Игры и игрища 1963-1966

Из сборника «Страна, которую мы забыли»

Глава 2. Шесть раз в новый класс. Краткий гид по московским школам (1959-1969)

2.4. Игры и игрища (1963-1966)

     В 271-й школе благодаря футболу я легко освоился в очередном новом классе, пятом «В». Ребята относились к игре весьма серьезно. В складчину покупался не только мяч, но и резиновые вратарские перчатки. Хранителем общего имущества был Мурад Белалов. Он жил на улице Академика Королева в длинном доме №3 из серо-буро-малинового кирпича.  Кухня его коммунальной квартиры на втором этаже находилась как раз над одной из арок, предусмотренных для заезда машин во двор. По дороге на пустырь, где обычно разыгрывались наши футбольные баталии, мы всегда проходили под сводами этой арки. Если Мурад по какой-либо причине не мог к нам присоединиться, он выбрасывал нам мяч из окна.
     Зимой другим объединяющим увлечением стали коньки. До этого я никогда не катался. Поэтому маме пришлось в комиссионке купить мне «гаги». Обошлись они в семь рублей. Настоящими коньками среди мальчишек считались только «канады». Но для начинающего спортсмена они стоили слишком дорого.
     Такого большого катка как на ВДНХ больше нигде в Москве не было. После него предложение покататься на коньках в дворовой хоккейной коробочке всерьез не воспринималось. На выставке заливали всю центральную площадь от памятника Ленину до главного входа, а также примыкавшие к ней боковые аллеи.  Детский билет стоил в три раза дешевле взрослого, то есть 10 копеек. Он не только позволял проникнуть на территорию, но и давал возможность отдать на хранение ботинки. Погреться в раздевалке, для которой было выделено помещение в подвале Главного павильона (ныне «Центральный», можно было без билета.
     В большинстве случаев десяти копеек у моих одноклассников не было. Так что мы подходили со стороны Южного входа и отыскивали лазейку в монументальной решетке, возведенной вокруг ВДНХ. Такие бреши регулярно заделывали, заваривали. Иногда вдоль забора с внутренней стороны нес дежурство милиционер или наряд дружинников. Но после недолгих поисков юркие подростки всегда могли найти обходные пути. Надев коньки, мы прятали ботинки под одной из бесчисленных скамеек, и огромное ледовое пространство было в нашем распоряжении.
     От самого катания остались два ярких воспоминания: зверское чувство голода и чудовищная усталость. Первое можно было бы притупить прямо на катке в буфете, примыкающем к раздевалке. Время от времени забегая сюда, чтобы погреться, мы с завистью наблюдали за счастливчиками, которые пили из граненых стаканов горячую светло-коричневую жидкость. В те годы она почему-то называлась «кофе с молоком». Еще более заманчиво выглядела витрина с выпечкой. Но монетки в двадцать копеек хватало только на одно самое дешевое изделие – сочник с творогом по цене 16 копеек. К тому же его приходилось делить с одноклассниками на три-четыре части. Эти крохи были неспособны «заморить червячка». Скорее, наоборот, червячок распалялся еще больше. Зато голод заставлял собрать последние силы, чтобы доплестись до дома.
     В школе учеников захватывали различные модные поветрия другого свойства. В какой-то момент плеваться через трубочку шариками из жеваной бумаги стало скучно из-за трудоемкого процесса изготовления амуниции. Тогда кто-то из учеников принес сушеный горох и сразу же получил неоспоримое преимущество над всеми соперниками. Как благодаря повышению скорострельности, так и вследствие более ощутимой убойной силы новых потяжелевших снарядов. У нас дома сушеного гороха отродясь не было, поэтому в целях самообороны пришлось использовать рис и гречневую крупу. Скорострельность они обеспечивали даже еще более высокую, но по убойной силе гороху уступали.
     Когда коридоры школы оказались довольно густо усыпаны следами баталий, наконец-то всполошились учителя. До поры до времени они делали вид, или действительно не замечали  таких незначительных шалостей. Но не отреагировать на жалобы уборщицы уже не могли. Чем длиннее была металлическая трубка, тем точнее и мощнее стреляло «орудие». Зато обнаружить и реквизировать такую артиллерию не составляло особого труда. Вкупе с обычными воспитательными мерами в виде вызова родителей в школу это обеспечило вынужденный мир и отказ от дальнейшей гонки вооружений.
     Противоборство переместилось на широкие каменные подоконники, где разыгрывались спортивные баталии по пуговичному и «пневматическому» футболу. При игре в последний надо было, хлопая по подоконнику плотно сжатой ладонью, загнать в «ворота» соперника бумажный шарик. Какое-то время были в моде даже фантики, вроде бы совсем не мальчишеская забава. Осенью и весной, если позволяла погода, наша подростковая энергия выплескивалась во двор. Играли в козла, слона, лапту (правда, называлась она чижиком, по имени главного снаряда) и в запретную расшибалку.
     Постепенно наиболее продвинутые одноклассники начали обращать внимание на незадействованных в этих мужских играх девочек. Это привело к тому, что спасаясь от распускавших руки учеников, представительницы слабого пола проводили всю перемену в женском туалете. Упорхнув туда со звонком, они появлялись только перед самым началом следующего урока. Знали об этом учителя или опять делали вид, что ничего не замечают, судить не берусь. Жаловаться или ябедничать никому в голову не приходило.
     На первом этаже школы была оборудована раздевалка. От коридора ее отделяла высокая металлическая сетка, вход закрывался на замок. Для чего были предназначены эти меры не совсем понятно. Само собой разумелось, что деньги, выделенные родителями на завтрак, в кармане пальто оставлять не следует. А ловцов удачи никакие ухищрения всё равно не остановят. Однажды я всё-таки забыл переложить из пальто ключ от квартиры. На беду он был прицеплен к брелоку, привезенному мамой из Франции. Ничего особенного, просто кусочек кожи с приклеенным к нему металлическим гербом города Нант. Но этого оказалось вполне достаточно. В общем, мне пришлось весь день слоняться вокруг дома, пока родители не вернулись с работы.
     Перейдем, однако, к учебному процессу. С самого начала я относился к занятиям в школе как к неизбежному злу. Вовочка, популярный в своё время персонаж анекдотов, так и заявил родителям после первого сентября: «Что же вы не предупредили, что эта бодяга на десять лет?!». Для меня общение с различными общеобразовательными учреждениями растянулось больше чем на тридцать лет. Из них десять пришлись на собственный опыт и по одиннадцать – на два поколения моих детей. За это время я только укрепился в справедливости своего умозаключения:  если по закону школа необходима, то надо хотя бы свести к минимуму её отрицательные моменты.
     Раз уж я был обречен полдня терять в школе, следовало из этого времяпрепровождения извлечь максимум возможного. Мне и сейчас не надо повторять что-то дважды, а на молодые мозги «знания» ложились как влитые. Домашних заданий по устным предметам для меня не существовало. Достаточно было послушать объяснения учителей в классе. На письменные задания больше получаса не уходило. За исключением сочинений, которые, как вы можете убедиться, даются мне с большим трудом до сих пор.
     Однажды Прасковья Федоровна Глистина, учительница по математике, решила провести эксперимент, чтобы стимулировать интерес учеников. Как всегда изобразив на доске доказательство очередной теоремы по геометрии, она предложила добровольцу сходу всё повторить. В качестве приза предлагалась отличная оценка в классном журнале. Мне удалось получить только две «пятерки». На третий раз моя поднятая рука была оставлена без внимания, хотя конкурентов у нее по-прежнему не оказалось. А потом и весь эксперимент незаметно вышел из употребления.
     Но гораздо хуже получилось с олимпиадой по математике. На первый, районный тур, из трех классов школы отрядили человек семь. Ни алгебра, ни геометрия меня никогда особо не увлекали, но минимального прилежания всегда хватало, чтобы получить дежурную «пятерку». По этой причине я и попал в число избранных, хотя сам всегда считал себя гуманитарием. Олимпиадные задания оказались довольно простыми, и все справились с ними без особого труда. Все, кроме меня. Одна задача мне никак не давалась. Но всё-таки я ее победил и был очень горд своим достижением. По дороге домой одноклассники, как обычно случалось после контрольной работы, сверяли ответы и обменивались впечатлениями. Каково же было мое разочарование, когда обнаружилось, что у моей «трудной» задачи имелось очень простое решение, лежавшее буквально на поверхности.
     Недели через две обескураженная Прасковья Федоровна объявила, что из всех учеников нашей школы в городской тур прошёл только я один. Она пыталась выспросить у меня, с чем это могло быть связано. Ведь два ученика из параллельного класса, Володя Девятко и Миша Вейцман, серьезно увлекавшиеся математикой, были явно более достойными кандидатами для продолжения борьбы. Я был так расстроен, что не стал выдвигать свою версию такого удивительного поворота событий. Да и как объяснить, почему проверяющие расценили мои мучения как нестандартный подход к решению тривиальной задачи. Как бы то ни было, теперь мне предстояло участие в городской олимпиаде. Именно в этом заключалась причина моего расстройства.
     В очередной воскресный день в сопровождении учительницы я отправился в старое здание МГУ напротив Манежа. Мы договорились, что окончания мероприятия, рассчитанного на четыре часа, она дожидаться не будет, и обратно я доберусь самостоятельно. В большой университетской аудитории на доске мелом были написаны задания. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: мне здесь делать нечего. Посидев ради приличия еще минут тридцать, я сдал свои девственно чистые листочки бумаги и с чувством исполненного долга поехал домой. На следующий день я честно рассказал учительнице о своем полном фиаско.
     -Ты даже не переписал задания?!- всплеснула руками Прасковья Федоровна.
     Конечно, как профессионалу своего дела, ей очень хотелось знать, к чему готовить своих талантливых учеников. А мне и в голову не пришло, что кому-то может быть интересно то, что не вызывало никакого интереса у меня самого.

На фото арка, над которой окна теперь уже явно не коммунальной квартиры.

Москва, сентябрь 2017