Оказаться бы дома...

  Оказаться бы дома, приехать тайно в родной посёлок, пройтись по улицам, подышать детством. Лучше бы приехать весной. Давно не испытывал эйфории от настоящего, после долгой зимы, весеннего пробуждения. Зайти в магазин, поразглядывать цены, купить что-нибудь, засветиться.. Пусть узнает кто-нибудь. И в этот момент уходить, убегать. Пусть потом судачат – «Это же он был!» Пусть тёще в соседний посёлок донесут – «Вроде вашего видели». И никто не будет верить своим глазам, потому что ты ни с кем не заговоришь, ни у кого не остановишься. Утром приедешь, вечером уедешь. Просто посидишь на кладбище у родных могил, просто пройдёшься по родным улочкам, подышишь родным воздухом, всклокочешь память прошедшей здесь юности, взбудоражишь память о себе..
   А взбудоражишь ли? А вдруг меня и не помнят совсем? И не узнают даже. Столько лет прошло! А то случится так, что после долгой-долгой дороги, постоишь, посмотришь на цены и так и останешься неузнанным, никому ненужным. Но разве не этого ты хотел? Разве не хотел ходить неузнанным, чтобы никто и ничто не мешало думать? Странное противоречие разрывает душу - люди мешали жить, но иногда так хотелось пойти к ним. Например в Новый год, по дороге в деревянный клуб встречать людей, поздравлять их «с наступающим», а потом чтобы кто-то пригласил за стол, налил, насмешил анекдотом, спел песню, ты бы сам им спел с удовольствием. И ни о чём бы конкретном не спрашивали. И было бы хорошо. Но почему кто-то должен звать меня за стол, если я бежал от людей? Они мешали мне жить. Так казалось. Они предавали и лицемерили без зазрения совести. Ведь даже врать можно, но хотя бы стоять на этом, а не изворачиваться, что не врёшь. Но они обычно точно понимали, что врут, внутренне соглашались, что врать не хорошо, но всё-таки врали, врали, лукавили и лицемерили. Врывались в тайные думы, захватывали мои мечты и потом глумились над ними.
   Я начал бояться вмешательства людей в мою жизнь и начал бояться оставаться один. Я уходил. Уходил от старых знакомых и друзей, приходил к новым в надежде, что новые будут лучше. Но очень быстро и там начинались ложь и лицемерие. Не можем мы, видимо, без этого. Видимо, это для нас нормально, как пить, есть и дышать.
   Были, безусловно, и очень добрые люди. Славные и настоящие! Но их души не тянулись к моей. Они были добры для всех одинаково и они это знали. Поэтому по доброте душ своих ни с кем и не сходились, светили, как солнце - всем сразу и никому конкретно. Но хотя бы согревали своим теплом. И так хотелось с ними дружить по-настоящему, но это было нереально. Они были самодостаточны.
    Я бежал ото всех, потому что мне мешали жить, думать, писать. Но меня тянуло ко всем, потому что без них никак. Они помогают жить, думать и писать...