Научи меня по - волчьи выть

               
         Снег валил и валил, но ветра не было. Огромные снежинки, напоминающие бабочек, кружились в медленном танце и ложились на землю. На душе тоскливо. А как иначе, когда за тридевять земель от родных и близких, да ещё и в новогодние праздники.
Наша команда опытных военнослужащих, обладающих уникальными навыками, оказалась в Горном Алтае, на вершине Семинского перевала. Это было удивительное и незабываемое мероприятие.
 В нашем распоряжении три машины: автомобильная мастерская, передвижная радиостанция и тяжёлый танковый тягач. В течение месяца мы жили в одном из самых красивых мест, где помогали эвакуировать танки и автомобильную технику, если они съезжали с дороги.
  Колонны шли из Акташского мотострелкового полка, единственного стража Чуйского тракта вблизи государственной границы, подлежащего расформированию.

  Каждый третий день мы встречали и сопровождали их, а остальное время были свободны. Однако иногда к нам обращались местные водители, у которых возникали проблемы.

Подъём на перевал пологий, но очень длинный: в одну сторону девять километров, а в другую — одиннадцать. Если у машины слабый двигатель или водитель устал и задумался, это может стать причиной схода с трассы. В таких случаях мы заводили тягач и отправлялись на помощь.
 
Дни сменялись ночами, а метели — морозами. Однообразие и монотонность стали невыносимыми. Мы уже перечитали все книги, которые брали с собой, и если бы не маленький телевизор «Сапфир», с трудом ловивший только один канал, было бы совсем невыносимо.

 «Михайлович! Я на лыжах пройдусь? Тут рядом рота локаторщиков стояла, года два назад сократили. Сбегаю, посмотрю, может, что стоящее осталось. Ружьё с собой возьму на всякий случай, а?» — попросил, глядя на меня, Николай Доровской.
«Может, одному не стоит? Подожди, вот Серёга аккумуляторы на тягаче заменит или Иван наружное питание к телевизору подсоединит, вместе и рванёте!»
«Да тут километра не будет! Вон там по тропинке за деревьями казарма и стояла. Да быстро я — долго там не буду!»

Читая книгу, я поглядывал в окно. Было видно, как двигался Николай по открытому пространству, медленно переставляя ноги, проваливаясь в сугробах. В горах передвигаться намного труднее, чем внизу. Иное давление, другой воздух. Небо и то намного ближе. Он медленно-медленно удалялся.

Наконец Иван подсоединил телевизор. Вспыхнул экран, настоящий русский мужик и любимый артист Михаил Евдокимов произнёс: «Морда красная!.. Но посмотреть выступление так и не удалось».

 Как же так? Минут двадцать двигался туда, а через секунды уже вернулся?
Громко смеясь, следом с ружьём в руках появился Иван Нырцов: «Что, и здесь инопланетяне? Ты, брат, оружие возле машины зачем бросил! Хорошо, что я подобрал, а не они!» Но всё оказалось более чем серьёзно.
 
Отдышавшись и придя в себя, Николай рассказал: «Иду я по лесу и замечаю следы собак. Они то сходятся, то расходятся. Откуда здесь собаки? Потом я увидел клочья шерсти и кровь. Тогда я понял, что это волчьи следы! Я развернулся и побежал. Хорошо, что не пошёл дальше!»

«Пожалуй, так и есть!» — констатировал факт Серёга. Когда с Доровским на спортивную базу ездили помогать. Помните, у них насос в скважине полетел, и кран подтащить было нечем! Директор говорил, что на перевале волки нарисовались и что заявку на отстрел в Горно-Алтайск отправил. Тогда не верилось. Коля посмеялся ещё, что мы тягачом всех распугаем и не только волков! А вот теперь и здрасьте!
 
Впредь надо быть осторожней и ухо держать востро!
 
По ночам начали выть волки. Хотя они были далеко от нашей стоянки, их вой вызывал беспокойство. Кто знает, что у них на уме?

Интерес к лыжным прогулкам угас. Мы стали больше времени проводить у телевизора и за разговорами. Мы делились друг с другом анекдотами и смешными историями, чтобы поднять настроение.
 
 «Андрей Михайлович, разрешите задать вопрос! Что это за необычный бинокль с выключателем и батарейками? Он ночного видения? Можно посмотреть? А видно с него далеко?» — засыпал меня вопросами Иван.
 
 
 
 Оделись и вышли на свежий воздух. «Не, ну здорово, только светом зелёным непривычно! Нельзя сказать, что отлично видно, но различить можно!»
 
 Машины, поднимавшиеся на перевал днем и ночью, достигнув горизонтальной площадки на вершине, обязательно останавливались. Не только для того, чтобы полюбоваться красотой этого удивительного места, но и отдохнуть после такого затяжного подъема, укрыть радиатор автомобиля, хлебнуть кружечку кофе, выкурить сигарету. И только после продолжить движение.

 Засверкали, запрыгали по макушкам кедров яркие отблески фар автомобиля. Из последних сил, надрывно гудя, выползла «Нива», притормозив на горизонтальной площадке, остановилась. Двигатель продолжал работать, но уже пел с облегчением на холостых оборотах. Дверки машины открылись с обеих сторон.
 
 «Как же хорошо видно! Можно даже разглядеть лица! Отличная вещь!» — восхищался Иван. «Что же они делают? Совсем потеряли голову! Пожалуйста, подержите бинокль!» — с этими словами он передал мне бинокль, сложил ладони рупором у рта и повернулся в сторону яркой рыжей луны.
 Я такого волчьего воя никогда не слышал. Не только волосы встали дыбом, а внутри похолодело. В тот момент даже луна побледнела от страха и вздрогнула, а вековые кедры закачали лохматыми головами. Многоголосое эхо отозвалось такими звуками, что ноги самопроизвольно подогнулись. На этот вой вдалеке отозвались волки, но такими голосами, будто извинялись за своё присутствие...

 Двигатель «Нивы» оглушительно взревел, машина сорвалась с места, пробуксовала всеми четырьмя колёсами и стремительно понеслась вниз по трассе. Из «летучки» выскочили Серёга Яблонцев с топором в руках и Доровской с ружьём наперевес. От радиостанции к ним спешили связисты с лопатами...
 
  «Хорошая штука этот бинокль ночного видения! Смотрю, достаёт бутылку с водкой, распечатывает, ставит в снег возле машины. Думаю, ладно. Чего там! Может, человек изнутри согреться решил. Ну чего, нельзя что ли? Ведь не за рулем. А потом достает две кружки — себе и водителю, ставит на капот. Протягивает руку к бутылке... Пьяным, ночью... на перевале. Самоубийцы! Ну тут уж не утерпел! Забыли и бутылку, и про кружки на капоте... Уверен, если и были пьяными, то теперь точно трезвые, как стёклышки!» — рассказывал Иван, разливая водку по кружкам. (А чего добру пропадать?) Поужинали и легли спать.
 
 Вьюга кружила, мела! Такой ветрище — ничего в двух шагах не различить! Столетние кедры и те от такого стонали, скрипели! Взбунтовалась природа, чем-то недовольная. Спать не хотелось. От буржуйки шло тепло, и свет в ней ярко вспыхивал при каждом порыве ветра. На переднем стеллаже, подсвечивая аккумуляторным фонарём, читал книгу Серёга Яблонцев. Коля Доровский храпел в гамаке, который висел у правого окна. Иван сидел на раскладном стуле у двери и задумчиво смотрел на огонь в печи.
 
«Серёга! Ты бы аккумулятор попусту не садил! Завтра дочитаешь! Колонны с такой погодой ожидать нечего. Будет ещё время свободное! Пока дорогу не расчистят – движение не разрешат», – уточнил он.
 
 
 
  Серёга спрыгнул со стеллажа, уселся на корточки возле Нырцова и запыхтел сигаретой. «Вот скажи, Ваня! Где это так по-волчьи выть научился? У меня мурашки по телу до сих пор прыгают. Волчья стая и та с перепугу в горы рванула, ближе к границе, чтобы ты их не покусал».
        «Есть в Красноярском крае такое село, Ирбейское… На берегу тихой реки с названием Кан, в которую по весне с обоих берегов белоснежные заросли черёмухи опускают белы рученьки свои…»

«Было это зимой, ближе к весне, — продолжил он. — Погода стояла тёплая, снег уже подтаивать стал. Самое время на лыжах кататься. Дед мой жил недалеко — километрах в шести, если по дороге, а напрямую через лес — менее трёх».
Каждый день после школы на лыжи и к деду. День у него. К вечеру домой, а когда и заночую. Дед чудесный! По дереву мастер и плотник, и фигурку какую ножиком вырезать! Любил старого. Там торчал безвылазно, но до темноты старался до дому добраться.
 А тут однажды прилёг днём на печи, проснулся уже ночью. Луна яркая в окно светит, на небе звёзды россыпью набросаны. Дед на кровати спит, похрапывает... Спать бы дальше. А вот захотелось бестолковому домой по лесу добираться. Оделся тихонько. Дверь за собой прикрыл.
На лыжи и в лес... Сейчас бы побоялся! А тогда море по колено! Настроение весёлое! Только чем дальше в лес забираюсь, всё страшнее становится, и предчувствие недоброе!
 Уже полдороги пробежал. Осталось-то с километр. Назад оглядываюсь... А там, мать честная, стая волчья несётся, вздымая сугробы, поднимая кверху фонтаны снега. Где там убежишь! Лыжи скинул и на дерево!
Сижу, ремень из брюк вытащил, к дереву себя пристегнул, чтобы не упасть, если силы кончатся. А они морды вверх — ужин, паразиты, ждут! И давай на луну выть. Один начинает, остальные подхватывают. Представил, что силы кончатся, навернусь к ним. Сразу разорвут на клочки...
Стало тоскливо, самого себя жаль, что тоже завыл, на луну глядя. Вот так хором с ними песни до рассвета и пропел»...
«Ну а дальше-то что, чего замолчал?» — спросил Серёга. — «А результат какой?»
«В итоге голос себе сорвал — три дня шёпотом разговаривал, и задница после отцовского ремня неделю болела! Вот и результат!»
 Открыл дверь летучки, высунул голову на улицу и так завыл по-волчьи, что Доровской, неожиданно проснувшись, ударился головой об потолок летучки и громко закричал: «Ружьё! Где моё ружьё?»

 

Минуты через три буря неожиданно оборвалась, как будто кто-то сверху схватил ее за шиворот и отбросил в сторону. В небе засветила луна, освещая округу. Звёзды засмеялись на небе, перемигиваясь друг с другом.
 «Не, Ваня! Пугать умеешь! Метель и та куда-то в сторону Онгудая рванула! А научи-ка выть по-волчьи!» — засмеялся Серёга.

 

«А я тогда, пока с вами с ума не сошёл, уйду домой пешком!» — недовольно буркнул Доровской и повернулся к стенке.

  «А чего это вы, Андрей Михайлович, за месяц так ни разу домой и не съездили? Доровской бы на это время заменил. А что, он бы справился — майор, начальник службы! Давайте поезжайте с колонной в город. С ней же и обратно! Мы не подведём! А то неправильно получается, мы съездили, некоторые и не раз. А вам не удалось!» — спросил Иван.
 «Конечно, съездил бы. Да нельзя. Насчет вас добро дали отпускать на личное усмотрение, но не в ущерб выполнению задачи. И только в случае болезни. Каждый раз докладывать по радиостанции приходится. Яблонцев заболел — с температурой убыл. Яблонцев прибыл — Доровской убыл с расстройством желудка».
 «Если бы действительно заболел, а вот не болеется!»
 
 «Дело поправимое! Помню, в школе клей силикатный нюхал — так сопли до пола текли, или йода на сахар накапать и съесть для повышения температуры... — посыпались добрые советы с разных углов.
«Глупости какие-то! Можно подумать, врач не поймёт. Что он, не человек, что ли!»

 А закаляться не пробовали? Давайте завтра с самого утра на себя ведро с ледяной водой — хлоп! При таком морозе, думаю, поможет! Дня через три и насморк появится, и повод дома побывать, — посоветовал Иван. Не спалось. Повисла тишина. Только в печурке потрескивали дрова. Думали каждый о своём. В окно подмигивали звёзды, и грустила рыжая луна.
 Проснулся от духоты. Возле нагретой докрасна буржуйки, изредка поглядывая на кастрюлю, из-под крышки которой вместе с паром шёл запах супа, сидел Ваня, важно откинувшись на спинку раскладного брезентового кресла с раскрытым томом Александра Дюма.

 «Вань, а чего так натопил? Где Серёга Яблонцев? Почему не разбудили?» — спросил я, вытирая пот с лица.
 
«Серёга с Доровским пошли греть тягач», — сказал он, и за окном раздался звук включившегося предпускового подогревателя. «На улице мороз — минус сорок шесть градусов, но это не беда!»

«Замороженных видел, а зажаренных не встречал... Жар костей не ломит! Зачем будить командира раньше времени, если колонна подъедет к двенадцати? Чем дольше начальство спит, тем спокойнее на душе у подчинённых!» — с улыбкой добавил он.

«Вань, а своё обещание помнишь?» — намекнул ему о вчерашнем разговоре.
 
 
«Да вот, обещание стоит, только ледок сверху скинуть», — кивнул он в сторону стоящего у стеллажа ведра с водой и плавающей сверху тонкой ледяной коркой. Посмотрел в мою сторону с сомнением, спросил: «Может, на завтра отложить? Минус сорок шесть… Какая разница, когда начинать?»

 

«Решил — значит, обратной дороги нет!» — буркнул я, раздеваясь догола. Засунул ноги в валенки, накинул на себя полушубок, схватил ведро и распахнул летучку. Вместе с клубами пара из открытой настежь двери вырвался наружу громкий крик Ивана: «Смертельный номер! Под куполом цирка! Без страховки! Обливание ледяной водой в пятидесятиградусный мороз!»
 
Мороза не почувствовал. Отошёл от машины. Сбросил с плеч полушубок, скинул с ног валенки. Поднял ведро… И вылил на голову! Тысячи иголок вонзились на доли секунды, а после них по телу растеклось блаженное тепло… Класс!
 
 
Надел на ноги валенки, накинул на мокрое тело полушубок и громко крикнул: «С завтрашнего дня обливаться будут все независимо от температуры окружающего воздуха!» Двинулся в сторону летучки.
Возле машины стоял прапорщик Нырцов, приняв строевую стойку. Выпучил глаза, подмигивал и кивал головой, указывая на что-то необычное у меня за спиной. Я повернулся, наткнулся взглядом на генеральские лампасы, папаху и смеющегося начальника тыла округа.
«Беги, одевайся, подполковник, пока не замёрз, морж хреновый! Или правильнее будет сказано наоборот? А то пока доложишь, в ледышку превратишься!» — сказал, смеясь, и хлопнул по плечу. Когда генерал подъехал к обелиску, никто не слышал из-за работающего подогревателя тягача. Все взоры были обращены на мою в те далёкие годы поджарую фигуру и на ведро с водой. «Да, условия тут действительно спартанские! Молодцы! Обустроились хорошо! А как насчёт бани? Когда последний раз парились?» — интересовался он, обойдя площадку и заглянув в каждую машину. «Да мы, товарищ генерал, в бане каждый день да через день, по вечерам. Спортивная база с баней рядом, всего-то километр», — похвастался Иван. «Крепитесь, молодцы! К концу следующей недели готовьтесь к выдвижению домой!» — хлопнул дверкой УАЗ и помчался навстречу колонне.

Пролетела неделя, вторая. Каждый день обливался ледяной водой, но так ни разу за время командировки и не чихнул (заболел уже дома, дня через три после возвращения, посидев у открытой форточки). Настал день, когда покинули перевал и выдвинулись домой.
Перед отъездом узнали, что на Семинский перевал приезжала специальная бригада охотников для отстрела волков, провела в поисках не один день, но уехала, не добившись положительных результатов. Следы и лежки старые есть, а самих нет! Чудо какое-то! Видимо, Ваня Нырцов их действительно распугал.

Техника на месте. Вышли за КПП обветренные, прокопченные. Вот и кончилась наша командировка! Ваня протянул каждому по маленькому пучку веточек маральника. «Дома в воду поставите, к восьмому марта как раз расцветёт — жёнам подарок!» Обнялись. Попрощались! Такое создалось ощущение, что знали друг друга с самого детства! Маральник зацвёл накануне 8 Марта. Долго радовал глаз яркими цветками и чудесным запахом...
 
С того времени прошло более двадцати лет. А помнится как вчера.
 
 
Недавно я случайно встретил на улице бывшего сослуживца. Мы разговорились и вспомнили былые времена. С ужасом я узнал, что Иван Нырцов скончался. Он простыл на рыбалке, заболел, а когда обратился к врачам, было уже слишком поздно.

   Ночь. Ворочался на кровати. Сон никак не приходил. Лежал, уставя глаза в потолок. За окном мороз. Во дворах частного сектора беспрерывно лаяли собаки. На машине неожиданно сработала сигнализация. Её противный писк прекратил кнопками на брелке. Выглянул в окно с девятого этажа — никого нет, и следы на свежем выпавшем снегу вокруг тоже отсутствуют.
  «Чего не спится? Куда собираешься?» — недовольно проворчала супруга. «Пойду посмотрю, прогуляюсь до машины!» — оделся и вышел на улицу. Снег валил. Ветра не было. Огромные снежинки, похожие на бабочек, кружась в медленном танце, ложились на землю. Волшебную тишину нарушал только беспрестанный лай собак на соседних улицах. Стоял, вспоминал прожитую жизнь, думал об ушедших друзьях и товарищах, об Иване. Представил, как он на дереве ночь просидел под завывание волков... Стало так тоскливо! Снег перестал падать, и ярко засветила рыжая луна, обняв светом сугробы.
Неожиданно вспомнилось: « Вань! А научи выть по- волчьи!».
Так  стало тоскливо, что подошёл к подъезду… и завыл на луну…
 
Резко сработала сигнализация на машинах, включая мою, в окнах вспыхнул свет. Собаки в частном секторе притихли, попрятались по углам, а соседского кота Барсика из-под кровати не могли извлечь неделю.
Наверное, Иван оценил бы эту шутку! Кто знает, быть может, он даже видел её, слышал и улыбнулся..