А то был конец марта... продолжение

     Вот сощли мы в Турышкино. Деревни не видно, она в стороне; а тут только низенькая платформа среди леса. И деревня вообще в одной стороне, а нам идти в другую. Там переезд, там железнодорожные пути пересекает хорошо наезженная дорога; и нам на ту дорогу надо. По шпалам, а потом свернуть. и мы пошли.
    Как отошли от железной дороги, достали свои ножи, прицепили к поясам. Надели рюкзаки уже на оба плеча (а то на одном несли). И вот мы идём!
     Солнце вовсю, и хоть мороз, а солнце всё равно горячо чувствуется. Дорога звонкая, промёрзшая. Кое-где на ней валяются клочки сена, яблоки конского навоза; кое-где - следы бензина или масла; а кое-где  - невесть откуда взявшиеся грудки земли с примёрзшими прошлогодними травинками. А местами - махонькие лужицы. Весна!.. Вороны летают, каркают. Сороки... А вверх посмотришь - голова кружится от этой сини. Белые облака, небольшие, да ещё на разной высоте, только отмечают сильней глубину мартовского неба; а так - ничего не скрывают.И везде- в лесу, на дороге - чернильные тени тени деревьев, преломленные на пригорках. И снег... И в горле щекотно... А на снегу, чуть от дороги, разные следы.
    "Кирилл, это чьи?" - "Лось прошёл." - " А это?" - "Зайчики прыгали." - "А это?" - "Белка перебежала." - "А тут?" - "Ну ты же видишь, это птичьи следы"...
Вижу, вижу. Я всё вижу. У меня в горле щекотно...
     Идти по дороге, однако, долго пришлось. И солнце стало другим, и тени изменились. И вот мы дошли до места, где начиналась такая гора. Гривка такая, возвышенность. Тут мы, Кирилл сказал, в лес с дороги свернём.
     Там, у подъёма на эту горку, был бетонный дот. Его потом взорвали зачем-то трофейщики; но тогда, в шестьдесят девятом году, он был ещё цел. Вроде избушки такой, бетонной, накрытой сугробом. И сосна над ним.
      Кирилл сказал - вот тут и отдохнём. Потому что теперь придётся трудновато: надо будет в снегу протаптываться. И вот что надо помнить: тут две горы, Пушечная и Бабина. В войну это были очень важные высотки, и они переходили из рук в руки. Бои были страшные; тут много народу лежит... И вот что для нас сегодня важно: тут везде колючая проволока. Она легко может сапог проколоть. Не смотри, что снегу много: во-первых, ветром его кое-где снесло; во-вторых, колючка может быть на костылях укреплена, и довольно высоко от земли. И потом, здесь всё траншеями перекопано, так что кое-где можно очень глубоко в снег провалиться, и там может быть колючка... А сейчас - давай-ка по бутерброду с салом съедим, и по два... нет, по три кусочка сахара. Для согрева.
      И вот мы сели на наши мешки, отдохнули и съели, что нам на этом привале было положено.
      И началась наша дорога в лес. По снежной целине.
      Один из нас (по очереди) шёл первым, а другой - за ним. И второму тоже было идти очень нелегко, потому что первый-то тропинку-то узкую протаптывал. А чуть с неё сошёл - и ты в глубоком снегу. Снег - как вода. На него невозможно опереться, если провалишься. Я пробовала встать на четвереньки, думала, легче будет. Мне не удалось: руки просто зарываются в снег, а под ними - настоящая бездна. Так что как хочешь, а проталкивайся в снегу торчком. Ладно, где по колено; а то ведь ещё и выше. Местами буквально по пояс. Трудная работа. Через несколько метров я уже вся мокрая была - от пота и от растаявшего на мне снега. Остановишься - сразу мёрзнешь. Идёшь - жарко...
     И всё-таки я успевала глядеть по сторонам. Мы по высокой бровке шли; а слева и справа от нас были болота. Внизу где-то. Над ними деревья, сосны в основном. Но не старые, послевоенные. А между ними - обугленные брёвна-сухостоины торчком. Много, очень много. Это всё деревья, погибшие в ту войну...
     А потом бровка расширилась, и мы вышли на самую гору. Здесь уже можно было искать место для ночлега. Мы оттоптали для себя пятачок и сели отдышаться. Надо было вытряхнуть нерастаявший снег из сапог, выжать портянки и носки, дух перевести. Кирилл велел съесть два куска сахара, чтобы согреться. Сахар, оказывается, греет.
     Но всё равно, сидеть было холодно. Да и некогда: солнце снижалось, тени росли...

           (Окончание следует)