Она тут полудохлая лежит

«Она тут полудохлая лежит»
Сказал в трубку грубый мужской голос.

С каким-то новым для неё страхом Вера Алексеевна смотрела в искажённое непримиримо-злой гримасой лицо сына. А ведь раньше она всегда гордилась именно тем, что он такой вот прямой и честный: что думает - то и скажет, как скажет - так и сделает. Но сейчас согласия между ними, самыми родными людьми, не было.

- Васенька, миленький, да что ж ты такое говоришь? - Вера Алексеевна вложила в голос всю мольбу, на какую только была способна. - Нельзя так, ты пойми, нельзя! Настя ведь тебе младшая сестрёнка...

- Нет и ещё раз нет! - Василий, хоть и пытался сдерживаться, всё-таки рубанул ребром ладони по столу так, что зазвенела посуда и полетела на пол ложка, которую он тут же с яростью пнул под кухонную раковину. - Выбирай: она или я. Если она, уйду - и все дела.

- Вы же дети мои, - уже сквозь слёзы сказала Вера Алексеевна. - Как я могу выбирать?

- А так! - сын и не думал отступать, даже если бы она разрыдалась. - Сестрёнка... Видал я... Ты мне ещё всю родню до седьмого колена распиши, а то я сам не знаю. Хоть кто она мне будь - и слушать не хочу. Ну что, собирать вещи, я имею в виду мои?

- Куда ж ты пойдёшь, сынок? Успокойся, ладно? - Вера Алексеевна никак не могла подобрать слова, чтобы он наконец почувствовал пусть чуточку жалости к Насте и перестал упорствовать.

- Ладно, - Василий поднялся со стула, - мне пора идти. А ты всё же подумай.

Да что думать... Конечно, вполне можно было пренебречь мнением Васи, тем более что Настя в квартире прописана и даже долю свою имеет. Её комнатка пустая стоит, правда, надо бы оттуда кой-какой хлам повыбросить: волей-неволей в кладовку для старых вещей превратилась, когда выкинуть руки не поднимаются, а хранить особо негде. Туда вот и спихивали. Но если поступить наперекор, что за жизнь начнётся в доме? Он хоть и хорохорится, а куда ему деться? По дружкам-товарищам скитаться? Стыдища же! В двадцать девять-то лет! И о невесте помалкивает. Скорее всего, и нет её до сих пор. Навязываться с вопросами толку мало. Опять рассердится и желваками заиграет. Но и отпустить сына в белый свет, если заупрямится, тоже невозможно. Если бы тогда, два месяца назад, он поехал с ней в тот жуткий притон и увидел всё своими глазами, может, не кричал бы теперь, а сам попробовал сделать что-нибудь для Насти. Вася ведь так любил её...

- Короче, мама, договорились? - не то спросил, не то, уже и не желая ждать её решения, поставил точку в споре Василий. - Конечно, ты можешь поступать как тебе угодно, но если я застану здесь эту шалаву, то... В общем, ты меня, надеюсь, поняла.

- Так, значит, сынок? - с тихой горечью сказала Вера Алексеевна. - Не по-человечески себя ведёшь. Не по-мужски. Ей сейчас другое нужно.

- Другое? - язвительно засмеялся Василий. - А к ней невозможно по-человечески относиться - она сразу на хребет запрыгивает, едет и погоняет. Забыла, что ли?

- Умирает она, Вася, умирает, - с отчаянием, боясь этих слов, воскликнула Вера Алексеевна и отвернулась, чтобы не видел он её глаз.

- Мне абсолютно всё равно.

Никуда ему не надо было идти воскресным днём, но и оставаться дома со страдающей на пустом месте матерью просто невыносимо. Покружив по комнатам, он созвонился с приятелем, которому давно пообещал помочь с настройкой разных компьютерных программ, да всё никак не мог выбраться, и отправился к нему, буркнув с порога:

- К вечеру буду...

- Счастливо, не опоздай к ужину, - ответила Вера Алексеевна, запирая за ним дверь.

Даже хорошо, что Вася ушёл. Можно спокойно и открыто собрать передачку для дочери. Она вытряхнула в раковину из «майки» яблоки и груши, осторожно обдала горячей водой гроздь винограда, сложила в пакет ещё тёплые пирожки. Так, конфеты, печенье... Что ещё? Доктор говорит, аппетит у Насти плохой. Надо бы с ним отдельно посоветоваться по этому поводу...

Но мысль о сыне покоя не давала. Как она мечтала, что он женится, приведёт в дом хорошую молодую женщину. Вера Алексеевна отдала бы им свою комнату, переселилась к Насте или ночевала бы в общей - диван мягкий и удобный. Диван уже успел слегка обветшать, а Вася - серьёзный, непьющий трудяга - так и оставался холостяком. Может быть, жизнь у него сложилась бы иначе, и внуки уже обнимали бабушку, если бы не, так сказать, «семейные обстоятельства».

Так получилось, что у Васи и Насти была большая разница в возрасте - восемь лет. Через четыре года после рождения дочки заболел и умер Георгий Данилович, и Вася, очень любивший отца, тяжело переживал эту потерю. Но Вера Алексеевна, вынужденная искать вторую работу, чтобы кормить-одевать детей, не дала ему надолго погрузиться в горе. Вася стал нянькой. Приводил сестрёнку из детского сада, играл с ней, поил чаем, укладывал спать и ждал маму, а заодно делал «домашку». Со временем он научился лёгким постирушкам, мог сварить нехитрый супчик, приготовить омлет и фруктовый салат, который Настя ела исключительно большой ложкой. Гордый и радостный, вёл её - первоклассницу - за руку первого сентября, а Вера Алексеевна растроганно вышагивала чуть позади. Вечерами брат встречал Настю у школьного крыльца, потом сидел рядом и добродушно посмеивался, наблюдая, как она выводит в тетради неровные строчки, до того момента, пока эти вредные буковки не переставали гнуться в разные стороны. А позже Настя, уже одна, писала ему в армию и посылала рисунки и вырезанные из журналов картинки. Василий немедленно отвечал ей, просил хорошо учиться и не обижать маму, а то ведь девчонки такие капризные. Вера Алексеевна сама удивлялась, рассказывая об этом подругам: у мальчишек же на уме друзья да улица, а из Васи такой заботливый брат получился, что не сразу поверишь. И Настёна каждую неделю пыхтит над письмом - конвертов не напасёшься.

После службы Василий стал, по сути, главой семьи. Жили, в общем-то, дружно, но подрастающей Насте всё меньше нравился строгий контроль со стороны брата. А тот как с ума сошёл: прямо трясся, что её затащат к себе наркоманы или насильники, что отметки в дневнике не такие высокие, как хотелось бы. Настоящие допросы подружкам устраивал, выясняя, кто они такие и чем дышат. Настя взбунтовалась, нарочно стала поздно возвращаться домой по вечерам. То есть это поначалу нарочно, а потом уже и нет. Василий бегал по дворам, искал, тащил за руку в подъезд, она кричала и вырывалась.

И в конце концов вырвалась. Правда, дотянула до окончания школы, но наотрез отказалась учиться дальше или работать. Да и где найдёшь ей работу без намёка хоть на какую-нибудь профессию? Дома тоже не сидела, повадилась оставаться с ночёвкой у очередной подружки. Первое время хотя бы звонила и предупреждала. Потом, видимо почувствовав себя вполне взрослой, сочла эти звонки детством и начала без звука пропадать уже и на два дня. Когда это случилось в первый раз, Василий запаниковал, поднял на ноги всех, кого смог, не спал ночь. А сестрица явилась утром как ни в чём не бывало, помятая, с запахом перегара, издевательски смеялась в ответ на гневные крики брата и слёзы матери. И однажды, не выдержав этих еженедельных отлучек, Василий ударил её по лицу. Не то чтобы очень сильно, но Настя от неожиданности разрыдалась, закрылась у себя в комнате и молчала на все призывы Веры Алексеевны хотя бы поесть чего-нибудь. Ночью она тайком сбежала, о чём без слов сообщил распахнутый и почти пустой платяной шкаф. Взбешённый Василий с треском закрыл его и жёстко постановил: больше гоняться за оторвой по всему городу не будем. Плохо ей здесь - пусть живёт там, где хорошо. Вера Алексеевна втихаря плакала, звонила подругам Насти, те отнекивались: знать не знаем, куда она могла свалить. Одна всё же призналась, что есть у Насти какой-то «перец», но где гнездится - неизвестно.

Время тянулось кое-как. Вера Алексеевна жила на таблетках, скрывая это от сына, и разговоров о Насте не заводила. Оскорблённый в лучших чувствах - столько сил ухлопал понапрасну на сестрицу, - он даже при случайном упоминании её имени наливался мрачной злостью, и это Веру Алексеевну пугало. Она иногда думала, что Вася с этой нестерпимой занозой в сердце не может спокойно строить свою жизнь, полюбить славную девушку. Вот чем ему помочь? А где и с кем Настёна? Почему всё так произошло? Сердце болело и болело...

Два месяца назад утром, когда Василий уехал на работу, позвонил незнакомый парень и грубо сказал:

- Заберите у меня свою дочь. Она тут уже полудохлая лежит. Ещё помрёт. Оно мне надо? - И назвал адрес в частном секторе.

Минут через сорок Вера Алексеевна увидела бледную, истощённую Настю на рваном диване в грязноватой тесной квартире. Врач скорой, едва осмотрев, распорядился быстро доставить в клинику. Уже на следующий день другой доктор покачал головой: мол, что ж вы так дочь запустили, у неё туберкулёз, постараемся вылечить... Теперь Вера Алексеевна об одном только и думала. Всю заначку (Васе на свадьбу) потратила на лекарства и усиленное питание для Насти. Наконец в клинике сообщили, что её через неделю выпишут, но дома потребуется тщательный уход. Понимая, что уже никуда не деться, она рассказала сыну о своём секрете. Василий зло усмехнулся: «Доигралась!». И лишь спустя минуту сообразил, что скоро сестра будет снова жить здесь. И ей опять нужна нянька. А мама просит вынести ненужные вещи из комнаты Насти. Вот тогда-то и рубанул что есть мочи по столу.

Он вернулся от приятеля в сумерках, молча поужинал, не глядя матери в глаза, хотя она сидела напротив. Постоял с хмурым лицом у окна, обречённо вздохнул и обернулся:

- Когда её выписывают?

- В следующий понедельник.

- Я договорился с Саней: привезём на его машине. Не в автобусе же...