квазар зла. 4

Часть 4.  СЛЕДЫ,
ПОКРЫТЫЕ ИНЕЕМ

Глава 4.1  Тропой страданий

      Тма раступилась, Агрессор смотрел на электрическую лампочку,  умирающе мерцающую под невысоким потолком. Он был не там, откуда начал свой путь, и, более того, у него не было тела. А было понимание, что он есть, и что он – зло, некий страшный дух.   
     Помещение, в котором он витал, было лестничной площадкой высотки.  С легкостью ветра он помчался ввысь, извиваясь между перил и лестниц. Ворвался в какую-то квартиру, у первого встречного вырвал душу, поглотил её, стал сильней. Пришло чувство жажды – ещё, ещё!  Промчался по незнакомой квартире и напал со спины на крупного мужчину в синей футболке, свернул ему  шею появившимися руками, сожрал и его душу, и обрел, точно не плоть, но её образ. Перед жертвой  в момент её смерти стояла женщина, и, когда мужчина упал с вывернутой в бок головой, она не отвела свой взгляд,  а пораженная ужасом, смотрела на возникший призрак и только потом издала вопль. Агрессор видел себя в отражении её глаз, прошел сквозь неё, забрал душу, вышел на балкон и прыгнул вниз.
      Он  летел над деревьями, домами, улицами города, погруженного в ночь. Все вокруг было не знакомо. Он летел по улице между серых домов, больше похожих на ряды кладбищенских надгробий, над мрачными могилами с черными дырами окон, похожих на потускневшие строки некрологов. Он увидел освещенный огнями огромный бетонный склеп и опустился у его дверей. Это был  развлекательный комплекс в неоновых огнях реклам.  Не открывая дверей, прошел сквозь них. Вечеринка была в разгаре. В движущейся в танце толпе его заметили не сразу, и вот два лба преградили ему путь. Он шагнул им навстречу  и обоих ударил раскрытыми ладонями в грудь. Их тела полетели в разные стороны, разбивая толпу, как шар – кегли. Души их остались в его руках и насытили его.  Толпа пришла в смятение, воцарился хаос. Чтобы не пробираться сквозь эту кашу, он прыгнул вверх, сквозь потолок попал на  второй этаж, здесь находился кинотеатр.  Пройдя сквозь холл, вошел в зал. Обращавшие на него взгляды  приходили в ужас; те, до кого он мог дотянуться, погибали.  Оторванные головы отлетали, брызгая кровью и мозгами из разбитых черепов. Наконец он достиг цели – нашел Её, взял за волосы, задрал Ей  голову  и заглянул в Её глаза и душу. Это не Она! Может быть,  внучка, может  быть, правнучка, унаследовавшая  Её черты и силу, вьющиеся по нити «D»  от поколения к поколению. Но не Она, в Её неповторимом идеале.  Оставил испуганную девушку и умчался прочь.
      Теперь он знал, что происходит. Он должен вернуться назад во времени, найти узел тела Гарты, созданный в «боксе» тюрьмы, даже если нет и самой тюрьмы. В этом времени узел всё ещё витает над городом. Агрессор расположился на крыше высотки, под выступающим карнизом, уперев свой яростный взор в сеть энергии   «D», обволакивающую город.
      На горизонте возникло зарево, город наполнился шумом. Все чаще рядом пролетали машины. Из одной машины, напоминающей своей формой голову стрекозы, немного более продолговатую, чем у насекомого, из открытого окна некто выкинул смятый цветной  лист  иллюстрированного журнала. Пролетая мимо, он дал себя разглядеть. В нем была напечатана статья  о вездесущих последнее  десятилетие смерчах, а заголовок гласил: «Стоит ли за групповыми атаками разум?»,  и  фото – три широких белых смерча идут на город. Дата – 2046г., май.
      Рассвело, в лучах утреннего  солнца Агрессор узнал изменившийся город, который в десятки раз вырос по площади и в высоту. Нашел и узнал перестроенную тюрьму, вошел в нетронутый «бокс» и тьма сгустилась.
      

***
      Второе пробуждение было столь же мрачным, сколь и первое.  Прежде всего,    понимание  зла внутри себя, затем свет электрической лампочки, белый потолок,  противно-красные  уродливые, кривые стены. Этот излюбленный в российских тюрьмах узор  под названием «шуба» делается так – цемент набрасывается на стену  мастерком и не выглаживается, а так и остается, застыв в уродливых изгибах.  О такую стену не облокотиться и не ударить в нее. И этот чудесный красно-розовый, или скорее, грязно-розовый цвет отлично «успокаивает», а точнее сказать он становится ненавистным и гнетущей силой давит на разум. Пыльный бетонный пол, спертый воздух…
      Какое-то время Агрессор лежал неподвижно, затем приподнялся, осмотрел свое обнаженное тело. Сделал первый выдох  и вдох. Это было тяжело, но несло в себе прилив сил и ясность в разум. Где-то от границ разума слышался звон, эхом кричавший, что он должен быть здесь не один, и с каждым его вздохом, некто внутри  также начинал оживать и ворочать свой груз мыслей, который из непосильной ноши становился все легче.
      Агрессор начал с того, что заставил себя вспомнить череду последних  земных событий, ведь с их последствиями ему предстоит встретиться лицом к лицу.
      Итак, стройка, много жертв, все войны здесь. Все чисто, Дис был рядом и ангелам придется подчищать следы, чтобы не было массовой истерии страхов. Конечно, они будут искать виновника, одержимого демоном, но  Дис не мог что-либо упустить.  Далее, восемь часов вечера, по радио говорят о происшествиях, в одиннадцать приходят трое,   арестовывают. Двое суток в участке, затем трое суток в КПЗ, от меньшей камеры к большей по размерам, но удобства всё те же. Деревянная лавка, красные стены шубой,  тусклый свет, мерзкий воздух, и четвертые сутки здесь, но без лавки, прямо на полу. Итого почти десять. В неволе. Последний вывод ничуть не огорчал.
      Цель – это Она, это более чем ясно. Рядом с Ней  враги, и первый из них – Мали. Первое – уничтожить врага, не вызвав подозрений Воинов Света, затем начинать строить свою империю и готовиться к отражению полчища демонов. Как же быть с ангелами? Они –  враги, но могут быть и союзниками.
      - Дис, Дис! Где ты, синий пес?! – мысленно произнес Агрессор и получил ответ:
      - Думается, мы  больше не увидим  синего песика, и не погладим пяткой его челюсть. Он своё получил, в отличие от нас. Нас!... Нас!...Нас!...
      - Тебя ли я слышу, Бог Войны?
      - Да, я по-прежнему узник твоей  души.
      - Ну и как там?  Надежды на спасение души есть?
      - Все также серо и каменисто.. О! …О!... О!..
      - Я так и знал!  - парень улыбнулся и мысленно продолжил речь, при этом его глаза разгорались злым огнем, - ответь, Сатана существует? Может быть, к нему обратиться за помощью?
      - Демон, подобный, без сомнения есть, и также  есть подобный ангел, но нам от этого что проку? В будущем мы непременно встретимся с ним в сражении, а пока нужно набираться сил. Первый соперник – Мали! А она, прямо скажу, дьяволица в бою! Ю!... Ю!...Ю!...
      - Ты, зеленый варвар, не понял меня. Я хочу обратить в помощь себе облик Сатаны. Мы все-таки в христианском мире, и зло мы видим в ком? В Сатане! Используя этот страх,  мы будем забирать силы душ даже издали!
      - Слышишь, ты, людоед!  Где рождаются твои мысли?! – Акс огляделся в душе Агрессора,  отыскивая ответ на свой вопрос.
      Парень вновь улыбнулся и, поднявшись, стал одеваться, говоря про себя:
      - Демон, ты переоцениваешь мои желания. Говоря о силе, я говорю о зле, которое мы будем изымать из душ. Другого нам не надо! Ты будешь кем-то вроде… ну, вроде грузчика, главное – не захлебнись в реках зла.
      - Я-то не захлебнусь! А вот ты?! Не сойдешь ли ты с ума, взвалив такую ношу на свой разум?! Ум!.. Ум!... Ум!...
      - Всё зло Земли не преклонит чащу весов  моего рассудка, если напротив поставить Её образ,  - лицо Агрессора сковала маска  печали, густые брови сблизились у переносицы, он встал  напротив стальной двери.
      И взор его помчался по коридорам тюрьмы, здание которой расположилось большим квадратом в центре города. Помещения в этом здании  были большей частью двухэтажные, но разные  по высоте. Старые части корпуса, построенные при Екатерине, имели высокие закругленные потолки, стены метровой толщины, а где и больше. Старое здание стояло буквой «П» , а новое, пристроенное, делало из него почти квадрат, внутри которого расположились меньшими квадратами прогулочные дворики -  два больших, с баскетбольную площадку, и восемь малых. Их разделяли высокие серые стены, покрытые «шубой». Сверху дворики были накрыты решеткой и сеткой.  Когда заключенных выводят на прогулку, по верху широких стен ходит охранник – «пупкарь». Каждый двор запирается на стальную дверь с глазком – пика.  Вокруг малого квадрата можно обойти кругом, и с внешней стороны будут возвышаться корпуса тюрьмы. Первый этаж южного крыла – двенадцать камер, строгий режим, так называемый «первый коридор» - отсюда « …прошел он коридорчиком и кончил стенкой …». Второй этаж того же южного крыла – коридор №6. Агрессор находился в двадцатой камере,  получается, что её условный номер 6.20. Это был «бокс». Когда заключенных переводят из камеры в камеру, или когда в камере проводят обыск, на это время заключенных запирают в «бокс».  По закону человек не может находиться  в «боксе»  более четырех часов, там нет ни окна, ни лавки. Но какой закон для преступивших его? За стеной камера 6.19 – «опущенные», изнасилованные, зэки-педерасты («пидоры»). Они-то и мучили кого-то из своих соплеменников, чьи стоны доносились до слуха Агрессора.  Камеры шестого коридора самые большие, и число заключенных в некоторых доходило до семидесяти. Трудно представить, что делают хотя бы тридцать «пидоров» с одним, новым – «свежее мясо»!
      Итак, южное крыло самое старое и самое большое. Метровые стены изрыты дырами, как швейцарский сыр. Некоторые из них заварены стальными латками. Через эти дыры заключенные поддерживают связь между собой, передают записки – «малявы», и называются эти дыры  -  «дорога». Такие же дыры есть и в полу – «кабуры», для связи с нижними камерами.  В «кабуру» опускают  шнурок, к которому привязана «малява», или «грев» - сигареты, чай и т.д., одним словом – почта! И  ночью ползут по шнуркам грузы, тюрьма не спит.  Из камеры в камеру, из корпуса в корпус можно передать «маляву»  «подельнику» - соучастнику в преступлении, или угостить сигаретами, чаем. Иногда охрана заделывает дыры, но за ночь появляются новые. В ход, в качестве долбежных инструментов, идут ложки, трубы отопления, уголки от кроватей. Весь этот металл режется лезвиями от бритвенных станков, зазубренными, как пила-ножовка, ударами друг о друга. И зэки  бьют и пилят, сменяя друг друга.
      В тюрьме  более тысячи заключенных,  и все проклинают эти стены, и молят своих богов об освобождении. Их мысли вьются и клубятся, как туман в камерах, коридорах, двориках.  Попавший в эти стены физически ощущает весь негатив,   и главный узел зла -  бокс 6.20!
      Агрессор уперся руками в стены  и полюбил их, как если бы  это была его мать. Если, оживляя статую, он вложил в неё ненависть, зло, то теперь он открыл свою душу, как если перед ним стояла потерянная мать,  упал перед ней на колени и «возлюбил»!  И потекли в его душу реки проклятий, боли, злобы и, действительно, он упал на колени. Тяжесть, взваленная им на себя, была велика! И также Акс рухнул под камнепадом черно-зеленых камней…         
      Разум выдержал, но помрачнел.
      Зло нашло свое русло среди серых камней, в душе  появилась черная река.
      Встав с колен, Агрессор сказал:
      - Дьяволом быть не легко.
      Ему ответил Акс:
      - Сила огромна, и с каждой секундой сильней.. ей… ей… ей…- гулким эхом терялась его мысль среди  ущелья-лабиринта.
      Черная река падала нефтяным водопадом в глубину души, клокочущей жаждой, ползла среди скал к Её водопаду. Там их течения смешивались, сливались  в единый поток и водоворотом текли в черную воронку.  Энергия двух потоков была велика, и уровень в русле стал повышаться, устремляясь к поверхности серой пустыни, где шел черный ливень проклятий…
      
      
***
      Защелками замки на стальной двери, она отворилась. Безмолвный охранник, пораженный взглядом Одержимого, прижался к стене, давая ему выйти. Не прошел Агрессор и трех шагов, как заметил слева в стене узкий проход и ступеньки вверх, двенадцать порожков, и дверь над ними с блестящим крестом.  Туда стекались светлые нити молитв и надежд, тогда как вокруг тела парня клубились черным плащом проклятия. Закрыв дверь бокса  6.20, охранник,  прикованный взглядом Агрессора, остался ждать  у ступенек, по которым медленно поднимался вверх  Агрессор.  Чувствуя в себе силу, он принял решение убить ангела и воспользоваться временем, которое у него будет до конца периода «параникс»,  когда убийство будет обнаружено, воспользоваться тюрьмой, как демонической кухней, где он будет готовить свои блюда, поглощать их и набираться сил.
      На его стук дверь с крестом отворилась. Отворивший её священник, испугавшись, отступил на шаг и замер, пораженный  взглядом зеленых глаз. Взгляд проник в его душу. Одержимый не мог проникнуть весь в чужую душу, как демон, увидеть истинный мир внутри человека, и по этой причине, пронзив разум священника мыслью, звучавшей так: «Легко открыть   книгу, также демону легко открыть твою душу, что же он прочтет, что же он допишет?»
      Он нарисовал в разуме образ книги, и в страницы её были вписаны  все события жизни священника. И стал он листать  книгу с последней страницы, сегодняшнего дня, к началу, и сразу заметил, что каждая страница прожжена черным грехом, совершенным ранее, но тяжесть его прожигала страницу за страницей.  И вот, отлистав десять лет назад, он нашел нужный день и час, и миг.
      «Это был летний день. Священник изнасиловал десятилетнюю девочку. На школьном дворе. На лестничной площадке перед дверьми в подвал. Он долго выискивал это, скрытое от людских взоров место. Затащил сюда девочку…», - Агрессор не стал всматриваться. Его мозг был готов взорваться от переполняющего его гнева - он знал эту девочку и испытывал к ней самые нежные чувства и в детстве, и сейчас. Он взял пораженного взглядом священника за мясистое ухо, отвел к алтарю, перегнул через иконостас, так, что задница последнего зависла в заманчивой позе, и врезал носок тяжелого ботинка промеж жирных батонов. При этом толстая подошва его зимних ботинок вонзилась точно в копчик и сломала его. Подставка с искалеченным насильником рухнула, рассыпавшись в щепки. Агрессор знал - это достойное наказание, не хуже, чем посадить на кол.  Сломанный хрящ не срастется, воспаленный спинной мозг начнет разрушаться, причиняя адскую боль, отнимутся ноги, руки, внутренние органы, а смерть, долгожданная  смерть, придет не сразу, а месяцы спустя.  И все это время он будет знать за что, и ему будет мерещиться, что его насилует огромный красный демон, раскаленным жалом пронзает его раз за разом, причиняя мучительную боль. И больше ничего, никаких других мыслей  до смерти. Но его душа не найдет покоя в посохе ангела, а устремится к Одержимому.
      Священник валялся  среди щепок и осколков битого стекла  и протяжно стонал. В его разуме уже возник образ красного демона, который нанес  свой первый удар. Ангел не заставил себя долго ждать. Появившись, он был тут же принизан к стене своим посохом и поглощен им, а молитвы и надежды все также втекали в посох.
      Спускаясь вниз по порожкам к ждавшему его  охраннику-зомби, Агрессор не мог не похвалить Диса за его поистине демоническую предусмотрительность - так расположить узел Гарты! С одной стороны насилуют, с другой – молятся. И этот священник! Изысканное напоминание о себе.
      Убитый им ангел был слаб. Он находился  в начале периода накопления душ.  А день убийства на стройке был день «параникс», поэтому  ангелы не помогли своим воинам.  Следовательно,   двести сорок дней тюрьма в его распоряжении. Думая об этом, парень вышел в коридор, стены которого украшали стальные двери с тяжелыми засовами, глазками и «кормушками». У каждой стены таких украшений было девять. Коридор длинной около восьмидесяти метров освещали два больших окна, через которые можно было видеть крыши домов города. В центре коридора лестница, уходящая вниз.


***
      У её перил стояли три охранника, они обратили свои взгляды на юношу, идущего  в их сторону  под конвоем. Один из них что-то говорил, гримасничая и заставляя себя смеяться над чем-то нелепым, что должно было вызвать смех у сослуживцев, но, увы  …      
      Агрессор приблизился к «клоуну», проник взглядом в его душу, открыл и начал листать пожелтевшие ветхие  страницы, как редкие желтые зубы «клоуна». Каждую страницу прорезала странная черная трещина, как клеймо. От поиска первопричины Одержимого оторвала некая сумбурная мысль «клоуна», обращенная к нему. Агрессору пришлось постараться вложить её в рамки жизненных понятий, но этот сумбур никак не  хотел складываться. Неуязвимому пришлось перестроить свое восприятие на органы слуха, но и это не сразу внесло ясность.  Широкое лицо охранника-«клоуна»  продолжало искажаться в гримасах, а редкие желтые зубы хаотично дергались, он натужно смеялся, и  пытался о чем-то спросить арестованного, который, напрягая разум, пытался понять суть вопроса – «Ты, случайно, не этот самый?» -  вопрос, смешанный с уродливым смехом, и этот знак – приставленная к голове ладонь с растопыренными пальцами… Когда же истинный смысл манипуляций «клоуна»  был раскрыт, ярость обожгла разум Агрессора, он моментально добрался до нужного листа в душе «клоуна», который изображал перед ним петуха и пытался спросить – не педераст ли он?! Клоуну эта шутка казалась очень веселой. Агрессор решил ответить шуткой. Он нашел причину уродливой черной трещины.
       Это была ветка тополя, ползущая к кухонному окну на четвертом этаже. При ветре она терлась о стекло, стучала в раму, и каждое утро встречала своими распростертыми черными объятиями «клоуна», который каждый раз, глядя на неё,  испытывал страх, как перед нависшим роком, и весь день его душу томило тягостное чувство. Он гнал это чувство прочь, но безуспешно. И всё тяжелей и тяжелей становилась его жизнь – ветка росла и давила в стекло.
       Агрессор добавил в эту  жалкую душу каплю смелости и направил в нужное русло. Теперь он знал, наверняка, что произойдет – «клоун»  придет домой  и по особенному ясно поймет, что все его проблемы решены. Лишь стоит взять пилу и спилить ветку. Так он и поступит. Откроет окно, свежий морозный ветер будет трепать его курчавые светлые волосы, он  будет пилить, встав на подоконник, ухватится левой рукой за ветку, а правой будет пилить, и наслаждаться победой.  И вот последний штрих, хруст и ветка в его руке, и радость сменяет внезапный страх – свой тяжестью ветка увлекает «клоуна»  за собой  из окна к тротуару. Он будет лететь, рядом будут лететь пила и ветка, напоминающая своей формой человека, изображающего петуха, и мелькнет в его голове мысль: «как глупо он жил и умер глупо…И смеется   над ним теперь Бог». Мозг почувствует бодрящую прохладу, разлетевшись по покрытому льдом тротуару…
      - Нет, - первое слово, которое Агрессор произнес в слух после пробуждения. Услышав его, «клоун» поперхнулся и подавился своим смехом.
      

Глава 4.2. Платок
      
      Одержимый спустился вниз по лестнице, сопровождавший его охранник открыл перед ним дверь, они вышли на первый этаж в узкий коридор, затем на улицу, прошли через двор и снова вошли в здание. Охранник открыл перед ним дверь камеры, Агрессор вошел, и дверь с лязгом закрылась,  зашумели засовы.
      Четырнадцать пар  глаз  устремили нити душ к его телу. Самих людей было трудно различить, через густо зарешеченное окно свет почти не  проникал, так как за решетками стояли стальные жалюзи, а за ними – металлический лист. Так воздух достигает цели, а свет – нет.  Перед Агрессором стояла лавка, за ней – ржавый стол, и двухъярусный стеллаж занимал всю противоположную часть камеры. Во многих местах  листовое железо было изорвано, а уголки уродливо  изогнуты.
      В первом этаже стеллажа  располагались заключенные, и никто из них не был смелым в этот час, а с появлением Агрессора тьма сгустилась, и повисла мертвая тишина. Он подошел к столу, сел на лавку спиной к зэкам, и услышал несмелый вопрос:
      - Ты откуда, парень?
      Ненадолго  задумавшись, что мог значить для него этот не сложный вопрос, он перебирал ответы, как-то по-особому  грустно увлекшись: галактика? – нет, Гарта? – нет, город – нет, бокс 6.20 – тоже нет. Он выбирал нечто среднее. Ответ его прозвучал отрешенно, грозно, казалось, листы искореженного металла вибрировали в унисон его низкому голосу:
      - Мой адрес – Земля.
      Молчание возобновилось. Одержимый погрузился в свой внутренний мир.  Через несколько часов охрана привела  зэка-электрика,  освещение было восстановлено. Перед взором Агрессора предстала камера во всей её красе. В противоположном  окну углу – туалет, завешенный пожелтевшей драной  простынею, рядом умывальник  с раковиной под цвет простыни. Все те же красные стены, покрытые  «шубой». А вот это интересно – зеркало, небольшое, в три пачки сигарет,  вмуровано в стену. Парень подошел, взглянул на свое отражение.   Да, лицо его было не только  мрачным, но и  не бритым, десять дней не умытым. На нем скопился слой бетонной пыли, как дьявольский макияж. Коротко стриженая голова  превратилась в  взлохмаченный одуванчик, волосы на  висках и над ушами к затылку наполовину поседели. Единственное,  что шло в разрез с понурым обликом, это – яркие, живые зеленые глаза с тоненькой желтой каймой. У переносицы  образовались две морщины, промеж грозно сдвинутых густых бровей. Все это привело его к выводу, что это какой-никакой,  а все же человек, и среди людей, а не злой бестелесный дух.
      Вернувшись к человеческому общению с зэками, нашел мыло, бритвенный станок. Через полчаса на его гладко выбритый череп лег слой крема после бритья. Также в общении выяснилось, что за несколько часов до его прихода зэки, решили сделать  кипятильник из двух    металлических пластинок и спичек между ними.  Закончился эксперимент коротким замыканием, проводка сгорела, повергнув всех в  шок, вот они и лежали тихо, ждали расправы со стороны охраны, а появился Агрессор.
      Зашумели стальные запоры на двери, вошли пятеро  новеньких, у кого-то нашелся кипятильник, и заварили чифир. Кружка пошла по кругу, потекла беседа, чуть позже прибыло ещё трое, среди них один «Бывалый» – сидевший уже в тюрьме и в зоне.
      В то время, пока внимание всех  сосредоточилось на байках Бывалого, из дальнего от двери угла, из-под железных нар выбежала старая серая крыса,  пробралась вдоль стены к раковине умывальника, под которой стояла миска с водой   и накрошенным черным хлебом. Сняв пробу, крыса вернулась в свой угол, через минуту снова появилась, следом за ней вышли три детеныша – два серых, копия матери, и один пятнистый, белый с рыжими пятнами. «Красавец!» - подумал Агрессор, глядя на пятнистого, и тут же всплыло эхо мысли – «Должно быть в крысиной стае его считают уродом!» 
      Серогорбое семейство не осталось не замеченным. Зэки прервали беседу, кто-то кинулся за ботинком, чтобы метнуть его в крыс, другой остановил: «Стой тих! Ты што, их здеся не трогают, вишь, у неё и пайка своя – вода, хлеб!»  Крысобой сел на место, уставившись удивленным взглядом на хвостатых. Прерванную речь перехватил Бывалый: «Вот будешь сидеть в одиночке, придет к тебе вот такой пятнистый барбос  - ты будешь рад ему, как брату. И в норах можно многое спрятать – нож, пилку, бритву, спички, сигареты. Так что, это – их дом и наш». Насытившись, семейка ушла. Мать напоследок окинула зэков внимательным взглядом.
      Сигаретный дым сгустился, стало  жарко и душно, хотя батареи были едва теплые и за окном – минус десять.  Метровые стены и скопление народа в пространстве  восемь метров на четыре давали о себе знать. Кто-то начал задыхаться, сказал, что астматик, Бывалый постучал в дверь охранник открыл «кормушку», просьбами и угрозами уговорили на время оставить кормушку открытой, чтобы проветрилось.  Стали  меньше курить. Бывалый стал объяснять азы тюремной комедии. С его слов выяснилось следующее.
      Сейчас они  находятся в транзитной камере 3.1 – «транзитка». Здесь зэков будут держать около трех суток, затем распределят по камерам. Кого осудили – тот в «осужденку», кого – нет, тот -  в камеру, где сидят подследственные. Дождутся суда и в «осужденку», затем – в «зону». В каждой камере есть «смотрящий». Он объяснит и рассудит мелкие нюансы, на более серьезные вещи есть «смотрящий за крылом», выше –  «смотрящий за тюрьмой» - «положенец», еще выше – вор в законе. Строжайше запрещено воровать друг у друга, за это жесткий спрос – чаще физическое наказание, расправа с вечным ярлыком «крыса».  Физические расправы  запрещены без ведома «смотрящих» и без их на то одобрение. Изнасилование – это беспредел, за него жесточайший спрос.  Отъем вещей  силой или угрозой – тоже беспредел, и соответствующий спрос.
      Хотя Акс никогда не был узником, а Агрессор еще не успел приобрести  этот опыт, оба слушали Бывалого не особенно внимательно, но вывод был сделан: «Что имеет запрет, то имеет место быть».
      Глядя на  Агрессора со стороны, можно было видеть худощавого юношу лет восемнадцати, наголо бритого, раздетого по пояс, лежащего на ворохе своей одежды на верхнем ярусе стального общакового шканаря. Взгляд его, казалось, пустынно блуждал в небытие, где-то между потолком камеры  и  центром Вселенной.  На самом же деле он плел свою паутину в тюремной сети «D»  . Как бы зэки дружно не жили  в этих стенах, каждый, закрывая глаза, проклинает эти стены, насыщая его силой. За этим не веселым занятием он обсуждал с Аксом способ захвата всемирной власти. Вливающийся в него поток силы давал на то право. За этим не хитрым делом он не заметил, как  разум его потонул во всемирной паутине душ.
      
            
***

       Большой круглый зал с безумно высоким сферическим потолком, покрытым рисунками небожителей на зеленом фоне. Агрессор внизу у стены сражается  зажатым  в  правой руке кинжалом  с невидимым соперником, и чувствует, что враг его – Дьявол, и  кричит, надрывая голос: «Бог! Дай мне силу увидеть его!!!». Делает выпад, поражает пустоту  и кричит: « Покажись! Появись! Дай увидеть себя!»   
       Его тело раздваивается, и второй он попадает в руки неведомого врага, и поднимается в воздух,   будто его поднял  двумя руками  гигант Голиаф.
       Оставшийся на полу огляделся, увидел за спиной стену, покрытую рисунками Микеланджело, и почувствовал силу, исходящую от рисунков на стене, которая не дает врагу приблизиться к стене ближе, чем на шаг.  Здесь, в этом пространстве вдоль стены  он в безопасности. Сзади бьющегося в объятиях врага двойника, в стене, открывается дверь, куда неведомая сила пытается его  унести. Оставшийся прыгает на своего двойника, вонзает кинжал в пустоту, но в то место, где должен быть враг, и, уцепившись за дверной проём, вырывает второго себя  из рук врага, и, встав на ноги, соединяется с ним.  Враг отступает.
       Справа от Агрессор в высоте появляется человек в черном костюме, он опускается в центр зала и идет, уверено, как ледокол, на него. Будто не замечая Агрессора, смотрит на  дверь, открывшуюся позади того. Волосы у человека цвета вороного крыла, брови густые, черты лица заостренные, кожа смуглая, в глазах – бездна.
       Агрессор улавливает боковым зрением появление множества людей вдоль стены. Обернувшись к ним, он спрашивает, указав на человека, идущего на него: «Кто это?!»  и,   не дождавшись ответа, делает шаг влево, избежав столкновения с незнакомцем. Разминувшись нос к носу с Агрессором,  человек в черном, не изменяя своего равномерного  движения,  уходит в открытую дверь в стене. Люди вдоль стены в основном пожилые,  в платьях старого покроя, уходят следом за человеком в черном. Агрессор останавливает последнюю  старуху с кривым  острым носом, и задает тот же вопрос: «Кто это?!»  Она отвечает, шипя, как змея: «Это был его слуга!» Эти слова рождают сомнения и вопросы. Агрессор спрашивает старуху,  указывая взглядом на дверь: «Куда все идут?!» - «Это бал в благодарность тем, кто ему служит…» - прошипев последнее слово пронзительно долго, старуха уходит  и исчезает в дверном проеме.
       Агрессор остается один, в смятении. Внезапно за  его спиной восходит солнце, появляется Она в откровенном платье красного шелка. Волосы её распущены, она боса. Тело Её светится, пронзая легкую ткань. Она берет его за руку и говорит, увлекая за собой в открытую дверь: «Пойдем, мой рыцарь, ведь это всё для нас!» Прикосновение Её   нежно и  освежающе, он идет вслед за Ней.
       Бал! По широкой, извивающейся как река лестнице, устеленной алым бархатом, с массивными золотыми  перилами, оспаривающими своей сложностью красоту природы,  они спускаются вниз.  Вокруг бесконечные трибуны, их заполняют миллионы людей, все смотрят на них. Зал рукоплещет стоя. У подножья лестницы, спускающейся сквозь круги  Дантова ада, взрывается симфонический оркестр. Музыка летит и разрывает пространство.
       Агрессор счастлив, действительно, счастлив!  Она рядом, крутиться, вальсирует, манит, влечет. Он видит свою тень у Её босых ног, и он рад!  Они выходят на арену по кругу обнесенную широким столом, покрытым красной тканью с золотым узором.  Все смотрят на них с возвышающихся вокруг трибун.  Миллионы лиц, все счастливы!
       - Ты безумно красива и дьявольски хороша. Рядом с тобой я наслаждаюсь в аду! – срывается фраза с улыбающихся губ Агрессора. Она ловит фразу налету, и кружиться перед ним, будто пламя живое зовет мотылька, падает на стол перед ним, обнимает ногами за пояс. Он склоняется над Ней, их губы смыкаются в поцелуе вечности…
       Наступает тьма,  тоска и желание всё повторить, желание растет и, наконец, разрывает своей силой  тьму. Он выходит сквозь  черную дверь, в ночном  небе мчатся звезды. Планеты пугающе близко, будто Земля сорвалась с орбиты и мчится прочь от Солнца,  и вот среди звезд скачет огненный всадник, Агрессор кричит ему: «Остановись и сразись со мной!», но всадник скачет дальше, удаляется. Тогда Агрессор кричит ему, надрывая голос: « Забери меня с собой!», и поднимается в небо и улетает в звездную даль…
       
         
***
      Когда Агрессор проснулся, сквозь  случайные щели в зарешеченном  окне пробивался дневной свет, вспомнились чьи-то слова:
      
      Снова за окнами белый день.
      Я чувствую, открывая глаза,
      Весь мир идет на меня войной…
      
      При слове «война» воспрянул и автор строк, бог войны, демон ярости - Акс.
      - Этой  ночью ты видел то же, что видел я, - не очень дружелюбно спросил его Агрессор. - Что ты можешь мне сказать о невидимом враге и всаднике?!
      - Есть два вида сна. В первом разум блуждает в своем внутреннем мире, во втором – во внешнем мире по сети «D», обволакивающей всю планету. Сдается мне,  это был вариант номер два. Слишком много там было чужих взглядов, чужих лиц.  Что касается твоего врага, я думаю, это – неведомые тебе препятствия, которые ты спешишь увидеть и преодолеть, и глаза Полосатого демона     говорили: «… он пошел и преодолел…»
      - Этот сон был жутко реален. Обычно во сне я знаю, что это сон, и могу даже действовать вопреки  событиям, пользуясь этим пониманием. Здесь же - нет.  Всё было так реально, непредсказуемо, я так кричал, надрывая глотку.
      - Может быть, реальность идет в ногу с болью… и непредсказуемостью. Реальность только то, что воспринимает твой разум, следовательно, вещи, о которых ты не знаешь, и не видел, не реальны. Но ты хочешь их увидеть. Интуитивно ты чувствуешь, что они есть, и реальность выходит далеко за рамки понимания. Таков твой разум. Ты разговариваешь со мной и не сходишь с ума. Ты можешь управлять сном внутренним, но, если ты заставишь управлять себя сном внешним, ты сможешь властвовать над миром, находясь  телом в камере тюрьмы.  Ведь повлияв на чужой  разум во внешнем сне, ты заставляешь человека совершить поступок, якобы обдуманный им самим. Если бы ты был простым смертным, Дис не выбрал бы тебя. Может быть, всё вокруг только ради создания тебя и развития в кого-то более великого, чем просто разрушитель или созидатель.  То, что дал тебе Микеланджело и то, какую сила возымела его картина, и вот это, - Акс раскрыл свою зеленую ладонь и показал Агрессору, маленького синенького крокодильчика, на удивление похожего на Диса, смотревшему на него сквозь воды Её водопада, -  я поймал его у воронки водоворота темных и светлых сил, он смело нырял в её глубину. Подобное сделал недавно Дис, прыгнув в Окно… о…о…
      - Мне кажется, ты был не прав, и я всё же схожу с ума. Мне мерещатся синие крокодильчики и зеленые  человечки. Оглядись, Акс, нет ли там таблички или вывески?
      Акс оглядел  ущелье вокруг себя:
      - Какую табличку я должен видеть? Ты бредишь… ш… ш…
      - Как какую? – «Ночлежка для демонов. Всегда рады вас видеть!» или «Мотель для демонов. Есть свободные места»
      
            
***
      На стальной двери лязгнули замки, открылась «кормушка», через неё стали выдавать обед. Агрессор заставил себя сожрать адское варево с кислым   недопеченным хлебом, напоминающим пластилин. За этой пыткой  он решал для себя – что есть реальность? Синий крокодил или этот хлеб?
      После обеда вывели на прогулку.  Подходя к дворикам, охранник крикнул зэкам: «Руки за спину!»  - никто не подчинился. Со слов Бывалого таково было положение в тюрьме: зэки правят балом  - «черный ход».  Охрана наворачивает режим, зэки отрицают, игнорируют требования, и такая постоянная борьба в мелочах, иногда и в более крупных вещах. Администрации тюрьмы  чаще  приходится  уступать, так как, требуя исполнения закона от зэков, он сама должна соблюдать законы: четыре квадратных метра на человека, нормы питания, бытовые условия – матрацы, одеяло, белье и т.п.  Тюрьма переполнена,  возникают бунты голодовки, зэки «выгрызают» все положенные блага для себя. Идет непрерывная борьба.
      Прогуливаясь, Агрессор вспомнил, что значит свежий воздух. Из молочного цвета неба падали редкие снежинки, некоторые пролетали сквозь решетку, сетку и достигали его лица и бритого черепа, таяли, даря прохладу и свежесть.  Он сжал свое лицо руками, стер снежинки с головы, закрыл глаза и услышал, как вырвался невольный рев из груди. Открыв глаза, он долго смотрел на зарешеченное небо,  слушая Акса. Он видел паутину «D» над тюрьмой и проклятия, стекавшие к нему в душу.
      - Мы не так сильны, как прежде. Нас не соединяет тело Гарты, и, чтобы сразиться с Мали нужно набраться сил. Убив ангела, мы открыли кормушку не только для себя. Демоны и бесы будут постоянно посягать на неохраняемую пищу. Нам нужно очертить свою территорию, для этого нужно непосредственно твое продолжительное присутствие в разных частях тюрьмы. Везде нужно оставить свой след. В боксе 6.20 он уже есть, затем оставим след в «транзитке» и пойдем дальше  по кругу, затягивая петлю. Затем, я уверен можно будет заманить Мали в центр  и убить. Но для этого придется посидеть в разных камерах и погонять бесов, если кто из них осмелится зайти на территорию. По всей видимости, крокодильчик – это Дис. Неизвестно, что с ним случилось в мире света, скорей всего он потерял все силы, вернулся и остался в разуме Микеланджело, пока ты не забрал его. Он вырос после казни  священника. Если ты будешь и дальше испытывать гнев, он будет расти. Но пока он в моих руках, о росте не может быть  и речи, - продолжал говорить Акс, сжимая крокодильчика в зеленом кулаке, - омывающий твою душу черный дождь  может скоро заполнить часть ущелья, и я смогу выплыть на поверхность.  Черные потоки  сбрасывают мне желтые камни, сила растет с чудовищной скоростью. Трудно сказать, как долго придется тебе ждать. Теперь  время  по разному течет для нас, и тело Гарты, я уже говорил, не объединяет нас в единое целое. Даже для рождения беса малой силы требуются поколения.  От отца к сыну многократно переходит сила с его мыслями, взглядами на ребенка, с проекциями несбывшихся надежд   и желаний.  Сила втекает в душу ребенка от матери к дочери, как ведьмы передают свой дар, и он продолжает расти в следующем поколении, насыщая себя силой, пока не придет время родиться.  Нам же нужно набрать силу сотен тысяч бесов. Нужно будет пожирать встретившихся бесов, чтобы успеть к концу периода, когда убийство ангела будет обнаружено,  и воины света придут искать нас, чтобы заморозить, не убить, а именно заморозить, чтобы исключить возрождение в следующем поколении. Ведь духовно ты бессмертен…ен… ен…бессмертен.
      
***
      Эхо голоса Акса перешло в металлическое бряцание. Зашумели замки на двери дворика, час прогулки истек. Один за другим зэки выходили из небольшого прогулочного дворика.  Агрессор выходил последним. Он подковырнул ботинком замерзший  кровавый сгусток, отфутболил его к двери, рассуждая: «Значит, бывает здесь беспредел. Да, этого добра хватает. Что же, уже три года прошло, как Она сказала: «Я ухожу от тебя!», и полгода после последней встречи. Буду ждать, ждать…, - Агрессор до боли сжал кулаки, - хорошо, я дождусь, да, тут есть чем заняться.  Интересно, в чьей крови стены?»
      Завели в камеру 3.1. Тут парень понял, что имел ввиду немецкий летчик, посадивший спортивный самолет на Красной площади в Москве. Когда он вернулся в Германию, его спросили соотечественники – «Как сидится в российских тюрьмах?». На что получили ответ – «Не знаю, меня держали в общественном туалете».  Зайдя в камеру со свежего воздуха, он ощутил всю прелесть ароматов общественного туалета, только накурено было значительно сильней. В камере уже были  новые лица, человек семь-восемь, кто их, действительно, считает! Итого – около тридцати человек в пространстве в четверть теннисного корта, плюс здесь же туалет, раковина, стол, лавка и двухъярусный стеллаж, большая общая кровать, сумки с вещами под ногами, в общем, голимый  муравейник.
      Проводку снова спалили. Кто-то дразнил глухонемого безумца, забившегося на верхний угол нар над крысиной норой. Несчастный рычал  и гавкал, он был не брит, взлохмачен, в грязном тряпье, которое даже одеждой не назовешь, и жутко вонял забивая все здешние ароматы своим зловонием.  Агрессор вгляделся в его лицо и был удивлен. Это был тот мужик с порванной библией, который был  прикован к потолку в странном доме.  По всей видимости, он потерял рассудок после той ночи, а язык от удара Агрессора.  Безумцу настойчиво объяснили, что ему следует слезть и помыться, выкинуть одежду, а ему дадут новую – кто что сможет, голым не оставят. Но безумец отрицал голос разума, хотя все же сожрал полбуханки хлеба, запив водой. 
      Увидев Агрессора, он заметно притих. Неуязвимый же посмотрел в его глаза  и, не найдя в его душе демона, не стал открывать книгу, а плотно сжал её листы. Через пять минут безумец мирно спал, и почему-то его безмятежный сон нес покой и в мысли Одержимого: «Неужели придется делать добро, чтобы сохранить равновесие рассудка?» - с этой мыслью Агрессор закурил и прилег на край шканаря, ближе к окну.
      Через полчаса стало очень жарко, даже открытая «кормушка»  не внесла облегчения.   Надежду на спасение вселяла новость, что все последние  прибывшие ночью уходят этапом на север, в лагеря. Они уже имели каждый свой срок. Один из них подошел к Агрессору, в глазах его тлел страх, его страшила дальняя дорога, и была на то причина:
      - Друг, не сочти за наглость, прошу тебя, отнесись с пониманием. Нас сейчас погонят на север, а я в одной рубахе.  У тебя теплая куртка, лучшая, чем у кого-либо здесь, и теплая олимпийка. Подгони мне её по-братски. Ты в куртке не замерзнешь, а меня спасешь! И ты, я вижу, тот, кто не будет нуждаться.
      Агрессор оглядел парня с ног до глубины души, снял олимпийку и отдал, ничего не сказав. Парень принял дар и удалился в толпу.  Через несколько минут он вернулся, сжимая в руке нечто белое, заговорил с придыханием, чуть ли не молясь:
      - Знаешь, мне нечего дать тебе взамен. Возьми хоть это, в знак моей душевной благодарности, - и подал аккуратно сложенный белый носовой платок. То, как он сделал это, поднимало цену на платок, будто это была горсть бриллиантов, - возьми, прошу!
      Парень все так же молча, без колебаний, принял его дар и снова лег. Не прошло и часа, дверь отворилась, назвали восемь фамилий. Зэки, чьи фамилии были названы, вышли с вещами. Стало немного легче дышать. Агрессор провалился в сон. На этот раз ничего значительного. Он ходил по берегу бурлящей черной реки, а рядом с высокого моста некто неведомый сыпал в реку золотые монеты.
      Ночью крысята так разыгрались, что начали бегать по головам спящих. Пришлось пугнуть хулиганов, ударяя о шканарь пустой кружкой, Бывалый нагнал на хвостатых страху.
      Проснулся от шума, поднятого из-за завтрака. Через «кормушку»  в двери выдавали чай и кашу, и снова Агрессор заставил себя есть.
      Добрые зэки подали немому чухону  пищу прямо на его ложе. Чудовище приподнялось и стало жрать на потеху зэкам. Одержимый обратил на него  свой взгляд: конечно,  теперь немая тварь  больше притворялась безумной, чем это было.  Листы книги были по-прежнему сжаты, и мысли не путались. Это вызвало  приступ омерзения. Агрессор оттолкнул от себя миску с серой кашей, и громко сказал, при этом его низкий глухой  голос заставил всех удивиться и оглянуться, как в таком, казалось, тщедушном теле, может уместиться такая подавляющая сила:
      - Незачем с ним нянчиться. Эта гнида косит под больного, посмотрите в его глаза. В следующий раз, как подадут пищу, пусть слезет, умоется и сядет есть. Нет. Пусть сидит голодный! – и, бросив злой взгляд на немого, смачно добавил, будто сплюнул комок каши, - Мразь!
      По всей видимости,  брошенное слово пробрало немого до мозга костей.  Он рассудительно отодвинул от себя тарелку-шлемку, слез с шканаря, подошел к умывальнику и стал умываться.  Вокруг все только удивленно следили  за перевоплощением «безумца», тихо комментируя.  Кто-то подал мыло, Бывалый предложил дать и станок для бритья и одежду, у кого что есть, раз пошло такое дело.
      Звякнул замок на кормушке, маленькое окошко для выдачи пищи отворилось, послышался голос охранника:
      - В баню идем!
      Ответ был дан незамедлительно, Бывалый радостно крикнул:
      - Да, да, начальник!
      - Собирайтесь! – прозвучало в окошке, и оно затворилось.
      Баня начиналась с раздевалки, равной по размерам камере 3.1 с лавками у стен, покрытых шубой. Пол устилал коричневый, битый во многих местах, кафель.  Освещало это убранство тусклая лампа у стены, в которой имелась дверь, ведущая в душевую комнату того же размера, где по потолку буквой «П»  шла труба с лейками из блеклой жести.  Оттуда и жарили струи воды, подачу и температуру которой контролировали за стеной, через окошко в которой выдавали нарезанное небольшими кусочками мыло.
 
      
***
      Через час вернулись из бани. Начались вызовы на допрос к тюремному оперу:
      - Фамилия?  Имя? Отчество? Дата рождения?  Место рождения? Место жительства? По какой статье привлечен?
      - Статья 162 ч.2 – разбой, собираюсь пожить у вас немного.
      - Ты знаешь, что срок по этой статье  с семи до двенадцати лет!  А ты шутки шутишь!
      - Да какие тут шутки.  Я собираюсь здесь пожить, хоть и не с семи до двенадцати.  Вам надо ещё 162-ю доказать.
      Опер хотел что-то возразить, но взгляд Агрессора остановил его.
      Опер что-то записал в бланке, позвал охранника:
      - Уведите.
       Одержимый под конвоем вернулся в камеру 3.1. Одного за другим зэков вызывали к оперу.  Агрессор подошел к стене, в которой на уровне лица было вбетонировано  маленькое зеркало. Он долго смотрел в него, сосредоточивая узел. Теперь, если одержимый взглянет в него, бес непременно почувствует его присутствие, и если не сбежит, Неуязвимый откроет на него сезон охоты. Несколько сомневаясь в правильности своих действий, он поспешил уточнить истину у Акса:
- Если дикий демон-бес по природе своей близок к абсолюту зла и потому безумен, может быть лучше не спугивать их своей силой, а заманивать и пожирать?!
- Да, так мы и поступим, когда я смогу выйти из лабиринта, чтобы ловить и настигать беса в любом уголке твоей бескрайней души. В бесе  много силы. Когда он начинает понимать, что для него добро, что – зло, и рассуждать, вот тогда рождается демон с жадностью пожирающий души. В нем уже во сто крат больше силы.  Но заметь, захватив душу простого смертного, он будет её трепать, внося дисбаланс в психику,  при этом, не становясь сильней, пока в нем не родится разум. На это уходит время, и поэтому редкая птица вылупляется. Обычно ангелы глушат их в скорлупе…е… е…
      - А к какой же группе ты относишь себя, Акс?
      - Ни к какой. Я – яростно разозлившийся архангел.  В начале я яростно любил, а затем меня разозлили, - произнося последние слова, Акс стал дергать синего крокодильчика за хвост, но последний мужественно сносил издевательство, только растопыривал лапки  при особенно сильных рывках.  Видно было по единственному сощуренному глазу, что он затаил лютый гнев.  – Кто меня разозлил, кто? – спрашивал Акс, ударяя синего  крокодильчика о камень  головой.
      
      После обеда начали распределять по камерам. Агрессор вошел в камеру 4.3. Его взору предстало продолговатое помещение – три метра в ширину, восемь – в длину, ярко освещенное неоновыми лампами.  У каждой стены стояли две пары трехъярусных кроватей – шканарей, этакое увеличенное купе поезда.  Посередине  камеры стоял стол, садясь за который, зэк использует шканарь как лавку. В противоположной от входа стороне –  окошко, маленькое продолговатое, в половину окна в  купе поезда.   Побеленный потолок, гладкие стены зеленого цвета, как и шканари и стол (общак). Пол покрыт кафельной плиткой. За белой ширмой туалет (дольняк), рядом раковина и зеркало, вмурованное в стену между белого кафеля. Чисто, уютно, даже свежо.
      Под окном на натянутых веревках удерживался небольшой черно-белый телевизор. На общаке (столе) - пепельница, собранная  из пустых пачек из-под сигарет.  В камере шесть человек: двое убийц, один убил жену, другой –  по пьянке топором зарубил знакомого; один торговец оружием, один мошенник среднего масштаба, один мелкий воришка, один насильник – с дружками оттрепали какую-то девку, и теперь один разбойник – Агрессор.
      Заварили приветственную литровую кружку чифира, началось чаепитие и знакомство.
      Никакой суеты, чинно, размеренно, день за днем – завтрак, обед, прогулка, ужин. Один раз в неделю баня, реже обыск – «шмон».  Передачи от родственников -  продукты питания, чай, сигареты, вещи.
      Из этой кучки заключенных Агрессор выделялся лишь фанатичными тренировками, которым он подвергал свое тело дважды в день: один  час -  на прогулке, один час  - вечером.  Изнутри он насыщал  тело знанием боевых искусств, а снаружи – гнетущей силой зла, проклятиями. Последние никто не видел и не чувствовал, кроме него, Акса  и синей рептилии.
      Акс, стоя на бурлящей злобой реке, примерялся -  сколько осталось до края ущелья. Протягивая вверх руку, он обратился к Агрессору:
      - Готовься, осталось совсем не много, и я смогу выйти на поверхность. Тогда мы откроем охоту на бесов. Будем затягивать их в твою душу, и я буду здесь их пожирать. На поверхности им некуда будет от меня деться.
      Отжимаясь,  стоя  на руках  у серой стены, покрытой шубой, Агрессор отвечал   тревожащему его в неурочный час внутреннему голосу:
       - Готовиться, но к чему? Я помню, в больнице для душевнобольных к нам в игровую палату невесть откуда приводили девочку лет четырнадцати от роду. Сама   ходить она  не могла, абсолютно лысая,  в розовой пижаме. Она часто впадала в припадки, выражая не то свое неудовольствие, не то страх. Тогда мне это  было не понятно. Она подползала к стене  и, сев спиной к ней, начинала биться затылком о стену с такой силой, что гудела стена, и слышался  отчетливый чвякающий  звук ударявшего в гладкую стену гладкого черепа.  При этом она орала, и все, кто смотрел на неё в это время, испытывали страх, насыщая её беса  силой.   Неужто, мне готовиться к таким припадкам, если бес разгуляется в моей душе, а ты не сможешь с ним совладать в короткий срок? – Агрессор стал с рук на ноги. Стряхнул с рукавиц налипший снег  и прислонился руками к бугристой стене, ощупывая неровности  взглядом, и сказал сам себе: «Два удара о такую стену и «Game over»! При этом его взгляд  в который раз обнаружил следы запекшейся крови на остриях камня, и он услышал мрачный голос внутри себя:
      - Готовься… я…я!..
      У противоположной стены  величественно прохаживался мошенник. Он был толст,  лет около сорока, с маленькими усиками, в кожаной кепке. Агрессор обратился к нему с вопросом:
      -  Слышишь, шайба, ты давно здесь сидишь?
      Толстячок оживился, и, уперев на Агрессора, единственный живой блекло-голубой  глаз, ответил вопросом на вопрос:
      - А с какой целью интересуешься?
      Сначала этот вызов зацепил парня на словесную дуэль, но скосившийся на бок стеклянный глаз  делал лицо толстяка  глупо смешным, что гасило всякие искры ярости. Поэтому Одержимый ответил с иронией:
      - С целью познания.
      - Познания для кого? – не унимался толстяк.
      - Грубишь! Ты что, меня под сомнение  ставишь?!  Конечно, для личного развития! – при этих словах Агрессор подковырнул носком ботинка кусок ледышки и зафутболил его в стеклянный глаз. Ледышка летела по дуге, и толстяк  легко ушел от ледяного снаряда, и ответил:
      - Полгода уже здесь, а до этого год в Воронеже, теперь, наверное, дальше по России - матушке повезут. В каких городах набедокурил, туда и возят.
      Пока толстяк отвлекал внимание Агрессора беседой, он подбирался к валявшемуся  обломку сосульки. От Неуязвимого не ускользнул этот маневр, но он сделал вид, что ничего не заметил.
      - Ну, раз ты полгода уже здесь, может быть, знаешь, в чьей крови стены? – Агрессор сделал вид,  что смотрит на стену, разглядывая пятна крови, а сам не выпускал из внимания ноги толстяка.
      - Нет! – резко выкрикнул толстяк, пытаясь заглушить голосом звук удара ноги о ледышку, которая теперь летела в направлении уха парня. Агрессор выпрыгнул вверх, взвился волчком, и разбил ледышку  пяткой на лету, осыпая толстяка снопом ледяной крошки.
      - Признаюсь, моя хитрость уступает твоей ловкости,  - почтительно сказал толстяк,  утирая лицо.
      В разговор вмешался третий,  по кличке «Кот», слонявшийся у тормозов .
      - Это, наверняка, братва  с шестого коридора, может спрос с кого был, или что не поделили, всякое бывает, когда в «хате» больше пятидесяти человек.  Вон, поинтересуйся у Барыбы,  он на шестом коридоре сидел, -  и Кот, сидевший за торговлю оружием, кивнул в сторону насильника, который угрюмо топтался рядом, замкнутый в себе. Он гнал   из-за нависшей угрозы отсидеть семь лет за групповое изнасилование, а ему только  исполнилось двадцать. Услышав свое погоняло , он как будто очнулся от сна и стал взглядом искать причину, отвлекшую его от его мыслей.
      - Хорош гнать, пообщайся с людом, вон видишь, - Кот указал на  Агрессора, - человек в тюрьме недавно и интересуется. Ты же – пацан стремящийся , объясни, почему стены в крови.
       Такой подвод  вопроса  накладывал некую ответственность на ответчика – если пояснение будет не правильным и заведет в заблуждение новичка, за это могут спросить , но и пояснить нужно, к тому обязывает титул «пацан», а у насильника в голове в данный момент был полный кавардак, и как он не напрягал мозг, все, что смог ответить, перед вами:
      - Ну…- очень протяжное «ну», - ну, наверное, кто-то подрался…- все рассмеялись, кроме  Агрессора и Барыбы, который продолжал перегружать мысли из одного полушария в другое. 
      Безусловно, истина в этот день не осветила данный разум, но труд был виден по его лицу, чем и был вызван смех. До конца прогулки  играли в футбол сосульками, загоняя их в тормоза. Вратарем был Шайба. 
      С кем бы ни заговаривал Агрессор о крови, все сходились на мнении, что причина тому – братва с хат на шестом коридоре. Заглянув  в их разум и души, Агрессор находил все тот же ответ, только к нему примешивался страх. Желание узнать причину этого страха росло, найти ответ хотелось поскорей.
      
      
Глава 4.3. Сальвар
      
      Прошло два месяца заключения. Наконец перед Неуязвимым открылась дверь камеры шестого коридора. Петля завершена. Он снова побывал в боксе 6.20, где карандашом на стене  начертал свое имя. Камера 6.3 находилась на другой стороне коридора, нежели бокс 6.20.
      Стальная дверь захлопнулась. Не менее двадцати пар глаз осматривали его. Интерес их быстро угас, и все занялись своими делами.  В центре за длинным узким столом не было свободных мест. На дальнем от тормозов  краю «блатные» ели копченую курицу, салат, макароны. Эта часть стола всегда занята ими,   даже если была  пуста.
      В легкой  спортивной одежде бритоголовые парни размеренно поглощали пищу, бросая ленивые взгляды в сторону вошедшего.  По всем их движениям было видно, что они чувствуют себя здесь «хозяевами жизни». Ближе к дверям от пятерки обедающих  было немного места по обе стороны стола. На узеньких лавках мог уместиться весьма полный  человек. Перед пустошью по обе стороны стола сидели двое  и играли в шахматы.  Еще ближе человек восемь о чем-то спорили и пили чифир. Затем двое стояли напротив друг друга, поставив каждый одну ногу на лавку. Облокотившись на колено, они поочередно кидали два кубика на игровое поле и двигали фишки -  играли в импровизированные нарды. Еще ближе к выходу ватага мужиков шумно резалась в домино, и у самого края сидел старикашка, он пил чай из замызганного пластмассового стакана. В трех шагах от него пока стоял Агрессор, осматривая камеру. Слева и справа от «общака» (стола) стояли парные шканари – «танки», квадратные двухэтажные стеллажи, два на два метра. В одном танке четыре спальных места: два - внизу, два – вверху, и так по каждую сторону от стола. Вдоль стены стояли четыре танка, завешанные простынями. Внутри танка отдыхала «высшая каста» - «смотрящий», «стремящиеся», «порядочные», «пацаны» - «блатные». На крыше – низшая каста: «мужичьё» и «бандерлоги» -  «чмо».
      В этот час не было свободных мест, люди спали, а бодрствующие жильцы верхних и нижних этажей ждали своей очереди. Только самые «мурчащие» пользовались шканарем безраздельно. И у дырок в стене пустовали шканари, там либо кто-то  сидел, общаясь сквозь отверстие с соседями за стеной, либо лежал, ждал передачи, записки. И когда малява шла на шнурке, ведущем в отверстие,  погремушка на шнурке начинала трещать от подергиваний из-за стены. Это означало – тяни шнур на себя, принимай груз.  На тюремной почте был свой сленг, пароли, дабы избежать недоразумений, чтобы не поговорить с ментом, или не передать в его руки записку, если соседнюю хату вывели на продол (в коридор). Сейчас эти шканари пустовали, но стоило погремушке сработать, тут как  тут появлялся у кабуры (дырки в стене) зэк.
      Слева в углу дольняк   за белой ширмой и рядом умывальник, справа – пустое место, заваленное рваными матрацами.
      К Агрессору подошел щуплый мальчишка:
      - Сумку кинь пока вон туда, - мальчишка указал на кучу матрацев и продолжал, - сейчас, подожди немного,  смотрящий проснется, поговорит с тобой, и тогда определишься, куда вещи деть, где спать,  кем быть.  Ты с транзитки? Нет? – закончив свою речь вопросом,  парень обвел Агрессора пытливым взглядом детских глаз.
      - Нет, я из 8.9, до этого был в 4.3, а перед тем - в  транзитке 3.1.
      - О, я вижу, ты уже покатался по тюрьме, - оживился мальчишка, услышав ответ парня, - а я неделю как с «малолетки» поднялся. Восемнадцать исполнилось, вот и перевели на «общак». Ну, пошли, присядем, поговорим, - юноша увлек Агрессора за собой к пустому месту за общаком. Ловким движением  сумка была отброшена  к машкам .   Два худощавых парня легко уместились на лавке, и тут на Одержимого обрушился шквал вопросов: «Откуда ты? За что? Кого знаешь? Кем живешь?» Но ни на один Агрессор не ответил. Он рассматривал гнетущие узоры паутины «D» - искал беса, он был готов к охоте. Малолетке хватило одного его короткого  взгляда, чтобы тот исчез с поля зрения и не маячил перед глазами.
      Обшарпанные блекло-зеленого цвета стены, пропитанные проклятиями до такой степени, что, казалось, это зло выжигает в них  дыры, а не руки зэков, источали темную силу. Эти испарения сливались с потоками зла, образуя сзади Агрессора черный шлейф, как хвост кометы, запечатленный на негативе фотопленки, и он вонзался в затылок.  Временами Одержимый чувствовал  обжигающую боль, будто затылок его жгло жерло вулкана, где клокочет лава. И тогда он отчетливо  понимал, какую великую силу вбирает в себя. Если  он осмелится взглянуть в русло черной реки, входящей в него, обожженное зрение покинет его навсегда, захватив с собой в дорогу его разум.
      Собрав все душевные нити в узел под высоким сводчатым потолком камеры, Акс ударил по ним плетью, как по струнам арфы. Яростная вибрация спустилась в людские  души, и виртуальные струны  завыли хором без изъянов. Взбесивший Акса ответ был получен – Ни  в одном из сорока двух зэков беса нет.
      Вышедший на поверхность серой пустыни, Акс продолжал свой путь среди барханов, собирая желтые камни. В правой руке он держал гигантскую плеть,  зигзагами уходящую в зеленое небо. Это  мысли о Ней . Среди желтых туч бушевал черный смерч, от него  начиналась река проклятий, куда был брошен синий крокодил. Акс безуспешно пытался покинуть этот мир вопреки пониманию, что стал его неотъемлемой частью. Он все же боролся, делая прыжки, и тогда из груди Агрессора вырывался сдавленный рев. Будто в груди его лев рвется из клетки.
      И сейчас, обведя взором замкнутое пространство, не найдя соперника, в груди его проснулся  этот  грозный звук. Так выражает свой гнев после промаха  барс, глядя вслед убегающему оленю, и идет искать новое место для засады.
       Почувствовав чье-то желание прикоснуться к нему,  Одержимый обернулся. Тянувшийся к его плечу мужичонка с широким лицом и взлохмаченными волосами испуганно замер в замешательстве, уставился на свою вытянутую левую руку, стараясь понять – как? Перевел свой взгляд с руки на глаза Агрессора, ища ответ, но, встретившись с его взглядом, совсем растерялся и отвел глаза в угол, где стоял «танк», завешенный белоснежными простынями, будто ища там поддержку, но простыни оставались неподвижными. Указав на них, мужичонка, не глядя на парня, сказал:
       - Тебя ждет «смотрящий», там.
       Неуязвимый поднялся и, не спеша, пошел в указанном направлении к танку в углу камеры под широким окном с тремя рядами массивных решеток. Мужичок поспешил скрыться в толпе зэков, курящих у «тормозов». Подняв простыню, Агрессор вошел в узкий проход между танков, где его ждали двое, разместившихся на подушках.  Один сидел как монгол, другой, как потом выяснилось по кличке «Грузин», лежал вытянувшись по диагонали двухметрового «шканаря». Первый, мужик лет сорока   пяти, обратился к парню:
       - Присаживайся, - бритоголовый небрежным жестом руки указал на край шканаря, где сейчас были ноги, вернее ступни Грузина.
       Агрессор немного склонился, и его глаза встретились с глазами Грузина, который, не рассуждая, тут же пождал ноги и подвинулся ближе к первому. Одержимый присел на освободившееся место. Теперь над его головой нависал стальной стеллаж, обтянутый изнутри узорчатым покрывалом, а сел он на теплый плед из верблюжьей шерсти. Вокруг свисали белые простыни. Взгляд парня встретился с взглядом мужчины, сидевшем как монгол, чье тело имело вид сорокапятилетнего человека, а в действительности  его возраст равнялся ста сорока двум годам.
             Это был вампир, чья душа, благодаря воспаленному  разуму, обеспечивала энергией тело, даря силу, повышенную регенерацию тканей, относительное бессмертие, ибо, в конце  концов, его душа окончательно   иссякнет, и тогда ему не поможет кровь невинных жертв. Да и не в ней дело. Она лишь служит проводником энергии, уходящей из тела жертвы и втекающей по оголенным нервам в увеличенных клыках вампира. Она вливается, приятно  щекоча сознание, дарит краткий прилив бодрости. Вглядевшись в душу вампира, Одержимый понял – этот человек глубоко несчастен при наличии силы.
      - Как твоё «погоняло», - спросил смотрящий.
      - «Агрессор».
      Смотрящий жестом отослал Грузина и сказал ему вслед: «Увидишь Лесника, скажи, что я его зову». Грузин покорно удалился.
      - Меня зовут «Сальвар», можно кратко -  «Саль», - смотрящий протянул Агрессору руку для пожатия. Парень вложил свою руку в протянутую ладонь. Какое-то время они так и сидели  - рука в руке. Сальвару требовался физический контакт для определения силы собеседника. Молчание прервал  заглянувший в «танк»  мужичок, всё тот же, с широким лицом:
      - Меня звали? – спросил мужичок.
      - Да, завари чая и принеси, и смотри там, чтобы близко никто не сидел и не подходил к шатру – у нас долгий разговор. Иди! – отдав повелительным тоном распоряжение,  Сальвар совсем по-другому  обратился к Агрессору:
      - Я чувствую, ты из верхней касты «пророков». Я – из старых и уважаю древние законы. Можешь рассчитывать на меня. Я не забываю, в отличие от многих, что мы всего лишь «слуги». Но после последнего бунта «рабов»  всё изменяется, идут слухи, что они захватили святыни – ведут торг, хотят выторговать равноправие. Как ты считаешь, чего они добьются?
      - Войны, -  ответил Агрессор без каких-либо эмоций. Он проник в разум Сальвара и пытался  разобраться  в его мыслях, кое-где находил ответы, заставляя вампира говорить начистоту.
              - Я тоже так думаю. Но вот, кто выиграет мне неизвестно. Несколько месяцев назад были убиты все воины «инквизиции» этого округа. Их вроде заманили на стройку и обрушили здание. Никто не смог  спастись. Несомненно, на их место придут другие. Но все же их стало меньше, а «рабы» боятся только их! – Саль нервно потер руки. Видно было, как он взволнован своим рассказом. Огляделся, будто ища тень шпиона на окружающих их простынях, и крикнул:
      - Лесник, где чай?!
      В ответ послышался отдаленный голос:
      - Иду, иду.
      Саль обратился к парню:
      - Может чего покрепче? Сделает, только скажи.
      - Позже. Так ты полагаешь, убили «рабы»? – Агрессор задал вопрос, желая услышать подробности, известные Салю.
      - Кто же еще?  К таким мерам могут прибегнуть только они. Их жизнь коротка, вот и стараются успеть всё радикально изменить. Ты, наверное, думаешь – я здесь по нелепой случайности? Так нет! – голос Сальвара притих, - нет, я выжду, у меня есть время. Здесь за толстыми стенами на меня никто внезапно не нападет со спины, как любят нападать эти шакалы  кривомордые.
             Одержимый много знал от Акса.  Разум Сальвара лишь натолкнул его на  эти знания. И вот что волновало вампира – оборотни также не долговечны, как обычные смертные, но могут иметь детей. Их легко отличить от обычного смертного человеку знающему.  У них толстая кость, иногда это бросается в глаза, как явная патология, огромная голова, скулы, лоб. Будь они из пластилина, можно было бы вылепить на  двоих нормальных людей ту или иную часть тела. Так костная ткань специально группируется для перевоплощения. Горбатые, карлики - многие оборотни и их дети рождаются  с этим пороком.  По силе они равны вампиру, стоящему над ними, но их раны не заживают так быстро, и  в бою один на один они проигрывают,  поэтому атакуют, как звери, - из засады. И в этом есть смысл. Вампиры пополняют свои ряды редко, когда дух и плоть жертвы в нужной гармонии для обращения, поэтому их крайне мало, а оборотней много. И начав войну, не контролируемые страхом перед «инквизицией»,  оборотни возьмут верх над средним звеном. С «пророками» у них нет конкуренции. В пищу одним  нужна энергия, другим – плоть. Вампиры, среднее звено, могут выпасть к успеху двух других. Прокрутив выше изложенное в своем разуме, Агрессор пришел к выводу, который прямо высказал Салю:
          - Единственный шанс вам уцелеть – искать покровительство у «пророков», иначе – хана! Но если ты прав  по поводу святынь, и «глаз» у «рабов», то вы уже на грани гибели. «Пророки» откажут в помощи  вам, если «рабы» вернут «глаз» им. А вот если бы он был у вас, то вы держали бы свою судьбу в своих руках. – Про себя Агрессор добавил: «А если он будет в моих руках, мне покорятся все три касты».
       Вошел мужичок с подносом,  на котором красовались фарфоровые  чашки, чайник и блюдце с халвой. Безмолвно поставив  поднос на шканарь между Агрессором и Сальваром, шустрик исчез за простыней. Одержимый снял куртку и  остался в синей толстовке.  Сальвар позвал Лесника и поручил ему заботу об одежде и вещах Агрессора. Затем, оценив телосложение парня, сказал:
       - Глядя на тебя, всё больше убеждаюсь – сила «пророка» не в мышцах.
       Уязвленный такими словами Агрессор жестко ответил:
       - Уверен, убеждения твои рассеются, как дым, если рискнешь…
       - Нет! Нет! – восклицанием Сальвар прервал  Агрессора. – Я хотел сказать – образ Ваш обманчив, вот и всё!
       - Я знаю, что ты хотел, – абсолютно спокойно, даже равнодушно, отвечал Одержимый, - не играй со мной, а лучше, ответь – я видел много пятен крови на стенах во двориках. Откуда – ясно, из человека, но причина? Не пойму. Здесь рукоприкладство пресекается?
       - Это бои на смерть,  - не мешкая, ответил Сальвар. Услышав неожиданный ответ, парень чуть ли не поперхнулся куском халвы.
       - Расскажи! – потребовал он, и глаза его полыхнули.
       - Да что тут рассказывать? Я не участвовал, значит, не видел.  На больничке, в боксе с одним  пересекся, у него рука и ребра были сломаны. Он бой выиграл, но умирал. Сложного там ничего нет, участвуют зэки, у кого пожизненный срок заключения. Особый случай у кого срок за пятнадцать лет. Если кто погибнет – списывают,  мол, лежал в больничке с туберкулезом, или сердце, или рак, или упал с порожек, повесился, вскрылся, в общем, сотни причин объяснения смерти найдутся. Это легко. Принудить к боям тоже не сложно. Голод, пытки, смерть  -  или дерись, и еда,  и женщины, и прочие блага, как в мотеле.  Иногда забирают в бойцы и легковесов, и с малыми сроками, или подследственных – разницы нет. Главное – материал стоящий, вербуют, так сказать. Я-то чего поинтересовался – сам туда точно попаду. Мне никак не меньше двадцати лет дадут, я такую резню устроил. Топориком мясницким помахал, четыре трупа намахал.
       Агрессор оценивающе  осмотрел тело Сальвара и пришел к выводу, что с его силой вампира и таким телом можно легко продержаться десяток лет в боях насмерть, если только не маленькое «но», которым мог стать сам Неуязвимый.
       - И когда они дерутся? Ведь было бы слышно и заметно из камер.
       - А вот тут есть фокус. Никто не знает когда приезжают богачи. Кроме того, в каждой камере есть  электрозамок - заморозка, и радио на двери. И то и другое включают, натягивают над двориком  двухслойный брезент, и между брезентом дуют мощные вентиляторы, получается как надувная вибрирующая крыша. Под ней ори - не ори, никто ничего не услышит. А в камерах все время гул, радио по громче, музыку повеселей … и в путь. Мы тут стены долбим, и бывает никто не кипешует. А ты представь, за ночь метр кирпича пробить, чтобы человек мог пролезть в соседнюю хату. Тут всё можно предусмотреть. Допустим,  днем заварить дыры в стенах, ночью, после заморозки дверей, зэки точно будут бить новую кабуру. Дорога должна быть. А так, в пяти-шести хатах заварили дыры, да «мусора» поставили, чтобы бегал от двери к двери, жуть гнал, и всё! Все остальные могут смело идти на бои, никто ничего не заметит. Не зря они вход сделали в центр тюрьмы через подземный туннель. Выходи-заходи, никому из зэков не видно. А ресницы на окнах и намордники? – Все равно ничего не разглядишь. Всё у них налажено.  Будь спокоен!   
      - Почему же я взволнован? Какие бы проблемы не возникли, мне легче решить их, и не требуется утолять жажду крови, - резюмировал рассказ Саля Агрессор.
      Лесник принес только что вскипевший чай в фарфоровом чайнике. Сальвар взял Лесника за запястье, мужичок тут же впал в транс. Сальвар вывернул его руку так, чтобы Агрессор мог видеть изрезанное лезвием предплечье. Затем Лесник по безмолвному приказу вампира, не выпускающего его правую руку из своей руки, взял левой рукой чайник с кипятком и стал выливать его содержимое себе за пазуху, пока кипяток не иссяк. Ни один нерв не дернулся на его широком лице, глаза безумно смотрели в пустоту. Затем он поставил все чайные приборы на поднос  и ушел с ним, при этом от его груди поднимался пар. Мокрого пятна на красной в клетку шерстяной рубахе видно не было, но было видно, что ткань отяжелела, впитав кипяток, и прилипла к телу.
      - У меня таких дюжина в этой «хате». Обрати внимание на их руки. Стоит мне только щелкнуть пальцем, они разорвут любого. А солнечный свет?  Только прямые его лучи  могут нанести мне вред, а это здесь редкость. Хотя иногда они даже полезны, как сухая баня для смертного, чтобы омолодить кожу.
      Затянувшееся молчание нарушил Сальвар, он задал мучавший его вопрос, ответ на который мог приоткрыть ему дверь в пространство несбывшихся надежд – стать свободным.
      - Агрессор, сколько слуг тебе подчиняются?
      - Не много, - уклончиво ответил Одержимый и, уловив тайные желания  Сальвара, в свою очередь спросил:
      - Чем вызван твой интерес? Говори откровенно, знай, я смотрю в твою душу, как в открытую книгу.
      - Я хочу уйти от своего хозяина по закону, а не по беспределу. Для этого мне нужно согласие другого «пророка» взять меня в слуги. Пойми, я жил семьдесят лет нормально, спокойно. Имел своих «рабов», замок, отваливал огромные  суммы в карман хозяина, поставлял требуемые вещи, смертных, ну всё, как приказывал хозяин. И вот  случилось так, что я потерял всё и вляпался в самую гущу событий – борьба за власть, бунт «рабов»… Вилы! – произнося последнее слово, Сальвар ткнул себя в сонную артерию указательным  и средним пальцем правой руки. Этот жест обозначал  взрыв негодования, возмущения.
      - Почему ты думаешь, что со мной будет легче? – спросил Агрессор, докуривая сигарету. 
      - Я уверен, мой хозяин погибнет, слишком большие силы ополчились против него. А я вынужден буду следовать за ним. Многие слуги кинули  его внаглую, чувствуя его слабость. Конечно, теперь они обречены, но все  же они решили  рискнуть.
      - Давай так – ты расскажешь мне подробно, в чем беда, про власть, про «рабов». Я подумаю, что смогу для тебя сделать. Ведь ты понимаешь, взяв тебя под свою опеку, я обязан объясниться  с твоим хозяином, и, если он будет не сговорчив, хотя с твоих слов выходит, что он слаб, мне придется разбираться с ним полюбовно, и он умрет. То бишь, ты своим поступком навлекаешь на хозяина своего беду. Зачем мне такой слуга?   «Ну да ладно, с драной овцы, хоть шерсти клок» - отметил про себя Агрессор и сказал, - приступай к исповеди. Пожалуй, если она удовлетворит мой интерес, я пойду тебе навстречу.  Только рассказывай конкретно и ясно, не ходи вокруг да около.  Я, в отличие от тебя,  долго жил в горах отшельником в поисках истины, отошел от течения событий здешнего времени.  Начинай с момента, когда удача повернулась к тебе хвостом. 
       Одержимый пожирал собеседника холодным мрачным  взглядом так, что от последней фразы у Сальвара в мозгу возник образ серого извивающегося гарпуна, который рос из жирной задницы синей гидры. И этот страшный хвост вился у его лица и пытался выколоть ему глаза. Сальвар поймал себя на  мысли, что все «пророки» одинаковы, как головы-близнецы гидры,  их объединяет одно тело – желание власти. И все же в этом человеке, сидящем перед ним,  было нечто другое, но рассуждать было некогда. Сделав шаг в пропасть, нельзя вернуться.  Помолчав несколько минут, он начал свой рассказ.


      Семьдесят пять лет тому назад  Отириус собрал шестьдесят своих слуг, среди них был и я, ваш покорный слуга. Как обычно,  говорил Отириус, он прибегал к силе гипнотического внушения. Мы были буквально зомбированы. Начал он с Прометея, несшего людям пламя против воли богов, которое рождало в душах желание бороться против стихии  и искать ответы  - вот в чем был его огонь. Затем он провел линию от Прометея к Люциферу, чьё имя значит «несущий свет», опять-таки против воли Бога идущего.
      Затем перешел  к богу Ватону, богу бурь, разрушений и войны, и собрал три в образ  одного бога, чье имя ещё не написано, но он идет, и реаркорнация  его в человека неизбежна. Все пророки предсказывают его пришествие и покорение мира. Пирамиды должны указать ему путь, ибо они сделаны из свинца влитого  в горло  Машара, первого пророка, отделившего Свет от Тьмы, дабы сошедший Бог мог видеть, кого карать, а кого приблизить к себе.
      Воины «параникс» убили Машара и сожгли его тело на костре. Трое его  учеников отлили из свинца, найденного на пепелище костра  три талисмана, чтобы дух мог найти их повсеместно. И дали эти талисманы им силу великую: старшему – повелевать над духами, второму  - повелевать смертными, третьему – изменять свое тело. От них и взяли свое начало «пророки», «слуги», «рабы». И свято охраняли талисманы, пока в России   некий «пророк» не решил подчинить их силу себе, и подчинил! И подчинил себе всю страну, сковав разумы миллионов прочными узами! Но два пророка объединились против него, они отравили хранителя «глаза, сердца и ребра» и забрали талисманы. Ученики первого пророка, зная его силу, решили заморозить его тело, вернуть святыни, найти противоядие и оживить пророка.               
      Но их планы были жестоко пресечены, тело пророка – выпотрошено, а  внутренние органы  спрятаны в разных частях света. Тело его выставили на обзор толпы под охраной, и дух его не может отделиться от тела  и страдает под заклятием. Наложенная на него  пентаграмма, неотъемлемый его спутник, лишает его всякой силы. Ученики были убиты ядом. Теперь вся страна принадлежала Сталину, и малейшее слово против  каралось жестоко –  тюрьма, лагерь, смерть! Он возжелал покорить весь мир, и решил прийти в него не как завоеватель, а как спаситель.  Для этого он создал зло – «раба», одержимого бесом. Он учил «раба», снабжал его оружием и затем спустил с цепи, натравив на Европу бешеного пса, и в тоже время сам начал готовить оружие, подтягивая к границам боеприпасы, легкие танки, чтобы пристрелить в нужный момент бешеного пса, и  на этой ноте продиктовать миру свои правила. Но Гитлер (Пес!) был предупрежден  Сивиллой, выкрал с её помощью святыни и напал на Россию, единым махом уничтожив всё оружие, изготовленное для атаки на  него. Теперь весь мир, затаив дыхание, следил за битвой. Сталин    объяснил Отириусу  ситуацию, просил помощи. Отириус, видя как «раб» нападает на «пророка», дал нам приказ выкрасть святыни, «раба» - убить.
      Я отправился в Германию. Время от времени Отириус приходил ко мне во снах, требовал ответа и давал подсказки – где искать, чего опасаться, к кому придти на выручку, от кого ждать помощи. Все шестьдесят слуг действовали в одиночку, не опираясь на помощь «рабов» - последнее время  они стали опасны.
      Гитлер знал с кем связался, окружив себя исключительно проверенными фанатически верными «рабами». Завел двойников. Десятки медиумов защищали его «ауру». Много тысячный отдел  АННРБ собирал информацию по всему миру.  Всё, что касалось магии и мистики, похищали, забирали или выкупали. Реликвии подвергали исследованию, и использовали всё, что могли, чтобы скрыть талисманы Машара от «пророков», подчинить всю их силу и создать новую расу.
      Они отбирали смертных с паранормальными   силами, искали прочную  связь тела и духа. Анализу подвергалось все: цвет волос, глаз, кожи, форма черепа, структура скелета. Он хотел, чтобы от «рабов» рождались «пророки»  со всеми возможностями последних.
      Я видел, что с помощью талисмана он покорил беса, сидящего в нем, и направил его силу на покорение человечества. Выступая перед миллионной аудиторией, он впадал в транс, в истерию. Как шаман прыгает вокруг костра с бубном и бормочет заклинание, и туземцы, раскрыв рты, следят за ним доверив ему свою судьбу, так и его паства, как туземцы, готова была жрать себе подобных, было бы сказано! Дух расы покорился ему. Он оседлал этот дух и правил им, как боевым конем.
      И если бы не Отириус, который наложил на мое чело заклинание, и я был бы поражен. Мои  соратники все  гибли один за другим. Никто и не приблизился к талисманам.
      Разыграв безумно смелую и хитрую комбинацию, я приблизился к нему. Я влетел в окно в тот момент, когда Гитлер, обратившись волком, ласкал алым языком Сивиллу  прямо  на  ковре,  на полу, в рабочем кабинете. Сивилла пронзила меня  взглядом темных глаз и какой-то дикой красотой. Тонкая кожа, перекатывающиеся бугорки пластичных мышц, - Сальвар повернулся влево и погладил кончиками пальцев маленькую занавеску с изображением обнаженной женщины, на плечи которой был наброшен немецкий мундир. – На заднем плане картинки виднелась виселица, ряды масок ку-клус-клана, переплетение колючей проволоки. Я нарисовал её по памяти. В рисунке Агрессор узнал Бету.
      «Дейставительно, если верить изображению, женщина превосходно сложена» - подумал Агрессор, рассматривая картинку, и уточнил:
      - Сам нарисовал?
      - Нет. Художник здесь сидел, под силой внушения нарисовал. Ну, так слушай, - Сальвар вернулся в прежнее положение. Глаза его разгорелись огнем былых сражений. Он стал говорить со страстью, сопровождая рассказ красочными  жестикуляциями. Его белоснежные зубы  блестели хищным оскалом в полумраке белого шатра. – Я замер. Она смотрела на меня. Одним прыжком от её колен  к моему горлу метнулась волчья пасть. Он сбил меня с ног,  и мы впились друг в друга как дикие звери. Звук разрываемой плоти смешался с хрипением, я пытался разорвать волчью пасть. Он же когтями разрывал мою грудь, ребра, желая вырвать сердце. Вокруг  дубовая мебель разлеталась в щепки, тряслись стены. Ворвалась охрана, и кровавый туман затмил мой разум. Я все слабее чувствовал, как терзали мое тело, и потом тьма.
      Пришел в сознание в лаборатории, где я отчасти испытал пытки инквизиции, которые пережил первый «пророк». Мне  в глотку заливали раскаленный свинец, травили ядами, выворачивали суставы, дробили кости.  «Рабы» проявили верх изобретательности. Я завидовал лабораторным крысам, которых пожирал живьем – они пищат, а я перекусываю им позвоночник.
      Но начались бомбежки, во время одной из них мне удалось выбраться из  здания лаборатории, где ставили мерзкие опыты и соревновались с Дьяволом в виртуозности пыток. Но вокруг был концлагерь, я смешался с толпой военнопленных, которых гнали в газовую камеру (вот где начиналась ароматерапия!). Тысячная толпа поглотила меня. Нас загнали в бетонный склеп, через отверстие в потолке засыпали ядовитый порошок. Паника тут же сменилась агонией. Обнаженные люди рвали на себе кожу, от воплей звенело в ушах, я с наслаждением утолял голод, приканчивая одного за другим. О! Это был пир!
      Насытившись, я легко выломал стену и ушел, ничто не могло меня остановить, я был жутко силен, будто испытываемый  мной  долгий голод открыл новые источники силы, или то была радость свободы.  Я бежал словно ветер, тело мое восстановилось, обретя силу и красоту.
      В Берлин я вошел вместе с русскими. Мы нашли труп двойника Гитлера. Я сразу это понял. Ушная раковина обладает индивидуальным узором, как отпечатки пальцев. Труп перед нами был не его. Для успокоения общественности сообщили, что стоматолог  подтвердил, что труп есть труп Гитлера. Но это фикция. Можно найти похожего человека, удалить лишние зубы, поставить пломбы.  А врача можно подкупить, заставить солгать, но верить можно только старым кинопленкам и фото трупа. Стоит сравнить  уши,  и всё ясно, как белый день, и неоспоримо.
      Я даже разочаровался бы, найди мы его. Я продолжил охоту на волка. Все следы вели к Антарктиде. За три дня до конца войны подводная лодка №4530 – «Валькирия II» вывезла туда реликвии Третьего рейха…
      В конце тридцатых годов, нацистские подлодки  обнаружили подо льдом Антарктиды материк и туннели во льду, вымытые теплыми реками, там, где били горячие ключи.  В центре материка образовались огромные пузыри-пустоты с температурой воздуха плюс восемнадцать градусов. На протяжении всей войны туда уходили подлодки, груженные рельсами, вагонетками и строительным оборудованием. На скрытом подледном материке нашли уран. В то время атомная программа набирала обороты. Там разбили базу №211. Операция называлась «Новая Швабия». Затем в конце  войны исчезли сотни ученых и сотни подводных лодок. В списках погибших ни те, ни другие не  значились.  Существует карта, составленная в 1513 году Пари Рейсом, на ней изображен материк с горами, островами, реками, бухтами, но все безо льда, и контуры той карты совпадают с последними научными зондированиями почвы Антарктиды. Есть версия, что это потерянная Атлантида – полюс сместился, и её покрыло льдом.
            В сорок седьмом году я отправился в команде американца Берта  в экспедицию к берегам Антарктиды. Нас была целая армада – больше пяти тысяч человек. У бухты Королевы Мод на нас напали. Это были небольшие летающие тарелки – диски.  Они вынырнули из воды. Летали они бесшумно и поливали нас фиолетовыми лучами. Только два самолета  с эсминца «Мердок» успели подняться в небо.   Они тут же  были подбиты, эсминец был обстрелян и  затонул. Бой шел не более двадцати минут. Мы были разбиты. Все поняли, что мы столкнулись с более сильным противником.  Экспедицию свернули, и оставшиеся вернулись в Америку. Оттуда я вернулся в Англию к Отириусу. Таких как я вернулось всего восемнадцать из шестидесяти. Взвесив все за и против, решили, что в Антарктиде нам его не поймать. Отириус  долго заклинал демонов, пока те не открыли  ему место, где появится Гитлер с   Сивиллой и их свора  оборотней.
            Нас отправили сюда, в Россию. Из восемнадцати повиновались трое. В то время здесь лютовал Сталин. Он жутко боялся мести  Гитлера и Сивиллы, которая, как мне кажется, имеет свой план личного успеха.   Остальное для неё – инструмент. Всё это время за мной охотились -  то инквизиторы, то оборотни, то чекисты, как за шпионом. Я не сидел на месте, я появлялся везде, где происходило нечто важное. Отириус не дает мне покоя, посылает то туда, то сюда.  И вот я здесь из-за смерти «инквизиторов».
      В городе куча «рабов». Город стоит на лабиринте подземных туннелей. Некоторые из них древние, другие сделаны  нацистами во время оккупации. Они идут треугольником от женского монастыря, который теперь институт медицины, к собору, от собора  к тюрьме, отсюда хода нет, я проверял. Подвалы затоплены. Я опустился только на два этажа под воду, там те же помещения, что и на поверхности. Сижу вот здесь, отдыхаю. Отириус думает, наверное, что я всё ныряю, ползаю под землей, а я устал. Здесь его сила не может  настигнуть меня, слишком тяжела аура тюрьмы. Последний раз он говорил, что чувствует талисманы здесь, в городе. Если это так, то я уже не знаю, что предположить. Может быть, есть связь. Нацисты долго здесь упирались, и над полем сражения русские офицеры видели летающий диск. Но хотя нацисты много экспериментировали  с дисками, и многое у них получалась, но то, что напало на нас в сорок седьмом году – это не земное, точно. Я смотрел на них и чувствовал скорость и мощь, не доступную человеку тогда, да и сейчас.  Ученые не оставляют в покое Антарктиду. Есть версия, что открылся портал около Земли, черная дыра во времени и пространстве.  Через неё проходят НЛО. Китайцы зарегистрировали, как в девяносто втором году шестнадцать НЛО вошли в воздушное пространство  Земли,   сели в Антарктиде, и исчезли  там. Такой вот бардак! Станции чуть ли не всех  стран очень часто регистрируют там НЛО. Ну, это информация для толпы.  Чтобы узнать истину, нужно снова пробираться туда. Теперь ты понимаешь, почему я уверен, что Отириусу не одержать верх над таким врагом.
            Агрессор не мог прочесть в душе Сальвара те воспоминания, которые не имели эмоциональной тени. Эта информация принадлежала разуму, и, отыскивая её в зигзагах чужой мысли, он тратил много времени, и потому поступил гораздо проще – задал вопросы и, услышав ответ, убедился в их правдивости, глядя в душу «слуги»:
            - Ты считаешь – мятежников ведет Сивилла?
            - Да, её первое имя Хочепсут. Она была единственной  женщиной-фараоном, и после своего свержения, всё ещё стремиться вернуть былую власть. Она ведет рабов, уничтожая «слуг» и «пророков». Обладая тремя талисманами, она желает  остаться единственной  и встретить Повелителя Тьмы, несущего в своей руке  пламя, отделяющее добро от зла. Встать у его трона первой, обрести власть, карать и миловать всякого живущего на Земле.
            - И ты думаешь, все дороги ведут к этому городу?
            - Не знаю, это ваше дело – предсказывать, я лишь предполагаю.
            Агрессор разделся по пояс и вытер рукавом толстовки  выступивший на лбу пот.
            - Жарко у вас тут, - сказал он Сальвару, скрывая истину, которая заключалась в том, что Одержимый мучительно напряженно обдумывал услышанное, от чего его бросило в пот.
           Сальвар хотел что-то сказать, но его прервал на полуслове голос Лесника из-за ширмы:
            - Сальвар, тебя зовут на кабуру,  воровской прогон по голосам2 идет.
            - Скажи, пусть на нижнюю кабуру подойдет, я жду – отвечал смотрящий, обращаясь к невидимому за ширмой Леснику.
            Через минуту из-под шканаря раздался человеческий голос.
            - О-ё! - Сальвар нагнулся к источнику голоса в проходе между кроватей, отодвинул маленькую белую занавеску с изображением обнаженной женщины с накинутым на плечи нацистским мундиром. За занавеской оказалось отверстие, вырванное в железной латке, наваренной охраной на пробуренную дыру в стене. Для того чтобы было к чему приваривать латки,  по всей стене до двух метров высоты  под штукатуркой во всех камерах была зацементирована решетка.
            - Говори! – крикнул Сальвар в дыру.
            - Кто говорит, - прозвучал из дыры вопрос.
            - Сальвар!
            - Прими маляву из рук Харлама.
            Сальвар засунул руку  по самое плечо в дыру, вынул оттуда плотно свернутую бумажную трубочку и крикнул в дыру:
            - Дома! – вернул занавеску с рисунком  на место, развернул записку и принялся читать.  Прочитав, обратился  к Агрессору:
            - Пошли, надо поднять всю хату, прочесть, чтобы все слышали.
            Они вышли из «танка» и стали у противоположного двери  края стола. Сальвар громко сказал:
            - Будите хату!
            Зэки принялись расталкивать  спящих. Когда все проснулись, Сальвар обратился к стоящему  у двери зэку:
            - Прибей пику.
            Зэк у двери закрыл ладонью глазок на двери. Сальвар начал читать громко и отчетливо произнося слова.
       «День добрый, братва! Мир дому нашему и делу общему! Обращаюсь к вам вот по какому поводу. Всё чаще пропадают люди. Братва, не оставляйте ни одной хаты без «дороги».   В единстве наша сила. Если кого переводят в другую хату, гонят в зону, курсуйте   какого положения, и где вы находитесь. Стремитесь, чтобы всё было на должном уровне, относитесь друг к другу с пониманием, не плодите врагов и разлад в доме нашем.
            Не  введитесь на провокации мусоров, не забывайте людей, кто страдает на киче2. В «общее»2 собирайте не только чай и сигареты, не забывайте за бытовуху - мыло, ручки, конверты, бумагу и т.д. В зонах люди нуждаются в поддержке. Если кто знает, где находятся следующие братья наши, отпишите мне: Жила, Курган, Удав, Чечен, Лера, Вазелин, Ёжик, Порядок, Киллер. На этом рву строку, пожелав всем удачи и воровского фарта. С искренним уважением, Барон. Владимирский централ».
      Закончив читать, Сальвар свернул записку и, спрятав её в кулак, продолжил разговор:
      - Всем понятно? От вас требуется солидарность.  Больше общайтесь, интересуйтесь. Кому не ясно, подходите ко мне, я поясню. На этом всё, отдыхайте.
      Замершие зэки  оживились и вернулись к оставленным ими делам: кто - ко сну, кто - к игре, кто -  к спору, кто - к созерцанию. Сальвар обернулся с улыбкой к Агрессору:
      - Я уверен, половина из них, - он кивнул в сторону «тормозов», - ничего не поняли, кулугуры,  им бы только спать и жрать.
      - Насколько мне известно, кулугуры – это староверы, - уточнил Агрессор и повел взглядом на верхние ярусы шканарей, - я бы назвал их иначе – «бандерлоги», а эти высокие кровати – их пальмы.  Когда ты читал, им они смотрели на тебя, точно как обезьянки на удава, - голос Агрессора гудел так, что ему даже не нужно было его изменять, чтобы он звучал подавляюще  властно. Многие из зэков  обернулись, у некоторых были взлохмачены волосы и открыты от удивления рты. Не бритые, потные, зачуханные.  Сальвар окинул их взглядом и рассмеялся, до того точным было сравнение, предложенное Агрессором, который напротив оставался мрачен.  Смотря на смертных, он искал беса, и разочарование яростно жгло ему душу,  там бушевал Акс.
      - Знаешь, тюремная иерархия в точности  повторяет жизнь темных каст, - начал разговор Сальвар, как только они вернулись в «танк», - первые - «пророки», в данном случае  - воры,  знают, руководят, управляют казной. Вторые – «слуги», это «смотрящие»,  знают гораздо меньше, исполняют  указания свыше. Третьи – «рабы», тут это – «блатные», «стремящиеся», «порядочные», «пацаны», как говорится здесь – «наводят движ», то есть бурят кабуры, борются с режимом, навязываемым мусорами, уделяют в общее.  И вот смертные, это – «мужики», которые не знают ничего, согнув спины, уделяют в общее и работают. Есть и грязь – пидоры, суки, ну, в семье не без урода. Так вот, первых – единицы,  вторых -  десятки, третьих – сотни, четвертых – миллионы. Есть, конечно, своя инквизиция – мусора. Если один из воров решил подчинить «общее» личной выгоде, на него объявят охоту на сходке воры, и пуля или нож настигнут «крысу». Единственная разница – Хочепсут не надо бояться.  Пророки…, если с тобой и Отириусом вас соберется больше трех, она найдет и уничтожит оставшихся.   Всё время она методично стравливала пророков друг с другом, в живых остались единицы. Ты, вот, в горах зависал, никто, наверное, и знать не знает о тебе. Ты хоть нашел там то, что искал?
      В подтверждение своей легенды о горном одиночестве Агрессор решил вывести разговор на философскую волну:
            - Я не хочу подчиняться правилам, кем бы они ни были  продиктованы: нравами времени, законом, обществом, религией, Богом. Хочу быть свободным от врожденных и приобретенных инстинктов, поступать сегодня так, а завтра – по-другому, не сомневаясь в правильности поступка. Но я создан Им  иначе.   Как и всех, меня не покидает сомнение, и вот с этим великим зверем я боролся в одиночестве. Я и мои сомнения. Я пытался понять Создателя. Понять его, для меня значит преодолеть сомнения. Нет сомнений - значит  всё предрешено, и ты видишь будущее также отчетливо, как прошлое, и значит,  нет непредсказуемости, и нет внезапности. Ты видишь всё, и не можешь оступиться и испытать боль утраты, если того сам не захочешь.
      -  «Eritis siclit  dues, Scientes bonlimet maium»  – «Будет, как Бог, знать добро и зло», - прервал  Сальвар речь Агрессора фразой на латыни и спросил, - надеюсь, ты поборол зверя?
      - Лучше сказать, я его обуздал, - ответил Агрессор.
      - Но собаки рвутся с поводов! – нарочно громко пропел Сальвар, но, видя, что Агрессора это не веселит, подавил смех и перешел на серьезный тон:
      - Вот все с трепетом ждут пришествия Антихриста. Я давно думал об этом, и сделал вывод, что ничего хорошего нам, слугам тьмы, он не принесет ровным счетом, как нечего плохого им, потому как он противоположность Христа. Если вдуматься -  много добра принесли его заповеди и учение? Сколько зла сотворено под знаком священного креста! В самую пору его расцеловать. Самую сочную точку в этом деле поставила Варфоломеевская ночь. Жаль, я тогда еще не родился, я бы явно отличился в трудах кровавых! – Сальвар сдержал вырывающийся из груди смех. Он чувствовал, что Агрессор пойдет ему навстречу  и избавит от подчинения Отириусу.  Его подавленность резко перешла в развязную веселость детства, которую он с трудом сдерживал, глядя на серьезное лицо парня.
      Так за разговором прошла ночь. На рассвете легли спать в разных танках. Проснувшись, Одержимый обнаружил, что Сальвара нет в камере. Услужливый Лесник, помощник, или попросту – «шестерка», пригласил Агрессора к накрытому  им столу и передал от Сальвара  пожелание приятного аппетита. Лесник пояснил, что «смотрящего» вызвали на суд, сегодня должны объявить приговор,  так как суд длился уже несколько недель. Агрессор умылся, плотно поел. Лесник убрал со стола и отправился мыть посуду.
      Хата  жила  своей обычной жизнью. Никто не осмеливался косо взглянуть на Агрессора -  все  уважали и боялись Сальвара, будто спинным мозгом чувствовали его  превосходство, и никто не мог найти с ним общего языка. А после того, как Агрессор провел со «смотрящим» ночь в общении, и из-за занавесок раздавались взрывы смеха, странные фразы на неведомом языке, все приравняли парня  к уровню Сальвара. Их убеждения укрепились, когда Агрессору надоело созерцать жизнь людского муравейника.  Он достал из сумки две «лапы» для тренировок, сшитые из брезента и кожи местным умельцем. Внутри чехлов были вставлены книги и слои ватина, войлока и материи. При ударе в этот спортивный снаряд возникало полное соответствие чувств, как если бы кулак или нога  врезались в лицо врага.  Парень вручил «лапы» Леснику, сам начал разминаться возле «тормозов». Зэки освободили пространство, перестали курить.
      Неуязвимый выглядел  действительно агрессивно  - бритый, в черных шортах и кедах, он был похож на боксера - легковеса, обладающего высочайшей  скорострельностью. Такой превосходной физической формы он ещё не достигал.
      Пришло время для отработки ударов. Неуязвимый стал в боевую стойку. Лесник неуверенно держал «лапы». Только Агрессор собрался  нанести удар, зашумели замки  на двери, привели Сальвара, на лице его играла улыбка. Тяжелая дверь захлопнулась за ним.
      - Ну, сколько? – спросил Агрессор.
      - Двадцать один, -  ответил Сальвар, искренне улыбаясь.
      - «Наш суд – самый гуманный суд в мире», - сказал с иронией Лесник.
      Одержимый снял с его рук «лапы» и подал их Сальвару. При этом  глаза его полыхнули злом:
      - Одень, пришло время стать свободным, - тихо сказал он, чтобы его слышал только Сальвар.
      По лицу Сальвара видно было, что он не понимает, что от него хотят, но он одел «лапы» и приготовился сдерживать удар. Внешне это был высокий  жилистый мужчина, и он был втрое сильней  обыкновенного смертного.
      От удара, нанесенного Неуязвимым,  правая рука Сальвара выскочила из плечевого сустава, описала дугу и безжизненно повисла вдоль тела. От взрыва боли подкосились ноги Сальвара. Он с трудом устоял, облокотившись на плечо подбежавшего Лесника.  Агрессор нанес свой излюбленный удар -  «маваши с проносом», когда нога,  описав боковую дугу, врезается в цель и не возвращается назад в исходную позицию, а стремительно летит дальше, круша всё на своем пути. Инерция заставляет всё тело развернуться на триста шестьдесят градусов.
      - Ну что? Все еще считаешь, что сила моя не в мышцах? – грозно надвигаясь на Сальвара, спросил Агрессор.
      Гнев пронзил сознание Сальвара, он хотел отомстить. Исподлобья  взглянул в глаза Агрессора и чуть не упал от  внезапности увиденного.  Из правого глаза Агрессора его атаковал огромный питон  синего цвета с черной прорезью вместо глаз. Его бугристая чешуя горела белым огнем. Удав обвил сознание Сальвара и, сковав его, опрокинул в черную пропасть. Когда тьма рассеялась, Сальвар увидел стоящего перед ним пророка. Гнев прочным обручем давил его разум, не затмевая мысль. Он вздохнул, боль в руке угасла.
      Агрессор рванул травмированную руку   и вставил сустав на место. Сальвар никак не отреагировал. Затем они, оба мрачные, ушли в «танк», оставляя шокированную толпу зэков за занавесом.
      В эту ночь  смех не разрывал тишину. Двое одержимых беззвучно общались, глядя друг другу в глаза, оба видели и слышали Диса.
      Дис вернул себе былой облик  в душе вампира. Сальвар обрел независимость от Отириуса, никто не мог приказывать одержимому, кроме его демона.
      Дис рассказал, как погиб в мире Света Гуч, сражаясь с армией архангелов, и о том, как кристалл зла принес свои плоды – зерно раздора. В мире Света  начались войны. Зло множится и плодится. Дис поведал о своем бегстве к Гарте  и о своем заключении в разуме Микеланджело, куда обманом завлекла его Гарта, где обессиленный и побежденный он валялся и гнил, пока не пришел Агрессор. Дис подтвердил свое вмешательство в судьбу священника и Сальвара и ещё многих, кто встречался  и встретится на пути Агрессора. Но больше помочь ни чем не мог – не было сил, на восполнение которых уйдет столетие.
      На следующий день Сальвара перевели в другую камеру, для осужденных строгого режима.
      - Скорей всего я выберу одну из психбольниц, - так звучал последний взгляд Сальвара, одержимого Дисом.
      - Да, это будет для всех наилучшим решением. Сальвару придется «закосить» под дурака и всё.  Вот они уже и на месте, - подумал Агрессор, когда дверь разделила его с Сальваром.


Глава 4.4.  Страшный
      
      Не прошло и часа, Агрессора перевели в другую камеру,  на  другой стороне шестого коридора, где, как уже говорилось выше, по десять камер на каждой стороне, что в среднем значит, что только здесь сидит около тысячи человек.
      Дверь с лязгом захлопнулась за спиной. Парень стоял в такой же камере, как и та, которую он только что покинул, за исключением немногих отличий.  Здесь был телевизор,  а камера была выкрашена в синий цвет. «Танки» и проходы между ними с длинным узким столом те же. Не успел Агрессор начать осмотр душ, к нему подошел прыщавый малый, весь синий от наколок, и сказал:
      - Иди в крайний «танк», «смотрящий» зовет, - он указал нужный «танк».
      Одержимый оставил сумку с вещами у «тормозов», прошел вдоль танков, завешенных простынями желтого засаленного цвета. И на крайнем танке висели желтые, не свежие, простыни. Агрессор приподнял одну из них, вошел в проходняк.
      - Присядь, - сказал сидевший в полумраке человек.
      Неуязвимый присел на край кровати, стараясь разглядеть собеседника, чья фигура смешивалась с темнотой и выглядела зловеще.
      - Как твое «погоняло»? – спросил незнакомец.
      - Агрессор, - ответил парень.
      - А моё – «Страшный», - звучал уверенный сиплый голос.
      Одержимый чувствовал, как человек следит за ним так же пристально, как и он всматривается в темноту. Не дождавшись от Агрессора никаких проявлений удивления или страха, какие надеялся увидеть, говоривший с ним зашевелился  и подвинулся ближе к свету и к парню.  Теперь Агрессор  удивился, но ни чем не выказал свое чувство – перед ним сидел гигантский оборотень. Ему и не нужно было изменять свою плоть, в сумерках он походил на огромного волка. Около двух метров ростом, горбатый, мощные руки с тонкими запястьями и длинными пальцами, узкая талия, широкие плечи, плоская, но не впалая грудь, острый нос немного крючком, четко очерченная нижняя челюсть выдавалась вперед, узкие глаза, бледная желтая кожа, тонкой пленкой обтягивала лысый череп, острые уши. Действительно, «погоняло» говорило само за себя – «Страшный»!
      - Ты из какой хаты? – спросил «смотрящий»
      - Из 6.3, - Неуязвимый отвечал кратко, решая как поступить.
      - Кто там в ответе за положение?
      - Сальвар был, при мне его осудили, перевели, и меня следом. Кто теперь – решат, Богдан должно быть, - Агрессор решил вести себя как обычный зэк.
       Нужно было   прощупать ситуацию, на душе «раба» стояло заклятье. В разум  нельзя было проникнуть, не разрушив его, но обостренная интуиция и демонический разум, как рентген просвечивали темные узлы мысли. Одержимый видел с какой неохотой и вялостью Страшный ведет с ним разговор, и его можно понять.
      Статус «смотрящего за хатой» налагал ряд обязанностей – следить за  порядком, разрешать мелкие конфликты,  собирать и отвечать за сохранность общака, и общаться с вновь прибывшими, определять их статус. Если «пидор»  - «отделить», если «мужик» -  узнать, что умеет делать: шить, следить за чистотой, прислуживать, делить хлеб,  бить татуировки – «кольщик», играть – «игровой». Если «пацан», то насколько подкован в знании тюремной жизни и понятий, что может делать – стоять на дороге, отвечать за железо, нести знание и стремление воровских понятий. Смотрящий должен каждому предоставить место для сна в зависимости от статуса.  Если возникают сомнения в ответах вновь прибывшего, «смотрящий» должен отписать в хату, где зэк был ранее, и узнать, нет ли каких косяков, кем жил зэк, в котором он сомневается. Ему пишет ответ такой же «смотрящий».
      «Смотрящий» видел перед собой зэка среднего звена, и Агрессор вел себя и отвечал соответственно, чтобы не рассеять обман «раба», обладающего только физической мощью и реакцией зверя, и обычными человеческими способностями  без каких либо паранормальных.  Страшный  задал  следующий вопрос:
      - Определился, кем живешь?
      -«Порядочным пацаном», - ответил Агрессор, с внутренним призрением к своим собственным словам, будто он загонял себя в стойло, вешая ярмо на себя.
      Страшный стремительно приблизился к Агрессору, как зверь, почувствовавший кровь. Свет неоновых ламп, падающий с потолка, осветил татуировку на его левом плече – голова волка с оскаленной  пастью, а ниже свастика.
      - Ты считаешь, бывают пацаны не порядочные? – будто ощетинившись прорычал Страшный вопрос у самого уха парня.
           Видя возбуждение Страшного, Неуязвимый оставался хладнокровен, он изучал Страшного, рассматривал «обложку книги». Он мог легко открыть книгу, но наложенное заклятие, при вскрытии книги  могло разрушить мозг и душу Страшного, лишив Агрессора  возможности прочесть хотя бы страницу. Одержимый чувствовал чью-то великую волю, сковавшую душу и разум Страшного, он уже предполагал, кому принадлежит этот «раб».
      - Я говорю только за себя, и не берусь говорить о других, - хладнокровный рассудительный ответ остудил разум «раба».
      - Да-да, - проговорил Страшный, встретившись взглядом с Агрессором,  и отпрянул в темноту. – Если ты называешь себя «пацаном», ты должен знать ответ на вопрос – чем «пацан» отличается  от «мужика», поясни.
      По тюремным понятиям зэк  должен пояснить и соответствовать титулу, к которому себя причисляет. Агрессор это знал и ответил:
      - «Мужик» поддерживает воровской ход, «пацан» его наводит. Другими словами, «мужик» не обязан бороться с мусорским режимом во благо общего, а «пацан» - обязан. – Агрессор, как обычный зэк, отвечал за  свои слова, но Страшного что-то настораживало, будто его разглядывают в оптический прицел снайперской винтовки, и чей-то указательный палец  жадно ласкает курок. По спине его пробежал холодок. Он в жизни часто шел навстречу опасности, и сейчас сделал шаг,  не понимая, чего  же опасаться.
      - До  шесть-три  где сидел, - спросил Страшный.
      - В восемь-девять, - спокойно ответил парень.
      Страшный снова  оживился, будто зверь, которого дразнят куском мяса.
      - Я слышал, там было качалово, какие-то непонятки
      - Да, я заехал туда в обед. Там был смотрящий. После ужина он отказался от этого права, никаких непоняток,  добровольно. Понял, что не достоин и всё, ясность полная, видимость хрустальная,  никто не обижен.
      Страшный недовольно ворочался в темноте, сжигаемый взглядом зеленых глаз.
      - Ну ладно, иди с людом пообщайся, вечером  скажу, где ляжешь. - Агрессор не вставал. Страшный, помолчав, добавил к сказанному, - у нас нет свободных шканарей, надо кого-то подвинуть, кого-то переложить, к вечеру вопрос решится.
      Неуязвимый, не спеша, вышел из «танка», принялся осматривать здешний контингент, прощупывая  души. Внешне всё те же – блатные, мужики, чмо.
      
   
Глава 4.5. Бесы

Бес алчной жадности
      
      Но вот Неуязвимый   нашел  одержимого.  Это был человек-гигант похожий на гориллу-альбиноса. Руки его по толщине были, как ноги у Агрессора, широкие плечи, бычья шея - одним словом Геркулес с лицом обезьяны.  Он смотрел на всех окружающих с голодной жадностью, а если кто обращался к нему с  любой просьбой, он воспринимал это как оскорбление. Поэтому все зэки  обходили его стороной.
      Агрессор ходил вокруг него кругами, присматриваясь к бесу, с которым предстояло сразиться. На это ушло несколько недель. Всё упиралось в то, что   Агрессор в  жизни  был не всегда щедрым. Не сказать, что он был жадным, но это чувство было ему знакомо. Опасность состояла в том, что, пустив корни в душе Агрессора, бес мог изрядно подпортить ландшафт серой пустыни, и даже  порыва яростной щедрости могло не хватить на выжигание этого сорняка.
      Акс пытался подобрать подходящие камни, но всё сводилось к одному – Аргессор всегда с яростной щедростью раздавал тумаки. Нажравшись вдоволь серого песка в поисках противоядия, Акс нашел только горсть крупинок – рубль нищенке в возрасте десяти лет, ну очень было её жалко, а ведь мог пойти  в кафе и купить пять эклеров. Это была крупинка щедрости, размером в спичечную головку, но по сравнению с другими крошками    , это была скала.
      - Ну, ты и жадина! – прорычал Акс, вздымая ударом ноги облако серой пыли.
      Парень напряженно вспоминал хотя бы какой-нибудь акт щедрости, чтобы заткнуть глотку демону.
      - А как на счет вот этого, - спросил он Акса, -  я проиграл Ей шуточный спор из-за названия зубной пасты. Я проиграл бутылку шампанского, а принес плюс к этому пакет шоколадок, и отдал ей, потому как не могли мы все съесть за один присест.
      - Ну, ты! Дерьмо! – разорвал трещину крик Акса. - Она  достойна того, чтобы ей преподносили города,  только за то, что она прошлась по одной из  их улиц. За её улыбку стоит отдать все сладости мира. Но это – не щедрость.
      Агрессор задумался, подбирая подходящий ответ:
      - Но я отдал их Ей, а мог отдать брату,  которого тоже люблю.
      - Заткнись!  - Акс рассвирепел, -  Посмотри - где? Где след твоей любви к брату? – Акс так топнул ногой, что душа  затряслась. – Где? Я спрашиваю – где?! Зато я могу показать тебе  сотню камней, где ты бил брата! – кричал Акс,  озираясь среди барханов.
      На этот раз парень задумался не на шутку, и уже яростно разозлился на себя. Над пустыней поднялась буря. Черный смерч проклятий пришел в движение, жутко запекло в затылке. Превозмогая боль, Агрессор  заставил себя восстановить равновесие в своей душе. Затем услышал голос Акс:
      - Я предлагаю создать нужный камень. Возьми, что есть у тебя самое ценное, и подари кому-нибудь.
      Выбор пал на зимнюю куртку. Жертва была  принесена, и Неуязвимый приступил к действию.
      Вначале он заставил одержимого разыграться с ним, нанося друг другу шуточные удары. Затем ловко угнулся, нырнул под руку и больно ударил гиганта в почку. Вокруг только и слышались одобрительные возгласы зэков. Одержимый стерпел боль, сделал вид, что не придал этому значения, но  в этот вечер он не свел горящий злом взгляд с Агрессора и, конечно,  ничего не подозревая, оказался в его власти.  Бес, как будто что-то чувствовал, и ни в какую не хотел покидать гиганта. Агрессор подошел к гиганту и спросил закурить, и видел, как одержимый буквально сходит с ума, пылая огнем жадности и зла. Получив отказ, Неуязвимый отошел в сторонку и достал из кармана пачку сигарет, закурил, выпуская  дым в направленный на него злой взгляд гиганта, который, казалось, сейчас заплачет от бешенства и напряжения, с которым он смотрел, не моргая, на наглого  до безумия парня.  Но бес так вцепился в эту душу, что ни какие приманки не могли оторвать его.
      Агрессор перешел в наступление. Он приник в разум одержимого и стал навевать мысли о том, что жена того спит с любовником, и  пока он сидит, она тратит его накопления  на удовольствия, а он здесь мучается.  Вот она и машину продала и гараж. Ему пишет, что все деньги ушли на адвоката и судьям на взятки, но на самом деле всё не так. Она там смеется над ним, катаясь в постели с любовником, а его обязательно осудят на долгий срок. И когда он выйдет, ничего не останется от его имущества, жена будет жить с другим, и потому жить не  стоит. И он решил, что  он вскроет себе вены и умрет, а если спасут, то посчитают душевнобольным или раскаивавшимся и дадут меньший срок. 
      Одержимый  взял лезвие от разобранного бритвенного  станка, залез на верхний шканарь, где обычно спал, накрылся по плечи одеялом. Под головой у него была подушка, и он видел как, напротив, у стены, на верхнем шканаре возле кабуры в стене расположился Агрессор и пристально смотрит на него. Видеть то он выдел, но уже не понимал. Зрачки его расширились, лезвие погрузилось в тело. Он глубоко разрезал обе руки. Теплая кровь хлынула ему на живот и  медленно лилась.  Время шло, их глаза неотрывно смотрели друг на  друга. Жизнь покидала это огромное тело медленно, а бес, будто клещ, вцепился и ни в какую не хотел уходить.
      Акс поймал его за хвост и тянул, рискуя оторвать отросток беса.
      Кровь просочилась сквозь матрац,  и стала капать на зэка, лежавшего на нижнем ярусе. Он обнаружил на себе влажные капли и, разглядев их на свету, закричал, срывая с гиганта одеяло:
      - Дизель вскрылся!
      Хата пришла в движение, зэки повисли на гиганте, как псы на медведе. Великан  впал в истерику, он  легко скидывал с себя одной рукой   по трое зэков. Вонзая мощные пальцы в свои глубокие раны, он рвал свою  плоть. Кровь хлестала струями. Кто-то в общей смуте закричал: «Вяжите его полотенцами!»  С трудом гиганта спеленали, придушили, обездвижили. Кто-то стучал в дверь и кричал: «Врача! Больничку! Врача! Вскрылся!»
      В хате было более пятидесяти зэков, и всех охватило возбуждение, дикое пламя плясало в их глазах. Но среди них было двое, которые хладнокровно взирали на кровавую сцену. Первый – Страшный. Он  лениво вышел из своего «танка» и, опершись о шканарь рукой, безучастно взирал на кашу человеческих тел, измазанных кровью. Второй – Агрессор. Он как сидел неподвижно на шканаре  у «дороги», так и остался неподвижен.  Он вырвал из гиганта  демона, а не беса, и тот, словно угадав свою участь, пытался вцепиться хоть в чью-то душу, хватаясь за нити «D» , лишь бы только не попасть в душу Агрессора. На Страшного сила демона никак не повлияла, заклятье, как стальная дверь, укрывала от взлома его душу.
      Гигант   успокоился. Дежурная группа охраны  с врачом пристегнули его  наручниками к носилкам, перевязали жгутами и унесли.
      Внешне Агрессор оставался невозмутим, внутри же его бушевала схватка.
      Большая красно-желтая двухвостка  с головой акулы-молота ныряла в серых барханах песка. Как акула в океанских волнах, она отфильтровывала сквозь свои демонические жабры  крупинки жадности и росла.  Акс подманил демона камнем яростной жадности и, когда чудовище, лязгая зубами, впилось в камень, он накинулся на него сверху, вонзив свои руки в жабры, а ногами обхватил уродливое тело. Акулоподобная двухвостка стала биться в агонии.  Изгибаясь всем телом, она щелкала острыми черными саблями своего хвоста, пытаясь вонзить их в голову Акса. Два демона то взмывали в зеленое небо, то погружались в серый песок. Акс выжигал разум демона огнем ярости и крупинками щедрости. Две черные сабли впились ему в спину, и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы Агрессора не пробило в пот, и он стал вытирать капли со лба носовым платком. Сила, которой тот был пропитан, приковала демона жадности к скале. То была сила благодарности. Бывший владелец искренне сказал: « Возьми хоть это,  в знак моей душевной благодарности». 
      Теперь слова и мысли сосредоточились в силу и приковали белой молнией демона жадности.
      Акс стоял, поглаживая красно-желтую колонну,  одиноко  вздымавшуюся к зеленому небу среди серой пустыни. Он похлопал её по гладкому боку и сказал: «Один есть!».
      
      


Бес  грязной похоти
      
      Агрессора целый вечер била лихорадка.  По тюрьме ходил Грипп . В камерах болели  все повально. Здесь было душно и сыро. Зэки теряли сознание, от слабости падали перед врачом на колени, но, не унижаясь, а потому, что не могли стоять на ногах.  Каждое утро приходил врач,  выдавал таблетки и осматривал больных. Но в камеру он не заходил. К нему зэки выходили по одному. Таковы правила. Пятьдесят  зэков – шутка ли? Они могут убить, растерзать в секунду, взять заложников, устроить бунт. Но тут они падали на бетонный пол, проклиная всё и вся.
      Тело Агрессора справилось с болезнью за один вечер.
      На пятый день после победы  над двухвосткой в «хату» заехал следующий «больной» - одержимый. Агрессор не стал ходить вокруг да около, сразу приступил к изъятию.
      Одержимый – мужик лет сорока, не брит, зачухан, общался, как заведено, по прибытию со Страшным. Занавески «танка» были приподняты. Агрессор сидел в «танке» напротив, через стол, мог видеть глаза одержимого. Взгляды их встретились, одним рывком  Неуязвимый вырвал беса, который только и успел на прощание  исцарапать когтями душу   и зацепить разум.  Было достаточно смешно, когда мужик ни с того ни с сего подскочил с криками: «Помогите! Убивают! Помогите! Меня хотят изнасиловать!» и кинулся к дверям, стал в них стучать, умоляя охрану избавить его от неминуемого страшного изнасилования. Зрачки его были расширены, и он не видел вокруг реальности. Зэки просто хохотали вповалку, глядя на него, а ему виделось, что его окружают похотливые лица с обнаженными возбужденными членами. И они надвигаются с одним определенным намерением…
      «Помогите! Помогите! Насилуют! Убивают!» Спасите!» - кричал мужик, пока охрана не увела его в бокс, а потом в другую хату, обколов успокоительным.
      И снова бой в душе Агрессора.  Акс и бесячья грязная похоть.   Смуглая обнаженная женщина, с «ирокезом»  разноцветных, преимущественно темных тонов, волос, изгибала красивое стройное тело в похотливом танце. Её движения были похожи одновременно  на танец живота и  на брейк. Этот  предел разврата так и двигался по серому песку, танцуя, поднимая пыль, пытаясь разбудить в пустыне бурю похоти. Она кружила по  серым барханам. Акс наслаждался зрелищем, пока его глаза не заволокло облако пыли, и тут он понял свою ошибку и кинулся ловить в пылевом тумане женщину-беса, которая появлялась то там, то здесь, то рядом, то вдалеке, дразня и завлекая, и при этом добиваясь своего. Движение Акса только усилило бурю. Закончилось тем, что Акс наткнулся на водопад и спасся от тумана в его водах. Затем, зачерпнув влагу в ладони, он разбрызгивал её в туман, и капельки, в которых неизменно  играл любимый образ, сбили пыль. Туман осел. Бес танцевал, не в силах взбудоражить мокрый песок. Акс сбил беса с ног, намотал «ирокез» на кулак, отволок бьющееся зло к водопаду и заставил вдоволь нахлебаться его вод. Бес несколько раз судорожно дернулся и окаменел. Акс поставил каменного идола  рядом с колонной. – Второй готов!
      Пока шел страшный бой, Агрессор спал и видел развратные сны. Проснулся он с мокрыми трусами, эакуляция прошла нормально, зато  настроение испортилось на весь день. Как жалко, - думал он, застирывая трусы, - что это был лишь сон.
      В этот же день Неуязвимый обнаружил, что у него стали резаться зубы мудрости, причем все четыре разом. Пришлось обраться  к врачу, который разрезал скальпелем десны, избавив от боли. Парень не мог пережевывать пищу из-за вздутых десен, но продолжал тренировки, оттачивал технику.
    
***
      По вечерам Агрессор пытался  проникнуть силой мысли в прогулочные дворики, но безуспешно. Проклятия, въевшиеся в  бугристые стены,  были сильны и затмевали разум темным туманом. Тогда парень попытался разглядеть всё обычным взглядом.
      Как говорил Сальвар, в десять часов вечера  на дверях сработали электрозамки, зэки называли этот звук «заморозкой». Окна камеры выходили во двор, но три ряда решеток и железные жалюзи не давали возможности видеть прогулочные дворики. Длинной тонкой трубой выломанной из системы отопления удалось немного разогнуть «реснички», сваренные из железных полос полусантиметровой  толщины. Но опять же безуспешно. Через образовавшуюся щель можно было разглядеть только пространство между двориком и дверью в баню. Ночью шум стоял в тюрьме страшный, гудела вентиляция, играло радио, работал телевизор. Играли  в шахматы, шашки, нарды, карты, и возникшие на этой почве споры длились непрерывно, потому обычный смертный не мог понять, что творится в прогулочных двориках. Зато, воспользовавшись щелью, можно было увидеть женщин-зэчек, когда их вели в баню и вдоволь накричаться, передавая друг другу приветы.
      В одну из таких ночей Агрессор лежал у окна  в ожидании. Он смотрел  то в щель, то над собой, на яркий свет неоновых ламп и тут вдруг отчетливо понял слова из песни: «… таганка, я твой на веки  арестант… и ночи полные огня…». Действительно, яркий свет не погасал в камерах никогда . А ночью жизнь зэков разгоралась. Но не было таких ночей, чтобы стоял такой шум, как в эту ночь.
      Ночь прошла, движений во двориках не было. Агрессор слез со своего наблюдательного пункта – с верхнего шканаря возле окна, и в это же время из «танка» Страшного вышел чеченец лет тридцати, за ним  Страшный, который, встав у края стола, громко  сказал:
      - Поймали тишину! - Все  заткнулись и  замерли. Страшный выдержал паузу и продолжил громко, - поднимите всех, кто спит. Таких было трое. Их растолкали. – Братва, у этого человека пропала кружка, - Страшный указал на рядом стоявшего чечена. – Вчера вечером она была, - продолжал говорить Страшный, - с утра пропала. Двери не открывались, кабуры слишком малы, чтобы литровую кружку можно было передать в другую камеру. Значит, она здесь.  Если кто в запарке взял, верните сейчас и забудем! - Воцарилось молчание, никто не двигался, - Нет?!  Тогда, братва, устроим братский шмон, каждый обыщет всё, что может и соседа. Я осмотрю все вещи, и тот, у кого найдем, жестоко будет наказан.  А сейчас каждый осмотрите свои вещи, вдруг кому могли подсунуть, и начнем.
      Началась суматоха, каждый обыскивал свои вещи, затем дважды Страшный  обыскал вещи каждого, и ничего! Он увел чечена к себе в «танк», недолго с ним разговаривал, затем оба вышли.  Страшный снова громко заговорил, обращаясь ко всей «хате»:
      - Братва! Этот человек поставил под сомнение всю «хату»! Он вспомнил, что отдал её вчера уходившему этапом в зону. Из-за него каждый из нас усомнился  в порядочности соседа и испытал не лучшие чувства. Агрессор, как ты считаешь, как наказать его?
      Уже долгое время Агрессор находился в камере, и все видели в нем жестокость, ярость, злость, и каждый день он сокрушал ударами «лапы», которые держали по двое зэков, и бросали их в бессилии, показывая синяки на руках.
      Все внутренне  содрогнулись, интуитивно чувствуя зло. Главным здесь было то, что каждый, кто путем понимания собственного поведения нашел доступ к своему бессознательному, невольно оказывает влияние на свое окружение. Расширение и углубление сознания оказывает действие, называемое у приматов «манна». Это невольное влияние на чужое бессознательное составляет своего рода бессознательный престиж. И вот, когда выпал час пролить чашу насилия, все без исключения взоры устремились к Агрессору, возлагая на него надежды, как на палача, в стремлении снять с себя  личную ответственность.
      В момент, когда Неуязвимый услышал вопрос, он умывался холодной водой, из-за возникшей суеты в камере стало довольно жарко. Агрессор, глядя в зеркало, видел позади  себя толпу, жаждущую крови.  Он стряхнул со своих рук влагу.  «Я умываю руки» - эта фраза пришла ему на ум. Следом за ней  пронеслись события давно минувших лет. Яростное презрение к слабым, вздымало адским жгучим пламенем из глубины его души, и он сказал так:
      - Этот человек не хотел причинить ни кому зла и  оскорбить.  В этих стенах день за днем одно и то же, не трудно и попутать дни.  Он ошибся, простим ему это. Человеку свойственно ошибаться. Если кто хочет его наказать, то этим он только порадует мусоров, которые  ждут – не дождутся, когда мы начнем друг друга грызть.
      Все молчали. Пылающие злом глаза Страшного  сыпали проклятья  в душу Агрессора, как стрелы.
      Оборотень, соратник нацистов, расист, Страшный был взбешен – у него из рук вырвали жертву.  Он скрылся за занавесками, хищно сутулясь, как волк.
      
      
Легион зла
      
      Затылок Агрессора обожгло болью, преодолевая её, Неуязвимый проговорил про себя: «Я могу всё! Я в ответе за всё! Я устанавливаю правила и нарушаю их!»
      Если первый одержимый сидел за многократные кражи и нес в себе беса алчной жадности, второй сидел за изнасилование и нес в себе беса грязной похоти, то третий сидел за жестокие убийства и в нем сидел бес, имя которому «Легион зла».  Агрессор вырвал этого беса без особого труда из души серийного убийцы, которого перевели днем из другой камеры, за драку.
      И вот Акс  стоял перед своим противником - то был ровный строй всадников на вороных конях. Черной тучей они наступают от горизонта ровным шагом. Черные латы их не блестели, плащи их реяли на сотню шагов позади каждого. Лица их скрывали маски страшные, покрытые  зубцами шлемы несли на себе «руны» - древние заклинания.
      Акс узнал поклонявшихся ему воинов-берсеков . зачерпнул пригоршню серого песка у своих ног, подкинул перед собой,  и в образовавшееся серое облако кинул шесть желтых камней  ярости. Облако завертелось в смерч, приблизилось к Аксу, который кончиком зеленых пальцев коснулся вихря и начал вылепливать, ткать демонические символы. В вихре стали угадываться очертания вздымающегося на дыбы коня, затем они стали отчетливее, и, наконец, перед Аксом возник гарцующий серый конь с золотой гривой, золотыми копытами и пылающими желтым глазами. Акс держал его за янтарную узду, словно молнию, извивающуюся и стрекочущую в его левой руке. Он притянул боевого коня к себе, потрепал рукой его гриву, и обратился к коню: «Мой неистовый  Слейпнир , мы снова вместе!»
      Акс вскочил на коня и помчался по гребню бархана навстречу надвигающемуся войску. В его правой руке  полыхнул  камень, сияющий ярко, подобно солнцу. Акс держал его над головой, как знамя. Перед надвигающимся строем он поднял коня на дыбы и закричал громовым голосом:
      - Я приветствую вас, мои свирепые воины-берсеки! - Черные всадники остановили своих коней. Гарцуя на сером коне перед строем, Акс продолжал свой воинский клич, раскатами грома летящий над армией тьмы, -  Валькирии  уже спели паутину войны и ворон   с пустыми глазницами прокричал, возвестив о рассвете последнего дня! Я – Вотан , поведу вас в бой, где ждет нас яростный пламень сражений!
       Всадники подняли над головами черные мечи, и раздался ревущий звук их восторженных голосов:
      - Раэ! Раэ! Раэ!
      Акс с места пустил своего коня в  галоп, крикнув:
      - За мной!
      Легион зла устремился за ним к берегу черной реки, и, достигнув её, берсеки вошли на конях в черную воду. Кони стали жадно пить черноту, а всадники снимали шлемы и черпали ими, как чашами воду проклятия, пили и набирались сил.
      
      
Глава 4.6. Бой с Мали
      
      - Мы готовы встретиться с Мали в бою. Пора написать Ей письмо, - раздался голос Акса.
      Услышав радостную весть, Агрессор был немало удивлен последней мыслью демона ярости.
      - В чем засада, объясни. Почему письмо, а не мысленно? – спросил парень.
      - Действительно придется подождать ещё несколько дней, пока письмо дойдет. Назову тебе пару причин. Первая – Мали видела, как я был разбит в горах. Она знает – после того поражения  мне быстро не оправиться.  Прошло три года, жажда мести за разорванное мной её лицо всё ещё горит в ней. Получив письмо,  она придет одна,  и проиграет, насладившись местью.  А уловив твою мысль, она почувствует силу. Холодный расчет возьмет верх над жаждой мести, и она придет не одна.
      
      ***
      Письмо.
      
      Здравствуй, Мечта моя! 
      Спасибо за исполнение моей просьбы. Жаль, я не увидел тебя перед началом похода в сумрачное царство неволи. Видно так угодно судьбе. Ангел-хранитель, что парит в небесах над тобой, не мог встретиться с Демоном, который увлек меня за собой в лабиринт темных мук, стальных решеток и замков.
    
      Я здесь брожу среди высоких серых стен.
      Когда на суд безмолвных мыслей я вызываю
                голоса  былого,
      Утраты всё приходят мне на ум
      И старой болью я болею снова.
      
      Я скучаю по тебе!
      
      «Ты - боль моя и наслаждение» - тебе я так хочу сказать.
      
      Но тише, тише! Покиньте землю, Боги!
      
      Я приду к тебе ночью, когда тьма пробирается 
                нежно под твое покрывало
      Возьму тебя на руки и унесу, как древние боги,
                похитители нимф.
      Унесу тебя к морю, где оближет теплая пена
                прибоя тебя.
      Из-за спин наших вырастут крылья из пены и тьмы,
      И мы закричим тихо-тихо, неслышно.
      Мы поднимемся к звездам,
      И помчимся, как ветер.
      
      Люблю. Мечтаю. Жажду  встречи.
      Искренне  твой Акс-Агрессор.
      
      P.S.  Прости за ошибки…
      
***
      Наступил вечер третьего дня после отправки письма.  Отсчитывая ударами сердца время, Агрессор ждал, готовый в любую секунду ринуться в решающий бой. Камеру, где он находился, выводили в баню по средам двумя партиями. Первая группа, больше двадцати зэков, возвратилась после часа, проведенного в бане. То были в основном «бандерлоги», всякое «чмо» и «мужики». Они шли первыми в баню  большой толпой, и по очереди мылись под лейками, пока душевая комната нагревалась от струй горячей воды.  Второй, небольшой группой, в баню шли «пацаны», «блатные» и т.д., спокойно без суеты мылись, и оставалось еще много свободных леек.
      Агрессор шел в конце второй группы, в  черных шортах, белой футболке и сланцах, с перекинутым через плечо синим полотенцем. Он заметно окреп физически.   Но не это было причиной его легкой одежды, когда на улице стояли февральские морозы, ниже минус двадцати градусов.  Легко были одеты все зэки, потому что открытого пространства им предстояло преодолеть никак не более пятидесяти метров – перейти из корпуса вдоль прогулочных двориков.
      Оказавшись в раздевалке, Неуязвимый не спеша, разделся, семеро зэков ушли  в душевую комнату, плотно закрыв за собой дверь,  он остался один.
      Одержимый хотел было последовать за ними, но вдруг дверь, ведущая на улицу, отворилась, ворвалось облако холодного воздуха, сизая дымка опустилась вниз, и парень увидел в дверном проеме Мали.
      Она была прекрасна. В грозном взгляде её сияла  смерть, холодный синий лед, желание мести.
      Неуязвимый шагнул навстречу Мали, сделав оборот  на триста шестьдесят градусов.  Черный плащ проклятий оторвался при этом движении от его затылка и дьявольским языком облизал тело парня, покрывая его черной броней. Глаза загорелись злым огнем, в левой руке его вырос круглый щит – застывший бес похоти, в правой руке появился черный меч  с раздвоенным лезвием – бес алчной жадности и черной зависти.  Черный плащ проклятий раскрылся куполом над тюрьмой, отсекая весь мир.
      Одержимый сделал стремительный выпад, целя раздвоенным жалом меча архангелу в горло. Мали успела отразить удар своим мечом у самой шеи, но силой удара её отбросило далеко назад. Пролетев пространство между зданием бани и стеной прогулочных двориков, она исчезла в серой стене. 
      Агрессор прыжком последовал за ней, вырвал двери и оказался внутри  прогулочного дворика. Мали напала сверху, рубящим ударом целя в голову парня. Агрессор защитился мечом, который  расползся от удара надвое,  но тут же преобразился в копье с двумя длинными зазубренными наконечниками. Небесная Дева продолжала атаку, нанося град ударов. Щит Неуяхвимого не выдержал силы этих ударов и распался на мелкую черную дробь, которая упала на утоптанный снег и растеклась по углам дворика.
      Начался яростный  размен ударами. Словно две молнии делили пространство, прелестная дева с самурайским мечом и юноша с горящими глазами, покрытый  черной броней. В бою меч Агрессора  то  превращался в копье, то в жуткую гарпию, бьющую крыльями и полюющую желтыми камнями, то в многоглавую булаву, чьи покрытые шипами шары метались, преследуя  архангела, как шаровые молнии. Мали хладнокровно пробиралась сквозь лес разящих жал, шипов, когтей. Её  хрустальный  меч, истекал слезами кающихся, они мириадами капель срывались с лезвия и защищали архангела.
      Изрубленный черный меч выпал из рук Неуязвимого, упал у ног и распался в прах. Мали наступала, умело, фехтуя, Агрессор изворачивался, как мог, метал желтые камни архангелу в глаза, нападал, бил головой, рукой, ногой, пользуясь моментом  ослепления Мали яростью, но раз за разом отступал.  И вот Мали завертелась юлой, парень угнулся от удара в голову, подпрыгнул, избегая удара по ногам, отскочил назад, уходя от удара в грудь. Спина его врезалась в бугристую стену, круша кирпич и бетон в пыль.
      Меч архангела настиг его в облаке пыли и вонзился в грудь.  Агрессор опустился на колени под тяжестью льда, нахлынувшего на грудь. Пыль осела. Мали стояла над парнем с силой вонзая в него меч, но меч не шел дальше в глубь.
      Одержимый стоял на коленях с безжизненно опущенной головой, взгляд его померк, руки болтались как плети при вздрагивании тела от толчков Мали.
      И только она испытала сладость отмщения и решила вырвать пронзенного демона из тела Агрессора, меч стал вырываться из её рук – на его острие встал боевой конь Акса Слейпнир, и за ним поскакал «Легион зла». Меч прогнулся под тяжестью зла, ставя архангела перед  ужасным выбором – удерживать меч и провалиться за ним в душу Агрессора, или бросит оружие и умереть, как пчела, с вырванным жалом.
      Мали решила удерживать меч, насколько хватит сил, и бороться, не смотря ни на что. Она провалилась в душу Агрессора, превратившись в Демона мести, тень Гарты взяла верх, а призрак девочки из подвала  направил это зло против мужчин.
      Она возникла перед серым конем, на котором сидел Акс. Бледное лицо было единственным белым пятном в её образе. Волосы – черные как смоль, брови, ресницы, глаза, губы – сама темнота. Гибкий изящный стан окутывало черное, мерцающее синим огнем, платье. В черных перчатках она держала рукоять меча, чье гибкое синее лезвие легко выскользнуло из-под копыта коня при первом же рывке.
      Вздымая облако серой пыли, конь поднялся на дыбы в стремлении растоптать Мали.  Акс кинул яркий камень, Мали уклонилась от яростного снаряда, и одним ударом меча отсекла коню обе передние ноги, что метили в неё копытами. Конь рухнул на грудь, врываясь головой в песок, и скинул с себя седока.  Избегая ударов, наносимых Мали, Акс отскочил в сторону, воскликнув:
      - Берсеки! Убейте её!
      Черные всадники окружили Мали, начался бой. Мали сражалась, как львица, защищающая своих детенышей  от стаи гиен. Она прыгала, вертелась, металась, разя свом мечом черных всадников, как косой траву. Иногда ей удавалось разрубить всадника вместе с лошадью надвое.
      Акс не вмешивался в схватку Демона и Беса. Он уже победил Архангела, и теперь стремился спасти Агрессора, а значит и себя от февральских морозов и ангельского льда, который покрывал всю грудь парня. Акс стал бросать  зеленое небо желтые камни, он наполнял тело Агрессора яростным огнем.
      Одержимый пришел в себя, его окружали темнота и холод. Преодолевая сопротивление обледеневшего тела усилием, не ведомым ни одному живому существу на земле, он заставил себя встать, и остался стоять немного покачиваясь. Он собирал силы для первого шага. Поняв, что промедление  смертельно, он шагнул и рухнул плашмя  на грудь. Черная броня, покрытая льдом, разлетелась в дребезги, рассыпавшись на кристаллы двух цветов. Агрессор мог свободно вздохнуть – грудь его освободилась от ледяных оков. Не пытаясь встать, он пополз по гладкому утоптанному снегу к выходу  из прогулочного дворика.
      Мали, потеряв силы в сражении с Легионом зла, вырвалась из души парня, и теперь там, где лежало тело Агрессора после падения, лежала она.
      Парень медленно уползал.  Мали из последних сил старалась поразить своего врага, но тщетно, Агрессор полз чуть быстрее её, и меч Мали вонзался в его  след на снегу. Тело Агрессора потеряло всякую чувствительность. В течение пяти минут он преодолел не более десяти метров. Мелкие снежинки падали на его  обнаженное тело  и уже не таяли. Проползая в проходе между баней и двориком, где пространство освещалось высоко  подвешенным фонарем, тело его уже не было похоже на  живую плоть, скорее оно походило на мраморную статую, слабо живущую под влиянием какого-то чуда.
      А Мали, глядя ему вслед из темноты прогулочного дворика, походила на Медузу Горгону, чья жертва по какой-то великой случайности не окаменела и ускользнула. Глаза её сверкали синим злом, она шипела в след:
      - Я отомщу! Отомщу!
      Агрессор вполз в раздевалку, оставляя след, покрытый инеем. С трудом открыв дверь в душевую, он вполз в слабо  освещенное помещение, заполненное клубами пара. Невидимый для зэков он подполз к ближней к выходу лейке, из которой били обжигающие струи горячей воды. Вначале он лежал, потом сидел, а затем, потихоньку опираясь на стену, встал.
      Прошел час. Воду отключили. Охранник, находившийся за стеной душевой, откуда подавали  через окошко мыло, пошел открывать раздевалку. Обнаружив дверь открытой, он сильно струхнул, но, пересчитав зэков, успокоился.

***
      Жар и озноб терзали всё тело. Вернувшись в  камеру, Агрессор влил в себя литр горячего сладкого чая и залез на горячую кучу матрацев, которые только что принесли из прожарки , и вата в них ещё дышала жаром.  Их свалили на верхний шканарь возле кабуры в центре камеры. И здесь, свесив руки и ноги по сторонам, как барс на скале после славной охоты, парень уснул.
      Он очнулся, когда матрацы совсем остыли, и с трудом перебрался вниз, на свой шканарь и отключился. Когда пришел в себя, всё, что смог сделать – отодвинуть занавеску и сказать: «Врача!».
      Его слабый голос был услышан,  и  он вторично отключился под барабанную дробь и крики. Это зэки били ногами в стальную дверь, требуя врача. Одержимый пришел в себя, когда его выносили на носилках на тюремный двор. Здесь он услышал чей-то окрик: «Агрессор, ты?!»  Он повернул голову и увидел своего подельника. Удивлению обоих  не было предела. Агрессора понесли в одну сторону, а подельника повели под конвоем в другую. На санчасти парню стало хуже. Он уже с трудом разбирал лица, склонившиеся над ним. То были врачи. Померив температуру и сделав флюорографию,  его положили под капельницу. Через час сознание Начало проясняться. Агрессор стал потихоньку анализировать ситуацию:
      «Подельник здесь? Как?» – Этот вопрос он  отложил на будущее. Его тело умирает, врач сказал – двухстороннее воспаление легких с отеком. Голос Акса потух, заглядывать в свою душу без него равносильно нырку в кому без гарантии вернуться. Остается ждать. Или…или…
      Агрессора отнесли обратно в камеру. На следующий день всё повторилось, но на этот раз, когда его принесли обратно в камеру, он и все зэки знали, что эта ночь – решающая. Все это  чувствовали, и никто не думал, что на рассвете парень ещё будет дышать.
      Ярость погасла в Агрессоре, всё стало безразлично, даже злоба сменилась апатией. «Умираю… - звучал приговор в голове, - Марина, Она, Марина…- на горизонте мысли затеплилось зарево надежды. Агрессор попытался встать. Это получилось не сразу. Кажется, он нашел выход, или просто цеплялся за любую ниточку. Покачиваясь, он встал.  Все, кто видел это, затаили дыхание, словно боясь, что их вдох или выдох опрокинет эту  тень. Парень сделал два шага и потерял сознание. Пришел в  себя, когда его нежно, аккуратно, как ребенка, клал в постель  великан, что был одержим Бесом алчной жадности. Днем ранее его вернули  в камеру из лазарета. Руки ему зашили и уже сняли швы.
      - Долго я спал? – спросил Агрессор.
      - Нет, я только подхватил тебя. Я следил за тобой, вижу – падаешь, поймал. А куда ты шел?
      - Зеркало. Отведи меня.
      Великан поставил парня, как ребенка на ноги и, поддерживая подмышки, повел к зеркалу, вмурованному в стену  рядом с умывальником.
      Агрессор увидел свое лицо. Череп просвечивался сквозь высохшую кожу, бледную, с испариной холодного пота. Глаза – как два угасших уголька, слабо мерцали зеленым огнем. Одержимый всматривался в источник света, пока его тело не обхватил порыв ветра. Разум оторвался от тела  и понесся, как лист клена, оторванный от ветки порывом осеннего ветра.
      Тело упало в сильные руки великана, в чьем разуме из непостижимых им глубин возникло чувство долга, близкое к отеческой любви.  Он отнес парня на его шканарь и встал на страже у изголовья.
      
      
Глава 4.7.   Вопреки Создателю
      
Когда одна из наших сил душевных
Боль или радость поглотит сполна,
То отрешась от прочих чувств вседневных,
Душа лишь этой силе отдана.
                Данте.  «Чистилище»

      
      Отбросив тело, разум, объятый злой яростной жаждой, сосредоточился на одной мысли и полетел, как стрела против ветра.
      Темнота, яркая, как солнечный свет, запекшийся на снегу, окружала его. Этим путем не  ходили тени его предков. Ветер стих, Агрессор  увидел ярко-зеленую спираль, путанную, как цепь ДНК. Пронзая её, он встретил льва, который, грозно рыча,  уступил ему дорогу, и ноги его коснулись   нежного мягкого песка, серого, податливого, как пепел. В бессолнечном зеленом небе над ним  плыли редкие желтые облака.  Вокруг, на сколько мог охватить глаз, простиралась пустыня, бескрайний серый песок. «Чем не ад?»  - спросил он себя, испытывая жажду бродить по пустыне, искать путь к Ней, к той, кто утолит мучительную боль.
      Агрессор внимательно осмотрел линию горизонта. Ничего, ни малейшего намека, который мог бы служить указателем верного пути. Он постарался найти ответ внутри себя, и разум его погрузился в калейдоскоп абсурда. Не придерживаясь берегов логики, он утонул в хаосе, но все поглощающая жажда вернула его, как поплавок на поверхность пустыни из глубины.  И понял он,  что не может он задумываться. Ведь он и есть мысль. Это сравнимо с коллапсом разума, как звезда, когда она проваливается под свой гравитационный  горизонт, превращаясь в черную дыру. Он так глубоко, что может мыслить только поверхностно, скользить по ландшафту своего внутреннего мира.
      Агрессор стал разбрасывать серый песок в стороны  в поисках  камня.  Его находка была размером с кулак. Камень прозрачный, как слеза, с желтой крупинкой внутри. Утолив корой камня жажду, он  вгляделся в него и понял вкус.
      

КАМЕНЬ-Слеза 1

      Зима. Вечер. Агрессор с другом Иваном, его сестрой Леной и еще одним товарищем катались на санках с  ледяной горки. Вдруг Лена пронзительно вскрикнула и подбежала к брату, ища поддержку. Товарищ больно ударил её санками по ноге, и мужественно сдерживая слезы, девочка хотела рассчитаться с обидчиком.
      - Что случилось? – спросил Иван.
      - Он ударил меня.
      Иван и подскочивший на крик Агрессор грозно смотрели на товарища, который, видя в глазах друзей явную угрозу для себя, решил, что лучше драться один на один, чем получить по шее от двоих.
      - Да я любого из вас один на один побью!
      Иван шагнул  вперед, но Агрессор удержал его за плечо.
      - Постой, лучше я.
      Иван не стал спорить, он знал, что значит его сестра  для друга, но он не знал, что сегодня на уроке истории Агрессор признался ей в любви, написав об этом на открытке с фотографией пушистого кота. Он  неделю копил карманные деньги на её покупку, потом с трудом подписав, подарил, и весь день стеснялся взглянуть Лене в глаза.   И вот шанс показать себя рыцарем, защитником, мужчиной в одиннадцать лет.
      Агрессор сцепился с товарищем, начали бороться на гладком льду. Агрессор поскользнулся, враг навалился сверху, обхватив его голову руками. Агрессор не мог вырваться, и тогда с яростью укусил руку врага. Товарищ подскочил, крича: «Кусаться не честно!», и тут же получил смачный удар по зубам.  Ведь Агрессор подскочил за ним следом и  сразу ударил врага. Затем отступил, увертываясь от двух ударов,  и снова напал – «бац, бац!» по зубам,  и снова шаг назад, избегая ударов врага, и вперед – «бац!».
      Кровь выступила на разбитых губах товарища:
      - Почему! Почему ты отступаешь?! – закричал враг, и слова его оборвались в звуке смачного шлепка по зубам – «бац!».
      Товарищ расплакался и убежал.
      
      Жажда ведет его к Любви. Оставив желтую крупинку в руке, Агрессор принялся искать дальше, и буквально в нескольких шагах, что могло во времени значить несколько дней, он нашел следующий камень и поглотил его влагу, оставляя крупинку ярости на ладони. Он рассмотрел событие минувших детских лет.
      




КАМЕНЬ-Слеза 2

      Школа. Перемена. Выходя из класса, Агрессор увидел, как высокий старшеклассник треплет Лену за рукав платья. Девочка уже расплакалась. Агрессор, как обожженный сорвался с места, подбежал к обидчику, подпрыгнул, чтобы дотянуться до лица кулаком, и смачно врезал в глаз.
      Старшеклассник покачнулся и присел от боли  и, только собрал силы, чтобы напасть на мальчишку, подбежала учительница и разняла драку.
      Позже, на уроке, Агрессор узнал, что это  был старший брат  девочки, которой Лена с подружками объявила бойкот, а для пятого класса бойкот – страшная вещь. И вот этот брат пришел восстановить справедливость и, получив в глаз, он дожидался, когда уроки закончатся, и настиг Агрессора во дворе. Завязалось нечто похожее на драку. На скользком льду падали оба, но Агрессор явно уступал в этой свалке. Отделавшись легкой трепкой, он вышел довольный из этой ситуации, без крови, синяков, и, уж что важно для мальчишки, без слез и свидетелей.
      
      В шаге от второго камня Агрессор нашел третий камень, чья крупица ярости была уж совсем маленькой. Поглотив оболочку камня, которая как можно  предположить,  не  давала Аксу обнаружить и поглотить камень, Агрессор рассмотрел крупицу ярости.
            
      
КАМЕНЬ-Слеза 3

      Кафе. Агрессор, Иван,  его сестра Лена и товарищ, которому уже доставалось от Агрессора за Лену, ели пироженное и запивали молочным коктейлем.  Товарищ опять начал дерзить, перетягивая  одеяло превосходства  на себя. В глазах Агрессора полыхнуло пламя, он съел нижний слой пироженного, оставляя жирный крем, уложенный цветочками на тонкой прослойке в руке, и смачно медленно вдавил и размазал  содержимое своей ладони по лицу врага. Товарищ в слезах убежал домой. Одеяло превосходства вернулось на плечи Агрессор, делая их шире в глазах Лены.
      
      Агрессор подбрасывал в ладони три желтых крупинки, решая в какую сторону идти. Жажда возвращалась  и возрастала, словно он только раздразнил аппетит, вкусив то, что ему нужно. Шагнул в одну сторону, обернулся, и не нашел взглядом места, где взрыхлил песок, вернулся сделав шаг назад, но вернулся не туда, где был. Почувствовал в этом нечто очень важное, как якорь. Чтобы выйти нужно знать, где вошел в лабиринт без стен, где серые барханы служат им заменой. Он заметил, что не оставляет следов на песке, не отбрасывает тени. Взошел на вершину бархана, составил из камушков маленькую башенку, где первый камень, побольше, был фундаментом, а третий, маленький – вершиной, и, не выпуская сей маяк из поля зрения, стал отходить шаг за шагом. Сделав десять шагов, он заметил, что желтая башенка не стала меньше. Он решил вернуться к ней и был поражен расстоянием, разделяющим их и величиной башни.  Каждый сделанный им шаг  был в два раза больше прежнего. И того пятьсот двенадцать шагов он сделал, чтобы вернуться назад к башне,  которая теперь упиралась в небо, и облака касались её центра. По изяществу, с которым была сделана лестница, вьющаяся по внешней стороне башни, красоте перил, статуй, колонн, витражей, стало отчетливо  ясно – это и есть подарок Микеланджело. Агрессор помчался по винтовой лестнице вверх. Когда он поднялся на  ступени второго камня, чуть ниже облаков,  вдали он увидел паутину ущелья, лежавшего на горизонте черным пятном, и тут же понял – спускаться нет смысла, он потеряет из вида цель,  и потому он отрешенно прыгнул.  Рухнул Агрессор  у края ущелья, оставляя в песке большой кратер. Он подошел к краю,  по щиколотку проваливаясь  в песок. Далеко внизу он увидел гладкое дно и собрался прыгнуть вниз, как вдруг услышал знакомый голос позади:
      - Нет, стой! -Агрессор оглянулся и увидел Акса за своей спиной. – Если ты спустишься вниз, то не сможешь подняться, -  предупреждал Акс.
      - Но я хочу! – упорствовал Агрессор.
      - Нет, нельзя. Твоё место не здесь. Я покажу тебе знак, иди за мной шаг в шаг,- Акс повел  Агрессора вдоль края ущелья к его центру,  – пока мы идем, расскажи, как ты попал сюда.
      
      
***
      Следуя за демоном, Агрессор рассказал всё, начиная с изображения, увиденного им в зеркале. Тем временем они взошли на бархан, их  окружали стены ущелья.
      - Значит, башня на горизонте твоих рук дело? -  Акс рукой указал на желтый столбик на горизонте, затем обвел рукой всё вокруг, - ну что, ты видишь знак?
      Агрессору сразу же бросилась в глаза  схожесть рисунка лабиринта  с паутиной, но в центре явно просматривался рыболовный крючок, где наживкой был водопад грёз о Ней.
      - Ловушка?!  Наплевать! Я хочу напиться из родника! – Агрессор рванул вниз, но Акс успел поймать его за руку, и так удерживая его над манящей бездной, сказал:
      - Жизнь – это преодоление сопротивления. Ты бросил вызов Создателю! Найди же в себе силу идти вопреки своим желаниям, продолжай идти против ветра! Хотеть чего-нибудь и достигать этого – считается признанием сильного характера, но не хотеть чего-нибудь и всё же достигать этого – это свойственно самым сильным, тем, кто чувствует себя воплощением рока.
       Агрессор схватился за руку Акса и вернулся на зыбкий песок.
      - Да, ты прав, прыгнуть вниз – значит конец для нас обоих. А так хочется!
      Агрессор потряс у своего лица сжатым кулаком, будто зажав в нём всю яростную жажду зла.
      - Тебе в другую сторону, - сказал Акс, указав на башню, и добавил, - тебе туда!
      - Но там я умираю…
      - Вот именно. Там борьба, там стремление, там боль, там Она, настоящая, живая… и жизнь, вопреки воле Создателя, вопреки богам!
      - В теле не осталось сил бороться. Ты толкаешь меня на нечто более страшное, чем гибель без тела. Я буду злым Духом бродить по земле.
      - Я отдам тебе своё сердце – этот Камень, что горит в моей  груди. Он придаст тебе сил, ты выживешь.  – Акс вынул из своей зеленой груди большой яркий камень. – Только неся его, не смотри в его глубину, тогда он отдаст свои силы телу. Если же нет, если взглянешь, - злым Духом бродить по Земле твоя судьба.
      - А ты не пойдешь со мной?
      - Нет. Без сердца я зеленой лужей впитаюсь в песок, и буду ждать падения камня.
      - Ты так прямо готов похоронить себя, бог Вотан?! А берсеки, чьи сто легионов бродят по Земле, готовые в любой момент броситься в бой?!  Ведь эти воины отдавали свои  души в твои руки на поле боя, и теперь, сосредоточившись в бесов,  ищут тебя! Кто поведет их в бой?! – Агрессор протянул руку, чтобы взять камень, но остановив себя, спросил, - Может  быть, пойдешь?  Пойдешь вместо меня?
      - Нет. Это твоя башня, твоя дорога, мне не взойти и на одну ступень, ведь я всегда любил Другую. Здесь моё место. Этот лабиринт в твой душе  принадлежит мне, это моё и царство, и тюрьма, и могила! Бери камень и уходи, но не забудь – я даю его тебе в долг. А вот когда ты вернешь его, мы соберем армию. Мы не в конце пути, мы только  в начале.
      Агрессор взял камень. Образ Акса исчез в песке.  Преодолевая желание еще раз посмотреть на водопад Грез, манящую бездну Любви, Агрессор пошел к башне.  Камень в его руке начал расти. Чем ближе он подходил к башне, тем больше становился камень, и скоро Агрессору пришлось катить его перед собой, не выпуская из виду башню. Но когда он взвалил сияющий шар на первую ступеньку, он понял, что значит сопротивление. Не мудрено, что Акс  не сумел бы подняться на башню, его попросту разорвало бы изнутри.
      С упорством титана Агрессор стал толкать камень по лестнице вверх, и с каждой ступенькой становилось тяжелее. За облаками начали возвращаться физические чувства  - боль в спине, отдышка, он услышал удары своего сердца.
      Когда поднялся Агрессор на вершину башни, он чувствовал себя живым и мертвецки уставшим. С площадки, равной арене цирка, лестница  уходила ввысь порожек на двадцать. И вот оттуда, из темноты спустился Лев. Он грозно рычал и бросался на Агрессора,  сбивая камень вниз. Агрессор только и успевал бегать вокруг камня высотой ему по плечо и толкать камень от края к центру, чтобы тот не упал. Пробовал толкать камень на Льва, но тот вставал на задние лапы и толкал камень навстречу, грозно рыча.
      Противостояние продолжалось до тех пор, пока Агрессор не бросил камень и рванул по лестнице вверх, а Лев, не обращая на него никакого внимания, начал свободно сталкивать камень к краю. Агрессор посмотрел в верх -  в  темноту, в низ -  на камень и помчался к камню.  Лев заметил этот рывок и сильно ударил по камню, который полетел вниз, унося с собой Агрессора, не успевшего как следует упереться в камень. Они упали в пустыню, как маленькая бомба, подняв облако серого песка. Оглушенный болью Агрессор извивался в злобных судорогах, в рот его набился песок, он скрипел на зубах, жег глаза, тело завывало от боли. Агрессор злобно ревел и метался у камня в бессильной злобе. Это был ужас, а не тень человека.
      Решение пришло само. Агрессор наглотался песка, вдохнул в легкие сколько мог, забил полный  рот песка и начал заново подъем, скрипя оскаленными зубами, сквозь которые просыпалась тонкая струйка песка. Он шел наверх, толкая перед собой камень. Так должно быть рвется Сатана из Ада. Точнее, Сатана позавидовал  бы злой завистью, увидев  это зло, стремящееся ввысь!
       Лев ждал. Снова завязалась борьба человека и зверя. Укрывшись за камень, Агрессор изрыгнул из своего тела горсть песка в свои ладони и, выскочив из-за камня, кинул песок в глаза зверю. Временно ослепленный песком  зверь грозно заревел и отступил, утирая морду лапами. Агрессор поспешил затолкать камень на ступеньки, ведущие в темноту и, стоя на верху, он посмотрел вниз, на Льва и спросил:
      - Кто ты, зверь, что встал на моём пути?
      - Закон  природы, посланный сомнением! – раздался рев и утонул в глуши бездонной позади.
      Агрессор мчался к жизни…
      
                «Нельзя, чтоб страх повелевал уму:
                Иначе мы отходим от  свершений,
                Как зверь, когда мерещится ему»
                Данте.  «Ад».
      

Продолжение следует…

      Сергей Тришин 
      8.05.2007г.г.