Трагикомедия

Весь мир - театр, вся жизнь - трагикомедия.
Счастье - горе, зависть - благоговение, ненависть - любовь.
Нельзя демонстрировать то, что у тебя на душе, то, что на самом деле чувствуешь. Иначе станешь еще одной жертвой бесконечных комедий-трагедий.
Не позволяй быть себе настоящим: за тебя эту ошибку совершат другие.

Свет. Музыка. Занавес.
Да сыграет в последний раз реквием по истинным чувствам!


Глава 1

Как сладко и одновременно больно.
Треск бумаги, шелест разорванных букв.
Это гениально!
И крайне отвратительно.


Мерный перестук капель из плачущего крана только усиливает впечатление от угнетающей тишины.
Голова кружится, а вместе с ней в насмешливой пляске кружатся и прочитанные образы слов.
Невероятно красиво, потрясающе реалистично - жаль, это говорю я, а не мне.
- И как? - хриплый и слегка повизгивающий голос над ухом безжалостно снес все образы в голове. Выдох сквозь зубы, сочувствующий взгляд из-под ресниц и слегка опущенные уголки губ: надо сдержаться, убедить себя, внушить.
- Пара моментов совсем никуда не годятся, - скучающим тоном произношу я, поглаживая колесико мыши. - Ну а так... Неплохо.
Ложь соскальзывает с языка как само собой разумеющееся, горечью оседая на нёбе. Он хлопает в ладоши и повторяет, повторяет, повторяет слова признательности. Следующая за ними просьба звучит громом сквозь шелест дождя:
- Не мог бы ты отредактировать? Понимаю, у тебя мало времени...
Слова вновь слились в беспорядочный круговорот образов, зашумели в ушах кровью. Идея, такая манящая и желанная, затмила все остальное.
- Да, разумеется. Думаю, недели хватит.
- Ох, спасибо! - новый хлопок в ладоши, и чужие руки обвиваются вокруг моей шеи, горячие губы дарят обжигающий поцелуй моим губам. - Я так боялся отдавать ее читать остальным ребятам, но с твоей помощью профессионала не будет жалко дать прочесть и всему миру!
Вальс в маленькой студии болью отдался в ушибленном мизинце. Смех, хриплый и искренний, чужое счастье, чужие эмоции инородной пылью осели на моих вещах.
- Спасибо огромное! Ты самый лучший! Не представляешь, как я тебя люблю!
Дурак искренний. Слишком мало слов, слишком много чувств. И как ты до сих пор не очерствел?
Совесть тихо заскулила откуда-то из глубины, где хранится весь ненужный в неискреннем мире хлам положительных качеств. Я защелкал клавиатурой, исправляя границы некоторых предложений и слов.
Как же легко помогать, когда делаешь это не ради кого-то, а ради себя.
Пора научить тебя реалиям этого мира, мой дорогой Микаэлль.

Слишком много искренности - слишком мало правды.


Глава 2

Огромные наивно-голубые глаза в обрамлении белесых ресниц с восхищенным благоговением смотрят на меня. Я могу прочитать каждую эмоцию, отражающуюся в угольно-черных зрачках, и не потому, что являюсь этаким великим психологом, а в силу чрезмерной открытости души Микаэлля.
- Знаешь, я ошибся.
Небрежный взмах кистью, и чужая флеш-карта летит на колени своему обладателю. Удивление смешивается с туманным взором страха, розовый язык скользит, собирая сухость с губ - он боится за свое творение. Глупец, за себя бы переживал. Книга мертва, а ты способен жить.
- Вчера, внимательно перечитывая текст первых глав, я стал находить множество неточностей и несостыковок с реалиями нашего мира, в котором и происходят все описываемые события, - Мика начинает привставать с постели, в явном намерении оспорить мое заявление. Приходится повысить голос. - Такое читать никто не будет, Травеси! Вздор, бред, дурь - еще сотни нелестных метафор и эпитетов тебя ожидают, если без должной редакции соберешься опубликовать это непотребство.
Звук шагов в полупустой, идеально прибранной студии болью преломляется в зрачках светловолосого парня, еще такого юного, но неимоверно гениального. Я кожей чувствую отчаяние, исходящее из самой глубины души замершего испуганной птицей Микаэлля. Голубизна глаз затянулась тучами тревоги.
- Ты же мне поможешь, да? Помоги, умоляю, - шепчет он, сползая на пол и становясь на колени. - Антонио...
С трудом подавляю вспышку раздражения, пытаясь вспомнить, зачем он здесь и что рядом с ним делаю я?
Взгляд застывает на блестящей в дневных лучах флеш-карте и лишь потом перемещается обратно на лицо юноши, стекленея. Ничего лишнего, ни одной несвоевременной эмоции.
- Хорошо, - сухо отвечаю, протягивая ладонь приниженному парню. Взгляд голубой страсти обжигает меня, оставляя клеймо на памяти.
Ты слишком открыт, Мика. Миру, людям, мне. Я непременно помогу тебе.
Закрыться на все замки.
Натянуть маску.
Стать непробиваемым.
Я научу тебя, как правильно жить среди людей.
- Ну, смотри сюда... - я усаживаю с любопытством осматривающего мое рабочее место Микаэлля за ноутбук, встаю рядом с ним и успеваю заметить, как его губы широко раскрываются, шепча мое имя. Дрожь пробегает по всему телу - ничем не демонстрирую этого, открывая файл с книгой.
- К слову, как ты ее назвал?
Чужой нос утыкается в мое предплечье; кожей чувствую расползающуюся по его губам улыбку.
- Сила Чувств.
Мозг пронзает болью странная мысль, еще не высказанная правда оседает горечью на нёбе. Смотрю на файл, избегая чужого восторженно-доверчивого взгляда.
Все ради тебя, Мика.
- Сила Чувств? - смеюсь, стараясь не коситься в сторону сжавшегося в предчувствии чего-то неизбежного парня. Его взгляд скользит по моему лицу, будто бы проверяя маску недовольства на прочность. Напрасно. - Вот и твоя первая ошибка, Микаэлль.


Глава 3

Восемь вечера.
Солнце скрылось за подоконником, унося вместе с собой гулявший по белым волосам свет. Лишь огненно-голубые глаза никак не меняются, продолжая прожигать меня насквозь жгучими эмоциями.
- Человеческие чувства - наше слабое место. Мы заключаем себя в клетку безразличия, только ради того, чтобы не испытать еще большую боль. А то, о чем пишешь ты!..
Экран ноутбука слегка мерцает, и это мерцание, словно искры безумия, пылает в зрачках Микаэлля.
Белая рука гротескным штрихом ложится на темную ткань рубашки.
- Не все носят маски. Об этом я и рассказал в моей...
- Дурак! - склоняюсь над ним, четко проговаривая каждое слово. - Никто не в состоянии выжить без притворства. Таков наш мир!
- А каким ты видишь этот мир? - он резко вскакивает со стула и за рукав тянет меня к окну, идя по огненной полосе умирающего солнца. - Для меня он прекрасен, как прекрасно это небо!
- Везде у тебя чепуха, что в книге, что в жизни, - выдираю рукав из его пальцев и вслед за ним поворачиваюсь к панораме города, опираясь руками на подоконник. Внутри клубится злость и отчаяние. Если у меня не получится... он должен понять, он обязан принять, иначе погибнет, как должны погибнуть созданные им герои! - Каким я вижу мир? Каждый день одно и то же: серость бытия скрывается за пестрой рекламой, пустота души за броской одеждой, глупость за пропитанными фальшивым остроумием фразами. Что снаружи, того нет внутри. Люди грызут каждого, кто хоть немного, но отличается от них, кто не живет по их правилам. Приличие сковывает каждому руки, предварительно сковав умы. Человечество - часть огромной многовековой системы, а те, кто борятся, должны скрываться, иначе сгниют так же, как и другие жертвы!
Мой взгляд скользит по улицам, рассматривая сгорбившихся людей, спешащих домой с работы. Париж медленно погружается в сумерки, и скоро должен наступить тот самый промежуток времени, когда свет уже не достанет до переулков и некоторых улиц, а фонари и огни еще не загорятся. Те самые пять минут истинного облика города.
Микаэлль запрокидывает голову и широко распахивает глаза, смотря на низко плывущие, царапающие своими боками друг друга облака. Его губы кривятся в болезненной улыбке, а пальцы с такой силой вцепились в подоконник, что на дереве отпечатываются полукруглые лунки ногтей.
- Наверное, так и есть, - его голос слабеет, доносясь до меня хриплым шепотом. Юношу бьет дрожь, которая каким-то невероятным образом передается и мне. - Ты прав во всем, впрочем, как и всегда.
Первая слеза скользит по контуру скулы и падает на мягкую ткань его мятой рубашки.
- Мир в твоей книге чересчур идеализирован. Пойми, Микаэлль, это твоя главная ошибка.
- Я всего лишь писал о том, что вижу, что чувствую... Неужели все это - лишь ложь? Все мои мысли обманчивы, все выводы ошибочны? - соленые капли стекают по его щекам, блестящими каплями срываяясь на подоконник, пока он все также смотрит на лиловое небо. - Но все же, как было сладко лгать самому себе...
Его взгляд, полный боли и тоски, перемещается на простирающуюся внизу улицу как раз в тот момент, когда небо сереет, а вместе с ним теряет краски и Париж.
У меня еле получается поймать Микаэлля, когда тот, пошатнувшись, начинает заваливаться вбок, не сводя взгляда с открывшейся изнанки города.
- Прости, Антонио.
Его голос, хриплый и высокий, дрожит, трескается так же, как рассыпаются мысли в моей голове. Его ноги вновь подгибаются, и он вырывается из моих рук, делая несколько шагов назад, будто бы готовясь к прыжку. На секунду, буквально на короткое мгновение его лицо искажает гримаса боли, а затем и эта боль исчезает за густыми ресницами.
- Прости...
Он убегает, уронив стул. А мне еще долгое время мерещится сгорбленный силуэт мечтателя, продирающегося через мглу реальности.



Глава 4

Шаг назад.
Перед глазами плывут неровные строчки букв, переливаясь всеми оттенками красного.
Еще один.
Чужие слова душат меня, заставляют вновь и вновь повторять их, кусая губы в кровь.
Холод пола поднимается по ногам, болью преломляется в висках, отбивая ритм в такт повествованию. Как же жарко... и больно. Где-то там, глубоко внутри, где давно все покрылось серым инеем бесполезности.
Что со мной?
Щелчок мышью - выстрел в голову; нечто звоном отдается в ушах, не давая сосредоточиться на прочитанном.
...Или просто мозг не стремится воспринимать пустоту?..
Книжные корешки глянцем отливают в свете электрической лампы, отраженном от черного провала окна. Спешу к ним, перепрыгивая через лежащий на полу стул. Интересно, а что он там делает?..
Бумага царапает тонкие подушечки пальцев, когда я распахиваю первую изданную мной книгу на случайной странице и жадно начинаю читать.
Буква - слово - предложение - абзац.
Странная пустота.
Не в силах вспомнить только что прочитанное...
Что со мной?
Беру следующую историю с полки, открывая на первой странице; поломанный корешок хрустит под пальцами, отвлекая внимание - отрываю его, продолжая читать правильные и выверенные слова... пустоты.
Там нет ничего. Ничего, кроме бессмысленного смысла и лживой правды.
- Нет, этого не может быть... - эхом отдается от стен полупустой студии, вместе со сквозняком проникая на улицу. Хлопок ставни - вскидываю голову, невидяще уставившись на пляску света в окне.
Белая луна и желтая лампа.
Два искусственных светильника переплелись, соединились в одно.
Отраженный свет солнца и запертое подобие света: что более реально? То, что мы понимаем, или то, что понять до конца боимся?
С тихим шелестом рвутся искусственные чернила, окрашиваясь в цвет живой крови. Так странно и страшно, когда иллюзии разрушаются на твоих глазах, в твоих зрачках...
...Горящих ярым пламенем искренних чувств.
- Микаэлль, - мягким перышком соскальзывает имя друга с губ на холодный пол; перед внутренним взором застыла голубизна потухших глаз.
О нет, я показал тебе не истинный облик мира. Ты всегда смотрел ввысь - я же видел лишь то, что простиралось передо мной. И кто же тогда из нас взирал на правду?
Слишком много лжи в этой горькой истине. Теперь ты сам закроешься на все замки, натянешь маску, станешь непробиваемым... Ведь отныне и всегда твой взгляд будет опускаться к земле в тщетной надежде, что когда-то твои глаза солгали тебе, а вместе с ними солгал и я.

- Ты же никогда не обманешь меня, Антонио?

Никогда. Только правда.
В моем исполнении.

Смех разносится под потолком, срываясь на плач. Я идиот, какой же я идиот...
Маски? - Они нужны лишь тем, кто боится.
Злой мир? - Всего лишь зеркальное отражение чьей-то разбитой души.
Помощь во благо? - Еще одна разрушенная судьба.
А вдруг, это и была его судьба?
А вдруг, это была... моя судьба?
Но какая теперь разница!
Мои слова пусты, мои мысли шаблонны, мои побуждения тщеславны и эгоистичны, и от них более не сбежать.
Помочь ему? Нет, спасти себя от краха с призрачного трона.
Я талантлив. Талантлив в умении представлять то, что никогда не испытывал.
Он гениален. Гениален в своей пугающей откровенности.
Он - Моцарт, я - еще один Сальери.
История повторилась вновь.
Прости меня, Мика, за тот яд чужой правды, что отравляет теперь и твою душу.

Интересно, а как горят книги?.. Наверное, так же ярко, как горели глаза Микаэлля.



Глава 5

Чей-то локоть больно задевает меня, заставляя отшатнуться. Я надвигаю кепи, в каком-то нелепом страхе пряча глаза, и нахохливаюсь, чувствуя пронизывающий до самых костей ветер.
Или это чей-то взгляд стремится проникнуть под закрытое плотной тканью лицо?
- Прошу прощения.
Замираю, пытаясь вновь обмануть себя, уйти от чужой правды, подменив ее на свою. Но... грабли давно сломаны и восстановлению не подлежат.
Поднимаю голову, встречаясь с ним взглядом. Голубизна глаз обжигает холодом безразличия вместо того, чтобы опалить огнем чувств.
Можно легко обмануться. Но отчего-то не хочется.
- Ничего страшного, - шепчут непослушные губы, дергая уголками и стараясь выдавить уместную в данном случае улыбку.
Больше не в силах сделать даже этого, хоть и надо.
- Это хорошо.
Не слышу ложь, но знаю, что она там есть.
Он не узнает меня. Или просто не желает?
Поворачиваюсь, чтобы уйти. Как обычный прохожий, как обыкновенный незнакомец, как чужой человек, с которым глупо общаться посреди улицы. Ведь он уже не тот Микаэлль, который дружил со мной раньше. 

Который любил меня.

- В книжном на улице Фобур Сент. Надеюсь, тебе понравится, - долетают мне в спину тихие слова. Ни оклика, ни имени, ни просьбы - как будто обращается к пустоте. Наверное, так и есть: я - пустота.
Ускоряю шаг, стараясь убежать от воспоминаний. Они абсолютно лишние в нашем мире, как и искренность, приносящая только боль.
Теперь я знаю, что со мной.
Улицы мелькают в глазах, вызывая смех: не знать, куда ты идешь, не помнить, зачем ты существуешь - разве это не смешно? Наверное, нет. Но почему-то улыбка никак не сотрется с лживых губ.
Не замечаю, когда шаги срываются в бег, неся меня по мраку наступающей тьмы.
- Осторожнее!
- Смотри, куда бежишь!
- Никакого уважения!
Асфальт кончается как-то внезапно, и я лечу на слегка пожухлую траву, больше не желая расставаться с улыбкой.
Земля - полная противоположность неба. Наверное, именно из-за этого она и стремится поменяться с ним ролями, даже если увидит это лишь один человек. Глупая, ты все равно никогда не станешь похожим на него, а он никогда не займет твое место. Иначе погибнете оба. Точно так же, как умерла небесная глубина Микаэлля, на жалкую минуту став твердой и беспринципной землей моих убеждений.

...Они прекрасны, эти красные облака, поглощающие свет перерождающегося солнца.
Чувственны и волшебны.
Сгорают и никак не сгорят.
Плывут без всякой цели, даря цель другим людям.
Смех перерастает в плач, росой оседающий на темных изгибах травы. Встаю, старательно отряхивая спину и колени от мелкого мусора, не отрывая взгляда от небосклона до тех пор, пока с него не опускается темнота, укутывая землю теплым мраком объятий.
Мимолетная цель греет сердце, старательно бьющееся о грудную клетку, напоминая, что оно живет и готово жить дальше, ради вот таких непродолжительных желаний, доставляющих особенное удовольствие.
Нужный угол здания выныривает из ниоткуда вместе с вечерними огнями, помогающими луне.
Что из них более настоящее? То, что мы видим. Не больше и не меньше.

...Книжный магазин погружает меня в непривычный запах старых энциклопедий и новеньких, только что вышедших в продажу книг. Таких, как...
- Слабость Масок? - недоуменно повторяю я, стараясь удержать мелькнувшую было мысль. Продавец окликает меня, что-то говоря про позднее время и закрытие, но я не слышу этого, или просто не хочу услышать.
Глянец под пальцами, шелест внутри головы - раз за разом перечитываю имя автора, не осмеливаясь открыть книгу и разочароваться.
А может, наоборот, с головой погрузиться в необходимую мне сейчас искренность?

Посвящается Антонио Монтье. Тому, кто открыл мне взгляд на собственный мир, забрав взамен мой.

Микаэлль Травеси. 2015 год.



Эпилог

Скрываясь за масками, мы теряем себя. Растворяемся в выдуманных иллюзиях, исчезаем за призрачными убеждениями, без конца блуждая в лабиринте собственных страхов. И не факт, что когда-нибудь сможем найти оттуда выход.
Наверное, это выглядит очень смешно в глазах тех, кто не понимает и не хочет понять. И крайне грустно для тех, кто желает забыть.
Но не может.
Маска или искренность? Ложь во благо или правда, но во вред?
Решайте для себя сами.
А пока позвольте этой трагикомедии отыграть свой сезон, снять все афиши и уйти на поклон, чтоб со сценарием новым вернуться, удивить вас и заставить проснуться.

Ведь иллюзия жизни лишь сон.