытащил свой дневник. До сна есть время немного посидеть над ним…
«С Генкой мы познакомились сразу же, как я прибыл в Братск. Это было весной. Тогда он первым из моего призыва подошёл ко мне и протянул широкую ладонь для приветствия. Сам же он прибыл гораздо раньше меня, ещё по осени прошлого года. До этого служил в «учебке», в Воронеже. По её окончании получил специальность «механик-водитель многоосного тягача ЗИЛ-135ЛМ» и здесь сразу попал в 5-е или, как его у нас называют, «ракетное» отделение. И хотя, меня определили не с ним, а во 2-е отделение арт.вооружения и, помимо него в батарее было много солдат моего призыва, именно с Генкой мы стали хорошими друзьями. В чём-то сошлись характерами, в чём-то интересами. Помогали друг другу. Он натаскивал меня в нарядах по столовой, в караулах. Защищал, благодаря одному своему внушительному росту и широким плечам, от обидчиков. Хотя, конечно, повинуясь сроку службы, сам ещё получал по первое число от старших призывов и «летал»... Но время идёт и теперь мы, пройдя бок о бок огонь и воды, проведя столько совместных командировок, сдружились не только на армию, но, может, и на всю жизнь!..»
Да, хорошо бы вот так написать про каждого из моих сослуживцев. Благо, они все на виду. Хотя бы, про свой призыв, раз уж идёт «стодневка». А нас целых 15 человек «дедов» и у каждого свой характер, своя натура. Которые в этот волнующий период службы проявляются наиболее ярко. Так и быть, немного напишу сейчас, а продолжу завтра, на свежую голову…

- … Подъём! –
привычная команда начала нового дня. Но сначала включается свет и уже потом голос дежурного по отделу всякими закоулками, как будто, издалека, доходит до моего уха. Я уже проснулся, но вставать неохота. Натягиваю одеяло до самой макушки, надеясь протянуть удовольствие. Майор Щиголь, тем временем, идёт вдоль кроватей, норовя стащить с каждого одеяло или дёрнуть за ногу. Он даже не обращает внимания на то, что некоторые спросонья посылают его подальше, а кто-то и заорал сонным вялым голосом:
- Вы, товарищ майор, идите сначала своих зенитчиков разбудите!.. Они, небось, спят покрепче нашего… -
У нас же первыми сегодня вскочила «десантура». Видимо, вспоминая свои ратные будни в суровой Могоче, они наперегонки и лихорадочно стали натягивать обмундирование, наматывать портянки. Чем вызвали невольный смех наших «духов» и «гансов». Хотя, те же Горбачёв, Губанов и Ли-Зи-Фу сами поторапливались с подъёмом и с опаской поглядывали на «котлов» и «дедов».
– Где мой Петюня?.. –
между тем послышалось в дверях и в расположение ввалился прапорщик Трофимов, старшина нашей батареи, в расстёгнутом кителе и шапке, одетой набекрень. Видимо, он должен был присутствовать на подъёме и первым разбудить нас, но немного опоздал.
– Ты ещё не проснулся?! Совсем обурел!.. Если «дед» Советской Армии, то всё можно, что ли? А ещё сержант… Какой пример подчинённым? –
«Начинается…» -
подумал я:
«Пришёл с утра пораньше и теперь будет целый день прикалываться!..»
К счастью, его излюбленным объектом, как обычно, был Петруха. Не обращая внимания на остальных, Трофим направился прямиком к нему, начал раскачивать кровать, стаскивать одеяло. Петька был разбужен на самом интересном месте и, потому, со злости заорал:
- Товарищ прапорщик, что за дела?!.. Дайте поспать человеку!..
– О-о!.. Обурел Петя… Подъём! Завтрак проспишь!.. –
Трофим тоже орёт в ответ и приподнимает одну сторону кровати всё выше и выше над полом.
– Э-э-э!!! Товарищ прапорщик!.. Завязывайте! –
На этот раз Петя окончательно просыпается и скинув одеяло, спрыгивает на пол.
– Что… если две звёздочки на погонах, то всё можно, да?!.. –
сгоряча выдаёт он прапорщику, явно, не думая о последствиях. И тут же удирает от разъярённого Трофима в каптёрку. Благо, с ключами от которой не расстаётся даже ночью, кладя их под подушку. Из расположения не видно, чем закончилась гонка. Однако,  через некоторое время сквозь общий шум подъёма слышится крик прапорщика:
- Петя, открой… Мне нужно шинель забрать!
Тем временем, наши «гансы» уже оделись по полной форме и учат «десантуру» наводить порядок в расположении.
– Эй, родной, чего стоишь? Бери натирку – помогай им с того ряда! –
 требовательно командует кому-то из вновь прибывших Димка Главнов – водитель самосвала из 4-го отделения и один из лучших водителей среди «молодых» нашего взвода. А Юрка Шишко в это время подгоняет Горбачёва с Губановым, которые наперегонки подметают проход между кроватями и покрикивают друг на друга, если кто-то из них оставляет неубранный мусор другому.
Вообще, видно, что прибытие «десантуры» стало праздником и для наших «духов», и для «гансов». Для первых потому, что их уже не трое, а больше. И, стало быть, легче выполнять «чёрную» работу, меньше попадаться под руку «дедам». А для вторых – уже есть «железный» повод найти «козлов отпущения», не ставя под удар себя и постепенно начинать больше «качать права», чем работать…
Наблюдая всё со стороны, я не торопясь встаю, одеваюсь и иду умываться. В коридоре гораздо прохладнее, чем в расположении. Это не чувствовалось ночью, когда дверь в него была закрыта. Но сейчас она нараспашку, все снуют туда-сюда. А утренний мороз, поднимаясь по лестнице от входной двери на первом этаже, не очень сильно, но настойчиво растекается по коридору, а из него попадает и в расположения. На площадке же перед пожарным щитом и у тумбочки дневального совсем неуютно. Недаром в ночное время наряду по роте разрешается надевать шинели и открывать полностью дверь сушилки. Благо, тепло от её многочисленных батарей хоть немного, но согревает коридор.
Сегодня суббота и утренней зарядки нет по расписанию. Поэтому, до завтрака каждый занимается своим делом. Конечно, это не касается «духов», которые продолжают драить расположение и выполнять различные приказания «дедов». Тем более, что никого из офицеров, кроме дежурного по отделу, пока нет, а прапорщику Трофимову совершенно не до нас. В равной степени, как и не до обстановки в расположении. Взамен этого, он, всё-таки, добился своего - проник к Пете в каптёрку и сейчас вовсю прикалывается над ним. Ох, уж этот Петя!..
«Командир 2-го отделения Петров. Зовут Игорь. Но сколько я помню, по имени его почти никто не называл. В основном – Петя, Петруха… Или, Петюня, как в шутку величает его тот же прапор Трофимов. Несмотря на задиристость и излишнюю болтливость, Петруха неплохой человек. В меру живой, подвижный, с ним никогда не скучно. По-своему простой, но умеет схитрить когда нужно и в обиду себя лишний раз не даст… Родом из Бурятии, с города Закаменска. Так он сказал, когда мы с ним познакомились по весне. Любит музыку и футбол. Являясь командиром отделения, одновременно выполняет обязанности каптёрщика батареи и капитана нашей футбольной команды. А иногда, на разводах и смотрах, играет в дивизионном оркестре на большом барабане…»
- Приготовиться к построению на завтрак! –
слышится очередная команда дневального и вся казарма приходит в движение.
Пожалуй, только эта команда в трёх вариантах (завтрак, обед, ужин) способна посеять энтузиазм, прекрасное настроение и стремление к цели в наших доблестных солдатских массах. Сразу забыты все мелочные проблемы и страдания, куда только подевались апатия и плохое настроение!.. Одни бросают смотреть телевизор, другие выскакивают из Ленкомнаты, третьи, подброшенные криком дневального с кровати, забыв поправить её и не успев отойти от дремоты, мгновенно надевают ремни и шапки.
Мы быстро строимся в расположении. Шеренга нашей батареи заметно удлинилась – на левом фланге прибавилось целое отделение!.. Как всегда, начинается: кого-то нет в строю – и «духи» бегут в Ленкомнату, умывальник, туалет, другое расположение, наконец, вызывать отсутствующих.
– Э-э, Губан! Иди, Петю зови! –
командует Бадма.
Такое правило: тому, кто находится в каптёрке, требуется персональное приглашение. Но в этот раз Петя появляется сам, на ходу застёгивая китель с новенькими погонами младшего сержанта и защёлкивая ремень. На «хвосте» у него сидит прапор Трофимов, продолжая острить даже в этот момент. Ему и докладывает Аскер, что «личный состав батареи… и т.д. и т.п. … на завтрак построен!» Трофим быстро оценивает обстановку:
- Отлично! Выходи строиться на улицу, орлы!
Далее следует всеобщее энергичное перемещение вниз. И не без элементов занятия по боевой готовности. Один за другим, мы выскакиваем из расположения в коридор. В два прыжка преодолеваем лестницу. Вклиниваемся в общую массу застрявших во входной двери. Стоит сплошной рёв, крики пострадавших и самый отборный мат. В конце концов, наиболее негабаритные силой выталкиваются наружу и за ними выпрыгивают все остальные, не задерживаясь.
На «улице» такой крепкий мороз, что стоять на месте никому неохота. Так что мы без лишних команд, быстро строимся в колонну по три и стартуем с места. Но пройти напрямик от казармы до столовой, как всегда в таких случаях, не удаётся. По приказу командира дивизии все подразделения нашего Учебного Центра, следующие на приём пищи, обязаны сделать круг по городку с песней или же обойти весь плац по периметру строевым шагом. Тем более, на нашем пути ещё и грозно стоит подполковник Лебедев. Он неумолим. И даже уже не машет рукой, как в таких случаях делают другие дежурные по ТУЦ, а просто кивает головой в сторону соседней казармы. Такое впечатление, что он простоял здесь целую ночь: шапка, шинель, унты, волосы и, самое главное – усы, всё покрыто толстым слоем инея!..
Ничего не поделаешь. Следует команда Аскера:
- Правое плечо вперёд! –
Мы поворачиваем на дорожку между казармами и дальше почти бегом движемся мимо узла связи, одноэтажной казармы роты КЭЧ, здания штаба Тыла, трансформаторной будки, офицерской столовой, обходя первую казарму и выходя с другой стороны плаца. Это и называется «Большой круг». А после этого уже и до солдатской столовки всего ничего!..
Приём пищи – странное нечто со стороны, но вполне закономерное зрелище в солдатской жизни. Главное – знать своё место и помнить немного грубоватую, солдатскую же, пословицу: «В большой семье губой не шлёпай!» Наша батарея, как уже было сказано, разрослась по количеству личного состава, но столов вместе с этим не прибавилось. Поэтому, приходится ужиматься, чтобы вошли все. Гена садится с краю стола со стороны центрального прохода. Я сажусь рядом и следом набивается всё наше доблестное 5-е отделение: Малый, Золотухин, Виноградов. С другой стороны усаживается часть 4-го отделения: «афганцы» Белокур и Белинский, Толик Бадьин, а также Ли-Зи-Фу с Лёхой Алейниковым по прозвищу «Оленевод» – с 1-го отделения взвода охраны. За вторым столом размещаются другая часть 4-го отделения и полностью 3-е отделение. За третьим – 1-е , 2-е отделения 1-го взвода и остаток 1-го отделения взвода охраны. Как-то, вот, примерно так… Во всяком случае всем места хватает, разве что вновь прибывшие «десантники» остаются стоять в проходе, не решаясь присоединиться ни к одному из столов.
– А вам что… особое приглашение нужно?!.. –
сердито вопрошает Аскер, увидев такой непорядок:
Э-э, за столами!.. Ну-ка, потеснились, прижались друг к другу!!..
Он яростным взглядом обводит всех нас, уже готовых приступить к трапезе, и это мгновенно возымеет действие. На каждой из лавок появляется свободное пространство и вскоре все пять человек 2-го отделения присоединяются к остальным.
Как раз к этому моменту неожиданно появляется замполит.
– Так… вижу, всех рассадили, новеньких не обидели… А то бы я вам устроил сейчас приём пищи!.. –
он строго обводит взглядом всех нас и особенно «дедов».
– Да вы что, товарищ подполковник… У нас всё по высшему классу, по-братски!.. –
улыбается Аскер. Он доволен, что вовремя отрегулировал ситуацию и ждёт дальнейшей команды замполита.
– КАК в Братске!.. –
весело добавляет кто-то из «дедов».
– Ладно…
слегка и чуть скептически улыбается подполковник:
 Начать приём пищи! Приятного аппетита, артиллеристы!..
За нашим столом «командует», то есть раздаёт порции Ли-Зи-Фу. Он уже приноровился это делать. Смело берёт черпак и раскладывает кашу. Правда, чуть-чуть не рассчитав, себе оставляет самую малость, хотя «деду» Алейникову от души кладёт аж с горкой, выше краёв тарелки! Мы чуть не давимся от смеха, а Лёха, еле сдерживая себя от злости, таращит глаза на Ли-Зи-Фу:
- Ты чего, обалдел, душара?! Сам сейчас есть будешь или… за шиворот тебе вывалю!.. –
Санька Ли-Зи-Фу не на шутку испуган, часто моргает глазами. Он не может понять, в чём промах, что сделал не так. Но мы тут же успокаиваем Оленевода и забираем излишки его каши по своим тарелкам. Насчёт масла и сахара ни за нашим, ни за другими столами проблем нет: идёт отсчёт дней до весеннего Приказа Министра Обороны, проще говоря, «стодневка». У нас 15 «дедов», из которых почти все соблюдают традицию ЗабВО – отдавать пайки младшим призывам. Ясно, что каждый «дух», «ганс» или «котёл» получает сейчас двойную норму. А вот, хлеба, конечно, хотелось бы всем побольше. Но наряд по столовой, а это рота КЭЧ, от особой «симпатии» к нам, артиллеристам, выкладывает булок строго по норме, а то и чуть меньше её.  Так что тут, мы,  действительно, по-Братски (с большой буквы!) делимся поровну на всех, независимо от сроков призыва…
Завтрак заканчивается быстро. Первым из-за стола, как всегда, встаёт Аскер. Он с напускной строгостью в голосе рычит:
- Э-э!.. Что-то долго жрём… Давайте, резче!! –
а сам вовсю улыбается.
Выходят из-за столов командиры отделений, подгоняют своих подчинённых. Наконец, встают все остальные и мы дружно выходим на улицу. При этом «духи» продолжают на ходу дожёвывать пищу, набив рты за столом. На крыльце столовой нас догоняет прапорщик Трофимов. Пока мы завтракали, он, оказывается, точил лясы с дежурным по столовой – прапорщиком с роты КЭЧ по прозвищу «Мафия» и совсем забыл про нас. Тем временем, до развода остаются считанные минуты. Поэтому, мы быстро строимся и бежим в казарму – нужно успеть надеть шинели, почистить сапоги и обязательно перекурить, без чего для солдата новый день считается как бы и не начавшимся!..

Даже не верится, что завтра наступит Новый Год… В армии, вообще, понятие о праздниках совсем иное, нежели на гражданке. Это зачастую, лишь только зачитка приказов и праздничный обед, который в некоторой степени сглаживает думы о воинских буднях и тяготах службы. Но, всё-таки, Новый год – особенный праздник в жизни каждого человека. Такой, с которым он связывает исполнение самых заветных желаний в будущей жизни, новых надежд и поисков. Особенно, если это последний год твоей армейской службы…
Пока мы были на завтраке, в казарме постепенно собрались офицеры. Начальник штаба уже хозяйничал в своём новом кабинете – бывшей кладовой 3-го мотострелкового полка, куда наш штаб полностью переедет сразу после Нового года. У пожарного щита о чём-то оживлённо разговаривали командир 1-го дивизиона подполковник Ерёмин и начальник службы РАВ майор Храмцов. Зам.по тылу – малоразговорчивый и обычно недовольный чем-то майор Ожогин разбирал рабочую одежду в сушилке. В этом деле ему помогали прапорщики Говоров и Сидорцев. А через открытую дверь каптёрки было видно наших взводных – капитана Кириллова и старлея Чепиля. Они что-то обсуждают друг с другом, глядя в тетрадку. Видимо, готовят план по подготовке предстоящих праздничных мероприятий с личным составом взводов.
– Смирна-а!! –
орёт на всю казарму дневальный, когда мы только присели на кроватях и батарее, чтобы продлить наслаждение жизнью и добрым словом помянуть сытный завтрак. На мгновение наступает тишина. В ней хорошо слышно, как кто-то уверенно поднимается по лестнице и проходит мимо нового штаба к тумбочке дневального. А вскоре через дверной проём из расположения в коридор видно замполита. Он, оказывается, ещё не заходил в казарму, хотя, как вы уже знаете, присутствовал на завтраке. Ему навстречу выходит майор Щиголь и, запыхавшись, выбегает из соседнего расположения дежурный по роте младший сержант Пулатов со 2-го взвода зенитного полка. Замполит остался доволен нашим поведением на завтраке, но решает на всякий случай «вздрачнуть» по Уставу зенитчиков. Тем более, что их командир и большинство старших офицеров ещё не подошли.
Я, кстати, всё забываю сказать, что подполковник Пяточенко в настоящее время выполняет обязанности командира нашего полка, так как новый «папа» - подполковник Тихоненко, не успев, как следует вступить в должность, уехал на учёбу в академию. Такие случаи бывают достаточно часто. Я помню, летом за командира оставался начальник штаба, в другой раз – зам. по вооружению. А то, и кто-нибудь из командиров дивизионов. Хорошо, только, если не Денисенко… Тот действовал по принципу «пустили козла в огород» и сразу устанавливал самую настоящую военную диктатуру, принимаясь «дрочить» арт.полк в пух и прах!.. Замполит – другое дело. Конечно, кто-то может опасаться, что он будет делать упор на, так сказать, идейно-политический профиль, заботиться о высоком качестве не техники и вооружения, а дисциплины и морального состояния личного состава. То есть, все повседневные дела заменит красивыми словами и речами. Но лично я думаю совершенно определённо, что такой офицер лучше других сможет заменить командира в каких бы то ни было ситуациях. Ведь, по итогам осенней проверки наш полк занял 4-е место в дивизии по техническому состоянию вооружения и техники в дальнем парке (и в этом основная заслуга Денисенко и других командиров дивизионов), а по уровню воинской дисциплины, только за время «командования» подполковника Пяточенко, уверенно поднялся с 7-го на 3-е! Так что, есть над чем подумать… Хотя, конечно, работы замполиту, КАК замполиту, ещё хватает и не приходится почивать на лаврах…
Мы сидим в расположении, прямо на батарее и через открытую дверь хорошо видно, как сначала докладывает дежурный по отделу, а затем дежурный по роте. Последнего замполит слушает особенно внимательно, не прерывая. Правда, подняв руку к головному убору, едва сдерживает улыбку. И в конце доклада делает замечание:
- Товарищ младший сержант, поправьте шапку и подтяните ремень… Почему дневальный без штык-ножа?
– Товарищ подполковник… гм-м… ремешок порвался… -
- А в штанах у вас ничего не порвалось? А то яйца не на что вешать будет!.. Значит, поменяйте штык-ножи… -
замполит говорит совсем нестрогим голосом и все сразу облегчённо вздыхают.
А он уже заглядывает в каптёрку и командует:
- Так, Кириллов, выводите людей строиться!
Мы не дожидаемся, пока замполит войдёт в расположение. Вскакиваем с батареи и разбираем шинели.

… Дивизионный развод – это, пожалуй, самое торжественное мероприятие, происходящее каждый будничный день в нашем Учебном Центре. В отличие от полкового (а, точнее говоря, батарейного) развода, который может проходить в расположении или на любом объекте работы, развод дивизионный всегда проходит на плацу и в сопровождении оркестра.
Вот и сейчас оркестр уже на середине плаца ждёт команды начальника штаба дивизии. Оркестром его можно назвать с большой натяжкой, так как это всего 2 человека с большим и малым барабаном, которые исполняют только походный и строевой марши. Но зато эти два человека – личности незаурядные: лучший сержант Учебного Центра, заместитель командира комендантского взвода Лёха Баранов (он нашего призыва) и личный писарь самого начальника штаба дивизии рядовой Женька Чернышов, который отслужил год. Они в совершенстве владеют своими инструментами, хотя сами не проявляют особой радости, выполняя эту задачу. Их можно понять – попробуй-ка, помимо своих основных служебных обязанностей, побарабань каждый день на разводах, построениях и строевых смотрах. Да ещё, когда по всей дивизии ходят анекдоты о «двух ударниках» один хлеще другого!.. Сейчас они перетаптываются на месте от мороза, чуть улыбаясь, оглядывают строи подразделений, уже вставших в общую шеренгу перед ними. Барабанные палочки, сжатые в руках, изредка касаются пёстрой кожаной поверхности барабанов и в звенящем от стужи воздухе слышатся мощные басовитые вздохи.
А мы, тем временем, уже стоим на месте построения, как раз, напротив трибуны. Все наши офицеры тоже почти собрались и, наконец, всеобщее оживление вызывает появление подполковника Денисенко – командира 3-го артиллерийского дивизиона и главного борца с проявлениями всякой оппозиции в артиллерийском полку. Денисенко или, как мы его называем, «Денис» - это предел всему… особенно его приколы и взгляды на самые разные моменты жизни. Которые могут повергнуть в крайнее удивление самого хладнокровного человека! Прежде всего его походка – как у заправского супермена… Мы знаем, что Денис закончил воздушно-десантное училище и начинал офицерскую службу командиром взвода в разведывательном батальоне. Но не перестаём удивляться, как он «гнёт пальцы»! Во-вторых, одежда. Например, сейчас, он одет, на зависть всем остальным офицерам, в меховой лётный комбинезон тёмно-синего цвета с эмблемой ВВС и тёплые, лётные же, унты.
– Денис в своём репертуаре!.. –
хихикают в солдатском строю. На что он сразу обращает внимание. Перездоровавшись со всеми офицерами, он живо подходит к нам:
- Ну, что, воины ислама? Где сейчас сфера жизненно-важных интересов Вашингтонских ястребов?!
– В парке!! –
вперёд всех выкрикивает Бадма и строй начинает шататься от смеха.
– Это кто там такой умный? Неужели, славный сын бурятского народа, узкоглазый рядовой Бальджи – Нимаев?!.. –
Денис, нарочно прикалываясь над Бадмой, делит его длинную фамилию на две половины:
Ты у меня уже в «чёрном списке», дорогуша, работа ждёт! Я, ведь, не забыл, как ты угробил мой бензовоз!..
Эта трагикомическая история уже полгода у всех на слуху и известна до мельчайших подробностей не только нам, но и всей дивизии. Ещё весной Бадма гонял автоцистерну на нефтебазу в Вихоревку и возвращаясь ночью, разогнал машину, чтобы побыстрее вернуться в часть. Но на скользкой дороге не вписался в поворот и перевернулся. К счастью сам остался цел и невредим, хотя и напугался до смерти. А, вот, «Урал» искорёжил до неузнаваемости – машину пришлось отправлять в ремонтную базу Армии. Но, самое главное то, что бензовоз был из состава 3-го дивизиона, поэтому подполковник Денисенко при каждом удобном случае напоминал незадачливому Бадме об этом досадном инциденте…
«… Бадма. На данное время, единственный бурят не только из «дембелей», но и во всей нашей батарее. Земляк Пети. Тоже с Бурятии, с небольшого села из-под Улан-Удэ. Настоящее имя - Равдан, но, как и Петруху, но имени его почти никто не называет. Ростом он самый маленький среди нас, а меньше его во всей дивизии только один или два якута с роты КЭЧ. Поскольку Бадма – водитель, а кабина того же «Урала» или ЗИЛа рассчитана на рослых солдат Советской Армии, Равдан приспособился подкладывать под себя на сиденье бушлат, а то и кусок пенопласта, чтобы лучше видеть дорогу и увереннее управлять машиной. Лицо у Бадмы почти идеально круглое, а из-за разреза глаз кажется всегда хитрым. Особенно, когда он в хорошем настроении. В котором бывает, как ни крути, чаще, чем в плохом. Да и по натуре он достаточно хитёр. Только до поры, до времени не показывает это. А так… В меру общительный, в меру добрый, в меру вредный. Что можно понять, если подольше пообщаться с ним. Из-за недостаточного роста и нескольких «залётов» по службе, Бадме не все завидуют из окружающих. Но в чём он вне всякой конкуренции среди нас, так это в том, что у него на лице никогда не растут усы с бородой и ему, в принципе, не нужно бриться!..»

Уж что будет зверя в Денисе, так это наш внешний вид! Он сразу забывает и про Бадму, и про бензовоз. Подскочив к кому-нибудь, без предупреждения бьёт по лбу – это упрощённая, с его точки зрения, процедура выпрямления кокарды на шапке.
Что поделаешь… Если «дембеля» подчёркивают свои отслуженные два года выпрямлением кокард и блях, то «котлы» и «деды», наоборот, предпочитают сгибать их чуть ли не вдвое. Тоже одна из традиций ЗабВО.
А Денис ведёт с этим самую беспощадную борьбу: со свирепым выражением лица он наносит удар то одному, то другому, невзирая на то, что у некоторых кокарды под воздействием его мощного кулака отлетают напрочь! Попутно он наклоняется и обрывает болтающийся шнурок на сапоге кого-то из «десантников». Расталкивая всех, пробирается в середину строя и выцепляет оттуда Андрюху Молева, который, уже предчувствуя опасность, пытается быстро вытащить из-под погонов шинели целлулоидные вставки. Денис тут же их конфискует и, состроив зверскую гримасу, ломает запрещённые предметы на мелкие кусочки. В поисках новой жертвы, он замечает и меня.
- О-о! –
восторженно восклицает он:
Наш выдающийся представитель неформального течения «хиппи» - товарищ Лузгин!..
Это он насчёт моих длинных волос.
Я досадно ругаю самого себя про забывчивость. Не так давно же был в увольнении и не зашёл в гражданскую парикмахерскую, чтобы спокойно привести причёску в порядок. Вместо этого, обошёл все, какие можно, книжные магазины…
- Товарищ рядовой, моя чаша терпения переполнена. И, так как, вы презрительно игнорируете мои слова, в частности, Последнее Китайское Предупреждение… я буду вынужден сам подстричь вашу, совсем не мудрую, голову! После обеда не забудьте зайти в бытовую комнату!.. -
Мне, честно говоря, уже не до шуток. Денис исчерпал все меры устного воздействия и теперь лучше не попадаться ему в руки. Впрочем, я сам виноват – мог же в конце концов даже вчера вечером найти время, попросить того же Генку или Димку Главнова. Они вполне прилично владеют машинкой для стрижки и выручают при необходимости весь взвод…
Все дружно смеются, видя, как я от слов Денисенко краснею по уши ещё больше, чем от мороза. Смеются все, но искреннее всех, прямо от души, смеётся Витёк Бурдуковский – водитель передвижной радиостанции. Поэтому Денис сразу же переключается на него:
- Ой!.. Ну, что ты улыбишься, дорогой Витюня? Даже не подозреваешь, что я тебя давно занёс в досье… Ведь, лидер неформального движения – ТЫ, а товарищ Лузгин - всего-навсего, идейный вдохновитель… -
Мне, кстати, от этого ненамного легче. А Витёк краснеет, в свою очередь, ещё больше моего и про себя начинает жалеть, что попался на глаза подполковнику – какую шутку он выкинет в следующий момент?.. С Денисенко не соскучишься. Со смеху умрёшь от его приколов. Если сам, конечно, не станешь объектом его шуток. Он уже готов выкинуть что-то новое, придраться ещё к кому-то из солдат… Но внезапно раздаётся команда к построению и мы все становимся по своим местам.
Начальник штаба дивизии подполковник Бородкин, устав нетерпеливо смотреть то на часы, то в сторону своего штаба, наконец-то громким и срывающимся от волнения голосом командует:
- Равняйсь!.. Смирно!.. Равнение налево! –
Барабанщики начинают отбивать дробь, а подполковник Бородкин широким шагом идёт навстречу командиру дивизии – полковнику Сильченко. Тот, по случаю парко-хозяйственного дня (и в отличие от нач.штаба) одет в чёрный танковый комбинезон. Но с непременной папахой и… без перчаток, несмотря на мороз. Они останавливаются друг перед  другом и следует доклад:
- Товарищ полковник! Учебный Центр по случаю парко-хозяйственного дня построен!..
начальник штаба делает шаг в сторону и пристраивается за командиром, который продолжает движение. Вскоре оба останавливаются и поворачиваются лицом к собравшимся. Барабанный марш резко обрывается.
– Здравствуйте, товарищи! –
полковник Сильченко произносит приветствие громко, внятно, с расстановкой и какой-то внутренней уверенностью.
А все, почему-то, сразу теряются. И в итоге, общего ответного залпа как-то не получается, каждый орёт по-своему.
– Плохо, товарищи! Что же вы так, а? А что будем делать на итоговой проверке, когда с вами будет здороваться генерал-майор или, скажем, генерал-лейтенант?.. –
командир дивизии недоволен:
- Повторим ещё раз… Здравствуйте, товарищи! –
Я набираю полную грудь воздуха и мой крик тонет в дружном и уже вполне согласованном приветствии, рождённом всеми 300-и голосами личного состава нашего Учебного Центра:
- ЗДРА-А.. ЖЛА-А-А.. ТОВАРЩ.. ПОЛКОВНИК!!!
– Уже неплохо! Нужно только чаще тренироваться!.. –
полковник Сильченко доволен нами, но остаётся внешне совершенно невозмутим:
- Внимание! Командиры частей, офицеры управления – ко мне!..
Это самая обычная команда на всех утренних разводах и мы уже привыкли к ней. Как правило, после этого комдив не обращает внимания на остальную массу, а даёт указания и слушает только вызванных к трибуне. Можно расслабиться и, хотя Денис нам строго напоминает, что «команды «Вольно!» не было», мы засовываем руки в карманы, начинаем перетаптываться с ноги на ногу, а в задних рядах кто-то осмеливается даже  попрыгать на месте.
Чем дольше высший командный состав совещается, тем больше в строю дивизии самых разнообразных движений и звуков. Где-то слышится смех, кто-то, пусть и вполголоса, но оживлённо разговаривает. И почти все спасаются от стужи, шевеля то одной, то другой ногой, хлопая руками и оттирая замёрзшие носы с ушами. Конечно, стоять на таком морозе в одной шинели и заледеневших сапогах – небольшое удовольствие. Что особенно обидно – лишился рукавиц, которые мне выдали две недели назад. Новенькие, внутри меховые, а сверху покрыты прочным брезентом. В прошлом карауле дал кому-то одеть их на пост и этот кто-то, из наших же, их попросту про… (не буду говорить вслух крепкое армейское словечко!) Беда с моими однополчанами, сколько всех и каждого не выручай – всё себе в убыток. А тут ещё и морозы под занавес года – такие ядрёные и жестокие, аж шуба заворачивается!.. Да, чёрт с ними, ведь, послезавтра Новый Год. Как вспомнишь об этом – становится теплее и настроение поднимается, и думать хочется о чём-то хорошем, и на других смотришь самым добрым взглядом!
Но вот, рано или поздно, развод заканчивается. Офицеры управления и командиры частей поворачиваются кругом и возвращаются на свои места. Комдив произносит короткую речь, суть которой заключается в том, что «… мы должны хорошо поработать сегодня, сделать последние приготовления к встрече Нового года и без всяких ЧП и аварий провести праздничные дни…». Затем следует команда:
- В походную колонну!
Замполит, а за ним оба наших командира взвода выходят из строя вперёд. Аналогично происходит и в других подразделениях.
– С песней!... Офицеры управления прямо… Остальные напра-а –ВО!
Развод заканчивается прохождением всех частей дивизии мимо трибуны. На подходе к ней я, по команде Аскера, запеваю:
- Пыльная дорога впереди,
След сапог солдатских позади,
Это взвод наш огневой идёт,
О солдатах песню он поёт!..
До меня запевалой был рядовой Горюнов. Но когда он ушёл на дембель, мне пришлось кроме редактора стен.газеты взять и эту обязанность. Несмотря на всю романтику и красоту любой строевой песни, запевала – это козёл отпущения, которому перепадают все шишки во многих ситуациях и от которого сослуживцы требуют, зачастую, невозможного. Не время сейчас объяснять, почему это так. Вы поймёте сами, если прослужите в армии хотя бы полгода. И недаром я присматриваюсь к нашим молодым солдатам, чтобы, хоть под дембель, но сложить полномочия «первого голоса». А пока  именно мой запев подхватывается дружным хором остальных артиллеристов:
 … Если надо, храбро мы пройдём
Сто метелей с проливным дождём
По затяжке хватит нам одной,
По глотку поделимся водой!

Ну, а если позовёт труба,
Песня в бой нас поведёт сама.
Снова Богом огненной войны
Станет артиллерия страны!..


Собственно говоря, для меня присутствие на разводе было лишь соблюдением Устава Внутренней Службы, поскольку работа, как всегда, ждала меня в штабе артиллерийского полка. Куда я и направился, едва закончилось торжественное прохождение по плацу. Все остальные вернулись в казарму, где по давно заведённому порядку прошёл короткий полковой, а точнее, батарейный, развод. Именно на нём конкретно каждому солдату, сержанту, прапорщику, офицеру даются задания на весь предстоящий день, а красивые, но общие слова комдива превращаются в простой перечень задач парко-хозяйственного дня. После этого почти весь 1-й взвод, одевшись в валенки, бушлаты и ватники, под командованием доблестного подполковника Денисенко, отправился в дальний парк. А личный состав взвода охраны был разобран по 1-2 человека для объектов хозяйственных работ в самом городке и казарме.
Конечно, всей душой и недавними воспоминаниями я был со своими товарищами по 1-му взводу. Поскольку, концовку лета и всю осень, наравне с остальными ребятами, проводил много времени в обслуживании техники. Сейчас же, идя к штабу, я зримо представляю, как они взводной колонной бредут по накатанной дороге в сторону дальнего парка…
«…Поначалу его въездные ворота только виднеются вдалеке. Но, вопреки кажущемуся ощущению, путь до него достаточно близок. Поэтому, по мере движения в стороне быстро остаются склады РАВ, ГСМ, санчасть, вещевые склады. Дорога пряма и ровна, так как по ней периодически проезжают УАЗики, тягачи, караульные машины, а давно выпавший и утоптанный снег сгладил все былые выбоины грунтового полотна. Когда заканчиваются строения 2-го поста, в стылом утреннем воздухе плывёт аромат свинарника, а следом слышится дружный лай. Подсобное хозяйство дивизии и питомник караульных собак находятся в одном владении за высоким забором. Но за пару секунд пройдены и они. А впереди, на взгорке,  открывается широченная панорама заснеженного поля, «от» и «до» заставленного военной техникой. Дальше местность идёт по небольшой уклон. Благодаря этому, вся территория парка видна от края и до края. Она огорожена двумя рядами колючей проволоки, между которыми проходит периметр для часовых. Заметны караульные вышки: две в ближних углах парка и по одной в средней части каждой стороны периметра. Есть ещё и две в дальних углах. Но они еле-еле виднеются сейчас из-за утренней морозной дымки. Над застывшими от стужи и времени рядами многочисленных образцов военной техники, чуть провисая, слегка раскачиваются проволочные растяжки с табличками. На них обозначены наименования тех или иных полков, отдельных батальонов или дивизионов, входящих в состав дивизии, а также границы их стоянок. Внутри парковой территории уже слышны разнообразные звуки: шум моторов, удары по дереву или металлу, разговоры и команды. Здесь и там тянутся к небу дымки из выхлопных труб, поблёскивают стёкла открываемых дверей. Группы солдат и офицеров, пришедшие раньше нас, приступили к работе в своих владениях.
Парк нашего полка находится с левой стороны от центрального проезда, ближе к дальней части территории. Его можно сразу угадать ещё издали по огромному серому алюминиевому ангару и небольшой кирпичной будке с надписью «АНТИФРИЗ – ЯД!». Они находятся именно в нашем парке и служат в качестве складских помещений для запчастей и технического имущества полка.
 Сейчас зима и у читателей может возникнуть невольный вопрос – а какая работа, вообще, может быть в дальнем парке в это время? Когда всё завалено снегом?.. Вопрос, на первый взгляд, резонный. Но, только на первый взгляд. Потому как, при внимательном подходе к делу, ответы появляются сами собой. Работа в парке есть всегда, независимо от сезонов года. А зимой она связана, в первую очередь, с тем самым снегом, который завалил всё вокруг. За ноябрь-декабрь его уже выпало достаточно много. А снег для военной техники – очень серьёзная помеха. Он накапливается на крышах и кузовах машин, спрессовывается. Весной же, потом, долго тает, вызывая коррозию металлических частей и разбухание деревянных. Снег заносит дорожки между стоянками, подъездные пути. А они должны быть всегда свободными и чистыми на все случаи. Не ровен час, в любой момент может прозвучать сигнал тревоги и, соответственно, команда на вывод техники из парка во время того же развёртывания!.. Вот, поэтому, после каждого снегопада приходится идти в парк и разгребать сугробы лопатами, вытряхивать укрывные полотнища, брезенты будок, чехлы орудий.
А помимо борьбы со снегом, найдётся и много другой работы. Техника на хранении стоит долго и происходит проседание колодок, на которых она установлена. Их необходимо выравнивать, а то и менять на более новые. От ветра сползают укрывные брезенты, рвутся растяжки и падают таблички. Значит, всё перечисленное нужно быстро возвращать на свои места. Из-за частых случаев проникновения на территорию парка «посторонних лиц» (как из состава дивизии, так и гражданских), немало времени уходит на заделывание дыр в проволочном ограждении и проверку целостности стёкол, фар, зеркал, ручек, крышек баков, замков, пломб, печатей. Да, ладно бы, летом, когда тепло и работать в дальнем парке одно удовольствие!.. Сейчас самая стужа. Поэтому, наряду с выполнением всех названных видов работ, немало времени уходит на обогрев личного состава. У нас это решено уже давно и довольно оригинально.
Разводить костры на территории парка категорически запрещено. Стационарного помещения для обогрева тоже нет. Так что, спасение от мороза происходит в родной «МТОшке». Полковая ремонтная мастерская на базе ЗИЛ-131, бортовой номер «25-79 ВЛ», с будкой-КУНГом и печкой внутри неё, непременно стоит чуть в стороне от ряда машин, находящихся на длительном хранении. И, в отличие от них, деловито бурчит мотором. В кабине на месте водителя важно сидит Бадма. Поскольку машина уже год, как закреплена за ним и в данный момент задействована для столь важной миссии, Бадма является своеобразным начальником пункта обогрева. Он почти и не вылазит на мороз. Даже курит через форточку двери. Чем вызывает чувство зависти у остальных солдат. Впрочем, наиболее шустрые из «дедов» также залезают к нему в кабину и, пока не видит Денис, перекуривают за компанию с Бадмой.
Остальные же спасаются от мороза в КУНГе. Но не все сразу, а отделениям. Десять-пятнадцать минут каждое. В это же время остальные успевают работать.
Снег и проверка целостности техники – это только основная часть рабочих хлопот. Чтобы «служба мёдом не казалась», Денис даёт массу дополнительных вводных. Он, в частности,  заставляет прокручивать колёса, протирать номерные знаки автомобилей, выборочно измерять давление в шинах. Разумеется, это в большей степени относится к его, 3-му дивизиону. Своё подразделение он считает образцовым и с нашей помощью поддерживает в нём идеальный порядок.
Дивизион Денисенко даже внешне отличается от остальных. У него единственного во всей части есть свой собственный опознавательный знак – большой жёлтый кленовый лист, нанесённый на дверцы кабин. В противовес скрещенным дубовым листикам белого цвета, одинаковым для всех  остальных частей дивизии. Машины - не потрёпанные ЗИЛы, как в 1-м и 2-м дивизионах, а более новые «Уралы». Ещё по осени мы день или два отскребали грязь с их покрышек проволочными щётками и мыли колёса чуть ли не с мылом. Потом долго и тщательно красили всю резиновую часть «серебрянкой»…
Хорошо, что не надо это делать сейчас. А то, невообразимо представить, как смотрелось бы такое на морозе!.. Впрочем, от Дениса можно ожидать чего угодно и в любое время года. Поэтому, ребята  старательно делают порученные задания, смеются вслед шуткам подполковника. Но держат ухо востро. И мысленно, все как один, отдаются мольбам, чтобы время до полудня шло как можно быстрее.
Оно, собственно, и идёт не так медленно, как кажется со стороны. Зимний день короток. Блеклое солнце, робко появившись с утра над Падуном и ползя невысоко, не поднимется больше верхушек деревьев в лесу за 4-м постом. А часа через два-три уже будет склоняться к закату.
Пока же, разгоняя зимний сон парка и звенящую морозную тишину, царит размеренная оживлённость. Деловито снуют солдаты в грязно-зелёных бушлатах и валенках. Энергично машут руками офицеры в чёрных комбинезонах. Приглушённо играет музыка бортовых радиоприёмников. Скрипят щиты лопат. Отдают пространственным металлическим гулом удары молотков и гаечных ключей. Курятся трубы печек. В совокупности с выхлопами машин они образуют сюрреалистическую сказочную картину слегка затуманенного мира…
Но в нём нет места излишним фантазиям. А присутствуют вполне жизненные заботы и необходимые дела. Которые возложены на находящихся здесь долгом нелёгкой службы и простым, по-военному, обыденным смыслом…»

Я уже говорил, что наш штаб наполовину переехал в казарму, но в кабинете нач.штаба в здании Штаба Тыла дивизии оставалась часть мебели, сейфы с документацией и много разных бумаг. Некоторые из которых необходимо рассортировать, опечатать, сдать на хранение в Штаб Дивизии, а некоторые – уничтожить. Сразу следом за мной зашёл начальник штаба подполковник Шахов – мой шеф и руководитель. Затем постепенно собрались офицеры, свободные от работы в парке и казарме.
– Ну, что, Николай, ты свою работу знаешь? Сегодня, главное, всё закончить, чтобы не возвращаться после Нового года… Так, заполнишь до конца календарный план и вот ещё…  список вечерней поверки на январь-месяц… Занесёшь сюда фамилии и инициалы молодых солдат и сержантов, которые прибыли вчера.
Подполковник Шахов сосредоточенно смотрит в лежащие на столе бумаги и поправляет очки на переносице:
– … Время у тебя есть, постарайся всё выполнить до обеда, чтобы потом отдохнуть или сходить в увольнение… Как у тебя дела? Родителей поздравил с Новым годом? Смотри у меня!.. –
начальник штаба с добродушной улыбкой заглядывает мне в лицо и легонько хлопает по плечу. У него совершенно не строгий вид для человека такого ранга. Невысокий рост, забавная неуклюжесть, полноватое лицо с мягкими чертами. И если бы не мундир с двумя большими звёздочками на погонах, его запросто можно принять за рядового инженера в каком-нибудь проектном бюро. Но через секунду, словно вспомнив о своих обязанностях, он важно приподнимает бровь и торопится в соседнюю комнату, где его ждут собравшиеся офицеры.
Я же в который раз отмечаю про себя, что такое дружеское и, одновременно, деловое общение идёт только на пользу, придаёт заряд бодрости и энергии, настаивает на высокий морально-психологический лад для всего трудового дня. Это-то я подметил уже давно! Да и, собственно говоря, сам не новичок в этом, какой-то опыт есть. Так что, иногда сам настраиваюсь на работу, когда необходимо. И она даётся легко. Особенно, если не думать о тяготах и негативных моментах воинской жизни, коими она так щедра на всей своей двухлетней протяжённости…
Работа в штабе многогранна, интересна и, по своему, сложна. Это со стороны кажется, что ты постоянно сидишь в тепле по сравнению со своими однополчанами, которые сейчас в дальнем парке, и что-то спокойно пишешь. Наверное, поэтому, тех, кто при штабе, и называют однообразно - «писарями»? 
На самом деле, лично мне приходится не только писать, но и: 
– чертить таблицы, графики, схемы
– склеивать из отдельных листов карты и планшеты
– наносить надписи на любые, кроме обычной бумаги, виды поверхности
– предохранять написанное от различных внешних воздействий (перепад температур, влага, ветер) на долгое время. 
И писать приходится не одной шариковой ручкой, а чаще тушью и самыми разными видами перьев. До службы в армии я вообще не умел этого делать. Однако, здесь научился и теперь неплохо управляюсь с заданной работой. Кроме того, узнал много секретов. Например, как делать надписи табличек долговечными; что предпринять, чтобы тушь не расплывалась на сгибах бумажного листа или при соприкосновении с линейкой;  как быть, если скотч прилипает к листам планшета… Есть много премудростей, о которых можно написать целое руководство. Под «дембель» как раз будет время заняться и этим. Пока же хватает текущей работы…

Я сравнительно быстро сделал всё, что было поручено. И, так как, до обеда оставалось почти два часа, решил навестить Лёху Алейникова, которого с утра забрал работать к себе домой старший лейтенант Чепиль. Командир 2-го взвода жил в 7-м ДОСе – самом крайнем доме со стороны КПП. Но сарай со всем его домашним имуществом и дровами находился, наоборот, ближе к нашей казарме, почти вплотную со спортзалом. Поэтому, зная, где обычно находятся озадаченные поручениями солдаты, я направился именно туда.
«… Лёха Алейников получил прозвище «Оленевод» не только из-за своей фамилии, но также из-за внешних данных: коротких, немного кривых ног, здоровенного приплюснутого носа, шустрых и хитрющих глаз. Он ходил чуть ссутулившись и переваливаясь сбоку на бок, что-то вечно мурлыкал себе под нос, всем видом напоминая опытного чукотского (или ненецкого?..) оленевода. Хотя, к северной тундре он не имел никакого отношения, поскольку родом был из Ростова, с самого что ни есть юга страны и плохо переносил сибирский климат. Лицо у него было постоянно красное – что зимой, что летом. И особенно нос – как у заправского алкоголика – над чем мы постоянно прикалывались! Но как солдат, Лёха был примерным во всех отношениях: исполнительным, старательным, с завидной регулярностью отличался в караулах (недаром, до этого служил в роте охраны!) Так что, я всё время удивлялся: как это ему до сих пор не дали отпуск на родину или не повысили в воинском звании?!.. Старший лейтенант Чепиль больше всех других солдат уважал Оленевода в своём взводе и часто брал под видом хозяйственных работ помогать у себя дома…»
Вот, и сейчас, когда я заглянул в сарай, он с воодушевлением колол дрова, со всего размаху ударяя топором по чурке. В пылу работы он весь покраснел и вспотел до основания, сбросив с себя бушлат и шапку. Вокруг него уже высилась внушительная горка свеженаколотых поленьев, от которых на морозном воздухе крепко пахло смолой.
– О-о! Кто к нам пожаловал… Николай Николаевич собственной персоной!.. –
Лёха несказанно рад моему появлению и тут же отбрасывает топор в сторону:
Как там тебя, сегодня, Денисенко?..
– Да пошёл он к чёрту, этот Денисенко! Замучается подстригать…
Лёха от души улыбается:
- Это ты, Колян, сейчас так говоришь. А как попадёшься к нему… он тебе – раз, за непослушание, пять суток!.. Ты ему: за что, товарищ подполковник?.. Он – десять суток!! Ты ему: беспредел, товарищ подполковник!!.. А он тебе, эдак, зверски улыбаясь и помахивая пальцем – Зиндан!!!..
К слову говоря, под этим, тогда непонятным словом, Денис имел в виду камеру для временного задержания в следственном изоляторе города Братска, куда по причине личного знакомства с тамошним начальством и в связи с частым отсутствием мест на гарнизонной гауптвахте, сажали особо злостных нарушителей дисциплины из числа наших солдат и сержантов.
- … так что, подстрижёт он тебя, как пить дать… в честь Нового года!! –
Оленевод хохочет, довольный собственной шуткой.
– Ничё… будь спокоен! Если сделает, то потом сам об этом пожалеет… когда я ему общипаю унты и пущу на вату лётный комбез!.. –
парирую я в ответ Лёхе и делаю демонстративный замах рукой, пытаясь схватить его за шею. Но он мастерски уходит от захвата и берётся за топор.
Дальше мы, шутя и громко смеясь, изображаем своеобразный бой гладиаторов. Лёха прыгает на меня с топором, а я хватаю самое увесистое полено и размахиваю им во все стороны, не подпуская противника к себе. Затем одновременно бросаем оружие и обхватываем друг друга руками. Падаем, катаемся по полу, обсыпая себя щепками и опилками. Дёргаем за самые уязвимые места человеческого тела… Что поделаешь, с Оленеводом мы не можем долго спокойно беседовать. Нужно обязательно померяться силой! Настолько мы сдружились за последнее время и Лёха один из немногих в нашей батарее, с кем можно общаться на равных, нисколько не обижаясь на взаимные шутки.
– Тебе ещё много осталось?
рано или поздно мы прекращаем борьбу и я вполне серьёзным голосом интересуюсь текущей обстановкой:
И охота на Чепиля батрачить?..
Честно признаться, сам я недолюбливаю старшего лейтенанта. Не знаю, из-за чего в большей степени. Может, по причине его высокомерия и заносчивости к некоторым солдатам, особенно нашего взвода. Или, из-за того, что в караулах он докапывается лично ко мне по всяким пустякам. Лёха тем временем одевает бушлат с шапкой и садится передохнуть прямо на кучу наколотых дров:
– Знаешь, Колёк, это не твоё дело… что я у него работаю. Если уж на то пошло, я ему обязан за то, что он поддержал меня морально, как командир, тогда… в самом начале моего прибытия из «учебки». Иначе, я продырявил бы себя в первом же карауле…
- Смотри… это, конечно, твоё дело… я не спорю. Просто, Сокол, Молявка, Пёстрый видят всё это и прикалываются – ты это и сам замечаешь… Хотя, мне, повторяю, всё равно. Кстати, ты один здесь?
– Не-ет, Ли-Зи-Фу куда-то ушёл… полчаса где-то шарится… тормоз коммунизма!
– А-а, Лизи! Ловко он тебе каши сегодня наворотил!..
–Э-э… эти «духи» вообще обнаглели, совсем нюх потеряли! Им, ведь, сейчас не служба – сплошной кайф. Послужили бы, как я, в «охранке»… когда ты один во взводе, а вокруг тебя с десяток «дембелей»... В следующий раз я ему, точно, за шиворот всю тарелку вывалю!!
Голос Оленевода сразу приобретает оттенки возмущения, а с последней фразой – самого настоящего гнева. Он поражён «наглостью «духов». В нём сразу просыпается «дед Советской Армии» и он долго не может успокоиться, пытаясь дрожащими от волнения пальцами вытащить папиросу из помятой пачки «Астры». Потом он закуривает и сразу успокаивается. А я тем временем обозреваю видимую отсюда панораму офицерского городка или, как мы его называем, ДОСов.
Вокруг сараев, где сейчас находимся мы, с полдесятка похожих на наши казармы двухэтажных деревянных домов. В них живут почти половина офицеров, прапорщиков и сверхсрочников нашей дивизии. Дома с виду уютные, добротные. Но общим недостатком всех их является печное отопление, из-за чего жильцы вынуждены постоянно заботиться о топливе. Именно поэтому, между жилыми домами длинными рядами понастроены сараи-дровяники. И офицеры с прапорщиками регулярно берут солдат для заготовки дров. Как, в данный момент, Лёху и Саньку Ли-Зи-Фу.
А так, если не задумываться о бытовых проблемах, общий вид  ДОСов навевает картину домашнего покоя и размеренности: заиндевевшие от мороза окна светятся теплом, из труб дружно идёт ароматный дым. В одну, чуть приоткрытую форточку, робким ручейком выплывает музыка. Из другой пахнет горячей готовкой на кухне. Что поделаешь, суббота… Сегодня гражданское население и домочадцы наших командиров никуда не торопятся. Тем более, в такой мороз никому неохота без особой надобности высовывать нос на улицу. Между домами угадываются дорожки и клумбы для цветов, а кое-где и грядки. Угадываются, потому что сейчас всё занесено и укрыто снегом. Расчищена лишь центральная дорожка, которая проходит мимо сараев и выходит на другом конце городка к КПП. По периметру вся жилая территория обнесена высоким забором из плоских батарей. За ним с одной стороны находится окраина городского района Падун и автодорога в другие районы Братска, а с другой начинается лес. Он окружает всю нашу часть и верхушки ближайших деревьев, покрытые снежной ватой, нависают над ограждением городка.
Оленевод не замечает моих раздумий и продолжает работать, поскольку долго сидеть и отдыхать на морозе неуютно. Он громко делится своими мечтами сходить в увольнение и поздравить родителей с Новым годом по междугороднему телефону. Потом принимается вполголоса материть Ли-Зи-Фу. Тот до сих пор ещё не вернулся помогать колоть дрова и Лёху это заметно нервирует. Однако и мне тоже надоедает мёрзнуть без дела. Чуток посидев, я вспоминаю, что скоро обед и посему нужно двигать в казарму. Дабы до приёма пищи немного погреться и, если получится, вздремнуть... 

Несмотря на мои стратегические замыслы, Денис выследил меня в самый неудобный момент. Для меня, разумеется… Да, что там говорить. Я по привычке зашёл сразу после обеда в Ленкомнату, которая у нас находится рядом с бытовкой. А когда выглянул, чтобы посмотреть телевизор, тут и попался!
Денисенко стоял, широко расставив ноги, одну руку уперев в бок, а указательным пальцем другой приказывал подойти к нему. Его широкое украинское лицо выражало умиление, а улыбка расплылась до ушей. Я приготовился к самому худшему на свете, подобному казни. Ещё бы, ведь, я – единственный из «дедов» арт.полка, кто в честь «ста дней до Приказа» не постригся налысо (или, хотя бы, очень коротко), а перспектива сравняться с остальными подрывала моё миропонимание и чувство собственного достоинства!.. Подполковник же Денисенко был не только командиром отличного арт.дивизиона во всей дивизии, но и ярым поклонником оригинальной солдатской и сержантской причёски – так называемой, «вишнёвой косточки». Её изобрёл бывший командир нашей батареи капитан Тимонин. Суть её заключается в том, что на голове выстригаются все волосы, кроме небольшого хвостика на макушке. Слава Богу, что при Тимонине я прослужил совсем немного (только месяц по прибытии в Братск, а вскоре его заменил капитан Кириллов) и не успел быть подстриженным таким образом. Однако, достойным продолжателем дел бывшего комбата стал подполковник Денисенко! И за время моей службы он таким образом подстриг многих нарушителей дисциплины и «неформалов». Которые, после сей процедуры предпочитали ликвидировать «хвостик» и ходить стопроцентно лысыми, чем терпеть подобный позор!..
Но мне, всё-таки, повезло. Видимо, у Дениса не было причины портить со мной отношения. Или, просто, пожалел меня. Однако, в конце концов, подстриг мою голову вполне сносно. Разве что, сильно коротко: выбрил виски и затылок. Но это по сравнению с «вишнёвой косточкой» отличалось как небо от земли. Прочитав ещё одну длинную-длинную нотацию о необходимости поддержания высокой воинской дисциплины и соблюдения формы одежды, Денисенко посмотрел на часы и быстро одевшись, поспешил в клуб. Там начиналась зачитка приказов по дивизии.
За это время вся наша батарея ушла в баню. Сегодня не только парко-хозяйственный, но и банный день. Так что, всё послеобеденное время посвящено помывке личного состава подразделений. Я побежал было к своей тумбочке за мыльными принадлежностями, но тут же вспомнил, что Гена наверняка забрал их вперёд меня. Поэтому, изменил направление и выбежал из расположение на площадку, а затем на улицу.
Дивизионная баня размещалась рядом с кочегаркой и была популярна тем, что в ней имелась неплохая парная. Хотя, в остальном, баня ничем не привлекала. Нательное бельё в ней меняли нерегулярно, даже зимой вода часто была не сильно горячая. А мытьё личного состава Учебного Центра проводилось без всякой очерёдности – в один день и, зачастую, все подразделения сразу! Почему, непонятно… Наверное, так было выгодно дежурному и наряду по бане? Хотя, нетрудно представить такую толпу до двухсот человек (хорошо, если ещё кто-то моется до обеда или после ужина), когда ни тазов, ни мыла всем не хватает!.. Поэтому, большинство «дедов» и «дембелей» предпочитали ходить в увольнение и мыться в гражданской бане, а некоторые и в самой кочегарке – под горячим душем, который сделали себе электрики из роты КЭЧ.
Наши уже все мылись, а в раздевалке сидели несколько солдат. По одному от каждого подразделения дивизии, охраняя обмундирование своих однополчан. Ну, сегодня, хоть, всё в порядке – видимо, в честь Нового года – и вода на редкость горячая, и даже общая душевая работает! Дома, особенно в детстве, я любил мыться и из-за этого сидел в ванне долго, плескался в воде, растягивая удовольствие. Но в армии, естественно, такую роскошь себе не позволишь. Здесь всё, в том числе и нахождение в бане, определяется строгим интервалом времени. Хотя, многие из «дембелей» часами просиживают в парилке, притащив с собой заранее приготовленные веники. Я сразу вспоминаю, как наш бывший зам.ком.взвода Федорченков (попросту, «Федя») накануне банного дня строил нас – «гансов» и «духов» и засылал через забор в лес – ломать берёзовые веники. А сам, потом, вечером, до самого отбоя сидел в парной. Но лично меня это не увлекает. Так и сейчас: привычно быстро мою голову, затем всё остальное. Единственно, в чём не откажу, это три-четыре раза облиться горячей водой из тазика, а также постоять под душем. Вот, это настоящее удовольствие!..
Как ни странно, но я закончил мыться одним из первых. При том, что зашёл последним. Не считая Горбачёва, который охранял обмундирование. А на выходе из моечной ждал  ещё один приятный момент: свежайшее чистое бельё… Тоже, видать, по случаю Нового года! Его сразу выдаёт хозяин бани – бурят, старшина-сверхсрочник с расхожим в нашей дивизии именем Баир. Обычно он хитрит, «зажимает» мыло, полотенца, то же бельё. Но в нынешний день, не в пример самому себе, честен и немало горд этим. Что ж, неплохой денёк сегодня, под занавес уходящего года!..

После бани и до самого ужина у нас выпадает сравнительно большой период свободного времени. Самые буйные и непоседливые представители артиллерийского, зенитного полков, батальона связи и комендантского взвода ушли в увольнение в город или разбрелись кто куда внутри части: в клуб, библиотеку, другие казармы. Так что, на всём  этаже и в нашем расположении царит спокойствие и относительная тишина. Относительная, потому как, всё же, несколько человек смотрят телевизор, а в расположении полным ходом идёт наведение порядка. Этим процессом руководят два Юрки – Шишко  и Засухин. «Духи» же, в числе которых трое «десантников», Горбачёв и Губанов, по очереди подметают, натирают полы, равняют кровати.
Почти все «деды» и «котлы» ушли в увольнение (Оленевод, всё-таки, добился своей цели - сходить на переговоры) и просто, в «самоход». А в расположении из нашего призыва остались четверо. Гена по-хозяйски сидит в компании любителей-телевизионщиков перед самым экраном. Я же расположился на табурете, ближе ко входу в расположение. Одним глазом слежу за тем, что мелькает на телеэкране. Другим успеваю замечать, что происходит в спальном помещении. А там Бадма с Петей, развалившись на кроватях, «строят» не на шутку забегавшегося туда и сюда Ли-Зи-Фу.
– Рядовой Ли-Зи-Фу!! –
громко говорит Бадма:
… военнослужащий, услышав свою фамилию, отвечает «Я!»… Так, повторяем… Рядовой Ли-Зи-Фу!!
Санька неуверенно тянет:
- Я-а!..
Бадма одобрительно кивает головой и командует:
- Ко мне!!
Но тут же поправляется:
- Отставить, не резко!.. Команда «Отставить!» выполняется в два раза быстрее…
Снова звучит команда:
- Ко мне!!.
Санька вспоминает свои будни в карантине и согнув руки в локтях, неуклюже подпрыгивая, бежит к Бадме. Тот задирает ноги на спинку кровати, прикладывает руку к голове и командует:
- Рядовой Ли-Зи-Фу, доложить о прибытии!
Санька, запыхавшись от прыжков, также поднимает руку, но не может вымолвить ни слова от волнения. Он совершенно сбит с толку, ошарашен приколами Бадмы. Шевелит губами, что-то мямлит про себя, а вслух слышно только мычание. Петька, видя всё это, катается по кровати и умирает со смеху.
Со стороны эта сцена, действительно, забавная. Особенно, вид Ли-Зи-Фу. Весь взъерошенный, как воробей, хлопающий глазами и не знающий, то ли смеяться с Петькой, то ли слушать Бадму. А тот опять повелительно командует:
- Сюда иди!!
И когда Санька наклоняется, вкатывает ему добрый фофан по лбу. При этом делает нарочито свирепое выражение лица:
- Не слышу доклада о прибытии!! Что надо говорить?!.. Рядовой такой-то, по вашему приказанию прибыл!.. Повторяй…
Ли-Зи-Фу с грехом пополам что-то промямлил в ответ, вызвав очередной приступ смеха у Пети. Но Бадма, не давая прийти в себя, подаёт очередную команду:
- «Фанеру» к бою!!
Ли-Зи-Фу неуверенно принимает стойку и опять долго соображает, что делать дальше.
– Доклада не слышу!!.. Что надо говорить?.. «Фанера трёхслойная, бронебойная, к бою готова!» Повтори!..
И Бадма отводит руку, изготавливаясь для удара.
– Я не хочу… я не буду терпеть это…
вдруг, вместо доклада немного помолчав и, на удивление быстро, говорит Ли-Зи-Фу.
–Чего??!.. –
Бадма от неожиданности приподнимается с кровати:
Ты чего, нюх потерял?.. Сюда иди!!
Петя вновь покатывается со смеху. Но затем приходит на помощь Бадме. Быстро вскочив с кровати, он начинает яростно махать руками у лица Саньки:
- Ты, что ещё говоришь, душара?! Прикуси язык!..  «Духи» не говорят, а исполняют команды? Ты, ведь, ещё ни чёрта не служил! «Дух» - это запах… и ничего больше, понял?.. Вот, послужи с наше, тогда сможешь говорить… Что, думаешь, я таким не был??..
Тут Петя замолчал, чувствуя, что сказал что-то лишнее в присутствие других «духов» и  «гансов», что продолжали наводить порядок поблизости. А в большей степени, наверное,  из-за того, что это услышал Гена и нарочито грозно вошёл в расположение. Бросив ради этого  даже смотреть телевизор. Да и остальные, кто смотрел с ним, тоже одним глазом стали наблюдать за происходящим в спальном помещении.
– Мужики, что происходит? –
Генка спокоен, но уверенно поводит плечами, будто предвкушает близкий бой. И насмешливо смотрит на Бадму с Петей.
– Да, вот… воспитываем…
Петька в ответ настороженно смотрит на Гену. Судя по выражению лица, его пыл уже прошёл и он думает. Как выйти из создавшейся ситуации. Не упав, при этом, с высоты своего положения – сержанта и командира отделения.
– Что, Лобан, не нравится? –
тут же приходит на помощь Петьке Бадма. В отличие от Петрухи, ему нет необходимости переживать за свою репутацию и погоны:
… иди, иди… хоть сейчас замполиту докладывай!..
Гена усмехается:
- И это вы называете воспитанием? Он же ваш земляк…
Санька, действительно, тоже из Бурятии. Как он сам представился при первом знакомстве – «с весёлого городу Курумкану…» Но для «дедов» в данной ситуации это имеет не очень  важное значение.
– Да уж… видал я таких земляков… -
с задумчивой презрительностью изрекает Петя:
… Шуршит, как мышь! Ни чести, ни достоинства…
- Чмародей!.. –
согласно добавляет Бадма.
– Какой бы ни был… -
кивает Гена:
Да и, все такими были, поначалу…
Тут возникает общее молчание. По-видимому, Генка наступил на больную мозоль всех «дедов». И вызвал неприятные воспоминания прошлого. Может, даже, вспомнил, как в те дни он сам, лопоухий Генка Лобанов, бегает запаренный из каптёрки в расположение и обратно. То с полотенцем, то с сапожной щёткой, то с тапочками. А толстый, с откормленной физиономией, рядовой Ефремов по прозвищу «Якут» через каждые пять минут орёт: «Лобан! Сюда иди! Считаю до трёх!..»
Но это длится буквально пару секунд. Побеждает неведомое согласие. Вопреки бурлящим внутри некоторых «дедовским» позывам. Видимо, Петя с Бадмой тоже вспомнили свои «молодые» времена, «полёты», «шуршания»… А может, просто, осознали, что Генка им не враг и не доносчик, а какой-никакой друг и товарищ по службе…   
- Ладно, ушуршал наводить порядок! –
небрежно бросает Бадма, обращаясь к Ли-Зи-Фу.
– А вы, чего стоите, уши развесили? –
кричит пришедший в себя Петруха:
Тоже давайте, чтоб чисто было!..
«Духи», отвлёкшиеся было за просмотром противостояния между «дедами» от своей работы, вновь принимаются за рутинное дело. «Котлы» и «гансы», стоявшие, сидевшие вокруг арены «боя» и возле телевизора, ещё долго крутили головами, переговаривались между собой. Гена же невозмутимо вернулся к телевизору. Будто ничего не произошло!
 Пете же с Бадмой нужно сохранить честь мундира. И, скорее всего, наскучило оставаться в казарме.
– Что, давай, в «чипок» забуримся? –
так, чтобы слышали все вокруг, громко спросил Петруха Бадму.
– Давай! Чё делать-то… до ужина ещё уйма времени. А у меня рубля два завалялись в кармане… -
так же громко обрадовался тот.
Они небрежно защёлкнули ремни, лихо накинули шапки на затылки и не одевая шинелей, вышли из расположения.
Мне, однако, надоело сидеть перед телевизором. Сегодня редкий день, когда выпадает достаточно времени без работ, построений, занятий. Поэтому, лучше использовать его должным образом. Хотя бы, для себя. Зайдя в Ленкомнату, я так и просидел в ней над дневником, весь поглощённый мыслями, воспоминаниями и рассуждениями, пока не объявили построение на ужин.

Все быстро собираются в расположении. Перед строем, крепко держась за спинки кроватей, стоит Денис и зверски улыбается. Мне приходит мысль, что его вид вполне сошёл бы за рекламу антисоветского фильма «Красный рассвет». Он буравит своим цепким взглядом каждого, кто спросив разрешения, встаёт в строй. И закатывает глаза, изображая восторг высшей степени, когда появляемся мы с Геной.
– Ну, что, господа неформалы… во главе с мафиози – младшим сержантом Петровым, известным у себя на Сицилии под кличкой «Петруччио»?.. Про вас, мистер Лузгин и разбивателя чужих бензовозов, рядового Бальжинимаева, я уже не говорю!.. –
В строю все разом смеются, но Денис невозмутим. Он заботится, прежде всего, о дисциплине и поэтому посылает Гену выключить телевизор. Который, оказывается,  продолжает работать. Несмотря на то, что около него никого не осталось и личный состав всей казармы стоит в строю.
Подполковник Денисенко – известная, но очень даже непростая личность. Его не любят и уважают одновременно. С ним здоровается за руку даже комдив. Но, что меня попросту убивает в нём, так это его патологическая, доведённая до фанатизма, принципиальность. Если, уж, он взялся за дело, то добьётся его полного завершения, несмотря ни на что, невзирая ни на какие преграды! Он фанатик во всех смыслах этого слова. И в этом я мог убедиться уже не раз. Вспомнить, хотя бы, такой случай…
«Где-то по весне у нас по плану занятий была чистка оружия. Как всегда, обычное, уже долгим временем службы отработанное, мероприятие. Из оружейной комнаты выносится большой складной стол и весь взвод на нём разбирает, чистит, смазывает свои автоматы. Конец занятия определяется временем построения на обед. А многие сдают оружие обратно и раньше срока, чтобы успеть сделать свои дела: покурить, посидеть у телевизора, сходить за пределы казармы. Так было всегда и все к этому привыкли. Но в этот раз неожиданно появился Денис и будучи ошарашен «неслыханным бардаком в проведении столь важного мероприятия и подрывом боевой готовности артиллерийского отдела…», принял решение взять руководство «мероприятием» в свои руки. Не поверите, но он применил своеобразную модель Госприёмки (о которой, тогда, вовсю писали в газетах и говорили по телевизору) в масштабе нашего полка!.. Поставив письменный стол перед дверью «оружейки», он сел за него и начал просматривать каждый автомат. И, если находил хоть малейший намёк на гарь или ржавчину, давал хозяину оружия от ворот поворот. Один за другим, тогда, «обламывались» доблестные «воины артиллерии» и, уходя на второй круг, самыми последними словами материли командира 3-го дивизиона! «Дембеля» и «деды» пробовали хитрить. В частности, менялись автоматами: свой, грязный, отдавали «духу» или «гансу», а взамен брали его – старательно вычищенный и смазанный. Но потерпели полное поражение. Так как на столе перед Денисом лежал список личного состава взвода и, соответственно, номера всех автоматов. Сравнивая которые, он безжалостно разоблачал мошенников. И, в основном, большинству удавалось сдавать оружие лишь с двух-трёх заходов. А мне – только с четырёх!.. Нас, самых последних, осталось два человека: я и Осип. Денис не пустил нас даже на обед. И уже наши сослуживцы возвращались с приёма пищи, а мы продолжали, высунув языки, драить маслом и ветошью каналы стволов, патронники и газовые трубки АК-74. Денис, как опытный эксперт или следопыт, находил невидимые для глаза пыль, грязь, ржавчину. Зачастую, прибегая к помощи спички или куска бумаги. В конце концов он пообещал в следующий раз заставить нас чистить оружие в… противогазах и ОЗК, если мы будем так же небрежно относиться к делу… Для меня это был весомый урок на оставшуюся половину армейской службы. А для несчастного сержанта Осипова – лишний повод  для приколов и подначек со стороны его призыва. А, также, пятно на репутацию: всё-таки, он был одним из лучших водителей взвода (об этом я немного раньше говорил) и непонятно, в данном случае, его такое отношение к оружию. Может быть, это из-за того, что он не так часто, как другие из нас, ходил в караул?..»

На военный городок, близлежащие улицы Падуна, шоссе и подступающий со всех сторон лес, опустилась темнота. Мороз усиливался и, поэтому, все, без лишних слов, торопились в казарму после сытного ужина. Наступало вечернее свободное время. Позади, хоть и субботний, но насыщенный воинскими делами день. Впереди предпоследняя в этом году ночь.  И вместе со всем этим приятная мысль, что завтра праздничное воскресенье. А следом за ним – Новый Год!..
Я поначалу привычно миновал расположение, не удостоил вниманием телевизионную публику и на полном ходу влетел в Ленкомнату, надеясь некоторое время посидеть в тепле и уюте над  заполнением дневника. Однако, был удивлён тем, что обычно почти пустое в вечернее время помещение сейчас было полно народу. Что поделаешь, суббота, предпраздничный день… Кто-то успевает писать письма домой, кто-то читает прессу. А некоторые даже подшиваются здесь. Гораздо удобнее, чем в бытовке или расположении. Пока замполиты не видят!.. Конечно, свободные места за столами были, но шумно. В такой обстановке сидеть за дневником было мягко говоря, затруднительно. Ну, да будет время ещё впереди… Неторопливо пройдя соседнее расположение, я вышел в коридор. Миновал тумбочку дневального, повернул к лестнице.
Маленькая площадка перед пожарным щитом – своеобразный наблюдательный пункт. Отсюда видно всё, что происходит на лестнице и кто проходит через коридор в сушилку, каптёрку, умывальник и туалет. Поэтому, дневальный часто, не желая стоять на тумбочке, комфортно садится здесь на ящик с песком и наслаждается относительным покоем и отдыхом. Чтобы, при малейшей опасности, вовремя встать на положенное место. Но сейчас здесь тихо, как мыши, сидели все пятеро наших, вновь прибывших, «десантников». Я не ожидал здесь увидеть именно их, так что, от удивления даже присвистнул:
- Ого… а вы что тут делаете?!
Они сначала испугались все до единого. Однако, затем, не зная, что ответить, стали переглядываться между собой и ещё больше притихли.
… Да, ладно… чего испугались? Сидите, не бойтесь. А, вообще, шли бы смотреть телевизор или в расположении отдыхайте…
Я-то сразу сообразил, в чём дело. «Деды» и «котлы» успели зашугать «ВДВэшников» постоянным наведением порядка и своими прихотями. Всегда такая картина. Я сам вспоминал, когда спасаясь от своих «дембелей» и «дедов», отсиживался за пожарным щитом или в сушилке. Пока меня не находил дежурный по роте или «курьер». В роли последнего чаще других выступал Осип, прозванный за это «Тушканчиком».
– Как настроение, мужики? Ничего, привыкните!.. Завтра Новый Год, а потом наряды, караулы… служба пойдёт своим чередом…
Самый смелый из ребят – один из младших сержантов, стройный и с темноватыми  волосами, заулыбался:
- Да, у вас здесь нормально – обстановка и служба… Мы ожидали худшего. Там, в Могоче, вообще, мраки… хоть и название такое громкое: «Десантно-штурмовая бригада»… У вас служить можно!
– А тебя как звать?
– Игорь.
– А меня Николай… Будем знакомы!
– Да, очень приятно!
– Ты после «учебки»? Где служил?
– Борзя. Учебная артиллерийская батарея. А в Могоче был на должности командира орудия…
- Понятно… А родом откуда?
– Из Вильнюса. Хотя, перед армией жил и учился в Киеве.
 – Надо же! Значит, тебя с института забрали? Я, ведь, тоже студент… Ну, а вы, мужики, откуда будете? –
я обратился к остальным ребятам.
– Алексей, с Ленинграда. Звание получил в «учебке» разведбата…
- … Сергей, с Краснодара…
- … тоже Сергей… с Сыктывкара, Коми АССР…
- … ещё Сергей!
Паренёк улыбается и гордо заявляет:
… Курганский политехнический институт!
Вот так, слово за слово и, познакомившись поближе, мы влились в непринуждённую, вполне дружескую, беседу. Покуда остальные наши сослуживцы переживали телевизионные страсти или валялись на кроватях в расположении, я и ребята-десантники больше узнали друг о друге, поделились самыми живыми мыслями о службе, которая у них только начиналась, а у меня вступала в финальную стадию. Правда, рано или поздно, на самом интересном месте разговор был прерван командой дневального:
- Строиться на вечернюю поверку!
Сегодня суббота и поверка начинается на час позже обычного. Появляется новый дежурный по отделу – старший лейтенант Шатунов, командир взвода с батальона связи. Он совсем молодой, всего два года назад закончил училище. Но солдаты его уважают за то, что он очень общительный и доброжелательный. И не выгоняет силой на построение, как некоторые другие офицеры. Вот, и сейчас он подходит к нам:
- Ну, что, артиллерия, лясы точите? Торопитесь видеть подполковника Бородкина – предстоит зачитка праздничных приказов!..
Быстро зайдя в расположение, мы одеваем шинели и не дожидаясь остальных, выходим на улицу. Мороз стал ещё сильнее, чем был во время ужина. Я засовываю руки в рукава и смотрю, где Гена. Чтобы, как всегда, встать за ним в строй.

Дивизионный плац ярко освещён прожекторами и галогенными лампами. Под их светом ослепительно блестит снег и царит величественное ожидание. Уже собрались офицеры штаба дивизии. Маршируют подразделения и встают на свои места. Мы, как принято, становимся слева от танкистов и справа от зенитчиков.
Я оборачиваюсь назад, но Гена тут же толкает меня и показывает в сторону трибуны. Оказывается, дежурным по ТУЦ заступил майор Долгополов – зам командира отдельного ракетного дивизиона по технической части. Он фактически является главным начальником нашего 5-го отделения, а также одним из уважаемых офицеров всего Учебного Центра. Личность, насколько я знаю, незаурядная. Начинал командиром взвода в морской пехоте. По вполне достоверным сведениям, участвовал в боевых действиях на Красном море (а именно, в Сомали и Йемене). Был ранен и после, по состоянию здоровья, переведён в нашу часть. Мы уважаем его за непосредственность, простоту, общительность, но также и за твёрдость характера, и истинно офицерскую аккуратность во всём. В том числе, в форме одежды. А как отлично он знает технику!.. А сколько мы с ним переездили в командировки: и в Читу, и в Бурятию, и в Красноярск, и даже в Воронеж!..
Однако, пока мы наблюдаем за майором Долгополовым, все остальные ребята оживлённо смотрят и показывают куда-то влево.
– Мужики, Втюрин сюда идёт!..
– Точно, Втюрин, тише вы!.. Вилы!!
– Он, же, сегодня ответственный!..
Да, так и есть. Слева, вдоль столовой и трибуны, обходит плац бывший командир нашего полка, а ныне начальник РВА дивизии, подполковник Втюрин. В нём выражена вся, какая есть, строгость Устава и железная дисциплина, помноженные на невероятную энергию и волю. Поэтому-то, так панически боятся одного его появления злостные нарушители воинской дисциплины, особенно «деды»!.. Уже в новой должности он продолжает бороться с проявлениями неуставных взаимоотношений в нашем полку. А недавно подполковник Втюрин отпустил усы. Это, разумеется, не осталось незамеченным. И, в частности, Петруха, до сих пор возмущающийся принципиальностью бывшего командира полка, в данный момент не замедлил высказать свой комментарий по поводу этого:
- Э-э, да у него, в натуре, чем больше нас «дрочит» - тем больше усы растут. Прям, как у Синей Бороды, из мультика!..
Кто-то из «дедов» сразу же с готовностью ответил:
- Да! У того борода росла от злости, а у Втюрина усы ещё больше растут, когда нас видит!..
Теперь уже, все дружно хохочут, вспоминая недавно увиденный по телевизору мультфильм. А я думаю, что с усами подполковник Втюрин выглядит, действительно, если не страшнее, то намного строже и суровее, чем раньше.
Тем временем, звучит общий сигнал к построению и на плац выходит командир дивизии. Он уже не в танковом комбинезоне, как утром, а в парадной шинели. Погоны на её плечах  поблескивают от ярких лучей освещения. Сразу наступает торжественная тишина. Все слушают доклад начальника штаба. Он говорит о всех проведённых мероприятиях и затем зачитывает расчёт праздничного наряда на завтра. Потом звучат приказы комдива о праздновании Нового Года. Следом за этим полковник Сильченко командует:
- Провести дивизионную вечернюю поверку и доложить лично мне… Во всех отделах, отдельных группах и ротах… довести наряд на завтра, зачитать боевой расчёт… назначить ответственных офицеров или прапорщиков!..
Начинается привычный ритуал. Только, на этот раз, со списком личного состава и книгой нарядов у нас выходит сам командир взвода капитан Кириллов. В студёном и гулком вечернем воздухе звучат фамилии, ответные «Я!..», а в головах разноголосица мыслей и раздумий…
Главное, что караул завтра наш. Везёт же нам, артиллеристам, ничего не скажешь! Практически, весь год, все праздники встречали то в наряде по столовой, то в карауле. Уж, в Новый Год можно же было бы отдохнуть в казарме!.. Насколько я помню, ноябрьские праздники, День артиллерии, свой День рождения я также встречал в карауле. Кому-то это покажется парадоксальным и невероятным. Но станет всё ясным, если вновь напомнить, что мы служим в Учебном Центре и караулы у нас через сутки или двое – вполне привычное и обыденное дело. Собственно, я так и так знал, что попаду в этот новогодний караул, поэтому сильно не расстраиваюсь. Понимаю, что это - НУЖНО. От этого никуда не денешься, такова армейская служба. А посмотрите на Оленевода – такая кислая физиономия, будто на каторгу его отправляют! Видимо, ещё раз и более конкретно, чем сегодня, надеялся сходить в увольнение, а тут такой облом…
Вечерняя поверка закончена. Спешим в казарму, но вслух все делятся планами, обсуждают, как организовать встречу Нового Года. Разговоры и планирование продолжаются в расположении. Капитан Кириллов тоже вступает в дискуссию, обещает поговорить с замполитом о том, чтобы доставить в караульное помещение телевизор для просмотра новогодней программы. В принципе, к достойной встрече праздника уже кое-что готово. Для коллективного чаепития мы, всей батареей, ещё два дня назад скинулись по три рубля с человека. И наши зам.ком.взвода – Аскер  и Нарзула, сходив сегодня в увольнение, закупили всяких сладостей. Которые до завтра положены под ключ в каптёрке. Так что, отметим праздник как надо, хоть и в карауле!
Правда, некоторые из «дедов» вот, уже сейчас чего-то суетятся. Один за другим заходят к Пете в каптёрку, едва только офицеры покинули казарму и разошлись по домам. Ясно, в чём дело… Организовывается ночное чаепитие! Слышно, как Петя, немерено повышает голос, ругается с кем-то, выпроваживает из каптёрки. Поскольку он каптёрщик, то ему чаще всего достаётся от командования и он каждый раз становится «козлом отпущения», если очередное чаепитие с треском проваливается. Поэтому, чаще всего чаепитие проводится в спальном расположении при выключенном свете и с соблюдением всех правил конспирации. К тому же, там в любой момент можно сделать вид, что все спят и ничего не происходит. В общем плане это выглядит примерно так.
Когда прозвучит команда «Отбой!» и погаснет освещение, у обоих дверей становятся на «шухере» самые бдительные из «духов». А местом пиршества будут сдвинутые вместе табуретки  и тумбочки со всевозможной «хавкой» и трёхлитровой банкой «чифира» во главе стола. Свет-то потушен, но сам чай пока не готов. Поэтому, ещё один «дух» (в данном случае это Горбачёв) бегает по всей казарме в поисках чистой  банки. А  другой (Губанов) ищет по тумбочкам и матрасам самодельный кипятильник. Остальные удобнее сдвигают стулья, устанавливают магнитофон. «Деды» засылают «гансов»-курьеров в соседнее расположение – позвать на чай «дедов» с тамошних подразделений. Бадма и Петруха уже в который раз инструктируют «десантников» - Сокольцова и Фогеля на случай внезапного появления офицеров:
- Не дай боже, Втюрина пропустите!.. Он ответственный сегодня… Вилы будут потом, если «спалит»!
Тем временем, чай наконец-то готов. Из бытовки в расположение быстро (чтобы не успел заметить дежурный по отделу) забегает Горбачёв. Он держит полную кипятка банку с помощью полотенца. Этот момент обозначается дружными и воодушевлёнными возгласами «дедов». Они занимают свои места «согласно купленным билетам», а точнее, рассаживаются на кроватях и табуретках в одном нательном белье, чтобы в случае опасности сразу нырнуть под одеяла. Некоторые успевают курить, стряхивая пепел в проходы между кроватями. В темноте и полосах света, чуть пробивающегося из коридора, всё это похоже на какой-то таинственный обряд. Обусловленный общностью интересов, некоей сплочённостью, несмотря на нескрываемые элементы грубости и армейского быта. Большое затемнённое помещение, вспыхивающие огоньки сигарет во мраке и размеренное поглощение пищи под приглушённые ритмы магнитофона… Ощущение риска, присущего подобному делу… Дух настоящего братства, о котором можно слагать незамысловатые стихи… Если, конечно, они уместны и желаемы здесь… Пить чай – рискованное дело?.. Абсурд - скажете вы. Но здесь, ведь, армия. Совсем другой мир. И многие дела, равно как и законы логики, трактуются по-своему.
Не все «деды» участвуют в чаепитии. Генка принципиально дистанцируется от подобных церемоний и сейчас, едва слышно похрапывая, видит уже десятый сон. Спят Золотухин, Малый, Витёк Бурдуковский и Оленевод.
Но если сказать, что и все остальные, лежащие в кроватях, спят – было бы, мягко говоря, погрешить против истины. Ведь, большинство находящихся в постелях лишь делают вид и незаметно наблюдают за ходом действия. А как иначе? Ведь, чаепитие – запретный плод. Причём, вовсе не воображения, а происходящий наяву и вызывающий интерес.
Вообще, инициаторами данного и других подобных мероприятий из «дедов» являются, как обычно, Садыков, Пестряков и Майер. Колоритные фигуры… По сути, вторая власть в нашей батарее после офицеров и сержантов!..
«… Садыков Бахатбек, прозвище «Баха». Почти земляк Аскера, откуда-то из Восточно-Казахстанской области. Они и общаются постоянно между собой, ходят в гости к другим казахам в роту КЭЧ. Садыков в ней начинал свою службу, был сержантом. Но потом произошло какое-то дисциплинарное ЧП с его участием и для исправления ситуации Баху перевели к нам в арт.полк… Довольно жёсткий и высокомерный человек. Хотя, как солдат исполнительный и грамотный. Но даже на офицеров глядит свысока и говорит сквозь зубы. Не испытывает особой жалости к младшим призывам. С такими, как я, Генка, Оленевод, Витёк, находится в состоянии холодного нейтралитета…»
«… Алексей Пестряков, прозвище «Пёстрый». Родом из Бурятии, с Улан-Удэ. Бывший студент. До армии учился в университете по специальности «химик-технолог». В Братск прибыл год назад с «учебки» Каштак, в звании младшего сержанта. Сразу попал в роту охраны, командиром отделения. Мы с ним и познакомились в совместных караулах. Лёха часто был моим разводящим, а иногда помощником начкара. Во второй половине лета совершил какой-то «залёт» по службе и был разжалован в рядовые. Ярый борец за традиции «дедов». Одним из первых подстригся налысо, причём, задолго до начала «стодневки»… Особых увлечений и интересов нет. Так же, как Садыков, не жалует «молодых». Но, в то же время, опекает тех из «духов» и «гансов», кто призвался с Бурятии. После расформирования роты охраны и перевода в наш полк, несколько раз ездил со мной и Генкой в дальние командировки…»
«… Майер. Звать Олег. Один из очень немногих в батарее, у кого нет прозвища. Так и зовут - либо по фамилии, либо по имени… Призвался из Туапсе. В Братске с осени прошлого года, после ленинградской артиллерийской «учебки». Штатная должность – старший аккумуляторщик. Если не в наряде или карауле, то целыми днями работает в аккумуляторной ближнего парка. А в казарме не расстаётся с гитарой. Хороший голос, неплохой слух… Во время чаепитий и посиделок всегда в центре внимания. Хотя, по характеру очень высокомерен, заносчив, злопамятен, груб. Не терпит авторитетов и поэтому часто конфликтует с однопризывниками и офицерами. Время от времени попадает за дисциплинарные провинности на нашу «губу» или в городской Зиндан…»
В данный момент Садыков, Пестряков и Майер сидят в самом центре сборища. На одной кровати, плечом к плечу. По бокам и напротив к ним примыкают более умеренные «деды»: «Сокол» (Андрей Соколенко), «Молявка» (Андрюха Молев), Аскер, Петруха и Бадма. А кроме наших, присутствуют Добчин, Атыш, Ханченко, Павлюк (у последнего прозвище «Пастор») с зенитного полка, Писарь и Насон с батальона связи, Баир с комендантского взвода.
Все восторженно обмениваются новостями, воспоминаниями, мнениями о происходящем. Возгласы и фразы вставляются в общий поток, наперебой:
– Ништяк, мужики! Давненько так не сиживали…
- У вас, что, «днюха» у кого?
– Ага, юбилей?..
– Ты чё-ё… Новый Год на носу! А завтра ещё караул наш…
- Повезло же!..
– Не то слово, облом всем планам!
– Прикинь, караул на Новый Год!!!
– Ого!
– Служба есть служба…
– Бодал я такую службу!.. «Долбишься» в караулах, через день на ремень, а «молодняк» в казарме «тащится»!
– Тише, замполиту настучат!..
– Пое…ать!
– Мне ещё полкружки… и сахару!
– Харэ… ты куда столько?!..
– Эх, классно!..
– Чифир, что надо!
– Обстановка располагает!.
– А хозяин предлагает!
– Сейчас бы ещё бабу сюда…
- Ага, размечтался… До дембеля будешь куковать, да во сне кайф ловить!
– С «прибором»!..
– Ха-ха!!
– Я тут, на днях, в кафешку забурился. Там такие девахи клёвые!!
– В Падуне?
– Ага, счас… В Энергетике!..
- В Падуне стрёмные… Надо в Энергетике или в центральном Братске шукать…
- Сильно не разбежишься, б…ть!.. Что в Энергетике, что в Центральном бывает до х…я лишних глаз… Да и патрули - ни с того, ни с сего!
– У них, как в бошки моча ударит… То нет, то, вдруг, откуда ни возьмись…
– … Появился в рот еб…сь!!
– Да, точно базаришь!
– Хи-хи-хи!..
- Да, хорошо, если наши… договориться можно… А то, если ракетчики с Горки или «летуны» - успевай  съ…бывать, ноги в руки!..
– У летёхи со 2-го полка, в ДОСах который живёт, жена о-о!..
– Да, я бы к ней подкатил... Формы, что надо!
– Хороша «Маша», да не про вашу честь!
– По мне, так, и Ленка-прапорщица со склада, вообще, ничего даже!..
– Это, которая «вопросительный знак», что ли?
– О-ха-ха-ха-а!!!
Следует общий дружный хохот.
– Она самая!..
– Ты бы ещё её в казарму пригласил…
- Да легко!
– Морда ничего, но фигура… оно и есть – «вопросительный знак»!
– Хе-хе-хе-хе!!.. –
Снова дружный хохот. Но, тут же:
–Э-э! Тихо... Палево!!
В коридоре, где-то у тумбочки дневального слышатся строгие голоса. «Шухер» почему-то запаздывает, но собравшиеся уже готовы нырнуть под одеяла. Хотя, через пару секунд ясно, что тревога ложная:
- Помощник дежурного заглянул…
– Чтоб его!!
–  Х…ня, едем дальше!
Идёт чаепитие и вместо привычного по другим ночам дружного храпа и сонного посапывания, в расположении вот, уже, целый час стоит разноголосица, мелькание теней, приглушённые маты и смех, шлёпанье босых ног. «Деды» периодически поднимают по очереди «духов» и «гансов» для выдачи поручений. Одних ставят на раздачу, то есть обслуживать «клиентов»: разливать чай, нарезать хлеб и вскрывать банки сгущёнки. Других – бегать к дверям и расталкивать стоящих на «шухере», чтоб те не заснули. Третьих заставляют искать курево.
– Тушняк, спички! –
повелительно командует Сокол и «ганс» по фамилии Тушевский начинает рыскать между кроватями, расталкивает дремлющего Бадьина, спрашивает коробок. У того нет и Тушевский, особо не разбираясь, дёргает «афганца» Белинского. Стас спросонья недоволен:
- Шо це трэба?..
тут же посылает просящего куда подальше. Но выручает проснувшийся Мустафа, протягивает Тушевскому коробок.
– Эт, ты, сука!.. Чуть мне на ногу не налил!! –
испуганно голосит то ли Пёстрый, то ли Петруха. Горбачёв, в темноте разливая кипяток, промахивается мимо кружки. Следует неодобрительный гул голосов, нарочито строгое внушение:
– «Дедушек» обижать нельзя!
Между тем, Тушевский жалобно спрашивает:
– Ребята, можно идти спать?
Просьба, как и следовало ожидать, вызывает законное возмущение «дедов»:
– Ни х…я ты, бурый!!
– Спать, что ли захотел?!
– А мы думали – нет!..
Но Аскер разом прерывает всех:
– Э-э, мужики… Пускай идёт! –
 и обращается к Тушевскому:
Будешь шататься по расположению – на «шухер» встанешь вместо «духа», понял?
В это  время у дверей – смена «караула». Уставшие Сокольцов с Фогелем «отбиваются». Вместо них встают Ли-Зи-Фу и Лапуха.
– Зёма, не спать!.. Смотри в оба глаза! –
Бадма, сменив былой гнев на милость, успевает давать Саньке напутствие. Потом размахивая руками, убедительно внушает остальным «дедам»:
– Мой «зёма, ни х…я!.. За «зёму» любого, бл…ть, порву!!
Улёгшихся спать Горбачёва с Губановым тоже меняют другие. Заварена следующая банка чая. Над кроватями плывёт дым от сигарет. Появляется гитара. Майер наигрывает мелодию, которую до этого репетировал несколько вечеров подряд перед отбоем. Хор голосов затягивает песню. Она накладывается на ритмы магнитофона и звучит немного несуразно в сгустившейся темноте расположения.
Я слушаю её и всё, что происходит рядом. Поэтому, долго ещё не могу уснуть. Разве что,  когда самих «дедов» одолевает сонливость, иссякает общий задор мероприятия. «Духи» с «гансами» ещё долго не спят, получив под занавес задание навести порядок. Только после этого весь второй этаж казармы полностью и окончательно погружается в сон.


Воскресенье. Последний день уходящего года. Единственного года моей жизни, который я целиком посвятил армии. Который так обогатил меня физически и духовно. Принёс в равной степени горестей и радостей, счастливых светлых моментов. Показал самые реальные и противоречивые стороны жизни. Года неизбежных разочарований и наиболее оптимистических, глубочайших надежд на будущее, на всю последующую жизнь…
Не знаю, как остальным, а мне с самого утра стало казаться, что день насыщен праздничной атмосферой. Так как были отменены многие обычные будничные формальности. В частности, с утра начались увольнения в город. Но мы, осенённые фактом предстоящего заступления в караул, конечно, не витали в облаках, а подчинялись привычному ритму службы.
Замполит сегодня в казарме, что называется, раным-рано. Приехал первым из всех офицеров и присутствовал на подъёме личного состава батареи. Сам проверил чистоту расположения, тумбочки и кровати, явно догадываясь о ночном чаепитии. Затем занялся хозяйством Пети в каптёрке.
Утренний осмотр – тоже важная процедура распорядка дня, как приём пищи или вечерняя поверка. Оба взвода в полном составе строятся вдоль центрального прохода расположения, у противоположной от окон стены, в одну шеренгу по отделениям. На правом фланге – Витёк Бурдуковский. Лидер «неформального объединения» и 1-е отделение в одном лице. Поскольку, командир отделения младший сержант Васька Савицкий сейчас лежит в госпитале, Витёк является и водителем передвижной радиостанции, и командиром расчёта одновременно.
«Витёк - нашего призыва. Ещё один земляк Пети и Бадмы. Вместе с ними, с первого дня службы в Братске. Но в отличие от них более сдержан, вежлив, начитан. Один из немногих «дедов» батареи, кто не курит и практически никогда не нарушает дисциплину. Дружит, в первую очередь, с Бадмой и со своим командиром – Васькой. А также со мной, Генкой, Оленеводом, Мустафой, Главновым, Золотухиным. Терпимо относится к младшим призывам…» 
В строю своего отделения Витёк стоит один. Но это единственный пример «гордого одиночества». Слева от него и далее, последовательно, выстроились 2-е, 3-е, 4-е отделения «хранения и обслуживания артиллерийского вооружения и техники». Они намного полнее народом. В среднем, в каждом из них по 5-6 человек личного состава. Наше 5-е отделение стоит на левом фланге взвода в таком порядке, в каком стоят наши кровати. Хотя, если точнее – мы спим в таком порядке, в каком стоим в строю: Гена, я,  Малый, Золотухин и Виноградов.  А уже далее, слева от нас, следуют по стойке «смирно» 1-е и 2-е отделения взвода охраны.
Аскер командует:
- Командирам отделений выйти из строя, провести осмотр своих отделений… доложить о всех жалобах и замечаниях!
Хорошо, что нет Дениса!.. Обычно, он прибывает в казарму ещё к началу физической зарядки и обязательно присутствует на утреннем осмотре. Это для него истинное наслаждение – прикалываться над нашим внешним видом и стучать кулаком по кокардам! Но сегодня прошёл слух, что никто иной, как он, заступает по случаю праздника начальником караула. Когда мы услышали об этом, то аж разом охнули от удивления. Ещё бы, самый «бурый» подполковник дивизии будет встречать с нами Новый Год. Да, к тому же, в караульном помещении! И, надеемся:  хоть, может, по такому случаю он будет спокоен и покладист к нам?..
Гена выходит из строя и мы поочерёдно расстёгиваем крючок с верхней пуговицей кителей-ПэШа, снимаем шапки, показывая наличие ниток с иголками. Для пущего разнообразия вытаскиваем содержимое карманов. Разумеется, то, что не подвергается конфискации. Лично я оставляю в кармане складной нож и целый патрон от автомата, о чём Гена прекрасно знает… И на мне он долго не задерживается.
Переходит к Вовке Малому. Тот является образцом в форме одежды: подтянут, начищен, свежо побрит. Вдобавок к этому, всегда в хорошем настроении.
«… Владимир Малый. Родом с Украины. Вместе с Геной прибыл из «учебки» механиком-водителем ЗИЛ-135. Неплохо справляется со своими обязанностями. До осени был командирским водителем на УАЗике. Правда, потом допустил какую-то оплошность или «залёт» и был пересажен на «Урал». Но не жалеет об этом. По крайней мере, виду не подаёт... Очень общительный, приветливый ко всем, независимо от призыва. Дружит в основном с коллегами по специальности или земляками. «Молодых» опекает, помогает по службе…»
- Золотой, ты что же, сапоги плохо почистил?.. И где вторая иголка у тебя?..
вполголоса спрашивает Генка у следующего, стоящего в строю и стараясь не привлекать внимания остальных. Тот не находит, что ответить командиру отделения и переминается с ноги на ногу.
«… Вовка Золотухин. Несмотря на прозвище «Золотой», самый неприметный из нашего призыва. Да и немудрено. Постоянно пропадает в ближнем парке. Своего рода «рабочая лошадка» - водитель транспортного КАМАЗа, «привези-увези». А поскольку машина старая и часто ломается, Вовка больше ремонтирует её, чем ездит. Поэтому, вечно в мазуте, плохо побритый и не всегда помытый. Лишний раз почистить сапоги – это вообще не про него… Родом из Забайкалья, село Старый Чиндант, где-то рядом с Борзей… До Братска служил в Монголии. Оттуда же прибыл и Толик Бадьин, но сейчас они между собой они не очень дружат. Видимо, сказывается разница в призыве и отсутствие землячества (Бадьин с Йошкар-Олы). По характеру добрый, простой. Но вместе с тем, нерешительный, заторможенный, легко поддаётся чужому влиянию…»
Крайний в строю нашего отделения – рядовой Виноградов.
«… Ещё один Вовка. Прозвище «Виноград». По призыву младше нас на полгода и единственный в нашем отделении «афганец». Тоже водитель, ездит на ЗИЛе. Особых интересов и выдающихся способностей у него нет. Единственно только, неравнодушен к приключениям, любит «самоходы» за пределы части. Соблюдает при этом осторожность и смекалку… По характеру простой, добрый, разговорчивый.  Дружит, разумеется, с однополчанами по прошлому месту службы: Белинским, Белокуром и Шкляром. А также с Бадьиным и Засухиным. Вечно получает замечания по форме одежды…»
- Вот, Виноград… Ты, вообще, подшиву КАК часто меняешь?.. –
задаёт вопрос Гена, а перед этим долго рассматривает подворотничок солдата.
Виноградов глядит на командира отделения с детским удивлением и забавно хлопает глазами:
- Ты чего, Генок? Давеча с утра только-только подшивси!..
Генкино недоверие, однако, понятно. Подшива, хоть, и внешне новая, но по цвету напоминает на сто рядов стираную простынь с одной из наших кроватей. Да, к тому же, пришита на «дембельский» манер чёрными нитками.
 – Отставить… Отвечать по уставу, товарищ рядовой! –
Гена напускает на себя строгость.
– Виноват… Есть! –
Виноград резко тянется по стойке «смирно», но его выдаёт ещё и ремень. Он чрезмерно свободно провисает на талии.
– Подтянуть!.. – начинает возмущаться Генка.
Я сразу вспоминаю, как наш бывший зам.ком.взвода Федя проводил осмотр формы одежды. Особенно любил пресекать действия тех из нас, кто осмеливался копировать «дедов». Он затягивал ремень на провинившемся «котле» или «гансе» так, что тот начинал «пускать пузыри», а затем обрезал ножом лишний кусок кожи ремня у самой бляхи. Мера была очень эффективная: после этого чаще всего приходилось приобретать новый ремень. Что при солдатской зарплате весьма убыточно!..
Гена недовольно топорщит усы. Ещё раз оглядывает Золотухина с Виноградовым и, обречённо махнув рукой, идёт докладывать Аскеру.
Бадма с Петей, да и некоторые другие «деды» постоянно прикалываются, наблюдая, как Гена по-уставному отдаёт честь, делает повороты на месте и обращается к старшему по должности. Вот и сейчас Петя, быстро доложив за своё отделение и вернувшись в строй, негромко хихикает:
– Лобан очки гребёт… третью лычку хочет на погоны!
– В натуре, когда уволится Аскер, Лобана зам.ком.взводом назначат… -
с готовностью соглашается Бадма.

После утреннего осмотра по расписанию завтрак. А после него – развод. Но это в будничные дни. Сегодня же, воскресенье. И, только мы привычно построились в расположении после приёма пищи для батарейного развода, как тут же поступила команда собраться всем в Ленкомнате. Как многие догадались, предстоял инструктаж караула.
Его проводит не командир взвода и не начальник штаба, а сам замполит.
Он стоит за специально сделанной трибуной сбоку от стола для руководителя политзанятий. За его спиной висит широкая политическая карта мира. Замполит то бросает сосредоточенный взгляд на нас, то поглядывает в покрытое красивыми узорами и жёлтое от солнечного света окно. Пальцы слегка приглаживает листы ведомости постов и смен.
– Итак, товарищи солдаты и сержанты… Сегодня вы заступаете в караул для выполнения боевой задачи по охране и обороне объектов Учебного Центра… в очередную и довольно знаменательную, праздничную, дату.                Хочу напомнить вам о всей важности и большой ответственности каждого из нас за безупречное выполнение своих обязанностей. И вы ни на минуту не должны забывать, что самое главное – бдительность… бдительность и ещё раз – Бдительность!..
Лично мне всегда нравится, когда занятия и инструктажи проводит замполит. Это, по сути, его работа и он делает упор на живое общение с подчинёнными, не забывая то, что в данный момент является же и командиром полка.
– … Объявляю актив караула:
комсгрупорг – младший сержант Лобанов,
агитаторы:
1-я смена – рядовой Шишко,
2-я смена – рядовой Засухин,
3-я смена – рядовой Соколенко,
редактор Боевого Листка – рядовой Лузгин.
Обращаю внимание помощника начальника караула – младшего сержанта Жикобаева, разводящих – младших сержантов Петрова, Лобанова, Игамбердиева на организацию высокого уровня морально-политической работы с личным составом караула…
Подполковник Пяточенко говорит не торопясь. Мы слушаем и, хотя, думаем каждый о своём, до всех доходят его слова. И в сочетании с собственными мыслями, ложатся в замысловатые логические цепи, над которыми иногда не вредно и поразмышлять.
– Так, уважаемые друзья… Вопросы какие будут?
– Товарищ подполковник, правда, что «начкаром» идёт подполковник Денисенко? –
уточняет кто-то из «дедов».
– Да… - 
замполит слегка улыбается:
я думаю, что у вас с ним сложатся самые конструктивные и деловые отношения!
Мы смеёмся, а он продолжает:
- Кстати, я и подполковник Втюрин будем, по возможности, проверять несение службы на постах и в караульном помещении!..
– Товарищ подполковник, а телевизор будет? –
спрашивает Бадма.
– Да, я договорился со старшим лейтенантом Чепилем. Вечером он будет ждать дома. Кто-нибудь из разводящих или Жикобаев, подъедете к нему на машине сразу после развода… Кстати, кто водитель караульной машины? Ты, Шкляр?.. Не дай боже, во время караула кто-нибудь вздумает съездить за пределы части, в город… или ещё куда-нибудь… Предупреждаю всех!
Замполит оглядывает нас строгим взором. Такие случаи в части временами происходят и Шкляр, бывший «афганец», тут же заверяет подполковника, что всё будет в порядке.
Петя же, как всегда, в своём репертуаре. Правда, в течении всего инструктажа он, на удивление, долго молчал, обходился без комментариев в адрес других. Но, «под занавес», всё же, решил выступить:
- Товарищ подполковник, что за дела? Меня опять, в который раз, ставят в караул… А почему ду…
Он хотел сказать - «духи», но вовремя опомнился!
… почему молодые солдаты опять отдыхают?!.. Сколько можно старослужащим долбиться в караулах? Уж, хотя бы, в честь праздника можно дать отдохнуть?..
Петька настолько искренне возмущён, что даже встаёт и машет кулаком. Чем вызывает дружный смех всех ребят. Замполит тоже готов рассмеяться с собравшимися, но помня о чести мундира, подчёркнуто строгим голосом отвечает:
- Ну, извините, товарищ Петров! А сколько вы отдыхали от караулов до этого, ссылаясь на чирей и фальшивую справку из сан.части? Я, кстати, не верил ни единому вашему слову, но соблюдал Устав. Во-вторых, караул составлял не я, а подполковник Шахов. И в-третьих, мы сознательно пошли на то, чтобы дать отдохнуть молодым солдатам… «духам», как вы, товарищ Петров, их называете…
Петя бросает ошарашенный взгляд на замполита!
- … именно, в праздник. А вам, старослужащим, опытным и бывалым бойцам, оказали честь и доверие охранять с оружием в руках нашу мирную жизнь и счастье народа именно в такой торжественный момент! И вы должны не тяготиться, а гордиться этим… Кстати, товарищ Петров, вы своими рассуждениями напоминаете товарища Бутуханова, своего земляка. Тот тоже бил себя в грудь, доказывал, что «долбился» и «тащил караулы». А сам половину своей армейской службы просидел на «скамейке штрафников»… то, бишь, на гауптвахте, уволившись одним из последних в дивизии. И, хорошо, если он сейчас уже дома… А не пережидает непогоду где-нибудь в аэропорту Иркутска!..
В завершении речи замполита, все вновь дружно смеются, а Петруха, совершенно обескураженный, падает на стул.
– Вообще, товарищи солдаты и сержанты…
между тем, продолжает замполит:
… надо отнестись к службе в карауле на полном серьёзе. Праздник праздником, но бдительным и готовым ко всяким неожиданностям нужно быть как никогда. Вдвойне, втройне, чем обычно… Всякое случается и может случиться. Вчера, на общем собрании офицеров, командир дивизии зачитал очередную телефонограмму о происшествиях в Округе. Обстановка неоднозначная. Впрочем, как всегда…               
Ну, раз вопросов нет, идите отдыхайте. Брейтесь, мойтесь, подшивайтесь, смотрите телевизор… Ещё раз, поздравляю всех с Новым Годом!
– Спасибо, товарищ подполковник!!..
– Спасибо..
– Спасибо!
Ребята один за другим покидают Ленкомнату. А я, вдруг, вспоминаю случай, который произошёл несколько месяцев назад.

«Это случилось в начале осени в одном из караулов. Я нёс службу на 2-м посту. Была полночь. Стояла сплошная темень, какая бывает не так часто и тихая безветренная погода. Я несколько раз обошёл пост по периметру и был совершенно спокоен, ни о чём не задумывался. Единственное, только, хотелось спать. Поэтому, шагая вдоль колючего ограждения, я иногда останавливался на месте и прикрывал глаза. Однако продолжал ухом улавливать все звуки и крепко сжимать ремень автомата.
Какое-то тревожное предчувствие у меня появилось внезапно и это стало заметно сразу. Даже трудно было объяснить, почему. Вокруг всё так же темно и тихо. Ничего не предвещало опасности. Полное безмолвие. Но мне, вдруг, стало не по себе. А безмолвие начало закрадываться внутрь, словно неприятный холодок. Оно заглушало всякие попытки осмыслить, что происходит, подавляло желание идти дальше бодро и уверенно, как незадолго до того… Тревога нарастала с каждой секундой. Напрочь расхотелось спать и пересиливая себя, я быстро пошёл к входным воротам поста, где ярче, чем на остальном периметре, горели прожектора. Надо бы переговорить с Геной. Он стоит сейчас на 1-м посту, совсем рядом от меня. Минут пять я ждал, надеясь увидеть его. Но Гена не появлялся – видимо, обходил пост где-то в районе КТП или складов РАВ. И тут я вспомнил, что давно не выходил на связь с караульным помещением. Даже как-то обрадовался этому в противовес остальным мыслям и непонятному чувству страха! С радостью, которая была бы в обычной ситуации, как минимум, неуместной, достаю трубку из кармана. Втыкаю вилку провода в розетку на столбе и докладываю:
- Второй пост, проверка связи!
Сначала никто не отвечает, но потом слышен голос старшего лейтенанта Чепиля. Голос взволнованный и тревожный:
- Лузгин, это ты?.. Почему так долго не звонил? Слушай внимательно: оперативный дежурный сообщил, что на Горке полчаса назад ушёл с поста солдат с автоматом. Возможно, скрывается где-то рядом и, не исключено, что может появиться у вас… Так что, ни в коем случае не спи!.. Не упускай из виду Лобанова… Выходи на связь через каждые десять минут. При угрозе нападения на пост – стреляй…

Так вот, в чём дело… Я представляю, какой переполох сейчас в караульном помещении и в штабе дивизии! Ещё бы, любой побег из части с оружием – это ЧП в масштабе Округа… Сразу целый вихрь мыслей проносится у меня в голове. Но, удивляясь сам себе, я совершенно не паникую, а спокойно оцениваю ситуацию. И начинаю действовать. Во-первых, выбираю подходящее место на участке периметра: чтобы сам находился в тени, но видел освещённое пространство перед собой. Оно не очень велико – от ворот до дороги и соседнего поста, но именно на нём может появиться «гость». Во-вторых, беру автомат наизготовку и снимаю с предохранителя. А в третьих, как ни странно, прислушиваюсь к самому себе. Страх, вроде бы, ещё как не прошёл, однако он совсем другой. Осознанный, что ли… Моих знаний не хватает, чтобы правильно сформулировать происходящее в моём мировосприятии. Но этот страх уже не приводит меня в оцепенение, а наоборот, обостряет чувства до предела. Забывается сон, усталость. Окружающее пространство видится и слышится, как никогда до этого. Поэтому, я мгновенно замечаю, как по периметру соседнего поста в слабом свете фонаря движется тень. Она медленно подходит к воротам и останавливается, замерев на месте. Несколько секунд я выжидаю, а потом громко кашляю. И тут же слышу встревоженный, но очень знакомый голос:
- Коля, это ты?
Ну, конечно, это же Генка!.. А у страха глаза велики… подумал чёрт знает что…
- Я, Гена… Ты знаешь?..
– Знаю! У тебя всё в порядке? Не уходи далеко, старайся держаться около ворот… Если что, стреляй…
Гена ещё некоторое время стоит напротив меня. Потом идёт к вышке в дальнем углу поста. Я тоже решаю пройтись. Двигаюсь до угла, где периметр поворачивает и идёт вдоль стены свинарника. Медленно вожу стволом автомата в разные стороны. Нахожу розетку на столбе, звоню в «караулку». Потом возвращаюсь обратно к входным воротам. Страха уже нет и тревога, давившая на меня поначалу, почти отпустила. Но, всё же, я пристально всматриваюсь в темноту ночи и нежно глажу рукой приклад автомата.  Боевого друга, который, в отличие от Генки, ещё ближе ко мне. И сможет защитить меня в самый решающий момент…
Через некоторое время, которое уже не казалось вечностью, пришла смена. И мы с Геной благополучно вернулись в караульное помещение. Бойца, ушедшего с поста в соседней воинской части, нашли и задержали спустя долгое время. Когда у нас уже прошло с десяток других, последующих, караулов. Об этом объявили на совещании офицеров дивизии, а потом и нам на инструктаже.
Но те тревожные минуты на посту, тишина безмолвной осенней ночи, предчувствие опасности, борьба со страхом и родившееся, затем, уверенное спокойствие, помнятся мне до сих пор…»

В расположении полнейшая тишина и ни одного человека. Кто-то сидит у телевизора, остальные ушли в клуб, чайную, на первый этаж нашей или в другую казарму. А кто не идёт в караул – уже давно в увольнении.
«На обед сегодня не пойду...» –
думаю я про себя:
«… лучше пораньше лягу отдыхать, чтобы, хоть, в Новогодний караул не тянуло в сон… особенно ближе к утру, после ночных смен…»
Я вспоминаю, как встречал Новый Год дома. Мы жили в центре города, где новогодняя ёлка стояла на площади рядом с нашим домом и подготовка к празднику была на виду. До позднего вечера я от души катался с горки, лазал по снежному городку, а когда возвращался в квартиру, то к семейному торжеству был накрыт стол. Гостиная комната была маленькая, как и сама квартира. Но места за огромным столом, заставленным салатами, мясными и овощными блюдами, тортами, бутылками с шампанским, хватало всем. Это был единственный праздник, где наша семья собиралась вся в полном составе. А иногда, даже, приходили, приезжали гости из родных и знакомых. На самом видном месте стояла ёлочка. Купленная на рынке и украшенная, пусть, не богато, но со вкусом старенькими ёлочными игрушками, многие из которых на тот момент пережили меня… Мы дружно садились за стол. Папа, всегда серьёзный и строгий, от души радовался вместе со всеми. Он лично разливал шампанское и ровно в 12 часов все звенели бокалами, желая друг другу исполнения самых заветных желаний. Наступление Нового Года казалось счастливой сказкой со всеми её чудесами. Которая никогда не заканчивается, возобновляясь каждый год…

Дневной сон, какой бы он ни был крепкий и основательный, проходит очень быстро.
- Караул, подъём!.. Получить… оружие и строиться… в рас-поло-же-ни-и!.. –
раздельно выговаривая слова, подполковник Шахов заходит из коридора и начинает расталкивать одного за другим спящих артиллеристов. Тяжело вставать после «тихого часа», как мы называем подготовку к караулу… Но я быстро сбрасываю одеяло и сразу одеваюсь по-боевому. Под кроватью у меня уже были припасены ватники и бушлат, под матрасом - тёплые носки, присланные из дома.
«Деды», как обычно, во веки вечные, досматривают сны, покуда до них не добрался начальник штаба, а шустрые «гансы» уже в оружейной комнате. Разбирают автоматы: свои и некоторых из «дедов».
Снаряжение караульного – автомат, штык-нож, два магазина в подсумке. Я по привычке засовываю в один из карманов подсумка маслёнку и толстый рулон бумаги КВ-22 – лишний раз можно будет почистить и смазать внешние детали оружия. Чтобы отпотевшая влага не вызывала ржавчину.
Пока собираются остальные, иду к пожарному щиту и сажусь на ящик с песком. Состояние после сна такое, что думать пока ни о чём не хочется, только стараешься закрыть глаза и немного забыться.
Но, вот, слышится команда к построению и я сразу же отбрасываю прочь сонное состояние. Строимся вдоль центрального прохода расположения в две шеренги. Начальник штаба ещё раз проверяет по ведомости порядок постов и смен. Потом, по команде Аскера, все выходят на улицу.
Миновав наискосок пустой в это время плац, идём к караульному городку. Он стоит в окружении высоких елей и снаружи заметён снегом. Но внутри его утоптанная площадка и следы от постоянных ежедневных занятий. Караульный городок - объект, такой же важный в любой воинской части, как плац или полигон. На нём воспроизведены в миниатюре объекты реальной караульной службы – несколько «грибков», вышка, пулеулавливатель, фрагменты ворот, дверей с замками и печатями, пожарных щитов, колючего ограждения и даже макеты железнодорожного вагона-теплушки в сцепке с платформой для техники.
Наш сектор: шесть человек во главе с разводящим – Геной, идёт на учебное место № 3. «Обучение рукопашному бою с оружием». Мы по очереди выходим вперёд, пристёгиваем к автоматам штык-ножи с магазинами и начинаем колоть, бить, крутить из стороны в сторону старые автомобильные покрышки. Они, в свою очередь, надеты на металлические штанги и изображают условного противника. Поначалу рутинное, занятие вскоре переходит в азартное соревнование друг с другом. Иногда входишь в раж и от всей души дубасишь резину, всаживаешь лезвие штык-ножа по самую рукоятку!.. Мигом проходит сонное состояние, накатывает невиданная бодрость. Заодно и согреваешься, так как на морозе без движения долго не простоишь. Хотя, скорее бы получить патроны и перед разводом ещё погреться в казарме!..
Начкар почему то, опаздывает. Денис, как никто другой, отличается своей пунктуальностью, но сейчас изменяет привычному правилу. Занятия на учебных местах уже закончены. Все собрались под большим деревянным навесом, вокруг широкого стола  для снаряжения магазинов. Автоматы аккуратно сложили на него. Греются, двигая руками и ногами, закуривают. До развода остаётся с полчаса. А начкара нет… Все беспокоятся, спрашивают подполковника Шахова. Но тот и сам ничего не может понять.
Наконец, под радостные возгласы ребят, начкар появляется у ворот караульного городка. Но, фокус в том, что это не Денисенко, а… подполковник Куриенко. Командир 4-го или, точнее, реактивного дивизиона (это в его ведении, в дальнем парке, находятся 18 мощных «Уралов» с 40-ствольными «пакетами» направляющих на платформах).
– Да, чёрт его поймёшь, этого Денисенко!!.. –
подполковник Куриенко сердито топорщит усы и размахивает руками:
… Только уселся к телевизора – звонит замполит. Давай, говорит, срочно лети сюда, получай оружие и принимай караул!.. Ну, что за дела? Даже Новый Год не дадут отпраздновать дома, уже в который раз…
Он поправляет ремень с портупеей и кобурой, а подполковник Шахов успокаивает его:
- Ничего, Сан Саныч, не переживай сильно так!.. Я, видишь, тоже… вместо того, чтобы с женой и дочкой к празднику стол накрывать, здесь торчу… Главное, на развод не опоздать!.. Так, бери хлопцев и быстрее за патронами… На инструктаже у Бородкина был?..
… Снарядить оба магазина 60-ю патронами – минутное дело. Особенно, когда спешишь в казарму. Даже не смотря на то, что пальцы леденеют и перестают сгибаться на тридцати-градусном морозе. Мы строимся на дороге и, больше не задерживаясь, выходим на плац. Перед нашей казармой автоматы ложатся в три шеренги на утоптанный снег, а их хозяева наперегонки бросаются к входной двери…
В расположении необыкновенно тепло и уютно. После более чем часового нахождения на леденящей стуже, кажется, что попадаешь в сказочный рай! Все, разом, намертво прилипают к батарее, занимая её от одной двери до другой. Такое ощущение, что никакая сила не оторвёт от неё ребят…
По роте сегодня заступают наши. Это младший сержант Нарзулаев, рядовые Ли-Зи-Фу и Губанов. Все «деды», как уже говорилось, идут в караул. И Лёха Пёстрый, в который уже раз поправляя воротник шинели, ворчит:
- Ни х…я себе, «духам» лафа!.. Всю ночь «тащиться» будут…
А пока мы греемся, «духи», как обычно, наводят порядок в расположении. Из каптёрки доносится голос Трофима, который заступает дежурным по отделу. Он опять воюет с Петей. Тот хочет закрыть свою сокровищницу до возвращения из караула, а прапорщик настойчиво требует дать ключи ему, под личную ответственность. Капитан Кириллов заходит в расположение вместе с Чепилем и улыбаясь, желает нам отличного несения службы.
– Повезло вам, товарищ капитан! Хоть, сегодня не идти нач.каром… -
смеётся Аскер.
Да, взводным сегодня повезло. Караул, обычно, неизбежен. Но в определённые моменты справедливость торжествует и молодым капитанам со старлеями дают отдохнуть от их основного наряда, поручая дело опытным майорам и подполковникам. Таков наш Учебный Центр…
- Пусть, Денисенко «подолбится», ему это полезно! –
вполголоса заявляет нам капитан и все дружно смеются. Кириллов, только вот, не знает, что Денис уже обвёл всех вокруг пальца…
Тем временем, «десантники» сидят в углу на табуретках и перешивают на обмундировании погоны с петлицами: помятые, износившиеся голубые на новенькие, только что полученные, чёрные. Я встаю с батареи и подхожу к ним.
– Ну, как дела, ребята? Ничего, отдыхайте… Счастливо вам встретить Новый Год! –
про себя я с несомненной гордостью думаю, что мы-то спокойно «оттащим» этот караул, как все предыдущие… А у «молодых» ещё всё впереди. Даже трудно представить, сколько им предстоит испытать и пройти будущей армейской дорогой…
- Спасибо, Николай! Желаем тебе, также, встретить Новый Год и отлично пронести службу в карауле! –
отвечает за всех Игорь, а остальные приветливо и искренне улыбаются.
Переговорив с ребятами, я брожу по казарме. Захожу в умывальник, потом миную соседнее расположение. Заглядываю в Ленкомнату. В ней никого нет и я подхожу к подоконнику, привычно проверяю тайник. Тетрадка на месте. Я вернусь к записям после караула, через два дня. Уже в новом году…

Вскоре звучит команда к построению. Я подтягиваю ремень, проверяю снаряжение, поправляю шинель с шапкой.
На улице день идёт к закату, солнце медленно опускается за крышу сан.части и прозрачные кроны деревьев рядом с ней. А на плацу оживлённо и многолюдно. На него выходят все больше и больше участников начинающегося великого действия. Которое именуется «РАЗВОД КАРАУЛА И ВНУТРЕННЕГО НАРЯДА».
– К оружию!! –
звучит торжественная команда подполковника Куриенко.
Единым движением лежавшие на снегу автоматы взлетают вверх и щёлкая ремнями, падают за спины. Становясь в порядке постов и смен, мы строевым шагом выдвигаемся к месту построения. Наш караул провожают, как корабль в далёкое кругосветное плавание, все, кто остался на берегу. А, точнее, в казарме – замполит, начальник штаба, замы командира полка, начальники служб, командиры взводов, прапорщики и солдаты.
Безжалостный мороз ледяным дыханием обжигает нос, уши, щёки. Забирается под шинели и в сапоги. Клубится паром изо рта, а также, из приоткрывающихся дверей казарм, оседает белой пеленой на стволах автоматов.
К начкару подходит офицер штаба дивизии:
- Оперативный передал – ночью возможно понижение темпрературы до минус 40… Так что, смотри, чтобы твои орлы не обморозились без тулупов…
- Ага… Как бы эти орлы в этих тулупах не заснули под Новый Год! –
находчиво отвечает Куриенко и оба от души смеются.

Последние приготовления к разводу закончены. В широком и протяжённом, более чем на половину длины плаца, строю мы стоим в три шеренги, на правом фланге, самыми первыми. Слева от нас, согласно небольшим интервалам между собой, заняли места:
внутренние наряды казарм,
наряд по КПП,
дежурный и дневальный по штабу,
дежурный и дневальные по парку,
дежурный по связи,
гарнизонный патруль,
ночной сторожевой пост продовольственного склада внутри городка,
пожарный дозор,
наряд по бане,
наряд по столовой.
Барабанщики выходят на своё место в середине плаца. Помощник дежурного по ТУЦ – молодой и длинный лейтенант с рем.бата, выждав паузу, командует взволнованным голосом:
- Дежурным по Территориально-Учебному Центру заступает подполковник Савин! Равнение НА-лево!
В самом начале плаца, у края дорожки от штаба дивизии тут же становится видна плотная и высокая фигура офицера. Начищенные до блеска хромовые сапоги, аккуратная шинель, опоясанная широким ремнём с портупеей, которые слегка оттягивает вниз кобура с пистолетом. Чёрные петлицы с «танками». Плотно надвинутая на лоб шапка. И самая главная деталь формы в данный момент – ярко-красная повязка на левом рукаве. Подполковник Савин сосредоточенно разглядывает замерший строй и, дождавшись первого удара барабанного боя, начинает марш навстречу своему помощнику.
Словно в дымке, в плотном морозном воздухе величественно разворачивается уже до боли привычная картина начала развода. Встреча дежурного и помощника в центре плаца… Приветствие друг другу… Доклад… Приветствие всем…
Но сегодня, в предновогоднюю ночь, эти действия отличаются особым торжеством и величием. Последний развод этого года… последние в этом году наряды… Последний в уходящем году караул!.. Я неожиданно ловлю себя на мысли, что ТАКОЙ развод, новогодний и праздничный будет у меня последним в жизни. Ведь, ровно через год я буду встречать Новый Год уже не здесь, а дома! И сюда, в этот день, не вернусь больше  никогда…
Проверка готовности личного состава караула. Подполковник Савин подходит к нам.
– Караул, смирно!.. –
командует начкар. 
– Вольно! –
басовитым голосом ответствует дежурный и, поздоровавшись с Куриенко, тянет руку Аскеру:
- Ведомость…
В привычном порядке звучит следующая команда:
- Караул!.. Первая шеренга два шага, вторая – шаг вперёд… Шагом марш!
Действия, отработанные месяцами службы и тренировок. Но, загипнотизированный голосом подполковника и стоящий в третьей шеренге, Бадьин тоже срывается с места и чуть не сбивает с ног Оленевода, который стоит перед ним.
– Ты ч-чё, тормоз, команду уже различить не можешь?!.. –
со злостью шипит Лёха, поджимая ногу, на которую наступил Толик. Бадьин поспешно возвращается на своё место и замирает по стойке «смирно» подобно всем остальным. Тем временем, каждый, к кому подходит дежурный по ТУЦ, делает громкий доклад.
– Караульный 3-го поста, 1-й смены, рядовой Лузгин!! –
чётко говорю я, когда очередь подполковник Савин останавливается напротив меня. Он приветливо, но требовательно оглядывает меня с ног до головы. Однако, не успевает ни о чём спросить.
Потому как, в этот самый момент появляется ещё один участник действия, без которого редко когда проходит развод. Поистине, словно чёрт из табакерки, на плац выскакивает военный комендант гарнизона, подполковник Шаров. Именно, выскакивает! Поскольку, секунду назад его, вообще, не было видно рядом. А сейчас он заполняет всё видимое пространство, благодаря своим габаритам, шумному голосу и сногсшибательному виду!.. Конечно, выскакивает он вовсе не из табакерки, а из своего кабинета в штабе дивизии. Но, зато, не только без шинели и шапки, но даже без… кителя! В одной рубашке, к тому же без галстука и с расстёгнутым воротником. Тем, кто увидел бы такую картину в первый раз, поневоле стало бы не по себе… Но у нас в дивизии к прикиду военного коменданта  давно привыкли. Тем более, что даже на морозе от его фигуры пышит жаром и неиссякаемой энергией. Подполковник Шаров ни минуты не может побыть в спокойном состоянии. Он постоянно сыплет острые замечания, шутки в адрес сослуживцев и подчинённых, размахивает руками, притаптывает ногами. Копия нашего Дениса. Только, тот по натуре супермен, а Шаров похож, скорее, на Винни-Пуха. Такой же толстый, неуклюжий, немного вульгарный. Но, в то же время и подвижный. А лицо вечно красное и распаренное от возбуждения.
Проверка караулов – его хлеб. Поэтому, в данный момент, военный комендант бесцеремонно отодвигает в сторону дежурного по ТУЦ и начинает наседать то на одного, то на другого из нас. Он не так сильно придирается к форме одежды, но если ты плохо знаешь обязанности часового или порядок заступления на пост!.. Шаров чуть не лопается от негодования. Он поднимает такой рёв, что ты готов сквозь землю провалиться от стыда, грома и молний! Он начинает махать кулаками, обзывать тебя «карасём» и «пингвином» и, выпучив глаза, сулить самые страшные кары… Без всякого перехода и паузы, от нас он перескакивает к начкару:
- Ну, что за румынский бардак в японскую ночь!.. Где Денисенко??.. –
возмущённо тычет пальцем прямо в грудь командиру реактивного дивизиона.
– Я откуда знаю, товарищ подполковник? –
оправдывается Куриенко:
… наверное, загулял где-нибудь!.. –
он поворачивается и подмигивает нам.
Между тем, на плацу появляется ещё один «наставник», горячий любитель караулов, нач.штаба дивизии подполковник Бородкин. Он, как обычно, агитирует нас ловить нарушителей на постах. По его словам, отличившийся солдат или сержант сразу(!!) получает краткосрочный отпуск домой. А, потому, предложение следует считать очень заманчивым!..
В конце концов, когда совместный пыл Шарова и красноречие Бородкина иссякают, а мороз окончательно подрывает выдерку всех, стоящих на разводе, заключительное слово берёт дежурный по ТУЦ. Он напоследок инструктирует личный состав караула на предмет правильного обращения с оружием и соблюдения внутреннего порядка в караульном помещении. После, заняв своё исходное место на середине плаца, командует:
- Начальник караула, ко мне!
Подполковник Куриенко идёт за паролем. И как только поворачивается, чтобы вернуться обратно, Аскер громко командует нам:
- Становись!..
 Начкар возвращается и встаёт впереди строя.
– Напра-ВО!.. Шагом, марш! –
Барабанщики принимаются отбивать оглушительную дробь. Колонна, возглавляемая караулом, движется по периметру плаца к трибуне. За десяток метров до неё, все переходят на строевой шаг и поворачивают головы направо. Начальник штаба дивизии, дежурный по ТУЦ и его помощник дружно отдают нам честь.








Часть 2-я. «Новогодняя ночь».



Служба началась. Дойдя до конца плаца, все участники развода, кроме караула, расходятся по помещениям городка: казармам, столовой, штабам, парку, КПП. Лишь мы двигаемся дальше. В наступающую темноту вечера, за пределы военного городка, навстречу снегу и морозу.
Едва выходим на дорогу между Особым отделом и ближним парком, как Куриенко останавливает нас и ещё раз инструктирует:
- Предупреждаю всех любителей поспать в тулупах и погреться в УАЗиках!.. Со мной советую не хитрить! Не выходите на связь более 25-и минут – поднимаю караул «в ружьё» и вся бодрствующая смена едет на пост… Вы знаете, что проверка караулов для Бородкина и Шарова – их хлеб, так что, будьте готовы… И, не дай боже, кто-то «прогремит» при проверке!.. А, теперь, вперёд!
Стоя на плацу, все замёрзли до основания и сейчас в головах только одна мысль – скорей бы добраться до тепла «караулки»! К тому же, некоторым из нас сразу идти на пост, поэтому обогреться обязательно надо. Мы привычно проходим между 1-м и 2-м постом, минуем свинарник и собачник. Резво спускаемся с пригорка перед дальним парком. Отсюда до караульного помещения уже рукой подать.
Оно укрылось за сугробами снега. Шапка снега лежит и на крыше, но из печной трубы идёт лёгкий дымок. В зарешеченных окнах уютно горит свет. Перед входом стоит видавший виды ГАЗ-66 3-го мотострелкового полка. «Калитка», как и положено, закрыта. Подойдя к ней, мы нажимаем кнопку звонка и терпеливо ждём. Но, спустя уже пару секунд, так и не дождавшись ответа, дружно орём, колотим в дверь сапогами и прикладами автоматов:
- Эй, вы! Заснули там, что ли?!..
Наконец, появляется «калиточник», открывает засов и когда все врываются внутрь, его чуть не сметают с ног и не убивают на месте за такую дерзость – держать новый караул на морозе!..
– Поздравляем старый караул – третий полк… самый ЧМОрной полк дивизии… с Новым Годом!! –
скандируем мы хором, заскакивая в комнату бодрствующей смены и ставя автоматы в пирамиду. Уставшая и счастливая после караула «пехота» не остаётся в долгу:
- Гип-гип, ура арт.полку!.. Самому тормозному полку… во всём Забайкальском Военном Округе!!!
Падаем со смеху и мы, и они. А подполковник Куриенко, здороваясь со «старым» начальником караула, шутя поясняет:
- Ну, что поделаешь, это же Учебный Центр!..
В караульном помещении, между тем, царит суета. На всю громкость играет радиоприёмник. «Гансы» 3-го полка заканчивают наведение порядка в некоторых из помещений. Помощник нач.кара собирает у всех патроны.
– Э-э, ну что встали?.. Живо принимайте! Все недостатки мне! –
командует Аскер второй смене.
Резко звонит сигнализация.
– Калитка!! –
орёт один из младших сержантов 3-го полка.
«Страж» опять греется у батареи, но тут же выбегает открывать. А после этого в помещение заходят Петруха, Шкляр и Бадьин, затаскивая завёрнутый в шинель телевизор. Чем вызывают всеобщее ликование наших ребят и понятное удивление мотострелков – до чего же артиллеристы додумались!..
Вновь резко звучит звонок. Прибыл старый знакомый – дежурный по ТУЦ.
– Ну, что, как дела?
Он обращается, как бы, ко всем сразу. Но потом проводит короткое совещание с нач.карами:
- На «губе» всё нормально? Так, смотрю ведомость… Один подследственный… Арестованных в дисциплинарном порядке отпустили ещё вчера?.. Великолепно! Куриенко, прими порядок на закреплённой территории и звони мне после каждой смены постов!..
Глядя на царящую суматоху, мы всей сменой стоим у горячей батареи в коридоре и ждём команды строиться.
Опять звучит звонок.
Дежурный по ТУЦ, оба нач.кара, все солдаты и сержанты, находящиеся в коридоре, вскакивают по стойке «смирно». С мороза в помещение заходят подполковники Бородкин, Лазаревич и Ковалёв. Последние двое – тоже со штаба дивизии: начальник инженерной службы и зам.начальника штаба.
– Первая смена, строиться! –
командует Аскер. Из коридора сразу исчезают все лишние. Остаёмся мы, семь человек, заступающие на посты с тремя разводящими во главе. Становимся в одну шеренгу, уже обутые в валенки и одетые под шинелями ещё и в бушлаты. Так что, невольно, чувствуем себя средневековыми рыцарями в боевых доспехах.
Подполковник Куриенко проверяет по списку порядок постов, напоминает основные правила несения службы:
- Связь поддерживать постоянно! Разводящим сейчас пройти по всей территории постов, проверить исправность ограждения, замков, печатей, наличие или отсутствие следов на снегу… Не производить смену до тех пор, пока старый караул не устранит все недостатки! Лобанов, обращаю внимание тебе и твоим подчинённым – наиболее трудный сектор – дальние подступы к 3-му и 4-му постам. Будьте внимательны!
После него слово берёт начальник штаба дивизии:
- Так, воины, про отпуск я вам уже говорил… Отличайтесь! Случаи проникновения на объекты постов посторонних лиц случаются часто, особенно по праздникам. А сегодня не просто праздник, а Новый Год!.. Так что, ожидать можно чего угодно… вплоть до вооружённого нападения… Сегодня же все гуляют! Напьётся какой-нибудь лапух, дробовик в руки… и пошёл, грудью, на колючую проволоку, как герой!..
Мы смеёмся, но начальник штаба предупреждает:
- Кроме шуток!.. Мороз тоже усиливается. Сейчас уже 35… а ночью, возможно, будет за 40… Поэтому, все должны быть одеты тепло. Куриенко, с тулупами и валенками всё в порядке?
– Так точно! –
отвечает начальник караула и добавляет:
 … Вопросы есть? Нет… Тогда, на заряжание!
Мы выходим во двор. На ходу Гена раздаёт нам телефонные трубки а, также, «намордники». Последние - подручные средства против мороза. Это сшитые из тёплой ткани мешки с прорезями для глаз, которые надеваются на головы и предохраняют лица, уши, носы от обморожения. Хотя, внешне они очень напоминают противогазы или… маски террористов!..
Пулеулавливатель на площадке заряжания чуть занесён снегом, но сама площадка утоптана до бетона – на ней постоянно топчутся караульные.
– Справа по одному, заряжай! –
звучит команда разводящего.
Слышится резкий грохот затворных рам, спуски курков, щелчки предохранителей и пристёгиваемых магазинов.
– Оружие заряжено и поставлено на предохранитель!.. –
один за другим звучат похожие ответы караульных. Никто ни на шаг не отступает от требований Устава, особенно, когда рядом присутствуют и офицеры штаба дивизии, и начкар.
– Смена, кругом! –
негромко командует разводящий, убедившись, что всё в порядке:
… За мной, шагом марш!..
Мы в колонну по одному идём вслед за Геной. В это время из «караулки» выходят Золотухин, Главнов и Засухин. Они тащат бачки к машине – второй смене пора ехать за ужином.
– Вовка, про нас не забудешь? Сахару и рыбы побольше…
- Добро!.. –
Золотухин кивает в ответ.
За забором ревёт двигателем на холостых оборотах наш ЗИЛ-131, а за ним виднеется УАЗик с номерным знаком «00–02 ВЛ». Боевая машина командира дивизии, на которой постоянно проверяет караулы начальник штаба. Нам повезло, в данный момент Бородкин  со своими коллегами едет проверять дальние посты – 5-й и 6-й. Поэтому, Гена несказанно рад, что произведёт смену и примет свои посты без всяких формальностей и тянучки. В конце концов, зачем это нужно – задерживать старый караул? Во-первых, сегодня Новый Год. А, во-вторых, всё взаимосвязано: сегодня мы их сменяем, а завтра вновь они нас. Так что, услуга за услугу!..
Мы идём по дороге вдоль ограждения дальнего парка двумя маленькими колоннами. Не доходя до развилки на подъёме, Гена, я и Витёк сворачиваем на тропинку к въезду в парк. Петруха же ведёт своих подчинённых дальше, к постам 1-го сектора. Когда они скрываются в темноте, Гена смеётся и поворачивается к нам:
- Мужики, что я придумал! –
он достаёт из кармана фонарик, включает его и тот загорается красным светом. Затем нажимает кнопку и свет переключается на зелёный.
– Вот, это да!!. Где такой достал?
– У Бадмы, в МТОшке нашёл вчера… Весь вечер ремонтировал. Короче, дело такое… когда иду вас менять, если мигну красным – значит, со мной проверяющий. А если зелёный – всё нормально. Договорились?.. -
– Здорово!.. Договорились!
О том, чтобы мы не спали, не «палились», действовали по Уставу – и разговора нет. Гена в нас обоих уверен, как в самом себе. Несмотря, даже, на его некоторое недоверие к людям. Но, мы-то у него самые дисциплинированные подчинённые, чего не всегда скажешь о других…
Подходим совсем близко к воротам парка. На его территории никого нет. Впрочем, и быть не должно: ещё со вчерашнего дня все работы закончены, ворота заперты на замок и опечатаны. Со всех сторон нас окружает темнота. Освещение слабое, приходится полагаться, в большей степени, на своё зрение и слух. Однако, хорошо видно, как рядом с КТП нас уже нетерпеливо ждут оба часовых 3-го полка. Они сбросили тулупы, воткнули автоматы штык-ножами в снег и подпрыгивают на месте, тщетно пытаясь отогреть ноги в заледеневших валенках.
– О-о-о!.. Артиллерия! Наконец-то... А мы, думали, вообще умрём… Давай, Лобан, быстрее меняй!
Гена не обращает внимания на их эмоции:
- Всё в порядке?.. Связь есть?.. Ограждение цело?.. Тулупы не порваны?
– Всё… Всё в порядке! Всё цело!.. Связь работает отлично!
– А если пойду, проверю?
– Иди, пожалуйста!.. На слово не веришь, что ли?!..
– Ладно, верю… Коля, Витя , проверьте хорошенько всё, по всему периметру пройдитесь…
- Понятно, Ген!
- Ладно, Лобан, идём!.. –
меж тем, поторапливает его «пехота»:
… замёрзли уже!!
– Ну, мужики, несите службу!
– Давай, до скорого, Гена!..

– Ну, что, по местам-по постам? –
спрашивает меня Витёк. Я согласно киваю:
– По местам… Смотри, не спи – наверняка, Втюрин или замполит нагрянут…
- Не боись!
Мы хлопаем друг друга по рукам. Витёк не торопясь идёт к периметру 4-го поста, а я поворачиваю в другую сторону от КТП.
И окончательно попадаю в таинственный мир ночной темноты. Остаюсь наедине со своими мыслями и чувствами. Тишиной и ледяным дыханием морозного воздуха… Погода обещает быть ясной, так как небо с лихвой усыпано красивыми и яркими звёздами. Снег гулко скрипит под ногами и я сам удивляюсь своим ощущениям, такой торжественной тишине, окружающей меня со всех сторон, хотя, уже в который раз прихожу сюда…
Освещение на посту слабое. Лишь рядом, на углу поста, где вышка, а также где-то дальше, на периметре, горят мощные прожектора. В основном же, лампочки на столбах еле светят, отбрасывая на ровную пелену снега причудливые по виду и продолговатые по форме тени. Усиливающаяся стужа нещадно щиплет мне нос, уши, щёки, губы. Но, всё-таки, поразмыслив, я засовываю тёплую маску в карман шинели, поскольку от неё толку мало. Она затрудняет дыхание и, пропитываясь влагой от выдоха, противно прилипает к лицу. Да и ветра пока нет, терпимо. Лучше уж поднять воротник тулупа до самой шапки и укутаться в него плотнее. Тогда, никакой мороз не прошибёт!.. Автомат забрасываю за спину, сжимая ремень правой рукой. Это у меня уже выработалась привычка носить его так на посту и днём, и ночью. Несмотря на то, что в ночное время он должен быть наизготовку для стрельбы стоя, как сказано в Уставе. Поправляю подсумок и пряжку на  ремне, шапку надвигаю плотнее на лоб. И, не торопясь, начинаю свой путь по периметру.
Да, 3-й пост – один из самых протяжённых караульных постов нашего Учебного Центра. Он охватывает весь  дальний парк по длине (а это порядка 1,5-2 километра) и ровно половину - по ширине. В районе ворот КТП и в дальней, торцевой части парка, прямо по середине периметра 3-й пост граничит с 4-м. За колючим забором, вдоль внешней стороны поста, на расстоянии нескольких десятков метров проходит автодорога. А за ней лес и небольшое искусственное озеро, в которое стекают воды местных промышленных предприятий. По дороге до недавнего времени почти никто не ездил, так как она находится на территории нашей части и ещё полгода назад на неё распространялся режим запретной зоны. При въезде с главного городского шоссе до сих пор стоит сломанный шлагбаум и будка с надписью «ВАИ», порядком покорёженная и обгоревшая. Запрет на въезд и охрану на «ВАИ» сняли, когда на 5-м посту началось строительство новых дивизионных складов и по дороге регулярно заездили самосвалы, трактора и другая техника. Кроме этого, конечно, ездят и наши: то караульная машина, то мусоровоз. А то и, просто, какой-нибудь водитель в «самоход» - чтобы никто не видел!..
Я не торопясь иду по хорошо знакомой, протоптанной в снегу тропе. Но, так как иду в первый раз в сегодняшнем карауле, то внимательно смотрю по сторонам, надеясь увидеть чужие следы или дыру в колючем ограждении. Часовой, как опытный следопыт, должен подмечать всё, что происходило и происходит на территории поста. В некоторых местах оборванные концы «колючки» скреплены обычной алюминиевой проволокой – так, во веки вечные, старый караул устраняет недостатки и дыры. А за проволочным забором внутреннего ограждения, слева от меня, находится всё то, что я в данный момент охраняю. 
Первыми от КТП идут парки мотострелковых полков: последовательно 1-го, 2-го и 3-го. Они очень обширные по территории. Даже в отдельности друг от друга. И их сразу можно узнать по преобладанию огромного числа бронетранспортёров и боевых машин пехоты – основного транспорта мотострелков. Хотя, конечно же, учитывая общевойсковой характер данных частей, здесь встречаются строи танков, артиллерийских орудий, инженерных и ремонтных машин с КУНГами, радиостанций, прицепов, походных кухонь. Если хорошенько присмотреться, то среди всего можно заметить даже такой экзотический вид техники, как боевые машины десанта, БМД-1. Увидев их в одном из первых караулов на этом посту, я сначала недоумевал – что делает бронетехника ВДВ среди сухопутного «железа»?.. Однако, позже мне пояснили, что в составе любого мотострелкового полка есть развед.рота и ей по штату положены именно БМД.
Я иду по дорожке периметра и величественная картина медленно проплывает мимо меня. В ночной темноте  боевые машины стоят едва освещённые постовыми лампочками, занесённые снегом. Это невероятное скопление всех видов оружия наземного боя современной мотострелковой дивизии представляет собой грозную и фантастическую картину. Но она мертва и безмолвна, не нарушается никакими звуками во мраке и оглушительной тишине зимнего вечера. Эту картину, задумавшийся и углублённый в свои мысли, наблюдаю я один, ответственный за сохранность всего, что находится совсем рядом со мной.
Слабым светом озарён только периметр и самая ближняя к нему часть внутренней территории. Внешние подступы к посту – сплошной мрак. Можно лишь догадываться, что происходит где-то недалеко и кто следит за тобой из темноты, надеясь, что ты повернёшь обратно или уснёшь, положив автомат рядом с собой…
Ну, уж, нет! Как бы кому-то не хотелось, я из принципа не засну. Буду обходить весь пост. Хотя бы, потому, что сегодня Новый Год и этот праздник должен быть счастливым и в смысле моего личного благополучия.
Впереди, где-то в десятке шагов от меня, вдруг слышится громыхание железа и хруст снега. Невольно вздрагиваю поначалу… Но по короткому взлаиванию сразу догадываюсь, что это дала о себе знать, почуяв моё приближение, одна из караульных собак. На моём посту их, как минимум, четыре. Они выставлены вдоль дороги: первая на углу поста, вторая – здесь. Остальные должны быть на дальних участках. Вот, и сейчас, где-то вдалеке залаяла ещё одна. Видимо, также, учуяв меня.
Что ж, им приходится нести службу наравне с солдатами. В том числе, и под Новый Год. Но, в отличие от нас, они относятся к этому делу не так добросовестно. Бегают по проволоке только для того, чтобы справить нужду, а остальное время, пока не придёт вожатый, спят в будках. И лают больше на часовых, когда те проходят мимо них, чем на нарушителей и злоумышленников. Частично это объясняется тем, что наши дивизионные собаководы не уделяют должного внимания воспитанию четвероногих друзей, разводя в собачнике не только овчарок, но и простых дворняг. А также тем, что часовые часто сами дразнят псов, кидаясь в них камнями или целясь из автоматов.
Время идёт медленно и я никуда не тороплюсь. Вглядываюсь в тени и полосы света. Они чередуются впереди и заставляют напрягать зрение. Глаза понемногу привыкают к мраку и угадывают мельчайшие детали обстановки.
Вид периметра привычен и однообразен. Утоптанная ногами часовых дорожка, сугробы по обе стороны от неё. Неровная пелена снега вблизи и за проволочным ограждением не обнаруживает посторонних человеческих следов. Но зато щедро исполосована следами звериными.
Это касается, прежде всего, зайцев. Их замысловатые цепочки и петли видны повсюду. Ушастые давно поселились в дальнем парке, а в этом году их развелось особенно много. Видимо, таким образом, спасаются в суровую зиму от хищников, которые выдавливают их из ближайших лесов. Присутствие зайчишек более чем очевидно. Пусть не в данный момент, но они очень часто шмыгают под машинами и орудиями, носятся по периметру, пугая часовых, делают лёжки в окопах. Некоторые из солдат на посту стреляют в них от неожиданности. А есть и такие, кто разжившись лишними патронами, специально выслеживают косоглазых. И, если хорошо повезёт, то весь караул бывает обеспечен свежим мясом для шашлыков и жаркого...
Меж тем, протяжённые и насыщенные общевойсковым разнообразием, парки мотострелков сменяются владениями отдельного инженерно-сапёрного батальона. Его ориентиром служит и вторая вышка, мимо которой я прохожу. Она справа от дорожки. А слева, за «колючкой», начинают возвышаться здоровенные понтонные парки, чередуются землеройно-траншейные машины, путеукладчики, экскаваторы на базе стареньких КРАЗов, бульдозеры, скреперы и множество других механизмов, о некоторых из которых я даже понятия не имею. Однако, внимательно смотрю туда, чутко прислушиваюсь. Не отмечая ничего подозрительного, поворачиваюсь к вышке. Немного постояв около неё, двигаюсь дальше.
Я иду по тропе и, внезапно, всё вокруг озаряется небывало ярким светом. Это настолько неожиданно и непредсказуемо, что я отпрыгиваю в сторону, срывая с плеча автомат… А когда оборачиваюсь, то всё сразу становится ясно. Высоко в небе, рассыпаясь искрами и медленно опускаясь, висит зелёная ракета. Слышится приглушённый щелчок и вверх резко взлетает ещё одна – красная… Как же я мог забыть – сегодня же праздничный фейерверк в честь Нового Года! Стреляют на Горке – сразу определяю я, видя, откуда появляются ракеты. Их свет настолько яркий и сильный, что на мгновения ночь превращается в день: видна вся занесённая снегом техника в парке, дорога вдоль поста, серебристые деревья в лесу и даже покрытое льдом озеро. Какая красота!.. Ракеты вспыхивают одна за другой, бросая на белую поверхность земли ослепительные отблески разноцветного огня. А я восхищаюсь этим удивительным зрелищем, которое бывает, пожалуй, только раз в году. И даже не чувствую себя одиноким среди ночной темноты и колючей проволоки…
Наполненный самыми радостными мыслями и такими же впечатлениями, в очередной раз нахожу розетку связи на прожекторном столбе и звоню в караульное помещение. Удивительно знакомый голос у того, с кем я разговариваю. Но, в том-то и дело, что это не Куриенко и не Аскер:
- Как там у тебя?
– Всё нормально! Смотрел, как фейерверк пускали… Вы видели?
– Да! Молодец!.. Только, по сторонам тоже смотреть надо… Продолжай нести службу!
Я удивлённо пожимаю плечами и иду дальше.
Скоро инженерный парк сменяется парком танкового полка. В отличие от предыдущих частей дивизии, здесь подавляющее большинство боевой техники составляют, разумеется, танки. В основной массе  это, хоть и устаревшие, но достаточно сохранившиеся за много лет Т-62. Укрытые брезентовыми полотнищами, они напоминают огромных доисторических чудовищ с вытянутыми хоботами-пушками. От них дышит небывалой мощью и силой. А ещё сильнее, чем где-либо, даже сейчас, в ледяном безветрии, ощущается запах солярки и масла!..
Времени прошло уже довольно много, но  по привычке могу сказать, что ещё столько же остаётся до смены. Между тем, рано или поздно, я дохожу до конца территории поста. Здесь же окончание танкового парка и периметр ровно под 90 градусов поворачивает влево. Сразу же начинается небольшой подъём. На самой середине этого участка – граница с 4-м постом.
Если подняться до неё и посмотреть в сторону парка, то отсюда видна не только вся техника, мимо которой я шёл до этого, но и строение КТП, наш военный городок и даже ближайшая к нам часть города с его ночными огнями. Там активно ждут наступление Нового Года и во многих местах взлетают ракеты.
А здесь, где я стою, даже днём безлюдное место. За колючей проволокой внешнего ограждения – огромный пустырь, похожий на поле недавней битвы. На этом заснеженном и, слегка наклонённом к дороге, пространстве нет ни одного дерева. Но зато, то здесь, то там валяются проржавевшие и искорёженные корпуса бронетранспортёров и транспортных машин, разбитые двигатели и ёмкости от горючего, гусеницы и шестерни от танков, дырявые покрышки и целые колёса, масса других запчастей и механизмов, покосившиеся и сваленные столбы ограждения с обрывками колючей проволоки… Всё это осталось от старого дальнего парка, когда всю технику и оборудование перебазировали ближе к городку части.
Я иду. Поднимаюсь ещё выше к границе постов и, неожиданно, в свете фонаря вижу фигуру человека, идущего мне навстречу. Он, как и я, в тулупе с поднятым воротником, валенках. За спиной виден ствол автомата. Секунду помедлив, узнаю его и обрадовано кричу:
- Витя!
Он, заметив меня, прибавляет шагу. Мы сближаемся на нейтральной полосе и от всей души жмём друг другу руки. Как будто не виделись много лет. Совсем не замечая, что вокруг нас никого и мы одни в этом ночном безмолвии.
– Нормально у тебя?
– Всё в порядке! Видел салют?
– Видел, конечно… Вот, здорово! Жалко, что мы не можем пострелять!..
– Не замёрз?
– Да ты что, какой замёрз?.. Тут, про Новый Год вспомнишь – никакой холод не страшен. Но «хавать» охота сильно… Не дай боже, наши гаврики… вторая смена, ничего не оставят… спать потом не будут!!..
Витёк случайно бросает взгляд в сторону внешнего ограждения и внезапно замолкает, хватая меня за руку:
- Смотри, Колян!
– Что такое?!
Я тоже смотрю туда. Где-то там, в районе дальних постов,  мы видим взлетающие в небо красные точки. Они возносятся высоко, ярко светятся и медленно гаснут, похожие на искры.
– Да это же трассеры! –
первым догадался Витёк.
– Точно!..
– Там Бадма с Виноградом?
– Да, так и есть – Бадмуха на днях хвастался, что у него есть лишние патроны с трассерами… Хитёр бурят! Решил тоже, под Новый Год, салют сделать… И, не где-нибудь, а на посту, когда автомат под рукой и никто не увидит, не запретит!
Выстрелов не слышно, пули летят и светятся совершенно бесшумно, но очень красиво. И мы некоторое время, пока они взлетают в небо, наблюдаем за ними. Однако, служба есть служба.
- Ладно, Вить, идём обратно…
- Давай… Встречаемся на КТП!
Договариваемся мы и расходимся по своим путям. Я спускаюсь с пригорка и вскоре пропадают из виду КТП, военный городок и огни города. Вокруг остаётся лишь темнота и периметр, освещённый тусклым светом.
Но спустя некоторое время где-то в стороне от поста, на дороге, вспыхивают два жёлтых огонька. Они медленно приближаются и скоро становится слышно, как тихо гудит мотор небольшой машины. Судя по характеру звука, легковой «Москвич».
– Кого это ещё чёрт принёс?! Гражданские?.. –
думаю я и крепче сжимаю ремень автомата. Машина, поравнявшись со мной, медленно проезжает дальше. Потом останавливается и гаснут фары. Я поворачиваюсь лицом в её сторону и жду дальнейшего хода событий, не отрывая взгляда. Кто-то там, скорее всего, также пристально изучает меня. Хотя, возможно я даже не заметен в тени. Как бы там ни было, вскоре, в месте остановки автомобиля слышится приглушённый разговор. А после -  нарочито громкий смех. От него я слегка вздрагиваю. Столь неожидаем он в ночной тишине. Караульные собаки отвечают на него глухим хриплым лаем. По-видимому, так и не вылезая из будок. А машина, взревев мотором и включив фары, вскоре трогается с места и через минуту исчезает в обратном направлении.
– Так-то, господа! Часовой не спит… и враг остаётся с носом! –
торжествующе думаю я и облегчённо перевожу дыхание, радуясь, конечно, что ничего экстраординарного не произошло. И немного постояв, иду дальше.
Интересно, что сейчас происходит в казарме?.. Ужин уже закончился. Наверняка, большинство ребят смотрит телевизор, какую-нибудь новогоднюю программу. Прапор Трофимов прикалывается над кем-нибудь или «дрочит» дневальных. А Нарзула на время сбежал к своим землякам-таджикам во 2-й полк. Но все готовятся к праздничному чаепитию и скоро начнут совместными усилиями сдвигать и накрывать столы в Ленкомнате… Я всматриваюсь в даль периметра и вижу, как у второй вышки мелькают какие-то тени.
– А вот, и гости пожаловали… -
быстро соображаю и снимаю с плеча автомат. Они приближаются ко мне. Я тоже иду навстречу. Они попадают то в полосу света, то скрываются в тени. Это длится не так долго. Когда расстояние между нами сокращается до минимума, то есть примерно до двух десятков шагов, я вскидываю автомат и кричу:
- Стой! Кто идёт?..
Люди резко останавливаются и я слышу весёлый голос Гены:
- Разводящий с проверяющим!
Улыбаясь, отвечаю:
– Разводящий – ко мне, остальные на месте!..
 Гена командует солдату, который шёл позади всех:
- Рядовой Абраев! Взять пост под временную охрану!
И подходит ко мне совсем близко:
- Ну, как?.. Всё у тебя нормально?
– Всё в порядке… Это кто там?
– Замполит!..
Гена вполголоса смеётся:
… Вздрачнуть меня хотел! В «караулку» приезжает… Ну, говорит… Лобанов, смотри, если у тебя хоть один часовой спит – в отпуск у меня не поедешь! Почему, спрашивает, ни одного Боевого Листка ещё не выпустили?!..
– Будут ему Боевые Листки!.. Дай, только, с поста смениться… - 
успокаиваю я Гену. А он оборачивается и опять командует:
- Продолжить движение!
Замполит подходит к нам, улыбается, заглядывает мне в лицо. Я готов уже доложить по Уставу. Открываю рот… Но он тут же машет рукой:
- Ладно, не надо!.. Знаю, что ты всё-ё знаешь… Как служба, товарищ рядовой? Всё нормально?
– Всё отлично, товарищ подполковник! Приезжали, тут, какие-то гражданские… но, так… и уехали ни с чем!..
– Правильно! Нечего им здесь делать… Молодец, хорошо несёшь службу! Только… шапку поправь… -
замполит смеётся и обращается к Гене:
- Ну, что, товарищ Лобанов, проверим несение службы рядовым Бурдуковским на 4-м посту?
– Так точно, товарищ подполковник! –
Гена соглашается и незаметно подмигивает мне. Машет рукой Абраеву и все вместе идут дальше, в конец поста.
Время начинает идти к смене. Я давно прошёл мимо вышки и двигаюсь к углу поста, к повороту на КТП. Только сейчас замечаю, что немного замёрзли ноги. Грешу на валенки. Они, как всегда, сырые. Не давая просохнуть в сушилке после старого караула, их надевают часовые нового караула. Как, в частности, я. Зная, насколько трудно выбрать сухие валенки, обычно я предпочитаю идти на пост в сапогах – они, всё-таки, постоянно на ногах и не так сильно промокают от снега. А, вот, сегодня испугался мороза и просчитался, оставив родные сапоги в «караулке»…
Подхожу вплотную к КТП и прислушиваюсь. Стоит мёртвая тишина. Она проникает в окна и стены недостроенного здания и от этого навевает таинственность. Часовые обоих постов часто встречаются здесь во время несения службы, прячутся внутри и спят по очереди, как волки в засаде. Лучшего места не придумаешь! Но, конечно, надо не прозевать проверяющего или тех, кто днями работает в парке…
Слышно, как с другой стороны хрустит снег и, тут же, из-за стены выходит Витёк. Штык-нож, примкнутый к стволу его автомата, блестит, отражая свет прожектора. Я невольно зажмуриваюсь.
– Скоро смена будет…
- Тебя замполит проверял?.. Что сказал?
– А, ничего… По Уставу спросил… Хотел автомат взять… -
Витёк смеётся:
… уже и руку протянул… А Генка, вообще, растерялся, когда я делаю шаг назад и целюсь в замполита… Говорю: «Товарищ подполковник, не шутите так! Этот ваш приём уже давно всем известен… когда-нибудь дошутитесь!!..»
- Вот это, даёшь!.. Не ругал потом тебя?
– Не-ет… Воспринял с юмором... И даже похвалил!
– Это хорошо!

Момент смены всё ближе и ближе. Мы отлично слышим, как на площадке  караульного помещения заряжают автоматы, грохочет открываемая «калитка», разогревает мотор караульная машина. Вскоре на дороге видны двигающиеся в сторону 1-го и 2-го поста фигуры. Это Петруха ведёт своих караульных менять старых часовых. А потом и на тропинке к КТП появляются три человека с автоматами за спинами. Первый из которых мигает нам зелёным огоньком фонарика.
– Всё в порядке!..
Мы моментально сбрасываем на снег тулупы. Кладём сверху телефонные трубки. Уже основательно замёрзшие и проголодавшиеся, нетерпеливо прыгаем на месте.
– Ну, что… может ещё… часика два постоите?.. –
притворившись, серьёзным голосом спрашивает Гена:
… Так сказать, за себя и за того парня? –
И тут же хохочет, увидев наши недоумённые физиономии.
– Нет уж, спасибо!! Меняй, давай… А то, самого, сейчас, поставим на пост… Не посмотрим на твои лычки! –
дружно возмущаемся мы с Витькой.
Меня меняет Золотухин, а Витьку – Оленевод. Мы с Золотым выполняем церемонию достаточно быстро. А Лёха ещё как следует не проснулся, поэтому лениво и нарочито медленно натягивает тулуп, засовывает в карман трубку. Моргает сонными глазами, покуда Витёк докладывает ему о наличии связи, следах и исправности ограждения на посту.
– Всё, Гена, пошли! Жрать сильно охота!.. –
мы рвёмся вперёд, но для Гены сейчас главнее – соблюсти Устав и он возмущается:
- Не слышу доклада!
– Пост сдан!! –
кричит Витька под самое ухо Оленеводу, который продолжает спать на ходу. Тот от неожиданности вздрагивает и со злости готов замахнуться прикладом автомата:
- Я тебе, счас, так СДАМ!!..
но сразу же успокаивается:
… Ладно, пост принял… -
И, перебирая по снегу своими лапами в здоровенных валенках, уходит на периметр.

У нас же только одна мысль – быстрее в «караулку», к столу, к ужину! Поесть и греться… Греться-греться-греться... Сколько угодно, у горячей батареи!..
Быстро идём, почти бежим, по тропинке. Выбегаем на дорогу, рискуя поскользнуться в заледеневших валенках и налететь друг на друга…
А вокруг всё та же непроницаемая темнота праздничного вечера с запредельным  морозом и неописуемо полным звёзд, недосягаемым небом. Оно продолжает озаряться яркими вспышками праздничного салюта. А где-то на Горке резко завывает сирена учебно-боевой тревоги. Там, на радиолокационных постах зенитно-ракетного полка не прекращается боевое дежурство. И даже сейчас, под Новый Год, проводятся занятия по боевой готовности.
«Калитку» на этот раз долго ждать не пришлось – «страж» свой. Ещё через несколько секунд мы быстро разрядили оружие и, подгоняемые морозом, на полном ходу забежали внутрь здания «караулки».
Так получилось, что я оказался впереди. Не чувствуя никакого подвоха, решительно шагнул через порог. В тепло и уют помещения. Но не успел опомниться, как…
О, ужас!!..
Денис, собственной персоной, почему-то в ремне с портупеей и кобурой на боку, прыгает ко мне и моментально обрывает одну из болтающихся вязок моей шапки!
– Вы, что, товарищ солдат, опять забываете правила ношения формы одежды?!.. –
как обычно, с торжествующим выражением лица, вопрошает он.
Вот, досада! Как же я мог забыть, что не завязанная шапка вызывает у Дениса такое же возбуждение, как согнутая кокарда или болтающийся на яйцах ремень!..
Оттолкнув в сторону меня, он не даёт опомниться и Витьке, который заходит следом – тоже одним махом отрывает у его шапки одну из вязок:
– Во-о!!.. Крысиные хвостики - знатные трофеи караульной службы!
Гена в отличие от нас отделывается лёгким испугом. Во-первых, он сержант и разводящий. Поэтому, Денис демонстративно щадит его авторитет. Но, самое главное, что у Генкиной шапки уши всегда подняты и завязаны сверху. Ему не приходится, как нам, долгое время находиться  на морозе и в этом же плане остаётся в целости-сохранности его головной убор.
Ребята, находящиеся поблизости, смеются, наблюдая, как подполковник Денисенко подкарауливает возвращающихся с постов. А я только сейчас невольно понимаю, чей же голос слышал по телефону, когда звонил с поста. Оказывается, я, тогда, говорил именно с Денисом, но не смог сразу узнать его!.. Но почему Денисенко, вообще, находится сейчас здесь, в «караулке»?
Это поясняет Гена, вполголоса. Покуда мы ставим автоматы в пирамиду и попутно, с досадой, осматриваем свои шапки:
- Он (в смысле, Денис..) явился сразу, как 1-я смена ушла на посты. Такой весёлый, наверное, уже с кем-то отметил наступающий праздник!.. Я, говорит, опоздал на развод, но… так получилось, прошу извинить…
- Извинили?
– Ну, а куда все денутся?! Кому охота в Новый Год идти начкаром?.. А тут, человек сам пришёл и готов к службе, как обычно!.. Да… Так и сказал – приступаю, говорит, к выполнению обязанностей «новогоднего» начкара!
– Да ну?..
– А Куриенко сразу обрадовался. Доволен, готов был чуть ли не расцеловать Дениса от счастья!
– Он уже ушёл?
– Да! Замполит их по Уставу заставил сдавать друг другу обязанности и Курочка сразу же смотался домой… Ещё бы, до Нового Года каких-то три часа остаётся…
- Да… шампанское ждёт, КУРОЧКА остывает!..
– Ха-ха-ха-ха!!!
Мы дружно смеёмся невольной шутке.
– Везёт же человеку… Здорово!
– Эх… Нас бы, Гена, заменил бы кто и отправил бы домой… Мы б, тогда, отпраздновали!..
– Да!.. Но это всего лишь мечты… Ладно, идите ужинать!
Мы идём в столовую (или – кабак, как называют её между собой все участники караула). Там оживлённо и шумновато. На сковороде поджариваются здоровенные куски хлеба, разогревается чай. За столами сидят несколько человек, главным образом, с 3-й смены. Ждут караульных гренок и не торопятся использовать оставшуюся пару часов перед заступлением на посты. Какой сон – скоро Новый Год, да и никто не успел устать с вечера. Все приветствуют наше появление и теснятся, уступая пару мест. С нашей смены  здесь только пока Андрюха Молев. Он стоит на 7-м посту, то есть на «губе» и сменился самым первым. Так что сейчас по-хозяйски сидит за столом и за обе щёки уплетает гречку с рыбой, прихлёбывает чай через носик фарфорового заварника.
Около шкафа, где обычно оставляются пайки для отсутствущих, словно образцовый часовой, стоит водитель с 4-го отделения, хохол Васька Белокур. У него персональное прозвище «Беломор» - видимо, в честь знаменитых папирос. По призыву он «котёл», но одновременно и «афганец». Поэтому, считает ниже своего достоинства наводить порядок, обслуживать «дедов» за столом. И в данный момент находится у шкафа только с целью охраны пайки для своего закадычного друга Виноградова. Тот с минуты на минуту должен вернуться с 6-го поста.
– Э-э!! Гаврики!.. Хавать давайте!!! –
орёт страшным голосом, заглядывая в дверь, Бадма.
Ну, вот, и они, легки на помине – часовые с дальних постов!..
– Бурят проголодался!! –
хохочет Андрюха. Смеются остальные. А Бадма, видя произведённый своим появлением переполох за столом, хитро щурит и без того узкие глаза, демонстративно всучивает  автомат с шинелью и шапкой подвернувшемуся под руку Мустафину. После этого, не медля, расталкивает собравшихся и садится во главе стола.
– Абрай, Бадья! Давайте резче!! –
в нетерпении он начинает барабанить ложкой по столешнице, однако вскоре успокаивается и восторженно глядит на поданную ему большую тарелку с ароматной кашей и обжаренными до золотой корочки большими кусками рыбы. Почтительно принимает её у «столовщиков» и начинает есть. Вскоре появляется Виноградов. Благодарит Ваську Беломора за сбережённую пайку и тоже вливается в  общую компанию приступивших к ужину.
В помещении жарко, несмотря на приоткрытую форточку. Дверь в коридор тоже открыта и через неё хорошо слышно, что происходит в других помещениях.  В частности, периодически доносится смех. Это, видимо, Денис на ком-то оттачивает своё остроумие. А в комнате бодрствующей смены включён телевизор и по нему показывают какой-то предновогодний фильм.
Бадма ест с завидным аппетитом и успевает прикалываться над Васькой. Особенно, над его ушами. Беломор, действительно, представляет собой наполовину смешное, наполовину печальное зрелище. Не знаю, Афганистан ли его сделал таким или это было от рождения?.. Но одно ухо у него вполне нормальное, а вот, второе так отвисло, будто к нему пудовую гирю подвесили и недавно только сняли!.. Нос у него, тоже, явно не хохлятский, а скорее, грузинский – этакий «напаяльник» в пол-физиономии. Лицо всё в морщинах и вмятинах, так что, по возрасту ему меньше 30-35-и лет, ну, никак не дашь… Вдобавок ко всему, он упорно не желает разговаривать чисто по-русски. За что получил от нас ещё одно прозвище – «Бандера»!
– Товарищи солдаты и сержанты! Уж не достаточно ли вам поглощать сию пищу и приняться за наведение чистоты с блеском на закреплённых территориях?.. –
одаряя всех своей лучезарной улыбкой, в столовую заглядывает Денисенко.
Аскер тоже поторапливает нас с окончанием ужина и спустя пару минут помещение для приёма пищи пустеет, за исключением ответственных за него. Все остальные рассасываются по местам порядка, кто-то идёт в отдыхающую. Но, впрочем, большинство через некоторое время собирается в бодрствующей, дружно усаживаясь смотреть телевизор.
Места заняты и мы с Геной, зайдя последними, втискиваемся за столик возле ящика с газетами. Я почему-то вспоминаю, как стоял на посту. Наверное, потому, что ещё не согрелся. И поэтому, с удовольствием прижимаю ноги к батарее, закрываю глаза.
Гена, в свою очередь, листает подшивку «Комсомольской правды». Он поддаётся общему настроению, сравнительно весел, что-то напевает себе под нос. Хотя, обычно, он достаточно серьёзен. Особенно в карауле. А в последнее время, вообще, часто уходит в себя, долго о чём-то думает. Может, размышляет о высоких материях? Или обдумывает текст письма домой?.. Да, и не обязательно родителям. Только со мной он недавно поделился секретом, что переписывается с одноклассницей. Во время учёбы в школе она не обращала на него внимания. Но, как стал служить, ощутила расставание и первая написала письмо. Так, юношеская дружба стала крепнуть согласно новым обстоятельствам!.. А, может, Генка размышляет о суровой командирской доле? Дело в том, что как только ему присвоили младшего сержанта, Вовка Малый, Бадма, Пёстрый и другие «деды» из числа рядовых стали меньше с ним общаться на равных, как до того. И, подозреваю, что я остался для него единственным настоящим другом здесь, в армии. И наша с ним дружба стала более тесной, даже вопреки отношениям командира и подчинённого. Наоборот, на основе взаимного равенства и симпатии друг к другу, одного призыва и долгого времени, переживания всех тягот и радостей, невзгод, счастливых моментов, мы так и идём вместе по общему пути нашей службы.
– Ген… -
чуть осторожно спрашиваю я:
Как ваш роман?..
– Ну, дружище, чего захотел узнать!.. Это дело сугубо личное… -
Генка улыбается, потом продолжает:
… ну, что я тебе могу сказать… Идёт своим чередом. Надеюсь, к «дембелю» ситуация прояснится… в самую лучшую сторону!
– И это правильно. Нужно надеяться и ждать! –
я досадую, что не нахожу более оригинальных слов в данной ситуации. Но в том и дело, что я немного завидую Генке. А потому, предоставляю ему самому лучшим образом понять мои слова…
Гена, впрочем, не замечает моей неловкости. Он даже и не думает о том, о чём думаю я. А отложив газеты, вступает в общий разговор ребят, сидящих рядом с нами. От всей души смеётся, когда кто-то вспоминает и рассказывает смешные события, произошедшие с нами же за этот год. Часто перебивает, с живостью и восторгом добавляет что-либо от себя.
Тем временем, представители 3-й смены, в полной мере так и не поспав перед заступлением на посты, собрались в столовой. Ребята не торопясь пили чай с тортом и конфетами. Образно говоря - затаривались основательно. Поскольку им предстоит встречать новогоднюю ночь на постах. С оружием в руках, на занесённых снегом периметрах, среди ночной темноты и ужасающего мороза. Из комнаты начкара слышится громкий голос и оглушительные взрывы хохота – подполковник Денисенко разговаривает по телефону с дежурным по ТУЦ, приглашая его в гости ровно к 12-и часам. А по телевизору диктор Центрального Телевидения сообщает о поздравительных телеграммах, поступивших в адрес Советского Правительства и народа страны.
– Третья смена, строиться! –
командует Аскер на всю «караулку». Ребята один за другим выходят из столовой, чуть сожалея о прерванном чаепитии.
– Ну, мне пора… -
Гена кивает в сторону коридора:
Дожидайся нас!
– Хорошо, Гена! Быстрее меняй ребят!..
Щёлкают дверцы оружейной пирамиды – караульные берут автоматы. Натягивают валенки, одевают шинели. Гена торопит своих подчинённых. Сейчас заступают Абраев и Бадьин.
Абраев – узбек, худой, как жердь. Но, по характеру парень, что надо: спокойный, приветливый, хорошо знает своё дело. И, к тому же, всегда улыбается. Прослужил только  полгода, но чувствует себя очень уверенно как во взаимоотношениях с однополчанами, так и в службе. В обычное время является командирским водителем – ездит на УАЗике и возит замполита. Но сегодня, по случаю праздника, наравне с нами пошёл в караул. Вот, и сейчас у него рот до ушей, доволен жизнью, не в пример Бадьину. А Толик задумчив и загружен мыслями. К тому же, успел получить втык от Бадмы во время ужина. Поэтому, стоя в строю, невольно переживает это.
3-я смена в коридоре, в полной экипировке и с оружием. Денис знает своё дело и энергично инструктирует ребят. Дверь в коридор прикрыта. Но судя по дружному хохоту, доносящемуся оттуда, снова добрую половину инструктажа составляют остроумные высказывания, дубовые шутки и приколы!..
Пока Гена ходил туда и сюда, я не терял времени зря. Успел пришить оторванную вязку на шапке. Это очень важно, так как скоро опять на пост и придётся «спускать уши», защищаясь от стужи.
Обычно, во время смены в «караулке» становится тише. Но не сегодня. Пожалуй, единственный случай за весь год, когда вокруг меня так многолико и людно. Когда комната отдыхающей смены совершенно пуста! Никто из присутствущих никуда не «гасится» и не собирается спать. Сидят у телевизора, шумят в столовой, ходят туда-сюда, выходят покурить во двор, топят печь, наводят порядок, стоят на «калитке». Но в первую очередь,  ждут приближения времени, наступления заветного мига Нового Года…
Впрочем, Генка вернулся быстро. Это характерно для разводящих при смене караульных 2-го сектора, поскольку КТП дальнего парка находится ближе всего к «караулке», а сама она задней стеной соприкасается с периметром 4-го поста.
Дверь открывается. Сначала заходит Гена, за ним Вовка Золотухин. А следом Оленевод. И от его вида я чуть не падаю со смеху – шинель и шапка в снегу, сам красный, как Дед Мороз и взъерошенный, словно медведь!.. Золотухин улыбается, Гена тоже едва сдерживается от смеха, поясняя мне ситуацию:
- Видишь, какие мы молодцы!.. Скоро 12 часов и мы Деда Мороза привели – подарки вам дарить… -
Оленевод, возмущаясь, бросается на Гену – хочет вытереть об него снег с шинели.
… Пришлось повалять его маленько… А то, не слушается разводящего – по Уставу пост не хочет сдавать… Давай, говорит, не тормози, пошли быстрее в «караулку»!..
– А что, Лобан, не так, что ли?!.. Стоит, тормоз, ждёт, пока Бадьин тулуп наденет… а я уже дуба дал за эти два часа!.. Тоже тебя, как-нибудь, искупаю в снегу – в долгу не останусь! –
кричит Оленевод и обхватив Гену за плечи, пытается повалить на стол. Они затевают борцовский поединок, стараются схватить друг друга за уязвимые места тела.
– Это ещё что за любовные страсти в общественных местах?! –
Денис очень вовремя появляется в самой гуще событий, заглядывая через окно из «начкарки» и выражая неописуемый восторг:
О-о!.. Половой маньяк, рядовой Алейников.. Браво!
«Борцы» быстро вскакивают со стола, приводят себя в порядок и стыдливо отворачиваются от Дениса.
– Гомосек, «голубой»! –
потихоньку хихикает Гена, дразня Оленевода, а тот, покраснев до ушей, начинает бросать в нас рукавицы. Мы ловко уворачиваемся и тогда он кидает валенок. Тяжёлый и облепленный снегом предмет караульной обуви летит со свистом и едва не попадает в телевизор, делая ошеломляющий миллиметраж рядом с экраном.
– Э-э, чукча!!. Хорош хернёй маяться!. –
дружно орут ребята, увлечённые просмотром программы:
Не дай боже, аппарат разобьёшь!!
Оленевод понимает, что переборщил. Перспектива разбить экран телевизора, а потом до конца службы рассчитываться со старлеем Чепилем его никак не прельщает. Он ещё больше краснеет лицом. И сразу, прикусив язык, спасается бегством, выскакивает в коридор в одних портянках.
 Гена тоже быстро успокаивается. С серьёзным выражением лица садится напротив меня, снова листает газеты. Я наблюдаю за ним и за другими ребятами. Вовка Малый улыбается чему-то, блестит золотым зубом и тихо напевает песню о широких приднепровских степях. Неразлучные друзья – Пёстрый, Молявка и Сокол азартно обсуждают то, что происходит на телеэкране. Петруха и Витёк за соседним от нас столике режутся в шашки, а Бадма остро подначивает то одного, то другого. Оленевод, уже обувшись в сапоги, заходит в комнату. С важным видом, совершенно забыв о своём, только что имевшем место, легкомысленном поведении, присаживается рядом с нами.
Интересно, как сейчас готовятся к встрече праздника многие другие люди? Большинство, конечно, дома, в кругу семьи, родных, друзей. Кто-то, как мы – не ослабляя бдительности, готовые выполнить свой долг, любой приказ. Но каждый по-своему счастлив, с радостью и грустью вспоминает прошедший год. Кому-то, может, и не повезло, застрял именно в этот час где-нибудь на вокзале, в аэропорту. Особенно обидно солдату, который едет домой. Надо же – опоздать к Новому Году… В этот раз, вроде бы, у нас в дивизии таких залётчиков («декабристов» - как шутя называет их Денисенко) не было. Даже Перов с Бутуханом уехали не так поздно. Хочется верить, что всё сложилось удачно и они за эти дни добрались до дому, а сейчас тоже сидят за праздничным столом!..

- Эй, Лобан, Оленевод, Колян, Малый! Идёмте чуфанить, чего здесь сидите, как бедные родственники!.. –
распахнув дверь, кричит нам Петруха. Мы слышим, как в столовой гремит посуда и раздаются восторженные возгласы ребят – все, кроме нас, немного раньше успели переместиться туда и собираются пить чай.
В коридоре хлопает дверь и снова раздаётся взрыв хохота, а затем азартный вопль Дениса. Пришёл рядовой Князев по прозвищу «Князь» – старший собаковод со взвода караульных собак. На плече у него висит цепь с несколькими ошейниками на карабинах. Он менял собак на дальних постах и привычно завернул в караульное помещение. Однако, в данный момент его лицо от испуга и недоумения вытянуто сверх всяких пределов. И… что же стало с его шапкой?!
А, всё то же самое… Денис, увидев, что головной убор вожатого, как и у многих остальных до этого, лихо сдвинут на затылок и не завязан, так дёрнул в пылу рвения за шнурок, что оторвал целиком весь правый клапан!!!
Князь, ошеломлённый таким гостеприимством, несколько секунд не мог прийти в себя, пялил глаза на Дениса и, когда тот не видел, крутил пальцем у виска. Когда же чуть-чуть отошёл от испуга, сразу направился к нам в столовую:
- Мужики, просто помираю без курева! Дайте кто-нибудь сигаретку…
Все немедленно и радостно приветствуют его:
- О-о!.. Кто к нам в гости пожаловал… Привет, Фара!!
«Фара» - это второе прозвище Князева, поскольку он единственный из нашего призыва, кто носит очки и не снимает их даже, когда спит.
Князь с огорчением демонстрирует нам свою изуродованную шапку и корчит рожу, кивая в сторону комнаты начкара. Но Оленевод угощает его «Астрой» и собаковод на седьмом небе от счастья.
– Ничё ты, хитёр, братан… Ходишь, «стреляешь» закурить у караула… хотя, сам сейчас в казарму пойдёшь Новый Год встречать!..  Да… Что-то ваши «тузики»  ни хера службу не «тащат»… спят в будках, нос не высовывают наружу… Хоть, залазь на посты и бери, что душе угодно!.. –
ребята один за другим подначивают Князя. Но тот ловко отмазывается ото всего и спешит к выходу из «караулки». На прощание машет нам рукой с зажатой между пальцами сигаретой:
- Салют, мужики! С Новым Годом!..

… Всё было похоже на какой-то счастливый и сказочный сон. Стол, грубоватый и обыденный в повседневной службе, сейчас ломился от угощений. Пирожные, яблоки, конфеты, лимонад, другие сладости и закуски… А посредине – большой торт в креме и шоколаде! Передо мной проплывали радостные, сияющие и по-доброму смеющиеся лица ребят. Мы сидели тесно, плечом к плечу. И именно в эти мгновения чувствовали, как любой из нас бесконечно, по-человечески, дорог каждому, сидящему рядом. Не могли представить иначе нашу откровенную, хотя и по-мужски, строгую дружбу…
- Мужики, айда к телику! –
вовремя вспоминает Петруха. Вскакивает из-за стола и зовёт всех за собой. Мы дружно выбегаем из столовой в комнату бодрствующей смены. И внезапно наступает тишина.
Да, вот он, торжественный момент!..
Играет государственный гимн нашей Родины. Частицы которой сейчас бьются в груди каждого из нас.
Все одновременно поворачивают головы. Стрелки больших часов, висящих над оружейной пирамидой, застыли на цифре «12». А первые секунды начали отсчёт нового, полного надежд и свершений, 1989-го года.
А я как-то забываю, что нахожусь в караульном помещении. Особенно, глядя на лица моих однополчан. На их глаза, которые даже у такого жёсткого и сурового по натуре человека, как Аскер, сейчас полны тёпла и ослепительной доброты, в истинности которых – вся правда...
– Ну, что… С Новым Годом, что ли?.. –
чья-то могучая рука обнимает меня за плечи - Генка восторженно подмигивает мне.
– С Новым Годом! –
шепчу я в ответ и мы на долю секунды замираем в крепком рукопожатии.



Иркутск, 1990 год.


Рецензии
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.