Невинный, Котов и Клещёв. Гл. 2. продолжение

             Глава 2.

- Что за новости у тебя, Цезарь? Выкладывай.

- А! Тарас, сколько можно ждать? Я не только компьютер, всего не упомнишь.

- Я напомнил.

- Кто бы сомневался? Хочешь огорошу?

- Чем?

- Бросил ты целую жизнь коту под хвост.

- Что с котом?

- Мяукает во всю вселенную котяра, но ты... зачем тебе то, чем ты занимаешься?

- Не мели порошок. Что стряслось? Поконкретней и покороче, ну!

- Числа. Вот прикинул кое-какие расчёты. Вели-чи-ны-ы-ы. Тарас...

- Цифры? Числа и цифры - разные вещи. Арифметикой занимался?

- Арифметикой философии, если хочешь, или философией арифметики.

- Поливай. Я тем часом перехвачу на скорую руку.

- Приятного аппетита.  Слушай. Ты собрался посетить соседнюю Галактику.  Но вспомни, сколько времени длился первый так называемый космический полёт? Не сто ли восемь минут?

- Именно столько он и длился.

- В итоге Землю можно облететь за два без четверти часа?

- Ну да, что в этом кибернетического?

- Речь о космическом.  Что в этом космического? В часе шестьдесят минут, в сутках двадцать четыре часа, значит для оборота вокруг своей оси необходимы Земле тысяча четыреста сорок минут. Первый так называемый космический полёт длился один и почти три четверти часа. Старт - Байконур, приземление на
берегу реки Волга. Чуть-чуть не полный оборот вокруг Земли. А в сутки так называемый...

- Да проглоти ты этот - "так называемый". Чего ты добиваешься?

- ... полёт короче полного оборота Земли по времени вокруг оси в пятнадцать раз. За месяц - в четыреста пятьдесят раз. За год - в пятьсот двадцать тысяч раз! Больше чем в полмиллиона раз так назы... н-да, короче оборота Земли вокруг планеты Солнце. Полёт космического корабля Королева настолько ничтожен, что
говорить о нём, как о космическом полете, смешно.

- Есть смысл в твоей лирике?

- Считай, как хорошие поэты читают свои стихи, досчитаешь до полумиллиона - вот ты и облетел...

- Замолчи, говорю!

- Сам уймись. Или мало населению  планеты смеяться над Москвой и над Вашингтоном?  И от этого тебе, Тарас,
будет не очень смешно. Ступай в цирк, троечник.

- Смейся, если смешно.

- Ты - Тарас Котов, другими словами, это я сам. Как-то не хочется смеяться над собой по-щучьему велению. Жизнь брошена коту Цезарю под хвост. И чья? Вершины Гималаев в науке! Подумай и... и согласись.

- С чем?

- Что дал людям первый так наз... н-да, что?

- Не смеши, тут мало владеть арифметикой философии.

- Не собираюсь.  Рыдать придётся тебе. Цифра в полмиллиона - щит, и его необходимо пробить человеку, чтобы совершить настоящий первый космический полёт, но выполнить это экономикам двух огромных стран, как показывает опыт, кишка тонка... не удалось.

- Ничего не понял, кроме того, что дурень ты набитый. И до ума тебя надо ещё доводить и доводить.

-  Не спорю. Ты компоновал меня на земле, что там, ты не знаешь. Как я поведу себя там - тем более. Но я... я - твоя реализованная в электронике мысль. Ты дуришь самого себя. Ты не веришь себе?

- Я сказал, заткнись.

- Почему бы и нет? Я - это бескомпромиссный ты. То, что не помещается твоё во мне, есть невежество. Оно вне расчётов, оно стихийно.

- Прекрасно. Сам ты и ответил на свой вопрос. Стихии - воздух и огонь, вода и земля, плюс - невежество. Значит, невежество не имеет ни начала, ни конца. Значит, оно и жизнь! И мы совершим жизнью продиктованный, необходимый людям эксперимент. О результатах просчитывать преждевременно.

- Просчитывать результаты никогда не преждевременно, с них-то и начинается всё своевременное. А не так наз... н-да. Разорили две страны населения на клоунский номер и... довольны: вот мы какие! Мы... прокололи атмосферу... она вам ещё отрыгнётся...

- Ты чего добиваешься?

- Разбей меня на этом месте. Зачем поднимать меня куда-то выше туч? Ты совершаешь ошибку за ошибкой. От тебя из-за этого жена ушла. Вот! Она права, потому что умная женщина.

- Замолчи. Моя ошибка там, где ты путаешь меня возможностью допускать ошибки. Так хоть другим помогай не делать их.

- Кто узнает о том?- Узнавальщики найдутся. Подогрей мне кипяток, всё остыло, разболтался - не остановишь..

- Пей на здоровье. Это цифры. Болтать я ещё и не начинал. Ты просчитал, сколько бабок отвалишь биомассе? Речь пока о так наз... н-да, ещё и не состоявшемуся, а их уже насчитали десятки. Если заинтересуешься, можно просчитать, кстати, с учётом нанесённого экономике ущерба. Словом, можно просчитать во сколько
обошёлся космос строителям коммунизма. Неужели это совсем пустяк, что ты о том и не задумываешься?

- Говорю, не болтай. Грамотный.  Числа оставь Музам, любящим поболтать.

- И не так уж любящим, и не столько их много, как министров, а Урания вообще молчит.

- Совсем?

- Ну, не совсем. Урания прицепила на грудь табличку: "Нельзя там конец". Читай с начала или с конца, будет одно и то же. Этой известной грекам Музе три тысячи лет, а сколько и чем занимались люди сто тридцать семь тысяч лет?

- Чем же, по-твоему?  По-умному?

- Прикидывали, сколько стоит коммунизм. Выходило не дешево, тогда решили раскошелиться на так наз... н-да, на космос. Ты и влип в этот сироп. Мало сам, так ещё и других соблазняешь. Итог нулевой.

- Людям мешали стихии и военные конфликты.

- И невежество. Только безо всего этого они давно прокисли бы. Что даст нам облёт Солнечной Галактики?

- Факт. Это возможно. И...

- И?

- ... многое другое.

- Тарас, тебе не жалко людей, которых ты агитируешь с собой?

- В экипаж? Не понял?

- Что хватать их с улицы? Разумней прозондировать отряд космонавтов.

- Это без разницы. Полетим мы, вернутся правнуки.

- Широко шагаешь. Вспомни свою "святую тройку"? И величая троицей, вас ещё и остолопами величали...

- Нет, берём колбу с младенцем... с зародышем...- Тарас Павловч ответил мягко, но робот Цезарь жестко резанулего по живой памяти: в школе они так и толкались, так и липли один к другому три совершенно непохожиеодноклассника. Они и внешне были разные: среднего роста крепыш Тарас, на две головы выше Микола и по
солнечное сплетение Миколе - Клещ, Лёша Клещёв. Микола - Николай Невинный. Только кто их тогда называлпо имени? Тарас - и тот отзывался на Кота.

- Похвально. На земле колба ничего ещё не дала, а в полёте даст? Даст тех, кто неприменно пожелает вернуться неизвестно куда?

- На Землю.

- Но они о Земле не будут иметь понятия?

- Научишь. Меня-то ты переживёшь, надеюсь.

- Ты уверен...

- Замолчи.

- Что-то долго торговался ты со своей тачкой.  Или детали искал на скафандр?

- Искал и торговался, Цезарь. А как же? Но теперь всё позади, повезло, тачка на столе, будем подбирать экипаж.

- Везёт тому, кто не лечится, и тому, кого подгоняют.

- Всё. Помой посуду. Жду тебя внизу.

Подвальное, точнее, подземное помещение капитана космического корабля, стоит отдельного описания, но приходится обходиться тем, что открывается по ходу повествования. Тут хватило бы информации на докторскую диссертацию. Не всё сразу. Три тоннеля, два справа и слева, покороче, и средний - на полкилометра
в длину. Мастерские, инструментальные, складские помещкения, кабинеты. Электрические кабеля - гибкие и бронированные, бухтами и врастяжку. Шинные соединительные коробки для высоковольтных подключений, фидерная и пусковая оппаратура. Светильники, лампы дневного освещения, сигнальные лампы. Слесарные
сборочные столы и станки, токарные станки, фрезерные - списанное на производствах оборудование, свезённое в металлолом и раздобытое оттуда Тарасом Павловичем Котовым. Он собирал его, переоснащал, регулировал, налаживал - и оно служило ему верой и правдой, продлевая свой век. На них он изготовлял нужной точности детали. Порядок идеальный - подметено и убрано. Цезаря упрекнуть было не в чем. Экраны, мониторы, приборы, дипломаты, похожие на ноутбуки, и ноутбуки, похожие на дипломаты. Портфелы из крокодиловой кожи, надувные матрасы для выезда с ночовками у воды. Студенческой поры рюкзак, именно поры, удобная для переноски поклажи за плечами ёмкость, и что с того что Тарас Павлович не учился в институте? Таскать на горбу ручную кладь доводилось и ему. Вращающиеся кресла. По углам удилища,  напоминающие охотничьи ружья, и охотничьи ружья, напоминающие удилища. Пользовался он и такой снастью, значит бывали здесь и не однажды уважающие себя гости. Стеллажи, полки на стенах, крючки или забитые в дерево гвозди для разной надобности. Протянутые верёвки с прищепками и прицепленные к ним пленками негативов. Книтги. Годовые подшивки журналов - "Техника малодёжи", "Наука и жазнь", "Химия и жизнь", "Вокруг света", "Новый мир", "Москва". Альбомы. Фотографии пачками. Если описывать, что там было на тех фотографиях, то можно было бы и не продолжать фантастическое повествование. Портреты, портреты, портреты учёных. Среди них терялся единственный портрет женщины, вроде и средних лет. с вполне  выразительным и симпатичным лицом,
непонятно зачем оставленный здесь и позабытый. Пусть дамы хорохорятся , как и сколько хотят, но в данный момент делать им в космосе нечего.  Ещё мужская биомасса не исследована. Нет в космосе занятий для женщины.  Там пока что ни парикмахерских, ни психушек не завели, да и не попахивает ими.  Что ещё
прмечательного была на подземных горизонтах Тараса Павловича Котова? В углу одного из кабинетов покоилась электронно-вычислительная машина первого поколения.  Робот Цезарь называл её "моя бабушка".  Возможно, что и прабабушка, теперь женщины стареют быстро. Время сквозит! Как там его не называют, не именуют, не стараюстся определить как можно поточней и поёмче, а оно несётся, сметая человеческие жизни с уверенностью дворниковой метлы, убирающей листву в осеннюю пору.  Давно ли ЭВМ была пределом достижения науки и техники?! В углу. Да и то у любителя. А так - в утиль, и не возразишь. Да нельзя терять чувства времени изобретателям и учёным, как, впрочем, и любому образованному человеку. Технический прогресс хватил через край и, чтобы не очутиться в плену иллюзий, необходимо помнить, что волновало умы во втором тысячелетии по новому календарю, чем порадовало человечество начало третьего тысячелетия. И радость, и грусть. И победы, и беды. И тоска, и немыслимый размах свободы духа. Тарас Павлович Котов относился к тем персонам собственного века, коих текущее время окрыляло. В доме при его появлении кабинеты и комнаты, казалось, просыпались и улыбались со всех четырёх сторон. В кабинетах одна стена была озеркалена, это делало кабинет более просторным.

Обычно повествование начинают с начала, - расскажем о его окончании.