Возвращение каравана - 9

Автобиографическая проза

ЧАСТЬ 9 (ещё ДВЕ страницы)

Из писем ко мне моих друзей
и мои ответы друзьям 
(1982-1996 годы)
               

* * *
Курят у нас все, исключая только редакторшу. Они - по кабинетам, а мне в приёмной нельзя, прихожане-пенсионеры табак на дух не выносят. Ищу себе закуток, как бездомный пёс.
            
* * *
Хочется всегда знать: кто «донор» для людей-«доноров»? С людьми-«вампирами» всё ясно. Этим: что ни человек - всё пища свеженькая.
               
* * *
Совершенно совпал облик Юнны Мориц с её стихами. Роспись у неё примитивная, чего не скажешь о её мудрой, пружинящей, уплотнённой до предела образами, поэзии. На заковыристую подпись не остаётся воображения?
Леонид Завальнюк - почти полное совпадение: подвижность и напор в жизни сходятся с его стихами. Я даже думала, что он гораздо моложе. Моя дочь, зайдя к нему на минутку в квартиру, обнаружила, что он курит трубку, сдабривая её очень неблаговонным табаком. В отличии от Льва Ошанина Леонид Завальнюк способен на благородные поступки (дал мне рекомендацию в Союз писателей). Но Ошанин, наверное, не курит, поэтому рекомендацию я у него и не просила. Хотя очень давно писала ему письмо, оставшееся без ответа.
       
* * *
Остались три папироски. Если нет табака, хочется бить посуду и поливать пол молоком!

* * *
Пригласительный билет на фестиваль верлибра представляет из себя сдвоенную открытку, на которой - графическая работа Вадима Сидура: две женщины и один мужчина в крайне эротических позах. Хочется ответить на приглашение: «Господа! Принять участие в групповом сексе не соглашаюсь...". И так каждый год - сугубо одна и та же тема на открытках, но в разных вариациях. Неприятно, но куда ни поедешь ради верлибра!
            
* * *
После очередного выхода на сцену даю себе торжественную клятву больше не выходить. Нет же, опять полезла. Нас было пятеро на вечере православной семьи. Я не смогла прочесть три своих несчастных стих-я. Перезабыла строки! Хорошо, что на миру и смерть красна!
               
* * *
Тому, кто планирует передачи по ТВ, я бы голову открутила. Как ни подойду глянуть, что показывают, всё голые задницы по экрану скачут. Раз в месяц что-то всё же посмотреть удаётся. "Визит дамы", например...
               
* * *
Иду по площади и напеваю себе: "О, сесибон!" Вдруг мальчик лет семнадцати. Пытается подойти ко мне с какой-нибудь стороны. Такое впечатление, что хочет попросить милостыню... Потом исчезает и вдруг снова появляется с гитарой. И мы поём вместе: "О, сесибон!" Мой единственный пока что сон про джаз.
               
* * *
Когда я смотрю или читаю откровенно порнографическое произведение, мне кажется, что меня пытается обнять мужчина с грязью под ногтями.               

* * *
Я недаром готова слушать джаз в любое время суток. Любимым композитором саксофониста Паркера был Моцарт и особенно его "Маленькая ночная серенада". Какое совпадение!
               
* * *
Поэзия Геннадия Алексеева - эталон сердечного верлибра. Концовки стих-й всегда необыкновенны: то дух захватит, то рассмеёшься, или грусть большущая накатит. Или - «На лестнице запахнет звёздами»!..

* * *
Чарли Паркер говорил, что Хейфец - единственный скрипач, у которого есть крик.
В авторской песне я больше люблю "кричалки", а не ровные костровые песни, которые не тревожат мои ленивые чувства. Имеется в виду "крик" не в прямом смысле. Строка: "Я Вас безумно люблю" - не крик. А я Вас люблю так, "как дай Вам Бог любимой быть другим" (вот ведь, без Пушкина - никуда!) - крик. Яркая иллюстрация - стихи Розенбаума. Высоцкий кричал и в прямом смысле.

* * *
Как мы зависим от переводчика! Если бы не случай - прошла бы мимо любимого романа "Игра в бисер" в переводе Апта. Вс.Розанов ближе ко мне - русскому читателю. Но "Доктора Фаустуса" пришлось читать с Аптом. Никто больше не переводил.
В переводах Пастернака гораздо больше его самого, чем автора. Если после моей смерти кто-то задумает меня переводить - обязательно исковеркают. И ведь не проверишь!
               
* * *
Мама В.Т. от имени его жены попросила написать ему эпитафию. Я написала простенькие четыре строки, учитывая отношение к поэзии родственников В.Т. Сам же он когда-то цитировал моё юношеское стих-е в своём письме. Меня удивило тогда, что оно так много лет хранилось в его памяти. "Море, какое ты? Нежное? Грозное? Может быть, злое, а может, серьёзное? Море, ты всё же, наверно, печальное. И такое дальнее, дальнее, дальнее?".  Но мои верлибры не принял и не понял.
Э. покоробил факт просьбы. Я это объясняю просто: не нуждался во мне при жизни, стал нуждаться после смерти.
               
* * *
Землетрясение на острове Шикотан сровняло с землёй его могилу.

* * *
Моя любимая картина в Художественном музее в Одессе: Костанди «Сирень». Внутри монастырского двора сидит монах, обхватив в отчаянии голову руками. А за стеной бушует сирень! Ему нельзя за стену! А куда мне нельзя - не задумывалась.. Тогда почему ситуация на картине так меня волнует?
            
* * *
Лес угнетает меня своей величественностью. Поражают просторы в есенинских местах. Голубовато-серые дали... Но Константиново (единожды), Таруса (многажды) - не норма для меня, глубоко кабинетного человека. Урбанистка!
            
* * *
Наконец-то в городских газетах появилась светская хроника! «Перед джаз-концертом метресса что-то глубокомысленно объясняла двум своим молоденьким адъютантам...". Для легенды - маловато. Что ж, подожду, авось, что-нибудь ещё обо мне напишут.
               
* * *
У меня с дочкой общая любовь к большим плюшевым зверям. Я бы купила в её коллекцию двухметрового медведя. Но - финансы поют романсы. Поэтому дарю ей мишек ростом до 20 см. Как-то купила фиолетового мишку. Не размером - так экзотическим цветом!
               
* * *
Когда моя давнишняя подружка спрашивает по телефону: «Что нового?», я отвечаю: «Куча нового!» И действительно, когда рассказываешь тому, кому я интересна, выходит, что жизнь моя полна впечатлений. Она не пишущая - ей тем более любопытно.
               
* * *
Дорогой мой мальчик! Не согласна с тобой, что «вечность всех уравнивает». Уравнивает людей могила и баня.

* * *
Когда пишут про лужу, желательно, чтобы в ней отражалось солнце.