Книга Корешей. Книга Иса. Глава 15

Нашпигованная электроникой дверь откатилась в сторону и в барак ввалилось тридцать гринго из уголовного отсека Д. Общий режим — гринго как и полагается — в зеленую полоску. Мексиканцев не было с неделю — наверное дали им передышку на праздник и в бараке появилось немало свободных шконок.

Граждане США вели себя нахально и громко, как и полагается оккупантам. Многие в бараке еще спали, но незваным гостям, похоже, было плевать. Они стали осматриваться, открывать и закрывать душ, сливать воду в туалете. Самый громкий из них часто приговаривал: «Вау! Вот оказывается как живут настоящие богачи!»
В тюрьме им переход из камерного отсека в большой барак, как карибский круиз.

Наши стали просыпаться — многие не в духе. Запахло грозой. Я зарегистрировал потенциальную возможность организации массовых беспорядков и международного конфликта.

Среди оккупантов на Мейфлауэр прибыл и Люк Полито — знаменитый католик-пердун. Полито поведал, что утром из их отсека освободилось двое сокамерников. За ночь до освобождения, они сломали шариковую ручку, вымазали пастой ладони и облапали ими всю хату. То ли на память, то ли чтоб поскорее вернуться обратно в уютную тюрьму. Скорее — чтобы вернуться — потому как менты теперь решили перекрасить весь блок, а счет за ремонт выставить художественным утыркам.

Полито сильно изменился с последнего раза, что я его видел. Он поправился, стал регулярно бриться, в глазах появилась жизнь — полная противоположность полуопущенного пердуна, что я встречал когда-то у католиков и кастратов.

- В пятницу ухожу! Домой! В пятницу — Полито твердил это раз за разом будто стараясь убедить себя самого.
По себе знаю, в тюрьме ужасны первые и последние две недели — переходный период.

Полито выступил в роли миротворца и  сообщил мне, о том что гринго тут всего на пару дней. А я было принялся организованно создавать ментам неудобства — чтобы знали, как неудобно сделали нам. Чего им стоило объявить: «В связи с покраской мы временно помещаем к вам этих грызунов. Простите за неудобство». Но ментам было похрен. А вот если напомнить обозленным эмигрантам, что визу Эйч номер какой-то  можно получить в честном бою с гринго? Веселая будет тогда смена у ментов?

Пендосам не обрадовался даже ксенофобический Кошка. «Они свизданули туалетную бумагу у меня и Рэнди» - пожаловался он. Я удивился  ловкости янков — не успели зайти уже орудуют по уголовной.

Вдруг перед глазами возникла туалетная кабинка — где Кошка обычно читает по ночам свои суррогаты. Унитаз после него покрыт слоями бумаги — ему так мягче сидеть. «Скорее всего ты и украл бумагу, дешевка. Пока Рэнди на свиданке».

Полито проявлял чудеса международной дипломатии. Он ходил от мигранта к мигранту и крепко жал всем руку:

- В пятницу ухожу, мужики,  ме каса в пятницу, вернес, мать твою, адиос амигос!

Он это даже тайваньцу объявил — человеку который не знал и слова по-английски или испански и, говорят, жил прямо в подсобке китайского буфета, которые в США принадлежат мафиозным Триадам.

А дело то выпало как раз на четверг — вечером явились католики. Дива Сю была хороша, Полито так и забросал ее комплиментами.

- В пятницу ухожу — завтра. После утреннего просчета, Бог даст! - хвастался Полито. Католики пообещали приехать и подбросить Люка на автобусную станцию в пяти милях от тюрьмы. Полито был счастлив. Его торжествующий голос на молитве звучал громче всех.

Вернулись в барак. Полито сделал несколько нервных судорожных кругов. И сел читать газетенку. Невозможно сосредоточиться за день до освобождения — мне это хорошо знакомо. Я глянул в газетку и искренне удивился — все что читал Полито были страницы с объявлениями о похоронах. На воле Полито работал могильщиком при успешном погребальном бюро.
Уже перед самым вечерним просчетом — в пересменку, явились ночные менты и сказали:

- Полито! Слушай нас внимательно, Полито! На тебя есть ордер от полиции Кливленда. Завтра, когда кончится твой срок здесь — мы передадим тебя в другой округ. Трансфер.

Весь Мейфлауэр — включая технически глухонемого тайваньца — глянули на Полито. Кто с жалостью, кто со злорадством, кто — с полным безразличием. У Люка Полито тряслись руки. Чтобы их унять, он крепко обхватил голову и снова сел читать объявления о похоронах. Из всех моих знакомых — Люк единственный кто читает эти страницы. Тех кто пишет эти сюжеты для газет, среди моих знакомых нет.

Вот так паскудненько развивалось четвертое июля. Оставалась надежда на какое-нибудь подобие праздничного ужина. Люди по всей стране сейчас жарили шашлыки, отбивные и ребрышки и над Америцей стоял терпкий запах барбекю. Понятно, ребрышек ждать глупо — но хоть что-то. В Успехской джамахирии на день независимости готовят плов с мощами президента Каримова и раздают по всем тюрьмам, лагерям и пересылкам - лакатука-тум-тум, чака-чака - бум-бум.

А тут черта с два — дали по паре размороженных бурито, в крошащейся от времени пергаментной шкурке. Шкурки буритов были настолько белыми, что на них хотелось написать сатанинские стихи.

- Ну что дождался праздничного ужина? - Джон Кошка не мог не плюнуть в душу — Это мексиканский индепенданс какой-то получается! Слишком уж много тут вашего брата набралось — поэтому наверное!

- Ваша брата неудомка-гринго тоже хватает. Вот веришь, Джон, если бы я у себя дома сидел — как вы — то точно не за такой порожняк, как большинство из вас, лохов, понял, да? Лоу риск — одно слово. Чмыри. Вождение в нетрезвом, наркоши-первоходы — отбросы, которым внушили по телевизору, что они лучшие в мире. Только одна от вас польза — по английски можно с вами поговорить — иной раз. И то кроме как мазафака и нигга ничего не услышишь. Носители языка. Неожиданно я понял, что не только навязав всему миру доллар, Кошки стали хозяевами планеты — но самое главное это то, что они навязали всем свой язык. Теперь  люди вроде меня, учившие английский с детства мнят их богами по умолчанию. Преклоняются, за то что они говорят без акцента по праву рождения. Право рождения у них тоже продается — в виде грин карты. Однако при ближайшем рассмотрении они и вовсе недостойны преклонения — потому как воруют друг у дружки туалетную бумагу.

Возникла мысль отметить четвертое стендапом. Были кое-какие наброски, но реально оценить могли только натуральные носители языка. Поставлю-ка опыт на грингах. Если хотя бы половина будет ржать над шутками — проект получит должное финансирование и развитие. Если нет — не стоит тратить время и бумагу.

Кроме самого текста — хотелось провести ряд попутных экспериментов. Например, если в аудитории есть пара хохотунчиков, которые станут гоготать после каждой строчки — это должно стимулировать остальное стадо.

В местной библиотеке я не нашел ни Керуака, ни Буковски или Френзена. Зато был Майн Кампф — Адольфа Шикльгрубера. Ну что вам сказать о креативе молодого фюрера? Не Пелевин, конечно, но пассажи об ораторском мастерстве весьма примечательны.

Рейхсканцлер считал, что толпа слушателей в определенный момент выступления становится одним неделимым целым, что облегчает манипулирование для выступающего.

«Как молодая скромная немецкая девушка, любящая достойный комплимент». Интересны наблюдения Гитлера о природе так называемого «прайм тайма». Лидер арийской нации пишет, что выступал с одной и той же речью в разное время суток, разные времена года и погодные условия перед приблизительно одинаковой по составу аудиторией и всякий раз ответная реакция была разной по уровню интенсивности. Если речь выпадает на правильное время и накладывается на правильный настрой — с толпой можно выделывать чудеса.

Стоя на плечах Адольфа я, для начала, выбрал правильную точку для выступления — туалет и душевые были отдельным помещением внутри барака — двери в этот своеобразный отсек не было — это тюрьма. Тут если не камеры за вами следят, то сокамерники. Если встать в проём с душевыми и толчками позади меня — отсек будет работать как естественный усилитель звука. Так мой голос достигнет самых отдаленных уголков барака без особого напряжения глотки.

Далее я подманил прибабахнтого Билли, дал ему печенья и усадил в первый ряд. Я неуверен звезданутый ли Билли на самом деле или просто блестяще освоил школу Станиславского. Смеятся он начал задолго до того, как я начал выступать. Рядом я посадил несчастного Полито — в надежде его позабавить.

Материальчик был о злосчастном адвокате, который все время проигрывает процессы, хотя вроде и не тупой. Лоер рассказывает о проваленных делах и тут же начинает подбирать новых клиентов из толпы, чтобы подать иск на Шардонскую тюрьму. Так я надеялся максимально задействовать аудиторию. Тема позволяла ударить мечом сатиры по судебной и полицейской системе в штате Огайо, который быстро превращался в Успехистан. Это тема близка каждому в тюрьме.


- Друзья мои! Я хочу вам сообщить, что запланировал на сегодня каминг-аут!

Это рисковый способ в мужской тюрьме. Большинство бросилось вперед со свистом и презрительным шуточками, но я полностью завладел их вниманием:

- Да нет же! Вы неправильо поняли! Я не пидор. Я еще хуже — я ваш новый бесплатный адвокат!

Всё. Есть результат. Теперь в бой — без остановки.

Столы и столики в бараке — они как раз между душевыми и шконками — быстро заполнились зрителями. Билли работал как саундтрек в дешевом телешоу — смеялся после каждой фразы. С каждым разом хор смеющихся увеличивался. Стэндап пошел «на ура». Ржал даже Люк Полито, которого утром должны были арестовать — сразу по освобождению.

Под самый занавес, когда взрывы хохота стали слышны по всей тюряге, сержант Бэтчелор — белая горилла-лесбиянка, с наколками от запястий до по-борцовски мятых ушей включала громковорящую и приказала немедленно разойтись — бо отбой.

Я не мог не закончить стэндапа. Недорассказаный анекдот хуже чем незаконченный секс. В толпе у меня уже были поклонники. Самый громкий гринго, тот самый который матерно восхищался бараком по прибытии — Роланд Кук властно сказал:

- Сидите спокойно, пацаны. Хер им в рыло. Всех не перевешают.

- С нами крестная сила — объявил Полито, как Хома Брут

Я продолжал. Уровень веселья благодаря адреналиновому вмешательству Бэтчелор удалось вывести в точку кипения.

Когда я закончил грянул шквал аплодисментов — моя первая в жизни овация.

От стеснения я сбежал со сцены на свой шконарь, а отказывающаяся разойтись аудитория цитировала вслух понравившиеся отрывки и продолжала ржать, хотя интенсивность раскатов упала. Тут в барак как раз и ворвалось четверо робокопов. Они стали разгонять моих зрителей. В отличии от робких, культурных в массе иммигрантов, гринго со своей полицией особо не церемонятся — им еще в школе рассказывали о свободе и конституции. В адрес ментов полетели десятки «фак ю» и пластиковые кружки.

Я был на седьмом небе — эксперимент удался. Пара лозунгов после разогрева и пара ребят вроде Кука - и можно смоделировать вполне себе нормальный бунт. Радовали слух отзывы слушателей. Они прочили мне будущее Жоржа Карлина. Но я им не верил. Одно дело развлекать благодушно настроенных людей в уютной дружелюбной тюрьме, другое дело — в мире жестокого чистогана на воле — где все готовы друг другу глотку перервать за бабло.

Неожиданно барак стих. Я разул очи — вырываясь из нирваны.

- Я знаю это твоих рук дело — надо мной возвышалась склочная гестаповка Бэтчелор. - Ты у меня сегодня вылетишь из этой синекуры мексиканской. Слышишь?

Я знал что весь барак ждет моей реакции — так уж устроена тюрьма, как яхту назовешь — так она и поплывет.

- Куда вылечу? На волю? Или в тюрьму меня посадишь?

- Узнаешь. Все узнаешь, сукин ты сын